6. Первые жертвы

Причиной того, что по терминологии Сопротивления именовалось «провалом» («провал» — это один или несколько арестов), неизменно оказывались предательство и донос.

Ни гестапо, ни абвер никогда не были склонны оперировать методом дедуктивных умозаключений.

Не надо преувеличивать и те возможности, которые метод радиогониометрии предлагает для засекания тайных радиопередатчиков. Существует ряд надежных технических приемов, благодаря которым самые усовершенствованные радиоискатели оказываются бессильными.

В нашей практике все «провалы» радиопередатчиков произошли из-за доносов, а уловлен аппаратами противника не был ни один. Мы знали о существовании радиогониометрического метода и принимали необходимые меры.

Некий Плувье, о котором уже упоминалось, сообщил в гестапо о деятельности Андре Эльброннера.

Андре искал подходящего человека для поддержания связи между Лионом и Берном. Неосторожные сотрудники порекомендовали ему этого Плувье, который был штатным агентом гестапо в Лионе.

Андре был арестован в первых числах июня 1943 года.

Он ни о чем не проговорился, никого не выдал. Его без конца допрашивали, но, к счастью, не подвергали пыткам. Разумеется, не из гуманных соображений — Андре просто был недостаточно крепок физически, чтобы их выдержать. Его отправили в концлагерь Бухенвальд, где он прожил всего около полугода. В самом начале 1944 года Андре Эльброннер скончался от пневмонии.

Научный сектор группы Марко Поло был обезглавлен.

Франция потеряла одного из самых творчески одаренных изобретателей, человека, который много сделал для промышленности и науки и мог бы сделать еще больше в наш атомный век.

Арест Эльброннера заставил усилить работу наших органов безопасности. Все люди, лично известные Андре, срочно сменили местожительство.

К несчастью, Эшкенази решил забежать на прежнюю квартиру, чтобы проститься с женой и детьми; там его ожидала гестаповская засада.

Альфред тоже ничего не сказал на допросах.

Он твердо решил бежать из тюрьмы, и каким-то чудом ему удалось перебраться через первую стену форта Монлюк.

Он перелезал через вторую, когда его увидел из окна камеры арестованный немец дезертир.

Рассчитывая заработать сокращение срока, тот поднял тревогу, охрана открыла огонь.

Так погиб талантливый кибернетик Альфред Эшкенази.

Профессор Невилль да Коста Андраде, крупнейший английский атомный физик, написал когда-то о молодом физике Генри Мослее, убитом под Галлиполи в 1915 году: «Будь он жив, мы бы кое-что знали...»

То же самое можно сказать об Альфреде Эшкенази. Если бы он сам выбирал себе эпитафию, он предпочел бы, вероятно, удивительные слова, которые крикнул палачам Валентин Фельдман: «Дураки, ведь я умираю за вас!..»

Из первичной тройки в живых остался один Верн.

Его отвезли в безопасное местечко Пон-де-Бовуазен, и оттуда он принялся восстанавливать научный сектор.

Вскоре выяснилось, что гибель Эльброннера и Эшкенази была лишь прелюдией к более серьезной Драме.

Мы и сейчас не знаем, кто предал Рауля, одного из помощников Сен-Гаста. У этого молодого парня было достаточно личных недругов.

Рауль был арестован вечером 18 июля 1943 года и немедленно подвергнут пыткам. Он не выдержал и назвал адрес Сен-Гаста: Лион, улица Тет д'Ор, дом 1.

В ночь с 18 на 19 июля начальник лионского гестапо телеграфировал Гиммлеру: «Нами арестован руководитель группы Марко Поло». Как явствует из найденных позже документов, адмиралу Канарису это известие было сообщено утром 20 июля.

Невозможно говорить подробно о муках, которым был подвергнут Сен-Гаст.

Скажем только, что между простым избиением с ванной {28} и настоящим истязанием, проводимым опытными специалистами, — дистанция огромного размера.

Сен-Гаст был подвергнут пыткам пятьдесят шесть раз, но не произнес ни единого слова.

Я говорю не в укор тем несчастным, которые не выдержали истязаний.

Как говорит Джильберт Честертон, единственная профессия, которой не надо обучаться, это мученичество.

Зато она больше всякой другой требует призвания. Можно только изумляться силе, твердости и живучести человека. Сен-Гаст выдержал все пятьдесят шесть «сеансов» и остался жив. Он прожил еще почти полтора года в концлагере, дождался освобождения и умер лишь в 1951 году.

Его воля и душевная стойкость намного превзошли все те чудеса, что приписываются христианским мученикам.

С ареста Сен-Гаста началось «Дело Марко Поло», в дальнейшем перешедшее в «Дело Блинденгейма».

Мы знали, что бесконечные, перемежающиеся допросы и пытки так и не заставили Сен-Гаста заговорить. У нас оставалась слабая возможность спасти его — организовать нападение на поезд, в котором Сен-Гаста должны были перевозить в парижскую тюрьму Фрэн.

Операция выглядела сложной, но отнюдь не фантастической, особенно после вторичного освобождения Раймона Валлэ. С этим руководителем тайной армии мы уже встречались в рассказе о бегстве из госпиталя при помощи «фальшивых» гестаповцев. Вскоре он снова был арестован, осужден и ожидал расстрела. Его жена и несколько друзей составили боевую группу для спасения Раймона.

Они знали, что тюремный автомобиль, в котором будут находиться пленные, непременно должен будет пересечь мост Гильотьер.

Нападение должно было произойти среди бела дня, на улице, полной немецких солдат и агентов, не говоря уже о дарнановских милиционерах. Ставка была сделана на неожиданность. Боевая группа состояла из горсточки хорошо вооруженных мужчин, которыми руководила беременная женщина. Счастье улыбнулось смельчакам. Шофер тюремной машины, получив пулю в голову, рефлекторно затормозил; проходивший трамвай удачно подошел вплотную, почти врезавшись в машину.

Тут Люсиль Валлэ и ее друзья бросились в атаку.

За тридцать секунд они успели застрелить шестерых вооруженных эсэсовцев конвоя; двух минут хватило, чтобы освободить арестованных, подобрать своих раненых и скрыться.

Мы готовили примерно аналогичное нападение на поезд, который должен перевозить Сен-Гаста, но натолкнулись на непреодолимые препятствия, и нападение не состоялось.

Работа тем временем шла своим чередом. Удалось раздобыть некий шифр, и наши радисты перехватывали все радиограммы, которое правительство Виши отправляло префектам в провинции.

В Париже начало действовать несколько филиалов нашей «Централи». Один помещался в кинотеатре «Парамаунт», другой — в помещении крупного промышленного объединения на Рю-де-Лондр.

В Саарбрюкене был установлен новый радиопередатчик, поддерживающий связь одновременно с Лондоном и лионской «Централью».

Расстояние меньше чем в километр отделяло этот работающий передатчик от самого страшного из немецких концлагерей — Нейе Бремме.

Наша группа, расположенная на вражеской территории, вербовала нам сторонников среди заключенных в концлагерях и лагерях военнопленных.

Мы намечали подходящие кандидатуры, руководствуясь агентурными данными. После того как выбранный человек подписывал заявление о вступлении в вооруженные силы сражающейся Франции, наши люди устраивали ему побег. Его направляли в центр приемки, и он получал боевое назначение на месте, либо перебрасывался в Лондон или Алжир.

Активно шла подготовка к освобождению острова Корсики.

Воинственный дух Сен-Гаста и сменившего его Рене Пелле вдохновлял нас.

Однажды агент, поддерживающий связь между Лионом и Парижем, никак не мог сесть в набитый до отказа поезд на вокзале Перраш. Негодуя, он отправился в немецкую вокзальную жандармерию и предъявил документы Французского синдиката синтетических продуктов. Жандармы очистили для него целое купе, выбросив оттуда полдюжины спекулянтов, и агент весьма комфортабельно доставил свой груз, состоявший из вопросников, взрывчатки и подпольной почты.

Разведывательная сеть теперь не довольствовалась ответами на вопросники: люди бесстрашно разведывали секретные дела противника, ежедневно рискуя жизнью.

На железнодорожной станции Лион-Товарный один из наших людей обнаружил комнату, где помещался немецкий радиопередатчик. Радист куда-то отлучился, наш смелый разведчик вошел в каморку и успел сфотографировать таблицу шифра, представлявшего для нас огромное значение.

Отступать ему пришлось через зону военных пакгаузов. Его искусали свирепые караульные овчарки, и лишь при помощи двух прибежавших товарищей ему удалось спастись от смерти.

Агенты, работавшие в районе аэропорта Брон, отлично использовали небрежность немецкой охраны. Они не только запечатлевали на пленку все новые модели самолетов, появлявшиеся на летном поле, но еще и подключили к системе посадочных электровех свой питающий провод. Благодаря этому можно было в ночь налета мгновенно демаскировать затемненный аэродром и вызвать на его массированный бомбовый удар. Кроме того, короткие вспышки посадочных знаков служили отличным ориентиром для спускавшихся ночью парашютистов.

Агент, работавший на острове Майорка, увидел однажды ночью, как рыболовное судно под французским флагом причалило к поднявшейся немецкой подводной лодке и стало заряжать ее истощившиеся аккумуляторные батареи. От другого агента мы знали, что некое рыболовное судно недавно из Марселя направилось в открытое море.

Установив тождество, мы послали радиограмму, и на обратном пути с Майорки «рыболова» подкараулили и потопили английские торпедоносцы.

Отправка почты не всегда проходила гладко. Вот, к примеру, подлинный рассказ человека из группы «Вектор». Как мы уже упоминали, группа «Вектор» занималась отправкой почты и получением парашютных посылок.

«Прибыл в пункт XI2 (в окрестностях Лиможа) в одиннадцать часов ночи. В темноте говорю пароль — на меня бросаются трое, связывают меня и затыкают рот. Затем меня кладут на землю рядом с несколькими людьми, также связанными, как и я.

Незнакомый голос (но — увы! — безусловно французский!) обещает мне ночь пыток и пулю в лоб, как только будет захвачен ожидаемый самолет.

Примерно в час ночи зажжены замаскированные посадочные огни, видимые только сверху.

В 1 час 30 минут один из троих «конвоиров» начинает сигналить карманным фонарем, указывая посадку. Сигналит он совершенно правильно, будучи, очевидно, хорошо натаскан.

В 1 час 40 минут слышится шум мотора, самолет снижается. Внезапно один из замаскированных фонарей падает набок и ярко освещает местность: видны связанные люди и человек тридцать эсэсовцев в форме, с автоматами наготове.

Что случилось? Один из пленников подполз к фонарю и сшиб его ногами.

Кто-то вопит: «Швайн!» Пулеметы аэроплана открывают ураганный огонь, и я стараюсь вжаться в землю.

Самолет кружит над нами, мне кажется — сантиметрах в тридцати надо мной. Затем он улетает, и я вздыхаю облегченно: ни один эсэсовец не поднимается, все они скошены пулеметными очередями.

Четыре часа утра. Нас освобождают от пут крестьяне, идущие на работу. Мы уходим, погрузив расстрелянных эсэсовцев в их автомобили, стоящие неподалеку.

Я возвращаюсь в Лимож и переправляю посылку иным путем, «третьим номером».

Обычная драма, эпизод повседневной жизни 1943 года.

В этой посылке (кстати сказать, дошедшей в Лондон вполне благополучно) находился один удивительный документ. Рене Пелле (принявший теперь псевдоним «Октав») и Верн поверили ему лишь частично. Документ настолько полно подтверждал их точку зрения относительно оружия X, что даже вызывал некоторое недоверие; идеальные подтверждения всегда немного сомнительны.

Документ был доставлен нам товарищами из итальянского Сопротивления (группы «Треугольник») и живописал драматические сцены, предшествовавшие низложению и аресту Муссолини.

Выступая перед верховным советом фашистской партии, обреченный дуче выразился примерно так:

«Вы все неправы. Существует великая тайна, раскрыть вам которую я не имею права. Помните, что фюрер располагает грозным оружием. Используя его, он может мгновенно предотвратить любые попытки создания второго фронта в Европе. Он сделает это в любую минуту, когда ему заблагорассудится. А вы — нападая на меня, вы подписываете свой смертный приговор!» {29}

Эти слова были сказаны вечером 24 июля 1943 года.

Освобождение и бегство Муссолини, блестяще осуществленное впоследствии Отто Скорцени, ничуть не удивило нас.

— Ясно! — сказал Октав. — Они должны были либо убить Муссолини, либо выкрасть его. Он слишком много знал!

Падение фашистского режима в Италии и освобождение Корсики существенно облегчили работу нашим агентам связи.

Зато гестапо и спецслужбы адмирала Канариса удвоили активность. Гибель грозила нашей группе со всех сторон.

Понимая безвыходность своего положения, мы стали действовать еще активнее.

Организованная Верном в Во-ан-Велэн фабрика зажигательных бомб работала на полную мощность. Она производила семьдесят бомб в сутки, но и это количество нас уже не удовлетворяло.

Нашему лионскому агенту Сотэ удалось взорвать немецкий грузовик с радиогониометрической установкой. Другие боевые группы организовали несколько пожаров в немецких военных гаражах. Таким образом улавливать работу наших радиопередатчиков стало почти невозможным.

Наши зажигательные бомбы работали отлично: были сожжены спецпочта гестапо, архивы полиции, список людей, направляемых на принудительную работу в Германию из многих городов, запас бумаги для выпуска единого удостоверения личности и, наконец, склад полевых карт немецкого командования в Париже.

Некоторые доносчики были приговорены к смерти и казнены. Другие были запуганы угрожающими письмами (в каждое для острастки было вложено отрезанное человеческое ухо).

Уши нам поставлял один военный госпиталь и клиники нескольких медицинских институтов.

В сопроводительном письме значилось:

«Вот ухо человека, сотрудничавшего с немцами. Очередь за вашими!» Подписано: ответственный по карательным мероприятиям.

На робких буржуа эти угрозы действовали безотказно, но к гестаповцам такие шутки не применялись: там приходилось начинать со смертного приговора.

Известна такая история... впрочем, предоставим слово самому «ответственному»:

«Я аккуратен до педантизма. Это мое право. Каждый вечер, возвращаясь в свою комнату в районе Виллербанн, я вешал автомат на гвоздь, а сверху вешал свой непромокаемый плащ. Таков был порядок. Как-то раз в шесть часов утра ко мне вломились трое гестаповцев и пинками стали поднимать меня с кровати. Я оделся, возмущаясь и вопя о своей невиновности, взял с гвоздя плащ и под ним поставил автомат на боевой взвод. А затем уронил плащ... тррр... и пошел по своим делам...

Через полчаса прибежал наш связной. В письме от «Аякса» говорилось, что товарища надо предупредить об опасности. Известие запоздало. Прибыв на место, агент увидел трупы гестаповцев, вокруг которых начал собираться народ.

Связной отбыл, сказав на прощанье: «Эти люди мертвы, позовите доктора!..»

С этим же агентом случилось в Виллербанне другое происшествие. Он направлялся к трамвайной остановке, а в карманах у него были: разведывательный вопросник, пистолет Кольта и незашифрованный проект одного любопытного мероприятия. Предполагалось взорвать управление гестапо в Виши бомбой, замаскированной под батарею центрального отопления...

«Внезапно открывается окно, и незнакомая дама говорит мне: «Мсье, идите скорее сюда!»

Надо знать Лион, чтобы понять, насколько такое происшествие невероятно. Подхожу. «М-сье, мне сейчас телефонировали, что в нашем районе облава. «Они» обыскивают все дома, все люди вашего возраста будут отправлены на работу в Германию. Спрячьтесь или постарайтесь уйти»...

Куда?

Благодарю, чтобы отправиться куда глаза глядят. Вижу — колокольня виллербанской церкви. Захожу туда и сажусь на скамеечку. Появляются немцы, долго спорят со священником, бросают беглый взгляд на кучку молящихся — и уходят. А я просидел в церкви еще несколько часов и только тогда понял, что такое право убежища в алтаре...»

Десять раз на день принимала наша «Централь» рассказы о подобных происшествиях.

Скромная чета преподавателей, Октав и его жена, проявляли удивительное мужество. Они никогда не уклонялись от риска.

Их новая жизнь ничем не была похожа на предыдущую, довоенную, а незаурядное мужество родилось теперь на новом этапе их существования — в борьбе, в вечных опасностях...

Супруги отлично поняли важность оружия X.

Они разделяли нашу радость, когда нам сообщили, что в Оверни найден английский тайный агент, который просил вернуть его на родину, обещая поднять там шум, предупреждая о надвигающейся смертельной опасности.

Когда все проверки были закончены, мы отправили в Овернь своего агента, отлично знающего английский язык и быт англичан. Он отправился искать «человека из Лондона» и разыскал его. Вот краткий отчет о его миссии:

« — Очень рад с вами познакомиться ! — говорит он мне. — Меня зовут Смит!

— Мы встречались в 1939 году, — отвечаю я, — но тогда вы почему-то звались Фитерстоном...

Неловкое молчание.

— Неважно, — говорю я. — Теперь ваше имя Исидор Левассер. Вот ваши документы и весь ваш куррикулюм витэ. Учтите, что вы француз и по-английски не знаете ни слова...

Мы ночевали на ферме-убежище, у верных людей.

Ночью была тревога, мне донесли о появлении подозрительных машин. Чтобы перепрятать Исидора Левассера, я стучу к нему в дверь и слышу:

— Йес, ай мин: что случилось?..»

Тем не менее этому англичанину удалось пробраться на родину в целости и сохранности.

Он сдержал слово. В августе 1943 года нам передали, что благодаря его неутомимой настойчивости решено принять «радикальные меры» против острова Пеенемюнде.

Узнали мы, что и некоторые другие наши материалы признаны имеющими существенное значение.

В это время нас постигла смерть Альфреда Эшкенази, были арестованы Эльброннер и Сен-Гаст. Радостные вести из Лондона отчасти смягчили боль этих потерь.

Миллионы ждали открытия второго фронта. Мы с такой же напряженностью ждали нападения на остров Пеенемюнде, считая, что этот момент будет поворотным пунктом войны.