Глава четвертая.

Кампания 1914 г.

1. Операции на Западном фронте

Вторжение германских войск в Бельгию

Уже 2 августа германские милитаристы совершили первый акт агрессии — их войска вторглись на территорию суверенного государства — Великого герцогства Люксембург, нейтралитет которого был гарантирован международными актами{1}. Германские части, даже не закончив своей мобилизации, быстро двинулись вперед, чтобы как можно скорее захватить люксембургские железные дороги, весьма важные для Германии в стратегическом отношении. Столица этого маленького нейтрального государства — город Люксембург — была захвачена германцами уже утром 2 августа{2}. При этом германские дипломаты лицемерно заявляли, что Германия вынуждена ввести свои войска в Люксембург для предупреждения якобы подготавливаемого захвата его французами{3}. На самом же деле захват Люксембурга предусматривался планами развертывания германских сил и был разработан до деталей еще в мирное время. Территория Люксембурга включалась в район развертывания германских войск{4}.

В ночь на 4 августа германские части без объявления войны перешли бельгийскую границу и двинулись к крепости Льеж (30-35 км от границы), прикрывавшей переправы через р. Маас. Захват Льежа, как и захват Люксембурга, был задуман и разработан германским генеральным штабом задолго до войны. Для [274] этого предназначались шесть усиленных бригад различных корпусов и один пехотный полк, постоянно расквартированные уже в мирное время вблизи бельгийской границы, и три кавалерийские дивизии (2-й кавалерийский корпус генерала Марвица) — всего 25000 штыков, 8000 сабель и 124 орудия, в том числе 4 тяжелые мортиры калибром 210 мм{5}. Возглавлял этот сводный отряд командир 10-го корпуса 2-й армии генерал Эммих.

К вечеру 5 августа германские части подошли к линии фортов Льежа{6}. Захват крепости намечено было осуществить в ночь с 5 на 6 августа внезапной атакой. Темная ночь и разразившаяся гроза с ливнем, казалось, благоприятствовали германцам. Однако бой 6 августа показал, что расчет германского командования на внезапность не оправдался. Первые атаки, направленные в промежутки между фортами, были отбиты. Лишь на одном направлении германцы подошли к городу и им удалось захватить старый форт Шартрез, расположенный на окраине Льежа{7}.

Эта частная неудача и артиллерийский обстрел вызвали у коменданта крепости Льеж генерала Лемана опасение, как бы полевые войска, дравшиеся на восточном берегу Мааса, не оказались отрезанными от остальных сил армии, и он приказал 3-й дивизии отойти на западный берег Мааса. Вследствие этого германцам 7 августа удалось овладеть самим городом и частью, переправ через Маас. Все же такая удача не могла быть использована германским командованием, так как форты держали под огнем маасские переправы и дороги к ним. Колонны германских войск не могли пройти по мостам без существенных потерь. Особенно задерживалось продвижение 1-й германской армии.

Для того чтобы быстрее овладеть фортами Льежа, командующий 2-й германской армией генерал Бюлов выделил три армейских корпуса под общим командованием командира 7-го корпуса генерала Эйнема{8}, доведя численность войск, атакующих Льеж, до 100 тыс. человек. Войска подошли к Льежу лишь 12 августа, [276] а после полудня того же числа по фортам Льежа открыла огонь тяжелая артиллерия 380 и 420-мм калибра{9}. Под разрушительным артиллерийским огнем невиданной ранее силы к 16 августа последовательно пали все форты Льежа. Дорога германским армиям в Бельгию была открыта. За это германцы заплатили недешево: они потеряли под Льежем до 25 тыс. человек{10}.

К этому времени 1-я и 2-я германские армии всеми своими силами подошли к Маасу и переправлялись через него, уже не встречая сопротивления. Началось непосредственное осуществление оперативного решения германского командования — главными силами наступать во Францию через Бельгию и Люксембург{11}. 1-я армия имела направление на Брюссель, прикрывала правый фланг всего германского фронта. 2-я армия получила задачу наступать правым крылом на Вавр, а левым — севернее Намюра{12}. Обе армии в первой линии имели армейские корпуса ( 1-я армия — 2-й, 3-й и 4-й; 2-я армия — гвардейский, 7-й, 9-й и 10-й). Резервные корпуса следовали в одном переходе за соответствующими по номеру армейскими корпусами (в 1-й армии — 3-й и 4-й резервные; во 2-й армии — гвардейский резервный, 7-й и 10-й резервные корпуса).

Бельгийская армия прикрывала направление на Брюссель, занимая рубеж протяжением в 30 км по р. Жете: три пехотные дивизии (1-я, 3-я и 5-я) от Жордуаня до Тирлемона, кавалерийская дивизия севернее у Диеста и Гелена; две дивизии (6-я и 2-я) располагались западнее — на р. Диль. 4-я бельгийская пехотная дивизия оставалась еще в Намюре.

Германское командование поставило задачу своим 1-й и 2-й армиям отрезать бельгийскую полевую армию от Антверпена, а в дальнейшем, обеспечивая себя со стороны этой крепости, продолжать наступление на фронте Брюссель, Намюр{13}. Для большей согласованности действий 1-я армия и кавалерийский корпус Марвица были подчинены с 17 августа командующему 2-й армией генералу Бюлову.

В завязавшихся боях германские соединения охватывали северный фланг бельгийских сил. Малочисленная бельгийская армия, уже потрясенная падением Льежа и лишенная помощи со стороны своих союзников, под натиском врага к ночи 18 августа отошла за р. Диль. Ввиду сильного нажима противника и явной угрозы быть отрезанными от Антверпена бельгийское командование отдало приказ войскам, не останавливаясь за р. Диль, отходить к Антверпену, куда уже переехало бельгийское правительство{14}. [277] 20 августа бельгийская армия, не теснимая противником, подошла к Антверпену и расположилась на линии южных и юго-восточных фортов крепости.

Выделив для обеспечения со стороны Антверпена 3-й резервный корпус, германские войска основными силами 20 августа заняли столицу Бельгии город Брюссель, а их 1-я, 2-я и 3-я армии вышли на фронт Брюссель, Намюр (охватывая последний с севера и юга), Динан и южнее{15}, готовясь вступить в сражение с французскими силами.

Ослабленная боями бельгийская армия уже не могла оказать решительного противодействия противнику. Однако бельгийский народ не смирился с иноземной оккупацией и мужественно восстал против чужеземных захватчиков. Чем больше углублялись германские войска в бельгийскую территорию, тем сильнее и чаще стали проявляться партизанские действия, выражавшиеся в вооруженных нападениях на мелкие части вражеских войск, разъезды, обозы и тыловые учреждения. Германское командование применяло к населению жестокие репрессии{16}. Но это не останавливало бельгийских патриотов и германское командование вынуждено было принимать особые меры для охраны тыловых сообщений{17}. [278]

Пограничное сражение

Во французском генеральном штабе еще задолго до войны нарушение бельгийского нейтралитета германской армией считалось все более и более вероятным{18}. Поэтому в разрабатываемых планах развертывания всегда учитывалась такая возможность{19}. Однако в условиях уже объявленной войны французское командование продолжительное время не имело достаточных и достоверных данных, подтверждающих, что германцы действительно наступают через бельгийскую территорию. Имелось опасение, что германское командование ложными сведениями попытается спровоцировать Францию на нарушение нейтралитета Бельгии. Поэтому французский военный министр «строжайше и самым категорическим образом» запретил всем французским войскам переходить бельгийскую границу и всем летчикам летать над бельгийской территорией{20}.

Лишь после того как 4 августа во Франции были получены официальные сведения о вторжении германских войск в Бельгию, и бельгийское правительство выразило согласие взаимодействовать с французскими войсками, французское командование 5 августа отдало приказ 1-му кавалерийскому корпусу Сорде (1-я, 3-я и 5-я кавалерийские дивизии) «проникнуть в Бельгию, чтобы уточнить приблизительный контур противника и задержать его колонны»{21}. Французским самолетам также было разрешено летать над бельгийской территорией{22}.

Между тем разведывательные сводки французского штаба к 8 августа определяли расположение главных германских сил в районе Меца и в Люксембурге{23}. На основании этих данных, а также с учетом сопротивления Льежа, ни один форт которого еще не был потерян, Жоффр 8 августа принял решение о переходе в наступление всеми силами и направил в войска соответствующую директиву (общая инструкция № 1){24}.

Новые разведывательные сведения, полученные французским штабом к 13 августа, показывали, что главные силы германцев располагаются не в районе Меца, как предполагали раньше, а к северу от Диденгофена (Тионвиля). Такая группировка весьма наглядно раскрывала стратегический замысел германского командования и направление его главного удара именно через Бельгию. [279]

Однако Жоффр все еще считал, что угроза германского наступления севернее Намюра «не носит непосредственного характера и достоверность ее далеко не установлена»{25}. Только 15 августа, после попыток германцев захватить мосты через Маас у Динана, французское командование начинает понимать, что германцы направляют главный удар своим правым крылом севернее Живе, и Жоффр решается передвинуть 5-ю армию к Филиппвилю, в направлении к р. Самбра{26}.

Пока французское командование вырабатывало решение, а германские армии бомбардировали Льеж и продвигались к Брюсселю, французские войска еще в ходе сосредоточения в начале августа развернули бои на южном крыле западноевропейского фронта. Было важно как можно скорее вступить на земли Эльзаса и Лотарингии, отторгнутые некогда Германией от Франции. Это произвело бы большой моральный эффект, подняло бы дух французских войск перед началом решительных сражений. Вместе [280] с тем в предвидении скорого окончания войны это имело бы важное значение при заключении мира{27}. Для осуществления этих целей первоначально предназначались части прикрытия, а по мере сосредоточения и более значительные силы. В результате боев французские войска к исходу 8 августа захватили Мюльгаузен, а германцы отошли за Рейн. Однако прибывшие германские подкрепления 9 августа неожиданно для французов перешли в наступление и отбросили французские войска к границе{28}.

Наступление французов более крупными силами (шесть с половиной корпусов, три резервные и три кавалерийские дивизии 1-й и 2-й армий) началось 14 августа в общем направлении на Саарбург, который прикрывали пять корпусов и три кавалерийские дивизии 6-й германской армии. С утра 15 августа и на правом фланге 1-й армии французы предприняли новое наступление более крупными силами, образовав для этого специальную Эльзасскую армию (7-й корпус, 44-я пехотная дивизия, 58-я, 63-я и 66-я резервные дивизии, пять альпийских батальонов и 8-я кавалерийская дивизия){29}. Так как к этому времени уже совершенно ясно определились намерения германского командования нанести главный удар через Бельгию, то целью новой операции французов в Верхнем Эльзасе было приковать к этому району как можно большее количество германских войск и не позволить перебрасывать их на усиление северного германского крыла{30}. В этой операции 2-я французская армия и левое крыло 1-й армии медленно наступали с незначительными боями и к 18 — 20 августа заняли Саарбург, Шато-Сален и другие селения. К 19 августа на правом фланге Эльзасской армии французам также вновь удалось занять район Мюльгаузена, так как большая часть германских сил к этому времени была передвинута из района Мюльгаузена к северу.

В дальнейшем основные события войны происходили на франко-бельгийской границе, куда к 20 августа подошла главная группировка германских сил и французские армии левого крыла. 1-я германская армия вышла на линию Вольфертгем, западнее Брюсселя, Ватерлоо (3-й резервный корпус этой армии был оставлен для блокировки бельгийской армии в Антверпене) ; 2-я германская армия — юго-восточнее 1-й до Намюра; 3-я армия подошла к р. Маас на участке Намюр, Динан; 4-я германская армия вышла на рубеж Бастонь, Аттер (западнее границы Люксембурга); наконец, 5-я армия достигла линии Эталь, Лонгви, Арсвейлер. Всего в пяти германских армиях наступали 17 армейских [281] корпусов и 7 кавалерийских дивизий. За ними на удалении в 1-2 перехода двигались еще 5 резервных корпусов, которые могли в течение ближайших 2-3 дней также принять участие в сражении.

Французские армии занимали следующее положение: 3-я армия находилась на линии Этен, Жамец, северо-восточнее Вердена; 4-я армия занимала широкий фронт от Монмеди до Мезьера; 5-я армия заняла указанное ей расположение между реками Самброй и Маасом и в треугольнике Динан, Намюр, Шарлеруа. Кавалерийский корпус в составе трех дивизий находился на левом берегу Самбры западнее Шарлеруа. Между 4-й и 5-й армиями имелся промежуток в 50 км, прикрытый слабыми силами, оборонявшими переправы через р. Маас.

Английская армия закончила свое сосредоточение южнее Мобежа и собиралась выдвигаться к Монсу.

Далее от Валансьена на северо-запад до морского побережья четыре территориальные дивизии под командованием генерала д'Амада имели задачу преградить путь германской кавалерии на французскую территорию.

Правый фланг всей главной группировки англо-французских войск прикрывала Лотарингская армия под командованием генерала Монури, образованная к 21 августа в составе семи резервных дивизий. Она располагалась восточнее Вердена, в районе Маасских высот{31}.

Всего в главной группировке англо-французских сил от Вердена до Монса имелось 22,5 корпуса (считая каждые две резервные дивизии за один корпус) и 7,5 кавалерийских дивизий. Силы противников, как видно, были равные, а на первые два-три дня сражения англичане и французы имели даже превосходство в несколько корпусов (до 5), поскольку 5 германских резервных корпусов находились на удалении в 1-2 перехода от главных сил.

К 20 августа силы противников полностью были развернуты для решения главных задач войны. В связи с этим главное командование той и другой стороны отдает оперативные директивы своим войскам.

Германское главное командование в директиве 20 августа ставит задачу 1-й и 2-й своим армиям продолжать наступление против неприятеля западнее Намюра, а 3-й армии — на участке Намюр, Живе. При этом предполагалось как можно скорее начать атаку Намюра. Этой директивой войскам была поставлена задача на выполнение основной стратегической цели — охват и разгром всех французских сил. Войска 4-й и 5-й армий не получили каких-либо определенных оперативных указаний и должны были действовать по обстановке — наступать или обороняться{32}. [282]

Французские армии тоже получили оперативную директиву от 20 августа, определяющую их ближайшие задачи{33}. В директиве ставилась задача 3-й армии наступать с 21 августа в общем направлении на Арлон и быть готовой, если потребуется, действовать также фронтом на восток. 4-я армия получила задачу наступать в общем направлении на Невшато. Для 5-й французской и английской армий была отдана общая директива 21 августа, в которой целью действий для обеих армий указывалась северная группировка противника. Причем для английской армии было указано направление действий главных сил на Суаньи. По замыслу французского командования главная роль в предстоящей операции возлагалась на 3-ю и 4-ю армии{34}. 1-я и 2-я армии имели задачу своими действиями отвлечь на себя силы противника южнее Меца, которые могли бы угрожать флангам 3-й и 4-й армий. На 5-ю и английскую армии возлагалось обеспечение главного удара слева.

Таким образом, с обеих сторон была задумана стратегическая наступательная операция{35}, целью которой являлся разгром главных сил противника. В военно-исторической литературе эта операция получила название «Пограничное сражение».

Осуществляя решения своего командования, войска противников двигались навстречу друг другу, в результате чего в период с 21 по 25 августа произошли крупные армейские встречные сражения в двух оперативных районах: 1) в Арденнах («Сражение в Арденнах») — между 4-й и 5-й германскими, 3-й и 4-й французскими армиями (у Лонгви и на р. Семуа); 2) в междуречье Самбры и Мааса («Сражение при Шарлеруа») — между 1-й, 2-й и 3-й германскими, 5-й французской и английской армиями у Динана, на Нижней Самбре и у Монса.

В боях в районе Лонгви, которые начались 22 августа между частями 3-й французской и 5-й германской армий, французы потерпели поражение и их 3-я армия начала 25 августа отходить на линию Монмеди и южнее{36}. Вследствие утомленности и расстройства войск обеих сторон бои с 26 августа приостановились.

Сражение на р. Семуа между 4-й французской и 4-й германской армиями также началось 22 августа. Несмотря на превосходство в силах, 4-я французская армия потерпела поражение, понесла большие потери в людях и материальной части и отошла в исходное положение за р. Семуа, а 24 августа на р. Маас{37}. [283] Войска 4-й германской армии, задерживаемые арьергардами французов, медленно продвигались за ними и остановились перед р. Маас.

Бои в нижнем течении Самбры от Намюра до Шарлеруа начались 21 августа. Части 2-й германской армии захватили ряд переправ на Самбре и 22 августа форсировали ее крупными силами. Французы (5-я армия) перешли в наступление, но были вынуждены отойти. 22 августа германцы предприняли атаки и против переправ на Маасе у Динана, которые обороняли войска 1-го армейского корпуса 5-й французской армии, но были легко отбиты. Однако на следующий день части 3-й германской армии захватили на Маасе некоторые переправы южнее Намюра и переправились на левый берег Мааса у Динана{38}. Это создало серьезную угрозу тылу сражавшейся на Самбре 5-й французской армии, она начала отход и 25 августа оказалась за Филиппвилем. За ней почти без боев следовали германские войска.

На левом крыле всего фронта 23 августа произошли бои у Монса между частями английской и 1-й германской армий. Закончив сосредоточение в районе Мобежа, английская армия в соответствии с директивой французского командования от 21 августа начала наступление и к утру 23 августа вышла к каналу на участке Монс — Конде{39}. 23 августа, во второй половине дня, германские войска тоже подошли к этому рубежу, форсировали имевшийся [284] здесь канал и заняли Монс. Англичане под натиском превосходящего их противника с утра 24 августа начали отход и к 25 августа отошли на линию Камбре, Ле-Като.

В тылу у германских войск (2-я армия) осталась крепость Мобеж, имевшая гарнизон 49000 человек и 450 орудий{40}. Для овладения этой крепостью германцы выделили три пехотные бригады, два саперных полка при 112 орудиях (36 легких и 76 тяжелых). Атаки крепости продолжались с 29 августа по 7 сентября и велись почти исключительно силами пехоты при слабой поддержке артиллерии вследствие недостатка боеприпасов. Несмотря на наличие крупного гарнизона, крепость сдалась 7 сентября. Германцы взяли около 33 тыс. пленных и всю артиллерию{41}.

В ходе Пограничного сражения германские войска (гвардейский резервный корпус 2-й армии и 11-й армейский корпус 3-й армии, тяжелая артиллерия, освободившаяся после падения Льежа, — всего 60 000 человек) к 25 августа овладели бельгийской крепостью Намюр, которая запирала собой несколько важных железнодорожных линий, необходимых германской армии для подвоза{42}.

На страсбургском и саарбургском направлениях германцы, перешедшие 20 августа в наступление всеми силами своих 6-й и 7-й армий{43}, к 26 — 28 августа отбросили французов в исходное положение. К концу августа в связи со сложившейся для французов тяжелой обстановкой на бельгийской границе французы оставили район Мюльгаузена. Эльзасская армия была расформирована и ее части переброшены на другие участки фронта{44}. В дальнейшем военные действия на южном крыле французско-германского фронта были ограниченного, местного характера, не оказывали существенного влияния на общий ход борьбы.

К 25 августа Пограничное сражение можно считать оконченным, так как с этого времени французское командование изменяет свои стратегические цели и осуществляет стратегическое отступление всей своей северной группировки, чтобы с нового рубежа возобновить наступление.

В результате Пограничного сражения стратегическая обстановка на французско-германском фронте резко изменилась. Французские армии на всем фронте северо-западнее Вердена вынуждены [285] были отходить, чтобы собраться с силами. «Пограничное сражение кончилось неудачей», — отмечал позже Жоффр{45}. Поражение французских армий в Пограничном сражении и их последующий отход создали непосредственную угрозу Парижу, что вызвало тяжелое впечатление в общественных кругах Франции. 2 сентября французское правительство покинуло Париж и перебралось в Бордо.

Причиной поражения французов в Пограничном сражении было недостаточно искусное использование войск. Командование при постановке задач исходило из ложных предположений о намерениях и группировке противника. Армии получали задачи для действий в расходящихся направлениях. Наступление осуществлялось без достаточной разведки, без устойчивой связи с соседями. В результате этого происходили внезапные столкновения с противником. В таких условиях наблюдались многие случаи неустойчивости в частях и соединениях{46}. Самовольный отход некоторых частей обнажал фланги соседей, что еще более усугубляло положение и вынуждало их также отходить. Командиры корпусов и дивизий в ряде случаев действовали нерешительно, теряли управление подчиненными войсками. Как отмечал позднее сам Жоффр, «боевой аппарат не дал полностью того, что вправе были от него ожидать»{47}. Это Жоффр считает одной из главных причин неудачи наступления.

Германские части также наступали без должной разведки, действовали вяло и вместо стремительного преследования французов лишь следовали за ними. Германцы не сумели ни на одном участке воспользоваться благоприятно сложившейся для них обстановкой.

В ходе боевых действий первых дней войны выявились весьма серьезные недостатки в боевой подготовке французской армии (недостаточное охранение войск, слабая стрелковая подготовка пехоты, неудачный выбор артиллерийских позиций), о чем писал Жоффр в своих указаниях. Были отмечены также недостатки в управлении войсками. По этому поводу в указаниях командующим армиями 16 августа Жоффр писал: «Необходимо, чтобы руководство боем не ускользало из рук высшего командного состава ни на один момент»{48}.

Первые же серьезные бои в ходе Пограничного сражения показали несоответствие довоенной тактической подготовки новым условиям, когда стало применяться усовершенствованное оружие. Пехота в плотных боевых строях, сомкнутыми частями бросалась издалека во фронтальные атаки на укрепленные позиции, не имея тесного взаимодействия с артиллерией, не дожидаясь результатов [286] артиллерийской подготовки, и несла напрасные потери от пулеметного огня противника. Главнокомандующий французскими армиями отмечал эти недостатки уже 16 августа. Более подробные тактические указания Жоффр дал армиям в памятной записке 24 августа{49}, в которой он предписывает вести бой разомкнутой стрелковой цепью, подготавливая атаку артиллерийским огнем. Во избежание неустойчивости войск, часто наблюдавшейся в предыдущих боях, Жоффр требует после захвата какого-нибудь опорного пункта тотчас же оборудовать его, укрепиться на нем, подвести артиллерию, «устраиваться в бою на продолжительное время». В «Указаниях для употребления артиллерии» от 27 августа{50} Жоффр снова напоминает о необходимости тесного взаимодействия пехоты и артиллерии. Отмечается, что артиллерия «завязывала бой слишком медленно, нерешительно и скупо». Жоффр указывал на необходимость учесть опыт германцев и использовать авиацию в помощь артиллерии для разведки целей и корректирования артиллерийского огня.

В то время как французское командование сделало для себя из Пограничного сражения поучительные стратегические и тактические выводы, германское командование переоценило свои успехи. В ставке кайзера считали, что французская армия уже разгромлена и осталось лишь окружить ее остатки и уничтожить. Этому самообману способствовали победные реляции командующих армиями{51}. Считая, что цели войны на Западе достигнуты, германское командование решило приступить к переброске войск на Восток, что предусматривалось планом войны{52}. К этому побуждало также и сложившееся положение в Восточной Пруссии, где у Гумбиннена русские нанесли серьезное поражение 8-й германской армии и добились крупных успехов. Под впечатлением мнимой победы в Пограничном сражении, а также продолжающегося отступления французских армий германское командование 27 августа отдает директиву своим войскам на преследование французских сил и дальнейшее наступление в основном в юго-западном направлении{53}. 1-я германская армия получила задачу наступать западнее Уазы и Парижа на нижнюю Сену, 2-я армия — на Париж, 3-я армия — на Шато-Тьерри, 4-я — через Реймс на Эперне, 5-я армия — на линию Шалон-Сюр-Марн, Витри-ле-Франсуа, ей же поставлена задача окружить Верден, 6-я армия также получила активную задачу — наступать в общем направлении на Нёвшато. Оперативный замысел этой директивы заключался в том, чтобы охватить оба фланга [287] французской армии и таким путем уничтожить ее. При этом предусматривалось, что если французы окажут упорное сопротивление на реках Эне и Марне, то направление общего наступления германских армий будет изменено с юго-западного на южное{54}.

Рассчитывая на легкую победу, германское командование значительно ослабило свои силы на Западе, выделив 25 августа два корпуса и одну кавалерийскую дивизию для отправки на русский фронт{55}. Два других корпуса были выделены для овладения крепостью Антверпен и почти корпус (три бригады) — для захвата Мобежа.

В свою очередь французское командование не оставляет мысли о переходе в наступление. На исходе дня 25 августа французский главнокомандующий принимает план дальнейших действий и дает указания армиям на подготовку нового наступления, изложенные в общей инструкции № 2{56}. Замысел Жоффра состоит в том, чтобы посредством стратегического маневра «избежать охвата и вновь занять, в пределах возможности, охватывающее положение»{57}. Для осуществления этого замысла намечалось, сдерживая натиск противника, воссоздать на левом крыле французского фронта ударную группировку, «способную вновь перейти в наступление»{58}. Такая группировка готовится в составе английской, 4-й и 5-й французских армий. В нее включается также новая армия (6-я), которую намечено сформировать ко 2 сентября в районе Амьена из сил, взятых на других участках фронта{59}. Левый фланг всей ударной группировки прикрывает кавалерийский корпус Сорде, а далее рубеж р. Соммы до моря охраняют от проникновения неприятельской конницы территориальные дивизии. Дальнейший отход войск допускался до рубежа Верден, р. Эна, Краон, Лаон, Ла-Фер, Сен-Кантен, р. «Сомма{60}. На этом рубеже следовало хорошо укрепиться, чтобы оказать противнику «максимум сопротивления»{61}. Из этого же положения, как указывалось в инструкции, намечалось перейти в наступление в северном направлении.

В ходе отступления французские армии в ряде пунктов дали сильный отпор германским войскам — на рубеже р. Маас, в районе Ретеля, у Гюиза и Пруайара. Эти события существенно [288] повлияли на дальнейший ход борьбы и привели к весьма важным последствиям. Они явились одной из основных причин изменения направления действий германских армий правого крыла{62}.

Однако общая обстановка была такова, что французам не удалось ни в одном пункте добиться сколько-нибудь крупного оперативного успеха и они вынуждены были продолжать отход.

В трудных условиях отхода после поражения в Пограничном сражении французское командование возлагало большие надежды на своего союзника — Россию, на действия русской армии. Так, Жоффр 27 августа говорил военному министру Мильерану: «Слава богу, мы имеем благоприятные известия от русских в Восточной Пруссии. Можно надеяться, что благодаря этому немцы будут вынуждены отправить войска отсюда на Восток. Тогда мы сможем вздохнуть»{63}. Надежды Жоффра оправдались вполне. Русская армия честно и самоотверженно выполняла свой союзнический долг. В результате активных действий русских армий немцы уже 26 августа отправили на русский фронт два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию.

В ходе отступления между английским и французским командованием происходили серьезные трения при необходимости организовать взаимодействие. Английские войска поспешно отходили, и попытки Жоффра побудить англичан хотя бы к кратковременной стабилизации фронта не всегда были успешны даже при посредничестве правительства{64}. Все же 31 августа английское правительство выносит решение, обязывающее английское главное командование сообразовать свои действия с генералом Жоффром{65}.

В такой обстановке Жоффр принимает 1 сентября новое решение (общая инструкция № 4){66}. Пределом отступательного движения французский главнокомандующий считает рубеж р. Сены восточнее Парижа, р. Об, Витри-ле-Франсуа, Бар-ле-Дюк{67}. Однако он указывает, что французские армии не обязательно должны отходить до указанного рубежа. Жоффра не покидает надежда перейти в наступление раньше, а именно в тот момент, когда 5-я французская армия «избежит опасности охвата»{68}.

Германские войска двигались вслед за французами, ведя слабые [289] бои с их арьергардами. В ходе преследования противника германские армии правого крыла изменили направление своего движения с юго-западного на южное. Это произошло вследствие упорного сопротивления французов перед фронтом 2-й германской армии, а также потому, что французские силы отходили на юг восточнее Парижа. Имея задачу обойти левое крыло англофранцузских армий, германская 1-я армия устремилась за ними также восточнее Парижа, прикрываясь со стороны последнего лишь 4-м резервным корпусом у Нантейля и совершенно не принимая во внимание собранные северо-восточнее Парижа французские силы.

К вечеру 4 сентября 1-я и 2-я германские армии дошли южнее Марны до Монмирая. На следующий день они готовились наконец-то осуществить свой заветный план общего окружения всех французских армий. Но обстановка коренным образом изменилась. Французы собрались с силами и сами готовились нанести германским армиям сокрушающий удар, имея в районе северо-восточнее Парижа крупные силы, нацеленные во фланг и тыл главной германской группировки.

Подводя итоги боевых действий на территории Франции в период с 21 августа по 4 сентября, следует сказать, что наступление германцев было сопряжено со значительными трудностями. Пять германских армий наступали в полосе свыше 230 км (Брюссель, Мец). При этом 1-й и 2-й правофланговым германским армиям пришлось до р. Марны преодолеть с боями пространство глубиной 200-220 км. Германским силам в этих сражениях противостояли три французские и одна английская армии. Сопротивление союзников и ожесточенные бои в ряде пунктов потребовали от германцев 16 суток для выхода на Марну. Средний темп продвижения германских войск правого крыла не превышал 13 км в сутки, а для 3-й, 4-й и 5-й германских армий и того меньше. Как видно, победного шествия по поверженной стране не получилось.

Марнская битва и сражение на р. Эна

Организационные мероприятия, осуществленные французским главным командованием, его усилия по объединению действий подчиненных армий, мужественное сопротивление французских войск принесли свои плоды. Перегруппировка французских сил была закончена. Они остановились севернее рубежа, предусмотренного общей инструкцией № 4 от 1 сентября, и занимали извилистую линию фронта: Верден, Ревиньи, Витри-ле-Франсуа, севернее Фер-Шампенуаз, Сезан, Куртакон, Париж. Французские армии занимали выгодное охватывающее положение по отношению к противнику. И французское командование решает, что момент для перехода в наступление назрел. [290]

Вечером 4 сентября Жоффр отдает приказ о переходе в наступление, начало которого было назначено на 6 сентября{69}. Главный удар наносили армии левого крыла — 5-я, английская и 6-я. 5-я армия получила задачу наступать с рубежа Сезан, Эстерне, Куртакон в северном направлении, английская — с фронта Куломье, Шаржи наносила удар во фланг 1-й германской армии на Монмирай, 6-я армия имела задачу действовать в тыл 1-й германской армии в общем направлении на Шато-Тьерри. Армии центра — 4-я и 9-я (последняя была сформирована 4 сентября){70} — должны были сковывать противника, причем, как отмечает А. Грассэ, 9-я армия в выполнении этой задачи играла главную роль{71}, а 3-я армия имела задачу наступать из района севернее Бар-ле-Дюк на запад также во фланг германских сил.

Германское командование, обеспокоенное известными ему перебросками французских сил на запад, отдает 4 сентября приказы{72} 1-й и 2-й армиям развернуться фронтом на юго-запад, лицом к Парижу, от р. Уазы западнее Шато-Тьерри до Сены и активно обороняться. 3-я, 4-я и 5-я армии получают задачу [291] продолжать наступление в южном и юго-восточном направлениях и совместно с 6-й армией окружить французские силы южнее Вердена. Эти распоряжения 5 сентября оформляются в виде директивы, которая рассылается командующим армиями{73}. Директива начинается знаменательными словами: «Противник уклонился от намеченного охватывающего наступления наших 1-й и 2-й армий...»{74}. Таким образом, видно, что к 5 сентября от германского плана войны не осталось и следа. Вместо грандиозного охвата всех французских сил — оборона двух армий охватывающего крыла, а остальным армиям — ограниченная задача на окружение лишь части французских сил. Директива от 5 сентября, говорится в немецком официальном труде «Der Weltkrieg 1914 bis 1918», «означала сознательный и окончательный отказ от первоначальной цели операции — охвата левого крыла неприятеля и оттеснения всех французских армий в юго-восточном направлении к швейцарской границе»{75}.

Представляет интерес группировка сил, сложившаяся к этому решающему моменту. От Парижа до Эперне действовали 1-я и 2-я германские армии в составе 18 пехотных и 5 кавалерийских дивизий. Со стороны французов — 6-я французская, английская, 5-я и 9-я французские армии в составе 35,5 пехотной и 8,5 кавалерийской дивизий. От Эперне до Вердена у германцев действовали 3-я, 4-я и 5-я армии — 26 пехотных дивизий; со стороны французов — 4-я и 3-я армии — 19,5 пехотной и 1 кавалерийская дивизии. Как видно, на западном крыле фронта французам удалось создать двойное превосходство в силах, что сулило им успех в предстоящем наступлении.

Решения противников 4 сентября привели к осуществлению фронтовой наступательной операции союзников, которая в исторической литературе носит название «Марнская битва» («Марнское сражение»). Эта операция протекала на фронте от Парижа до Вердена.

Характер местности в основном благоприятствовал маневрированию крупными массами войск. Имевшиеся естественные преграды, главным образом реки, болота, леса, отнюдь не являлись труднопреодолимыми препятствиями. Лишь Сен-Гондские болота для 9-й французской армии представляли более серьезную преграду. Они тянулись вдоль фронта на 18 км, имели ширину от 1 до 3 км и были непроходимыми вне дорог, которых через болота проходило всего четыре{76}. Северный берег болот круто возвышался на 100-150 м. Облегчали оборону также небольшие холмы, покрывавшие местность, придорожные канавы и каменные постройки. Они же служили для наступающих укрытием от [292] огня противника. Перелески и сады, а также снопы и копны убранных хлебов до некоторой степени облегчали маскировку.

Марнская битва ознаменовалась наиболее активными боевыми действиями между войсками противников на ряде отдельных направлений: на р. Урк, у Монмирай, Фер-Шампенуаз, Витри-ле-Франсуа, в Аргоннах (южнее Вердена). 5 сентября 6-я французская армия начала движение на северо-восток от Парижа для занятия исходного положения на р. Урк. Однако ей не удалось исполнить свое намерение, так как находившийся здесь германский 4-й резервный корпус, служивший заслоном 1-й германской армии со стороны Парижа, обнаружил движение французов и для выяснения обстановки решил атаковать их{77}. Это столкновение было неожиданным для 6-й армии. Произошли встречные бои, в результате которых французские войска были остановлены и отброшены. Германцы здесь частично уступали французам (имели всего 15 батальонов и 72 орудия) и потому решили отойти в исходное положение{78}.

Незначительные по своим масштабам бои 5 сентября имели большое значение для дальнейшего хода сражения. Эти бои указали германскому командованию на угрозу их флангу со стороны Парижа. Поэтому командующий 1-й германской армией принял решение направить с утра 6 сентября 2-й армейский корпус из-за Марны к месту сражения западнее р. Урк на усиление своего правого фланга. Вечером 6 сентября был дан приказ и 4-му армейскому корпусу отправиться на Урк{79}. Образовавшийся вследствие этого оголенный участок против фронта английской армии шириной почти 50 км слабо прикрывался лишь конницей 1-й и 2-й армий{80}.

Рано утром 6 сентября началось французское наступление{81}. Чтобы приободрить французские войска и поднять их моральный дух, Жоффр издал 6 сентября короткий приказ-обращение, который был зачитан войскам перед наступлением: «В момент, когда завязывается сражение, от которого зависит спасение страны, необходимо напомнить всем, что нельзя больше оглядываться назад; все усилия должны быть направлены на то, чтобы атаковать и отбросить неприятеля; часть, которая не может больше двигаться вперед, должна будет, чего бы это ни стоило, сохранить захваченное пространство и скорее дать убить себя на месте, чем отступить. При настоящих обстоятельствах не может быть терпима никакая слабость»{82}. Французские войска, [293] удрученные продолжительным отступлением и оставлением своей территории противнику, воспрянули духом, узнав о наступлении.

Первые бои произошли в полосе 6-й армии. Несмотря на упорное сопротивление и контратаки германцев, французские войска в районе западнее р. Урк продвигались вперед. Наступление 5-й французской армии осуществлялось 6 сентября медленно и осторожно, с остановками и окапыванием. Немцы в ее полосе наступления укрепились и имели непрерывную линию окопов. Им удалось задержать продвижение 5-й армии, а некоторые ее части были даже отброшены в исходное положение германскими контратаками. На других участках фронта также происходили упорные бои, однако успех французских сил в этот день был незначителен, а в ряде мест германцы даже несколько потеснили французские части (в полосе 9-й и правого крыла 4-й армии у Ревиньи и особенно в полосе 3-й армии).

Совместно с французскими войсками перешла в наступление и английская армия, которая имела полосу между 6-й и 5-й французскими армиями. Хотя движение английских войск происходило беспрепятственно, но, как отмечает английский военный писатель Лиддел Гарт, «они шли далеко не так быстро, как этого требовала обстановка»{83}. Это позволило германцам перебросить значительные силы 1-й армии в район р. Урк против 6-й французской армии.

В первый день наступления следует отметить успешные боевые действия французской артиллерии, которая на отдельных направлениях останавливала германские атаки своим убийственным огнем. Так, например, артиллерия 9-й французской армии остановила наступление германского гвардейского корпуса{84}. На этом участке фронта французская артиллерия превосходила германскую по численности батарей. Позиции французской артиллерии были хорошо укрыты, и германская артиллерия оказалась против них бессильной. Немецкая пехота под огнем стремилась зарыться в землю, но шанцевого инструмента было мало, поэтому использовали штыки, кружки, котелки, каблуки, перочинные ножи.

На следующий день сражение продолжалось, однако обстановка уже значительно изменилась. Против 6-й французской армии западнее р. Урк германцы развернули три своих корпуса. Начав в середине дня наступление, германцы имели незначительный успех. Для усиления здесь своих войск французское командование спешно перевозило одну дивизию частью по железной дороге, а частью на автомобилях, для чего было использовано 1200 парижских таксомоторов, перебросивших пехотную бригаду на расстояние 50 км за одну ночь{85}. Это было первое в истории [294] использование автомобильного транспорта для маневра силами. Полученное утром 7 сентября сообщение о переходе накануне французских армий в общее наступление{86} показало Клуку, что боевые действия на правом крыле его армии являются не чем иным, как осуществлением намерений французского командования произвести охват правого фланга всего германского фронта, для чего, несомненно, противник имеет превосходящие силы. Вследствие этого положение 1-й германской армии становилось чрезвычайно серьезным. Ввиду таких обстоятельств Клук снимает с южного участка фронта последние свои два корпуса (3-й и 9-й) и форсированным маршем направляет их также за р. Урк{87}. Эти корпуса за двое суток совершили марш-бросок от 64 до 82 км.

В результате переброски корпусов 1-й германской армии на р. Урк правый фланг 2-й германской армии оказался открытым, вследствие чего командующий армией Бюлов отвел свои правофланговые части на север к Монмираю и северо-западнее, еще более увеличив разрыв между 1-й и 2-й армиями{88}.

Таким образом, главные события в течение 7 сентября происходили на р. Урк. На других участках фронта положение существенно не изменилось. Что касается действий 5-й французской и английской армий, то они медленно двигались за отходящими германскими войсками. К вечеру этого дня фланги 5-й французской, английской и 6-й французской армий сомкнулись и установился непрерывный фронт трех армий левого крыла союзных сил.

8 сентября бои продолжались. Английская армия подошла к Марне. 5-я французская армия вышла на линию Монмирая, не встречая сколько-нибудь ощутимого сопротивления противника. Ее две дивизии зашли в тыл правого фланга 2-й германской армии севернее и западнее Монмирая, что заставило Бюлова снова отвести свой правый фланг, увеличив разрыв между 1-й и 2-й германскими армиями еще на 15 км{89}. К ночи с 8 на 9 сентября английская армия и основные силы 5-й французской армии вклинились между 2-й и 1-й германскими армиями. Армия Клука оказалась зажатой с юга и запада между английской и 6-й французской армиями. Восточнее Сен-Гондских болот успех был на стороне германцев. Здесь правое крыло 9-й французской армии ночной атакой германцев было отброшено на 16 км за Фер-Шампенуаз{90}. В районе Ревиньи германцы также продолжали теснить правофланговые части 4-й французской армии. На р. Урк и [295] в районе Вердена противники вели бои без достаточно ощутимых результатов.

Вынужденный отвод левого крыла 1-й и правого крыла 2-й германских армии привел 9 сентября к роковой развязке сражения на р. Марне, принесшей неожиданный и ошеломляющий успех союзным войскам. В этот день командующие 1 и, 2-й и 3-й германскими армиями приняли решение об отступлении{91}. Германское верховное командование, оказавшись перед неумолимой действительностью совершившегося, в 17 часов 30 минут 10 сентября своим приказом санкционировало уже осуществляемое отступление его «победоносных» армий{92}. 4-я и 5-я германские армии 9 сентября продолжали наступательные действия, хотя и без значительных успехов, но с 11 сентября были также отведены в северном направлении{93}.

Итак, в ходе войны произошло важное событие — германские армии отступили от Парижа.

Отступление германцев оказалось для англо-французов неожиданным. О нем узнали в ночь с 9 на 10 сентября из перехваченных радиограмм противника. Лишь вечером 10 сентября было отдано распоряжение всем французским армиям начать преследование. [296] Германские армии отходили почти без помех со стороны французов и англичан. Это позволило германским армиям 12 и 13 сентября закрепиться{94}: 1-й армии на высотах на правом берегу р. Эны от Нампселя до Вайи, северо-западнее, севернее и северо-восточнее Суассона; 2-й армии на высотах по северному берегу Веля, восточнее и юго-восточнее Реймса. 3-я армия заняла позиции восточнее Реймса. Еще дальше на восток находились 4-я и 5-я армии. Между 1-й и 2-й армиями все еще оставался промежуток до 40 км, прикрытый слабыми силами. Сюда спешили с севера соединения вновь сформированной 7-й армии{95}.

Продвигавшиеся вслед за германскими войсками французские части в течение 13 и 14 сентября снова вошли в соприкосновение с противником на всем фронте от р. Уазы до Вердена. Французское командование, решившее, что германские войска будут продолжать отход и дальше на север чуть ли не до бельгийской границы, поставило своим армиям задачи на дальнейшее наступление, имея главной целью охват правого фланга германского расположения силами 6-й армии. Однако наступление союзников (английская, 6-я и 5-я французские армии) было остановлено германцами, уже укрепившимися на командных высотах правого, берега р. Эны. В течение 13 и 14 сентября к полю боя подошли два германских корпуса 7-й армии (7-й резервный и 15-й армейский) [297] и заполнили разрыв между 1-й и 2-й германскими армиями, так долго грозивший германцам тяжелыми последствиями{96}.

Французское командование, наконец, убедилось, что его войска ведут бои не с арьергардами отступающего противника, а с его главными силами и германцы не намерены дальше отходить. Поэтому Жоффр решил прекратить с 15 сентября наступательные действия и приказал закрепляться на захваченных рубежах. С этого дня союзники на всем фронте от Уазы до швейцарской границы переходят к оборонительным действиям и прочному закреплению за собой тех позиций, которые им удалось захватить к вечеру 15 сентября.

Марнская битва 5 — 12 сентября — крупная наступательная операция союзников стратегического масштаба, «грандиозное генеральное сражение», как ее назвал советский военный историк Н. А. Таленский{97}. В этой операции с обеих сторон участвовали главные силы противников в составе пяти германских и шести армий союзников, общей численностью около 2 млн. человек и более 6600 орудий. Операция проводилась в полосе шириной до 180 км и продолжалась 8 дней. За время операции войска союзников продвинулись на 60 км. Таким образом, средний темп продвижения союзников в этой операции составлял 7,5 км в сутки.

Успех союзников в Марнском сражении определялся рядом причин. Неожиданный удар 6-й французской армии по правому флангу германского фронта вызвал перегруппировку сил 1-й германской армии, в результате чего между внутренними флангами 1-й и 2-й германских армий образовался разрыв. Вклинивание в этот разрыв 5-й французской и английской армий, оказавшееся возможным благодаря стойкости французских войск на других участках фронта, создало угрозу окружения 1-й германской армии и угрозу охвата правого фланга 2-й. Эта угроза и явилась причиной отхода германских армий правого крыла. Германские армии не были разгромлены, поэтому они смогли остановиться и организовать оборону на новом рубеже.

Такое кардинальное изменение стратегической обстановки стало возможно благодаря тесному взаимодействию войск союзников. Согласованные действия союзных армий были возможны потому, что французское командование в лице генерала Жоффра не упускало из своих рук управление войсками. Жоффр отдавал на каждый следующий день сражения оперативные приказы, которыми вносил необходимые коррективы в действия подчиненных армий на основе анализа обстановки на всем фронте, часто лично выезжал в войска для решения на месте различных оперативных вопросов. Все действия войск подчинялись единому замыслу, основной идеей которого являлось стремление быстро [298] оторваться от противника, привести свои армии в порядок, пополнить их свежими людскими контингентами и материальными средствами с тем, чтобы остановить противника, самим перейти в наступление и разгромить вражеские силы.

Германское же верховное руководство, ослепленное первоначальными успехами своих войск, не управляло армиями, предоставив их командующим действовать по своему усмотрению{98}. За все время Марнской битвы германское командование отдало войскам очень мало оперативных распоряжений. Связь Мольтке с армиями была налажена слабо{99}. Связь по фронту между армиями также была плохая или отсутствовала совсем. Меры для немедленного налаживания связи между главной квартирой, находившейся в Люксембурге, и штабами армий не были приняты{100}. 14 сентября Мольтке под предлогом болезни был отстранен от должности начальника генерального штаба и на его место назначен военный министр генерал-лейтенант Э. Фалькенгайн{101}.

Не последнюю роль в исходе Марнской битвы сыграло истощение германских войск и нарушение их снабжения. Крупный советский исследователь военных действий на западноевропейском театре В. Ф. Новицкий отмечает, что значительное материальное ослабление германских армий по мере их продвижения в глубь французской территории явилось даже главной причиной германского поражения на Марне{102}. Пополнение германских армий материальными средствами шло с большими трудностями, потому что в германском тылу средства сообщения и связи были разрушены французами при их отступлении. В то же время во французском тылу имелась хорошо развитая сеть железных дорог, и французские армии имели возможность для нормального снабжения.

Интересно отметить, что операция на Марне началась в условиях, когда армии обоих противников находились в движении, наступали навстречу друг другу. Таким образом, на Марне происходило грандиозное встречное сражение, в ходе которого на разных участках фронта успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Вместе с тем французское командование задачи наступления неразрывно связывало с требованиями надежной обороны в случае контратак противника. На основе анализа приказов и распоряжений Жоффра и ряда командующих французскими армиями советский военный историк М. Галактионов, исследовавший Марнскую битву, отмечает, что наступление французов на Марне осуществлялось осмотрительно, с рядом предосторожностей [299] и готовностью перейти к обороне, если потребуется{103}. Немцы же на Марне вели огульное наступление, не считаясь с изменением конкретной обстановки. Даже вечером 9 сентября, когда 1-я и 2-я армии уже отступали, германское верховное командование отдает приказ о переходе 10 сентября во всеобщее наступление{104}.

Сражение на Марне позволяет сделать некоторые заключения о способах действий войск и значении различных родов войск. Пехота по-прежнему оставалась «царицей полей» и несла главную тяжесть борьбы. Однако знаменательно, что в ходе боев войска обеих сторон все время прибегали к окапыванию и встречали противника на подготовленных позициях. Кавалерия же не играла такой роли, как в сражениях предыдущих войн. Ее подготовка оказалась не отвечающей требованиям современной войны. Она была обучена главным образом действиям холодным оружием в сомкнутом строю против кавалерии неприятеля. Против пехоты и артиллерии, вооруженных скорострельным оружием, конница оказалась бессильной{105}. Поэтому в сражении она выполняла задачи по разведке и прикрытию флангов. Зато артиллерия показала себя в новом качестве. Определяя роль артиллерии в боях на Марне, советский историк первой мировой войны М. Галактионов пишет, что массированный огонь артиллерии преграждал путь вражеской пехоте и являлся опорой обороны. Пехота не встречала раньше такого мощного артиллерийского огня, и укрыться от него можно было, лишь зарывшись в землю. Но для этого еще не было необходимых навыков и в достаточном количестве шанцевого инструмента. Тем не менее окопы стихийно возникали всюду{106}.

Марнское сражение явилось переломным моментом в ходе первой мировой войны. В этой операции окончательно рухнули планы войны кайзеровской Германии. Такой исход Марнского сражения в значительной степени предопределялся тем, что в результате активных действий русских армий в Восточной Пруссии германское командование сняло с французского фронта два корпуса и одну кавалерийскую дивизию и перебросило их на Восток, значительно ослабив свои силы на направлении главного удара. Таким образом, две крупнейшие операции кампании 1914 г. — Марнское сражение и Восточно-Прусская операция — являются наглядным примером стратегического взаимодействия союзников, сражавшихся с общим врагом на разных театрах военных действий{107}.

Сражение на р. Эне явилось также определенным рубежом в ходе войны и знаменовало собой начало длительного позиционного [300] периода войны — периода тяжелых кровопролитных и столь же безрезультатных боев. Обе стороны перешли к обороне, зарывшись в землю, все более углубляя и совершенствуя свои позиции.

На южном крыле французско-германского фронта в период Марнского сражения также происходили бои местного значения. Наступление 6-й германской армии в районе Нанси в течение 4-8 сентября имело ограниченный успех. В связи с общей обстановкой на фронте 6-я армия уже с 9 сентября получает приказ Мольтке на отвод своих сил для переброски их на север{108}. С 12 по 14 сентября французы преследовали отходившие германские части, а с 14 сентября на этом участке фронт становится неподвижным. Обе стороны усиленно снимают части с фронта южнее Нанси и перебрасывают их на другие направления.

«Бег к морю»

Остановка противников перед полевыми укреплениями друг друга не лишала командование обеих сторон надежды на возможность охвата и окружения неприятеля. На театре военных действий пока имелись свободные пространства: западнее р. Уазы еще отсутствовали их крупные силы. Фалькенгайн отмечает, что «по ту сторону Уазы угрожала опасность действительного обхода со стороны врага. Правое германское крыло, стоявшее на этой реке без значительных резервов, висело в воздухе»{109}. В этих условиях германскому командованию не оставалось ничего другого, как перебрасывать войска на этот фланг быстрее противника, «чтобы не только парировать охватывающие стремления врага, но чтобы по мере возможности встретить их атакою, обходя в свою очередь»{110}.

Французское командование со своей стороны предпринимало необходимое меры для использования столь благоприятной обстановки. В последующие дни и недели стороны взаимно пытаются охватить открытый фланг противника, перебрасывают с разных участков все новые и новые силы к своим открытым флангам западнее Уазы и далее на северо-запад, пока не достигают в таком движении берега моря. Все эти действия впоследствии вошли в историю как «бег к морю». В действительности достижение морского побережья не являлось оперативной целью противников{111}. В ходе этих событий наиболее упорные бои происходили последовательно на берегах рек Уазы, Соммы, Скарпа и Лиса. [301]

Уже в ходе сражения главных сил противников на р. Эне крупные части были брошены обеими сторонами на западный берег Уазы. Сюда еще 11 сентября со стороны французов был выдвинут кавалерийский корпус (к Перонну){112}, а 12 сентября в район Амьена направлены две территориальные дивизии. К Туроту подходил переброшенный из Лотарингии 13-й армейский корпус. Со стороны германцев у Нуайона к 15 сентября сосредоточились 7-я кавалерийская дивизия и 9-й резервный корпус{113}. Это расположение сил противников на их западном открытом фланге в районе между Уазой и Соммой являлось зародышем последующего широкого маневра крупных войсковых масс обеих сторон, который так настойчиво и беспрерывно велся ими в течение последующего месяца. Уже 16 сентября на обоих берегах Уазы в районе Нуайона начались упорные бои между войсками, брошенными на открытые фланги. Они закончились безрезультатно. Противники и в этом районе перешли к обороне.

Чтобы возобновить действия на фланге, германское главное командование 15 сентября приняло решение перебросить большую часть своей 6-й армии из Лотарингии в район Мобежа с задачей наступать севернее Соммы и охватить левый фланг французских войск, сосредоточенных между Уазой и Соммой{114}. Французское [302] же командование 18 сентября приступило к формированию новой 2-й армии в составе четырех корпусов к северо-западу от Нуайона, на которую в свою очередь возлагалась задача обойти правый фланг германцев. 21 сентября части этой армии начали наступление западнее Уазы. Но дорогу французам на этом направлении уже на следующий день преградили силы более чем полутора германских корпусов, переброшенных сюда с других участков. Кавалерийский германский корпус был передвинут к Сен-Кантену, а одна кавалерийская дивизия переведена еще севернее — на охрану железной дороги Камбре, Валансьенн{115}.

К этому времени два французских корпуса 2-й армии (14-й и 20-й) выходили на линию Мондидье и севернее к Морей, кавалерийский корпус (две дивизии) находился у Перонна, а далее на север до Бапома занимали фронт две территориальные дивизии. Такое охватывающее расположение французы занимали недолго. Уже 23 сентября два германских корпуса прибыли и сосредоточились у Сен-Кантена и севернее у Ле-Катле (21-й армейский и 1-й баварский корпуса). Они начали наступление к Сомме на участке от Перонна до Гама{116}. Французские части, левый фланг которых находился у Морей, наступали на северо-восток навстречу германцам. Бои 24 и 25 сентября на верхней Сомме не дали перевеса ни одной из сторон. Они показали французскому командованию, что противник успел противопоставить 2-й французской армии достаточные силы. Для продолжения охвата германского правого фланга требовалось направить силы еще дальше на север. Французы перебросили новый корпус к Амьену и Альберу, у германцев севернее Перонна тоже вышел корпус.

В районе Арраса французское командование с 25 сентября формирует 10-ю армию.

В конце сентября — начале октября боевые действия переносятся на берега р. Скарп. Сюда, в район Арраса и до Ланса, 29 и 30 сентября подходят войска вновь сформированной 10-й французской армии (10-й и 11-й корпуса, одна пехотная и две территориальные дивизии). С северо-востока развертывание 10-й армии прикрывает кавалерийский корпус. С германской стороны в этом районе действовала лишь одна конница — два кавалерийских корпуса под общим руководством генерала Марвица{117}. Но за ними в Камбре уже были сосредоточены германские гвардейский и 4-й армейский корпуса, Между этими силами противников с 1 октября постепенно завязываются боевые столкновения. Борьба начинается в окрестностях Дуэ и распространяется на север.

Вместе с тем германское командование, обнаружив перед фронтом своих наступающих частей у Арраса новые силы [303] противника, направило свою конницу севернее, которая уже 3 октября вышла в район Ланса, тесня французов, а другие кавалерийские дивизии 6 октября сосредоточивались восточное Лиля, продвинувшись до Куртре на р. Лис{118}.

В эти напряженные для французского главного командования дни, когда обстановка на фронте 2-й и 10-й французских армий представлялась весьма тяжелой и положение войск в ближайшем [304] будущем вызывало тревогу, Жоффр приходит к решению объединять командование всеми французскими войсками, расположенными к северу от Уазы. Кроме того, поскольку английская армия перебрасывалась во Фландрию, требовалось кому-то координировать действия союзников. Эта задача возлагается на генерала Фоша. Так и на западноевропейском театре было положено начало новой системе организации — созданию группы армий. Сам Фош получил звание помощника главнокомандующего и с 5 октября приступил к исполнению новых обязанностей{119}.

Дальнейшие попытки выигрыша фланга переносятся на берега р. Лис. Новые силы направляются уже сюда. 6 октября две кавалерийские дивизии французов были высажены у Эра и Армантьера. Германская кавалерия 7 октября продвинулась еще севернее — к Ипру{120}. 10 октября на участок Бетюн, Эр прибыл снятый с р. Эны 2-й английский пехотный корпус, а к 19 октября здесь сосредоточилась вся английская армия. Но и германцы подвезли к Лилю 19-й армейский корпус. Крупные массы войск, развернувшиеся с обеих сторон на берегах Лиса, привели к равновесию сил, вследствие чего бои приняли малоподвижный, бесперспективный характер.

Потеряв надежду добиться осуществления своих замыслов на Лисе, Фалькенгайн замышляет перегруппировку 4-й армии на участок от Остенде на побережье Па-де-Кале до Мэнен на р. Лис и 8 октября отдает соответствующие распоряжения{121}. Этот участок (от р. Лис до побережья) на всем фронте от Уазы до моря оказался теперь наиболее важным, так как с ним были связаны новые надежды, зародившиеся у германского командования. У него возникла мысль «захватить северное французское побережье, а с этим и господство над Ла-Маншем», вспоминает Фалькенгайн{122}. Это создало бы угрозу английским сообщениям через канал, что сулило заманчивые перспективы. В германской ставке втайне надеялись, что это привело бы к выходу Англии из войны. «Надеялись парализовать сообщения по Английскому каналу, — пишет Фалькенгайн, — нанести чувствительный удар самой Англии»{123}. Союзники же, понимая значение портов, готовы были приложить максимум усилий для их защиты.

Сражением на р. Лис закончились действия сторон против флангов. Обе стороны в течение 30 дней с 16 сентября по 15 октября предпринимали отчаянные попытки охватить открытый фланг противника, перебрасывая к нему последовательно все новые и новые, довольно значительные силы. Однако противникам [305] не удалось осуществить своих замыслов. Войска сталкивались в новых районах, останавливались и закреплялись. Так постепенно позиционный фронт продвигался к северу. Результатом этих настойчивых действий явилось лишь то, что фронт все больше и больше удлинялся и наконец противники уткнулись в побережье Северного моря, удлинив фронт на 170-180 км. Так закончился «бег к морю», и дальнейшие боевые действия на побережье, происходившие в новой группировке сил противников, носят название «операции во Фландрии».

Действия войск в ходе «бега к морю» представляют интерес с точки зрения выявления их маневренных возможностей. В ходе всей совокупности операций отчетливо выявилось огромное значение для маневренной войны таких факторов, как свободные резервы, железнодорожные и другие средства сообщения, наличие крупных масс самостоятельной конницы. Что касается резервов, то обе стороны одинаково находились в крайне неблагоприятных условиях, так как на протяжении всего периода «бега к морю» ни один из противников не имел свободных резервов в настоящем значении этого слова{124}. Обе стороны снимали крупные силы, в первую очередь конницу, с различных участков уже остановившегося фронта, где переходили к обороне меньшими силами. Снятые войска походным порядком, автотранспортом, а чаще всего по железным дорогам перебрасывали на новое направление. Случалось, что прибывающие части выгружались из поездов у самой линии фронта, под огнем противника.

Однако маневр силами производился недостаточно решительно, так как противники опасались слишком сильно ослаблять фронт на занимаемых рубежах, вследствие чего в новых районах не достигали нужного превосходства.

Кроме того, перебрасываемые соединения часто действовали несогласованно и недостаточно энергично. Это позволяло одному из противников остановить или замедлить наступление другого. Вследствие этих причин идея охвата фланга в ходе месячной борьбы так и не увенчалась успехом, происходило лишь удлинение линии фронта до естественного предела.

Несмотря на то что французы в большинстве случаев успевали перебросить свои войска севернее германского фланга, они часто вынуждены были вести тяжелые оборонительные бои и иногда даже отступать под стремительным натиском германцев. Причина та, что германцы вводили в бой части по мере прибытия, французы же выжидали сбора к данному пункту всех назначенных сил.

Что касается использования стратегической конницы, то в этом отношении противники находились в одинаково благоприятных условиях. Почти вся их конница была сосредоточена [306] на новом фронте и выполняла ряд ответственных задач в самой разнообразной обстановке. Используя преимущество в скорости передвижения конницы походным порядком по сравнению с пехотой, ее зачастую бросали первой на открытые фланги для их охраны. Конница вела разведку, прикрывала с фронта сосредоточение своих войск, захватывала и обороняла различные естественные рубежи, чтобы сдерживать наступление противника до подхода пехотных соединений, вела борьбу с неприятельской кавалерией{125}. Правда, не всегда кавалерия действовала целесообразно. В этом отношении германская конница в общем оказалась более подготовленной к этим операциям, чем французская.

Наряду с усиленными движениями на северном фланге германцы предприняли решительные действия по овладению Антверпеном, который имел большое значение для союзников, потому что давал им господство на побережье Бельгии, что было важно для связи с Англией. Антверпен представлял также постоянную угрозу для тыловых сообщений германцев{126}. Для штурма Антверпена{127} предназначались силы общим числом до 50 тыс. человек, составившие армейскую группу под командованием генерала Безелера, и 177 тяжелых орудий, в том числе 300- и 420-мм мортиры. 28 сентября началась бомбардировка фортов крепости из тяжелых орудий{128}. В ночь с 6 на 7 октября гарнизон крепости начал отходить и 8 октября последние бельгийские войска покинули Антверпен. Бельгийское правительство уехало в Гавр. 10 октября крепость была сдана германцам{129}. Бельгийская армия была переброшена на р. Изер и заняла оставшийся еще свободным участок местности от Ипра до моря. Таким образом, на западноевропейском театре войны к середине октября образовался сплошной фронт от швейцарской границы до берега Северного моря у Ньюпора (Ньюпорт).

В течение того времени, когда происходили боевые действия от Уазы до Ипра, не стихала борьба и восточнее Уазы, где в разное время на отдельных участках также предпринимались почти безрезультатные попытки наступления с обеих сторон (16 — 17 [307] сентября), а затем 12-14 октября у Краона, 16 — 17 и 26 — 27 сентября у Реймса, 22-24 сентября в Аргоннах, западнее Вердена, 18 — 27 сентября между Верденом и Тулем. Вследствие перебросок войск с обеих сторон на север боевые действия в этих районах постепенно ослабевали и стороны окончательно переходили к обороне.

Сражение во Фландрии

Установившееся к середине октября равновесие сил на берегах р. Лис не позволило больше рассчитывать на успех операции по охвату фланга неприятеля в этом районе. Пространство от р. Лис до побережья оказалось заполненным войсками, а близкий берег моря явился естественным рубежом, положившим предел стремлениям противников обойти взаимно фланг друг друга.

Германское командование вынашивало новые стратегические замыслы по захвату французских портов на берегу пролива Па-де-Кале. Этот план был задуман главным образом как удар против Англии, поскольку захват ряда портов серьезно нарушил бы сообщения английской армии, что могло оказать решающее влияние на дальнейшее участие этой страны в войне. Кроме того, захват побережья обеспечивал германскому командованию более эффективное использование подводных лодок и военно-воздушных сил{130}.

Для осуществления такого заманчивого плана германское командование уже в первой половине октября сосредоточивает западнее Брюсселя крупные силы новой 4-й армии под командованием герцога Вюртембергского. В директиве от 14 октября{131} указывается задача этой армии — наступать на фронте Остенде, Мэнен (на р. Лис).

О решительных намерениях немцев свидетельствует то, что в состав 4-й армии были включены четыре свежих, только что сформированных корпуса{132}.

С приближением боевых действий к побережью французское и английское командование со своей стороны также не упускало из виду возможности неприятельских покушений на захват французских портов{133}. Поэтому внимание союзников было направлено и на задачу непосредственной обороны подступов к морскому берегу, расположенным на нем гаваням и портам. Особенно важным это казалось английскому командованию, о чем английский главнокомандующий Френч указывал в своем письме Жоффру еще 29 сентября. Свое пожелание о перемещении английской [308] армии с р. Эны в район побережья Френч обосновывал необходимостью для английских войск быть ближе к своей базе и иметь более короткие и безопасные сообщения с отечеством{134}.

Со своей стороны Жоффр хотя и соглашался с доводами Френча, но считал, что главная цель действий — не оборона побережья, а использование всего, что еще возможно, для нанесения противнику решительного поражения{135}. О сосредоточении германских свежих крупных сил западнее Брюсселя и их оперативном предназначении французское командование имело очень мало сведений.

Итак, армии противников готовились к новым сражениям на полях Фландрии, но уже с другими оперативными задачами. Здесь со стороны союзников от Ла-Бассе до Ипра в полосе шириной 34-35 км занимала фронт английская армия; от Ипра до Диксмюда (18 — 20 км) действовали французские две территориальные и четыре кавалерийские дивизии. Сюда же перевозилось еще несколько французских пехотных дивизий, которые должны были прибыть в ближайшее время. Правый берег Изера от Диксмюда до моря на участке протяжением 15 — 17 км занимала бельгийская армия (шесть пехотных и две кавалерийские дивизии общей численностью 48 тыс. человек); бельгийскому [309] командованию была также подчинена французская морская бригада адмирала Ронара численностью 6000 человек{136}.

Со стороны германцев во Фландрию была направлена новая, 4-я армия. Ее наступление в полосе шириной 35 км прикрывали и маскировали войска германского 3-го резервного корпуса. К 15 октября 3-й резервный корпус вышел на линию Остенде, Руллер. Кроме того, на берегу Лиса находилась правофланговая группа корпусов 6-й германской армии.

Местность района, в котором предстояло развернуться новой операции, представляла собой обширные равнины, раскинувшиеся по обе стороны французско-бельгийской границы между берегом моря и рекой Лис. По ним в низменных берегах несли свои воды реки Лис и Изер. Их долины изобиловали болотами, имели глинистую почву, труднопроходимую после дождей. Передвижение в сырое время года было возможно здесь лишь по тем дорогам, которые пролегали по искусственным насыпям. Местность была покрыта густой сетью населенных пунктов и представляла удобства для обороны. Однако высокий уровень грунтовых вод затруднял окопные работы. Местность между Изером и Лисом (Ипрская возвышенность) состояла из цепи холмов высотой 70-150 м. Непосредственно вблизи морского побережья тянется естественный барьер из дюн высотой до 30 м. Местность здесь изрезана многочисленными каналами и труднопроходима для войск. На каналах во многих местах имелись плотины со шлюзами, позволявшими затоплять определенные участки местности.

Первые сведения о крупных германских силах, появившихся скрытно перед фронтом союзных армий, были получены французским командованием от его кавалерии лишь 18 октября{137}, а бельгийская армия в этот день вела уже серьезные бои с частями 3-го германского резервного корпуса. Французские же и английские войска почувствовали наступление 4-й германской армии лишь 19 октября, когда почти по всему фронту от берега моря до р. Лис завязались авангардные бои. К вечеру германцы отбросили войска союзников и заняли ряд населенных пунктов. С этого дня уже на всем протяжении фронта во Фландрии устанавливается тесное соприкосновение между противниками. Корпуса 4-й германской армии обеспечивают себе удобные исходные позиции для последующего общего наступления.

Фландрское сражение протекало на двух операционных направлениях, из которых главный удар германцы наносили у Ипра против англичан, а вспомогательный — на р. Изер против бельгийской армии. В сражении принимали участие 4-я германская армия (3-й, 22-й, 23-й, 26-й и 27-й резервные корпуса) и три правофланговых корпуса 6-й германской армии (19-й, 13-й и 7-й). Таким образом, на фронте протяжением в 70 км от Ньюпора до [310] Ла-Бассе наступало 17 пехотных и 8 кавалерийских германских дивизий, распределенных почти равномерно по всему фронту. Силы союзных армий на этом фронте насчитывали 15,5 пехотных и 11 кавалерийских дивизий{138}. Союзные войска в силу случайных обстоятельств распределялись по участкам фронта неравномерно. Наиболее сильным был участок южнее Ипра, который занимали отдохнувшие и пополненные английские войска и часть французской кавалерии под командованием фельдмаршала Френча (всего семь пехотных и пять кавалерийских дивизий). Несколько слабее был участок на p Изер, занятый бельгийской армией, главное командование которой осуществлял бельгийский король Альберт (6,5 слабо укомплектованных пехотных и 1 кавалерийская дивизии). Самым слабым участком союзников являлся центральный — от Ипра до Изера, который занимали французские войска в составе 2 территориальных и 5 кавалерийских дивизий (одна из них была бельгийская). Эти силы с 20 октября составили армейскую группу, позднее — 8-я армия генерала Дюбайля

Следовательно, к началу решительных боев во Фландрии силы противников были почти равны по численности. Но на стороне германцев было то преимущество, что они в составе своей группировки имели четыре свежих корпуса, что составляло половину всех их сил. Союзные же войска были утомлены и обессилены предыдущими боями. Кроме того, их слабой стороной являлось отсутствие единого командования.

Наступление главных сил германской группировки во Фландрии началось с утра 20 октября. В этот день наибольший успех германцы одержали в центре, где участок фронта от Диксмюда до Ипра занимала армейская группа французских войск Дюбайля. Германские 23-й и 26-й резервные корпуса потеснили здесь французские кавалерийские дивизии и заняли ряд населенных пунктов. В полосе английской армии наступление германцев не увенчалось успехом; только на одном участке им удалось переправиться на левый берег Лиса. На самом же левом крыле наступавшие здесь 13-й и 7-й германские корпуса (6-й армии) не смогли продвинуться. Так же безуспешно было наступление германцев на правом крыле сражения от Ньюпора до Диксмюда. В исследующие дни германцы продолжали атаки лишь на некоторых боевых участках, не проявляя большой наступательной энергии, и стороны в основном сохранили свое расположение.

Наступление на Изере принесло германцам ощутимый успех. 22 октября им удалось форсировать реку и закрепиться на ее левом берегу. Вторжение крупных неприятельских сил через Изер произвело на бельгийское командование тягостное впечатление, вызвав у него намерение отвести всю бельгийскую армию к западу. Фошу стоило немалых усилий убедить бельгийского короля [311] в необходимости продолжать сопротивление, обещая ему помощь французских войск{139}.

В этот период на бельгийском участке фронта произошло важное событие. Не имея достаточно сил для обороны{140} и не желая все же покидать последний клочок бельгийской территории, бельгийское командование 25 октября решило затопить низменный левый берег Изера морскими водами, открыв шлюзы во время прилива. На следующий день бельгийские войска были отведены за железнодорожную насыпь, что тянулась вдоль реки, а с утра 28 октября вода мощным потоком хлынула с моря. К 31 октября наводнение распространилось до северных окрестностей Диксмюда на протяжении 12 км, образовав разлив до 5 км ширины и 1,2 м глубины. Вода заливала германские траншеи и вынуждала германцев последовательно покидать свои позиции на левом берегу и отходить за реку. В ночь на 31 октября части 3-го германского резервного корпуса ушли с левого берега Изера{141}. С этого времени боевые действия на Изере прекращаются. Противники, отделенные друг от друга широким разливом, оставляют здесь лишь мелкие отряды для сторожевой службы и разведки, а все свои части перемещают на другие участки фронта.

Усилия противников были перенесены в район Ипра. Здесь еще была надежда добиться решительного результата. Район Ипра имел важное оперативное значение. Это было наиболее удобное направление для операций с целью захвата французских портов Дюнкерка и Кале. Для действий в этом районе германским командованием было решено создать особую группу между флангами 4-й и 6-й армий для решительного наступления юго-восточнее Ипра с целью прорвать здесь неприятельский фронт{142}. Эта группа под командованием командира 13-го корпуса генерала Фабека была сформирована к 30 октября (7,5 пехотных дивизий, две кавалерийские дивизии и до 70 батарей тяжелой артиллерии, включая и 305-мм), развернулась юго-восточнее Ипра на участке Верник, Дэлемон и с утра 30 октября перешла в наступление в полосе около 10 км шириной, нанося удар на северо-запад. Чтобы сковать силы союзников, атаки производили и на других участках фронта. Наступление принесло группе Фабека некоторый успех на правом фланге, где германцы отбросили англичан. Последние при поддержке французских войск создали новый фронт в 5 км юго-восточнее Ипра.

В результате упорного четырехдневного наступления немцы на разных участках постепенно пробивались все ближе и ближе к Ипру. Но у союзников за эти дни подходили новые силы и [312] закрывали германские прорывы, а кое-где и восстанавливали контратаками утраченные позиции. Одновременно все яснее обозначалось неблагоприятное для германских наступательных планов явление, а именно строительство то на одном, то на другом отрезке Ипрского участка фронта сильных укрепленных позиций. Это свидетельствовало о том, что здесь постепенно нарождалась позиционная война. Последние два дня боев показывали, что наступательный порыв германских войск заметно ослабевал, ощущалось истощение живой силы, требовалось пополнение свежими частями, неизбежно назревала необходимость перерыва в боевых действиях. Вследствие этого германское командование 3 ноября принимает решение усилить группу Фабека новыми частями, прибытие которых намечалось к 10 ноября{143}. Пока же было решено укрепляться в занятом положении, вести местные бои для улучшения тактического расположения, отражать атаки противника.

Французское главное командование со своей стороны также считало, что наступление германцев во Фландрии окончательно потерпело неудачу, о чем указывал Жоффр в письме Фошу 5 ноября. Но положение выступа у Ипра, подверженного охватам с севера и юга, считалось опасным, и французское командование находило необходимым выдвинуться на флангах севернее и южнее Ипра, для чего решило продолжать здесь наступательные действия. С 3 по 9 ноября бои вспыхивали на разных участках с переменным успехом. В ходе этих действий противники немного продвигались, захватывали и теряли отдельные пункты.

К 10 ноября германские войска, предназначенные для новой попытки прорвать неприятельские позиции к востоку и юго-востоку от Ипра, были собраны и образовали две ударные группы: правую генерала Линзингена (командир 2-го корпуса) из двух корпусов и левую генерала Фабека (три корпуса). По замыслу германского командования одновременно с наступлением ударной группировки должны были атаковать и остальные соединения 4-й армии. Однако в действительности наступательные действия осуществлялись несогласованно, вследствие чего задуманная операция провалилась.

К ночи с 11 на 12 ноября обе стороны приходят к заключению, что дальнейшая борьба во Фландрии уже не может дать им желательного результата. Созревает решение о необходимости перехода к обороне. Распоряжения о прекращении боевых действий и закреплении своего расположения французское командование отдает 15, а германское — 17 ноября. У германцев с 20 ноября началась переброска из 6-й армии на русский фронт, где в это время проводилась Лодзинская операция.

Фландрское сражение, которое велось с большим напряжением сил 25 дней, несмотря на огромные жертвы, закончилось для [313] германцев безрезультатно, хотя активная роль все время принадлежала им. Союзные же армии фактически оборонялись. Они остановили наступление врага, не допустили его продвижения по морскому берегу.

Германцы потерпели во Фландрии неудачу из-за ряда просчетов. Силы для образования фландрской группировки не были сосредоточены к началу операции достаточно решительно и были распределены равномерно по всему фронту. Операцию начали, не имея общего превосходства в силах. Подвозимые в ходе операции германские подкрепления в большинстве случаев лишь сменяли сражавшиеся части, уже утомленные боями и понесшие большие потери, а не усиливали их. К тому же союзники наращивали численность своих войск во Фландрии параллельно с германскими, почему превосходство последними за время операции так и не было достигнуто.

Относительно боевой деятельности союзников следует сказать, что оборона велась ими искусно и упорно, а временами весьма деятельно и активно. Последнему способствовало то, что к району боевых действий непрерывно поступали значительные подкрепления с других участков фронта. Правда, французское командование ставило своим войскам также и наступательные задачи, но это имело чисто моральное значение.

Как одну из частных особенностей фландрского сражения следует отметить участие в нем с обеих сторон весьма крупных кавалерийских масс. К концу сражения, когда установился сплошной фронт с укрепленными позициями, конница использовалась преимущественно в спешенном строю в общей боевой линии.

Сражение во Фландрии является последним на западноевропейском театре в маневренных условиях. С этого времени здесь прекращаются маневренные действия и повсеместно устанавливается позиционный фронт.

Переход к позиционной форме войны

В результате трех с половиной месяцев напряженной борьбы, в ходе которой успехи попеременно сменялись неудачами, противники оказались стоящими перед укрепленными позициями друг друга на огромном фронте протяженностью 700 км, имея фланги, прикрытые естественными препятствиями или территорией нейтрального государства. Все надежды на достижение скорой победы окончательно были потеряны. Начался позиционный период войны.

Основной причиной возникновения позиционной войны является равномерное распределение сил противников по всему фронту при их общем равенстве. Об этом свидетельствует сам ход войны до остановки фронта на р. Эне. Пока германцы обладали [314] превосходством на своем правом крыле, они имели успех и в своем победном движении дошли до Марны, но к этому моменту ударная группировка германцев оказалась значительно ослабленной, и перевес сил сумело создать французское командование. Неожиданным маневром французы вырвали победу у противника, вынужденного отойти к р. Эне.

Дойдя до естественного рубежа р. Эны с ее господствующим правым (северным) берегом, германцы сумели быстро укрепиться и остановили продвижение союзников, силы которых к этому времени растянулись равномерно по всей полосе наступления. Английский военный писатель Лиддел Гарт с полным основанием пишет, что «на р. Эне выявилась преобладающая мощь обороны над наступлением несмотря на то, что окопы были крайне примитивны по сравнению с тем, что было позднее»{144}.

Открытый западный фланг противников создавал иллюзии еще оставшейся возможности решения борьбы основным приемом, идея которого была заложена в планах войны, — охватом открытого фланга. Стремление к охвату флангов требовало новых сил, однако ни одна из сторон не имела для этого необходимых свободных войск. Приходилось снимать их с других участков, где переходили к обороне. В ходе дальнейших попыток охвата фланга стороны могли противопоставить друг другу лишь равные силы, пока фронт не уперся своим флангом в берег моря. Но теперь уже силы противников были до того растянуты по всему фронту, что создать где-либо ударную группировку не представлялось возможным. Плотность войск на участках обороны постепенно уменьшается до того, что какие-либо активные действия для прорыва окопавшегося противника становятся невозможными. Оборона стала сильнее наступления. Как указывал Фалькенгайн, «продвигаться вперед было нельзя ввиду недостатка сил и средств, отходить командование не хотело, ввиду того, что при таком малом числе войск, которое занимало немецкие окопы, выгода от сокращения фронта и сбережение таким путем войск не соответствовали всем тем минусам, которые были очевидны...»{145}. В силу этих причин германское командование и решило перейти на французском фронте к «чистой обороне с тщательным применением всех возможных технических средств. Началась позиционная война, — отмечает Фалькенгайн, — в тесном смысле этого слова со всеми ее ужасами»{146}. «Переход к позиционной войне, — продолжает далее Фалькенгайн, [315] — произошел не по добровольному решению генерального штаба, но под суровым давлением необходимости»{147}.

Советский военный историк А. Коленковский не без основания считает, что изменение качественного состава войск также было одной из причин возникновения позиционной войны. На смену дисциплинированному кадровому составу армии прибыл массовый боец, который, во-первых, был плохо подготовлен в военном отношении и, во-вторых, принес в армию настроение народной массы, которая относилась к войне отрицательно{148}. С таким составом нечего было и думать о широких маневренных действиях

При переходе войск к обороне первыми оборонительными сооружениями были простые окопы, рекомендовавшиеся еще довоенными уставами. Но за короткое время их успевали сильно развить и усовершенствовать. Фош отмечает, что, уже к концу 1914 г. перед французской армией «стояла грозно организованная оборона». Далее он пишет: «Время позволило обороняющемуся противнику еще усилить оборону проволочными заграждениями, бетонированными закрытиями для фланкирующих пулеметов и орудий, подземными или блиндированными ходами сообщения»{149}. [316]

Переход к позиционной обороне вызвал необходимость изменить структуру оборонительных позиций и порядок размещения на них войск. Если по довоенным уставам для обороны отрывали одну траншею и в тылу укрытия для резервов, то при переходе к обороне в 1914 г. пришлось отказаться от этой системы. Как отмечает Фалькенгайн, чтобы обезопасить себя против прорыва передовой линии, решили возводить несколько друг с другом связанных линий, составляющих целую оборонительную систему, несколько находящихся друг за другом позиций{150}. Во избежание потерь от артиллерийского огня, сообщает далее Фалькенгайн, передовые линии обороны занимали небольшие силы{151}.

Объяснение причин перехода к позиционной обороне будет неполным, если не привести здесь мнение прославленного советского полководца и теоретика М. В. Фрунзе, который писал так: «Позиционность создалась на почве бессилия столкнувшихся друг с другом сторон найти решение прямым массовым ударом. С другой стороны, объективные условия в лице ограниченной территории и богатейшей техники позволяли каждой стороне, отказавшись от скорого решения, перейти к обороне на неподвижных позициях. Результатом этих двух моментов и была позиционная тактика с характеризующей ее неподвижностью и устойчивостью линии фронта»{152}.

Д. В. Вержховский

2. Операции на Восточном фронте

Восточно-Прусская операция

Кампания 1914 г. на русском фронте открылась Восточно-Прусской операцией. Необходимость ее проведения мотивировалась стремлением «поддержать французов ввиду готовящегося против них главного удара немцев»{153}. План операции был определен Ставкой и изложен в письме Н. Н. Янушкевича на имя Я. Г. Жилинского от 28 июля (10 августа) 1914 г.{154} Свое окончательное оформление он получил в директивах главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта от 31 июля (13 августа) 1914 г.{155} Войскам ставилась задача нанести поражение противнику [317] и овладеть Восточной Пруссией с целью создания выгодного положения для развития дальнейших операций по вторжению в пределы Германии. 1-я армия должна была наступать в обход Мазурских озер с севера, отрезая немцев от Кенигсберга (ныне Калининград). 2-й армии предстояло вести наступление в обход этих озер с запада, не допуская отвода германских дивизий за Вислу. Общая идея операции заключалась в охвате немецкой группировки с обоих флангов.

Русские обладали некоторым превосходством над противником. В составе Северо-Западного фронта было 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий, 1104 орудия, 54 самолета. 8-я немецкая армия насчитывала 15 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии, 1044 орудия, 56 самолетов, 2 дирижабля. Правда, у германцев была более мощная артиллерия. Они располагали 156 тяжелыми орудиями, тогда как русские их имели всего 24{156}. Однако в целом соотношение сил обеспечивало выполнение замысла Ставки. Оно позволяло нанести поражение 8-й немецкой армии{157}. Избранная русским командованием форма оперативного маневра таила в себе большую угрозу для противника. Она ставила его под двойной удар. Исполнение маневра затруднялось тем, что русским армиям предстояло действовать по внешним операционным направлениям, разобщенным одно от другого районом Мазурских озер. В этих условиях особое значение приобретала надежность руководства войсками и прежде всего организация взаимодействия между обеими армиями.

Германское командование понимало опасность возможного наступления русских с двух направлений. Обладая меньшей по численности, но компактно расположенной группировкой, оно предполагало оборонять Восточную Пруссию активно. Имелось в виду, выставляя прикрытие то против одной, то против другой русской армии, главными силами последовательно нанести им поражение. Хорошо развитая сеть дорог позволяла немцам производить быструю перегруппировку войск и достигать в нужные моменты превосходства в силах и средствах над русскими. «Когда русские придут, — писал Мольтке Вальдерзее, — никакой обороны, а только наступление, наступление, наступление»{158}.

Русское командование, планируя операцию по захвату Восточной Пруссии, намечало проведение ряда подготовительных мероприятий. Особое значение имело скорейшее завершение стратегического развертывания. Тем временем обстановка на западноевропейском театре складывалась крайне неблагоприятно для Антанты. Немецкие войска быстро захватили Бельгию. Затем они одержали победу над союзными армиями в Пограничном [318] сражении и, продолжая свое наступление, к началу сентября вышли на реку Марна между Парижем и Верденом. Германское вторжение принимало угрожающий характер. Французское правительство запросило у России срочной помощи. Идя навстречу пожеланиям союзника, попавшего в беду, русское командование решило еще до окончания развертывания своих армий перейти к активным действиям на восточноевропейском театре. В этих условиях и возникла Восточно-Прусская операция.

Операция началась 4 (17) августа наступлением 1-й армии. Перейдя государственную границу, ее соединения вступили на территорию Восточной Пруссии. Первое столкновение с противником произошло у Сталлупенена (ныне Нестеров). Русские войска одержали победу над 1-м армейским корпусом генерала Франсуа и вынудили его отступить к р. Ангерапп.

Германское командование решило, прикрываясь со стороны армии Самсонова, основные свои силы двинуть против армии Ренненкампфа. Генерал Притвиц намеревался разбить русских двойным ударом: с севера 1-м корпусом Франсуа и с юга 17-м корпусом Макензена. В направлении Гольдапа предусматривались вспомогательные действия 1-го резервного корпуса Белова. 7 (20) августа в районе Гумбиннена (ныне Гусев) завязалось одно из крупнейших сражений мировой войны. Вначале немцы имели успех. Затем русские контрударом обратили в бегство части 1-го армейского корпуса. 17-й корпус Макензена, попав под жесточайший артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь русских и понеся огромный урон, также в панике отступил. Вот что пишут об этом германские авторы: «Сцепление несчастных обстоятельств привело к тому, что великолепно обученные войска, позднее всюду достойно себя проявившие, при первом столкновении с противником потеряли свою выдержку. Корпус тяжело пострадал. В одной пехоте потери достигли в круглых цифрах 8000 человек — треть всех наличных сил, причем 200 офицеров было убито и ранено»{159}. Русские взяли в плен около 1000 человек и захватили 12 орудий{160}. Столкновение в районе Гольдапа войск 1-го резервного германского корпуса с частями 4-го армейского корпуса русских носило нерешительный характер и не дало перевеса ни одной из сторон. Узнав о поражении главных сил 8-й армии у Гумбиннена, генерал Белов также отдал приказ об отходе.

Обстановка позволяла русскому командованию нанести крупное поражение 8-й немецкой армии. Благоприятный момент был упущен. Вместо того чтобы организовать преследование разбитых в Гумбиннен-Гольдапском сражении германских войск, генерал Ренненкампф бездействовал. По его приказу войска в течение двух суток находились на отдыхе, приводя себя в порядок. [320] Только 10 (23) августа они начали медленное продвижение к западу от р. Ангерапп, почти не встречая сопротивления. Командование и штаб армии достоверных сведений о противнике не имели.

На направлении действий 2-й армии события вначале тоже развивались успешно. 4 (17) августа войска выступили с рубежа р. Нарев. Марш-маневр совершался в трудных условиях. Стояла жара. Хороших путей сообщения не было. Приходилось двигаться по песчаным дорогам. Чтобы ускорить марш, дневок не давали. Преодолев за трое суток расстояние в 80 км, войска армии Самсонова 7 (20) августа перешли государственную границу России и вторглись на территорию Восточной Пруссии. Главную группировку составляли четыре армейских корпуса: 6-й, 13-й, 15-й и 23-й. Правый фланг ее обеспечивался 2-м, а [321] левый — 1-м армейскими корпусами. Со стороны противника на этом направлении действовали части 20-го армейского корпуса Шольца в составе около 3,5 дивизий.

Ставка придавала большое значение операции 2-й армии. 9 (22) августа Жилинский писал Самсонову: «Верховный главнокомандующий требует, чтобы начавшееся наступление корпусов 2-й армии велось самым энергичным и безостановочным образом. Этого требует не только обстановка на Северо-Западном фронте, но и общее положение»{161}.

10 (23) августа Жилинский направил Самсонову телеграмму, в которой говорилось, что германские войска после тяжелых боев, окончившихся победой над ними армии Ренненкампфа, поспешно отступают, взрывая за собой мосты. Самсонову ставилась задача: «Оставив 1-й корпус в Сольдау и обеспечив левый фланг надлежащим уступом, всеми остальными корпусами энергично наступайте на фронт Зенсбург, Алленштейн, который предписываю занять не позже вторника 12 августа. Движение ваше имеет целью наступление навстречу противнику, отступающему перед армией ген. Ренненкампфа, с целью пресечь немцам отход к Висле»{162}. Эти указания, как и директива от 31 июля (13 августа), предписывали войскам 2-й армии наступать строго на север. По мнению Самсонова, такое направление не обеспечивало должный охват группировки противника и выполнение основной задачи его армии — воспрепятствовать ее отходу к Висле. Он просил Жилинского отклонить направление главного удара примерно на 60 км к западу и наступать на фронт Остероде, Алленштейн. Опасаясь, что наступление 2-й армии в северозападном направлении приведет к отрыву ее от 1-й армии и усложнит организацию взаимодействия между ними, фронтовое командование отклонило это предложение. 11 (24) августа Самсонов, донося об успешном продвижении войск его армии, вновь настаивал на своем предложении{163}. На этот раз оно было принято. Начальник штаба фронта Орановский писал Самсонову: «Если удостоверено, что неприятель отходит на Остероде, и ввиду того, что отступление противника к Кенигсбергу не удается перехватить, главнокомандующий согласен на изменение наступления 2-й армии на Остероде, Алленштейн, но с тем, чтобы направление между озерами и Алленштейном было прикрыто одним корпусом»{164}.

12 (25), августа Самсонов отдал приказ, смысл которого состоял в том, что войска 2-й армии должны были продолжать наступать на фронте Остероде, Алленштейн{165}. В центре наступала ударная группа в составе 13-го и 15-го корпусов (3-я [322] гвардейская дивизия этого корпуса подошла из Новогеоргиевска к исходу сражения). Правый фланг ее обеспечивался 6-м армейским корпусом и 4-й кавалерийской дивизией у Бишофсбурга, а левый — 1-м армейским корпусом, 6-й и 15-й кавалерийскими дивизиями у Сольдау.

Соображения русского командования совершенно не отвечали истинному положению вещей. Все расчеты строились на неправильной оценке обстановки. Полагали, что противник разгромлен и отступает частью к Кенигсбергу, а частью к рубежу р. Вислы. Операция считалась по существу законченной. Надеялись в скором времени перебросить войска из Восточной Пруссии на другое направление. Ставка энергично работала над планом наступления от Варшавы на Познань. В одном из ее документов говорилось о необходимости «торопиться с очищением от противника Восточной Пруссии, дабы стала возможной переброска армии ген. Ренненкампфа на левый берег р. Вислы»{166}. Действительность была, однако, совершенно другой.

Поражение германских войск в Гумбиннен-Гольдапском сражении и известие о переходе в наступление Наревской армии сильно беспокоили командование 8-й армии. Вечером 20 августа генерал Притвиц отдал приказ об отступлении. Он доносил в главную квартиру: «Ввиду наступления крупных сил с линии Варшава — Пултуск — Ломжа не могу использовать обстановку впереди моего фронта и уже ночью начинаю отход к Западной Пруссии. В предельной степени использую железнодорожные перевозки»{167}. Одновременно штаб 8-й армии продолжал внимательно изучать обстановку. Эта задача облегчалась тем, что русские всю оперативную документацию передавали по радио открытым текстом. Убедившись в пассивности действий Ренненкампфа, Притвиц изменил ранее принятый план об отступлении своих войск за Вислу. Он решил прикрыться частью сил от Неманской армии русских, а основную массу войск двинуть против их Наревской армии.

Первоначальное решение командования 8-й армии об оставлении Восточной Пруссии не встретило одобрения в главной квартире. И хотя оно вскоре было отменено и был принят новый план, отвечавший взглядам верховного командования, судьба генерала Притвица и его начальника штаба генерала Вальдерзее была решена. 8 (21) августа они были сняты с занимаемых постов. Вместо них были назначены: командующим армией — генерал Гинденбург, начальником штаба — генерал Людендорф, которые 11 (24) августа приступили к исполнению своих обязанностей. Новое руководство армии нашло план, принятый прежним руководством, отвечающим обстановке и решило проводить его в жизнь. Вносились лишь отдельные уточнения. [323] По свидетельству Людендорфа, план операции против 2-й русской армии окончательно сложился между 24 и 26 августа. Существо его заключалось в том, чтобы, сковывая центральные корпуса (15-й и 13-й) 2-й армии с фронта частями 20-го корпуса, 1-й ландверной и 3-й резервной дивизиями, нанести два согласованных между собой удара: главный — 1-м корпусом с бригадой Мюльмана на Уздау против 1-го русского корпуса, развивая затем наступление в тыл центральным корпусам, и второй удар — 17-м и 1-м резервным корпусами против 6-го русского корпуса и затем в промежуток между Бишофсбургом и Алленштейном для развития удара во фланг и тыл тех же корпусов. Привлечение 1-го резервного и 17-го армейского корпусов для наступления против 2-й русской армии с севера зависело исключительно от действий Ренненкампфа. Генерал Людендорф писал: «Если он сумеет использовать успех, одержанный при Гумбиннене, и будет быстро продвигаться вперед, то этот маневр становился немыслимым. В таком случае не оставалось бы ничего другого, как отводить 1-й резервный и 17-й армейский корпуса в юго-западном направлении к Вормдиту, а другая группа 8-й армии задерживала бы тем временем Наревскую армию»{168}.

С 13 (26) августа германское командование, завершив перегруппировку своих войск, приступило к осуществлению плана. В этот день 6-й русский корпус, атакованный 17-м армейским и 1-м резервным корпусами немцев, вынужден был отойти от Бишофсбурга. Попытка противника потеснить войска левого крыла 2-й армии успеха не имела. На следующий день немцами был передан от имени командира русского 1-го армейского корпуса ложный приказ об отходе. Это привело к отступлению корпуса. В итоге боевых действий 13 (26) и 14 (27) августа положение 2-й армии значительно ухудшилось. Ее центральные корпуса (13-й и 15-й), почти не встречая сопротивления, значительно продвинулись на север и достигли Алленштейна. Однако корпуса, действовавшие на флангах, не использовали полностью свои возможности и отошли: 6-й — к Ортельсбургу, а 1-й — к югу от Сольдау. Восточный и западный фланги группы центральных корпусов оказались открытыми.

Германское командование рассчитывало окружить 13-й и 15-й корпуса. Главный удар наносился по левому флангу русских в районе Сольдау. В свою очередь Самсонов также планировал активные действия. Он решил силами 23-го и 1-го армейских корпусов сковать противника в районе Сольдау, а силами 13-го и 15-го корпусов нанести удар на юго-запад во фланг и тыл противника. 6-му корпусу было приказано передвинуться [324] в район Пассенгейма и обеспечивать контрудар с северо-востока{169}.

15 (28) августа на левом фланге 2-й армии развернулись ожесточенные бои. Чтобы непосредственно руководить проведением контрудара, в район боевых действий прибыл Самсонов с оперативной частью штаба армии. Это прервало его связь со штабом фронта, фланговыми корпусами и в целом отрицательно сказалось на управлении войсками. Русские одержали ряд тактических успехов. Маневр противника по окружению центральных корпусов 2-й армии был сорван. Но Самсонов сознавал трудное положение своих войск и вечером отдал приказ об их отходе{170}.

Противник признавал неудачу операции по окружению русских корпусов. С утра 16 (29) августа он намеревался вести преследование войск 2-й армии, которым по приказу Самсонова надлежало отходить. Поздно ночью Гинденбург доносил верховному командованию: «Сражение выиграно. Преследование завтра будет продолжаться. Окружение двух русских корпусов, вероятно, больше не удастся»{171}. Организация преследования возлагалась на 1-й и 20-й армейские и 1-й резервный корпуса. 17-му корпусу было приказано сосредоточиться у Алленштейна и быть готовым действовать против 1-й армии русских, возможность наступления которой вызывала тревогу у германского командования.

Командование Северо-Западного фронта не приняло всех мер для того, чтобы предотвратить поражение 2-й армии. Оно плохо изучало обстановку. О действительных намерениях противника стало известно лишь вечером 14 (27) августа. В ночь на 15 (28) августа Орановский телеграфировал Самсонову: «Главнокомандующий приказал отвести корпуса 2-й армии на линию Ортельсбург, Млава, где и заняться устройством армии»{172}. Однако до войск приказ не дошел. Одновременно командующему 1-й армией было приказано двинуть левофланговые корпуса (4-й и 2-й) и конницу возможно далее вперед, чтобы оказать содействие 2-й армии. Ему сообщалось также, что действовавшие против 1-й армии части противника перевезены по железной дороге на фронт 2-й армии. Войска 1-й армии отстояли от частей 2-й армии не более чем на 100 км. При энергичных действиях они могли бы оказать помощь своему соседу.

Наступление началось во второй половине 15 (28) августа, а вечером следующего дня оно было остановлено. Жилинский считал, что согласно его приказу 2-я армия уже должна была отступить к границе. Орановский писал Ренненкампфу: «2-я армия отошла на свои первоначальные позиции к границе... [325] Главнокомандующий приказал поэтому приостановить дальнейшее выдвижение выдвинутых вперед для поддержки 2-й армии корпусов»{173}.

С утра 16 (29) августа 1-й и 20-й армейские и 1-й резервные германские корпуса вели наступление, охватывая с трех сторон центральные корпуса 2-й армии. 17-й германский корпус приказа о сосредоточении у Алленштейна не получил и продолжал действовать в юго-западном направлении на Пассенгейм. В своем движении он вышел на пути отступления русских. Было замкнуто кольцо окружения вокруг 13-го и 15-го корпусов и 2-й пехотной дивизии 23-го корпуса. Всего было окружено около 30 тыс. человек и 200 орудий в районе Комусинского леса. В ночь на 17 (30) августа Самсонов покончил с собой у фермы Каролиненгоф (близ Виленберга). Принявший на себя командование армией генерал Клюев не использовал всех возможностей для спасения окруженных корпусов. Был отдан приказ о сдаче в плен. Некоторые командиры частей отвергли это решение и с боями вывели свои войска из окружения.

Стратегическая обстановка, сложившаяся к началу сентября, благоприятствовала армиям Центральных держав. На Западном фронте германские корпуса продвигались к Марне. И хотя французское командование готовило контрудар, положение союзных [326] войск было трудным. В Восточной Пруссии немцам удалось добиться крупного успеха над 2-й русской армией. В Галиции войска левого крыла русского Юго-Западного фронта (3-я и 8-я армии) наступали на львовском направлении. Однако войска правого крыла потерпели неудачу в междуречье Вислы и Буга. Австро-венгры потеснили их и вышли на линию Люблин, Холм. В этих условиях наиболее целесообразным способом действий германского командования было бы нанесение удара на Седлец с задачей выйти в тыл армиям правого крыла Юго-Западного фронта, оказать содействие австро-венгерским войскам. Наступление в этом направлении предусматривалось германским планом войны.

Удара на Седлец, однако, не последовало. Германское командование пренебрегло интересами коалиционной стратегии. Оно игнорировало просьбу союзника. Возобладали интересы прусских юнкеров, которые беспокоились за судьбу своих владений. Было решено, оставив против 2-й армии заслон; основные усилия сосредоточить для разгрома 1-й армии русских. Главный удар наносился через район Мазурских озер. Директива германского командования от 31 августа гласила: «Ближайшей задачей 8-й армии является очищение Восточной Пруссии от армии Ренненкампфа»{174}.

Обстановка требовала обеспечения устойчивости Северо-Западного фронта. Нужно было сковать немецкие войска в Восточной Пруссии, лишить их возможности оказать помощь австро-венгерским армиям. 18 (31) августа Ставка потребовала от фронтового командования: 1-й армии удерживаться во что бы то ни стало севернее Мазурских озер, а 2-й армии — прикрывать пути к Нареву{175}. На усиление фронта Ставка передала из своего резерва 22-й, 3-й Сибирский и 1-й Туркестанский корпуса. С 5 сентября эти соединения были обращены на формирование 10-й армии, которая развертывалась в полосе между 1-й и 2-й армиями.

24 августа (6 сентября) 8-я германская армия начала наступательные действия. К этому времени войска Юго-Западного фронта нанесли мощный контрудар в районе Люблина. Ставка придавала большое значение выполнению Северо-Западным фронтом поставленной ему задачи. 26 августа (8 сентября) Н. Н. Янушкевич в разговоре по прямому проводу с Я. Г. Жилинским сказал: «... Сейчас получена телеграмма Юго-Западного фронта, что ген. Лечицкий{176} с удачным боем перешел на левый берег Вислы. Вы, несомненно, согласитесь, что теперь особенно важно (отбить) атаки на Ренненкампфа и Бринкена{177}, упорство [327] это, несомненно, даст свои результаты для окончания операции на юго-западе, где, быть может, вопрос в нескольких днях»{178}. В тот же день Жилинский указал Ренненкампфу: «Великий князь рассчитывает, что 1-я армия проявит полное упорство в отстаивании своего положения, что является безусловно необходимым ввиду ожидаемого на этих днях окончательного решения на Юго-Западном фронте; усилия 2-й и 10-й армий будут направлены к обеспечению вашего левого фланга»{179}. В ночь на 27 августа (9 сентября) во время разговора по прямому проводу Жилинский вновь обратил внимание Ренненкампфа на важность организации надежной обороны на пути продвижения германских войск. Он сказал: «Очень буду рад, если вы разделаетесь с обходом и удержитесь на фронте. Этого желает верховный главнокомандующий ввиду общего положения дел на Восточном (русском) фронте. Со своей стороны дам приказ 22-му корпусу выдвинуться и оказать вам помощь, но особенно рассчитывать на его энергичное содействие едва ли можно, скажу даже, нельзя»{180}.

Командование Северо-Западного фронта и 1-й армии не выполнило своего долга. К исходу 9 сентября противник прорвал слабую оборону русских в районе Мазурских озер и поставил под удар левый фланг армии Ренненкампфа. Начавшееся 8 сентября выдвижение 2-й армии к границе проходило медленно и не оказало сколько-нибудь существенного влияния на обходной маневр. Что касается 22-го корпуса, действовавшего юго-восточнее Мазурских озер, то командир его генерал Бринкен, ссылаясь на усталость войск, фактически отказался решать поставленную ему задачу. 10 сентября Я. Г. Жилинский доносил в Ставку: «Совершившийся обход левого фланга 1-й армии был бы очень затруднен, если бы находившийся в районе Лык 22-й корпус мог быть направлен к северу, в тыл обходящему противнику. Сделать этого нельзя было, так как командир корпуса на мое предписание об этом наступлении донес, что корпус, расстроенный предшествующим боем, не в состоянии продвинуться. Так как в боях до того участвовало всего 4 полка из 16, то я могу предположить, что эта неспособность корпуса к активным действиям должна быть отнесена всецело и исключительно лишь к высшему командному составу»{181}.

Отход 1-й армии начался в ночь на 10 сентября. Германское командование действовало вяло и нерешительно. Оно опасалось контрудара русских. Преследование велось медленно. Германцам приходилось преодолевать упорное сопротивление русских арьергардов. 31 августа (13 сентября) последовала директива [328] командования Северо-Западного фронта. Она предписывала отойти 1-й армии за Средний Неман, 2-й армии — за Нарев, а 10-й армии — обороняясь на р. Бобр, прикрывать район Августов, Гродно{182}. Восточно-Прусская операция завершилась.

Восточно-Прусская операция является одним из крупнейших событий первой мировой войны. В ее оценке немецкая буржуазная историография крайне тенденциозна. Она безмерно восхваляет германские войска. Боевые действия 8-й армии изображаются как победа, «равной которой не знает военная история»{183}. Объективный анализ операции показывает, что такая оценка далека от истины. Прежде всего нельзя считать правильным стремление преувеличить роль успеха германцев в общем ходе войны. Если рассматривать эту операцию в целом, то нельзя не видеть бесплодность стратегических усилий германского командования. Оно не смогло разгромить русские армии. Дело свелось к их выталкиванию за пределы границ. Устойчивость Северо-Западного фронта не была нарушена. Сохранялась угроза нового русского вторжения в Восточную Пруссию.

Действия русских войск, наоборот, имели важное стратегическое значение. Вторжение в Восточную Пруссию вынудило германское командование перебросить из Франции на русский [329] фронт два армейских корпуса и одну кавалерийскую дивизию. Это серьезно ослабило их ударную группировку и явилось одной из причин ее поражения в битве на Марне. Стратегический план германского командования, рассчитанный на быстрый разгром Франции, потерпел неудачу. Значение помощи России своему союзнику отмечали многие исследователи. Так, современный французский историк Бернар Лавернь пишет: «Если бы более 12 германских дивизий не были задержаны вдали от нашего фронта смелым наступлением русских, битва на Марне, которая сохранила Францию от краха, была бы поражением»{184}. Стратегическое значение Восточно-Прусской операции выразилось также и в том, что своими действиями армии Северо-Западного фронта сковали немецкие войска и удержали их от содействия союзным австро-венгерским войскам. Это дало возможность русским нанести крупное поражение Австро-Венгрии на главном — галицийском направлении.

Боевые действия в Восточной Пруссии показали, что русские войска по уровню своей подготовки не уступали германским. Они нанесли им ряд тяжелых поражений. Однако русское командование не сумело должным образом использовать возможности вверенных ему войск. Оно не организовало четкого управления ими, принимало решения, которые не отвечали обстановке. В результате операция, начавшись успешным вторжением русских армий в Восточную Пруссию, не получила своего развития. Противник воспользовался этим, перешел в контрнаступление и вынудил русских отойти на исходные позиции.

Галицийская битва

Активные боевые действия войск Юго-Западного фронта начались также преждевременно в связи с обращением союзников. 1 (14) августа 1914 г. H. H. Янушкевич телеграфировал Н. И. Иванову о том, что Франция просила «поддержать ее наступлением не только армиями Северо-Западного фронта, но и Юго-Западного»{185}. Было решено, не дожидаясь полного сосредоточения и развертывания своих армий, атаковать австро-венгерские войска в Галиции, нанести им поражение и воспрепятствовать их отходу на юг за Днестр и на запад к Кракову. 4-я и 5-я армии должны были наступать из района Люблина и Холма на Перемышль и Львов, 3-я и 8-я армии — из района Ровно и Проскурова на Львов и Галич. Днестровскому отряду ставилась задача, действуя в междуречье Днестра и Прута, обеспечивать левый фланг фронта. [330]

План действий Юго-Западного фронта предусматривал сосредоточение основных усилий в центре, где 5-й и 3-й армиям предстояло наступать по сходящимся направлениям к Львову. Задачи 4-й и 8-й армий сводились к обеспечению наступления главной группировки с запада и юга. Русское командование намеревалось осуществить грандиозный охватывающий маневр с целью окружения основных сил австро-венгерской армии. Интересный сам по себе, он не отвечал, однако, обстановке. В своих расчетах штаб фронта исходил из ошибочного предположения относительно рубежа развертывания войск противника. По сравнению с первоначальным решением, которое было известно русским, австрийский генеральный штаб в действительности отодвинул этот рубеж на 100 км к западу и юго-западу. Следовательно, операция не могла привести к окружению главной группировки неприятельских армий, которая оказывалась за флангами намеченного маневра. Уже в ходе наступления пришлось вносить существенные поправки в принятый план{186}.

Решительные цели ставило перед собой и австро-венгерское командование. Оно предполагало главный удар нанести силами своих 1-й и 4-й армий между Вислой и Бугом в северном направлении, чтобы разгромить 4-ю и 5-ю армии русских у Люблина и Холма, выйти на тылы войск Юго-Западного фронта. Удар должен был обеспечиваться с запада наступлением вдоль левого берега Вислы группы Куммера и корпуса Войрша. Имелось в виду, что одновременно с ударом 1-й и 4-й армий на север германские войска разовьют наступление на Седлец, о чем еще до войны Конрад имел договоренность с Мольтке. 3-я армия прикрывала район Львова. Группа Кевеса получила задачу отразить возможное наступление русских на Стрый и Станислав.

Обе стороны проявили настойчивое желание добиться осуществления своих замыслов. Это привело к грандиозной Галицийской битве, развернувшейся между Днестром и Вислой. Ее главнейшими событиями были: Люблин-Холмская операция, Галич-Львовская операция и Городокское сражение.

7 (20) августа 1-я австро-венгерская армия генерала Данкля двинулась с рубежа р. Сан в северо-восточном направлении. Ближайшей задачей ее являлось преодоление расположенной вдоль правого берега реки труднопроходимой Таневской лесной полосы, что должно было создать выгодные условия для дальнейшего наступления. Русское командование, получив сведения о появлении неприятельских разъездов со стороны Таневских лесов, 10 (23) августа направило к юго-западу от Люблина 4-ю армию Зальца с задачей разбить обнаруженного противника на участке Закликов, Янов, Фрамполь и затем наступать к Перемышлю. Взаимные передвижения войск сторон привели [332] к ожесточенному встречному сражению, которое разыгралось 10-11 (23-24) августа в районе южнее Красника.

Утром 10 (23) августа соединения 1-го и 5-го корпусов противника атаковали двигавшиеся от Красника части 14-го русского корпуса. Упорный бой продолжался до вечера. Под натиском превосходящих сил австро-венгров русские вынуждены были отступить. На следующий день Данкль приказал продолжать наступление, имея в виду охватить правый фланг 4-й армии. Генерал Зальц решил, обороняясь 14-м корпусом у Красника, атаковать центр и правый фланг противника войсками 16-го и Гренадерского корпусов. Обе стороны проявили большое упорство, чтобы осуществить свои замыслы. Боевые столкновения протекали с переменным успехом. Неприятель создал угрозу охвата армии Зальца с флангов. После двухдневных тяжелых боев русские отошли и 12 (25) августа сосредоточились на позициях в 20-45 км юго-западнее и южнее Люблина.

Австро-венгерское командование, ободренное первыми успехами своих войск под Красником, 11 (24) августа дало 1-й и 4-й армиям директиву о продолжении наступления в северном направлении с целью нанести решительное поражение силам противника, находящимся между Вислой и Холмом. Операция должна была обеспечиваться слева группой Куммера, а справа — группой Иосифа Фердинанда (14-й армейский корпус и 41-я гонведная дивизия), выделенной из состава 3-й армии для усиления 4-й армии{187}.

Русское командование внимательно следило за ходом событий у Красника. Анализ боевых действий дал возможность уточнить развертывание австро-венгерских армий. Левый фланг группировки противника оказался намного западнее, чем предполагалось. 4-я русская армия, получившая задачу наступать в южном направлении с целью охвата этого фланга, сама оказалась под ударом войск австро-венгров с запада. Чтобы исправить положение, ставка приняла ряд мер по усилению правого крыла Юго-Западного фронта. Туда были направлены крупные резервы: 18-й армейский, Гвардейский и 3-й Кавказский корпуса, а также три второочередные дивизии (80-я, 82-я и 83-я). Престарелый генерал Зальц был заменен А. Е. Эвертом. Все эго позволило в короткий срок обеспечить устойчивость 4-й русской армии.

10 (23) августа была отдана директива главнокомандующего Юго-Западного фронта. Она указывала на необходимость оказания помощи 4-й армии путем решительных действий со стороны 5-й армии против неприятельских войск, наступавших на люблинском направлении{188}. В соответствии с этой директивой штаб фронта выработал новый план операции, который был изложен [333] в директиве № 480 от 12 (25) августа. 4-я армия должна была перейти к обороне. 5-й армии ставилась задача, приняв вправо и заходя своим левым крылом, нанести удар во фланг и тыл австро-венгерских войск, атакующих 4-ю армию. 3-й армии надлежало выдвинуть свои главные силы севернее Львова и наступать на Жолкиев, направляя правый фланг на Мосты-Бельки. 8-я армия получила задачу, прочно обеспечивая левый фланг фронта, выйти на рубеж Львов, Миколаев{189}. 12 (25) августа 5-я армия Плеве заняла следующее положение: 25-й корпус в тесном контакте с левым флангом 4-й армии развернулся на высотах у Замостья, центральные корпуса (19-й и 5-й) сосредоточились против Томашова, 17-й корпус прикрывал операцию слева в зависимости от обстановки (западнее или восточнее Буга).

С 13 (26) августа обе стороны приступили к выполнению своих замыслов. На широком фронте, простиравшемся дугою от Вислы западнее Красника до Днестра южнее Бучача, закипели ожесточенные сражения. На правом крыле Юго-Западного фронта продолжалась Люблин-Холмская операция. 1-я австро-венгерская армия стремилась развить наступление на люблинском направлении. Противник намеревался осуществить двойной охват 4-й армии русских, концентрируя основные усилия на своем левом фланге. Попытки австро-венгров выйти в тыл войск Эверта с запада успеха не имели. Все неприятельские атаки были отражены частями 18-го русского корпуса, развернутого на правом фланге 4-й армии. Лишь правому флангу армии Данкля удалось несколько потеснить Гренадерский корпус, который был вынужден оставить позиции на р. Пор (восточнее Красника) и отойти к северу. В последующие дни положение на правом фланге и в центре 4-й армии не изменилось. И только на ее левом фланге, в районе Красностава, неприятель силами своего 10-го корпуса сумел вновь несколько потеснить русских. Одновременно происходили ожесточенные боевые действия между 5-й русской и 4-й австро-венгерской армиями, известные под названием Томашевского сражения, или сражения под Комаровом. План Ауффенберга, принятый 12 (25) августа и одобренный высшим командованием, так же, как и план Данкля, был основан на стремлении к двустороннему обходу 5-й армии русских. В первый же день частям 2-го корпуса австро-венгров удалось нанести поражение правофланговому 25-му корпусу 5-й армии, который отступил на Красностав по обоим берегам р. Вепржа. 19-й корпус был потеснен в сторону Комарова. 5-й корпус атаковал во фланг 6-й австро-венгерский корпус, но, действуя изолированно от других корпусов 5-й армии, развить успеха не сумел. 17-й корпус после почти суточного марша на запад занял квартиры, оставленные на рассвете 19-м корпусом. [334] Вечером того же дня на его левом фланге к югу сосредоточивалась оперативная группа Иосифа Фердинанда.

На следующий день Ауффенберг решил продолжать свой маневр. Генерал Плеве также готовился к активным действиям, направляя основные усилия для разгрома австро-венгерских войск у Томашова. 19-му корпусу предстояло наступать с севера, а 5-му — с востока. 25-й корпус, обеспечивавший связь между 5-й и 4-й армиями, несмотря на понесенное им накануне поражение и сильно откинутый назад левый фланг, должен был вновь перейти в наступление и овладеть Замостьем. Левофланговый 17-й корпус притягивался ближе к 5-му корпусу. В центре оперативного построения 5-й армии создавалась плотно сосредоточенная группа из трех корпусов (19-го, 5-го и 17-го), 25-й корпус, удаленный больше чем на один переход, должен был обособленно бороться с противником.

14-15 (27 — 28) августа прошли в ожесточенных атаках с обеих сторон. 25-й корпус русских не смог выполнить свою задачу и продолжал отступление в районе Красностава. 19-й, 5-й и 17-й корпуса отражали натиски австро-венгров. Большая неудача постигла 17-й корпус 15 (28) августа. Внезапным ударом во фланг со стороны группы Иосифа Фердинанда он был оттеснен к северу.

Поражение 17-го корпуса и отход 25-го корпуса поставили 5-ю армию в тяжелое положение. Ее центр обнажился. Создалась угроза его окружения. Командующий армией неоднократно обращался за содействием к 4-й и 3-й армиям. Эверт, ссылаясь на тяжелое положение своих войск, упорно отказывался помочь своему соседу. Что касается Рузского, то он намеревался двинуть свои войска на северо-запад только после взятия Львова. Лишь под влиянием категорических требований фронтового командования он только 17 (30) августа направил от Каменки-Струмиловой в район Мосты-Вельки части 21-го корпуса (69-ю пехотную и 11-ю кавалерийскую дивизии).

Русское командование возлагало большие надежды на наступательные действия 5-й армии, направлявшей свой удар во фланг 1-й австро-венгерской армии. 15 (28) августа начальник штаба фронта генерал М. В. Алексеев докладывал в Ставку о том, что положение в районе Томашова должно быть ликвидировано. Если собранные здесь австро-венгерские корпуса понесут поражение от трех корпусов 5-й армии, то это отзовется на всем фронте австро-венгерской армии. Томашов являлся пунктом опоры правого крыла всего маневра противника. Дезорганизация сил, собранных в этом пункте, куда было направлено, очевидно, и подкрепление еще с 13 августа, развязывало сразу руки и давало возможность направить на Замостье по крайней мере два корпуса»{190}. Такого же оптимистического взгляда держался и сам [335] Плеве, отдавая на 16 (29) августа приказ всем корпусам энергично наступать с тем, чтобы 25-й корпус мог отобрать Замостье в полдень, а южная группа корпусов под общим командованием Яковлева нанести удар во фланг противника в направлении Томашова.

Боевые действия 16 — 17 (29 — 30) августа не принесли успеха русским. Командование 4-й австро-венгерской армии направило все свои усилия для окружения южной группы корпусов 5-й армии, продолжая на красноставском направлении теснить изолированный 25-й корпус. Наступление 25-го корпуса было отражено австро-венграми. Группа Петра Фердинанда из 2-го корпуса противника (13-я и 25-я дивизии), атаковав 19-й корпус с запада и северо-запада, глубоко охватила его правый фланг и перерезала пути отхода 5-й армии в северном направлении. Группа Иосифа Фердинанда охватывала восточный фланг армии Плеве. Положение усугублялось опасным движением 10-го австро-венгерского корпуса на Красностав, который был занят им 17 (30) августа. Операция 1-й и 4-й армий, казалось, приближалась к успешному концу, а полный разгром трех русских корпусов (19-го, 5-го и 17-го) становился неизбежным.

Генерал Плеве хорошо сознавал угрозу флангам своей армии и вновь просил, чтобы ему помогли соседние армии. В 17.30 17 (30) августа он доносил, что 5-я армия будет драться до последнего, но необходимо быстрейшее вмешательство и приближение отрядов 3-й армии, особенно кавалерии и 69-й пд, с целью оказания помощи его армии и хотя бы удержания 4-й армией того положения, которое она занимает{191}. В отношении прикрытия образовавшегося 38-километрового разрыва между 25-м и Гренадерским корпусами его предложение состояло в следующем: он считал совершенно необходимым, чтобы 4-я армия употребила все средства не допустить австрийцев на этот участок, ведущий к открытой дороге на Брест{192}. Поздно вечером, реально оценив обстановку, он отдал приказ об отходе армии в северо-восточном направлении. Плеве писал, что, принимая во внимание положение южной группы корпусов, выдвинувшихся значительно вперед по отношению к 4-й армии, и ослабление корпусов вследствие больших потерь, он решил отступить с 5-й армией на одну линию с 4-й армией{193}. Имелось в виду усилиться на этой линии, а затем перейти к общему наступлению одновременно с 4-й армией.

Отход корпусов должен был начаться 18 (31) августа вечером самостоятельно на общую линию Красностав или Холм, Владимир-Волынский. Марш-маневр был рассчитан на три перехода с тем, чтобы завершить его 20 августа (2 сентября). Приняв это [336] решение, Плеве распорядился, чтобы 18 (31) августа на все фронте армии были произведены энергичные контратаки с целью ввести противника в заблуждение и тем обеспечить планомерный отход 5-й армии в новый район.

Положение австро-венгерских войск было не менее сложным. Упорное сражение, завязавшееся на 45-километровом пространстве от Комарова до истоков р. Гучвы, влекло большие потери в людях. В то же время с каждым днем увеличивался опасный 60-километровый разрыв между левым флангом 3-й и правым флангом 4-й армий. Чтобы обеспечить фланги и тылы этих армий в районе Жолкиева, была сформирована группа Демпфа (полторы дивизии пехоты и две дивизии кавалерии). Образовался также разрыв между 4-й и 1-й армиями в районе Красностава. Сюда переместился центр тяжести действий 1-й австро-венгерской армии (10-й корпус) вопреки первоначальному замыслу высшего командования, которое хотело прежде всего разгромить западное крыло русских с тем, чтобы отбросить их в направлении на Брест. В случае дальнейшего продвижения 4-я австро-венгерская армия подставляла себя под фланговые удары как с севера, из района Красностава, куда отступил 25-й русский корпус, так и с юго-востока, из района Каменки-Струмиловой, куда направлялся правофланговый 21-й корпус 3-й русской армии. Каждый из этих фланговых ударов мог не только ликвидировать все успехи 4-й австро-венгерской армии, но привести к полной катастрофе. Такое оперативное положение было следствием ошибочного стратегического плана, основанного на эксцентрическом наступлении всех австро-венгерских армий.

Особенно напряженная обстановка складывалась на восточном участке австро-венгерского фронта. Вторгшиеся в Галицию 3-я и 8-я русские армии развивали победоносное наступление. Действующие между Днестром и Верхним Бугом войска 3-й армии противника понесли тяжелое поражение. Не помогли ни энергичные призывы высшего командования, направленные генералу Брудерману, ни помощь войск, прибывающих с Сербского фронта и намеченных для усиления 2-й австро-венгерской армии. Эта непредвиденная сильная угроза Восточной Галиции привлекала все более и более внимание начальника штаба высшего командования генерала Конрада фон Гетцендорфа. Его тревога увеличивалась по мере приближения русских армий к Львову. Помимо больших потерь в людях и военных материалах, а также оставления значительной территории, что является почти неизбежным в боях прикрытия, дальнейшее наступление русских войск влекло за собой еще более грозные последствия стратегического порядка. Движение 3-й и 8-й русских армий в конечном счете направлялось непосредственно в район оперативной базы 1-й и 4-й австро-венгерских армий, действия которых должны были решить вопрос целой кампании. Обе эти армии в конце августа вели активные боевые действия: 1-я в районе [337] между Вислой и Вепржем, а 4-я в тесной связи с правым флангом 1-й армии между Вепржем и Бугом.

Утром 18 (31) августа Конрад дал Ауффенбергу директиву. Уведомляя об отходе 3-й армии и даже предвидя возможность отступления ее на р. Верешицу, он писал: «В результате этого создалось положение, которое ставит действиям 4-й армии тесные границы и требует от нее решительного успеха 31 августа или 1 сентября. Если к этому времени не будет достигнуто решительного успеха, 4-я армия может стать под угрозу с юго-востока, так что дальнейшее удержание правого крыла армии, т. е. группы Иосифа Фердинанда, в районе, ныне занимаемом, будет невозможным»{194}. Воздушная разведка, высланная в первой половине дня, установила выдвижение из Мостов-Вельки на тылы 4-й армии русских войск. Это были части 21-го корпуса армии Рузского. Ауффенбергу была послана новая директива, в которой более категорично потребовалось: «Если вы не достигнете теперь же решительного успеха, следует отступить восточным крылом армии на Раву-Русскую, чтобы избежать поражения от противника, идущего через Мосты-Вельки»{195}. Главная забота Конрада состояла в том, чтобы быстрее собрать в районе Равы-Русской силы, которые могли бы противостоять правому крылу 3-й русской армии, удлиняя фронт группы Демпфа.

Командование 4-й австро-венгерской армии не разделяло мнения генерала Конрада. Оно стремилось уничтожить полуокруженные южные корпуса 5-й русской армии, а затем выдвинуть как можно дальше на север свое правое крыло, не обращая внимания на угрозу тылам группы Иосифа Фердинанда со стороны 21-го русского корпуса. Штаб 4-й армии жил верой в близкую победу. Его начальник штаба генерал Соос 18 (31) августа докладывал верховному командованию: «Если мы до конца доведем этот удар, то мы вовремя сбросим со своей шеи противника, по крайней мере, на несколько недель. Я придерживаюсь того мнения, чтобы нам оставили время до вечера следующего дня и чтобы потом 4-я армия не начинала отход, но преследовала противника необходимыми силами до окончательного разгрома, отбросив его за линию Крылов, Грубешов. К активной обороне против неприятеля, угрожающего нам с юга, можно будет приступить в течение 2-го и 3-го»{196}. Он писал, что после разгрома 5-й армии можно будет собрать у Равы-Русской вполне достаточные силы, чтобы перейти в наступление и снять угрозу со стороны Львова. В докладе говорилось: «Для армии, одержавшей победу, появление противника на тылах не составляет большой опасности»{197}. [338]

День 19 (31) августа принес много неожиданностей обеим сторонам. Прежде всего отпала угроза окружения на правом фланге 19-го корпуса русских. Наступление группы Петра Фердинанда (13-я и 25-я пд) было встречено мощным артиллерийским и пулеметным огнем. Понеся большие потери, противник остановился. Вскоре для прикрытия отхода правофланговые части 19-го корпуса перешли в предусмотренные планом контратаки. Австро-венграм с трудом удалось удержаться. Плеве послал на правый фланг южной группы 1-ю и 5-ю Донские казачьи дивизии. Все это сильно подействовало на эрцгерцога Петра Фердинанда. Опасаясь выхода русских на тылы дивизий своей группы, он приказал войскам отступить почти на 20 км в сторону Замостья.

Попытка обхода левого фланга 5-й армии также была ликвидирована Сводной и 7-й кавалерийскими дивизиями русских. В этот день Ауффенберг под впечатлением данных о появлении русских войск со стороны Мосты-Вельки выделил из состава группы Иосифа Фердинанда часть войск для отражения возможного удара правофланговых соединений армии Рузского. Этим он ослабил силу обходящего правого крыла 4-й армии. Австро-венгры не только не сумели продвинуться, но и не выдержали решительной контратаки русских. Они отступили.

Вечером 19 (31) августа 5-я армия под прикрытием 17-го корпуса стала медленно отходить на линию Красностав, Владимир-Волынский. Австро-венгерские войска заняли Комаров. [339] Преследование организовано не было. На следующий день происходили лишь мелкие стычки. В ночь на 21 августа (2 сентября) Плеве оторвал свое последнее прикрытие от неприятеля. Когда войска Иосифа Фердинанда с рассветом намеревались атаковать русских, они нашли их позиции пустыми. На крайнем правом фланге 1-й австро-венгерской армии противнику удалось занять ст. Травники на дороге Люблин, Холм. 25-й корпус русских после короткого столкновения выбил противника из Красностава.

Люблин-Холмская операция закончилась. Она охватывает собой совокупность боевых действий 4-й и 5-й русских армий против 1-й и 4-й армий австро-венгров. Главными событиями ее были сражения у Красника и Томашова. Общим итогом операции является то, что противник не сумел выполнить свой план. Окружения 5-й армии не произошло. Операция, задуманная австро-венгерским командованием на основах сражения под Каннами и в масштабе Седана, превратилась в обычное оттеснение противника, а понесенные жертвы не оправдывались ее результатами. Истощив свои силы в кровопролитных боях, войска противника исчерпали свои наступательные возможности. Они с трудом отражали натиск Гренадерского, Гвардейского, 3-го Кавказского и 25-го корпусов, полукольцом окружавших правый фланг армии Данкля.

Срыв замыслов австро-венгерского командования был во многом предопределен стойкостью и мужеством русских армий. Ставка и фронтовое командование правильно понимали обстановку. Принятые ими меры обеспечили организацию надежного противодействия оперативным намерениям противника. Однако войска нуждались в более твердом руководстве. Особенно отрицательную роль сыграло наличие 40 километрового разрыва между восточным флангом 5-й армии (17-й корпус) и северным флангом 3-й армии (21-й корпус). Несмотря на приказ главнокомандующего фронтом, этот разрыв не был закрыт. Командующий 3-й армией направил свой правофланговый корпус в юго-западном направлении на Каменку-Струмилову, а не на северо-запад, в район Равы-Русской, как того хотел главнокомандующий фронтом. Это не было следствием непонимания директивы фронта № 480 от 12 (25) августа, а диктовалось исключительно желанием генерала Рузского во что бы то ни стало взять Львов и тем поднять свой престиж. Эгоистические интересы командующего 3-й русской армией одержали верх над оперативной целесообразностью. К выдвижению частей 21-го корпуса на северо-запад он приступил только 17 (30) сентября Советский военный историк справедливо отмечает: «Если бы Рузский произвел этот маневр раньше, скажем, на два дня, а не привязался к львовскому направлению, то 5-й армии не пришлось бы отходить, и вся Люблин-Холмская операция приняла бы другой оборот»{198}. [340]

В то время как армии правого крыла Юго-Западного фронта проводили Люблин-Холмскую операцию, на южном крыле фронта войска 3-й и 8-й армий осуществляли Галич-Львовскую операцию. Наступление 3-й армии, начавшееся 6 (19) августа, развивалось почти беспрепятственно. Слабые части войск прикрытия противника поспешно отходили. Боевые столкновения были редкими. За шесть дней армия продвинулась на 90-100 км, сузив свою полосу вдвое: со 120 до 60 км (от Каменки-Струмиловой и южнее, по р. Золотая Липа). Наиболее плотную группировку имели два левофланговых корпуса (9-й и 10-й). Оба правофланговых корпуса (21-й и 11-й) занимали более растянутое положение. Впереди правого фланга двигалась только одна кавалерийская дивизия. Вся остальная конница действовала впереди левого фланга, обеспечивая прочную оперативную связь с соседней слева 8-й армией. Командование армией не стремилось использовать свой северный открытый фланг для широкого маневра. Корпуса нацеливались для сильного лобового удара на Львов и южнее. 12 (25) августа 3-я армия имела дневку, намереваясь с рассветом продолжать наступление.

8-я армия начала наступление 5 (18) августа, т. е. на день раньше 3-й армии. Левый фланг ее обеспечивался 2-й Сводной казачьей дивизией Павлова, которая двигалась через Чортков на Бучач. По мере сближения с противником обеспечение армии слева постепенно усиливается и достигает одного армейского корпуса (24-го) и 2,5 кавалерийских дивизий. Образование этой группы вполне отвечало требованию фронтового командования — воспрепятствовать отходу значительных сил противника за р. Днестр. Боевые действия на первых порах носили скоротечный характер. Противник не оказывал серьезного сопротивления. Русским приходилось иметь дело не с его главными силами, а с передовыми частями. Наступавшая на левом фланге 8-я армия за три дня достигла линии государственной границы на реке Збруч и 7 (20) августа перешла ее. Продолжая наступление, она 10 (23) августа преодолела р. Серет, которую австро-венгерское командование решило не оборонять, а затем Стрыпу. Лишь на р. Коропец 12 (25) августа частям 8-го и 12-го корпусов пришлось выдержать упорные бои с неприятелем. О них в оперативно-разведывательной сводке штаба армии сказано так: «Наши войска дрались отлично, расстроенный противник в беспорядке отступил в направлении Галича; местность западнее реки Коропец покрыта трупами, зарядными ящиками, вьюками, оружием, брошены 4 австрийских орудия...»{199} Командующий армией А. А. Брусилов писал, что в боях на р. Коропец войска вверенной ему армии «проявили присущие русскому воину храбрость и самоотверженность»{200}. За восемь дней марша 8-я армия прошла [341] 130-150 км и развернулась на фронте в 45 км. Большая часть сил была сосредоточена на левом фланге. Армия примыкала правым флангом к соседней 3-й армии. Она находилась в готовности начать движение по кратчайшим путям на рубеж Ходоров, Галич.

Австро-венгерское командование не предполагало, что русские могут быстро сосредоточить крупную группировку на левом крыле своего Юго-Западного фронта и начать большое наступление. Считалось, что для обороны Восточной Галиции достаточно армии Брудермана и группы Кевеса. Первое время продвижение войск Рузского и Брусилова не тревожило военное руководство Австро-Венгрии. Оно сочло возможным в самый разгар Люблин-Холмской операции несколько ослабить 3-ю армию, выделив из ее состава группу Иосифа Фердинанда, которая была послана на помощь 4-й армии Ауффенберга. Одно время Конрад намеревался двинуть на север большую часть и остальных сил армии Брудермана, чтобы наступать ими правее группы Иосифа Фердинанда.

Получив, однако, уточненные данные о группировке русских, наступавшей на львовском и галичском направлениях, он изменил это решение. Опасность с востока была очевидной. Приходилось принимать срочные меры.

Брудерману было приказано активно оборонять Галицию, обеспечивая с востока маневр 1-й и 4-й армий в междуречье Вислы и Буга. Ему надлежало к исходу 12 (25) августа развернуть свои войска восточнее Львова, а на следующий день перейти в наступление с целью разбить русские армии, продвигавшиеся со стороны Броды и Тарнополя. Армия Брудермана усиливалась частью войск группы Кевеса. Остальные войска группы переходили во 2-ю армию Бем-Ермоли. Соединения этой армии, прибывавшие с сербского фронта, высаживались в Станиславе и Стрые. Ее задача — обеспечить справа контрудар армии Брудермана.

Соотношение сил сторон было не в пользу противника. На Львов русские вели наступление 12 дивизиями против 7,5 австрийских. Неприятель не смог достигнуть превосходства и на направлении главного удара. Этот удар наносился из района Злочева вдоль железной дороги Львов, Броды. На участке 35 — 40 км австро-венгры сосредоточили 6,5 пехотных и 1 кавалерийскую дивизию против 9 пехотных и 3 кавалерийских дивизий русских. В еще более трудном положении находилась армия Бем-Ермоли. К 13 (26) августа она насчитывала в своем составе 2,5 пехотных и 2 кавалерийских дивизии и должна была этими силами сдерживать на фронте в 70 км наступление 10 пехотных и 3,5 кавалерийских русских дивизий. Ожидалось прибытие к ней еще 6 пехотных дивизий. 2-я армия в предстоящем сражении не могла надежно обеспечить правый фланг и тыл 3-й армии. [342]

13-15 (26 — 28) августа на р. Золотая Липа произошло встречное сражение между 3-й австро-венгерской и 3-й русской армиями. В течение первых двух дней русские остановили встречное наступление противника, заставив его перейти к обороне. На третий день они начали преследование, продвигаясь с боями в центре и на левом фланге. Попытка австро-венгерского командования остановить вторжение русских в Галицию проведением контрудара окончилась неудачей. На всем 60-километровом фронте от Каменки-Струмиловой до Дунаюва вражеские войска были разбиты. Они понесли чувствительные потери и отходили в большом беспорядке. Ставился под сомнение успех их главной операции в междуречье Вислы и Буга. Брудерман решил отступить на р. Гнилая Липа, чтобы там оказать сопротивление русским. Верховное командование утвердило это решение, приказав отвести корпуса на рубеж Жолкиев, Львов, Миколаев. Трехдневное сражение на р. Золотая Липа закончилось победой русских.

Ход событий на люблинском и холмском направлениях настоятельно требовал, чтобы Рузский выполнил указания фронтового командования о перегруппировке своей армии в район севернее Львова. Днем 15 (28) августа Иванов опять потребовал «совершить теперь же перемещение армии вправо», ибо того «требует положение дел в 4-й и 5-й армиях»{201}. Рузский предполагал [343] по достижении 15 (28) августа конечных пунктов марша приостановить наступление на двое-трое суток. Он мотивировал это необходимостью упорядочения тыла и организации разведки обороны Львова, которая считалась довольно сильной{202}. Главнокомандующий фронтом согласился с таким решением, но поставил непременным условием, чтобы свободное время было использовано для перегруппировки армии в целях ее перемещения на север. Движение войск в новом направлении намечалось начать не позднее 18 (31) августа{203}. Ставка признала остановку 3-й армии совершенно недопустимой и категорически потребовала, чтобы Рузский продолжал самое решительное наступление, развивая особую активность своим правым флангом, в обход Львова с севера. 8-я армия должна была, как и прежде, двигаться центром через Рогатин на запад{204}.

В течение 16 (29) августа 3-я русская армия продолжала свое захождение левым флангом, имея целью захват Львова. Правый фланг (21-й корпус и 11-я кавалерийская дивизия) оставался на месте. На следующий день 21-й корпус перешел в район Мосты-Вельки, Каменка-Струмилова, а 11-я кавалерийская дивизия была выдвинута к Бутыни. 8-я армия 13 (26) августа оставалась на дневке, выдвинув авангарды к Золотой Липе. С рассветом 15 (28) августа Брусилов оставил 24-й корпус заслоном у Галича, а остальные корпуса (7-й, 8-й и 12-й) направил ко Львову. Фронт армии от Галича и южнее вплоть до Черновиц должен был прикрывать Днестровский отряд, наступавший на левом фланге 8-й армии. Войска основной группировки выступили в 3 часа и двигались форсированным маршем до 22 часов, пройдя расстояние более 50 километров. С утра 16 (29) августа они продолжали марш и около полудня при подходе к Рогатину на р. Гнилая Липа завязали бои с противником.

Австро-венгерское командование стремилось во что бы то ни стало удержать этот рубеж. Оно выдвинуло сюда свежие силы, переброшенные с сербского фронта, которые вместе с группой Кевеса образовали новую, 2-ю армию. Замысел Брусилова заключался в том, чтобы, прикрываясь с фронта 12-м корпусом генерал-лейтенанта Радко-Дмитриева, наступление вести правофланговыми корпусами: 7-м — генерал-лейтенанта Э. В. Экка и 8-м — генерал-лейтенанта Л. В. Леша. 16 (29) августа он телеграфировал командующему 3-й армией Рузскому: «Я решил 17 августа прочно удерживаться корпусом ген. Радко, энергично развивать успех генералами Лешем и Экком, нажимая нашим правым флангом»{205}. Сообщая о принятом решении, Брусилов просил обеспечить этот маневр с севера энергичным наступлением 17 августа левофлангового 10-го корпуса 3-й армии. [344]

В течение трех дней на р. Гнилая Липа шли ожесточенные бои. Австрийское командование стремилось упорной обороной с фронта и ударом со стороны Галича во фланг нанести поражение наступавшим войскам. Намерения противника не сбылись. Соединения армии Брусилова разгромили 12-й корпус австрийцев, действовавший на стыке 8-й и 3-й армий русских, и создали угрозу охвата всей неприятельской группировки, располагавшейся южнее Львова. Враг стал отступать. Одновременно была отбита атака противника в районе Галича. 18 августа Брусилов доносил в штаб Юго-Западного фронта: «Трехдневное сражение отличалось крайним упорством, позиция австрийцев, чрезвычайно сильная по природе, заблаговременно укрепленная двумя ярусами (окопов), считавшаяся, по показаниям пленных офицеров, неприступною, взята доблестью войск... Противник, пытавшийся удержать нас с фронта и атаковать во фланг со стороны Галича, отброшен с большими для него потерями...»{206}. Русские захватили много пленных, в том числе одного генерала, три знамени, свыше 70 орудий{207}. Только под Галичем было убито до 5 тыс. австрийских солдат и офицеров. Это сражение, как и предшествовавшие ему боевые действия, способствовало повышению морально-боевого духа личного состава 8-й армии. Брусилов писал: «На реке Гнилая Липа моя армия дала первое настоящее сражение. Предыдущие бои, делаясь постепенно все серьезнее, были хорошей школой для необстрелянных войск. Эти удачные бои подняли их дух, дали им убеждение, что австрийцы во всех отношениях слабее их, и внушили им уверенность в своих вождях»{208}.

После боев 18 августа на р. Гнилая,. Липа разбитый противник, бросая ружья, орудия, зарядные ящики, повозки, в полном беспорядке отошел по всему фронту в направлениях на Львов, Миколаев и Галич. Дальнейшая задача 8-й армии заключалась в том, чтобы совместно с войсками 3-й армии овладеть Львовом. 20 августа Брусилов отдал приказ, в котором говорилось: «Завтра, 21 августа, 2 корпусами продолжать наступление с целью: 7-му корпусу совместно с частями 3-й армии начать операцию против гор. Львова; 8-му корпусу — прикрыть эту операцию со стороны Миколаева»{209}. 8-я армия стремительно продвигалась вперед, охватывая Львов с юга. Неприятельские войска, теснимые русскими, поспешно отходили на запад, неся большой урон. Брусилов доносил: «Вся картина отступления противника, большая потеря орудий, масса брошенных парков, громадные потери убитыми, ранеными и пленными ярко свидетельствуют о полном его расстройстве»{210}. [345]

Большого успеха добились и войска 3-й армии. Наступавший на ее правом фланге 21-й корпус нанес поражение группе Демпфа, обратив противника в беспорядочное бегство. 20 августа (2 сентября) он занял район Жолкиева и создал угрозу охвата левого фланга армии Брудермана. Сражение за столицу Восточной Галиции приближалось к своей развязке. Австро-венгерскому командованию стало ясно, что удерживать Львов не было смысла, поскольку продвижение 3-й и 8-й армий русских создавало угрозу тылам их 3-й армии. Оно решило оставить город, куда 21 августа (3 сентября) вступили подразделения 8-й армии. «Сегодня, 21 августа, в 11 часов утра, — доносил Брусилов, — разъезды 12-й кавдивизии вошли в оставленный неприятелем город Львов; встречены жителями очень приветливо»{211}. В тот же день Львов был занят главными силами 3-й армии.

22 августа войска 24-го корпуса овладели Галичем. В ночь с 23 на 24 августа войска армии Брусилова захватили Миколаев. Особенно важным было то, что это удалось сделать почти без потерь в личном составе. Решающее значение имел искусный огонь артиллерии. На этом завершилась Галич-Львовская операция, которая, как и Люблин-Холмская операция, была значительным событием Галицийской битвы. В ходе ее 3-я и 8-я русские армии нанесли поражение 3-й и 2-й австро-венгерским армиям, заняли крупные украинские города Львов и Галич. Исход операции был предопределен победами русских войск в сражениях на реках Золотая Липа и Гнилая Липа. Противник отступил в западном направлении. Большинство корпусов 3-й австро-венгерской армии перешло р. Верещицу и приступило к организации обороны на западном ее берегу.

Обстановка на русском фронте к началу сентября 1914 г. была весьма сложной. В Восточной Пруссии 2-я русская армия под ударом войск противника отступала на р. Нарев. Армии правого крыла Юго-Западного фронта (4-я и 5-я) вели кровопролитные бои, срывая попытки австро-венгров прорваться на севере в междуречье Вислы и Буга. И только армиям левого крыла этого фронта удалось добиться крупных успехов. Они заняли Восточную Галицию с городами Львов и Галич. Обстановка требовала от русского командования принятия новых стратегических решений. Особое беспокойство русской Ставки вызывала возможность германского наступления из Восточной Пруссии на Седлец. По ее расчетам, 8-я армия могла изготовиться к этому маневру не ранее 23 августа (5 сентября). Чтобы не допустить такого развития событий, было решено нанести контрудар из района Люблин — Холм. Если бы этого осуществить не удалось, предусматривался отвод войск правого крыла Юго-Западного фронта на рубеж р. Западный Буг. В директиве от 18 (31) августа говорилось: «В случае безусловной невозможности в течение ближайших [346] дней достигнуть решительных над австрийцами успехов, будет указано армиям Юго-Западного фронта постепенно отходить на р. Западный Буг с общим направлением на Дрогичин, Брест-Литовск, Кобрин»{212}. 2-я армия Шейдемана должна была составить заслон на рубеже р. Нарев и прикрыть этот маневр войск Юго-Западного фронта.

В соответствии с указаниями Ставки штаб Юго-Западного фронта приступил к разработке плана новой операции. 21 августа (3 сентября) Иванов дал директиву о переходе в общее наступление с целью отбросить противника к Висле и Сану. На правом фланге фронта была образована 9-я армия под командованием Лечицкого. В ее состав вошли 18-й и 14-й корпуса; 16-й, Гренадерский, Гвардейский и 3-й Кавказский корпуса оставались в 4-й армии. К началу операции соотношение сил на северном крыле фронта изменилось в пользу русских. Против 15,5 пехотных и 4 кавалерийских австро-венгерских дивизий русским удалось собрать 26,5 пехотных и 9,5 кавалерийских дивизий. С 20 по 22 августа (2-4 сентября) 4-я армия нанесла поражение группе Куммера. В то же время был совершенно разбит 10-й корпус армии Данкля. Его поспешно отвели к югу. Для усиления правого фланга 1-й армии был направлен германский ландверный корпус Войрша. Все это улучшило оперативное положение русских войск.

9-я, 4-я и 5-я армии должны были наступать в юго-западном направлении на Нижний Сан. 3-я армия, левое крыло которой (9-й, 10-й и 12-й корпуса) 21 августа (3 сентября) задержалось у Львова, а правое крыло (21-й и 11-й корпуса) выдвинулось в сторону Мосты-Бельки, получила приказ нанести удар на северо-запад во фланг и тыл 1-й и 4-й армий противника. Против 3-й и 2-й австро-венгерских армий командование фронтом оставляло 8-ю армию Брусилова. На Днестровский отряд Арутюнова, усиленный казачьими дивизиями Павлова, возлагалась задача переправиться на южный берег р. Днестра, взять Стрый и вести разведку по направлению к Карпатским проходам. Основная идея операции сводилась к концентрическим действиям 9-й, 4-й, 5-й и 3-й русских армий против северной группы австро-венгерских войск. Предполагалось совместными действиями четырех русских армий окружить в треугольнике между Вислой и Саном две неприятельские армии.

Развитие событий на русском фронте серьезно беспокоило и австро-венгерское командование. На львовском направлении были одни неудачи. Операция в междуречье Вислы и Буга не предвещала решительного результата. Возникли сомнения в целесообразности дальнейшего продолжения битвы под Комаровом, начатой 4-й армией. Наступление в северном направлении теряло всякий смысл, поскольку германцы не осуществляли встречного [347] удара на Седлец. Верховное командование Австро-Венгрии продолжало настаивать на необходимости проведения в жизнь согласованных решений. 21 августа (3 сентября) эрцгерцог Фридрих писал Вильгельму II: «Честно выполняя наши союзные обязанности, мы, жертвуя Восточной Галицией и руководствуясь, следовательно, лишь оперативными соображениями, развили наступление в заранее обусловленном направлении между Бугом и Вислой и тем самым притянули на себя преобладающие силы России... Мы тяжело расплатились за то, что с германской стороны не было развито обещанное наступление против нижнего течения р. Нарева в направлении на Седлец. Если мы хотим достигнуть великой цели — подавления России, то я считаю решающим и крайне необходимым для этого германское наступление, энергично проводимое крупными силами в направлении на Седлец»{213}.

Но эта просьба осталась без внимания. Австро-венгры оказались перед необходимостью пересмотра всего плана кампании. На первый план выдвигался довод, что так как верховное германское командование в данное время не имеет возможности приступить к наступательным действиям из Восточной Пруссии в направлении на Седлец, как это предусматривал общий план действий на Восточном фронте, то тем самым усилия 1-й и 4-й австро-венгерских армий, направленные на север с тем, чтобы подать руку союзнику восточнее Варшавы, в самой своей основе стали не реальны, а, может быть, и напрасны. Действия 1-й и 4-й армий в таком аспекте с каждым днем приобретали все более рискованный характер, на который высшее командование не могло согласиться, имея такого серьезного противника, каким оказались русские войска. Чем дальше эти армии продвигались бы на север или северо-восток без всякой надежды соединиться с германской армией, действующей из Восточной Пруссии, тем большая нависала угроза обхода их правого фланга и тем больше расширялся фронт борьбы, направленный против России. Наступление на Люблин и Холм становилось весьма опасным, ибо русские войска, разбив 3-ю и 2-ю австро-венгерские армии, могли бы отрезать пути, связывающие 1-ю и 4-ю армии с их родиной.

Необходимость отказа от первоначального союзнического плана кампании против России при создавшемся положении была совершенно очевидной. Ясное понимание обстановки и особенно тревожные сведения с львовского участка фронта приводили к мысли, что центр тяжести операции перемещается к югу. Конрад решил за счет сил 4-й армии прийти на помощь 3-й армии. Как только эта мысль окончательно овладела им, он стал меньшее значение придавать благоприятному для 4-й армии ходу сражения под Комаровой, сожалея о большом количестве втянутых в него сил. 18 (31) августа Конрад говорил, что 4-я армия много [348] маневрировала и теперь хочет достигнуть «Седана», а между тем надвигается опасность, что противник успеет стянуть большие силы и победа 4-й армии будет уже поздней, чтобы облегчить положение 3-й армии{214}.

Эту важную мысль, высказанную в кругу наиболее близких сотрудников в то время, когда на фронте решалась судьба сражения, следует считать полным поворотом оперативной мысли начальника штаба австро-венгерского верховного командования к новой стратегической концепции, в корне менявшей действующий до тех пор план кампании. Конрад намеревался задержать фронтальное продвижение восточных армий русских путем усиления 3-й армии на участке Львов, Миколаев и одновременно выполнить двусторонний охватывающий маневр, наступая 2-й армией из-за Днестра через район Миколаева, а 4-й армией с линии Унов — Белж в направлении на Львов.

Во исполнение своего оперативного замысла Конрад в 22 часа 30 минут 19 августа (1 сентября) отдал приказ: «3-я армия, оттесненная на южном крыле, еще держится в районе около Львова. 4-я армия должна 3 сентября стать головой главных сил на линии Унов — Белж с тем, чтобы занять исходное положение для наступления в направлении Львов с целью облегчения положения 3-й армии или, в случае вынужденного отхода 3-й армии, двигаться в район Ярослав, Лежайск; против противника, с которым имели дело до сих пор, следует оставить столько сил, чтобы создать у него впечатление энергичного преследования и помешать ему действовать как против 4-й армии, так и против правого фланга 1-й армии»{215}. Вечером 20 августа (2 сентября) 4-я армия была разделена на группу преследования под командованием Иосифа Фердинанда в составе четырех пехотных и двух кавалерийских дивизий. Остальная часть армии должна была, развернувшись 21 августа (3 сентября) на рубеже Томашов, Унов, быть готовой к движению на линию Немиров, Магеров на помощь 3-й армии{216}. Задача 3-й армии состояла в том, чтобы оборонять участок Яворов, Городок до начала активных действий 4-й армии, после чего нанести удар на Львов. 2-я армия сосредоточивалась по нижнему течению р. Верещицы, имея целью начать наступление на львовском направлении одновременно с 4-й и 3-й армиями. 1-й армии Данкля надлежало совместно с группой Иосифа Фердинанда прочно сковать северные русские армии на то время, которое было необходимо для проведения операции в районе Львова.

Анализ плана Конрада показывает всю его фантастичность. Автор замышлял грандиозное сражение в районе западнее Львова, которое должно было явиться последним актом кампании и [349] привести к разгрому 3-й и 8-й русских армий, освобождению Восточной Галиции. Однако он надлежащим образом не оценил обстоятельства времени, пространства и местности. Его замысел не был основан на точных сведениях о силах русских и возможных направлениях их действий. План не отвечал реальному положению вещей на театре военных действий и не имел никаких шансов на успех. Ход событий наглядно это подтвердил.

В конце августа — начале сентября севернее и западнее Львова произошли крупные события.

С 22 августа (4 сентября) войска 9-й и 4-й русских армий вели настойчивые атаки сильно укрепленной позиции противника между Вислой и верховьями р. Пор. 25-й и 19-й корпуса 5-й армии, действуя в тесной связи с левым флангом 4-й армии, направлялись для глубокого охвата австро-венгров с востока. 5-й и 17-й корпуса и кавалерийский корпус Драгомирова, остававшиеся на томашовском направлении, были двинуты Плеве на юг. Вместе с правофланговым 21-м корпусом 3-й армии они завязали бои с 4-й армией Ауффенберга в районе Рава-Русская. Остальные корпуса своей армии Рузский передвинул к югу, примкнув их к 8-й армии. Задача 8-й армии — овладеть Городокской позицией.

Упорные бои развернулись на всем фронте. Особого напряжения они достигли 9 сентября. В этот день после полудня части Гвардейского и Гренадерского корпусов 4-й армии сломили сопротивление противника. Вместе с австрийскими частями был разгромлен и германский ландверный корпус Войрша. При своем поспешном отступлении он оставил на поле боя всю артиллерию 4-й ландверной дивизии и потерял 5 тыс. пленными. С 10 сентября 9-я и 4-я армии начали преследование.

Вечером 9 сентября штабы 3-й и 8-й армий получили сообщение об успехах северного крыла фронта. Уведомляя об этом Брусилова, начальник штаба фронта генерал Алексеев добавил: «... великой заслугою перед родиной будет удержание вашей армией занимаемого положения. Плоды этих героических усилий будут пожаты на всем протяжении армий фронта»{217}.

Одновременно упорные бои происходили в районе Рава-Русская. Левофланговые корпуса 5-й и правофланговые корпуса 3-й русских армий не только отбили все атаки противника, но и настойчиво теснили 4-ю армию Ауффенберга, охватывая ее с двух сторон. Особенно опасным было наступление с севера войск Плеве. 27 августа (9 сентября) они заняли Томашов, поставив под угрозу тылы 4-й армии. Перед Конрадом встал вопрос о прекращении боев в районе Рава-Русская, Львов и переходе к оборонительному способу действий на всем фронте. Но он решил еще раз испытать счастье. Вечером 27 августа (9 сентября) был отдан приказ о концентрическом наступлении 2-й, 3-й и главных сил 4-й армии на русские войска, находившиеся под Львовом. [350] Левый фланг 4-й армии совместно с группой Иосифа Фердинанда должен был прикрывать это наступление с фланга и с тыла.

Обстановка для выполнения замысла Конрада была крайне неблагоприятной. Австро-венгерские войска повсюду терпели поражение. Русское командование готовилось к решительным действиям. Преследование армии Данкля возлагалось на 9-ю и 4-ю армии. Выдвинутая на западный берег Вислы конница должна была стремиться захватить правый берег около Сандомира и вызвать расстройство в тылу противника. Правофланговые корпуса 5-й армии получили задачу поддержать 4-ю армию энергичными атаками. 17-й и 5-й корпуса, тесно примыкая к 21-му корпусу 3-й армии, должны были действовать в тылу у Равы-Русской. Обеим восточным армиям (3-й и 8-й) выпадала задача удерживаться на занимаемых позициях и приковывать к себе возможно большие силы противника.

28 августа (10 сентября) австро-венгры перешли в наступление. Действия в районе Равы-Русской не только не дали желаемых результатов 4-й армии, но, наоборот, серьезно ухудшили ее положение. Части 5-го русского корпуса прорвали оборону группы Иосифа Фердинанда, прикрывавшей тыл армии. Одновременно эта группа была охвачена с фланга кавалерийским корпусом Драгомирова.

Весьма напряженно проходила борьба на левом крыле фронта. Перед 8-й русской армией стояла задача занять Городокскую позицию. Противник создал сильную оборону. Позиция [351] прикрывалась р. Верещицей, большая часть мостов через которую была разрушена. «При этих условиях, — писал Брусилов, — попытки овладеть Городокской позицией с фронта не приведут к полезным результатам, это — напрасно испытывать доблесть войск и нести ненужные потери. Овладение позицией возможно только обходом ее левого фланга...»{218}. 25 августа (7 сентября) он отдал приказ об атаке, предназначая для обходного маневра 12-й армейский корпус{219}.

С утра 26 августа (8 сентября) войска 8-й армии развернули наступательные действия. Около полудня противник начал контратаки. Завязались упорные бои. Они продолжались четыре дня.

Командование австрийских войск настойчиво стремилось во что бы то ни стало добиться победы над русскими. «... Надо отдать справедливость, — отмечал Брусилов, — нашим врагом было проявлено крайнее напряжение, чтобы задачу эту выполнить»{220}. 8-я армия оказалась в трудном положении. Был момент, когда командующий намеревался отвести ее ко Львову. Но искусными действиями войск все же удалось отразить натиск превосходящих сил неприятеля. На рассвете 30 августа (12 сентября), сделав последние отчаянные попытки сломить сопротивление русских, он стал отходить, преследуемый конницей и авангардными частями пехоты 8-й армии. Городокское сражение завершилось победой русских войск.

Уже 29 августа (11 сентября) Конраду стало ясно, что его план концентрического наступления на Львов не удался. После полудня он получил тревожные известия о движении 5-го и 17-го корпусов армии Плеве на юг. Угроза окружения 4-й армии и отсутствие реальных результатов от наступления 2-й и 3-й австро-венгерской армий заставила Конрада прекратить боевые действия и отвести все армии за р. Сан. Отход был начат в ночь на 30 августа (12 сентября) и закончен 2 (15) сентября. В этот же день последовала директива о дальнейшем отступлении.

Командование Юго-Западного фронта решило продолжать наступление. Войскам была поставлена задача форсировать р. Сан и организовать энергичное преследование противника. Одновременно надлежало обложить или блокировать крепость Перемышль с тем, чтобы она не могла препятствовать дальнейшим операциям. События развивались по этому плану. 9-я, 4-я и 5-я армии приступили к преодолению Сана; 3-я армия начала обложение Перемышля, а 8-я армия прикрывала блокаду этой крепости и пути на Львов с юга. Неожиданно перед войсками фронта возникли большие трудности. После обильных дождей поднялась вода в Сане. Мосты были снесены. Переправа главных сил [352] замедлилась. Они лишились возможности к движению и действиям. Преследование противника велось небольшими отрядами. Австро-венграм удалось оторваться от русских. После ряда арьергардных боев они к 9 (22) сентября отошли на линию р. Вислоки, а к 13 (26) сентября — рек Дунайца и Бялы. Галицийская битва закончилась.

Галицийская битва — одна из крупнейших стратегических операций первой мировой войны. Она длилась с 5 (18) августа по 13 (26) сентября. Боевые действия развернулись первоначально на фронте в 320 км, который расширился затем до 400 км. Со стороны русских в них участвовало пять армий (9-я, 4-я, 5-я, 3-я и 8-я) и Днестровский отряд. Противник имел четыре армии (1-ю, 4-ю, 3-ю и 2-ю) и ландверный корпус Войрша. В итоге русского наступления австро-венгерские войска понесли серьезное поражение. Их потери составили около 400 тыс. человек, включая 100 тыс. пленных. Русские потеряли 230 тыс. человек. Победа была достигнута объединенными усилиями всех армий Юго-Западного фронта. Но австро-венгерским армиям удалось все же избежать полного разгрома. Причиной этого были нерешительные действия руководства Юго-Западным фронтом, которое не сумело организовать энергичного преследования. Дело ограничилось вытеснением противника из Галиции. Неприятель отвел остатки своих разбитых войск за линию рек Дунайца и Бялы.

Варшавско-Ивангородская операция

Победа в Галиции поставила русское командование перед необходимостью определить очередную стратегическую задачу. В штабе Юго-Западного фронта имелось определенное намерение по завершении переправы главных сил через Сан двинуть их затем в северо-западном направлении, перевести на левый берег Вислы и, развернув на рубеже р. Нида, действовать смотря по обстановке: или к Кракову или к Бреславлю{221}. Ставка не возражала против такого решения, поскольку оно отвечало ее собственным предположениям. Верховное главнокомандование вынашивало идею вторжения в пределы Верхней Силезии.

Успех наступления Юго-Западного фронта, как и выполнение общей задачи по планируемому Ставкой вторжению в Силезию, во многом зависел от действий Северо-Западного фронта. Но вскоре выяснилось, что состояние этого фронта не может надежно обеспечить не только выдвижение на Ниду, но даже сообщения армий правого крыла Юго-Западного фронта при их операции на Сане. Главнокомандующий Северо-Западным фронтом Н. В. Рузский предполагал отвести 2-ю армию с Нижнего Нарева на [353] Бельск, мотивируя это необходимостью лучшего сосредоточения войск фронта. 7 (20) сентября, информируя Иванова о намерениях Рузского, Янушкевич писал: «Хотя этим движением открываются пути на Варшаву и Новогеоргиевск, но наличие на фронте Гродно, Белосток, Бельск двух армий{222} общей численностью до 8 полевых корпусов, не считая прибывающего 2-го Сибирского корпуса, могущих действовать во взаимной связи, едва ли позволит немцам, при наличных у них силах, развить широко к югу их наступательные действия»{223}.

Н. И. Иванов отрицательно отнесся к соображениям, изложенным в письме H. H. Янушкевича. На следующий день он телеграфировал ему: «Прошу вас доложить Верховному главнокомандующему, что отход ген. Рузского на Бельск кладет предел наступательным действиям армий Юго-Западного фронта, ибо открывает их правый фланг и тыл под удары немцев»{224}. По мнению Иванова, оставив рубеж Нижнего Нарева, армии Северо-Западного фронта не смогут помешать противнику овладеть Варшавой, а затем развить энергичные действия в сторону Ивангорода и Люблина. Он писал далее: «Решение ген. Рузского настолько важно для общего положения дела на театре войны, возникающие вопросы настолько сложны, для меня столь ответственны, что я почитал бы долгом доложить их лично Верховному главнокомандующему, если бы его высочеству благоугодно было посетить Холм»{225}.

Пока представители высшего военного руководства России делали различные предположения относительно способа дальнейших действий, положение на фронте быстро менялось не в их пользу. С завершением Восточно-Прусской операции наступил, наконец, момент, когда, по мнению германского командования, можно было оказать помощь австро-венграм. Этого требовала и обстановка. Поражение войск Австро-Венгрии в Галицийской битве поставило их на грань катастрофы. Русские армии угрожали захватить Западную Галицию, Краков и Верхнюю Силезию — важный промышленный район. Союзник Германии вновь и вновь просил о поддержке. Командование 8-й германской армии считало наиболее целесообразным осуществить обещанный австро-венграм еще до войны удар на Седлец. 1 (14) сентября Гинденбург доносил в главную квартиру: «Наступление на Нарев в решающем направлении возможно через 10 дней. Австрия же из-за Румынии просит непосредственной поддержки путем переброски армии к Кракову и в Верхнюю Силезию. Для этого имеется четыре армейских корпуса и одна кавалерийская дивизия. Переброска по железной дороге займет 20 дней. Большие переходы [354] к левому австрийскому флангу. Помощь туда опоздает. Прошу решения»{226}.

Германское верховное командование имело другую точку зрения. Считалось, что Наревская операция не приведет к желаемым результатам. Было решено согласиться с просьбой австро-венгров и перебросить из Восточной Пруссии в район Кракова, Ченстохов, Калиш основные соединения 8-й армии, на базе которых сформировать новую, 9-ю, армию. Во главе ее поставили Гинденбурга. Намечалось силами этой армии совместно с 1-й австро-венгерской армией предпринять наступление на Средней Висле с целью выйти во фланг и тыл войск Юго-Западного фронта. На 8-ю армию, командование которой перешло к генералу Шуберту, возлагалась задача обеспечить оборону Восточной Пруссии от возможного нового вторжения русских. «Я поручаю Вам, — писал Фалькенгайн Гинденбургу, — общее руководство операциями на Востоке. 8-ю армию ген. Шуберта тоже подчиняю Вам. Директивы для совместных действий с австрийцами и для операции в Пруссии будут исходить от меня»{227}.

Перевозка боевых соединений из Восточной Пруссии в Верхнюю Силезию была произведена в период с 4 (17) по 15 (28) сентября. Прибытие тыловых частей завершилось к 19 сентября (2 октября). На перемещение всех войск ушло, следовательно, около 15 суток{228}. После сосредоточения в назначенном районе 9-я германская армия имела в своем составе ландверный корпус Войрша, сводный корпус Фроммеля, гвардейский резервный, 11-й, 17-й и 20-й армейские корпуса. Южнее германцев, между Вислой и Саном развернулась 1-я австро-венгерская армия генерала Данкля в составе 1-го, 5-го и 10-го корпусов. Всего для наступления на Средней Висле предназначалось 9 корпусов.

Сведения о противнике, поступавшие в Ставку и штабы фронтов, рисовали в общих чертах картину того, что происходило за линией фронта. Уже 5 (18) сентября были замечены воинские перевозки на дороге Познань, Освенцим, что, по словам местных жителей, объяснялось «желанием оказать поддержку австрийцам»{229}. В сводке данных, полученных в штабе главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта 6 (19) сентября, говорилось: «... К числу мер, намеченных германским главным штабом для улучшения положения австрийских сил на Галицийском театре, обращает на себя внимание предположение развить операции против сообщений правого фланга русских сил, действующих против Австрии... »{230} Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта М. Д. Бонч-Бруевич в сводке о противнике за 10 (23) и 11 (24) сентября сообщал, [356] что «количество неприятельских войск на левом берегу Вислы продолжает увеличиваться. Более крупные массы, по-видимому, сосредоточиваются у Калиша и в районе Ченстохов, Бендин»{231}. Подобные сведения поступали ежедневно.

Анализ Ставкой донесений штабов армий и фронтов позволил ей сделать вполне определенный вывод о том, что в районе Калиш, Ченстохов, Краков происходило сосредоточение крупных германо-австрийских сил. Верховное командование считало крайне важным уточнение данных о группировке, составе и численности войск противника{232}. Для выполнения задачи привлекался конный корпус А. В. Новикова, действовавший на краковском направлении, и Варшавский отряд П. Д. Ольховского{233}. На основе даже неполных сведений были сделаны правильные выводы относительно направления главного удара германо-австрийских войск. Так, 10 (23) сентября Н. Н. Янушкевич писал Н. В. Рузскому: «Не предрешая обстановки, создание которой, к сожалению, пока в руках германцев, необходимо, однако, предвидеть возможность наступления их на левом берегу Вислы в направлениях на Варшаву и Ивангород...»{234}. Отвечая на следующий день Янушкевичу, Рузский со своей стороны высказывал предположение, что «немцы поведут главный удар в направлениях от Сосновиц и Ченстохова на Сандомир, Ивангород, дабы угрожать тылу правофланговых армий Юго-Западного фронта. С другой стороны, возможно наступление и на Ивангород, Варшаву, так как занятием столь важного политического центра немцы могут рассчитывать компенсировать в некотором роде неблагоприятные впечатления от их неудач во Франции, а дальнейшим наступлением разъединить войска наших Северо-Западного и Юго-Западного фронтов»{235}. Соглашаясь с мнением Рузского, Янушкевич 12 (25) сентября так конкретизировал свою точку зрения: «Из двух указанных Вами направлений возможного наступления противника, а именно на фронт Сандомир, Ивангород и Ивангород, Варшава, более вероятным, по-видимому, является первое, как кратчайшее и выводящее в наиболее опасном для нас направлении во фланг и тыл армиям Юго-Западного фронта; кроме того, двигаясь по этому направлению, германцы оказывают ближайшую поддержку разбитым австрийцам. Этими соображениями, конечно, не исключается возможности движения и на Варшаву, особенно при наступлении большими силами»{236}. Последующие события полностью подтвердили этот прогноз.

Русское командование, своевременно обнаружив переброску немецких войск из Восточной Пруссии и раскрыв замысел [357] германского командования, должно было решить вопрос о способе противодействия намерениям врага. Ставка считала наиболее целесообразным прикрыть район Средней Вислы, перегруппировав туда главные силы Юго-Западного и часть сил Северо-Западного фронтов. По ее мнению, эта мера позволила бы не только парировать удар противника, но и создать условия для перехода в контрнаступление. 10 (22) сентября последовало «словесное повеление Верховного главнокомандующего переместить три корпуса Юго-Западного фронта к Ивангороду»{237}. Генерал Иванов донес, что он назначил для передвижения в указанный район 4-ю армию Эверта, состоящую из трех корпусов и Уральской казачьей дивизии{238}.

Чтобы принять окончательное решение, Ставка запросила мнение главнокомандующих фронтами. Информируя о возможном наступлении немцев на Варшаву и Ивангород, Янушкевич 10 (23) сентября писал Рузскому: «... Верховный главнокомандующий просит теперь же приступить к разработке соображений о тех мерах и силах, коими в этом случае считалось бы возможным обеспечить Варшавский район и оказать содействие Юго-Западному фронту и его группе, намечаемой к сосредоточению в районе Ивангорода»{239}. В телеграмме Иванову от 12 (25) сентября Янушкевич, оценивая группировку армий Юго-Западного фронта, отмечал, что они нацелены для нанесения удара на правом берегу Вислы австрийцам, которые по сумме всех данных имеют полную возможность уйти от него{240}. Отсюда «очередной задачей армий Юго-Западного фронта должно бы явиться принятие такого расположения, при котором мы могли бы себя считать готовыми встретить во всеоружии попытку противника развить наступательные действия по левому берегу Вислы, а также иметь возможность при первом успехе на Северо-Западном фронте или в другом благоприятном случае перейти самим в решительное наступление по обоим берегам Вислы на Краков, Ченстохов и Калиш»{241}. Эта задача, как указывал Янушкевич, требовала коренной и немедленной перегруппировки армий Юго-Западного фронта с целью значительного и скорейшего усиления его правого фланга, далеко не достаточно обеспечиваемого армией генерала Эверта.

Главнокомандующие по-разному отнеслись к предположениям Ставки. В своем ответе, посланном 11 (24) сентября, генерал Рузский, высказывал мысль о нецелесообразности привлечения войск Северо-Западного фронта к действиям против германо-австрийских сил на Средней Висле. Он ссылался на то, что 1-я армия не приведена еще в порядок, а 2-я армия не смогла упредить [358] выход противника к Висле ввиду ее большой удаленности от этого рубежа. По его мнению, было бы выгоднее для обеспечения тыла Юго-Западного фронта ограничиться направлением в район Люблин, Ивангород одной 4-й армии, которая должна воспрепятствовать переправе противника через Вислу на участке Ивангород, Сандомир. Излагая предложения об использовании войск Северо-Западного фронта, Рузский считал наиболее правильным сначала привести в боеспособное состояние 1-ю армию, что могло быть достигнуто к 18 — 20 сентября (1-3 октября), после чего перейти в наступление всеми тремя армиями одновременно. «Этим наступлением, — указывал он, — лучше всего прикроется тыл Юго-Западного фронта»{242}. Фактически Рузский отказывался от каких-либо совместных действий с Юго-Западным фронтом на Средней Висле и предлагал начать самостоятельную операцию с целью овладения Восточной Пруссией. Ставка приняла во внимание доводы главнокомандующего Северо-Западным фронтом. В то же время она указала ему, что «обстановка может сложиться так, что для сохранения Варшавы или поддержки наступления армий Юго-Западного фронта придется решиться на подачу к Варшаве одного полевого корпуса из состава 2-й армии, почему необходимо иметь для этой цели подготовленные соображения»{243}. Позиция Н. И. Иванова была иной. Он выразил свое полное согласие с переданными ему Янушкевичем общими соображениями Ставки и принял к сведению информацию относительно решения генерала Рузского{244}. Оценивая оперативное положение Юго-Западного фронта, он считал его крайне невыгодным для ведения как наступательных, так и оборонительных действий. Прежде всего становились неосуществимыми и опасными намерения о переводе большей части сил фронта через Вислу. Этому мешала необеспеченность тыла и повышение уровня воды в реке вследствие обильных дождей. Принятие сражения на рубеже, занимаемом армиями, Иванов также считал несоответствующим обстановке, ибо войска имели за собой болотистые лесные полосы и р. Сан с малым числом переправ, на левом фланге — не вполне обложенную крепость Перемышль, отвлекавшую на себя часть сил фронта, и совсем открытый правый фланг. Он предлагал под прикрытием конницы и слабых арьергардов пехоты отвести армии фронта за Сан на рубеж Ивангород, Юзефов, Красник, Томашов, Яворов, выделив особый корпус для обеспечения Львова. Став в такое исходное положение, как думал Иванов, его армии приобрели бы свободу маневрирования как для предстоящих решительных боев, так и для дальнейшего наступления по обоим берегам Вислы к Кракову или только по левому на Бреславль. [359] «Мое мнение для дальнейшего наступления сводится к тому, — заключал он, — чтобы, оставив для обеспечения Галиции и действий на Краков и Карпаты восемь корпусов, направить десять корпусов по операционному направлению Ивангород, Бреславль». Северо-Западный фронт, обеспечивая себя на правом берегу Вислы пятью корпусами и резервными дивизиями, направляет восемь корпусов по операционному направлению Варшава, Познань, угрожая совокупными силами 18 корпусов Берлину, как главному центру»{245}. Иванов настоятельно просил возможно скорее решить данный вопрос в общих чертах, так как он требовал довольно сложной подготовки по устройству базы на новых основаниях.

Анализ ответов обоих главнокомандующих фронтами показывает, насколько различна была оценка ими как стратегической обстановки, так и характера предстоящих действий. Это во многом объяснялось отсутствием широкой ориентировки в общем положении на русском фронте. Каждый из них учитывал прежде всего те данные, которые имелись в его штабе и касались лишь его фронта. Определенную роль играли и субъективные моменты, стремление рассматривать свой фронт как более важный, чем соседний. Отсюда проистекала известная недооценка значения тех задач, которые выпадали на долю другого фронта.

В этих условиях особенно возрастала роль Ставки верховного главнокомандующего как высшего органа стратегического руководства на русском фронте первой мировой войны. В ее руках была сосредоточена большая власть. Она призвана была решать не только вопросы, связанные с оперативным использованием вооруженных сил, но и многие другие, от которых зависел успех военных операций. Очень важное значение приобретало обеспечение твердости стратегического руководства. Этого настоятельно требовала, в частности, и конкретная обстановка на русском фронте, сложившаяся к середине сентября 1914 г. Надо было всесторонне рассмотреть столь разноречивые мнения обоих главнокомандующих фронтами, принять правильное стратегическое решение и настойчиво проводить его в жизнь. Ставка отдавала предпочтение соображениям Н. И. Иванова о проведении силами двух фронтов крупной стратегической операции на берлинском направлении, ибо это соответствовало и ее намерениям.

13 (26) сентября в Холм прибыл верховный главнокомандующий. Его приезд, как указывалось, был предпринят по просьбе Н. И. Иванова. Сначала намечалось обсудить положение, сложившееся в связи с решением Н. В. Рузского отвести левое крыло своего фронта к Бельску. Но теперь обстановка резко изменилась, и приходилось решать совсем другой вопрос. Нужно было уточнить задачу Юго-Западного фронта в предстоящей операции, а главное — принять меры «ввиду появления значительных сил [360] (противника) на левом берегу Вислы»{246}. Будучи в Холме, верховный главнокомандующий повелел Иванову передвинуть «с возможной энергией и быстротой» на участок между Ивангородом и устьем Сана не менее двух армий, которым быть в готовности при соответствующей обстановке перейти Вислу и атаковать неприятеля на ее левом берегу.

Считалось обязательным «по соображениям общим и стратегическим», чтобы войска фронта удерживали в своих руках район Львов, Ярослав, Перемышль, а также обеспечивали себя со стороны Венгрии развитием активных действий в возможно широких размерах{247}.

15 (28) сентября была отдана директива Ставки о подготовке наступления. К этому времени в штабе верховного главнокомандующего с достаточной определенностью выяснилось нахождение вооруженных сил противников перед русским фронтом в трех главнейших группах. Одна из них располагалась в Восточной Пруссии, другая развертывалась в районе Олькуш, Калиш, Ченстохов, а третья после неудачных для нее боев в Галиции отступала частью по правому берегу Вислы на Краков, частью на путях в Венгрию.

«Общей задачей армий обоих фронтов, — говорилось в директиве, — Верховный главнокомандующий ставит деятельно готовиться к переходу в наступление возможно большими силами от Средней Вислы в направлении к Верхнему Одеру для глубокого вторжения в Германию»{248}. Армиям Юго-Западного фронта надлежало энергично стремиться к тому, чтобы перебросить на левый берег Вислы для движения к Верхнему Одеру не менее десяти корпусов, а еще лучше три армии полностью, обеспечивая остальными силами фронта Галицию путем возможно широкого развития активных действий в направлении на Краков и за Карпаты. Армиям Северо-Западного фронта главнейшей задачей ставилось обеспечение правого фланга и тыла общей операции в направлении на Силезию и непосредственное содействие этой операции наступлением возможно больших сил от Варшавы по левому берегу Вислы.

Войска фронта должны были в течение ближайшего времени перейти в общее наступление против неприятеля, действующего со стороны Восточной Пруссии, имея в виду сохранения для левофланговой армии возможности оказать быстрое и непосредственное содействие армиям Юго-Западного фронта при их первоначальных операциях на берегах Вислы{249}.

Эта директива ставила задачу войскам фронта начать подготовку грандиозной стратегической операции вторжения в пределы [361] Германии. Верховное командование понимало опасность наступления группировки противника, сосредоточенной в районе Калиш, Ченстохов, Краков. Однако, как видно из текста документа, эта опасность не принималась в расчет. Можно предполагать, что Ставка надеялась упредить противника, развернув активные боевые действия до того, как германское командование приступит к осуществлению своего замысла. Между тем именно 15 (28) сентября, т. е. в день отдачи вышеуказанной директивы, 9-я немецкая и 1-я австро-венгерская армии выступили из района своего сосредоточения и двинулись к Висле. Ставка вынуждена была внести коррективы в принятое решение. Необходимо было уточнить цель операции. Требовалось также привлечение войск Северо-Западного фронта к более активному участию в событиях, которым в скором времени предстояло разыграться на Средней Висле. Окончательное решение Ставки было сформулировано в директиве от 18 сентября (1 октября). Вносилось уточнение в определение цели операции. Директива гласила: «Для достижения общей задачи, заключающейся в глубоком вторжении в пределы Германии со стороны Верхнего Одера, Верховный главнокомандующий ставит ближайшей целью поражение войск неприятеля, наступающих по левому берегу Вислы, стремясь развить сильный удар против его левого фланга»{250}. Итак, общая задача обоих фронтов оставалась прежней. В то же время выдвигалась в качестве первоочередной и непосредственной задачи — разгром неприятельской группировки, двигавшейся от границ Силезии в северо-восточном направлении.

Задачи фронтов остались без изменений, но были сделаны существенные дополнения. Главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта предоставлялось право объединить в руках одного из командующих армиями общее руководство операциями в Галиции. Вместе с тем ему надлежало стремиться к тому, чтобы иметь возможность поддержать всей 5-й армией или ее большей частью операции на Средней Висле. Главнокомандующий Северо-Западным фронтом должен был спешно сосредоточить в районе Варшавы 2-ю армию в составе 2-го Сибирского, 1-го и 23-го корпусов и 6-й кавалерийской дивизии. Ему надлежало быть готовым выделить еще не менее двух полевых корпусов на поддержку войск, оперирующих на Висле. Сохранялась задача по обеспечению во что бы то ни стало правого фланга Юго-Западного фронта от возможного удара немцев со стороны Восточной Пруссии.

Ставка понимала необходимость организации надежного управления огромной массой войск, сосредоточиваемой на Средней Висле. 16 (29) сентября Янушкевич отмечал: «... фронт Вислы приобретает сейчас сугубо важное значение; нужна поэтому соответствующая власть, вернее, соответствующее важности операции [362] управление»{251}. Верховный главнокомандующий решил объединить руководство войсками, развертываемыми на Висле, в руках главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Иванова. Согласно директиве в его подчинение в полночь с 18 на 19 сентября (1-2 октября) переходили на время предстоящей операции 2-я армия, а также Варшавский отряд с крепостью Новогеоргиевск. Однако снабжение этих войск всем необходимым оставалось на попечении главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта.

В развитие директивы Ставки Иванов 19 сентября (2 октября) издал свою директиву{252}, в которой конкретизировал задачи армии и порядок управления ими. Из подчиненных ему войск были образованы три группы: главные силы, Галицийская группа и Принаревская группа. Их состав был следующим: главные силы — 2-я, 4-я, 9-я и 5-я армии, конный корпус Новикова; Галицийская группа — 3-я, 8-я и Блокадная армии; Принаревская группа — гарнизон крепости Новогеоргиевск, 6-я кавалерийская дивизия, 27-й армейский корпус, 9 конных пограничных сотен. Главные силы находились в непосредственном подчинении Иванова. Руководство Галицийской группой было возложено на командующего 8-й-армией А. А. Брусилова, а Принаревской группой — на коменданта Новогеоргиевской крепости Н. П. Бобыря.

Главным силам надлежало развернуться на правом берегу Вислы, от Яблонны до Сандомира, имея в своих руках переправы, хорошо обеспеченные укреплениями на левом берегу Вислы для массового перехода в наступление. Особую роль призвана была играть 2-я армия. Ее намечалось направить на левый фланг противника, развертывание которого предполагалось на рубеже Лодзь, Кельцы. Командование фронта надеялось усилить армию новыми подкреплениями с целью прикрытия ее правого фланга и «более глубокого охвата противника, дабы отбросить его на Краков»{253}. Войскам главных сил указывался рубеж, который им предстояло достигнуть. Он шел от Лодзи, на Опочно, Скаржисно, Сандомир. Галицийской группе предстояло действовать против германо-австрийских войск на правом берегу Вислы, осуществлять блокаду Перемышля, прикрывать Львов и левый фланг всего Юго-Западного фронта. Задача Принаревской группы состояла в прочном удержании района Варшава, Яблонна, Новогеоргиевск, Зегрж и энергичном наблюдении в сторону Млавы и Торна. Директива устанавливала лишь исходное положение на Висле для последующих действий, которые Иванов намеревался окончательно определить по более точном выяснении обстановки.

Планом русского командования предусматривалось проведение перегруппировок крупных войсковых масс. Надлежало перебросить [363] 2-ю армию Северо-Западного фронта с рубежа рек Нарева и Немана в район Варшавы, а 4-ю, 9-ю и 5-ю армии Юго-Западного фронта — с рубежа р. Сана на участок Ивангород, Завихост. Задача осуществлялась последовательно, по мере того как в Ставке складывался окончательный план операции. Рассмотрим кратко ход выполнения этого весьма сложного маневра, решающим образом изменившего соотношение сил на Средней Висле в пользу русских.

9 (22) сентября, в день получения указаний верховного главнокомандующего о перемещении одной из армий Юго-Западного фронта на Среднюю Вислу, генералу Эверту было приказано прекратить переправу своих войск через Сан и с 11 (24) сентября начать выдвижение к Ивангороду{254}. 10 (23) сентября 4-я армия, куда входили Гренадерский, 3-й Кавказский и 16-й корпуса, готовилась к маршу, а на следующий день выступила в назначенный ей район сосредоточения. Были составлены подробные маршруты движения{255}. Принимались меры по сохранению скрытности перегруппировки войск. Большое значение придавалось организации непрерывного наблюдения за поведением противника. Разведка на левом берегу Вислы до линии от устья Пилицы на Новорадомск, Бреславль производилась конным корпусом генерала Новикова. Последний, подчиняясь Лечицкому, обязан был посылать Эверту копии своих донесений. Ведение разведки севернее этой линии возлагалось на конницу отряда генерала Ольховского. Уральской казачьей дивизии, направленной к Ивангороду левым берегом Вислы, вменялось в обязанность поддерживать тесную связь с корпусом Новикова и вести наблюдение в западном направлении и на Радом «с целью своевременно обнаружить движение противника к Висле»{256}.

Перемещая армию Эверта к Ивангороду, Иванов ставил перед ней задачу в случае развития удара немцами с северо-запада от Млавы на Нижний Нарев обеспечить правый фланг и тыл Юго-Западного фронта и оказать содействие отряду Ольховского в удержании Варшавы. Если бы во время марша германцы перешли в наступление с запада, то армии следовало повернуть к Висле южнее Ивангорода и действовать сообразно с действиями других армий фронта и директивами главнокомандующего{257}. Учитывая возможность поворота 4-й армии на запад, Иванов высказывался в пользу движения всех ее войск походным порядком. Армия должна была быть готовой к оперативной деятельности около 17 (30) сентября{258}. В самом начале марша, 12 (25) сентября, штабу фронта стало ясно, что удар немцев от Млавы на Нижний Нарев вряд ли последует. Зато все больше и больше поступали сведения о сосредоточении главных германских сил в районе [364] Ченстохов, Бендин и о первых признаках начавшегося их выдвижения по левому берегу Вислы{259}. Главнокомандующий фронтом впредь до выяснения обстановки полагал целесообразным войска Эверта сосредоточить южнее Ивангорода. Они составили бы непосредственно правое крыло фронта, позволяя маневрировать ими на левом берегу Вислы или обеспечивать тыловые пути армий через Сан. Предложение Иванова не встретило возражений со стороны верховного главнокомандующего{260}.

Армия Эверта продолжала марш. Ее 16-й и Гренадерский корпуса, следуя походным порядком, сосредоточились в новом районе 17 (30) сентября и приступили к возведению переправ у Казимерпса и Нова-Александрии. Одновременно 3-й Кавказский корпус прибыл в Люблин. Вечером того же дня началась перевозка пехоты по железной дороге в Ивангород. Остальные части с 18 сентября (1 октября) направились туда своим ходом. Иванов имел в виду выдвинуть корпус Ирмана к Радому, чтобы поддерживать отряды русской кавалерии на левом берегу Вислы и не позволять немцам беспрепятственно утвердиться в лесном пространстве к западу от Ивангорода. Такой мерой надеялись создать выгодные условия для занятия 4-й армией исходного положения перед наступлением. «Задача этого корпуса, — писал Иванов Эверту, — сведется не к тому, чтобы упорно удерживать Радом, что могло бы поставить войска без нужды в опасное положение, а к обеспечению развертывания вашей армии...»{261}

Перегруппировка 9-й армии (Гвардейский, 18-й и 14-й корпуса) производилась на основе указаний верховного главнокомандующего, отданных генералу Иванову 13 (26) сентября в Холме. В то время армия, совершив переправу через Сан, наступала на юго-запад. Ее передовые части вышли к р. Вислока. 14 (27) сентября в разговоре по прямому проводу с Ивановым Лечицкий предложил переправить его войска за Вислу у Баранува и Сандомира, где имелись наведенные понтонные мосты, и двинуть их левым берегом реки. Это позволило бы уже 19 сентября (2 октября) развернуть армию в двух переходах западнее Вислы, обеспечив ее с тыла тремя переправами через реку. Если выполнять предначертания директивы, то армии пришлось бы отойти от Вислоки к Сану, переправиться через него, совершить марш к северу по лесным испорченным дорогам, затем преодолеть Вислу и развернуться на ее левом берегу. По расчетам Лечицкого, его армия в этом случае могла быть готовой к активным действиям лишь 25 сентября (8 октября), т. е. на 6 дней позднее срока, если бы ее перегруппировка совершалась левым берегом Вислы{262}.

Иванов, опасаясь, что противник мог атаковать армию Лечицкого во время ее флангового марша, настаивал на том, чтобы она [365] двигалась правым берегом Вислы{263}. Новые доводы Лечицкого о том, что противник пока еще далеко и движение левым берегом не опасно, ни к чему не привели{264}. Последовало категорическое требование Иванова: «Необходимо, чтобы ваша армия вечером 18 сентября была на правом берегу Вислы в районе Аннополь, Юзефов, Красник в готовности исполнить тот или другой маневренный марш, ибо теперь еще неизвестно, в каком направлении ей предстоит действовать в ближайшие дни»{265}.

Выдвижение 9-й армии в новый район началось 15 (28) сентября{266}. Оно осуществлялось под прикрытием 13-й кавалерийской дивизии, находившейся на левом берегу Вислоки. Конному корпусу Новикова ставилась задача продолжать энергичную разведку на участке Ченстохов, Краков и задерживать наступление противника{267}. На левый берег Вислы в район Опатова был направлен отряд генерала Дельсаля в составе двух стрелковых и одной кавалерийской бригад. Его задача — служа авангардом, обеспечить предстоящий переход армии через Вислу и ее развертывание на левом берегу реки и служить опорой для конного корпуса генерала Новикова{268}. К исходу 20 сентября (3 октября) марш-маневр 9-й армии был завершен. Ее войска сосредоточились на правом берегу Вислы от Солец до Сандомира, имея авангарды на левом берегу Вислы{269}. Приступили к устройству переправ. На левом берегу были выдвинуты авангарды.

В последнюю очередь из войск Юго-Западного фронта на Среднюю Вислу перебрасывалась 5-я армия. Первоначально этот маневр не планировался. Еще 15 (28) сентября имелось в виду лишь несколько севернее сместить ее войска, чтобы занять ими полосу 9-й армии, направленной в район Юзефов, Аннополь, устье Сана. Соответственно сдвигалась к северу полоса 3-й армии. Корпусам 5-й армии надлежало перемещение начать 16 (29) сентября, выслав приданные им кавалерийские дивизии на р. Вислока. Задача армии состояла в том, чтобы, прочно став на Сане, готовиться к наступлению в направлении Кракова{270}. Директива Ставки от 19 сентября (2 октября) требовала от главнокомандующего фронтом переместить на Среднюю Вислу и 5-ю армию. Ее войскам было приказано возможно скорее перейти в район Люблин, начав движение с 20 сентября (3 октября){271}. По мере выхода корпусов в указанный район намечалось перевозить их по железной дороге к Ивангороду{272}. [366]

Наряду с перегруппировкой армий Юго-Западного фронта осуществлялось перемещение на Среднюю Вислу части сил Северо-Западного фронта. Директивой от 18(29) сентября Рузскому предписывалось направить в район Варшавы 2-ю армию. Фактически перемещение началось раньше. Еще 16 (29) сентября Ставка, принимая срочные меры по усилению обороны Варшавы, предписала Рузскому разработать соображения о наилучшем расположении корпусов 2-й армии для осуществления скорейшей переброски их к Висле{273}. Ссылаясь на неясность обстановки в полосе действий своего фронта, Рузский донес, что, по его мнению, «переброска к Висле корпусов 2-й армии еще несколько преждевременна»{274}. Ставка вынуждена была занять более твердую позицию. Янушкевич сообщил Рузскому решение верховного главнокомандующего о необходимости переброски в район Варшавы войск 2-й армии и что к выполнению его «великий князь просит приступить, не теряя времени»{275}. Рузский вынужден был подчиниться. Он донес, что с 17(30) сентября 2-я армия в составе трех корпусов будет направлена в Варшавский район{276}. К 19 сентября (2 октября) 2-й Сибирский и 1-й корпуса сосредоточились в Варшаве, а 23-й корпус — в Гарволин (юго-восточнее Варшавы){277}.

19 сентября (2 октября) Иванов запросил штаб Северо-Западного фронта, какие два корпуса дополнительно назначены к отправке в Варшаву, что предусматривалось директивой Ставки от 18 сентября (1 октября), какие соображения имелись относительно пунктов и сроков погрузки в эшелоны и времени прибытия в назначенный район{278}. Начальник штаба генерал Орановский ответил, что никаких соображений на этот счет не разрабатывалось, поскольку «командирование корпусов является предположительным»{279}. По просьбе Иванова Ставке вновь пришлось потребовать от Рузского неукоснительного выполнения директивных указаний.

19 сентября (2 октября) верховный главнокомандующий повелел немедленно приступить к перевозке по железной дороге 2-го, а 20 сентября (3 октября) — 4-го армейских корпусов{280}. Первый из этих корпусов направлялся в Гарволин (юго-восточнее Варшавы), второй — в Варшаву.

Перевозка корпусов, однако, затянулась. К погрузке 2-го армейского корпуса приступили только 23 сентября (6 октября){281}, а сосредоточение всех боевых частей его в районе Гарволин удалось завершить лишь вечером 28 сентября (11 октября){282}. Еще [367] медленнее перевозился 4-й армейский корпус, входивший в состав 1-й армии. Хотя штаб фронта сразу же после получения приказа верховного главнокомандующего потребовал от Ренненкампфа перевозку корпуса «начать возможно скорее»{283}, тот и не думал спешить. 24 сентября (7 октября) в Ставке было получено известие, что погрузка корпуса приостановлена, а часть его направлена в западном направлении. Запрашивая по данному вопросу Рузского, Янушкевич выражал крайнее удивление тем, что Ренненкампф мог «решиться на распоряжение, идущее вразрез повеления Верховного главнокомандующего»{284}. Спустя два дня штаб фронта докладывал Ставке, что он не может установить, сколько эшелонов с частями 4-го корпуса отправлено, ибо поступающие из 1-й армии донесения «сбивчивы, противоречивы и носят характер замалчивания истинного положения»{285}. Наконец, отправка 4-го корпуса началась. 27 сентября (10 октября) головные эшелоны его стали прибывать в Варшаву{286}.

Ставке казалось, что войск двух фронтов, сосредоточиваемых на Средней Висле, недостаточно. Было предписано дополнительно отправить в Варшаву из состава 6-й армии 50-ю пехотную дивизию и полк Офицерской стрелковой школы. Имелось в виду усилить этими частями Принаревскую группу{287}. В распоряжение Иванова передавались все прибывавшие из глубокого тыла резервы верховного главнокомандования: 1-й Сибирский корпус, Забайкальская казачья бригада и 1-я Сибирская тяжелая артиллерийская бригада, 12-я и 14-я Сибирские пехотные дивизии{288}.

Выход армий в новый оперативный район осуществлялся в период с 10 (23) сентября по 1 (14) октября. Переброска войск производилась частью походным порядком, а частью — по железной дороге. Развертывание 2-й армии и частично 4-й армии обеспечивалось постоянными укреплениями Варшавы и Ивангорода и выдвинутыми впереди крепостей оборонительными позициями на левом берегу Вислы. Остальные армии развертывались без соответствующего прикрытия. Сказался определенный просчет русского Генерального штаба, заблаговременно не принявшего нужных мер к укреплению рубежа Средней Вислы.

В конце сентября завершались стратегические перегруппировки на русском фронте. Очередной задачей являлся выход войск на рубеж развертывания. К ее решению приступил Иванов. 26 сентября (9 октября) он подписал директиву, где говорилось: «Целью ближайших действий ставится: 1) переправа войск 4-й и 5-й армий на левый берег Вислы и утверждение их на этом берегу, 2) развертывание всех сил 2-й, 5-й и 4-й армий и занятие ими [368] общего фронта для дальнейшего наступления и атаки противника»{289}. Директива не предусматривала переход армий в наступление. Имелось в виду закончить сосредоточение войск на Средней Висле, выждать подвоза подкреплений и занять исходное положение для ведения операции. Поскольку прибытие основной части резервов ожидалось к исходу 29 сентября (12 октября), Иванов считал желательным «не начинать ранее этого решительной атаки»{290}.

Обстановка на левом берегу Вислы складывалась крайне неблагоприятно для русских. 9-я немецкая армия, начав наступление 15 (28) сентября, настойчиво продвигалась вперед. Гинденбург намеревался произвести фланговый удар по 9-й русской армии, которая, как он предполагал, должна была переправиться через Вислу южнее Ивангорода. Армия Лечицкого не имела еще задачи о переходе на западный берег Вислы. Там находились лишь передовые части ее (около двух пехотных дивизий и конный корпус Новикова). 20 сентября (3 октября) германские войска подошли к Висле. 21-23 сентября (4-6 октября) начались боевые действия на фронте от Ивангорода до Сандомира. Немцы оттеснили русские авангарды на правый берег реки. Но их замысел о разгроме 9-й армии не осуществился, поскольку переправа этой армии через Вислу не последовала. Наступавшие южнее австрийские войска 26 сентября (9 октября) вышли к Сану. Их попытки форсировать реку были отбиты русскими.

Германское командование приняло новое решение. Намечалось главные силы 9-й армии повернуть на север и сделать попытку с хода овладеть Варшавой. Была образована ударная группа в составе трех наиболее сильных корпусов: 17-го, 20-го и Сводного. Командование ею возложили на генерала Макензена. Остальные войска армии Гинденбурга имели задачу вести атаки на рубеже Вислы от Ивангорода до Сандомира, прикрывая наступление на варшавском направлении с востока. 26 сентября (9 октября) группа Макензена форсированным маршем через Радом, Бялобржеги устремилась к Варшаве. Противник рассчитывал на внезапность и быстроту действий.

Выполнение своих замыслов обеими сторонами должно было неизбежно привести к встречным столкновениям. Так оно и случилось. С 27 сентября (10 октября) на Средней Висле завязались ожесточенные сражения между 9-й германской армией и войсками 2-й, 5-й и 4-й русских армий. Соединения 2-й армии отражали настойчивые атаки противника, который стремился прорваться к Варшаве с юга. Особенно мужественно действовали части 1-го и 2-го Сибирских корпусов. Двое суток сдерживали сибиряки натиск германцев. Вечером 28 сентября (11 октября) Шейдеман докладывал Иванову: «... сил не хватает, чтобы атаковывать все ползущее вперед»{291}. Ночью войска армии были отведены за линию [369] фортов{292}. Южнее Варшавы, у Гура Кальвария, в течение 28 сентября (11 октября) был переправлен 23-й корпус, на следующий день намечалось перебросить за Вислу и 2-й корпус 5-й армии. Они имели задачу нанести удар германцам, идущим с юга на Варшаву, и тем помочь войскам 2-й армии{293}. Отход армии Шейдемана за линию фортов мог поставить корпуса в изолированное положение. Русское командование отказалось от переправы 2-го корпуса, а 23-й корпус в ночь на 29 сентября (12 октября) был возвращен на правый берег Вислы.

События в районе Ивангорода также развивались весьма напряженно. Генералу Эверту удалось в ночь на 27 сентября (10 октября) переправить 4-ю армию за Вислу. Противник развернулся у левобережных укреплений крепости и обрушился на русских мощным огнем своей многочисленной артиллерии. Весь день шли упорные бои. К утру 28 сентября (11 октября) Гренадерский и 16-й корпуса были вновь отведены на правый берег реки{294}. Только севернее Ивангорода на плацдарме у Козенице оставался 3-й Кавказский корпус Ирмана и продолжал вести боевые действия по расширению зоны своего расположения. Командующий 5-й армией решил поддержать войска Ирмана силами закончившего сосредоточение 17-го корпуса генерала Яковлева{295}. В течение 28 — 29 сентября (11-12 октября) соединения корпуса были переправлены на Козеницкий плацдарм{296}. 30 сентября (13 октября) 17-й корпус перешел в состав 4-й армии{297}. Корпусам ставилась задача «разбить противника и отбросить его в южном направлении»{298}.

Анализ хода боевых действий проливал свет на истинные намерения противника. Иванов правильно отметил «постепенное перемещение войск неприятеля к северу»{299}. В связи с изменением обстановки выполнение директивы от 26 сентября (9 октября) откладывалось до сосредоточения всех сил фронта и подвоза вновь назначенных в его состав корпусов{300}. Войска получили задачу «задержать противника на Висле и обеспечить подступы к Варшаве»{301}. 2-й армии, в которую опять включились 23-й и 2-й корпуса, предстояло нанести контрудар, отбросить наступавшие немецкие части и тем обезопасить Варшаву и участок Вислы ниже Гура Кальвария. 5-я, 4-я и 9-я армии должны были надежно оборонять рубеж Вислы между устьями Пилицы и Сана. Особенно активно надлежало действовать армиям Эверта и Лечицкого, чтобы [370] сковать находившегося перед ними противника и не дать ему возможности усиливать северную группировку своих войск. Галицийской группе Брусилова следовало атаковать австро-венгров. Конный корпус Новикова был обязан продолжать движение в район Варшавы для действий на правом фланге 2-й армии.

Встречные сражения под Варшавой и Ивангородом продолжались. Русские войска стойко отбивали натиск противника энергичными контратаками. Тем временем в штабе фронта царило уныние. Неудача с переходом армий за Вислу произвела на Иванова удручающее впечатление. Человек необычайно впечатлительный, он впал в отчаяние. 28 сентября (11 октября) им была послана телеграмма Янушкевичу с изложением обстановки на Висле. Иванов заканчивал свое послание такими словами: «Создавшееся положение побуждает меня просить личного доклада Верховному главнокомандующему, если его императорское высочество соизволит приехать в Холм»{302}. В ночь на 29 сентября (12 октября) Янушкевич пригласил Алексеева к аппарату и попытался выяснить, насколько необходим приезд великого князя в штаб фронта, ибо из донесений об обстановке не видно, чтобы положение могло внушать сколько-нибудь серьезные опасения. Алексеев ответил, что положение действительно не такое опасное и что по этому вопросу главнокомандующий фронтом не стал бы беспокоить верховного главнокомандующего. Он сказал далее, что не знает истинных намерений и желаний своего начальника, но полагает, что Иванов, по-видимому, хотел бы доложить о порядке управления войсками 2-й армии, а попутно и об общем положении дел на фронте{303}.

В ту же ночь великий князь Николай Николаевич и Янушкевич выехали из Барановичей и утром 29 сентября (12 октября) были в Холме. Предположения Алексеева подтвердились. Иванов на самом деле считал, что командующий 2-й армией не в состоянии справиться с управлением находившимися в районе Варшавы войсками. Он просил переместить Шейдемана на пост командующего 10-й армией, а занимавшего эту должность генерала Сиверса назначить на его место. Верховный, по словам Янушкевича, шел на все, «лишь бы обеспечить душевное спокойствие генерала Иванова и дать ему уверенность в успехе»{304}. На просьбу главнокомандующего фронта он ответил согласием, но предварительно поручил своему начальнику штаба переговорить с Рузским «по этому щекотливому вопросу»{305}. Из Холма Янушкевич связался с Седлецом. Изложив суть дела, он добавил, что «великий князь полагает, что вам было бы не трудно исполнить просьбу генерала Иванова»{306}. Одновременно он сообщил, что усердно настаивает на замене M. В. Алексеева Ю. H. Даниловым. Рузский ответил [371] решительным отказом. «Всякую перетасовку там и у нас во время операции считаю вредной», — заявил он. И добавил: «Я мое мнение высказал, если Верховный будет настаивать, мне остается только повиноваться»{307}.

Но верховный не настаивал. Ему было ясно, что дело не в командующем 2-й армией, а в самом главнокомандующем армиями фронта. Иванов определенно не справлялся с возложенной на него задачей по руководству столь огромной массой, войск, сосредоточенных на Средней Висле. Ставка решила разделить управление этими войсками между обоими главнокомандующими. 30 сентября (13 октября) была отдана соответствующая директива № 4755/4756. Она ставила «ближайшей и главнейшей целью поражение войск неприятеля, наступающего по левому берегу Вислы, с нанесением сильного удара против его левого фланга»{308}. Ответственность за подготовку и выполнение такого удара возлагалась на главнокомандующего войсками Северо-Западного фронта генерала Рузского. С 24.00 на 1 (14) октября в его подчинение переходили Принаревская группа с крепостью Новогеоргиевск, 2-я и 5-я армии, конный корпус Новикова. В задачу Рузского входило также немедленное принятие решительных мер к удержанию возможно более широкого района на левом берегу Вислы до окончательного сбора всех сил с целью свободного их дебуширования через Вислу и обеспечение общей операции на Средней Висле со стороны противника, действующего из Восточной Пруссии{309}.

Важнейшей задачей армий Юго-Западного фронта ставилось: «...действуя в полной связи с армиями Северо-Западного фронта, назначенными для нанесения главного удара со стороны Варшавы, приковать к себе возможно большее число неприятельских сил и тем облегчить выполнение основной задачи, возложенной на армии Северо-Западного фронта»{310}. В частности, им надлежало упорно удерживаться на Сане и Висле, стремясь при первой к тому возможности перенести действия на левые берега этих рек и особенно энергично развивая удар своим крайним правым флангом. В задачу фронта входило также прочное удержание Галиции своими левофланговыми армиями. Считалось, что эта задача лучше всего могла быть выполнена решительным наступлением против уже надломленных в предыдущих боях австро-венгерских войск{311}.

Ставка придавала большое значение предстоящему наступлению. Верховный главнокомандующий считал, что «на берегах Вислы будет решена участь первого периода кампании, а может [372] быть, всей войны»{312}. Он обращал внимание на необходимость тщательной его подготовки. Фронтам предстояло закончить сбор и развертывание сил, назначенных для действий на Средней Висле. Нужно было обеспечить закрепление широких плацдармов на левом берегу реки. Особенно подчеркивалась важность спешного устройства достаточного числа постоянных переправ через Вислу, дабы освободить понтонные средства для следования их за войсками. Обеспечение переправ и ближайшего тыла признавалось целесообразным возложить на ополчение{313}.

Наступление началось неодновременно. Первой перешла в атаку 2-я армия, 5 (18) октября. В сущности ее войска не прекращали боевых действий с 27 сентября (10 октября). Переход армии в контрнаступление произошел, следовательно, в ходе встречного сражения без какой-либо паузы. Одновременно 5-я армия начала переправу через Вислу своего 19-го корпуса, а вслед за ним и 5-го корпуса. На направлении действий войск Северо-Западного фронта бои приняли ожесточенный характер. Противник произвел ряд контратак, но они не имели успеха. Вскоре его сопротивление было сломлено. 7 (20) октября германские войска начали отступление. Обе армии фронта перешли к энергичному преследованию быстро отступавшего неприятеля.

Тем временем с 11 (24) октября развернулись крупные бои под Ивангородом. Здесь русским удалось неожиданно для австрийцев перебросить на левый берег Вислы 4-ю и 9-ю армии, которые и атаковали 1-ю армию генерала Данкля с обоих флангов. Боевые действия, носившие местами характер встречных столкновений, приняли крайне ожесточенный и кровопролитный характер. Особенно трудными были условия наступления 4-й армии, действовавшей с Козеницкого плацдарма. Войскам пришлось наступать в лесистой местности, что затрудняло их продвижение и нередко приводило к потере управления ими со стороны командования. Несмотря на это, они с честью преодолели все трудности и вместе с частями 9-й армии, переправившимися через Вислу у Ивангорода и Ново-Александрии, разгромили австрийцев и принудили их поспешно отступать на юг.

В конце октября Людендорф так оценивал сложившуюся обстановку: «27 был отдан приказ об отступлении, которое, можно сказать, уже висело в воздухе. Положение было исключительно критическое ... Теперь, казалось, должно произойти то, чему помешало в конце сентября наше развертывание в Верхней Силезии и последовавшее за ним наступление: вторжение превосходящих сил русских в Познань, Силезию и Моравию»{314}. Все четыре русские армии продолжали развивать усиленное наступление на запад и юго-запад, имея общую задачу — готовиться [373] для глубокого вторжения в пределы Германии через Верхнюю Силезию.

В целях обеспечения отхода своих войск от Средней Вислы австро-германское командование предприняло демонстративное наступление против 3-й русской армии на р. Сан. Для оказания ей помощи генерал Иванов предложил 9-ю, а с ней и 4-ю армии направить во фланг австро-венгерским силам в Галиции. Русская Ставка, которая на всем «протяжении операции не сумела организовать четкого взаимодействия фронтов, согласилась с этим предложением. Поворот двух армий в южном направлении привел к большой растяжке фронта 2-й и 5-й армий. Это вынудило их прекратить преследование разбитых германцев. Теперь уже не 4-я армия должна была сообразовать свое наступление с 5-й, а наоборот{315}, и уже не Юго-Западному фронту следовало равняться по Северо-Западному, а Северо-Западный должен был согласовывать наступление своих армий с 4-й и 9-й армиями{316}. Таким образом, вместо первоначального плана глубокого вторжения в Германию, получилось вторжение в Австро-Венгрию.

Варшавско-Ивангородская операция по количеству участвовавших в ней сил и по своему стратегическому замыслу являлась одной из крупнейших операций первой мировой войны. В ней принимала участие примерно половина всех русских сил, действовавших против Германии и Австро-Венгрии. Русское командование предприняло решительное наступление от Средней Вислы с целью глубокого вторжения в пределы Германии. Искусно осуществленная перегруппировка крупных сил к Средней Висле подчеркнула огромное значение в современной войне железных и шоссейных дорог для массовой переброски войск с одного участка фронта на другой.

Германское командование, ставившее своей целью защиту Познани и Силезии от вторжения русских, выполнило эту задачу под видом помощи австро-венгерским армиям, разбитым в Галицийской операции. В ходе операции оно расширило свой замысел, задавшись целью закрепиться на Висле и захватить Варшаву, что при тех силах и средствах, которыми оно располагало, было авантюрой. С точки зрения оперативного искусства идея флангового удара являлась схематической попыткой осуществить шлиффеновские Канны.

Большое значение операции состоит в том, что она окончилась крупной победой русского оружия, развеяв этим легенду о непобедимости германской армии. Однако русское командование не проявило должной твердости руководства войсками и позволило противнику увлечь себя на путь разрешения второстепенных задач и целей. Это дало возможность германцам избежать окончательного разгрома и приступить к выработке нового плана, выполнение которого привело к Лодзинской операции. [374]

Лодзинская операция

После поражения австро-германских армий в Варшавско-Ивангородской операции русская Ставка приступила к выработке плана дальнейших действий. Намечалось продолжать наступление с целью глубокого вторжения в пределы Германии. К участию в новой операции привлекались четыре армии: 2-я и 5-я Северо-Западного фронта, 4-я и 9-я Юго-Западного фронта.

С севера операция обеспечивалась наступлением 10-й и 1-й армий в Восточной Пруссии, а с юга — наступлением 3-й и 8-й армий к Карпатам. 11-я армия имела задачу продолжать блокаду Перемышля{317}. Наступление на русском фронте отвечало также интересам союзников, войска которых в это время отражали германское наступление у Ипра.

К началу ноября перед германским верховным командованием стояла дилемма: продолжать ли искать решения войны на Западе или перенести центр тяжести операций на Восток против России. 26 октября (8 ноября) генерал Фалькенгайн в своей главной квартире в Мезьере вместе с начальником военных сообщений полковником Тренером обсуждал план перевозок крупных германских сил на Восток{318}.

В духе такого решения был информирован подполковник Хенч, направленный в австро-венгерскую ставку для переговоров с генералом Конрадом. Но сражение на Ипре, где германцы не добились ожидаемых успехов, не позволило провести в то время это решение в жизнь. Поэтому Гинденбургу было предложено начать операцию, которая мыслилась как глубокий удар во фланг и тыл русским армиям, действующим на левом берегу Вислы, в основном теми силами, которыми располагал главнокомандующий на Востоке.

Ядро германских сил — 9-я армия под командованием Макензена — скрытно от русских перебрасывалась в район Торна. Туда же направлялись прибывающие подкрепления с Западного фронта и некоторые части, взятые из 8-й армии. Германские войска, предназначенные для проведения операции, были развернуты в двух группах. Главную из них составляла 9-я армия, а вспомогательную — четыре неполных корпуса («Грауденц», «Познань», «Бреславль», «Торн»). 9-й армии ставилась задача нанести удар из района Торна на Кутно в обход Лодзи с востока.

30 октября (12 ноября) были получены разведывательные данные о перегруппировке германских сил из Верхней Силезии в сторону Торна. Ставка внесла изменения в первоначальный план. Была указана новая цель действий — помешать начавшейся переброске войск противника. Однако генерал Рузский, на [376] которого возлагалось руководство проведением данной операции, не принял во внимание продолжавших поступать сведений о противнике и в своей директиве от 28 октября (10 ноября) исходил из первоначальной группировки германцев в районе Ченстохова. Войскам эта директива ставила ближайшей задачей сломить сопротивление германцев и прочно утвердиться на линии Ярочин, Остров, Кемпен, Крейцбург, Люблинец, Катовице, имея в виду последующее наступление в пределы Германии. Основная тяжесть борьбы выпадала на долю 2-й, 5-й и 4-й армий, развернутых на левом берегу Вислы. Задачей 1-й и 10-й армий было обеспечение правого фланга главной группировки. Левый фланг ее обеспечивался действиями 9-й армии Юго-Западного фронта{319}.

Русское командование начинало операцию с планом, ни в коей мере уже не отвечавшим обстановке. Одиннадцать корпусов должны были наступать растянутым фронтом к границам Силезии и Познани. В то же время над их правым флангом обозначался из района Торна мощный удар, грозивший тяжелыми последствиями для русских войск.

Директива исходила из неправильной оценки противника. В ней не нашли отражения вопросы материального обеспечения.

Между тем войска находились в трудном положении. Остро чувствовался недостаток в боеприпасах, продовольствии, обмундировании, фураже. Переправочных средств было мало. Восстановление железных и грунтовых дорог, разрушенных германцами при своем отходе, проходило крайне медленно. Переход в легкой артиллерии на 6-орудийную батарею вызывал вполне справедливое недовольство в войсках. Прежнее число батарей сохранялось, но число орудий на пехотную дивизию уменьшилось до 36 и стало вдвое меньше, чем в германской дивизии.

Отрицательную роль играло несоблюдение мер скрытого управления войсками. Радиосводки русских регулярно перехватывались германцами. Это позволяло противнику хорошо знать обстановку, точное расположение русских частей и их предполагаемые действия. Генерал Фалькенгайн с полным основанием писал, что перехваченные радиограммы давали возможность с начала войны на Востоке до половины 1915 г. точно следить за движением неприятеля с недели на неделю и даже зачастую изо дня в день и принимать соответствующие противомеры. «Это главным образом и придавало войне здесь совсем иной характер и делало ее для нас совершенно иной, гораздо более простой, чем на Западе»{320}. [377]

Анализ таблицы показывает, что огромного превосходства, о котором пишут германские и некоторые другие историки, у русских не было. Напротив, с точки зрения группировки сил безусловное преимущество было на стороне германцев. Противник имел больше орудий и особенно тяжелых. Все это, а также плохое материальное обеспечение русских войск и слабо поставленная служба разведки благоприятствовало германскому командованию и их войскам в предстоящей операции{321}.

Получив сведения о подготовке наступления русскими, германское командование решило вырвать из их рук стратегическую инициативу. 29 октября (11 ноября) 9-я армия, сосредоточенная в районе Торна, перешла в решительное наступление, имея задачей «сбить в кучу» 2-ю армию, а затем, если «все хорошо пойдет», расстроить и остальные армии русского фронта{322}. Первым препятствием на пути германского наступления были расположенные отдельно от остальных русских сил 5-й Сибирский и 2-й армейский корпуса. Поэтому вся операция 9-й германской армии расчленялась на этапы: первый — уничтожение 5-го Сибирского корпуса, второй — уничтожение 2-го корпуса и третий — окружение всей 2-й армии.

Вечером 29 октября (11 ноября) передовые германские части вошли в соприкосновение со сторожевым охранением 5-го Сибирского корпуса, расположенного у Влоцлавска. Командир корпуса генерал Сидорин и его штаб, не подозревая о громадном превосходстве противника, готовились встретить неприятеля на занятых позициях. Боевые действия начались с утра 30 октября [378] (12 ноября). Они продолжались целый день и носили крайне ожесточенный характер. Все попытки германцев окружить и уничтожить 5-й Сибирский корпус окончились неудачей. Отсутствие четкой согласованности в действиях германских соединений и большие потери, понесенные ими в боях, дали возможность русскому командованию в ночь на 31 октября (13 ноября) отвести свой корпус почти на полтора перехода и таким образом ликвидировать угрозу окружения. Приказ по 9-й германской армии от 31 октября (13 ноября) устанавливает, что успех наступления «не полностью отвечает ожиданиям»{323}. Несмотря на все преимущества немцев, уничтожение 5-го Сибирского корпуса не удалось.

1 (14) ноября Макензен продолжал наступление на юг с задачей выйти на рубеж р. Бзуры, где Гинденбург намечал развертывание всей армии для удара по тылам 2-й русской армии. Боевые действия, развернувшиеся между реками Вислой и Hep, получили общее название «сражение при Кутно». Основной удар германцев был направлен против 2-го армейского корпуса, прикрывавшего правый фланг 2-й русской армии. Бои 5-го Сибирского корпуса у Влоцлавска и поступавшие донесения от разведки указывали на маневр германцев против правого фланга и тыла русских армий, развернутых на левом берегу Вислы. Однако генерал Рузский вместо того, чтобы, вдумчиво оценив создавшуюся обстановку, отбросить старый план и все армии фронта повернуть для ликвидации нависшей угрозы, продолжал твердо держаться намеченного плана операции. Он докладывал в Ставку: «Начало наступления 2-й, 5-й и 4-й армий назначено на 1 ноября и не откладываю»{324}.

2-й, 5-й и 4-й армиям было приказано перейти в наступление на линию Ярочин, Катовице. 2-й корпус, следуя уступом влево, должен был обеспечивать правый фланг 2-й армии. На 1-ю армию возлагалась задача прикрыть намеченное наступление со стороны Нижней Вислы{325}. Эти распоряжения вызвали серьезные опасения во 2-й армии, которая для парирования угрозы своему правому флангу и тылу сдвинула к северу, ко 2-му корпусу, 23-й и 2-й Сибирский корпуса, оставив для проектируемого наступления в Германию 4-й и 1-й Сибирский корпуса.

Боевые действия обе стороны вели с большим упорством. Несмотря на то что противник имел тройное превосходство в силах, 2-й корпус 1 (14) ноября удержал свои позиции у Красновице, нанеся крупные потери германцам{326}. В этот день 23-й корпус, двигаясь на север, достиг p. Hep близ впадения ее в Варту. К вечеру авангарды корпуса, атакованные частями 11-го германского корпуса, отошли на южный берег p. Hep, оставив переправы [379] у Домбе в руках противника. 2-й Сибирский корпус подошел к переправам через р. Бзуру у Ленчицы. Дальнейшее его продвижение было задержано атаками 17-го германского корпуса. Таким образом, силы 2-й армии разделились: правое крыло (2-й, 23-й и 2-й Сибирский корпуса) к исходу дня 1 (14) ноября вплотную столкнулись с превосходящими силами противника, а левое крыло (4-й и 1-й армейских корпуса) совместно с войсками 5-й и 4-й армий беспрепятственно наступали на Запад На 2 (15) ноября 2-й корпус перешел в подчинение 1-й армии.

Дальнейшие события на фронте вызвали у Рузского ошибочное представление, что немцы «идут на Лович и Варшаву»{327}. Он не принял необходимых мер к переходу 1-й армии в наступление для оказания помощи 2-й армии. Это позволило германцам развивать свое наступление в обход фланга и тыла 2-й русской армии.

3 (16) ноября Рузский после переговоров со Ставкой наконец уяснил себе тяжелое положение русских войск между Вислой и Вартой. Директива, отданная войскам, предусматривала поворот фронта 2-й и 5 и армий на север с тем, чтобы 5 (18) ноября начать контрманевр против 9-й германской армии. 1-я армия получила задачу переходом в наступление оттянуть на себя возможно больше германских сил. С целью обеспечения левого фланга 1-й армии части, находившиеся в Варшаве и Новогеоргиевске, [380] перебрасывались по железной дороге в Лович. В соответствии с изменившейся обстановкой 4-я армия распоряжением Ставки была передана Юго-Западному фронту для совместного наступления с 9-й армией на Ченстохов и южнее, чтобы сделать невозможной дальнейшую переброску оттуда войск противника{328}.

Директива ставила перед войсками невыполнимые задачи. От корпусов и дивизий, требовали больших переходов, чтобы к вечеру 4 (17) ноября они были готовы к развертыванию. Внезапный поворот фронта к правому флангу и связанные с ним передвижения привели к дезорганизации работы тыла и создали огромные трудности в подвозе материальных средств. Результатом этого было то, что маневр 2-й и 5-й армий 4 (17) ноября был выполнен лишь частично. Переход в общее наступление русских армий, намеченный на 5 (18) ноября, не состоялся. Войска не успели сосредоточиться в указанных им районах.

Вечером войска противника во главе с Шеффером, наступая на юг через Брезины, создали угрозу окружения 2-й русской армии. Все зависело от энергичного продвижения корпуса Фроммеля и группы «Познань» на восток. С утра 6 (19) ноября боевые действия развернулись на всем фронте. Противнику удалось прервать телеграфную связь штаба Северо-Западного фронта со 2-й и 5-й армиями. Германцы напрягали усилия для двойного охвата русских войск, оборонявших Лодзь. Однако подход частей 5-й армии к левому флангу 2-й армии решительно изменил обстановку в пользу русских. Войска левого крыла 5-й армии (19-й армейский и 1-й Сибирский корпуса) отбили наступление корпуса Фроммеля и энергичным контрударом отбросили немцев на запад, захватив пленных и другие трофеи. В центре после упорных боев, несмотря на двойное превосходство германцев в артиллерии, три русских корпуса (23-й, 4-й и 2-й Сибирский) задержали наступление трех германских корпусов (11-го, 17-го и 20-го). Таким образом, к исходу 6 (19) ноября русские имели успех на левом фланге и прочное положение в центре. Только против правого фланга 2-й русской армии обходящая группа германских войск под командованием Шеффера продолжала двигаться на юг, в стык между 1-й и 2-й армиями{329}.

Ловичский отряд, сформированный из частей 63-й пехотной и 6-й Сибирской дивизий и прикрывавший направление на Варшаву, медленно двигался вперед{330}. Он выходил в тыл обходящей группе германцев. Сводная казачья и Кавказская кавалерийская дивизии, объединенные генералом Казнаковым, достигли Рогова, но, слабо ориентируясь в обстановке, держались пассивно. 1-я русская армия, получившая задачу войти своим левым флангом [381] в боевую связь с частями 2-й армии, вела бой с 1-м германским резервным корпусом.

7 (20) и 8 (21) ноября боевые действия приняли особенно ожесточенный характер. Германцы делали отчаянные усилия по выполнению плана окружения русских армий. Генерал Макензен приказал 25-му резервному, 17-му и 20-му корпусам продолжать наступление самым энергичным образом, 11-му корпусу удерживать занятые позиции, группе «Познань» и кавалерийскому корпусу Фроммеля своим наступлением замкнуть кольцо окружения 2-й и 5-й русских армий у Пабьянице. Гинденбург надеялся, что нервы русского командования наконец не выдержат, оно отдаст приказ об отступлении.

8 (21) ноября находившийся на левом фланге 5-й армии 19-й армейский корпус, против которого наступали части групп «Бреславль» и «Познань», кавалерийского корпуса Фроммеля и 7-я австро-венгерская дивизия, не только отразил все атаки, но и сам вместе с подошедшей 7-й дивизией стал теснить германцев. 11-й германский корпус после ожесточенного боя был отброшен на северный берег p. Hep. 17-й и 20-й германские корпуса с трудом сдерживали натиск 4-го армейского и 2-го Сибирского корпусов русских{331}. Положение группы Шеффера становилось критическим. Не зная еще неудачи корпуса Фроммеля, Шеффер двигался на соединение с ним, все более создавая угрозу своему тылу со стороны Ловичского отряда и русской конницы. Только крайне осторожные действия последних не привели в этот день обходящие германские силы к катастрофе.

9 (22) ноября германское командование делает последнее усилие, чтобы сломить упорство русских. Генерал Плеве, объединивший командование 2-й и 5-й армиями, потребовал: 5-й армии удерживать свое положение, а 2-й армии — наступать правым флангом против обходящей группы Шеффера и тем самым совместно с наступающим Ловичским отрядом окружить ее. В результате боевых действий 9 (22) ноября группа Шеффера оказалась в отчаянном положении и к вечеру, наконец, получила приказ начать отступление, В свою очередь и генерал Рузский расценивал обстановку как неблагоприятную для себя и отдал директиву об отступлении всех трех армий на линию Илов, Лович, Скерневице, Томашов. Только под нажимом сверху и из-за резкого протеста командующих армиями директива была отменена{332}.

К вечеру 9 (22) ноября на фронте 2-й и 5-й армий положение стабилизировалось. На флангах русские войска даже несколько потеснили германцев. Наступление частей 10-й пехотной и 5-й кавалерийской дивизий создавало серьезную угрозу тылам 25-го [382] резервного германского корпуса. Ловичский отряд теснил части прикрытия 17-го и 20-го германских корпусов на запад. Сильная русская конница сосредоточилась между Колюшками и Бендоковым, но вместо удара по тылам германцев продолжала действовать пассивно, ограничиваясь разведкой.

Шеффер после совещания с командиром 3-й гвардейской пехотной дивизии Литцманом решил с боем прорваться из русского окружения. Намеченный план действий предусматривал удар 25-го резервного корпуса и 3-й гвардейской дивизии на Брезины. Прикрытие операции с тыла возлагалось на 1-й кавалерийский корпус Рихтгофена.

Боевые действия 9 (22) и 10 (23) ноября развивались следующим образом. 1-й армейский корпус русских, наступая на северо-восток, после упорных боев в конце концов сломил сопротивление 20-го германского корпуса, который вынужден был загнуть свой левый фланг{333}. В образовавшийся разрыв между ним и группой Шеффера на соединение с 1-м русским корпусом устремились части Ловичского отряда. На путях отхода группы Шеффера в направлении на Брезины остались только слабые части 6-й Сибирской дивизии. Они ввязались в упорный бой с 49-й дивизией 25-го резервного корпуса. Противник имел тройное превосходство в силах. В ночь на 11 (24) ноября 3-я гвардейская пехотная дивизия стремительной атакой захватила Брезины, куда двигались и части 20-го резервного корпуса германцев{334}. 6-я Сибирская дивизия, никем не поддерживаемая, начала отход на Рогов{335}. На следующий день группе Шеффера удалось прорвать кольцо окружения и выйти в промежуток между 17-м и 20-м корпусами. В этом же направлении в ночь на 12 (25) ноября прорвались и остатки частей 1-го кавалерийского корпуса Рихтгофена. Кризис для германцев миновал, но и окружение русских армий не удалось. «Крупная оперативная цель, — пишет Людендорф, — уничтожить русских в излучине Вислы не была достигнута...»{336}

Стратегический план русской Ставки — глубокое вторжение в пределы Германии — исходил из общего плана Антанты. Сосредоточив крупные силы на левом берегу Вислы, русское командование своевременно не сумело обнаружить переброску главных сил германцев в район Торна, которая существенно изменила всю оперативно-стратегическую обстановку. Разведка достаточно своевременно донесла о маневре германцев в сторону Торна. Но отсутствие твердого руководства Ставки фронтами привело к тому, [383] что генерал Рузский и его штаб продолжали упорно держаться старого плана. Это привело к дезорганизации всего фронта и обеспечило первоначальный успех германцев. Только после поражения изолированных двух русских корпусов (5-го Сибирского и 2-го армейского) генерал Рузский и штаб его фронта, наконец, уяснили обстановку и стали принимать меры для ликвидации угрозы окружения 2-й армии. Поворот фронта 2-й армии, наступление 5-й армии и частей 1-й армии обеспечили перелом в ходе лодзинских боев в пользу русских. Обходящая германская группа генерала Шеффера сама попала в окружение, и лишь ошибки в управлении русскими войсками, разделенными на ряд отрядов, действовавших вне оперативной связи между собой, позволили германцам, отбросив слабый заслон, пробиться на север и выйти из кольца окружения.

Со стороны германского командования данной операции флангового удара первоначально мыслилось придать большой размах с целью нанести решительное поражение русским армиям. Однако в последний момент Фалькенгайн отказался от переброски крупных сил с Западного фронта на Восток, поручив Гинденбургу и Людендорфу вести операцию в основном теми силами, которыми они располагали. Огромное преимущество германцев в постановке разведывательной службы давало им возможность в течение всей операции знать намерения русского командования и точное положение его войск{337}. На стороне германцев также было большое преимущество в сосредоточении сил. «Таран» из 5,5 корпусов, скрытно сосредоточенный в районе Торна, обеспечил им первоначальный успех. Германцы, переоценив свой успех, недооценили стойкость русских войск.

И. И. Ростунов

3. Операции на других фронтах

Вовлечение Турции в войну

Турция перед первой мировой войной представляла собой конституционную монархию. Главой государства являлся султан Мехмед V. В экономическом и политическом отношении Турция, опутанная кабальными иностранными займами, находилась в полуколониальной зависимости от иностранных государств. Собственные источники дохода совершенно иссякли, бюджет был дефицитным, казна не могла обеспечить правильную работу органов администрации{338}. Турция была аграрной страной. В ее сельском [384] хозяйстве до войны было занято 85% всего населения{339}. В слаборазвитой промышленности Турции господствовали иностранные капиталисты.

В руках иностранцев находилась вся внешняя торговля Турции. Им же принадлежали банки. Доля французских финансистов в банках османской империи равнялась 59%, германских — 22 и английских — 6,8%{340}. Иностранные инструктора действовали в армии, флоте, жандармерии, таможенном ведомстве и т. д. В годы, непосредственно предшествовавшие войне, к власти в Турции пришла прогерманская группировка Энвера-паши, и поэтому в стране установилось сильное германское влияние.

По своему географическому положению Турция держала в руках важные стратегические позиции. Она владела проливами из Средиземного в Черное море, которые имели существенное значение для связи России с ее союзниками. Турция угрожала Суэцкому каналу, являвшемуся важным транспортным путем Великобритании. Турции же принадлежали богатые нефтяные районы Месопотамии. Таким образом, участие Турции в войне на стороне той или иной коалиции имело бы важное значение для каждой из них. Поэтому с началом первой мировой войны обе враждующие группировки усиленно боролись за влияние в Турции. Англия и Франция старались привлечь Турцию на свою сторону или хотя бы оттянуть время ее вступления в войну на стороне Германии, потому что для них было важно, чтобы военные действия на Кавказе не отвлекали русские войска с европейского театра военных действий, где они оказывали существенную помощь союзникам, ослабляя главный удар Германии на запад. Германия же, напротив, была заинтересована в том, чтобы ускорить нападение Турции на Россию. Так, Фалькенгайн в своих воспоминаниях пишет, что присоединение Турции к германскому блоку было крайне необходимо Германии, и не только для того, чтобы ослабить русские силы на европейском театре, но, что самое главное, закрыть черноморские проливы. Как писал Фалькенгайн, «если бы не удалось запереть для Антанты на продолжительное время проливы... пришлось бы значительно сократить надежды на благоприятный исход войны»{341}.

Участие Турции в войне на любой стороне не обещало ей самой ничего хорошего. Война при любом ее исходе грозила расчленением страны и потерей ею государственной самостоятельности{342}. Но берлинская дипломатия заверяла, будто стремится к сохранению территориальной целостности Турции и не возражает [385] против ее территориальных притязаний{343}. Поэтому турецкое правительство склонялось к германской ориентации, хотя финансово-экономическая зависимость Турции от Англии и Франции оставалась весьма значительной: в их руках было 85% облигаций оттоманского долга{344}.

Между царской Россией и султанской Турцией долгие годы существовали резкие противоречия и не раз возникали жесточайшие войны. Эти противоречия не угасли и к 1914 г. С началом первой мировой войны, когда все силы России были заняты в борьбе с Германией и Австро-Венгрией, царское правительство хотело избежать войны с Турцией. Такая война создала бы ему еще один фронт, который отвлек бы в Закавказье силы, до крайности необходимые для борьбы против Германии{345}. Для Турции же сложилась заманчивая обстановка свести старые счеты с Россией. Пантюркисты намеревались захватить Кавказ, Крым, а наиболее ретивые мечтали даже «о долинах Волги и Камы» с татарским населением{346}.

Эти соображения явились причиной того, что уже 22 июля 1914 г. военный министр Турции Энвер-паша заявил германскому послу Вангенгейму о намерении Турции вступить в союз с германским блоком. Таким образом, в дипломатической борьбе за Турцию влияние Германии оказалось сильнее{347}, и уже 2 августа турецкое правительство подписывает в Константинополе союзный договор с Германией, по которому Турция обязывалась выступить на стороне Германии, если Россия выступит в австро-сербском конфликте против Австро-Венгрии, а Германия сочтет себя вынужденной прийти на помощь своей союзнице{348}. Договор отдавал турецкую армию в полное распоряжение Германии. Немецкая военная миссия в Турции получила возможность оказывать влияние на решения турецкого командования.

В день подписания договора с Германией в Турции была объявлена всеобщая мобилизация якобы в целях собственной безопасности. Однако Турция еще не была готова к участию в войне. Чтобы завуалировать подготовку к ней, турецкое правительство 3 августа заявило о своем строгом нейтралитете. [386] Морской министр Турции Джемаль-паша позднее писал: «Мы объявили себя нейтральными только для того, чтобы выиграть время: мы ждали момента, когда наша мобилизация закончится и мы сможем принять участие в войне»{349}. Одновременно началось минирование проливов Босфора и Дарданелл. Для еще большей маскировки своих военных приготовлений Энвер пошел на прямой обман и предложил русскому правительству заключить союз против Германии{350}.

Турецкая армия, командование которой намеревалось снова ввергнуть ее в пламя войн, еще не оправилась после Триполитанской и балканских войн и была в состоянии почти полного развала. Армии не хватало самого необходимого — вооружения, боеприпасов, одежды, сапог. Турецкий военный флот не мог соперничать ни с русским на Черном море, ни с греческим в Архипелаге. Фалькенгайн отмечал, что турецкая армия была «глубоко изнуренной вследствие почти непрерывной шестилетней войны и что во всех вопросах технических и снаряжения она всецело зависела от помощи Германии»{351}.

Турецкая армия комплектовалась на основе воинской повинности{352}. На военную службу призывались мужчины по достижении ими 20-летнего возраста. Продолжительность службы составляла 25 лет. Из них в действующих войсках (низам — кадровые войска) служили: 3 года в пехоте и 4 года в прочих родах войск. Затем военнослужащие зачислялись на 5 — 6 лет в запас (ихтиат). После этого срока переводились на 9 лет в резерв (редиф) 1 класса, а затем еще 7 лет числились в ополчении (мустахвиз). Лица, годные к военной службе, но не призванные по льготам или другим причинам в ряды армии, зачислялись в резерв (редиф) 2 класса.

Действующие войска составляли 13 корпусов, 2 отдельные пехотные и 1 кавалерийскую дивизии. Каждый корпус состоял из трех пехотных дивизий и корпусных частей, в число которых входили: стрелковый полк (три батальона и пулеметная рота с 6 пулеметами), два кавалерийских полка (по 5 эскадронов), корпусная горная и тяжелая артиллерия (горная — по одному дивизиону из трех батарей в каждом корпусе; тяжелая в таком же составе в половине корпусов; все батареи четырехорудийные). В корпусах имелись еще саперные батальоны (по 3 саперные и 1 телеграфной роте), обозный батальон и санитарная рота. [387]

Пехотная дивизия имела в своем составе три пехотных полка (каждый трехбатальонного состава и пулеметная рота — 4 пулемета; батальон имел три роты — 750 человек), один стрелковый батальон, один артиллерийский полк (два дивизиона по две четырехорудийные батареи). Таким образом, пехотная дивизия имела 10 пехотных батальонов, 16 орудий, 12 пулеметов, а корпус насчитывал 33 пехотных батальона, 10 эскадронов, 15 — 18 батарей (60-72 орудия) и 42 пулемета. Всего в войсках в мирное время состояло 200 тыс. солдат и 8 тыс. офицеров, не считая специальных формирований. Запас и ополчение достигали 1 миллиона человек, из которых только треть была обучена{353}. В состав турецкой армии были включены также иррегулярные части курдско-арабской конницы, которая состояла из 24 полков (по 4-6 эскадронов) и комплектовалась из кочующих племен Армении, Курдистана и Месопотамии. Кроме этих войск имелась еще 21 пограничная рота на русской границе, около 150 рот крепостной артиллерии и один железнодорожный полк из двух батальонов. Для службы в тылу могло быть использовано до 40 тыс. жандармерии (из них 16 — 17 тыс. конных).

Турецкая пехота была вооружена 7,65-мм винтовкой Маузера образца 1890 и 1903 гг. с прицельной дальностью стрельбы до 2000 м. Кавалерия имела на вооружении карабины, револьверы, [388] шашки, пики. В артиллерии состояли полевые и горные 75-мм пушки Круппа. Имелось также 36 австрийских гаубиц 105-мм и около 60 нескорострельных 120-мм крупповских гаубиц.

По подсчетам русского Генерального штаба, Турция в случае войны могла выставить в частях первой очереди 750 тыс. человек, а всего — 1 300 тыс. человек, в том числе 40 тыс. жандармерии и около 70 тыс. в управлениях и тыловых учреждениях{354}.

Армия Турции находилась под контролем германской военной миссии, во главе которой стоял генерал Лиман фон Сандерс. Обучение турецкой армии производилось по немецкому образцу и по германским уставам Члены германской миссии заняли ключевые позиции в турецком генеральном штабе, а также ряд ответственных должностей в центральном аппарате турецкой армии, в важнейших пограничных корпусах и крепостях Сам Лиман фон Сандерс стал генеральным инспектором всей турецкой армии{355}. Германская военная миссия оказала серьезную помощь своим монополистам в деле получения военных заказов для турецких вооруженных сил{356}. [389]

По одобренному германскими генштабистами военно-стратегическому плану Энвера-паши, разработка которого началась с 1913 г, намечалось вести войну на два фронта: на Кавказе против России, на Суэцком канале и в Египте против Англии. Предусматривалось также вовлечение в войну Ирана, Афганистана и Северо-Западной Индии{357}.

Поражение Германии на Марне и успех русских войск в Галиции породили у многих членов турецкого правительства страх перед войной. Чтобы поддержать воинственность турок, Германия 11 октября пообещала предоставить Турции заем в 100 млн. франков. Было условлено, что Турция вступит в войну тотчас же после фактического получения первой части предоставленных ей средств.

Первая партия золота в счет займа прибыла из Германии в Стамбул 26 октября. Это окончательно решило дело, и Турция вступила в войну на стороне блока Центральных держав{358}. Энвер-паша и немецкая миссия решили поставить страну перед совершившимся фактом, и 29 октября германо-турецкие военные корабли под командованием германского адмирала Сушона и с разрешения турецкого правительства вошли в Черное море{359}. В Одесской гавани турецкие миноносцы потопили русскую канонерскую лодку «Донец». 30 октября германские крейсера «Гебен» и «Бреслау» бомбардировали русские порты Севастополь, Феодосию, Новороссийск. Таким образом, военные действия против России Турция начала внезапно, без объявления войны. В ответ на это русское правительство объявило войну Турции и уже в ночь на 2 ноября войска русской Кавказской армии на ряде направлений перешли государственную границу и начали продвигаться в глубь неприятельской территории.

В свою очередь турецкая армия также 2 ноября начала наступление в направлении на Карс, турецкие отряды вторглись в Батумскую область{360}. 8 ноября турки начали вторжение на территорию Ирана, нарушив его нейтралитет, проникли в Иранский Азербайджан и овладели западной частью этой провинции{361}. [390]

5 ноября 1914 г. войну Турции объявила Англия, а 6 ноября — Франция{362}. Английский флот уже 3 ноября бомбардировал Дарданеллы, а 21 ноября английские войска заняли Басру и к концу 1914 г. прочно укрепились в Персидском заливе и Нижней Месопотамии.

Турция 12 ноября объявила «священную войну» (джихад) Англии, Франции и России.

К началу военных действий турецкая мобилизованная армия имела в своем составе 40 пехотных дивизий действующих войск, 57 резервных дивизий, 40 полков регулярной и 24 полка иррегулярной конницы{363}. Было отмобилизовано 500-600 тыс. резервистов, вследствие чего численность солдат, находившихся в строю, составляла около 780 тыс.{364} Верховным главнокомандующим турецких вооруженных сил номинально считался султан Мехмед V. Фактически же армией командовал военный министр Энвер-паша. Начальником генерального штаба был немецкий полковник (впоследствии генерал) Бронзарт фон Шеллендорф. Турецкие силы, сведенные в армии, были развернуты на различных театрах войны: 1-я, 2-я и 5-я армии — на полуострове Малая Азия для защиты черноморского побережья, проливов и Константинополя; 3-я армия развернулась в Западной Армении для действий против России и Персии; 4-я армия — на восточном побережье Средиземного моря для защиты Палестины и Сирии; отдельные группы развернулись в Месопотамии, прикрывая пути из Персидского залива вдоль рек Тигра и Евфрата и по побережью Красного моря.

Турецкое командование по плану войны намечало решать этими силами несколько задач. Главнейшая из них заключалась в том, чтобы сковать русские силы на Кавказе, не допустить переброски отсюда русских войск на русско-германский фронт, а при успешных действиях австро-германцев высадить десант у Одессы. На других направлениях планом предусматривалось оборонять проливы и Константинополь, не допустить вторжения англичан в Ирак, Сирию и Палестину, захватить Суэцкий канал, чтобы прервать кратчайшие морские сообщения Англии и Франции с их восточными колониями. Турецкий план войны на Черном море имел чисто оборонительный характер. Он подвергся значительным изменениям с прибытием германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау». Кроме обороны Босфора и защиты коммуникаций с портами анатолийского побережья, намечались набеговые операции на русские базы и порты с целью уничтожения находившихся в них кораблей и судов и нанесения [391] разрушений, захват и потопление торговых судов и транспортов в море, постановка минных заграждений, обстрелы приморского фланга русских войск на Кавказском фронте{365}.

Военные действия на ближневосточном театре развернулись на ряде фронтов: Кавказском, Месопотамском, Палестино-Сирийском. Однако наиболее активные действия происходили на Кавказском фронте. [392]

Кавказский фронт

Район ближневосточного театра, в котором происходили основные сражения между русской и турецкой армиями, представляет собой нагорье средней высоты 1800-2500 м над уровнем моря (Армянское нагорье){366}. Оно пересечено в направлении с востока на запад пятью труднопроходимыми горными цепями, достигающими высоты свыше 3000 м. Эти горные цепи сильно затрудняли, а местами вовсе исключали действия крупных масс войск. Между второй и третьей цепями гор, считая с севера на юг (северный и средний Армянский Тавр), находится полоса высоких плоскогорий (1800-2000 м); удобная для действий войск (Эрзерумская равнина). По ней проходили колесные пути из Закавказья в Анатолию. Здесь расположен город Эрзерум (Эрзурум), запирающий эти пути. С востока этот район театра прикрыт тремя цепями возвышенностей, представляющими естественные оборонительные рубежи, преграждающие путь наступления на запад. Район был весьма неблагоприятный для размещения войск, значительная часть населенных пунктов была разрушена. Леса встречались лишь на черноморском побережье и в районе селения Сарыкамыш. Реки района представляли большие трудности для движения войск лишь в весеннее половодье. Все же обрывистые берега ущелий, в которых протекали реки, требовали создания переходов через них. Климат резко континентальный. Зима с глубокими снегами (1-2 м а на высотах и перевалах до 4 м) и низкой температурой (в долинах — 15 — 25°, в горах — 30° и ниже) длится до пяти месяцев. В силу особенностей горного театра действия войск были возможны только на нескольких изолированных направлениях, из которых лишь эрзерумское имело не очень трудные дороги. В целом же район отличался бездорожьем, поскольку и Россия и Турция по военным соображениям взаимно тормозили экономическое развитие и дорожное строительство в приграничных районах.

Для действий против России со стороны турок была сосредоточена 3-я армия под командованием Гасан-Изет-паши. Она включала{367} три корпуса (9-й, 10-й и 11-й), одну кавалерийскую, 4,5 курдских дивизий, пограничные и жандармские войска (всего 100 батальонов, 165 эскадронов и курдских сотен, 244 орудия). Для усиления армии из Месопотамии подтягивалась 37-я пехотная дивизия 13-го корпуса. Основные силы армии были сосредоточены в районе Эрзерума.

Турецким командованием была поставлена 3-й армии задача — разгромить русских у Сарыкамыша, а потом, оставив заслон [393] против Карса, наступать для захвата Ардагана и Батума (Михайловской крепости). В случае перехода русской Кавказской армии в наступление 3-я турецкая армия имела задачей не допустить глубокого проникновения русских на турецкую территорию и нанести им контрудар; при вторжении главных сил русской армии на эрзерумском направлении турки должны были окружить их восточнее Эрзерума{368}.

Русские силы на этом театре представляла Кавказская армия под командованием наместника царя на Кавказе графа Воронцова-Дашкова{369} (начальник штаба генерал Юденич). К началу военных действий кавказская армия включала в свой состав 1-й Кавказский, 2-й Туркестанский корпуса и отдельные соединения: 66-ю пехотную дивизию, две казачьи дивизии, две бригады и другие части{370}. Общая численность Кавказской армии составляла 153 батальона, 175 сотен, 12 саперных рот, 350 полевых орудий и 5 батальонов крепостной артиллерии{371} (всего свыше 170 тыс. человек).

Войскам Кавказской армии ставились задачи: удержать железную дорогу Баку — Владикавказ и Военно-грузинскую шоссейную дорогу Тифлис — Владикавказ; оборонять важнейший промышленный центр — Баку и не допустить появления турецких сил на Кавказе. Для выполнения поставленных задач русские силы должны были вторгнуться в Западную Армению, разбить передовые части турок и активно обороняться на занятых приграничных горных рубежах.

Армия занимала фронт от Черного моря до оз. Урмия протяжением 720 км. Так как по условиям театра войска могли действовать лишь на отдельных изолированных друг от друга направлениях, то русские силы были сосредоточены в четырех группах — на трапезундском, ольтынском, эрзерумском и эриванском операционных направлениях. Каждая группа состояла из двух-трех отрядов разной численности. Главный удар русское командование решило нанести на эрзерумском направлении, так как по условиям местности занятие русскими Эрзерума открывало доступ через Эрзинджан в Анатолию. Кроме того, это направление было лучше обеспечено дорогами и допускало использование крупных сил. Действия на главном направлении обеспечивались наступлением части сил на ольтынском и кагызманском направлениях.

Операции на Кавказском фронте в 1914 г. начались встречными сражениями на эрзерумском направлении (Кеприкейская операция). Перейдя границу 2 ноября, Сарыкамышский отряд Кавказской армии уже 7 ноября захватил Кеприкейскую позицию [394] (в 50 км от Эрзерума), а также ряд других важных пунктов{372}. Но и турки наступали от Эрзерума. Двигаясь без разведки, турецкие войска в тумане внезапно попали под сосредоточенный огонь русских и были отброшены. 11 ноября в густом тумане турки перешли в наступление на сарыкамышском направлении уже всеми своими силами. Русские упорно сопротивлялись, однако под угрозой обхода правого фланга несколько отошли на рубеж Али-Килиса, Ардос, Хоросан. 14 ноября снова завязалось крупное сражение, в ходе которого русские вынудили турок с 19 ноября перейти к обороне. 3-я турецкая армия стала закрепляться перед Сарыкамышским отрядом. Началось осеннее бездорожье на равнинах и местами в горах. Это крайне затрудняло активные боевые действия. Тем не менее русские войска 21 ноября перешли в общее наступление, нанесли турецким войскам тяжелые потери и отбросили их. Учитывая, что наступила зима и дальнейшие наступательные действия не могли дать ощутимых результатов, командование русской Кавказской армии решило остановиться и перейти к обороне на рубеже Маслахат, Азан-кей, Юзверан, Арди. В ходе Кеприкейской операции турецкие войска потеряли 15 тыс. человек (в том числе 3 тыс. дезертиров). Потери русских не превышали 6 тыс. человек{373}.

Успешны были действия русских и на других направлениях — кагызманском, эриванском и азербайджанском, где русские заняли труднодоступные естественные рубежи, преграждавшие наступление турок.

Неблагоприятно для русских сложилась обстановка в районе Батума, где турки в ноябре скрытно высадили у Хопа десант силой в два пехотных полка под командованием немецкого майора Штанке. Турки оттеснили русских к Батуму и продвинулись до Ардануч (в 60 км от берега), угрожая тылу Ольтынского отряда и узлу дорог Ардаган.

Остановка русского Сарыкамышского отряда на выдвинутых далеко вперед позициях между Сарыкамышем и Кеприкеем подсказывала турецкому командованию идею новой операции (Сарыкамышекая операция 9 (22) декабря — 25 декабря 1914 г. (7 января 1915 г.) с целью окружения этого отряда, составлявшего главные силы русской Кавказской армии. В случае успеха для турок открывалась дорога на Тифлис. Замысел операции заключался в том, чтобы силами 11-го корпуса сковать русские войска с фронта, а частями 9-го и 10-го корпусов обойти правый фланг Сарыкамышского отряда через Ит, захватить Сарыкамыш, отрезав таким образом пути отступления для русских. К этому времени 3-я турецкая армия включала до 121 батальона, около 22 эскадронов и 263 орудия. Имелись еще иррегулярные курдские части. [396] В составе русской Кавказской армии насчитывалось 114 батальонов, 127 сотен и 304 орудия{374}.

Наступление турецких корпусов началось 22 декабря. Их действия были организованы плохо. Они двигались по глубоко занесенным снегом горным тропам без должной разведки и связи. Вследствие этого случалось, что турецкие части принимали друг друга за противника и вступали в бой.

Сведения о возможности наступления турок начальник Сарыкамышского отряда генерал Берхман получил уже 19 — 21 декабря. Однако он недоверчиво отнесся к этим тревожным донесениям{375} и не предпринимал необходимых мер противодействия. Турки же, упорно продолжая свое наступление, к 25 декабря с большими потерями, главным образом обмороженными, и при огромном количестве отставших, вышли к Сарыкамышу, в тыл главным силам русских, создав для них трудное положение.

Сарыкамыш, расположенный на пути в Карс и далее в Тифлис, имел важное значение для Кавказской армии. Это была конечная железнодорожная станция. Здесь были сосредоточены большие запасы различного военного имущества. К моменту подхода к Сарыкамышу турок в нем имелось всего две ополченческие дружины на охране складов, железнодорожный эксплуатационный батальон, несколько взводов регулярных войск и 2 легких орудия. Потеря Сарыкамыша грозила русским катастрофическими последствиями. Поэтому для его обороны русские срочно начали перебрасывать подкрепления, частично на подводах. Вялые действия 11-го турецкого корпуса с фронта позволили снимать отдельные подразделения с ближайших участков и направлять их к Сарыкамышу, непрерывно и последовательно наращивая свои силы в этом районе. К вечеру 28 декабря русские силы в Сарыкамыше уже насчитывали более 22 батальонов, 8 сотен, 78 пулеметов и 34 орудия{376}.

В ходе жестоких боев в последующие дни, несмотря на упорно повторяющиеся атаки турок, русские отстояли Сарыкамыш. 31 декабря турецким войскам был нанесен сокрушительный удар и к вечеру этого дня положение в Сарыкамыше стало устойчивое и уверенное{377}. Изнурительный поход и безрезультатные атаки истощили турецкие силы. 2 января 1915 г. они получили приказ на отход.

3 января 1915 г. в районе Сарыкамыша перешли в наступление русские и 4 января окружили и захватили в плен остатки 9-го турецкого корпуса во главе с его командиром, командирами дивизий и штабами. 10-й же корпус, используя ошибки русского [397] командования, отошел. Части Сарыкамышского отряда в ходе боев сильно поредели и были утомлены. К 18 января они заняли свои прежние позиции: г. Коджут, Сонамер, Ардос, Царc, Юзверан. Начальник Сарыкамышского отряда приказал остановить преследование.

Сарыкамышская операция окончилась полным разгромом 3-й турецкой армии. Она была фактически уничтожена. К 23 января в армии оставалось всего 12400 человек. Она потеряла 90 тыс. человек{378}, в том числе до 30 тыс. замерзшими, и свыше 60 орудий. Армию в дальнейшем так и не удалось укомплектовать до прежней численности{379}.

Дорогой ценой досталась победа и русским. Кавказская армия потеряла более 20 тыс. убитыми, ранеными и больными и более 6 тыс. обмороженными{380}. Особенно велики были потери в командном составе, главным образом убитыми.

Русским войскам в Сарыкамышской операции приходилось действовать в чрезвычайно трудных условиях горной зимы. О трудностях, которые испытывали русские войска на этом театре, можно судить по следующей телеграмме главнокомандующего Кавказской армией в Ставку: «Сильная снежная метель заносит брошенные орудия, громадное количество винтовок, патронов и трупов турок. Эта же метель, продолжающаяся непрерывно третий день, требовала от наших войск почти нечеловеческих усилий. Делая с огромными усилиями по полуверсте в час, наши войска в течение 4 дней упорно непрерывно наступали, захватывая в тиски турок; при каждой задержке последних наши бросались в штыки и уничтожали целые турецкие части»{381}. К этому надо добавить, что в русских войсках недоставало теплой одежды. Так же плохо было поставлено снабжение продовольствием: с самого начала операции пришлось сократить солдатский паек до 1 фунта хлеба в день{382}.

Сарыкамышская операция имела важное значение. В результате ее русская Кавказская армия перенесла военные действия на территорию Турции. События на Кавказском фронте оказали влияние и на положение других фронтов ближневосточного театра. Они облегчили положение англичан в Месопотамии и Сирии, откуда турки снимали части и перебрасывали их к Сарыкамышу. Вместе с тем английское командование было обеспокоено успехами России на Кавказе, так как опасалось, что русские предпримут действия для захвата Константинополя и проливов. Чтобы упредить в этом Россию, англичане уже в феврале 1915 г. начали Дарданелльскую операцию. [398]

Турецкая армия вела военные действия и в других районах ближневосточного театра (Месопотамия, Сирия, Палестина). В этих районах Турция не располагала большими силами. В Месопотамии имелись только незначительные части 12-го турецкого корпуса общей численностью в 15 тыс. штыков{383}. Для действий против Суэцкого канала и обороны Сирии и Палестины предназначалась 4-я армия, развернутая на побережье. Средиземного моря, — семь дивизий, а всего 100 тыс. человек{384}. Этому району турецкие руководители придавали большое значение.

Со своей стороны и государства Антанты, особенно Англия, в предвидении неизбежного вступления Турции в войну, вели соответствующую подготовку. Англичане желали как можно скорее захватить Месопотамию, важный по своему положению район на путях между Индией, Ираном, Кавказом, Малой Азией и Сирией. К тому же англичан привлекали нефтеносные районы Месопотамии. Лиддел Гарт отмечает, что «нефтяные поля близ Персидского залива имели громадное значение для снабжения Британии нефтью»{385}. Поэтому еще до вступления Турции в войну, 23 октября 1914 г., англичане высадили одну индийскую бригаду в районе г. Абадана «для охраны безопасности нефтяных промыслов в Персидском заливе»{386}, а 4 ноября, при содействии флота, высадили в Фао (устье реки Шатт-эль-Араб) еще две бригады. При поддержке флота англичане двинулись вверх по Шатт-эль-Арабу и к 21 ноября заняли Басру — важный порт в 70 милях от устья реки. 9 декабря англичане таким же путем захватили г. Эль-Кур на у слияния рек Тигра и Евфрата. Таким образом, к концу 1914 г. англичане прочно укрепились в Персидском заливе и Нижней Месопотамии.

Что касается Сирийско-Палестинского района театра, то здесь турки к 18 ноября 1914 г. овладели всем Синайским полуостровом и стали продвигаться к Суэцкому каналу с целью его форсирования{387}.

Сражения в Сербии

Первые выстрелы, извещавшие о начале первой мировой войны, раздались на австро-сербской границе 28 июля 1914 г., когда австро-венгерские войска предприняли артиллерийскую бомбардировку [399] столицы Сербии Белграда{388}. Однако военные действия на балканском театре в ходе войны имели второстепенное значение. В разгроме Сербии была заинтересована главным образом Австро-Венгрия, так как сербское королевство с его идеей объединения южных славян являлось притягательным центром для славянских народов Дунайской монархии — хорватов, словенцев, сербов и др. Для Сербии, война являлась оборонительной против агрессора. Как указывал В. И. Ленин, «немецкая буржуазия предприняла грабительский поход против Сербии, желая покорить ее и задушить национальную революцию южного славянства»{389}. Но участие Сербии в войне нельзя рассматривать изолированно от военной политики Антанты, поскольку Сербия являлась союзницей держав Согласия, стремившихся к новым империалистическим захватам. Советский историк Ю. А. Писарев отмечает, что война для Сербии имела двойственный характер. С одной стороны, Сербия защищала свою независимость и вела справедливую борьбу за освобождение своих братьев и воссоздание югославского национального государства; с другой стороны, она была объектом империалистической политики Антанты, играя подчиненную роль в союзе держав Тройственного согласия. Следует иметь в виду, что и сама сербская буржуазия проявляла стремление к приобретению новых рынков, источников сырья и присоединению новых территорий{390}. Вследствие этого сербская буржуазия ориентировалась на империалистическую политику великих держав{391}. Поэтому В. И. Ленин писал, что «национальный момент сербско-австрийской войны никакого серьезного значения в общеевропейской войне не имеет и не может иметь»{392}.

Сербия перед войной представляла собой конституционную монархию, во главе которой стоял король Петр Карагеоргиевич (вместо него с июня 1914 г. страной управлял регент-принц Александр). Страна не была подготовлена к новой войне, так как еще не оправилась после участия в двух балканских войнах{393}.

Имея немногим более 4,5 млн. человек населения, Сербия не могла противопоставить Австро-Венгрии сильную армию. Вооруженные силы Сербии комплектовались на основе всеобщей обязательной воинской повинности. Все военнообязанные [400] разделялись на три призыва «народного войска» и два призыва ополчения. На военную службу призывались мужчины по достижении 21 года и служили под знаменами 1,5 годов в пехоте и 2 года в прочих родах оружия. После службы в частях все на 8 — 8,5 лет зачислялись в запас. По истечении этого срока военнообязанные переводились на 6 лет во второй призыв, затем на 8 лет в третий, а далее до 50 лет находились в ополчении{394}. Сербская армия имела дивизионную организацию. Дивизия в военное время состояла из 4 пехотных полков по 4 батальона (в батальоне 1042 [401] солдата и офицера), одного артиллерийского полка и трех трехбатарейных дивизионов (в батарее 4 орудия), одного кавалерийского полка (три эскадрона). Имелись еще в составе дивизии две саперные роты и телеграфная команда. Численный состав дивизии имел 15 тыс. штыков, 400 сабель, 18 пулеметов, 36 орудий. К началу войны мобилизованные сербские вооруженные силы состояли из 12 пехотных и 1 кавалерийской дивизии, сведенных в четыре армии. Боевой состав сербского войска насчитывал 247 тыс. человек и более 600 артиллерийских орудий. Всего же было мобилизовано немногим менее 400 тыс. человек{395}.

Борьба сербов за свою независимость вызывала сочувствие со стороны других славянских народов. В сербскую армию из разных стран хлынул поток добровольцев. Среди них были добровольцы и из России. В рядах сербских бойцов сражался отряд русских добровольцев-студентов. На территории Сербии до последнего дня военных действий находился также русский медико-санитарный отряд, присланный Славянским благотворительным обществом в Петрограде{396}.

Сербия не имела своей оборонной промышленности и почти целиком зависела от ввоза вооружения из-за границы. Сербская армия была плохо вооружена. На армию в 400 тыс. человек имелось всего 100 тыс. исправных винтовок. Не хватало артиллерийских снарядов (700 выстрелов на орудие). Плохо обстояло дело с обмундированием, медикаментами, средствами связи{397}.

Война Австро-Венгрии против Сербии представляла опасность и для другого славянского государства на Балканах — Черногории. Поэтому обе эти страны, несмотря на имеющиеся между ними противоречия, выступали совместно против общего врага и защищали свою независимость{398}.

Конституционное королевство Черногория во главе с королем Николаем являлось маленькой и слабой страной (440 тыс. населения), совершенно не имевшей экономической базы для ведения войны. Сельское хозяйство не могло обеспечить страну хлебом. Черногория ввозила от 50 до 80% потребляемого хлеба{399}. Вооруженные силы Черногория содержала на субсидии русского правительства, к 1912 г. они составляли половину всех бюджетных поступлений черногорского государства{400}.

Черногорская армия носила милиционный характер. Начиная с 18 лет все мужское население в течение 2 лет периодически [402] привлекалось к военному обучению, общая продолжительность которого не должна была, однако, превышать одного года. После этого молодые люди зачислялись на 33 года в действующие войска, а затем на 10 лет в резерв{401}. В военное время войска объединялись в 4 дивизии по 3 бригады. Кроме того, в дивизию входили один артиллерийский дивизион (3 батареи по 4 орудия); конная команда, саперный взвод, обозно-этапный батальон. Бригада состояла из 3-7 батальонов (всего же войска насчитывали 62 батальона), имелся конный взвод, пулеметная рота (4 пулемета), одна горная батарея (4 орудия), саперные и телеграфные взводы. Вооруженные силы королевства в начале войны имели 35 тыс. человек боевого состава, 30 пулеметов и 65 устаревших артиллерийских орудий{402}. Кроме того, обозные и этапные части могли составить до 15 тыс. человек{403}.

Наступление против Сербии австро-венгерские войска начали лишь 12 августа на фронте в 70 км от Шабаца до Любовии{404}. На северном фланге фронта, у Шабаца, действовали части 2-й армии, еще не успевшие отправиться в Галицию. 15 августа они заняли Шабац. Через Дрину наводили переправы соединения 5-й и 6-й армий у Виелины, Лозницы, Зворника и Любовии. На преодоление водных рубежей и устройство предмостных укреплений австрийские войска потратили 4 дня.

В это время спешно двигались навстречу врагу 2-я и 3-я сербские армии. Уже 16 августа их головные части завязали бои с противником на рубеже Шабац, Печка. В сражении у Слатины части 2-й сербской армии сковали противника частично и отбросили его. Южнее, на других направлениях, в полосе 3-й армии удары сербов не увенчались в этот день успехом и кое-где им пришлось отойти. В последующие дни, когда к полю боя подошли новые сербские части, им удалось прорвать австро-венгерский фронт севернее Лозницы. Для австро-венгров сложилась неблагоприятная обстановка, и они 19 августа начали отход на всех участках фронта. В этих условиях австро-венгерское командование вынуждено было 16 и 19 августа привлекать в помощь 5-й армии значительные силы 2-й армии, задержав отправку их в Галицию{405}.

К 24 августа сербские части отбросили противника к рекам Саве и Дрине, захватив до 50 тыс. пленных, 50 орудий и другие трофеи{406}. Сербская армия в ходе боев потеряла до 15 тыс. солдат{407}. [403]

Своими действиями сербская армия не только нанесла серьезный материальный урон Австро-Венгрии, но и оказала помощь русскому фронту, так как приковала к балканскому театру австрийские корпуса и задержала переброску их в Галицию. Официальная австрийская история войны отмечает, что события под Шабацем задерживали значительные силы 2-й армии на более длительный срок, чем это было желательно. Австрийское командование вынуждено было изменять свои планы в Галиции, в особенности под Львовом, которому угрожали русские 8-я и 3-я армии{408}.

Перегруппировав свои силы, австро-венгерское командование 7 сентября начало новое наступление в Сербии{409}. Главный удар наносился с рубежа Зворник, Любовия на Вальево с целью обойти сербские силы с юго-запада. Со стороны Митровиц производилась демонстрация силами двух корпусов. После небольшого первоначального успеха дальнейшее продвижение австро-венгерских войск было остановлено. В течение доследующих двух месяцев сербы удерживали свои позиции. Все же угроза обхода с юга, а также недостаток боеприпасов заставили сербов 7 ноября начать отход на восток на новые позиции, сдерживая противника на ряде промежуточных рубежей. К 2 декабря сербы отошли на сильные позиции по высотам Дрение и Космай на рубеже Смедерево, Лазоровац и далее на юг до Пожега по западным склонам плато Рудник. Наступление австро-венгерских войск на сербском фронте вследствие нарушения снабжения, отсутствия продовольствия и боеприпасов также было приостановлено{410}.

К этому времени сербская армия успела получить помощь из России и Франции оружием, боеприпасами и продовольствием. Это позволило сербским войскам с 3 декабря перейти в наступление{411}. 15 декабря был освобожден Белград, и Сербия окончательно была очищена от вражеских войск. Победители захватили 46 тыс. пленных, 126 орудий, 70 пулеметов, 2000 лошадей и много различных военных запасов. Однако и сербская армия была сильно истощена и приостановила свое победное шествие на рубежах рек Савы и Дрины.

Мужественная борьба героического сербского народа за свою независимость имела большое значение. Небольшая сербская армия в упорных сражениях нанесла Австро-Венгрии ощутимые потери. В течение кампании 1914 г. австро-венгерская армия потеряла на сербском фронте 7600 офицеров и 274 тыс. солдат{412}. Вместе с этим она потеряла и веру в свои силы. Людендорф в своих воспоминаниях отмечает, что в Сербии «австро-венгерские войска [404] были разбиты» и уже «не являлись полноценным боевым инструментом»{413}. Австро-венгерское командование отказалось от дальнейших активных действий в Сербии. Здесь было оставлено лишь два корпуса, а остальные силы переброшены на русский фронт.

Однако победа досталась Сербии тяжелой ценой. Ее армия потеряла в боях 132 тыс. человек. Численность оставшихся сербских войск не превышала 100 тыс. бойцов. Активные военные операции на сербском фронте приостановились до осени 1915 г.

Поражение австро-венгерских войск в Сербии явилось большим препятствием для осуществления замыслов Центральных держав на Балканах. Они не сумели в 1914 г. наладить прямое сообщение с Турцией, вступившей к этому времени в войну на стороне Германии, так как Сербия лежала на их пути.

Военные действия в колониях

Одной из целей войны со стороны государств Антанты и Японии являлся захват германских колоний, и с ее началом сразу же были предприняты меры в этом направлении. В Азии и на Тихом океане наибольшие притязания на германские колонии предъявлял японский империализм. Выступление на стороне Антанты явилось прекрасным предлогом, чтобы устранить германского конкурента, владения которого (область Цзяочжоу на Шаньдунском полуострове с крепостью Циндао и группа тихоокеанских островов) лежали на торговых путях Японии.

В ночь с 7 на 8 августа 1914 г. японский кабинет принял решение о вступлении в войну{414}, а 15 августа Япония предъявила Германии ультиматум, в котором требовала немедленно отозвать из японских и китайских вод все германские военные корабли и вооруженные суда, разоружив те из них, которые не могли быть отозваны, а всю арендуемую территорию Цзяочжоу передать японским властям не позже 15 сентября 1914 г. без всяких условий и компенсаций{415}. Для ответа был дан срок до полудня 23 августа. Ультиматум был составлен нарочито в таких выражениях и в таком тоне, чтобы получить отрицательный ответ и возложить на Германию моральную ответственность за развязывание войны. Германское правительство оставило японский ультиматум без ответа и 22 августа отозвало своего посланника из Японии. 23 августа в Японии был обнародован манифест об объявлении войны Германии.

Китайское правительство понимало, что разразившаяся в Европе война несет угрозу целостности территории Китая и его [405] независимости, особенно при участии в войне Японии, и 3 августа обратилось к великим воюющим державам с просьбой не переносить военные действия на китайскую территорию, арендованную Германией, Великобританией, Россией и Японией, а также и в китайские воды. 6 августа 1914 г. китайское правительство объявило о нейтралитете Китая.

Германия, намеревавшаяся закончить войну в Европе за 2-3 месяца, стремилась удержать в продолжение этого времени и свои колонии. На Дальнем Востоке главнейшей германской колонией являлась арендуемая территория Цзяочжоу с портом и военно-морской базой Циндао, насильно захваченная у Китая в 1897 г. К 1914 г. Циндао превратился в довольно крупный портовый город с населением в 40 тыс. человек, из которых около 2 тыс. было европейцев, преимущественно немцев, до тысячи японцев и свыше 34 тыс. китайцев{416}.

Крепость Циндао со стороны суши имела две линии оборонительных сооружений. Первую линию на удалении 6 км от центра города составляли 5 фортов, окруженных широким рвом глубиной 1,2-1,8 м с проволочным заграждением по дну. Кроме того, впереди фортов через весь полуостров тянулся сплошной ров протяжением почти в 7 км, глубиной 2-4 м и шириной по дну 10 м. На дне рва было установлено проволочное заграждение в 8 — 10 кольев. Далее в глубину обороны шла сеть окопов и ходов сообщений. Вторую линию оборонительной системы сухопутного фронта представляли стационарные огневые позиции артиллерии. Из боевых средств в крепости насчитывалось до 100 артиллерийских орудий на сухопутном фронте и 23 орудия на морском{417}. На сухопутном фронте основная масса орудий была калибром 88 — 96 мм. Имелось значительное число 37-мм полуавтоматов, используемых как противоштурмовая артиллерия. Тяжелых орудий (от 105 до 210 мм) было всего 15. Находившиеся в крепости 120 пулеметов использовались группами по 4-5 в виде своеобразных пулеметных батарей. Со стороны моря Циндао защищали восемь батарей калибра 150-280 мм с дальностью стрельбы до 13,5 км. Гарнизон Циндао к 21 августа имел 183 офицера и 4572 рядовых.

Японские экспедиционные силы насчитывали 30 тыс. человек, 40 пулеметов и 144 орудия.

Для переброски десанта было зафрахтовано до 50 транспортов, а для прикрытия операции с моря был специально сформирован 2-й флот, в состав которого входило 39 боевых кораблей{418}.

Переброска десанта на континент началась 28 августа и осуществлялась четырьмя эшелонами. Высадка производилась со [406] 2 сентября по 5 октября в бухте Лункоу в Чжилийском заливе на территории нейтрального Китая (150 км севернее Циндао) и в бухте Лаошань (Родзан) в 40 км к северо-востоку от Циндао{419}. В операции принимали участие английский линкор и эсминец и отряд в 1500 человек.

Японское командование действовало с большой осторожностью. После высадки японцы лишь к 25 сентября подошли к границам германской концессии в 20-25 км от Циндао, где произошли первые стычки с германскими охраняющими частями. С 28 сентября крепость была тесно обложена с суши{420}. С этого времени и по 6 ноября велась планомерная подготовка штурма. [407] В ночь на 7 ноября японцами была предпринята разведка боем, в ходе которой им удалось захватить форт в центре оборонительной линии. Отсюда японские подразделения просочились в глубь обороны. Хотя на других участках японцы были отбиты, но так как к этому времени у немцев совершенно иссякли боеприпасы, то комендант крепости в 5 часов 7 ноября отдал приказ гарнизону о сдаче.

За пределами германской арендованной территории японцы захватили принадлежавшую германскому капиталу железную дорогу Циндао — Цзинань (около 400 км), ряд горных и других предприятий, бывших собственностью германских подданных. Фактически японцы захватили всю Шаньдунскую провинцию, установив в ряде мест свою администрацию. После захвата Цзяочжоу и островов Япония не принимала никакого участия в войне. Оккупация Циндао сильно обеспокоила политических конкурентов Японии — Англию и США. Они не могли примириться с таким усилением Японии. Это явилось причиной глубоких разногласий между ними и Японией впоследствии.

Военные действия велись и в африканских колониях Германии — Того, Камеруне, Юго-Западной и Восточной Африке, в которых действовали весьма малочисленные отряды и то лишь на отдельных направлениях. Постепенно Германия потеряла почти все свои колонии: Того — к 24 августа 1914 г., Юго-Западную Африку — в июле 1915 г., Камерун — в январе 1916 г. Наиболее упорные действия происходили в продолжение всей войны в Восточной Африке. В этой богатой германской колонии с 8-миллионным населением колониальные войска Германии состояли из отдельных рот, разбросанных гарнизонами по всей стране, и полицейских отрядов. Каждая рота имела в среднем 16 европейцев и 160 туземных солдат при 2 пулеметах и около 250 носильщиков{421}. Колониальные войска германской Восточной Африки в мирное время насчитывали 216 белых и 2540 туземцев и несколько старых орудий образца 1873 г. Кроме того, в полицейских силах было 45 белых и 2140 туземцев. С объявлением войны начали формироваться добровольно стрелковые отряды из немцев, проживавших в этой колонии. В течение всей войны было привлечено на службу в колониальных войсках в общем около 3000 европейцев. Продолжалась вербовка в армию и туземцев, но за время войны их удалось набрать немного. Наибольшее число солдат из туземцев за все время войны составляло всего 11 тыс. человек{422}.

Командующий германскими колониальными войсками полковник Леттов-Форбек решил, что для успешной борьбы с врагом следует действовать сосредоточенными силами против его [408] чувствительного пункта. Для этого все войска были собраны к Дар-эс-Салам и расположились в одном переходе западнее его{423}. Чувствительным же пунктом противника Леттов-Форбек считал Угандскую железную дорогу в английской Восточной Африке, которая протянулась на 700 км от Момбаса на берегу Индийского океана до оз. Виктория и проходила на удалении в несколько переходов от границы. 15 августа германские колониальные войска перешли границу между германскими и английскими владениями южнее горы Килиманджаро и захватили на английской территории населенный пункт Тавету.

Крупные боевые действия произошли у населенного пункта Танга на побережье Индийского океана. Здесь 2 ноября англичане [409] при поддержке 2 крейсеров высадили с 14 транспортов десант, силы которого Леттов-Форбек определяет в 6 — 8 тыс. человек{424}. Германские колониальные войска встретили противника огнем, нанесли ему серьезное поражение и вынудили покинуть берег. Небольшие стычки происходили и в других пунктах на границах с английскими и бельгийскими (Конго) владениями и на озерах Виктория и Танганьика.

Отрезанные от метрополии германские колониальные войска со временем стали ощущать недостаток продовольствия, а главное — боеприпасов. В поисках продовольствия Леттов-Форбек часто менял место расположения своих войск, а недостаток боеприпасов вынудил его отказаться от более или менее крупных сражений и перейти в основном к ведению партизанской «малой войны» и диверсионным действиям.

Необходимо отметить, что местное население, угнетаемое и притесняемое колонизаторами, неоднократно восставало в разных районах страны против колониального гнета. Эти восстания подавлялись с присущей германским колонизаторам жестокостью.

В феврале — марте 1916 г. англичане предприняли в районе Килиманджаро несколько атак крупными силами{425}. Под их давлением немцы постепенно отходили из-под Килиманджаро к Центральной железной дороге. Начиная с середины 1916 г. англичане совместно с бельгийскими и португальскими силами предприняли концентрическое наступление к центру германской колонии.

Уже к концу августа бои проходили в самом центре колонии, юго-западнее Морогоро. Германское командование ввиду превосходства неприятельских сил приняло решение отступать на юг, к р. Руфиджи, куда в первых числах января 1917 г. вышли почти все германские войска{426}. Однако и здесь положение немцев не могло считаться устойчивым. Вследствие все усиливающихся продовольственных затруднений Леттов-Форбек задумал вывести свои войска на территорию португальской колонии Мозамбик. Уже к концу ноября 1917 г. авангард немецких сил переправился через пограничную р. Ровуму на португальскую территорию. В войсках числилось 300 европейцев, 1700 туземных солдат и 3000 носильщиков{427}. Теснимые со всех сторон противником (англичане к этому времени высадились в Мозамбике и Порт-Амелия), отряды Леттов-Форбека двигались все дальше на юг, петляя, возвращаясь назад, пересекая собственные пути, пока в июле 1918 г. не достигли района севернее порта Келимане на берегу Индийского океана. Преследуемый непрерывно противником, Леттов-Форбек ко 2 ноября 1918 г. вторгся в английскую [410] колонию Родезию. Но здесь было получено известие о поражении Германии в войне и перемирии. Войска Леттов-Форбека в числе 150 европейцев (из них 30 офицеров и чиновников), 1156 туземных солдат и 1598 войсковых носильщиков сложили оружие{428}.

Д. В. Вержховский

4. Военные действия на морских театрах

Северное море

Военные действия на Северном море начались в соответствии с планами, разработанными до войны. Основные усилия английского флота были направлены на дальнюю блокаду Германии. Блокадные действия охватили обширный район Северного моря (до 120 тыс. кв. миль), Дуврский пролив и Английский канал (Ла-Манш). Линия блокады даже в самой узкой части Северного моря (между Шетландскими островами и побережьем Норвегии у Бергена) имела протяженность 160 миль. Осуществление блокады в столь обширном районе потребовало привлечения крупных крейсерских сил.

Англичане вначале не хотели прибегать к системе линий постоянных блокадных дозоров, а блокадные действия намеревались вести путем поисков крейсерскими эскадрами при поддержке линейных сил по всему Северному морю. Но вот 8 августа у Оркнейских островов появились немецкие подводные лодки, и одна из них пыталась атаковать английский линейный корабль «Монарк». Атака была неудачной и на следующий день эту лодку выследил и потопил крейсер «Бирмингем». Однако Гранд-Флит вынужден был временно покинуть Скапа-Флоу и уйти в район западнее Оркнейского архипелага. Английское Адмиралтейство приступило к усилению обороны главной базы и одновременно перешло к системе постоянных блокадных дозоров. 11 августа на линии Питерхед (Англия) — Христиансанд (Норвегия) была развернута крейсерская эскадра. Однако плотность, блокадных сил была ничтожной (8 — 10 крейсеров на 240 миль). Правда, периодически выходили в море и другие крейсерские эскадры, но это не имело существенного значения. Уже в первый день установления линии дозора немецкий вспомогательный крейсер «Кайзер Вильгельм дер Гроссе» прорвался незамеченном в Атлантику для действий на океанских сообщениях.

В середине августа северная и средняя части Северного моря были разбиты на семь районов крейсерских дозоров. Все эти [412] районы регулярно обследовались крейсерами по специально разработанному плану. Время от времени в море выходили и главные силы Гранд-Флита. В августе было совершено пять таких выходов. Выходы Гранд-Флита назначались в те дни, когда было особенно опасно внезапное появление германских кораблей, например во время перевозок английских войск во Францию. Для наблюдения за противником в непосредственной близости от Гельголанда несли постоянный дозор 2-3 подводные лодки.

Более надежно была организована блокадная служба в Английском канале. Этому способствовала сравнительно небольшая ширина канала. Здесь было развернуто семь блокадных линий с постоянными дозорами, состоявшими из старых линейных кораблей, броненосных и легких крейсеров, миноносцев и подводных лодок.

Перебазирование Гранд-Флита в западные порты было на руку немцам. Их флот активизировал свои действия в «малой войне» с противником. Усилилась деятельность германских подводных лодок против блокадных сил, у баз и портов англичан, надводные корабли приступили к набеговым операциям против английского побережья и активным минным заграждениям. Однако германское командование пока не решилось использовать основные силы флота.

Главную надежду оно возлагало на подводные лодки, которые в сентябре — октябре достигли действительно больших успехов, потопив 4 крейсера, 1 крейсер-авиаматку, 1 подводную лодку, несколько торговых судов и десятки рыболовных траулеров противника{429}. Немецкая подводная лодка «U-9» (командир лодки коммодор О. Веддиген) в один день, 22 сентября, потопила 3 английских броненосных крейсера («Хог», «Абукир», «Кресси»){430}. Крупные успехи германских подводных лодок в начале войны объяснялись не столько искусством их командиров, сколько пренебрежением англичан к элементарным мерам противолодочной обороны. Активная деятельность лодок заставила Гранд-Флит в двадцатых числах октября вторично покинуть Скапа-Флоу и уйти на запад, на этот раз в Лох-Свили (Северная Ирландия) и к о. Молл (западное побережье Шотландии).

В ноябре — декабре крейсерские силы германского флота провели две набеговые операции против английского побережья. 3 ноября они обстреляли порт Ярмут, а 16 декабря — Хартлпул, Скарборо и [413] Уитби. Одновременно были выставлены минные заграждения. Главной целью набегов было выманить часть сил английского флота и уничтожить их. В поддержку крейсерам выходили в море две эскадры линейных кораблей, флотилии миноносцев и подводные лодки Флота открытого моря. Однако этой цели немцы не достигли. Встречи со значительными силами английского флота не произошло. Имевшая место при втором набеге кратковременная перестрелка сначала между миноносцами, а затем между легкими крейсерами сторон закончилась повреждениями отдельных кораблей. Набеги германских крейсеров помимо материального урона (повреждение портовых сооружений, кораблей и судов) имели для англичан весьма неприятные морально-политические последствия. Они показали, что неприятельский флот, несмотря на блокаду, может вести активные действия в Северном море вплоть до берегов Англии. Престижу английского флота был нанесен чувствительный удар. Чтобы оправдать действия своего флота и сохранить веру английской и мировой общественности в его всемогущество, правящие круги Англии заявили о незаконности обстрела немцами с моря незащищенных якобы городов, что такие их действия являются нарушением постановлений 9-й Гаагской конвенции 1907 г.

Успешные действия немецких подводных лодок в разных районах Северного моря, набеговые операции и постановка минных заграждений у берегов Англии заставляли англичан неоднократно [414] менять дислокацию своего флота и систему блокады Германии.

В начале декабря линия блокадных дозоров была перенесена на параллель Берген — Шетландские острова, а позднее еще севернее. Старые броненосные крейсера были заменены вспомогательными крейсерами — вооруженными лайнерами, имевшими хорошую мореходность и большую автономность. Количество их доходило до 25 единиц. Из этих крейсеров было сформировано 5 подвижных дозоров, каждый из которых нес службу в определенном районе. Однако при еще большей протяженности блокадной линии (от берегов Норвегии до южной части Гебридских островов), чем прежде, плотность дозоров была ничтожной. Вновь принятая система блокадных действий привела фактически не к усилению, а к ослаблению блокады Германии.

Наряду с блокадными действиями флота, англичане принимали и другие меры по экономической блокаде Германии.

5 ноября английское правительство объявило все Северное море военной зоной. Торговым судам нейтральных стран предлагалось теперь следовать в Атлантику и обратно только через Английский канал с обязательным заходом в порты Англии для досмотра{431}. Одновременно английское правительство потребовало от нейтральных государств прекращения торговли с Германией продукцией их собственного производства. Некоторые страны вынуждены были пойти и на это, так как сами не могли обойтись без торговли с Англией и ее колониями.

Меры, предпринятые Англией по пресечению торговли нейтральных стран с Германией, нанесли не менее сильный удар по экономике противника, чем собственно блокадные действия ее флота. Германия сохранила торговые связи в основном только с Данией, Швецией, Турцией, и через последнюю с некоторыми странами Азии.

Одной из главных задач английского флота в начале войны было обеспечение перевозок своей экспедиционной армии во Францию. 6 августа правительство Англии приняло решение об отправке во Францию 4 пехотных и 1 кавалерийской дивизий. Начало перевозок было назначено на 9 августа. Главным портом посадки был избран Саутгемптон, а для частей, расквартированных в Шотландии и Ирландии, — Глазго, Дублин, Белфаст. Высадка намечалась во французских портах Гавр (главный пункт высадки), Руан и Булонь{432}.

Перевозка основных сил была осуществлена в период с 15 по 17 августа. За три дня транспорты с войсками и грузами пересекли канал 137 раз{433}. Они следовали поодиночке или парами [415] без непосредственного охранения. Для обеспечения безопасности движения транспортов английское Адмиралтейство развернуло почти все силы флота. Но германский флот не оказал противодействия перевозкам. Сухопутное командование Германии считало, что английские экспедиционные войска на континенте будут быстро уничтожены. Поэтому флот не должен отвлекаться от выполнения ранее намеченных задач. Мольтке сам заверял морской генеральный штаб, что германская армия будет «только рада возможности свести счеты со 160-тысячной британской армией»{434}.

Такая самоуверенность германского сухопутного командования, как вскоре показали события, не имела под собой оснований. Она привела к бездеятельности флота во время переброски английских войск. Морское командование Германии в свою очередь не настаивало на использовании флота против перевозок, продолжая жить надеждой на генеральное сражение с английским флотом в будущем.

В разгар боев во Франции английское командование решило высадить в Остенде части морской пехоты. Для прикрытия высадки оно наметило совершить 28 августа набег на Гельголандскую бухту с тем, чтобы исключить возможность противодействия высадке со стороны противника, а если обстановка позволит, то отрезать часть сил, охранявших бухту, и уничтожить их. До начала операции английские подводные лодки тщательно изучили организацию дозорной службы немцев в бухте.

Для набега англичане выделили Гарвичский отряд легких сил (коммодор Теруит) в составе двух флотилий новейших эскадренных миноносцев (всего 35 эсминцев) с их лидерами — легкими крейсерами «Аретьюза» и «Фирлес». 6 подводных лодок, высланных заранее к бухте, должны были образовать две завесы: одну севернее и южнее Гельголанда, вторую — западнее{435}.

Для поддержки Гарвичского отряда назначались отряд и три эскадры крейсеров (всего 5 линейных, 5 броненосных и 7 легких крейсеров), а для обеспечения операции в целом адмирал Джеллико с главными силами Гранд-Флита должен был выйти в район, расположенный примерно в 100 милях к югу от Оркнейских островов.

Командование германским флотом допускало, что противник может предпринять вторжение в Гельголандскую бухту. Считаясь с этой возможностью, оно усилило охрану бухты. Кроме обычных дозоров были высланы в море дополнительные силы — несколько эскадренных миноносцев и три крейсера.

Утро 28 августа застало германский флот в следующем положении: 9 эскадренных миноносцев несли дозор в 35 милях от [417] плавучего маяка Эльба, их поддерживали легкие крейсера «Хела», «Штеттин» и «Фрауэнлоб»; флотилия эскадренных миноносцев (10 эсминцев) и 8 подводных лодок (из них только две были готовы к выходу) стояли в Гельголандской гавани; старый легкий крейсер «Ариадна» находился в устье р. Везер, а легкий крейсер «Майнц» — в устье р. Эмс; главные силы Флота открытого моря стояли в Вильгельмсхафене и до прилива (примерно до 13 часов) не могли выйти из гавани.

Покинуть гавань могли только легкие крейсера «Кельн», «Страсбург» и «Штральзунд»{436}.

Около 5 часов, когда передовое соединение англичан уже подходило к Гельголандской бухте, английская подводная лодка безрезультатно атаковала немецкий дозорный миноносец. Для поиска и уничтожения лодки командующий легкими силами германского флота Хиппер выслал гидросамолеты и флотилию эскадренных миноносцев. Через два часа отряд коммодора Теруита обнаружил 3 немецких миноносца и открыл по ним огонь. Отстреливаясь от противника, немцы начали отходить к Гельголанду, одновременно сообщив о случившемся своему командованию. Хиппер направил в помощь им сначала легкие крейсера «Штеттин» и «Фрауэнлоб», а затем «Кельн», «Страсбург» и 2 подводные лодки. Остальные силы германского флота готовились к выходу.

Еще через час (около 8 часов) начался бой между английскими («Аретьюза», «Фирлес») и германскими («Штеттин», «Фрауэнлоб») легкими крейсерами. Корабли, обстреливая друг друга, часто терялись в тумане и обстановка была неясной. Но вот около 10 часов в бой вступил немецкий крейсер «Страсбург», имевший сильное вооружение и большую скорость хода. Коммодор Теруит немедленно запросил командующего эскадрой линейных крейсеров вице-адмирала Битти о помощи. Битти в это время держался со своими крейсерами в 50 милях северо-западнее от места боя. Сначала он приказал следовать в бухту легким крейсерам коммодора Гуденафа, а затем и сам направился туда же. С приходом английских сил поддержки обстановка в районе боя резко изменилась. Общее численное превосходство и мощь артиллерийского вооружения линейных крейсеров англичан сделали свое дело. Германские легкие крейсера не были поддержаны своими линейными силами. Пока последние готовились к выходу в море, бой закончился. Это было в 14 часов.

Немцы потерпели поражение, потеряв легкие крейсера «Кельн», «Майнц» и «Ариадна», 1 эскадренный миноносец и 1 тральщик. Потери их в личном составе убитыми и пленными, подобранными с воды, составляли 1093 человека{437}. Англичане потерь в корабельном составе не имели. Но легкие крейсера «Аретьюза», «Фирлес» и 3 эсминца получили такие тяжелые [418] повреждения, что некоторые из них пришлось отводить на буксире. Людские потери у англичан — 32 человека убитыми и 55 ранеными{438}.

Бой в Гельголандской бухте был первым с начала войны серьезным столкновением надводных кораблей английского и германского флотов. Характерной особенностью его было то, что обе стороны не сумели организовать согласованных действий разнородных сил (крейсера, эсминцы, подводные лодки), участвовавших в бою. Бой вылился по существу в серию случайных огневых ударов, не согласованных между собой ни по времени, ни по месту. Правда, во многом это зависело от погоды (туман, плохая видимость), и при отсутствии в то время радиотехнических средств обнаружения нелегко было ориентироваться в обстановке. Но несомненно и то, что противники не были достаточно подготовлены к действиям в сложных метеорологических условиях.

Причин поражения немцев у Гельголанда было несколько. Главная из них крылась в отсутствии глубокой разведки противника, что помешало германскому командованию правильно оценить обстановку с началом операции и своевременно развернуть свои силы. Те же меры, которые оно приняло по усилению дозоров, оказались явно недостаточными. Немцы не проявили должного внимания к борьбе с разведывательной деятельностью английских подводных лодок у Гельголанда, которые легко обнаруживали изменения в организации дозорной службы.

Серьезной ошибкой германского командования было то, что оно рассредоточило легкие крейсера по разным пунктам. Вследствие этого ему не удалось бросить их одновременно на помощь дозорным миноносцам. Линейные же крейсера, находясь в Вильгельмсхафене, за баром, вообще не приняли участия в бою.

Поражение у Гельголанда вызвало серьезную тревогу у германского высшего командования. Гроссадмирал Тирпиц под впечатлением этого поражения в своих заметках писал: «Я очень озабочен Гельголандским боем... Наши легкие морские силы недостаточны для таких схваток. Если так пойдет дальше, они будут быстро уничтожены... Мне было особенно горько сознавать, что гибель наших легких крейсеров оказалась ненужной и является результатом неправильных тактических установок»{439}.

Вильгельм II приказал принять все меры к тому, чтобы в дальнейшем не допускать внезапных нападений английского флота на Гельголандскую бухту. Он вновь запретил выход крупным кораблям (включая и легкие крейсера) за пределы бухты без его разрешения.

Военные действия на Северном море в 1914 г. показали, что планы, разработанные английским и германским командованиями, оказались нереальными. Английская блокада в ее военном [419] аспекте не удалась. Немецкие корабли и даже целые соединения их беспрепятственно выходили в море и действовали вплоть до английских берегов. Отдельные германские рейдеры прорывали английскую блокаду и выходили на океанские коммуникации противника. «Малая война» немцев также не достигла своей главной цели — уравнения сил с флотом противника, несмотря на серьезные успехи подводных лодок и активные действия крейсеров и миноносцев. Линейные силы обеих сторон избегали решительных столкновений.

В кампании 1914 г. впервые выявились большие возможности подводных лодок в ведении оперативной разведки, в действиях против боевых кораблей и торговых судов, а также против военно-морских баз, что заставляло, например, английский флот, неоднократно менять свою дислокацию и принимать спешные меры по противолодочной обороне баз. Угроза нападения немецких лодок на блокадные силы вынуждала англичан пересматривать систему дальней блокады и вносить изменения в состав используемых для нее сил.

Применение минного оружия в первой кампании войны не приняло широких размеров из-за малого запаса мин. Английский флот оказался вообще не подготовленным к минной войне. Англичане в 1914 г. ставили только оборонительные заграждения, израсходовав для них 2264 мины. Немцы же в отличие от противника больше половины количества выставленных мин (1268 из 2273, т. е. 55,7%) поставили в активных заграждениях, у берегов Англии{440}.

Кампания 1914 г. подтвердила несостоятельность взглядов как английского, так и германского командований по вопросам взаимодействия морских сил с сухопутными войсками. Исходя из пресловутой теории Мэхэна и Коломба, обе стороны не планировали и не готовились к совместным действиям. Однако бои на побережье Фландрии вынудили англичан выделить некоторые силы на огневую поддержку фланга союзных войск. Германский же флот совсем не привлекался для непосредственного содействия своим войскам.

В ходе кампании выявились серьезные недостатки в организации боевого управления военно-морскими силами сторон. Английское Адмиралтейство, взявшее на себя функции главного командования силами на театре, ограничило командующих такими крупными объединениями, как Гранд-Флит и Флот Канала, правом управления фактически только отдельными боевыми действиями оперативно-тактического характера.

Командование германским Флотом открытого моря было еще больше ограничено в своих действиях. Прямое вмешательство кайзера в дела флота, доходившее иногда до абсурда (например, [420] запрещение легким крейсерам выходить в море без его личного разрешения), а также излишняя опека со стороны морского генерального штаба лишали командование инициативы и тем самым обрекали главные силы флота на пассивность.

Потери флотов в корабельном составе от воздействия всех видов оружия вместе с небоевыми потерями (от столкновений, по навигационным и другим причинам) на Северном море в 1914 г. составляли: в английском флоте — 2 линейных корабля, 6 крейсеров, 1 крейсер-авиаматка и несколько кораблей других классов; в германском флоте — 6 крейсеров, 9 эскадренных миноносцев и миноносцев, 2 тральщика, 5 подводных лодок{441}.

Средиземное море

Первейшей задачей французских и английских морских сил, как предусматривалось последним соглашением, было уничтожение германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау». От этого зависела безопасность морских сообщений на Средиземном море, особенно перевозка войск из Северной Африки во Францию. Однако англофранцузское командование не спешило с действиями против немецких кораблей.

Объявление Германией войны против Франции застало «Гебена» и «Бреслау» у берегов Сардинии. Ожидая начала войны, они готовились к нападению на алжирские порты, служившие пунктами погрузки направляемых во Францию африканских войск. Но еще на пути к берегам Африки командир отряда крейсеров контр-адмирал Сушон получил из Германии приказ: немедленно уходить в Константинополь. Утром 4 августа крейсера все же обстреляли алжирские порты Филиппвиль и Бон, выпустив по ним 103 снаряда. Огонь длился всего несколько минут и причинил незначительные разрушения. Затем крейсера спешно направились в Мессину (Сицилия) на пополнение запасов топлива для следования в Турцию. 6 августа они снялись с якоря и взяли курс к Дарданеллам. Во второй половине дня 10 августа германские крейсера вошли в пролив. Ни французы, ни англичане не приняли серьезных мер, чтобы перехватить неприятельские крейсера.

Французский флот в это время занимался обеспечением воинских перевозок из Северной Африки, а английские силы охраняли Гибралтарский пролив и вход в Адриатическое море. Забота англичан состояла в том, чтобы не дать возможности крейсерам противника прорваться в Атлантику на океанские коммуникации или [421] войти в Адриатическое море и присоединиться к австрийскому флоту, а то, что немецкие корабли уходили в Турцию для действий против русского Черноморского флота, их весьма устраивало. Усиление турецкого флота за счет германских крейсеров уменьшало угрозу захвата русскими Босфора, чего страшно боялась Англия. Для англо-французского командования важно было также скорее и без борьбы, которая не сулила легкой победы, освободиться от такого сильного противника, каким являлся «Гебен». 16 августа немецкие крейсера подняли турецкие флаги и вошли в состав флота Турции{442}. Контр-адмирал Сушон был назначен командующим германо-турецким флотом.

Прибытие германских крейсеров в Константинополь ускорило вступление Турции в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. Соотношение сил на Черном море изменилось в худшую для русского флота сторону. Англо-французское командование, опасаясь выхода германских кораблей в Средиземное море для действий на коммуникациях, вынуждено было начать блокаду Дарданелл.

В немецкой, так же как в английской и французской военно-морской исторической литературе{443}, переход германских крейсеров в Турцию изображается как прорыв. Однако никаких оснований для такого утверждения нет. Прорывом принято называть такие действия, которые сопряжены с преодолением противодействия со стороны противника. Немецкие же корабли не встретили такого противодействия. Это был не прорыв, а переход в сравнительно спокойной обстановке. Немцам выгодно было, конечно, показать «героические» усилия своих кораблей, а англо-французам оправдать свое бездействие.

Одной из главных задач англо-французских морских сил на Средиземном море командование считало блокаду австрийского флота, полагая, что последний намерен развернуть действия на средиземноморских сообщениях. Однако оно ошибалось. В задачу австрийского флота входила оборона своего побережья и действия против Черногории, выступавшей на стороне Антанты. В ходе кампании 1914 г. англо-французы постоянно держали свои силы в Отрантском проливе и совершили, кроме того, десять специальных выходов в Адриатику, чтобы пресечь действия австрийского флота против Черногории (обстрел и блокада побережья) и попытаться вызвать его на бой. Достичь этой последней цели ему [422] не удалось, так как противник не хотел ввязываться в сражение с превосходящими неприятельскими силами. Имели место лишь одиночные столкновения. Так, австрийская подводная лодка 20 декабря атаковала и повредила один из лучших французских линейных кораблей — «Жан Бар». Но этого оказалось достаточно, чтобы англо-французы отказались от ближней блокады Отрантского пролива, заменив ее дальней.

Обе стороны взирали на Италию, сохранит ли она нейтралитет, а если нет, то на чьей стороне выступит.

Действия германских крейсеров на океанских сообщениях

Германия для защиты своих колоний, а в случае войны для действий на океанских сообщениях противника держала в заграничных водах крейсерскую эскадру вице-адмирала Шпее в составе 2 броненосных и 3 легких крейсеров, 1 миноносца. Базой для эскадры служил арендованный у Китая порт Циндао (бухта Киаочао). Кроме того, в Атлантическом океане и у берегов Африки находились 3 легких крейсера и 4 мореходные канонерские лодки{444}. Для действий на океанских путях немцы использовали также вспомогательные крейсера (вооруженные пароходы). Еще до начала войны германские крейсера рассредоточились по районам, где находились узлы наиболее оживленного движения торговых судов, чтобы с получением сообщения о военных действиях незамедлительно приступить к крейсерству.

Англия перед войной имела в заморских владениях несколько эскадр — южноафриканскую, остиндскую, австралийскую, новозеландскую, канадскую и эскадру в южноазиатских водах, а также несколько отрядов и одиночных кораблей, всего 2 линейных корабля, 1 линейный крейсер, 3 броненосных и 16 легких крейсеров, 15 эскадренных миноносцев и миноносцев, 5 подводных лодок, 17 канонерских лодок{445}. Однако огромная протяженность океанских коммуникаций и обширность театров потребовали от англичан в ходе боевых действий выделить для защиты сообщений еще 5 крейсерских эскадр{446}. Эскадры направлялись в определенные зоны, на которые были разбиты океанские театры. Боевыми действиями этих сил английское Адмиралтейство руководило по радио.

23 августа 1914 г. в войну на стороне Антанты вступила Япония. Ее флот и сухопутные войска начали операцию против Циндао [423] (блокада с моря и осада с суши), закончившуюся 11 ноября капитуляцией немногочисленного немецкого гарнизона. Германская эскадра на Тихом океане лишилась единственной своей базы.

Со вступлением в войну Япония послала в помощь англичанам против эскадры Шпее несколько крейсеров. Для этой же цели были использованы и русские крейсера «Аскольд» и «Жемчуг» (из состава Сибирской флотилии){447}.

Несмотря на огромное превосходство сил союзников, борьба с германскими крейсерами оказалась весьма нелегкой и стоила немалых жертв. В 1914 г. она привела к двум серьезным боевым столкновениям — 1 ноября у чилийского порта Коронель и 8 декабря у Фолклендских островов. В бою у Коронеля эскадра Шпее в составе броненосных крейсеров «Шарнгорст», «Гнейзенау» и легких крейсеров «Дрезден», «Нюрнберг» и «Лейпциг» встретилась с английской эскадрой контр-адмирала Крэдока, состоявшей из броненосных крейсеров «Гуд Хоуп» и «Монмут», легкого крейсера «Глазго» и вспомогательного крейсера «Отранто». Результатом боя было потопление английских броненосных крейсеров. Легкий и вспомогательный крейсера спаслись бегством{448}. Бой у Коронеля показал, что английское командование не сумело организовать поиски эскадры противника более крупными силами. Превосходство оказалось на стороне немецкой эскадры (как по количеству кораблей, так и по весу бортового залпа). Контрадмирал Крэдок допустил в свою очередь грубую тактическую ошибку — не вышел своевременно из боя и не оторвался от противника, хотя для этого имел возможность. Поражение у Коронеля явилось одной из причин замены начальника английского морского генерального штаба вице-адмирала Стэрди контр-адмиралом Оливером. Стэрди был назначен командующим эскадрой, посланной для уничтожения эскадры Шпее.

В бою у Фолклендских островов картина была иная. Английская эскадра Стэрди состояла из линейных крейсеров «Инвинсибл», «Инфлексибл», броненосных крейсеров «Карнавон», «Корнуолл» и «Кент», легких крейсеров «Глазго» и «Бристоль», вспомогательных крейсеров «Орама» и «Македония». Эскадра Шпее имела те же силы, что и у Коронеля. Превосходство англичан было подавляющим. Бой закончился разгромом германской эскадры. Немцы потеряли потопленными 4 крейсера и 2 вспомогательных судна. Только легкому крейсеру «Дрезден» и госпитальному судну «Зейдлиц» удалось ускользнуть. Однако «Дрездену» не долго пришлось действовать. 14 марта 1915 г. он был [424] потоплен у чилийского побережья. Потери немцев в личном составе в результате разгрома эскадры составляли только убитыми и утонувшими свыше 2100 человек. Погиб в бою и командующий эскадрой вице-адмирал Шпее{449}. Тем не менее этот бой, по признанию самих англичан, не представляет особого интереса с точки зрения военно-морского искусства, так как он происходил при слишком большом неравенстве сил между кораблями разных классов.

Германская крейсерская эскадра перестала существовать, но действия немецких одиночных рейдеров продолжались почти до конца войны.

Общие потери союзников за войну от действий крейсеров противника (в том числе от мин, выставленных ими) составляли 7 кораблей (2 линкора, 2 легких и 2 вспомогательных крейсера, 1 миноносец), 1 вспомогательное и 154 торговых судна (тоннажем около 600 тыс. т брутто){450}.

Успехи германских крейсеров на сообщениях не оказали и не могли оказать существенного влияния на ход войны в целом. Но немецким крейсерам удалось все же дезорганизовать до известной степени торговое судоходство союзников, а главное, отвлечь на себя крупные силы англичан с театра Северного моря и тем самым облегчить действия своего флота на этом театре. В ноябре — декабре 1914 г. против германских крейсеров (2 броненосных, 6 легких и 12 вспомогательных) действовали на океанских театрах 3 линейных корабля, 4 линейных, 17 броненосных и до 40 легких и вспомогательных крейсеров союзников{451}.

Балтийское море

С началом войны Балтийский флот был подчинен командующему 6-й армией (генерал Фан-дер-Флит), на которую возлагалась оборона Петрограда и побережья Финского залива. Основные силы флота, как это было намечено планом, развернулись в устье Финского залива в ожидании попытки противника крупными силами прорваться в залив. Но германский флот не имел такого намерения. Наоборот, он сам ждал наступательных действий русского флота. Однако, чтобы скрыть оборонительный характер своего плана войны на Балтике, немцы приступили к демонстративным действиям и минным постановкам у русского побережья. 20 июля (2 августа) они выставили 100 мин у Либавы и обстреляли ее, хотя русских кораблей уже не было там. Затем немцы поставили минное заграждение из 200 мин у входа в Финский залив, на [425] меридиане м. Тахкона — м. Ганге. Но эти заграждения не произвели того действия, на которое рассчитывал противник, так как они вскоре были обнаружены русскими. 13 (26) августа германские легкие крейсера «Аугсбург» и «Магдебург» под прикрытием трех эскадренных миноносцев предприняли попытку напасть на русский дозор в устье Финского залива. Однако эта попытка дорого обошлась неприятелю. Крейсер «Магдебург» наскочил па камни у о. Оденсхольм и сняться не смог. В тот же день русские крейсера «Богатырь» и «Паллада» обнаружили и обстреляли его. Немцы подорвали свой корабль. 57 человек из экипажа крейсера, в том числе его командир, были захвачены русскими в плен. Водолазы, обследовавшие затонувший крейсер, извлекли два экземпляра сигнальной книги и шифровальную таблицу, с помощью которой противник кодировал радиограммы{452}. Один экземпляр сигнальной книги и копию шифровальной таблицы русское командование передало англичанам{453}. Захват этих документов в значительной степени облегчил союзникам ведение радиоразведки на морских театрах. Гибель «Магдебурга» и другие неудачи немецких морских сил заставили германское командование временно прекратить активные действия на Балтийском море.

Характер действий немцев в первый месяц войны показал, что они не собираются вводить большие силы своего флота в Балтийское море и предпринимать крупные операции. В этой обстановке русский флот мог действовать более активно. В начале сентября последовал приказ командующего флотом, вносивший существенные изменения в оперативный план 1912 г., в соответствии с которым велись до сих пор боевые действия. Наряду с основной задачей — не допустить прорыва германского флота в Финский залив, в приказе ставилась задача — активизировать действия русского флота, распространив их на среднюю и южную части Балтийского моря{454}. Базирование части сил флота было выдвинуто на запад. Обе бригады крейсеров перешли в Лапвик (Финляндия), 1-я минная дивизия ушла из Ревеля в Моонзунд (рейд Вердер), а 2-я минная дивизия — в Або-Аландский район (рейд о. Эре){455}.

В сентябре — октябре крейсера и миноносцы совершили несколько разведывательных походов в среднюю часть моря. У Либавы и Виндавы были выставлены минные заграждения. Эти действия русского флота обеспокоили германское командование. Сначала оно установило крейсерские дозоры к западу и востоку от о-ва Готланд, а затем возобновило демонстративные действия. Из Северного моря в Балтийское были переброшены крупные силы Флота открытого моря{456}. [426]

Во второй половине сентября противник предпринял вторую крупную демонстрацию: на этот раз попытку высадить демонстративный десант в составе одной бригады войск на Курляндское побережье, между Либавой и Виндавой. Целью десанта было отвлечь внимание русского командования и сорвать переброску русских войск из Северной Польши в Галицию. Для операции были привлечены две эскадры линейных кораблей (14 линкоров), крейсера, эскадренные миноносцы, тральщики. Возглавлял операцию командующий морскими силами на балтийском театре гроссадмирал принц Генрих Прусский{457}.

10 (23) сентября большая часть выделенных сил и несколько транспортов с войсками сосредоточились в районе Виндавы. Однако высадка не состоялась. Пока шли приготовления к ней, германское командование получило агентурные сообщения из Швеции о том, что в Датских проливах появились крупные силы английского флота{458}. 12 (25) сентября командующий операцией получил приказ свернуть ее и кораблям немедленно следовать в Киль{459}.

Более опасными для русских кораблей оказались подводные лодки противника. 28 сентября (11 октября) немецкая лодка [427] «U-26» атаковала и потопила со всем личным составом крейсер «Палладу», возвращавшийся вместе с «Баяном» из дозора{460}.

Однако угроза неприятельских подводных лодок не парализовала русский флот. В октябре командование флотом разработало план активных минных постановок в южной части моря, где проходили жизненно важные для Германии коммуникации, по которым осуществлялась перевозка из Швеции железной руды (до 6 млн. т в год) и другого стратегического сырья. До конца первой военной кампании было выставлено 14 минных заграждений (всего 1598 мин). В постановках участвовали эскадренные миноносцы, минные заградители «Амур» и «Енисей», крейсера «Рюрик», «Россия», «Адмирал Макаров», «Олег» и «Богатырь»{461}.

Активные минные заграждения русского Балтийского флота в значительной степени нарушили морские сообщения противника, заставили германское командование отказаться от намеченных им операций и все внимание обратить на борьбу с минной опасностью. На русских минах немцы потеряли в 1914-1915 гг. броненосный крейсер «Фридрих Карл», 4 тральщика, 2 или 3 сторожевых корабля и 14 пароходов. Кроме того, в результате подрыва получили повреждения крейсера «Аутсбург» и «Газелле», 3 миноносца и 2 тральщика{462}.

Этот результат был достигнут благодаря тщательной подготовке сил, своевременной и точной разведке оперативной обстановки, скрытности и внезапности действий, а также исключительно удачному выбору мест минных постановок на коммуникациях противника.

Наряду с активными постановками русские продолжали усиливать оборонительные заграждения.

Немцы в кампанию 1914 г. выставили 8 заграждений: 4 оборонительных и 4 активных.

Таким образом, использование минного оружия на Балтийском театре приняло широкие размеры уже в первую кампанию войны. Особенно характерно это для русского флота, о чем свидетельствует табл. 21.

Как видно из таблицы, русский флот выставил в оборонительных и активных заграждениях в 4,8 раза больше мин, чем германский, и на 687 мин больше общего количества мин (4537), поставленных англичанами и немцами на Северном море в 1914 г. Миннозаградительные операции были одним из главных видов боевой деятельности русских морских сил на Балтийском море [428] в кампанию 1914 г. Русские моряки явились пионерами массового использования минного оружия и внесли крупный вклад в искусство минной войны.

Главным итогом кампании 1914 г. для русского Балтийского флота был переход от пассивного ожидания противника на Центральной минноартиллерийской позиции в устье Финского залива к активным действиям на всем Балтийском море. Активные минные постановки в южной части моря осенью и зимой 1914/15 г. вынудили немцев отказаться даже от демонстративных действий, которые служили прикрытием оборонительного характера их оперативного плана. Инициатива в ведении боевых действий на театре перешла к русскому флоту, хотя немцы не хотели этого признать ни тогда, ни позже{4б3}.

Итоговые потери в кораблях и судах за кампанию 1914 г. составляли: в русском флоте — 1 легкий крейсер, 2 миноносца, [429] 3 тральщика и 2 судна; в немецком флоте — 2 крейсера, 3 миноносца, 1 тральщик и 9 судов. Кроме того, у немцев были повреждены 2 крейсера, 1 миноносец и несколько судов{464}.

Первая кампания войны выявила у обеих сторон ряд недостатков в боевой подготовке и материально-техническом снабжении флотов, а также в оборудовании театра. Недостатки эти частично были устранены в ходе подготовки к следующей кампании.

Черное море

Боевые действия на Черном море начались вероломным (без объявления войны) нападением германо-турецких морских сил на русские базы и порты. Рано утром 16 (29) октября они обстреляли Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск.

В нападении на Одессу участвовали два турецких эскадренных миноносца «Гайрет» и «Муавенет». Пользуясь внезапностью набега, вражеские корабли потопили канонерскую лодку «Донец» и нанесли повреждения заградителю «Бештау», канлодке «Кубанец», 4 пароходам, портовым сооружениям, а также сахарному [430] заводу и трамвайной станции в городе; имелись человеческие жертвы{465}.

Набег на Севастополь совершил линейный крейсер «Гебен» в сопровождении двух эскадренных миноносцев. Подойдя почти вплотную (на 45 кабельтовых) к входу в Северную бухту, он за 17 минут выпустил залпами по Севастополю 47 штук 280-мм и 12 штук 152-мм снарядов. Три снаряда попали в линейный корабль «Георгий Победоносец» и два снаряда в береговые батареи. На линкоре был выведен из строя один котел. Ответный огонь вели 8 батарей и «Георгий Победоносец». Но последний из-за плохой видимости в тумане успел произвести лишь три выстрела. Береговые батареи вели стрельбу до предельных дистанций, израсходовав 360 снарядов калибром до 280 мм.

При отходе от Севастополя немецкий крейсер напал западнее м. Херсонес на русские дозорные миноносцы и заградитель «Прут», возвращавшийся из Ялты в Севастополь. Эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин» получил тяжелые повреждения, а на «Пруте» вспыхнул сильный пожар и его команда вынуждена была затопить судно, так как возникла прямая угроза взрыва 710 мин, находившихся на борту. Неприятельские миноносцы, [431] бывшие с «Гебеном», подобрали из воды и захватили в плен 75 человек из команды «Прута»{466}.

Феодосия подверглась обстрелу турецкого легкого крейсера «Гамидие», выпустившего по порту и городу 150 снарядов, в результате чего возникли пожары в портовых складах и железнодорожном депо. Обстрел Новороссийска производили германский легкий крейсер «Бреслау» и турецкий минный крейсер «Верк». По городу было выпущено свыше 300 снарядов, которые разрушили радиостанцию, повредили несколько пароходов, нефтецистерну, зерновые склады{467}.

Помимо обстрелов вражеские корабли выставили минные заграждения у Одессы (28 мин), Севастополя (60 мин) и у входа в Керченский пролив (60 мин). На минах, поставленных у пролива, в тот же день подорвались и затонули русские пароходы «Казбек» и «Ялта»{468}.

После обстрела и постановки мин корабли противника направились к Босфору. Днем 16 (29) октября на поиск их вышли основные силы русского флота (5 линейных кораблей, 3 крейсера и несколько эскадренных миноносцев). До 19 октября (1 ноября) они крейсировали в юго-западной части моря и, не обнаружив противника, возвратились в Севастополь.

Так безнаказанно удалось германо-турецкому флоту совершить набег на русские военно-морские базы и порты.

Высшее русское военное командование забыло уроки Порт-Артура. Желая, чтобы Турция сохраняла как можно дольше нейтралитет, который на деле был фиктивным, оно обрекло командование флота на пассивность. Без разрешения верховного главнокомандующего Черноморский флот не имел права выходить далеко в море и даже вести разведку военными кораблями в южной части театра. Только после нападения противника командующий флотом получил свободу действий. Командование флота, в свою очередь, проявило исключительную беспечность, не организовав заблаговременно оборону портов и баз с моря{469}. Между морскими и сухопутными начальниками не было согласованности в действиях в случае нападения противника. [432]

В этой обстановке вероломное нападение германо-турецкого флота могло привести к более значительным последствиям, если бы неприятельское командование не распылило сил по нескольким далеко отстоявшим друг от друга объектам. Первоначальные расчеты противника на ослабление русского Черноморского флота не оправдались.

После набега вражеских кораблей командование русского флота зашевелилось. Были приняты меры по усилению обороны побережья. В Севастополе объявлено осадное положение. Начались постановки оборонительных минных заграждений. В ноябре — декабре в районе Одессы, у входа в Днестровский лиман, в Киркинитском заливе, у Севастополя, в Керченском проливе и у кавказского побережья было выставлено 4423 мины{470}. Была усилена также береговая артиллерия на театре, особенно в Батуме, который до войны имел слабую защиту.

Одновременно с оборонительными мероприятиями Черноморский флот развернул действия на морских сообщениях противника. Эти сообщения проходили вдоль анатолийского побережья и имели для Турции первостепенное значение, поскольку сеть железных и грунтовых дорог была развита слабо. По ним доставлялись из Зонгулдака в Босфор уголь и различного рода сырье и осуществлялись воинские перевозки с запада на восток, к линии сухопутного фронта. Целью действий русского флота было не только прервать морские коммуникации, но и заблокировать вражеский флот в Босфоре, если же он попытается прорваться в море, навязать ему бой.

До конца 1914 г. эскадра Черноморского флота совершила шесть выходов на сообщения противника в южной части моря. Первый такой выход был предпринят 22-25 октября (4-6 ноября). Результатом его явились постановка минного заграждения (240 мин) у Босфора, обстрел порта Зонгулдак и потопление 5 транспортов{471}.

Второй выход эскадры 2-5 (15 — 18) ноября был связан с обеспечением минных постановок батумским отрядом заградителей («Константин», «Ксения») у юго-восточной Анатолии. Заграждения (всего 400 мин) были выставлены у Трапезунда, Платаны, Унье и Самсуна{472}. Кроме того, корабли обстреляли портовые сооружения Трапезунда. 5 (18) ноября при возвращении в Севастополь эскадра встретила у м. Сарыч (Крым) крейсера «Гебен» и «Бреслау», посланные противником с целью перехватить часть кораблей русской эскадры. Произошло первое боевое столкновение на Черном море. Русская эскадра (5 линейных [433] кораблей, 3 крейсера, 13 миноносцев) шла в обычном походном порядке: линейные корабли в кильватерной колонне, крейсера в дозоре, а эскадренные миноносцы сзади линейных кораблей.

В 12 часов 10 минут 5 (18) ноября неподалеку от м. Сарыч показались из тумана неприятельские крейсера. Головной русский линейный корабль «Евстафий» сразу же повернул влево, чтобы привести противника на курсовой угол 90°, обеспечивавший [434] наиболее эффективное использование орудий главного калибра. За ним последовали остальные линейные корабля. В 12 часов 21 минуту «Евстафий» с дистанции 40 кабельтовых открыл по «Гебену» огонь из носовых 305-мм орудий и первым же залпом накрыл его, вызвав на нем пожар. Немецкий крейсер немедленно лег на параллельный курс с русской эскадрой и ответил «Евстафию» огнем из всех пяти башен. Но только при третьем залпе он смог попасть двумя снарядами в русский корабль» В дальнейшем «Гебен» добился еще двух попаданий в «Евстафий». В 12 часов 35 минут он резко отвернул вправо и скрылся в тумане. Стрельба прекратилась. Бой продолжался 14 минут. В бою приняли участие также линейные корабли «Иоанн Златоуст», «Три Святителя» и «Ростислав» (стрелял по «Бреслау»), но их огонь оказался недейственным, так как они вели стрельбу с неверной установкой прицела (60 кабельтовых).

Таким образом, бой фактически свелся к поединку двух кораблей. Русские корабли не стали преследовать противника, опасаясь мин, которые могли поставить при отходе немецкие крейсера. Да и бесполезно было это делать ввиду значительного превосходства неприятельских кораблей в скорости хода.

За 14 минут боя линейные корабли русской эскадры выпустили по «Гебену» 34 305-мм снаряда и несколько десятков снарядов среднего калибра. Вражеский крейсер получил 3 попадания 305-мм снарядов и 11 попаданий снарядов калибром 203 и 152 мм. На нем было убито 105 и ранено 59 человек. Для ремонта крейсера потребовалось две недели.

«Гебен» сделал 19 выстрелов из 280-мм орудий и добился 4 попаданий в «Евстафий», которые вызвали повреждения казематов и вспомогательных механизмов. Потери русских составляли 33 человека убитыми и 25 ранеными{473}.

Противнику и на этот раз не удалось осуществить свой замысел. Его крейсера встретились не с одиночными кораблями или слабым соединением, а с целой эскадрой. После кратковременного боя ввиду превосходства русской эскадры они прекратили огонь и поспешно удалились. Но бой у м. Сарыч еще раз показал командованию Черноморского флота, что плавание кораблей одиночно или малыми отрядами весьма опасно. Исправление повреждений, полученных «Еестафием», приостановило на время действия сил флота на морских сообщениях противника. Германо-турецкий флот в это время активизировал свои действия. Однако это продолжалось недолго. 19 ноября (2 декабря) русская эскадра вновь вышла в море. В декабре у Босфора было выставлено еще 607 мин, произведены обстрелы турецких портов. [435] 13 (26) декабря на минах, поставленных у Босфора, подорвался и вышел из строя на 4 месяца крейсер «Гебен»{474}.

Важное значение в конце кампании 1914 г. имели действия Батумского отряда кораблей, который в декабре был усилен эскадренными миноносцами «Жаркий» и «Живой». Отряд поддерживал огнем корабельной артиллерии приморский фланг Кавказской армии, обеспечивал высадку диверсионных десантов в тыл противника, пресекал переброску подкреплений и снабжения для турецких войск из Трапезунда. Все эти действия помогли русским войскам перейти в наступление и отбросить неприятеля за государственную границу.

Моряки Черноморского флота и воины русской армии в 1914 г. сражались также на Дунае. В начале войны обратилась к России за военной помощью Сербия. Она просила доставить стрелковое оружие, в котором ощущалась острая нужда, послать специалистов-минеров и минно-торпедное оружие для борьбы с речными силами противника, а также инженерные подразделения для устройства переправ через Дунай и его притоки. Просьба Сербии была удовлетворена. В августе 1914 г. было направлено на Дунай специальное соединение — Экспедиция особого назначения (ЭОН) под командованием капитана I ранга Веселкина. В состав экспедиции входили: отряд боевых и транспортных судов, отряд заграждений, отряд защиты Железных Ворот{475}, инженерный отряд и различные береговые подразделения{476}.

Экспедиция особого назначения оказала весьма существенную помощь сербским вооруженным силам в борьбе с противником в бассейне Дуная. Минные, сетевые и другие заграждения, береговые установки и артиллерийские батареи в значительной степени ограничили действия австро-венгерской речной флотилии. 10 (23) октября на русских минах подорвался и погиб неприятельский флагманский монитор «Темеш»{477}. Создание речных переправ позволило сербскому командованию своевременно маневрировать своими силами в ходе боевых действий. В Сербию было доставлено 113120 винтовок, 93 млн. патронов, 6 радиостанций и другое военное имущество{478}. Все это помогло сербам выдержать в 1914 г. наступление превосходящих сил противника, а на ряде участков даже заставить австрийские войска отступить.

Действия германо-турецких кораблей после вероломного нападения на русские базы и порты сводились в основном к [436] обеспечению своих морских сообщений. Главной их заботой было не дать русским морским силам закупорить Босфор. Вместе с тем они не отказывались от новых набегов на русское побережье и других действий. Так, легкие крейсера «Бреслау» и «Гамидие» в ноябре обстреляли Поти и Туапсе, а линейный крейсер «Гебен» 28 октября (10 ноября) перерезал кабель Севастополь — Варна, в декабре обстрелял Батум. 24 ноября (7 декабря) турки высадили диверсионный десант близ Аккермана, который был, однако, сразу же уничтожен русскими.

Подводя итоги кампании 1914 г. на Черном море, следует отметить, что ни та, ни другая сторона не добилась главной цели — изменить соотношение сил на театре в свою пользу. Потери, понесенные флотами, коснулись лишь второстепенных кораблей (старые канлодки, вспомогательные заградители).

Главным содержанием боевой деятельности русского флота в кампании 1914 г. были оборона своего побережья и действия на морских сообщениях противника. Однако из-за неимения баз в юго-западной части моря русским кораблям пришлось действовать в составе эскадры, которая не могла беспрерывно находиться в крейсерстве. Пробыв несколько дней в море, она возвращалась в Севастополь для принятия топлива и запасов. Этим пользовался противник и усиливал перевозки. На эффективности действий эскадры сказывалось также отсутствие систематической оперативной разведки на театре, для ведения которой у флота не было необходимых сил.

Большие надежды в борьбе на сообщениях противника русское командование возлагало на минные заграждения у турецких берегов. Но эти надежды полностью не оправдались. Во-первых, из-за неоправданно большого расхода мин в оборонительных целях для активных заграждений их оказалось недостаточно. Во-вторых, выставленные заграждения не было возможности охранять и поэтому противник мог их свободно тралить. Тем не менее действия русского флота на морских сообщениях вызвали у противника серьезную тревогу. Германо-турецкое командование вынуждено было почти полностью отказаться от активных действий и перенацелить свои силы на охрану судоходства. Сказались также и непосредственные потери противника от действий русских морских сил на сообщениях. Турки лишились 1 минного заградителя, 1 канонерской лодки, 11 транспортов и 120 моторных и парусных шхун; лучший корабль германо-турецкого флота, линейный крейсер «Гебен», получил повреждение и надолго вышел из строя{479}. [437]

* * *

Пять военных месяцев кампании 1914 г. были поучительны в политическом и военном отношении. Кампания 1914 г. показала непрочность политических и военных союзов капиталистических государств и ненадежность союзников, примыкавших к тем или иным группировкам лишь под влиянием временных причин, в поисках собственных выгод. Так, разрабатывая планы войны, германский генеральный штаб рассчитывал на поддержку итальянской армии. Однако Италия не выступила на стороне Германии, и германскому командованию пришлось направить дополнительные войска в Эльзас, где должны были занимать фронт итальянские дивизии. Союз Германии и Австро-Венгрии также показал непрочность коалиций капиталистических государств. В этот союз сильная Германия вовлекла слабую Австро-Венгрию для осуществления с ее помощью своих империалистических замыслов. В ходе же кампании 1914 г. Австро-Венгрия оказалась не способной подать помощь, которую рассчитывала получить от нее Германия. Она не сковала русские армии, но сама потерпела крупное поражение в Галиции. Германия, в ущерб достижению целей войны на западе, вынуждена была своими войсками оказывать помощь Австро-Венгрии, очутившейся на грани полной катастрофы.

Внутри Антанты между союзниками также не наблюдалось равноправия. Здесь проявилось стремление партнеров переложить основную тяжесть в войне на своих союзников. Например, Россия как наиболее экономически слабый член коалиции имела основание рассчитывать на помощь своих союзников — Англии и Франции. Но на деле случилось как раз наоборот. Партнеры России с первых же дней войны настойчиво требовали от русской армии активных наступательных действий, оказывая сильный нажим на царское правительство по дипломатическим и военным каналам{480}. Вследствие этого русской армии пришлось начать широкие наступательные действия еще до полного сосредоточения войск, без обозов и запасов. Оставляли желать лучшего и взаимоотношения между Англией и Францией. В трудный период отступления к Марне армии союзников не могли наладить взаимодействия из-за стремления их командующих к независимости.

Чтобы укрепить свой военный союз, державы Антанты подписали 4 сентября в Лондоне декларацию о том, что Англия, Франция и Россия «взаимно обязуются не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны». Когда же наступит время для переговоров, «ни один из союзников не будет ставить мирных условий без предварительного соглашения с каждым из других союзников»{481}. [438]

В ходе кампании стала очевидной подлинная сущность буржуазной политики нейтралитета. Это особенно проявилось в поведении султанской Турции. Ее действия показывают, что флагом нейтралитета буржуазные государства прикрываются как ширмой, за которой можно незаметно и удобно готовить коварный удар своим противникам, тем более если за это хорошо заплатят.

Правящая верхушка ряда малых государств хищно наблюдала за дракой великих держав, выжидая, чтобы принять участие в войне на стороне сильнейшего и урвать в свою пользу кусок при дележе добычи после победы. Правительство Италии с первых же дней войны решило примкнуть к Антанте и лишь торговалось, чтобы побольше получить за это. Германии удалось за золото перетянуть на свою сторону Турцию. Правители Румынии и Греции склонялись на сторону Антанты, но пока колебались, поскольку борьба на фронтах еще не показала решительного преимущества кого-либо из противников. Прогерманское руководство Болгарии готово было выступить против Антанты, но симпатии широких народных масс к России удерживали пока болгарское правительство от такого шага.

Война показала, что буржуазия использует военное положение для наступления на демократические завоевания трудящихся, для усиления реакции, для подавления революционных выступлений. Были ограничены в своих действиях профсоюзы. Печать подвергалась военной цензуре. Были фактически упразднены демократические свободы в Англии.

В Австро-Венгрии с первых дней войны установился режим военной диктатуры и террора, который направлялся на подавление антивоенных настроений в стране и особенно был заострен против славянских народов Австро-Венгрии. Наиболее сильный разгул реакции проявился в России.

Начавшаяся война и ее ход до конца 1914 г. показали рабочему классу предательство вождей социалистических партий II Интернационала, которые вопреки интересам трудящихся с лакейской угодливостью поддержали свои правительства в начавшейся войне и в ходе кампании 1914 г. усердно одурманивали массы шовинистическим угаром и призывали их к участию в войне в угоду буржуазии.

Однако и в таких тяжелых условиях полицейского засилья и реакции в ряде стран велась борьба против империалистической войны. В Германии против войны выступала небольшая группа социалистических деятелей, оставшихся верными пролетарскому делу. Глухое антивоенное брожение наблюдалось среди рабочих Австро-Венгрии. Против войны выступали прогрессивные элементы и в других странах.

Наиболее активную борьбу против империалистической, антинародной войны вели во главе с В. И. Лениным большевики России. Уже в начале сентября 1914 г. В. И. Ленин выступил [439] со своими «Тезисами о войне»{482}. А в октябре был опубликован манифест Центрального Комитета партии большевиков под названием «Война и российская социал-демократия»{483}. В этих документах была дана характеристика империалистической войне и выражено отношение к ней большевиков. Верная интересам рабочего класса и идеям социализма, партия большевиков призывала не только к борьбе против войны, к немедленному прекращению ее, но и к использованию трудностей, созданных войной, для свержения царизма. В то время как меньшевики и другие социал-шовинисты призывали к гражданскому миру, классовому сотрудничеству, большевики требовали превращения империалистической войны в войну гражданскую и поражения в войне правительств всех воевавших государств. Большевикам пришлось работать в особенно тяжелых условиях. Царские власти обрушились на партию большевиков с неслыханными репрессиями. Партийные организации подверглись разгрому, партийные комитеты были арестованы. Были закрыты все печатные издания большевиков. Профсоюзы большей частью были разогнаны. Были закрыты даже безобидные культурно-просветительные общества рабочих. Однако большевики упорно продолжали бороться против войны. Уже в первую неделю войны во многих крупных городах России были выпущены антивоенные листовки{484}. В различных районах страны устраивались многочисленные рабочие собрания, на которых принимались резолюции против войны.

Огромную работу вели большевики среди солдат и матросов в армии и на флоте. В армию было мобилизовано много промышленных рабочих, а состав флота комплектовался главным образом из квалифицированных рабочих. Среди мобилизованных в армию и на флот пролетариев были десятки тысяч активных участников революционной борьбы. Этот слой и являлся главной опорой партии в армии. Большевики рассказывали солдатам правду о войне, призывали к братанию на фронте. Большевистская агитация оказывала свое действие. Отдельные случаи братания на русско-германском фронте отмечались уже в конце 1914 г.{485}

Таким образом, кампания 1914 г. вскрыла многие язвы капиталистического общественного и экономического строя, свидетельствующие об углублении процесса загнивания капитализма и постепенном созревании элементов пролетарской революции. Большевики это прекрасно понимали и неутомимо звали рабочий класс России в «последний и решительный бой» с капиталом и царским самодержавием. [440]

Ход военных действий в кампании 1914 г. показал крушение стратегических расчетов противников. Начавшаяся война развивалась совсем не так, как это представляли себе правительства и военное руководство воюющих государств. Прежде всего рухнули их надежды на скоротечность войны. Хотя первые же крупные сражения в ходе кампании 1914 г. осуществлялись в многообещающих, высоких по тому времени темпах, они не привели к победе ни одной из сторон. Противникам не удалось ни на одном из театров создать достаточного превосходства сил. Не имея стратегических резервов, противники не в состоянии были продолжать решительное наступление. Их войска, введенные все сразу в бой, истощались в борьбе, и наступление останавливалось. Не были осуществлены стратегические цели ни одной из воюющих держав. Коалиция Центральных государств вместо быстрого окончания войны и захвата чужих территорий понесла тяжелое поражение в сражениях на Марне, в Галиции, в Сербии, на Кавказе (в районе Сарыкамыша). Государствам Антанты не удалось овладеть Берлином и Веной, как предусматривалось планом войны. Они сами понесли большие территориальные потери (Бельгия, Северная Франция, часть Польши). Вместо завершения войны в 6 — 8 недель, как рассчитывало германское командование, военные действия растянулись на пять месяцев, до конца года, и окончания их не было видно. Это вынуждены были признать обе стороны. Фалькенгайн, например, заявлял, что «события на Марне и в Галиции отодвинули ее исход (войны. — Авт.) на совершенно неопределенное время»{486}. Разочарование и растерянность охватили и лагерь Антанты, на что указывает в своих воспоминаниях Ллойд Джордж. «Великие бои 1914 г., — пишет Ллойд Джордж, — рассеяли все мечты, разбили все надежды военщины обеих воюющих сторон. В результате военные руководители утратили всякое представление о путях к достижению конечной победы... Никто не имел ясного представления о том, что нужно предпринять сейчас»{487}.

Противники к концу этого периода на всех фронтах засели друг против друга в траншеи, опутались колючей проволокой, неспособные к движению вперед. Германия вынуждена была от наступления перейти к обороне. Это было важнейшим результатом кампании 1914 г. и таило в себе залог будущего поражения Германии. Кампания 1914 г. явилась первым этапом поражения германской коалиции в мировой войне 1914-1918 гг.{488}

Значительную роль в срыве германского плана войны сыграла русская армия. Неся большие потери в сражениях с технически лучше вооруженным противником, русская армия мужественно [441] и стойко выполняла свой союзнический долг. Если бы русская армия своими самоотверженными действиями не поддержала тогда Францию, то вряд ли Франция смогла бы сдержать натиск германских войск. Англия же в это тяжелое время не оказала французам существенной помощи на суше. О значении русского фронта в этот период войны красноречиво говорят следующие цифры: если в августе на русском фронте находилось всего 17 германских пехотных дивизий и 35,5 австрийских, то к концу года стало уже 36 германских и 41 австрийская{489}. Соответственно уменьшалось число германских дивизий на Западном фронте.

Просчет военных планов сторон заключался еще и в том, что они не предусматривали организации военного производства, которое питало бы войну, особенно боеприпасами, расход которых неизмеримо возрос вследствие применения скорострельного оружия, главным образом артиллерии. В первые месяцы войны стал ощущаться недостаток боеприпасов, так как промышленность не успевала удовлетворять возросшие потребности фронта. Снарядов и патронов, заготовленных в мирное время, оказалось недостаточно. Пришлось срочно расширять военное производство, дополнительно строить военные заводы, перестраивать промышленность на выпуск военной продукции, привлекать для военного производства частные предприятия. Таким образом, первые же месяцы войны показали, что роль экономики в войне значительно возросла.

В области стратегии выявилась трудность ведения коалиционной войны в рассматриваемый период, когда каждый из участников преследовал свои цели нередко даже за счет своих союзников. Было затруднено также ведение боевых действий армиями разных государств на одном общем фронте. Так как отсутствовало единое командование союзников, командующие армиями отдельных государств должны были иметь своих представителей при других армиях для согласования отдельных вопросов боевой деятельности. Иногда для этой цели прибегали даже к помощи правительств.

Все же в целом кампания 1914 г. закончилась в пользу Антанты. Особенно больших результатов к концу года добились русские войска. Они стояли на пороге Австро-Венгрии, угрожая ей вторжением, приблизились к границам Германии западнее Вислы и угрожали вторжением в важные в экономическом отношении области Силезию и Познань. Это, в частности, служило одной из причин переноса удара Германии на восток в 1915 г. Германские войска хотя и находились на территории своих противников, но сама Германия оказалась зажатой в тиски двух фронтов и морской блокады.

В области ведения операций очень часто наблюдалась несогласованность в действиях даже между частными армиями одного и [442] того же государства, при проведении ими совместных операций. Фронтовая операция (операция группы армий), проводимая по единому замыслу, только оформлялась. Отдельные частные армии, даже соседние, действовали зачастую самостоятельно, не согласовывая своих действий друг с другом. Это объяснялось слабостью верховного главного командования, отсутствием твердости в управлении армиями, что особенно сильно проявилось в германской армии на Марне и в русской в Восточно-Прусской операции. Применявшийся во всех армиях на Западном фронте принцип управления — ставка — армия — оказался непригодным в условиях массовых армий. Потребовалось создать фронтовую организацию (группа армий) как промежуточную оперативную инстанцию управления между главным командованием и командующими армиями. Так, во Франции уже в начале октября Фош назначается для согласования и объединения действий всех войск севернее Уазы; в Германии в конце декабря 1914 г. отдельные армии объединяются в группы. В России фронтовые управления предусматривались еще задолго до войны.

Кампания 1914 г. резко подчеркнула огромное значение проблемы руководства массовыми армиями. С первых же дней сражений возник кризис командования во французской и русской армиях. Этот кризис особенно сильно давал себя чувствовать на высших ступенях командования. Жоффр в течение первого месяца войны отстранил от должности по служебному несоответствию 2 командующих армиями, 7 командиров корпусов, 24 командира дивизий, всего 33 старших генералов — около 30% высшего командного персонала. В русской армии отчисления не производились с такой же последовательностью и решительностью{490}.

В ходе кампании 1914 г. потерпели крах наступательные доктрины, господствовавшие в предвоенный, период. Все государства планировали войну как безостановочное, непрерывное и победоносное наступление вплоть до полного разгрома противника и завершения войны. Ни одна из армий воюющих государств, а особенно германская, не готова была к тем разочарованиям, которые в ходе кампании принесли им отступления и вынужденные переходы к обороне. На самом же деле в ходе кампании наблюдались попеременные периоды наступательных и оборонительных действий с обеих сторон.

Бои 1914 г. показали, что тактические приемы, которым армии обучались еще в мирное время, оказались непригодными в новых условиях войны. Пехота уже не могла наступать плотными цепями. Она не умела дожидаться результатов артиллерийского огня, подготавливающего атаку. Пулеметы противника, не подавленные артиллерийским огнем, наносили пехоте огромные потери и задерживали наступление. Стремясь укрыться от огня, пехота прибегала к самоокапыванию. [443]

Действия на морях в 1914 г, показали, что значение военно-морских сил для решения задач войны сильно изменилось. Изменилась роль отдельных классов кораблей, изменились и способы действий военно-морских сил. Увеличилась роль легких сил — крейсеров, миноносцев, подводных лодок. Особенно сильное влияние на действия флота оказывало применение подводных лодок. Одним из основных средств борьбы стали мины заграждения. Боязнь потерять крупные корабли на минных заграждениях и от торпедных ударов подводных лодок привела к сокращению использования линейных сил. Наиболее характерным в действиях военно-морских сил на большинстве театров являлось отсутствие широкого взаимодействия флота с армией.