Глава третья.

Планы войны и стратегическое развертывание

1. Планы войны

Планы войны представляли собой совокупность решений и мероприятий по проведению мобилизации и ее прикрытию, осуществлению перевозок войск в установленные районы сосредоточения. Они содержали основную стратегическую идею использования вооруженных сил (направление главного удара и соответствующие ему развертывание и группировка). Заранее намечались общие оперативные задачи войсковым объединениям — направление и цель действий. К содержанию планов войны относились также и такие мероприятия, как заблаговременная подготовка театров войны в инженерном и хозяйственном отношениях — строительство укреплений, шоссейных и железных дорог, оборудование конечных станций для выгрузки воинских эшелонов, размещение воинских частей и различных запасов в мирное время для удобства и быстроты мобилизации.

Поскольку во всех странах господствовала идея скоротечной войны, то генеральные штабы всех стран рассчитывали, что запасов вооружения, боеприпасов и различного военного снаряжения, накопленных в мирное время, хватит на всю войну, а боевые потери надеялись восполнять путем текущего производства оружия на специализированных военных предприятиях. Вследствие этого ни в одном из государств, готовящихся к войне, не собирались переводить промышленность на военное производство, к мобилизации промышленности для нужд войны серьезно не готовились{1}. Так, например, в германском генеральном штабе мобилизация промышленности «не была признана бесспорно необходимою»{2}. [186] Правда, в Германии перед войной были проведены некоторые мероприятия по сырьевому обеспечению страны и в известной мере имела место подготовка гражданской промышленности к переходу на военное производство{3}. Не было также планов пополнения армий в случае длительной войны людским составом и планов обучения военному делу новых контингентов.

Планы войны Тройственного союза

При разработке плана войны германский генеральный штаб исходил из необходимости избежать одновременного ведения ее на двух фронтах — против России и против Франции. При этом основным вопросом стратегии кайзеровский генеральный штаб считал правильный выбор направления первого и решающего удара — по Франции или по России. Вести наступление одновременно на двух фронтах Германия не могла, поскольку эти противники вместе превосходили по силе Германию{4}. В период с 1871 по 1879 г., когда военная гегемония Германии в Европе была бесспорна, Мольтке считал возможным наступать одновременно против обоих вероятных противников{5}. Позже, когда Франции удалось быстро восстановить свои силы, а русско-турецкая война 1877 — 1878 гг. показала медлительность русской мобилизации, возникла новая идея плана войны — громить противников по очереди; первоначально нанести удар по Франции, чтобы быстро покончить с нею, пока Россия будет проводить мобилизацию, и только после этого при помощи Австро-Венгрии ударить по России и разгромить ее.

Дальнейшее усиление французской военной мощи и особенно возведение Францией сильных крепостей на ее восточной границе вызвало у творцов германского плана войны сомнение в возможности добиться быстрой победы над французской армией, численно почти сравнявшейся с германской. Германские стратеги теперь склоняются к мысли о перенесении направления главного удара на восток — против России. Для временной обороны против Франции на участке границы в 270 км между Бельгией и Швейцарией выделялась лишь половина сил, опиравшихся на крепости Мец и Страсбург. Этот план стал тем более заманчивым после заключения в 1879 г. союза с Австро-Венгрией, когда можно было рассчитывать на действенную помощь со стороны австро-венгерской армии{6}. [187]

С течением времени условия мобилизации и развертывания французской армии настолько улучшились, что она уже упреждала в этом германскую армию. Из двух вероятных противников Франция стала уже более опасным. Ее войска можно было ожидать на германской границе гораздо раньше, чем русские, на завершение мобилизации и сосредоточение которых, по расчетам германского генерального штаба, требовалось не менее 40 дней. За это время немцы рассчитывали закончить войну во Франции, а затем бросить все силы против России. Поэтому в августе 1892 г. новый начальник германского генерального штаба — генерал фон Шлиффен, назначенный на этот пост в 1891 г., пришел к выводу, что в войне на два фронта добиваться быстрой победы следует первоначально над Францией, и решил развертывать в будущем главные силы против Франции, ограничившись на востоке небольшим заслоном против России{7}. Это стратегическое решение было положено в основу нового плана войны, по которому Германия и развернула свои силы в 1914 г. Продолжавшееся укрепление французской границы от Вердена до Бельфора привело германское командование к мысли о необходимости обхода линии французских укреплений правым крылом севернее Вердена. План 1898 г. уже предусматривал направление обхода через Люксембург и Южную Бельгию{8}. Эта идея стала основой для дальнейшей разработки германского плана войны на Западном фронте. Свое окончательное оформление она нашла в меморандуме Шлиффена 1905 г. «Война против Франции»{9}. Грандиозное охватывающее движение намечалось западнее Парижа с тем, чтобы прижать французскую армию к ее восточной границе и быстро разгромить совместно с развернутыми здесь другими германскими силами. После этого следовало повернуть все силы на восток с целью разгрома России. В основу этого замысла была положена идея быстротечной войны. Всю войну на западе предполагалось закончить за 6 — 8 недель{10}.

В меморандуме Шлиффена нашла свое концентрированное выражение авантюристическая доктрина «блицкрига», в которой наиболее рельефно проявилась характерная особенность политики и стратегии германского империализма — переоценка собственных сил и недооценка потенциальных возможностей вероятных противников. Шлиффен не придавал серьезного значения английской помощи Франции, полагая, что британский кабинет ограничится посылкой на континент небольшого экспедиционного корпуса, который без особых усилий будет разгромлен превосходящими силами правофланговых германских армий. Еще более существенный просчет допускался германским генеральным штабом [188] относительно боеспособности русской армии. В немецких политических и военных кругах в 1905 г. укоренилось ошибочное мнение, что вооруженные силы России серьезно ослаблены в результате русско-японской войны и будут не в состоянии выступить в поддержку Франции, в случае если Германия начнет против нее войну. Кроме того, во время разразившегося весной 1905 г. марокканского кризиса в германском генеральном штабе считали, что наступил именно такой момент, когда можно развязать войну против Франции, избежав при этом войны с Россией. И хотя в последующие годы военно-политическое положение Германии ухудшилось, а перспектива войны одновременно на два фронта становилась все более неизбежной, Шлиффен продолжал требовать от германского генерального штаба неукоснительно придерживаться этого плана и вносить в него как можно меньше корректив. Идеи, изложенные в меморандуме «Война против Франции», стали своего рода «завещанием» Шлиффена перед его уходом в отставку с поста начальника генерального штаба и продолжали оставаться основой всех последующих планов стратегического развертывания, ибо сама концепция «молниеносной войны» наиболее полно отвечала агрессивным устремлениям германского империализма.

Вступивший после Шлиффена в должность начальника генерального штаба Мольтке-младший, оставив без изменения основную стратегическую идею Шлиффена о широком охватывающем движении правого крыла, принял начиная с 1908 г.{11} следующее распределение сил: в районе Меца и севернее от него до Крефельда на фронте в 190 километров развертывались в пяти армиях (1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я) 17 армейских и 9 резервных корпусов, 11 кавалерийских дивизий и 17 ландверных бригад. В Эльзасе и Лотарингии от Меца до швейцарской границы на фронте около 200 км развертывались в двух армиях (6-й и 7-й) 6 армейских и 2 резервных корпуса{12}, не считая гарнизонов крепостей Меца и Страсбурга, и 3 кавалерийские дивизии. На них возлагалась задача не допустить вторжения французов в Эльзас и Лотарингию и активными действиями связать как можно больше войск противника и тем самым облегчить действие сил на главном направлении. В Восточную Пруссию была назначена 8-я армия в составе 3 армейских и 1 резервного корпусов, 1 резервной дивизии (всего 9 полевых и резервных дивизий), 1 ландверная дивизия и 2 ландверные бригады, 1 кавалерийская дивизия и некоторое количество крепостных гарнизонов (в общей сложности до 2,5 дивизий). Один ландверный корпус развертывался в Силезии для связи с австро-венгерской армией (он был подчинен 8-й армии).

При оценке германского плана войны не следует забывать, что [189] Германия рассчитывала вести войну против России не одна, а совместно со своей союзницей — Австро-Венгрией. Большие надежды германский генеральный штаб возлагал также на то, что на стороне Германии выступит и Румыния, которая в 1883 г. заключила на этот счет тайную конвенцию с Австро-Венгрией. Таким образом, германский генеральный штаб имел в виду использование на Восточном театре (в Восточной Пруссии) незначительных германских сил, а также австрийских и даже румынских войск, общей сложностью 25 — 30 корпусов. Это составляло уже значительную величину, если учесть, что Германия против Франции выставляла 34 корпуса.

В указаниях для развертывания на 1914/15 мобилизационный год оперативный замысел германского генерального штаба был выражен следующим образом: «Главные силы германских войск должны наступать во Францию через Бельгию и Люксембург. [190] Их наступательный марш задуман в соответствии с имеющимися данными о французском развертывании, как захождение при удержании оси вращения Диденгофен — Мец. При развитии захождения руководящим является правый фланг германских войск. Движение армий на внутреннем фланге рассчитывается так, чтобы не было потеряно взаимодействие армий и стык с Диденгофен — Мец. Защиту левого фланга главных сил германских войск, кроме крепостей Диденгофен, Мец, должны взять на себя и части, развертывающиеся юго-восточнее Меца»{13}.

При разработке планов войны военные руководители Германии увлекались наступательными действиями на суше и недооценивали роли военно-морского флота. Стратегический план борьбы на море, составленный морским генеральным штабом, был оторван от предполагаемых действий на суше.

В своих расчетах на достижение решительной победы германский генеральный штаб переоценивал возможности германских вооруженных сил и недооценивал возможности противника. Эти расчеты исходили не из реального соотношения сил, а из националистических предубеждений в превосходстве германской нации над другими народами. Германские генералы считали, что качество германских солдат выше, чем их противников, а германская армия лучше организована и подготовлена. Такая уверенность была порождена легкими победами германского оружия в войнах второй половины XIX столетия. Так, в памятной записке в конце ноября 1911 г. начальник германского генерального штаба Мольтке расчет на успех строит на том, что германский народ «в назначенной ему войне единодушно и с воодушевлением возьмется за оружие», а «призыв к оружию всей нации, ее боеспособность, отвага, самопожертвование, дисциплинированность, искусство управления должны расцениваться выше голых цифр»{14}.

На самом же деле германская армия не имела достаточного превосходства в силах для нанесения сокрушительного удара по Франции. Состоявшая главным образом из пехоты и не отличавшаяся своей подвижностью от французской, она практически была не способна осуществить охватывающий маневр такого большого масштаба. Французские армии с успехом могли избежать охвата.

Германский генеральный штаб планировал скоротечную войну, так как для затяжной войны Германия не имела ни достаточных материальных средств, ни людских ресурсов. Находясь в сильной зависимости от ввоза сырья для промышленности и продовольствия, руководители Германии знали, что при длительной войне ввоз будет сильно затруднен или даже совсем невозможен, и поэтому опасались серьезных хозяйственных и продовольственных [191] осложнений. «Возможность продолжительной европейской войны, — указывает X. Риттер, — ... начисто отрицалась начальником генерального штаба по причинам экономического характера»{15}. При длительной войне возрастало бы также превосходство противников Германии в живой силе и вооружении, поэтому «германский генеральный штаб не готовился к длительной войне»{16}. По мнению германского генерального штаба, для Германии оставался лишь один путь к победе — разгромить противника быстрым и решительным наступлением{17}.

Эти причины и побуждали германский генеральный штаб идти на большой риск, рассчитывая на быстрое окончание войны. Во время встречи с Конрадом в Карлсбаде 12 мая 1914 г. Мольтке сказал, что надеется «справиться с Францией через шесть недель после начала операции»{18}.

Морской генеральный штаб Германии при разработке плана войны на Северном море исходил из того, что более сильный английский флот будет вести ближнюю блокаду германского побережья. Это даст возможность немецкому флоту путем «малой войны» ослабить силы своего противника, а затем уничтожить его в генеральном сражении. В основу плана войны на Северном море был положен оперативный приказ морского генерального штаба от имени кайзера (верховного главнокомандующего) командующему «Флотом открытого моря», в котором указывалось:

«1. Целью операций должно быть: ослабить английский флот наступательными операциями против сторожевых и блокирующих Германскую бухту сил, а также применяя минные заграждения и, если возможно, подводные лодки вплоть до английских берегов.

2. Когда вследствие таких операций будет достигнуто уравнение сил, по готовности и сборе всех сил должно попытаться ввести наш флот в бой при благоприятных обстоятельствах. Если благоприятный к бою случай представится раньше, то он должен быть использован.

3. Война против торговли должна вестись согласно призовому праву... Предназначенные для войны против торговли вне отечественных вод суда должны выйти как можно раньше»{19}.

В отличие от плана войны на суше, где с самого начала предполагалось вести решительное наступление против Франции, германский морской план фактически обрекал флот на пассивные действия. Немцы опасались потерь в корабельном составе. Одной из причин осторожности германского морского командования была также боязнь угрозы со стороны русского Балтийского [192] флота, который в случае серьезного ослабления немецкого флота в борьбе с английскими морскими силами мог перейти к активным наступательным действиям, в том числе и против побережья Германии. Германский план не предусматривал взаимодействия с сухопутными войсками. Флот решал задачу борьбы со своим противником независимо от действий на суше. Сухопутное немецкое командование самоуверенно считало, что германские войска быстро разобьют французскую армию и выйдут к Ла-Маншу без всякого содействия флота. «... Никакой причинной связи, — пишет германский военно-морской историк Р. Фирле, — между предположениями сухопутного и морского генерального штабов не существовало. Морской генеральный штаб всегда имел в виду вероятность враждебного выступления Англии, а сухопутный — разгром Франции коротким ударом»{20}.

План операций немцев на Балтийском море, имевших на этом театре незначительные силы, состоял в том, чтобы не допустить наступательных действий русского флота. В оперативной директиве начальника морского генерального штаба адмирала Поля говорилось, что главная задача командования на Балтийском море — насколько возможно, мешать наступательным операциям русских, охранять Кильскую бухту. Директива предписывала также приступить к постановкам минных заграждений у русского побережья как можно скорее после начала войны; подрывать всеми способами торговлю неприятеля на Балтийском море. Наконец, в директиве указывалось, что временная посылка кораблей Флота открытого моря на Балтику для нанесения удара по русскому флоту остается в зависимости от хода военных событий{21}.

Германское верховное командование первоначально считало, что исход войны на Востоке будут решать только сухопутные силы{22}.

Генеральный штаб Австро-Венгрии вероятными противниками считал Россию, Сербию, Черногорию. Италия и Румыния были под вопросом{23}. Планы действий разрабатывались и на случай войны с каждым из противников в отдельности, и на случай одновременной войны с несколькими противниками на нескольких фронтах. После заключения в 1879 г. союзного договора с Германией план войны Австро-Венгрии разрабатывался под сильным влиянием германского генерального штаба. Армиям Австро-Венгрии в планах германского генерального штаба предназначалась важная роль. Как это признают сами немцы в официальной истории первой мировой войны, австро-венгерская армия должна была сковывать крупные силы русской армии и прикрывать тыл [193] германских главных сил, пока Германия будет вести войну против Франции. Таким образом, в начале войны основная задача борьбы против России возлагалась на Австро-Венгрию. При этом германский генеральный штаб не очень беспокоился о судьбе Австро-Венгрии в ее непосильной борьбе с Россией. Это высказал Шлиффен в декабре 1912 г., незадолго до своей смерти: «Судьба Австро-Венгрии, — писал он, — будет решаться не на Буге, а на Сене»{24}.

Под нажимом Германии все мероприятия австрийского генерального штаба направлялись главным образом к подготовке на случай войны с Россией. Мольтке усиленно побуждал Конрада к решительному наступлению против России с первых же дней войны. По соглашению между Конрадом и Мольтке в 1909 г. Австро-Венгрия должна была принять на себя главный удар русских до того, как Германия одержит победу над Францией и перебросит свои силы на восток{25}. Германское командование подталкивало австрийцев к наступлению на север между Бугом и Вислой, так как этим устранялась опасность вторжения русских в богатую промышленную область Германии — Силезию. Таким образом, в целом австро-венгерский план войны служил интересам Германии.

Последний вариант плана войны, с которым без существенных изменений Австро-Венгрия вступила в войну, начали разрабатывать с 1909 г.{26} По этому плану сухопутные силы Австро-Венгрии в составе 1100 батальонов (до 1,5 миллиона человек) распределялись на три большие группы{27}. Наиболее сильная группа — «эшелон А» — предназначалась для действий против России и включала больше половины австрийской армии — 28,5 пехотной и 10 кавалерийских дивизий, 21 бригаду ландштурма и запасную, которые объединялись в четыре армии (1, 2, 3 и 4-я). В случае войны «эшелон А» перебрасывался прямым сообщением в Галицию до 19-го дня мобилизации. Его развертывание намечалось на линии рек Сана и Днестра, далее вдоль границы на северо-запад до Вислы и небольшая группа в несколько бригад у Кракова{28}.

Вторая группа носила название «Минимальная балканская группа» и предназначалась для развертывания против южных славянских государств. Она включала в свой состав 8 пехотных дивизий и 7 ландштурменных и запасных бригад. Ее сосредоточение намечалось на 12-й день мобилизации на широком фронте и характер действия предполагался оборонительный.

Третья группа войск — «эшелон Б» — включала 12 пехотных и кавалерийскую дивизии и 6 ландштурменных и запасных бригад. Назначение этой группы было двоякое. При войне только против [194] Сербии (без России) эта группа усиливалась двумя кавалерийскими дивизиями из «эшелона А» и направлялась на юго-восточные границы Австро-Венгрии одновременно с «Минимальной балканской группой». Ее сосредоточение предполагалось на 16-й день мобилизации в районах по течению рек Савы и Дуная, по обе стороны Белграда, по левому берегу реки Дрины до впадения ее в Саву, и в Боснии между Сараевом и сербской границей. При этом войскам ставилась стратегическая задача — ударом с севера и запада обойти сербскую армию и возможно скорее разгромить Сербию, чтобы развязать себе руки против могущего появиться нового противника. Если же Россия также включалась в войну, то «эшелон Б» предназначался в Галицию. Его перевозка начиналась на 18-й день мобилизации, вслед за «эшелоном А».

Таким образом, при варианте «Б» (война только на Балканах) против Сербии и Черногории предназначались 20 пехотных и 3 кавалерийские дивизии, ряд ландштурменных и запасных частей (13 бригад). При варианте «Р» (война также и против России) для южного фронта предназначалось только 8 пехотных дивизий с небольшими второочередными формированиями, а против России направлялось 40,5 пехотной и 11 кавалерийских дивизий

Предусматривался еще один вариант — когда Россия вступала в войну уже после того, как войска будут развернуты против Сербии. В этом случае потребовалось бы «эшелон Б» немедленно перебросить с Нижней Савы на Днестр. В предвидении такого случая развертывание «Минимальной балканской группы» и «эшелона Б» у сербских границ было намечено независимо друг от друга с тем, чтобы вывод и переброска «эшелона Б» в Галицию не нарушили плана оборонительных действий балканской группы австро-венгерских войск.

Как видно из рассмотренного австрийского плана войны, Австро-Венгрия дробила свои силы и таким образом ставила их под угрозу поражения по частям. Слабое экономическое положение государства, недостаток финансовых средств делали перспективу войны еще более безотрадной.

Стратегический замысел действий против России заключался в том, чтобы частью сил (левым крылом) наступать на север, а затем повернуть на восток и совместно с правым крылом австро-венгерской группировки разбить сосредоточенные у Проскурова русские силы, отбросить главные силы русских к Черному морю или к Киеву, прервав их сообщения с севером через Полесье. При этом рассчитывали на наступление немцев из Восточной Пруссии, обещанное Мольтке в письме к Конраду от 19 мая 1909 г.

Относительно слабый австро-венгерский флот не мог рассчитывать на ведение активных действий. На него была возложена ограниченная задача — опираясь на базы Пола и Каттаро (Котор), а также на необорудованную гавань Себенико, прикрывать побережье и тем самым фланги сухопутных войск и защищать [195] свои сообщения в Адриатическом море{29}. Два немецких крейсера («Гебен» и «Бреслау»), еще до войны посланные в Средиземное море, должны были оказать помощь австро-венгерскому флоту. Но главной задачей их германское командование считало действия на морских сообщениях Англии и Франции{30}.

Планы войны стран Антанты

Россия, как и другие крупные европейские государства, начала разрабатывать план войны с конца прошлого столетия. В результате объединения Германии под главенством Пруссии после франко-прусской войны 1870-1871 гг. на западных границах России появился сильный противник. Вследствие этого мероприятия по обороне западных границ приобретали для русского правительства важное значение. Уже в 1873 г. военный министр генерал Милютин разработал проект действий России на европейском театре против возможной коалиции{31}.

Начало планомерной подготовки России к войне было положено начальником главного штаба генералом Обручевым, представившим в 1880 г. соображения о планах ведения войны с Германией и Австро-Венгрией{32}. Необходимость разработки таких соображений была вызвана тем, что вероятные противники России — Германия и Австрия, заключив между собой в 1879 г. союз, значительно повысили боевую подготовку своих армий, а также сократили время развертывания благодаря дальнейшему развитию железнодорожной сети. В дальнейшем в связи с увеличением численности русской армии и происходившими изменениями в дислокации войск, а также ввиду развития, хотя и незначительного, железнодорожной сети планы войны пересматривались в 1883, 1887 и 1890 гг.

Мобилизационное расписание 1890 г., явившееся 14-м по счету, уже предусматривало два варианта действий. Один вариант на тот случай, если Германия свой главный удар направит против России, а второй — если главный удар Германия нанесет по Франции (в этом случае Россия планировала свои действия главным образом против Австро-Венгрии).

Новый план войны в России был разработан в 1900 г. Он интересен тем, что в нем впервые предполагалось создание промежуточной инстанции управления войсками на театре военных [196] действий — командований фронтами{33}. Все армии на западной границе России в случае войны объединялись в две группы — Северный фронт (против Германии) и Южный фронт (против Австро-Венгрии).

В конце 1913 г. было приступлено к составлению 20-го мобилизационного расписания. Это мобилизационное расписание к началу войны еще не было окончательно разработано и весьма мало отразилось на мобилизации русской армии в 1914 г. В действительности русские армии развертывались по мобилизационному расписанию № 19 от 1910 г., исправленному к маю 1912 г.{34}

Русский план развертывания разрабатывался в двух вариантах. Если бы Германия направила свои главные силы совместно с Австро-Венгрией против России, то русская армия должна была развертываться по варианту «Г», по которому большая часть русских сил направлялась против Германии. На случай, если бы Германия направила свои главные силы против Франции, имелся вариант «А», по которому русский Генеральный штаб планировал главный удар направить против Австро-Венгрии, сосредоточив основную массу войск к югу от Полесья. На этом направлении конечной целью являлось овладение Веной и Будапештом. Но при этом считалось необходимым первоначально уничтожить австрийские силы, развернутые в Галиции. Для этого войска с фронта Ивангород, Ковель направлялись на Краков, в обход Карпат с запада. Этими действиями отрезались удобные пути отхода австрийских войск.

Одновременно русская армия должна была начать наступление и против Германии сразу после 15-го дня мобилизации, сосредоточив 800 тыс. человек{35}, чтобы привлечь на себя германские силы с Западного фронта. Таким образом, в предстоящей войне действия русской армии намечались в двух направлениях — против Австро-Венгрии и против Германии одновременно.

В 1914 г. для развертывания русских армий был принят вариант «А». По этому варианту против Германии на рубеже Шавли, Ковно, реки Неман, Нарев и Западный Буг развертывался Северо-Западный фронт в составе 1-й и 2-й армий (19 пехотных полевых, 11 второочередных пехотных и 9,5 кавалерийской дивизии). Против Австро-Венгрии на линии Ивангород, Люблин, Холм, Дубно, Проскуров развертывался Юго-Западный фронт в составе 3-, 4-, 5-й и 8-й армий (33,5 пехотных полевых, 13 пехотных второочередных и 18,5 кавалерийской дивизий). Русские армии имели общую задачу перейти в [197] наступление с целью перенесения войны в пределы Германии и Австро-Венгрии.

Помимо развертывания сил на указанных двух фронтах предусматривалось формирование еще двух армий: 6-й армии для обеспечения столицы русского государства Петербурга и наблюдения за Балтийским морем и побережьем и 7-й армии — для прикрытия со стороны Румынии, наблюдения за побережьем Черного моря и содействия флоту при обороне этого побережья.

Поскольку отношения России и Турции также были напряженными и было известно о германской ориентации Турции и большой зависимости от Германии, русский Генеральный штаб разрабатывал также план на случай войны с Турцией. Для действий против Турции предназначались войска Кавказского военного округа, которые в военное время сводились в три корпуса. По мобилизационному расписанию № 19 войска Кавказского военного округа состояли из 143 батальонов (почти 9 пехотных дивизий), 211 эскадронов и 600 орудий.{36}. Планом предусматривалось три варианта: 1) война России только с Турцией, 2) Турция с самого начала войны выступает совместно с враждебной России коалицией, 3) в начале войны Турция остается нейтральной, а затем нападает на Россию в Закавказье. В последнем случае предусматривалась до выступления Турции переброска с Кавказа двух корпусов на европейский театр, а на Кавказ перебрасывался из Туркестана 2-й Туркестанский корпус. Кавказской армии ставилась задача прикрывать, насколько возможно, свою границу, а в случае невозможности удержаться при значительном превосходстве турок — постепенно отходить на линию Главного Кавказского хребта и удерживать на крайнем левом фланге Баку, а в центре — Военно-Грузинскую дорогу, как главный путь для связи центра России с Закавказьем{37}.

Планы действий русских военно-морских сил разрабатывались для каждого флота отдельно. Для Балтийского моря было разработано несколько планов войны (1907 — 1909 гг., 1910-1912 гг.). Они неоднократно пересматривались и уточнялись в зависимости от изменений в расстановке сил на Европейском континенте, военно-политических целей России в войне и ее общих стратегических планов, а также от пополнения Балтийского флота новыми кораблями. Все разработанные до войны планы носили в целом оборонительный характер. Исполнявший обязанности командующего флотом вице-адмирал Н. О. Эссен еще в 1908 г. предложил свой вариант начальных действий на море, который предусматривал в качестве первой операции не пассивное ожидание неприятельского флота на гогландской минно-артиллерийской позиции [198] в Финском заливе, как это намечалось планом 1907 — 1909 гг., а постановку активных минных заграждений у немецких баз и портов с тем, чтобы упредить противника и сорвать выход его флота в море с началом военных действий. Но Морской генеральный штаб отверг план Эссена, ссылаясь на нереальность успеха такой смелой операции, а главное, на политические мотивы — нежелание правительства брать на себя «инициативу войны»{38.}

Развертывание сил Балтийского флота и его первоначальные действия были осуществлены по плану 1912 г. В основу этого плана было положено оперативно-стратегическое взаимодействие флота с сухопутными войсками для обороны побережья Финского залива и столицы — Петербурга. Этим русский план выгодно отличался от планов иностранных флотов, в которых либо совсем не предусматривалось такое взаимодействие (например, германский план для Северного моря), либо оно не нашло своего четкого выражения (английский и французский планы). Главная задача флота, согласно плану, состояла в том, чтобы, опираясь на заранее подготовленную минно-артиллерийскую позицию на рубеже о-ва Нарген, Порккала-Удд, получившую позднее название «Центральной», оказать решительное сопротивление немецкому флоту, если последний предпримет попытку прорваться в восточную часть Финского залива.

Для оборудования Центральной позиции намечалось заранее установить большое число береговых батарей калибром до 356 мм, а с началом войны выставить обширное минное заграждение между островами Нарген и Макилото. Было принято решение создать также Фланговую позицию в шхерном районе Порккала-Удд, Ганге, которая примыкала бы с севера к Центральной позиции. Эти две позиции вместе должны были полностью перекрыть Финский залив и образовать мощный укрепленный плацдарм{39}.

С созданием Центральной и Фланговой позиций оперативное развертывание флота выдвигалось далеко на запад, в устье Финского залива и создавало более благоприятные условия для действия сил флота в открытом море.

Идея позиционного боя родилась в русском флоте еще до войны с Японией, но полное обоснование ее было впервые дано в плане 1912 г., что явилось значительным вкладом в развитие военно-морского искусства. В бою на минно-артиллерийской позиции предполагалось использовать все классы кораблей (линкоры, крейсера, эскадренные миноносцы, подводные и канонерские лодки), а также береговую артиллерию и позиционные средства. Все соединения флота получили конкретные боевые задачи. Такое [199] «комплексное» использование сил флота в бою могло дать наибольшие результаты. Считалось, что позиционный бой должен включать ряд последовательных ударов (по времени и пространству) разнородных сил флота. При этом силы, наносящие предварительные удары, должны были своевременно сосредоточиться в указанном месте и принять участие в нанесении главного удара{40}.

Однако русский план действий Балтийского флота имел и недостатки. Основным из них было то, что в нем намечались только первоначальные операции флота и не определялись последующие действия, которые, следовательно, ставились в зависимость от намерений противника. Русское командование переоценивало силы и возможности противника. Об этом говорит его решение оставить с началом войны Либаву, без всяких попыток обороны силами флота этой важной военно-морской базы на Балтийском море. Не предусматривалось также выделение корабельных сил для обороны Рижского залива. Операционная зона флота ограничивалась по существу Финским заливом. Только в сентябре 1914 г., т. е. уже в ходе военных действий, было решено расширить операционную зону до меридиана мыс Дагерорт (западная часть о-ва Даго), укрепиться в Моонзундском и Або-Аландском архипелагах и тем самым дать возможность флоту вести боевые действия за пределами Финского залива.

Утвержденного плана боевых действий Черноморского флота не существовало. Старые планы, составленные в 1908, 1909 и 1912 гг., оказались неприемлемыми в связи с приходом в Турцию германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау», изменивших соотношение сил на черноморском театре не в пользу русского флота. Царское правительство длительное время тешило себя надеждой, что ему удастся дипломатическими средствами удержать Турцию от вступления в войну на стороне австро-германского блока.

Позиция царского правительства в отношении Турции сдерживала своевременную разработку и утверждение нового плана войны на Черном море. Чтобы поправить положение, командование флота в августе — сентябре разработало ряд оперативных документов. Были предусмотрены два варианта боевых действий. По первому из них, когда инициатива начала военных действий будет исходить от противника, Черноморский флот частью своих сил должен был приступить к дальней блокаде Босфора. Основные же силы флота должны сосредоточиваться в Севастополе. С получением сообщения о появлении неприятельского флота в Черном море они выходят ему навстречу и вступают в бой. Предполагалось также установить наблюдение за устьем Дуная и румынским флотом. [200]

Второй вариант, когда военные действия начинает русский флот, отличался от первого тем, что еще до установления дальней блокады Босфора предполагалось заминировать его устье. В целях ослабления флота противника, если бы не удалось навязать ему бой главными силами, намечались торпедные атаки по неприятельским кораблям при заходе их в порты анатолийского побережья. Таким образом, при обоих вариантах военных действий на флот возлагалась задача уничтожения или в крайнем случае серьезного ослабления флота противника в бою. Для содействия войскам Кавказского фронта предполагалось сформирование Батумского отряда кораблей (канонерские лодки, эсминцы). В случае решительной победы на сухопутных фронтах предусматривалась высадка десанта у Босфора для захвата Константинополя и проливов{41}.

Французский генеральный штаб приступил к разработке плана сосредоточения армии на случай войны с Германией уже в 1872 г. Не имея средств для создания крупных вооруженных сил, достаточных для успешной борьбы с сильной германской армией, французское правительство решило обеспечить свою безопасность возведением вдоль границ мощных укреплений, и прежде всего вдоль северо-восточной границы страны. Первые работы по укреплению границы начались уже в 1874 г. Эта система укреплений на франко-германской границе в дальнейшем оказывала существенное влияние на разработку не только французских, но и германских планов войны. Была разработана также программа мероприятий по развитию железнодорожной сети, чтобы сделать ее более приспособленной для использования в военное время{42}.

За последующие 40 лет, вплоть до самой войны 1914 г., во Франции было разработано 17 вариантов планов войны и ряд поправок к ним. Уже в 4-м и 5-м планах, которые рассматривались Высшим советом в мае 1878 г., предусматривались два варианта сосредоточения, учитывающие возможность нарушения нейтралитета Бельгии и Люксембурга{43}.

В 1893 г. был заключен франко-русский союз, который коренным образом изменял международное положение Франции как европейской державы, так как Россия представляла реальную силу, которая способна была стать решающим фактором в обеспечении победы над Германией в предстоящей войне. Точка зрения французского генерального штаба на роль России в будущей войне была сформулирована на совещании начальников русского и французского генеральных штабов в феврале 1901 г. в Петербурге. Россия должна была «отвлечь с французского фронта часть [201] германской армии, достаточную для того, чтобы предоставить французской армии наиболее шансов успеха в решительном бою начала кампании, которого можно ожидать начиная с 14-го дня»{44}. Это существенно влияло на разработку французских планов. Дальнейшее изменение международной обстановки, наращивание военной мощи Германии и усиление самой Франции требовали последующих изменений плана, и в 1913 г. начальник французского генерального штаба Жоффр представил один за другим два новых его варианта. Началась разработка 17-го плана, исходя из оценки международной обстановки и возможной враждебной группировки держав{45}. 17-й план был введен в действие 15 апреля 1914 г.{46}

По этому плану с некоторыми изменениями и развертывалась французская армия в первую мировую войну.

Для действий против Германии на фронте от Бельфора до Ирсона (Гирсона) намечалось развернуть пять армий (всего 79 полевых и резервных и 10 кавалерийских дивизий). На южном крыле между Тулем и Бельфором сосредоточивались две армии (десять армейских корпусов и четыре кавалерийские дивизии): 1-я в районе Эпиналь и 2-я в районе Туля. Эти армии должны были наступать на восток южнее Туля между лесистыми массивами Вогезов и р. Мозель. Северное крыло составляли 5-я армия и один кавалерийский корпус (всего пять армейских корпусов и четыре кавалерийские дивизии). Эти силы развертывались на фронте Монмеди, Мезьер и имели задачу наступать на Бельгийский Люксембург, если германцы будут наступать через Бельгию{47}. Если же Германия не нарушит нейтралитета Бельгии, то 5-я армия должна была наступать на Диденгофен (Тионвиль) и Люксембург{48}. Для связи северной и южной группировок в районе Вердена развертывалась 3-я армия (три армейских корпуса и одна кавалерийская дивизия). Особенностью французского плана являлось то, что одна армия (4-я, в составе трех армейских корпусов и одной кавалерийской дивизии) располагалась несколько в глубине, в районе Сен-Дизье, Бар-ле-Дюк, как бы во второй линии, и составляла своего рода резерв.

Она имела задачу действовать севернее или южнее 3-й армии, в зависимости от обстановки. В распоряжении главнокомандующего имелись еще две группы резервных дивизий (по три дивизии в каждой группе), располагавшиеся уступом за флангами общего фронта в окрестностях Везуля и в районе Ирсона. [202]

Французский план № 17 предусматривал с самого начала войны наступательный образ действий. Главнокомандующий французскими армиями (в мирное время начальник генерального штаба) имел намерение, «собрав все силы, двинуть их в наступление против германских армий»{49}. Стратегический замысел, изложенный в оперативной части плана, предусматривал осуществление «двух главных операций, развивающихся одна правее — в районе между лесными массивами Вогезов и. р. Мозель, ниже Туля, другая левее — к северу от линии Верден — Мец»{50}. Далее в плане указывались задачи каждой армии и направления их действий{51}.

Французский план войны, на первый взгляд проникнутый наступательным духом, таил в себе пассивно-выжидательные действия. Это видно из задач 4-й и 5-й армий, действия которых всецело зависели от поведения противника. Такое двойственное внутреннее содержание плана объясняется тем, что не был изжит страх перед германской армией, от которой французская армия потерпела жестокое поражение в войне 1870-1871 гг. Это приводило к тому, что французское командование главный удар предполагало нанести в зависимости от обстановки лишь после того, как в первых столкновениях с противником определится характер его действий. Таким образом, действия французской армии с первых же дней ставились в зависимость от характера действий противника. Французский план отличался нерешительностью и пассивностью. Он отдавал инициативу в руки германских войск.

Возможность вторжения германских войск через Бельгию явно недооценивалась. Считалось, что основной удар следует ожидать со стороны Меца. Кроме того, верили, что по политическим и моральным соображениям Германия крупные силы будет держать в Эльзасе{52}. Французское командование рассчитывало, что если такое вторжение и состоится, то оно может быть приостановлено силами бельгийской армии и ударом левого крыла французских войск в северном направлении.

Подготавливая войну против Германии, Франция возлагала большие надежды на помощь России. Союз с Россией укреплял положение Франции в военном отношении. Расчет на выигрыш войны во многом строился на активных действиях русской армии, которая предварительно должна была обескровить германскую армию на восточном театре и тем самым создать выгодные условия для дальнейших действий французских войск на западе.

Французский план войны на море предусматривал взаимодействие с английским флотом. 10 февраля 1913 г. между Англией [203] и Францией было заключено морское соглашение, по которому главная тяжесть войны на Средиземном море возлагалась на французский флот. Англия брала на себя обязательства в борьбе с германским флотом на Северном море. Поэтому почти все силы французского флота были сосредоточены в базах Средиземного моря. Такое распределение военно-морских сил на театрах для достижения оперативных и стратегических целей в войне на море было, безусловно, правильным.

Новым соглашением с Англией от 6 августа 1914 г были уточнены задачи французского флота. Последний должен был обеспечить защиту морских сообщений на всем протяжении Средиземного моря, осуществлять блокаду австрийского флота в Адриатике, вести наблюдение за Дарданеллами. Ему разрешалось пользоваться английскими базами — Гибралтаром и Ла-Валлеттой (о. Мальта). У французского флота была еще одна важная задача — обеспечение перевозок войск из Северной Африки (Алжир, Тунис, Марокко) во Францию{53}.

На французские силы в Канале (Ла-Манш) возлагалась оборона баз и портов и оказание содействия английскому флоту. Англия долгое время не имела определенного плана действий своей сухопутной армии, поскольку ее ограниченные силы не могли иметь решающего значения в большой войне на материке, хотя участие Англии в возможной войне против Германии вполне определилось уже с 1904 г., когда между Англией и Францией было заключено «сердечное согласие».

С весны 1905 г. завязались сношения по плану совместных военных действий между английским и французским генеральными штабами{54}, а с 1911 г. велись переговоры о высадке английских экспедиционных войск во Франции и сосредоточении их в районе Мобеж, Ирсон. Французский генеральный штаб на основании этого соглашения включил в план № 17 предложение о развертывании английских войск на левом фланге французских армий под названием «армейской группы W». Переговоры о совместных операциях английской и бельгийской армий начались уже в 1906 г.

По германским данным, в Англии в 1911 г. был образован специальный мобилизационный совет из представителей армии, флота и ряда министерств, который выработал единый мобилизационный план, обязательный для всех государственных и общественных учреждений, и календарный план, охватывающий все необходимые подготовительные мероприятия для перехода от состояния мира к войне{55}. План предусматривал подготовительный период к мобилизации, когда лишь возникла угроза войны, и собственно мобилизацию. [204]

Для действий на континенте предназначались английские силы — 6 пехотных, 1 кавалерийская дивизии и 1 кавалерийская бригада. Общая численность этих войск составляла 123 700 человек, а вместе с тылами и этапными частями — до 160 тыс. человек. Эти силы предполагалось полностью подготовить на 13-й день мобилизации{56}.

План оперативного использования английских войск разработан не был. Было лишь признано, что согласование военных операций английской армии с операциями французской армии будет обеспечено директивами, исходящими от французского главнокомандующего и адресованными главнокомандующему британской армией{57}. Поэтому лишь только с прибытием английских войск в район сосредоточения на левый фланг французских армий и после первых боевых неудач англичан стало постепенно налаживаться взаимодействие английской и французской армий в операциях.

Как видно, английский генеральный штаб не связывал себя конкретными обязательствами на случай войны с Германией. Правящие круги Англии исходили из того, что в предстоящей войне им не придется проявлять серьезных усилий. Ведущие английские генералы полагали, что исход войны определится в несколько месяцев{58}. Верные своей традиционной политике, они не собирались воевать собственными силами, а предпочитали, чтобы за них это делали союзники — Франция и Россия, на которых они рассчитывали переложить главную тяжесть войны.

Планы войны Англии на море Адмиралтейство разрабатывало совершенно самостоятельно и независимо от английского генерального штаба. Это приводило к противоречиям между планами, что было вскрыто в 1911 г. правительственной комиссией. Сухопутное командование планировало отправку во Францию с началом войны экспедиционного корпуса, обеспечение которого целиком и полностью возлагалось на флот, а морское — намеревалось в это время вести ближнюю блокаду Гельголандской бухты и готовить высадку десанта на побережье Шлезвиг-Гольштейна или Померании. Обеспечение перевозки войск во Францию планом Адмиралтейства не предусматривалось.

Морской план был переработан. Вместо ближней блокады было решено вести дальнюю блокаду из Скапа-Флоу и Кромарти, ограничившись только наблюдением за Гельголандской бухтой. Целью дальней блокады было обеспечение свободы своего морского судоходства, без которого Англия не могла существовать, пресечение морских сообщений Германии, чтобы подорвать экономический потенциал противника. Важными задачами флота были также оборона метрополии и колоний от вторжения неприятельских [205] сил, перевозки экспедиционных войск во Францию и их последующее питание.

В основе английского плана лежала идея господства на море. В данном случае английское морское командование решило достичь этого господства путем блокады, рассчитывая сохранить главные силы флота для решительного сражения, а если его не последует, то использовать их как крупный фактор при заключении мира или для послевоенной расстановки империалистических сил на мировой арене.

Главной задачей английских морских сил на Средиземном море была защита своих сообщений, а второстепенной — помощь своим союзникам — Франции, а позднее Италии в борьбе с австро-венгерским флотом и германскими кораблями, посланными на этот морской театр.

Бельгийское командование при составлении плана войны исходило из неизбежности нарушения нейтралитета Бельгии в случае столкновения между Германией и Францией{59}. Поэтому главные усилия бельгийских вооруженных сил направлялись на то, чтобы оказать сопротивление германским силам и удержаться до тех пор, пока не подоспеют на помощь французские или английские войска. Для этого главная группировка бельгийской армии занимала рубеж Диест, Тирлемон, Намюр, прикрывая направление на Брюссель и Антверпен. Одновременно намечалось частью сил оборонять переправы через р. Маас, опираясь на крепости Льеж, Намюр и Гюи. На случай, если бы до получения помощи союзников наступление германцев остановить не удалось, следовало отходить к Антверпену и там укрыться, угрожая тылу и флангу германской армии в надежде, что наступление крупных англо-французских сил остановит германское вторжение и освободит бельгийскую армию в Антверпене.

План операций сербской армии при войне с Австро-Венгрией, разработанный в 1908 г., предусматривал два варианта — действия один на один против австро-венгерской армии или в союзе с Россией{60}.

Сербская армия (12 пехотных, 1 кавалерийская дивизии и 2 отдельных отряда) развертывалась с целью обороны до выяснения общей политической и военной обстановки. Предполагалось, что район развертывания будет прикрывать течение рек Савы и Дуная со стороны главного удара австрийцев, ожидавшегося с севера. На этом направлении развертывалась на 100-километровом фронте 1-я сербская армия (4 пехотные и 1 кавалерийская дивизии) с задачей обороняться по реке Дунаю. В районе Белграда развертывалась 2-я армия (4 пехотные дивизии) и составляла [206] маневренную группу. Далее на юго-запад развертывалась 3-я армия (2 пехотные дивизии и 2 отдельных отряда) и также составляла маневренную группу в районе Вальево (юго-западнее Белграда 70 км). 4-я армия (2 пехотные дивизии) прикрывала с запада долину Верхней Моравы и обеспечивала связь с Черногорией.

Планы войны сторон отражали цели и стремления господствующих классов в предстоящей войне и в этом отношении полностью отвечали их империалистическим интересам. Характерно, что, несмотря на твердо сложившиеся коалиции, у них не было четкого и единого плана совместных действий. Имелись лишь соглашения о том, что в случае войны союзники выступят на помощь друг другу. У стран Антанты это выразилось в виде французско-русской военной конвенции. Союзный договор между Германией и Австро-Венгрией также предусматривал взаимную поддержку на случай войны{61}. Но вооруженные силы каждой страны действовали самостоятельно, общего командования как у Антанты, так и у Тройственного союза не было. Буржуазные военные деятели слишком преувеличивали значение военных аспектов планов.

Характерным для планов войны до 1914 г. было и то, что они не предусматривали согласованных действий сухопутных сил и военно-морских флотов. Лишь в планах России имелись некоторые предположения о взаимодействии Балтийского военно-морского флота с сухопутными войсками. Не были также четко отработаны вопросы взаимодействия вооруженных сил коалиций на разных театрах войны.

Генеральные штабы, как отмечалось, предполагали завершить войну в короткие сроки и поэтому рассчитывали, что накопленных в мирное время запасов вооружения, военного снаряжения и боеприпасов будет достаточно для питания войны и пополнения убыли и не предусматривали мобилизации промышленности страны для производства вооружения и военного снаряжения.

Д. В. Вержховский, Ф. С. Криницын

2. Июльский кризис

Сараевское убийство

К назревавшей в Европе войне готовились все главнейшие европейские государства. Но наиболее поспешно вооружалась Германия, являвшаяся самой агрессивной державой в Европе. К 1914 г. [207] она быстрее и лучше своих соперников успела подготовиться к войне. В. И. Ленин указывал, что «немецкая буржуазия, распространяя сказки об оборонительной войне с ее стороны, на деле выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для войны, используя свои последние усовершенствования в военной технике и предупреждая новые вооружения, уже намеченные и предрешенные Россией и Францией»{62}. Поэтому германским правящим кругам было исключительно выгодно начать войну именно в 1914 г., пока Франция и Россия еще продолжали вооружаться. Это убедительно доказывает содержание письма статс-секретаря германского ведомства иностранных дел Ягова своему послу в Лондоне в июле 1914 г.: «В основном, — писал он, — Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа между тем все более слабеет»{63}.

Однако, чтобы развязать войну, нужен был благовидный предлог — «casus belli». Для подыскания такого предлога германские милитаристы решили использовать сильные противоречия между Австро-Венгрией и Сербией. Австро-Венгрия стремилась к расширению своего влияния на Балканах, но у нее на пути стояла усилившаяся после балканских войн Сербия. Победа над Турцией поднимала престиж Сербии как борца за освобождение славян от иностранного господства и воодушевляла семь миллионов югославянских народов Австро-Венгрии{64}. Сербия становилась для них притягательным центром. В Сербии, как известно, было сильно развито националистическое движение за объединение всех балканских славян и образование «Великой Сербии»«. Эти идеи оказывали большое влияние на славянское население обширных территорий, насильственно включенных в состав Австро-Венгрии, среди которого и без того было сильное национально-освободительное движение. В среде славянских народов Дунайской монархии крепла надежда, что при поддержке Сербии можно добиться освобождения и создания объединенного государства югославян. Часть сербской буржуазии и мелкобуржуазных кругов Боснии и Герцеговины, Воеводины, отчасти Далмации и Хорватии стремилась к освобождению югославянских земель Габсбургской монархии и к созданию сербо-хорвато-славянского государства, возглавляемого Сербией{65}. Национально-освободительное движение югославянских народов в Боснии и Герцеговине, [208] Хорватии, Далмации и других областях нарастало{66}. Активизировалась деятельность различных югославянских общественных организаций: тайных молодежных, спортивных и иных. Возникали новые нелегальные кружки и группы, издавались свои газеты{67}. Национальное движение усиливалось также и в других славянских областях Австро-Венгрии (в Чехии, Галиции), а также в областях, населенных румынами (Буковина, Трансильвания) и итальянцами (Трентино, Истрия, Далмация). Такая обстановка, вконец расшатывающая здание «лоскутной монархии», вызывала у австрийских правящих кругов желание принять решительные меры для разгрома основного очага славянского национального движения — Сербии{68}. Наиболее ярым сторонником репрессий против Сербии был начальник австрийского генерального штаба генерал Конрад, являвшийся представителем крайне правого течения и во внутренней политике{69}. На протяжении длительного времени он настойчиво требовал войны против Сербии{70}, так как лишь в этом видел спасение положения Австро-Венгрии{71}.

Воинственные настроения австрийских министров, решительно настаивавших на необходимости войны против Сербии, ловко использовали германские империалисты. Карлсбадское совещание начальников генеральных штабов союзников (Мольтке и Конрада) в мае 1914 г. и последовавшее вслед за ним 12 июня совещание Вильгельма II с Францем Фердинандом в его замке в Конопиште, очевидно, предопределили их линию действий для развязывания войны. На этих совещаниях обсуждались такие вопросы, как усиление военно-морских сил Австро-Венгрии в Средиземном море, образование против Сербии нового балканского фронта с участием Турции, Румынии и Болгарии, а также степень подготовки России к войне{72-73}.

По мнению Франца Фердинанда, с которым был согласен и Вильгельм II, Россия не готова к войне, так как ее внутренние затруднения слишком велики, чтобы вести агрессивную внешнюю политику. Вильгельм II посоветовал своим австрийским союзникам воспользоваться сложившейся обстановкой для нападения на Сербию{74}. При этом Вильгельм II определенно заверил Франца Фердинанда в том, что в случае, если в конфликт между Австрией [209] и Сербией вмешается Россия и выступит на защиту Сербии, то Австро-Венгрия может рассчитывать на помощь Германии. Зачинщикам войны, несомненно, было ясно, что конфликт с Сербией не останется локальным, что в него наверняка будут втянуты связанные с Сербией Россия и Франция. Однако они рассчитывали на то, что неготовые к войне Россия и Франция могут быть легко побеждены.

Вблизи сербской границы были назначены маневры австрийской армии{75}. Торжественный въезд наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда, известного своей враждебностью к Сербии, в город Сараево (центр захваченной в 1908 г. австрийцами Боснии) приурочивался ко дню всесербского национального траура «Видовдан», который ежегодно отмечался сербским народом{76}. Это было расценено в Сербии и славянских землях австрийской монархии как сознательная провокация со стороны Австрии{77}. Франц Фердинанд с супругой были убиты в Сараеве 28 июня 1914 г. выстрелами из револьвера членом организации «Молодая Босния» Гаврилой Принципом{78}.

Этот факт сам по себе не был угрожающим миру. Народные массы отнеслись к нему с безразличием{79}. Даже мировая пресса оценила его сначала сравнительно спокойно. Внешняя политика Франца Фердинанда как внутри страны, так и за границей связывалась с представлением о милитаризме Дунайской монархии. Наследник престола считался лидером военной партии Австрии{80}. Поэтому некоторые газеты считали, что устранение Франца Фердинанда, убежденного сторонника агрессивных действий против славянских стран, несколько охладит накаленную атмосферу{81}. Однако спустя несколько дней в прессе уже стали проскальзывать тревожные ноты и сомнения в возможности сохранить мир. По-разному восприняли этот факт и в дипломатическом мире. Это событие заставило некоторых дипломатов насторожиться. В частности, в Лондоне уже в ближайшие после Сараева дни понимали значение сараевского убийства как предлога для войны. Жаждавшие развязать войну германские и австрийские милитаристы не замедлили использовать возникшую ситуацию для [210] осуществления своих преступных замыслов. Так, на докладе германского посла в Вене Чиршки, который он направил 30 июня рейхсканцлеру, против слов о том, что в Вене желают «раз навсегда основательно свести счеты с сербами», Вильгельм сделал выразительную надпись: «Теперь или никогда»{82}. А ниже он высказался еще определеннее: «С сербами надо покончить, и именно сейчас»{83}. Таким образом, пока в Вене раздумывали, что предпринять, Вильгельм уже принял решение. Этот и другие факты свидетельствуют о том, что Германия хотела австро-сербской войны и помогала ее возникновению{84}.

Уже на следующий день после сараевского убийства начальник австро-венгерского генерального штаба Конрад заявил министру иностранных дел Берхтольду о необходимости приступить к мобилизации армии{85}. На это Берхтольд ответил, что наступил момент для «разрешения сербского вопроса». Однако это было не так-то просто сделать. Дело в том, что Сербия, как славянская страна, пользовалась большими симпатиями в России и могла в случае военной опасности рассчитывать на ее помощь. А связываться с Россией один на один Австро-Венгрии было рискованно. Поэтому, опасаясь, что война против Сербии вызовет вмешательство России, австрийские правящие круги стремятся заручиться поддержкой Германии. С этой целью император Франц Иосиф 4 июля направляет личное письмо Вильгельму II и меморандум правительства по вопросу о балканской политике{86}, которые были вручены Вильгельму 5 июля.

В тот же день австро-венгерский посол в Берлине изложил в телеграмме своему министру иностранных дел содержание беседы с Вильгельмом П. Вильгельм ожидал от Австрии серьезного выступления против Сербии. Он также заявил послу, что позиция России в этом вопросе будет враждебна, но он к этому готовился в течение ряда лет, и в случае войны между Россией и Австрией Германия выполнит свой союзнический долг{87}. Вслед за этим Вильгельм II вызвал к себе рейхсканцлера, товарища министра иностранных дел и ответственных руководителей военного и морского ведомств на совещание и, задав «каверзный» вопрос военному министру Фалькенгайну — «готова ли императорская армия ко всем случайностям», отдал необходимые распоряжения{88}.

Наряду с созреванием решения развязать войну австрийские и германские дипломаты развили активную деятельность с [211] намерением выяснить позиции различных стран в создавшейся напряженной обстановке. Особенно усиленно зондировалась позиция английского правительства.

Получив заверения Вильгельма, что Германия выполнит свой союзнический долг, Австро-Венгрия могла уже действовать смелее. Из Берлина ее торопили поскорее начинать решительные действия. Однако потребовалось еще время на улаживание внутренних разногласий в самом правительстве.

Австрийский ультиматум

Для того чтобы развязать войну против Сербии, нужно было предъявить ей такие требования, которые она заведомо не приняла бы{89}. Ее отказ от удовлетворения претензий можно было бы использовать как повод для объявления войны. Это австрийскому правительству советовали сделать также и из Берлина. И такие требования были подготовлены в виде ультиматума. Их австрийский посланник в Белграде барон Гизль вручил сербскому правительству в 6 часов вечера 23 июля 1914 г. Это время было выбрано не случайно. Как раз в этот день, в 11 часов вечера, из Петербурга отбывал находившийся там с визитом Пуанкаре, президент Франции. Ультиматум был вручен Сербии с таким расчетом, чтобы сообщение об этом прибыло в Петербург уже после отъезда Пуанкаре{90}. Таким образом, союзники — Франция и Россия — не имели бы возможности быстро сговориться между собой о совместных действиях, а для Пуанкаре, находящегося в пути, были бы затруднены сношения с французским правительством.

Ультиматум состоял почти сплошь из пунктов, затрагивающих достоинство Сербии как суверенного государства и означавших неприкрытое вмешательство во внутренние дела Сербии. В ультиматуме были такие пункты, как запрещение в Сербии всех антиавстрийских организаций, осуждение всякой пропаганды, направленной против Австрии, увольнение из армии офицеров по спискам, представленным австро-венгерским правительством, наказание работников пограничной стражи, способствовавших переходу границы организаторам убийства Франца Фердинанда. И в заключение содержалось требование о допуске представителей австро-венгерского командования в Сербию для участия в расследовании убийства австрийского престолонаследника{91}. На ответ сербскому правительству предоставлялся срок [212] всего 48 часов. Если ультиматум за этот срок не будет принят целиком, Австрия грозила порвать дипломатические отношения с Сербией, что было равносильно угрозе объявления войны. Решительность австрийского правительства была с одобрением встречена в Берлине. Вильгельм так высказался об австрийском ультиматуме Сербии: «Браво! Признаться, от венцев подобного уже не ожидали...»{92}

Сербское правительство, получив австрийский ультиматум, сразу же обратилось к царской России с просьбой о помощи{93}. Одновременно, предвидя неминуемую войну, сербское правительство развернуло спешную работу по эвакуации Белграда, который находился непосредственно на австро-сербской границе, и переброске войск{94}. 25 июля в 3 часа дня в Сербии был подписан приказ о мобилизации{95}.

Ответ своего правительства{96} сербский премьер Пашич вручил австрийскому посланнику 25 июля в 5 часов 50 минут вечера, за 10 минут до истечения установленного ультиматумом срока. Сербия принимала условия ультиматума и только не соглашалась с тем, чтобы австрийская полиция участвовала на территории Сербии в расследовании по делу лиц, замешанных в сараевских событиях, ссылаясь на то, что это противоречило бы сербской конституции{97}. Все же это явилось формальным предлогом, чтобы разорвать дипломатические отношения с Сербией, и в 6 часов 10 минут вечера австрийское посольство в полном составе отправилось на вокзал, чтобы покинуть Белград{98}. В этот же день, поздно вечером, был подписан приказ о частичной мобилизации австрийской армии против Сербии{99}. Первым днем мобилизации назначалось 28 июля. Этот приказ пока не касался войск, расположенных у русской границы. В Вене не хотели раньше времени давать какие-либо основания царскому правительству для таких же ответных действий. Но после настоятельных советов из Берлина Франц Иосиф подписал указ о всеобщей мобилизации, который был доставлен в военное министерство в 12 часов 23 минуты 31 июля{100}. [213]

Однако объявлять войну Сербии австрийское правительство не торопилось, чтобы иметь возможность закончить свою мобилизацию и сосредоточение войск, на чем настаивал также и генеральный штаб. Сосредоточение войск у сербской границы предполагалось закончить к 5 августа, а военные действия начать с 12 августа. Впрочем, враждебные действия начались еще 26 июля, до официального объявления войны: в Костолаце на Дунае был обстрелян сербский берег Дуная и сербские суда, были захвачены три сербских парохода и на них поднят австрийский флаг{101}.

Толкая Австро-Венгрию на развязывание войны, германское правительство все же желало знать отношение к этому вопросу других европейских государств. Визит Пуанкаре в Петербург не оставлял сомнений в позиции Франции и России. Империалистическая буржуазия Франции также считала, что, видимо, пришло время силой оружия разрешить спорные вопросы с Германией. В Париже не сомневались в том, что конфликт между Сербией и Австро-Венгрией неизбежно повлечет за собой и выступление России на стороне Сербии. В связи с этим возникала необходимость еще раз обговорить условия франко-русской конвенции. Через три недели после выстрела в Сараеве сам президент Франции Раймонд Пуанкаре прибыл 20 июля в Петербург с официальным визитом к царю, чтобы заверить русское правительство в неизменности французской политики и поддержке Францией России в случае европейской войны{102}. Аналогичные заверения от царского правительства получила и Франция. Военный министр В. А. Сухомлинов, конечно, был осведомлен о ходе переговоров французского президента с царем, когда писал: «Если кто когда-нибудь займется выяснением закулисной истории возникновения войны, тот должен будет обратить особенное внимание на дни пребывания Пуанкаре в Петербурге, а также и последующее время, приблизительно от 24-28 июля»{103}.

Для Вены и Берлина позиция Франции по отношению к конфликту на Балканах теперь достаточно прояснилась: как только возникнет война между Россией и Германией, Франция [214] вмешается в дело и выступит на стороне России. Существование между ними союзнического договора ставило Германию в случае европейской войны перед неизбежностью сражаться одновременно на двух фронтах — на западе и на востоке. Сложней было выяснить позицию Англии. Ее дипломаты сами ставили своей задачей узнать намерения сторон в данной ситуации, не раскрывая до поры до времени собственных целей. Внутриполитические трудности в самой Англии — рост стачечного движения, ирландский кризис{104} — заставляли английское правительство действовать с особой осторожностью, чтобы, втягивая Англию в войну, не делать такую политику достоянием масс. Английские империалисты сами не прочь были использовать сложившуюся в связи с сараевским убийством обстановку для своих целей и в случае войны рассчитаться с Германией, становившейся все более опасным конкурентом. Таким образом, в Англии не менее других были заинтересованы в том, чтобы скорее началась война. Однако, верное своей традиционной политике — загребать жар чужими руками, английское правительство до самого последнего часа не раскрывало своих намерений и под внешним видом миролюбия и невмешательства в конфликт на Балканах вело двойственную, коварную и провокационную политику, подталкивая европейские страны к войне. Выступая в роли миротворцев, [215] стремящихся к полюбовному разрешению конфликта между Австро-Венгрией и Сербией, английские империалисты на самом деле больше всего боялись того, что война не начнется.

Исполнителями двойственной политики английского империализма являлись английские дипломаты и в первую очередь министр иностранных дел Англии Эдуард Грей. В самый острый момент австро-сербского конфликта английские дипломаты не давали определенного ответа на запросы Германии и России о позиции Англии в случае войны и тем самым подстрекали к развязыванию войны. Грей явно занимался подстрекательством, давая послам противных сторон противоречивые заверения. Так, еще 8 июля 1914 г. Грей в беседе с русским послом Бенкендорфом подчеркивал серьезность создавшегося положения{105}. Он намекал, что, по его сведениям, центр тяжести военных операций Германии должен довольно быстро переместиться с запада на восток, т. е. против России Он выразил также мнение, что Россия должна выступить на защиту Сербии, тем самым явно подстрекал Россию на активное развязывание войны. Германского посла в Лондоне К. Лихновского Грей неизменно заверял, что в случае осложнения он сделает все возможное для предотвращения воины между великими державами{106}, и довольно ясно намекал, что в случае войны в Европе Англия будет занимать нейтральную позицию. Так, 9 июля он заявил, что в случае европейской войны Великобританию не связывают с Россией и Францией никакие секретные соглашения. Грей также очень часто говорил о конфликте и войне четырех держав, имея в виду Германию и Австрию, с одной стороны, Россию и Францию — с другой. 24 июля 1914 г, после вручения австрийского ультиматума Сербии, Грей все еще указывал германскому послу в Лондоне на приближение будущей войны как войны четырех держав. Таким образом, он делал намек на то, что Англия останется нейтральной{107}. Противоречивые заявления Грея каждая сторона могла истолковать, как ей было угодно. Определеннее высказывался король Великобритании Георг V. 26 июля он заявил принцу Генриху (брату Вильгельма II) следующее: «Мы приложим все усилия, чтобы не быть вовлеченными в войну, и останемся нейтральными»{108}. Такие довольно прямые высказывания давали повод германским милитаристам действовать решительнее и наглее, надеясь на нейтралитет Англии{109}.

В свою очередь Франция и Россия рассчитывали, что Англия, связанная с ними договорными обязательствами, выступит на их [216] стороне. Таким образом, коварная и двусмысленная позиция английских империалистов толкала противников на развязывание войны.

В беседе с Лихновским 29 июля Грей заявил, что британское правительство желает поддерживать дружбу с Германией и могло бы оставаться в стороне до тех пор, пока конфликт ограничивался бы Австрией и Россией. Но если Германия и Франция будут вовлечены в войну, то британское правительство сочтет себя вынужденным принять спешные решения{110}. Это заявление Грея произвело в Берлине впечатление разорвавшейся бомбы. Оно не оставляло сомнений в том, что в случае европейской войны Англия нейтральной не останется. «Подлым обманщиком и фарисеем» назвал Вильгельм британского министра иностранных дел, выдавая свое раздражение по поводу несбывшейся надежды на нейтралитет Англии{111}. Не знали тогда в Берлине, что еще за 2 дня до беседы с Лихновским Грей на заседании кабинета министров требовал участия Англии в войне, угрожая в противном случае выходом в отставку{112}. Так, поощряя агрессию, обыграла английская дипломатия дипломатов германских, до последнего момента рассчитывавших на нейтралитет Англии.

Изложенные факты позволяют сделать вывод, что британское правительство могло помешать начать войну в 1914 г., если бы недвусмысленно заявило о своей позиции, как это было неоднократно в прошлом при назревании международных конфликтов. Например, в 1911 г., в момент Агадирского кризиса, Германия была предупреждена, что Англия выступит на стороне Франции. Твердое заявление Англии, что она не останется нейтральной, охладило агрессивный пыл империалистических кругов Германии. Двойственная политика английского империализма, умело осуществляемая королевской дипломатией, надежно завуалировала истинные намерения Англии. В Берлине создавалась определенная уверенность в том, что Англия действительно стремится к сохранению нейтралитета, а это успокаивало и развязывало руки германским империалистам, поощряя их агрессию. Уклончивое, двуличное поведение английского правительства в 1914 г. ясно говорит о том, что оно само желало развязывания войны, а потому делало все возможное, чтобы столкнуть противников. Таким образом, значительная доля вины за развязывание войны в 1914 г. ложится на английское правительство. [217]

Развязывание войны

Лишь в полдень 28 июля в Белграде была получена телеграмма австрийского правительства с объявлением войны{113}. В ночь с 28 на 29 июля началась артиллерийская бомбардировка Белграда{114}. Осуществляя подготовку к войне, империалисты не высказывали прямо свои цели. Они вели хитрую дипломатическую игру между собой. Никто не хотел первым начинать войну{115}, хотя все страстно жаждали ее. Никто не хотел выступить в роли «зачинщика». Каждый выжидал какого-нибудь неосторожного шага со стороны своих противников, чтобы использовать их ошибки и обвинить в агрессивных намерениях, а самому выступить перед общественным мнением в благородной позе жертвы агрессии, вынужденной лишь обороняться. После 28 июля, когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии, события стали развиваться быстрыми темпами.

Царское правительство, заявив, что Россия не останется равнодушной в австро-сербском конфликте, решило, не теряя времени, начать всеобщую мобилизацию как ответ на агрессивные действия Австро-Венгрии. На этом настаивал и русский Генеральный штаб, которому хорошо было известно, что проведение мобилизации в России потребует значительно большего времени по сравнению с Германией или Австро-Венгрией.

Уже 11 (24) июля, как только стало известно содержание австрийского ультиматума, на заседании Совета министров было решено объявить, в зависимости от хода дел, мобилизацию четырех военных округов — Киевского, Одесского, Московского и Казанского — и флота. Военному министру было предложено незамедлительно ускорить пополнение запасов материальной части армии, а министру финансов — изъять как можно больше русских государственных вкладов из германских и австро-венгерских банков{116}. На заседании же Совета министров 12 (25) июля под председательством самого Николая II это решение снова было подтверждено с оговоркой — «пока не объявлять мобилизации, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее осуществления в случае надобности»{117}. Вместе с тем было решено ввести «Положение о подготовительном к войне периоде», что означало проведение довольно обширных мобилизационных мероприятий, не объявляя формально самой мобилизации{118}. [218]

Указ о всеобщей мобилизации в России был утвержден царем 16 (29) июля{119}. Подписанию этого указа предшествовало совещание Сазонова, Сухомлинова и Янушкевича, которые признали необходимым такой шаг ввиду отсутствия какой-либо вероятности избежать войны с Германией{120}. Но в тот же день, получив телеграмму от Вильгельма с заверением выступить посредником между Россией и Австрией и просьбой не ускорять военных приготовлений{121}, царь Николай вечером принимает решение отменить всеобщую мобилизацию{122} и провести частичную мобилизацию в четырех военных округах (Варшавском, Киевском, Одесском, Московском) только против Австрии. Указ о частичной мобилизации был объявлен по телеграфу поздно ночью 16 (29) июля. Для русского Генерального штаба наступил исключительно тяжелый момент. План частичной мобилизации только против Австрии в Генеральном штабе не составлялся. Проведение же мобилизации лишь в четырех округах нарушало стройность общего мобилизационного плана, где автоматизм выполнения намеченных мероприятий играет важнейшую роль. Это поломало бы весь план и привело бы к путанице, грозящей срывом мобилизации. И Генеральный штаб стал принимать все меры к тому, чтобы эта частичная мобилизация не состоялась.

17 (30) июля Сазонов после совещания с военным министром и начальником Генерального штаба, убеждал царя, что если война с Германией неизбежна, то следует получше подготовиться к ней, чтобы не быть застигнутыми ею врасплох, а поэтому нельзя медлить с началом всеобщей мобилизации{123}. Николай II согласился с доводами Сазонова и разрешил приступить к общей мобилизации. Первым днем мобилизации и перевозок было назначено 18 (31) июля.

На эти действия России германское правительство еще 29 июля днем ответило предупреждением, что при дальнейшем осуществлении мобилизационных мероприятий русской армии будет проведена мобилизация в Германии{124}. В 11 часов 40 минут 31 июля в Берлине стало известно о русской всеобщей мобилизации. Это было на руку германским милитаристам, чтобы ускорить назревание событий, так как давало им возможность обвинить в развязывании войны Россию и кричать на весь мир, [219] что Германия подверглась нападению и вынуждена обороняться. Еще 17 (30) июля Вильгельм II взвалил ответственность на Николая II. Он указывал в своей телеграмме царю: «Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну»{125}. Наконец с лицемерием и мирными заверениями было покончено, виновник определен и можно было в открытую вести дело к войне.

Уже в первом часу дня 31 июля Вильгельм II объявил в Германии «состояние угрозы военной опасности»{126}, a русскому правительству в 12 часов ночи был предъявлен ультиматум, в котором говорилось, что если в течение следующих двенадцати часов русская мобилизация не будет прекращена, то в Германии также будет объявлена мобилизация{127}. Сама Германия в это время была полностью подготовлена к войне. Русское правительство не ответило на германский ультиматум и до 12 часов дня 1 августа Россия не прекратила своей мобилизации. 1 августа в Германии была объявлена общая мобилизация{128}. Германский посол в России Пурталес в 7 часов вечера того же дня вручил русскому министру иностранных дел Сазонову ноту с объявлением войны{129}. В своей ноте германское правительство ответственность за развязывание войны возлагало на Россию.

Это был первый день мировой войны.

Итак, с 28 июля 1914 г. Австро-Венгрия находилась в состоянии войны с Сербией, а с 1 августа 1914 г. Германия находилась в состоянии войны с Россией. Во всех этих четырех государствах вовсю развернулась мобилизация.

Однако сложившееся положение не совсем отвечало замыслам Германии. Дело в том, что по планам германского генерального штаба первый удар предполагалось нанести по Франции через территорию Бельгии. С объявлением мобилизации начиналась перевозка войск к французской и бельгийской границам. Уже 2 августа должны были приступить к отправке эшелонов на запад с войсками прикрытия, а также для занятия Люксембурга и захвата Льежа{130}. Однако этого нельзя было сделать, так как война Франции не была объявлена, хотя и во Франции 1 августа была объявлена мобилизация{131} и приведены в боевую готовность морские и сухопутные силы. Предмобилизационные мероприятия были проведены ранее. На запрос германского посла 31 июля о соблюдении Францией нейтралитета в [220] русско-германской войне французское правительство дало уклончивый ответ{132}. Обращаясь с таким запросом, германское правительство, в случае положительного ответа Франции, готовило провокационное требование передачи Германии французских крепостей Туль и Верден как залог нейтралитета Франции. Заранее зная, что французское правительство отвергнет это требование, в Берлине рассчитывали уже с 4 часов пополудни 1 августа иметь повод для войны с Францией{133}. В свою очередь и французское правительство, давно решившись на войну с Германией, выжидало, чтобы объявление войны сделала Германия, на которую тогда и ляжет ответственность за развязывание войны. Русский посол в Париже Извольский доносил 19 июля (1 августа): «По политическим соображениям... для Франции весьма важно, чтобы ее мобилизация не предшествовала германской, а явилась ответом на таковую», «было бы лучше, если объявление войны последует со стороны не Франции, а Германии»{134}. Жоффр 2 августа писал командирам корпусов прикрытия, что «по национальным соображениям морального порядка и по настоятельным соображениям дипломатического характера необходимо возложить на немцев полную ответственность за открытие враждебных действий»{135}.

Чтобы избежать нежелательных пограничных инцидентов, французское правительство 30 июля установило 10-километровую приграничную зону, в которой запрещалось размещать войска{136}.

И вот здесь Германия очутилась в щекотливом положении: война объявлена России, а войска направляются в противоположную сторону, на запад. Надо приступать к выполнению стратегических планов и открывать военные действия против Франции — но для этого нет юридического основания. Затруднительное положение германского генерального штаба усугублялось еще тем обстоятельством, что вынужденная задержка давала выгодную возможность России закончить свою мобилизацию раньше, чем Германия нападет на Францию. Германский генеральный штаб торопил правительство объявить войну Франции, чтобы поскорее можно было начать поход, успех которого во многом зависел от быстроты действий{137}. И в ход был пущен один из излюбленных приемов буржуазной дипломатии — шантаж.

Планом войны предусматривалось движение германского заходящего крыла через территорию нейтральной Бельгии. Для [221] придания этому акту видимости законности германское правительство пошло на дипломатические хитрости. 2 августа 1914 г. в 19 часов германский посланник в Брюсселе Белов-Залеске вручил ноту{138} министру иностранных дел Бельгии Давиньону, в которой указывалось, что германское правительство имеет достоверные сведения о намерении французских войск наступать против Германии через бельгийскую территорию. Ссылаясь на слабость бельгийской армии, которая-де не в состоянии будет без посторонней помощи отразить наступление крупных французских сил и защитить свой нейтралитет, а следовательно, и предотвратить нападение французских войск на Германию, в ноте указывалось, что в целях самосохранения Германия должна предупредить нападение французов, для чего она вынуждена нарушить неприкосновенность бельгийской территории. При этом давались заверения об отсутствии у Германии враждебных намерений по отношению к Бельгии и пр. Нота заканчивалась угрозой, что если Бельгия окажет сопротивление и не пропустит германские войска, то Германия будет смотреть на Бельгию как на врага. На ответ правительству Бельгии давалось 12 часов.

3 августа в 7 часов Бельгия в специальной ноте отвергла ультимативное требование Германии о пропуске войск и обратилась за помощью к Англии. Таким образом, в отношении Бельгии германцы считали свои руки развязанными. Теперь можно было начинать военные действия. «Юридически» это было оправдано и уже к вечеру 3 августа германские войска нарушили бельгийскую границу у Геммениха{139}. С утра 4 августа германские власти без объявления войны начали вторжение в Бельгию, поправ ее нейтралитет, определенный трактатами 1839 и 1870 гг. и гарантированный рядом держав, в том числе и Пруссией. Вечером 4 августа Бельгия порвала дипломатические отношения с Германией{140}.

Но для получения полной свободы рук на западе и приведения в действие плана Шлиффена требовалось объявить войну Франции. Для этого германские дипломаты использовали вымышленный предлог. В 6 часов 45 минут вечера 3 августа германский посол в Париже передал французскому правительству ноту с объявлением войны по причине того, что якобы французские самолеты нарушили нейтралитет Бельгии, а также летали над германскими городами Карлсруэ и Нюрнбергом и сбросили [222] в их районе бомбы на железнодорожную линию{141}, а французские войска будто бы в нескольких местах перешли на германскую территорию.

Политика Англии в этот период внешне была направлена на умиротворение сторон в создавшейся ситуации, на завуалирование остроты англо-германских противоречий. Накануне вторжения германских войск в Бельгию, а неизбежность такого акта была очевидна, английское правительство обратилось к правительствам Германии и Франции с требованием не нарушать нейтралитет Бельгии. Английское правительство стремилось показать широким массам населения своей страны и других стран, что Англия желает мира и справедливости для всех больших и малых государств{142}.

Уже в первые дни войны в Англии вышла небольшая книжка под названием «Из-за чего мы воюем?». Ее авторы, профессора Оксфордского университета по факультету новой истории Э. Баркер, Г. Дэвис, Ф. Морган и другие, не утруждая себя раскрытием истинных причин войны, много говорят о нарушении Германией нейтралитета Бельгии и Люксембурга. Авторы пишут: «Борясь за Бельгию, мы боремся за право народов ... за мир всех народов и право слабейшего на существование» А далее более откровенно: «Необходимость защищать Бельгию ярче чувствуется средним англичанином... вызывает чувство справедливого возмущения»{143}. Английскому населению внушалось, что если Германия захватит Бельгию, то она (Германия) сможет угрожать и Англии. Такая политика подготовки общественного мнения имела определенный успех. Русский посол в Англии сообщал в Петербург: «Даже консерваторы, несмотря на воодушевляющий их воинственный дух, стараются не выступать в роли «военной партии», что могло бы оттолкнуть либеральные и пацифистские массы»{144}.

Но в действительности воинствующий британский империализм был готов к войне. «Ни разу в течение трех последних лет мы не были так хорошо подготовлены», — утверждал Черчилль, занимавший тогда пост первого лорда Адмиралтейства (морского министра){145}. [223]

Для вступления в войну британской дипломатии нужен был лишь предлог. И таким предлогом явилось нарушение германскими войсками нейтралитета Бельгии. 4 августа в Лондоне стало известно, что германские войска вторглись на территорию Бельгии. В связи с этим германскому правительству был предъявлен ультиматум, чтобы к 24 часам 4 августа по берлинскому времени (23 часа по лондонскому) был дан ясный ответ: намерена ли Германия уважать бельгийский нейтралитет{146}. Но германское правительство отказалось ответить на этот ультиматум. Германский министр иностранных дел фон Ягов заявил, что он не может дать таких заверений, потому что военные потребности стоят выше всех других соображений{147}. Тогда германскому послу в Лондоне Лихновскому было направлено письмо Грея с сообщением, что между Англией и Германией с 11 часов вечера (по лондонскому времени) 4 августа существует состояние войны{148}. Утром 5 августа английский посол в Германии затребовал свои паспорта{149}. Вступление в войну Англии с ее колоссальными владениями на всем земном шаре и неоспоримым могуществом английского флота на океанских просторах как бы предопределяло поражение Германии, поэтому вслед за Англией, как указывает известный советский историк Е. В. Тарле, против Германии в течение войны постепенно выступили еще 23 государства{150}.

Итак, в течение первых четырех дней августа 1914 г. Германия оказалась в состоянии войны с Россией, Францией, Англией и Бельгией, а с 23 августа — и с Японией (последняя тоже объявила войну Германии). Союзница же Германии Австро-Венгрия официально находилась во враждебных отношениях пока что лишь с Сербией. Таким образом, крупнейшие государства Европы оказались втянутыми в войну.

Объявлять войну России австрийское правительство пока воздерживалось, чтобы успеть сосредоточить свои войска на русской границе, хотя Германия усиленно толкала Австро-Венгрию на войну именно с Россией. Так, уже 31 июля в 16 часов 30 минут Вильгельм телеграфировал Францу Иосифу: «Величайшее значение имеет то, чтобы Австро-Венгрия ввела в дело против России свои главные силы и не раздробила их одновременно наступлением против Сербии. Это тем более важно, что значительная часть моей армии будет связана Францией. В гигантской борьбе, в которую мы вступаем плечом к плечу, Сербия играет [224] совершенно второстепенную роль и требует только самых необходимых оборонительных мероприятий...»{151}

Наконец, в 18 часов 6 августа Австро-Венгрия объявила войну России. Дальнейшие события развивались стремительно. В течение нескольких дней и Австро-Венгрия оказалась в войне со всеми государствами, с которыми воевала Германия: 5 августа войну Австро-Венгрии объявила Черногория, 10-го Франция и 12-го — Англия, а затем 24 августа Австро-Венгрия объявила войну Японии и 27 августа — Бельгии.

Из стоявших друг против друга группировок пока лишь Италия не вступила в войну. В предшествующие годы она уладила спорные вопросы с Францией{152} и в значительной степени потеряла свою заинтересованность в Тройственном союзе, тем более что у нее с Австро-Венгрией имелись острые территориальные разногласия. Кроме того, сама Италия была значительно ослаблена Триполитанской войной 1911-1912 гг., и снова ввязываться в войну у нее просто не было сил. По этим причинам Италия предпочла заявить о своем нейтралитете, о чем итальянский король 3 августа извещал Вильгельма в личном письме{153}. Формальным поводом для нейтралитета Италии служило то, что по договору она обязалась выступить на помощь Германии в оборонительной войне. Поскольку Германия начала наступательную войну, то отсутствует «casus foederis», т. е. причина для выполнения условий договора.

Это было сделано, очевидно, не без умысла, так как, будучи нейтральной, Италия имела возможность вести переговоры одновременно с обеими воюющими сторонами, выторговывая наиболее выгодные условия за свой нейтралитет или за обещание примкнуть к одной из сторон. Намеки со стороны Италии на такую возможность были сделаны обеим сторонам уже в первых числах августа. За свое участие в войне Италия желала получить Валону и Трентино{154}. Дипломаты стран Антанты стремились привлечь Италию на свою сторону. Россия, по заявлению Сазонова, готова была обсудить предложение Италии и запрашивала лишь согласия Франции. Германские же дипломаты прилагали все усилия к тому, чтобы удержать Италию под своим влиянием и тем самым укрепить Тройственный союз. Это в известной степени зависело от взаимоотношений между Италией и Австро-Венгрией, противоречия между которыми к этому времени все более обострялись. Германия готова была пойти на уступки Италии за счет интересов Австро-Венгрии, путем передачи [225] Италии области Трентино, населенной итальянцами, но входившей в состав Австро-Венгрии.

С началом войны враждующие группировки усилили борьбу за привлечение на свою сторону ряда других государств — Турции, Болгарии и Румынии. Еще 16 (29) июля русский министр иностранных дел Сазонов давал указания своему послу в Константинополе, что с Турцией «желательно сохранить возможно более дружественные отношения»{155}. Русская дипломатия склоняла и Болгарию выступить на стороне Антанты, суля ей различные выгоды от такого шага и угрожая в случае ее несогласия{156}.

Особенно настойчиво Антанта старалась привлечь на свою сторону Румынию, обещая ей за это Трансильванию{157}. За Румынию боролась и германская коалиция, готовая отдать ей Бессарабию и долину Тимока{158}.

Однако эти страны (Турция, Болгария, Румыния) заняли выжидательную позицию, заявив о своем нейтралитете{159}. Они рассчитывали впоследствии примкнуть к той стороне, которая обеспечит им больший выигрыш после окончания войны. Из этих государств пока что только одна Турция слепо шла в своей политике за Германией и 2 августа 1914 г. заключила сугубо секретную военную конвенцию с Германией{160}. Одновременно в Турции была объявлена общая мобилизация, якобы для обеспечения ей нейтралитета, а фактически направленная против России{161}.

В связи с объявлением войны в империалистических государствах были осуществлены специальные меры, чтобы оправдать перед народными массами втягивание своего государства в войну. Наряду с чисто полицейскими мероприятиями проводилась и психологическая подготовка масс. Всячески искажая истинные причины возникновения войн, истинные цели своих правительств, правящие классы империалистических государств проводили разнообразную по форме идеологическую работу, направленную на разжигание у населения шовинистических чувств. На основе специально подобранных фактов и событий населению настойчиво внушалось, что их государству угрожает опасность со стороны вооруженных до зубов соседей и нужно быть в готовности дать отпор. Для целей такой ура-патриотической пропаганды широко использовались школа, печать, церковь, различные спортивные организации, стрелковые клубы и союзы. [226] Разоблачая лживую буржуазную пропаганду, В. И. Ленин отмечал: «Правительство и буржуазия каждой воюющей страны выкидывает миллионы рублей на книги и газеты, сваливая вину на противника, возбуждая в народе бешеную ненависть к неприятелю, не останавливаясь ни перед какой ложью, чтобы представить себя в виде «обороняющейся» стороны, которая подверглась несправедливому нападению»{162}.

Буржуазные правительства применяли самые разнообразные формы и средства шовинистического воздействия на массы. Например, русские дипломаты доносили о «патриотических» демонстрациях в Берлине с выражением сочувствия Австрии и враждебности к России. Шумную милитаристскую кампанию подняли газеты. «Пресса вся кричит, что решение войны или мира в руках России и что Германия должна исполнить свои обязательства по отношению к Австрии», — сообщалось в одном из таких донесений{163}. В день объявления войны в Петербурге и других городах царской России также проводились патриотические шествия и манифестации, возглавляемые представителями монархических союзов и организаций. Пение гимна, крики «долой Германию», развевающиеся флаги возбуждающе действовали на толпу.

Начало войны сопровождалось соответствующими правительственными заявлениями и декларациями Главы правительств и монархи выступили с обращениями к своим народам и заявлениями, в которых твердили о своем миролюбии, о великом нежелании воевать, о том, что они вынуждены защищаться, что они будут бороться за справедливость и во имя защиты прав малых народов (имелось в виду нарушение нейтралитета Бельгии). Манифесты призывали к гражданскому миру, прекращению классовой борьбы, убеждали национальные меньшинства поддержать правительство. Манифест русского царя о войне с Германией был составлен в высокопарном стиле с явной целью воздействия на патриотические чувства читателя. Он начинался пространными рассуждениями о «братских чувствах русского народа к славянам», которых обидела Австро-Венгрия. Оправдывая свои военные приготовления, царь писал, что он был «вынужден» «принять необходимые меры предосторожности», «привести армию и флот на военное положение». Русский самодержец старался убедить своих подданных, что он «прилагал все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров», но, видите ли, Германия «внезапно объявила России войну» и поэтому он вынужден воевать, чтобы оградить честь, достоинство, целость России. Далее царь призывал «В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще [227] теснее единение царя с его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага»{164}.

Русская буржуазия с неподдельным восторгом встретила манифест царя о войне. Патриотические демонстрации с «коленопреклонением» проходили на Дворцовой площади столицы. Страницы газет и журналов были заполнены верноподданническими телеграммами царю от различных буржуазных организаций. Все это было призвано свидетельствовать «единение царя с народом».

Президент Франции Пуанкаре и все правительство обратились к французскому народу с воззванием, которое заканчивалось словами: «В этот час нет больше партий. Есть вечная Франция, Франция миролюбивая и полная решимости. Есть отечество права и справедливости, целиком объединенное в спокойствии, бдительности и достоинстве»{165}. В своем послании парламенту по случаю объявления войны Пуанкаре писал 4 августа, что Франция подверглась грубому и предумышленному нападению со стороны Германии. Пуанкаре подчеркивал миролюбие французов и стремление правительства к предотвращению войны. Он взывал к патриотизму французов, призывал нацию к единству и готовности защищать Францию. Премьер-министр Франции Вивиани в своем большом выступлении перед парламентом [228] вторил президенту. Чтобы разжечь воображение депутатов, Вивиани обвинял Германию в посягательстве на «европейские свободы», безопасность, независимость, достоинство народов, убеждал депутатов, что Франция будет бороться за свободу Европы, за право и независимость{166}.

Шовинистическая пропаганда с целью вызвать у народа милитаристский угар имела первоначально успех главным образом у мелкой буржуазии. Поддалась агитации также часть интеллигенции, отдельные группы рабочих. Однако основная масса пролетариев подняла свой голос против войны, в особенности в России. В городах и селах Российской империи начались антивоенные выступления рабочего класса и крестьянской бедноты. Уже в дни мобилизации, 16 (29) — 18 (31) июля, на отдельных заводах Петербурга и других городов состоялись митинги и собрания{167}. В день объявления войны, 19 июля (1 августа), прекратили работу 27 тыс. человек на 21 предприятии Петербурга{168}. Рабочие выходили на демонстрации с красными знаменами.

Начальник Петербургского охранного отделения сообщал 19 июля (1 августа) 1914 г. в департамент полиции о митингах рабочих, проводимых на фабрично-заводских предприятиях. Он так писал в своем рапорте: «Выступавшие на означенных сходбищах ораторы подчеркивали общность интересов «всего мирового пролетариата», настаивали на обязательности для сторонников социалистических тенденций всеми мерами и средствами бороться против самой возможности войны, независимо от поводов и причины для начала таковой... рекомендовали призываемым в ряды армии запасным обратить всю силу оружия не против неприятельских армий, состоящих из таких же рабочих пролетариев, как и они сами, а против «врага внутреннего в лице правительственной власти и существующего в империи государственного устройства»{169}.

Протест против начавшейся бойни прокатился по всем крупнейшим городам России{170}. В большинстве случаев это были волнения мобилизованных, отправляемых в действующую армию. Ни в одной стране не было такого движения протеста против войны, как в России. Царскому правительству удалось отбить первую, в большинстве случаев стихийную попытку народных масс в той или иной форме выступить против войны{171}. [229]

Стихийные антивоенные митинги и демонстрации рабочих состоялись в Англии{172}. Английские трудящиеся первоначально не поддавались на агитацию шовинистов. Но измена правых лейбористов и тред-юнионистов и других соглашателей, сила и искусство буржуазной пропагандистской машины — все это возымело действие: рабочий класс оказался расколотым, большая часть его дезориентированной, захлестнутой ура-шовинистическими настроениями{173}.

Об антивоенных демонстрациях в Берлине, Париже, Лондоне доносили и русские дипломаты{174}.

С началом войны рабочие всех стран возлагали свои надежды на II Интернационал. Однако вопреки торжественным декларациям его конгрессов «большинство социал-демократических партий... встали на сторону своего генерального штаба, своего правительства, своей буржуазии против пролетариата»{175}. Пример этой позорной измены рабочему классу показали руководители германской социал-демократии. 4 августа фракция СДПГ голосовала в рейхстаге за предоставление своему правительству военных кредитов. Открыто порвали с антивоенными резолюциями Интернационала руководители французских и бельгийских социалистов и английских лейбористов. Они не только одобрили военные кредиты, но и вошли в состав буржуазных правительств. В России войну поддерживали меньшевики (хотя они и проголосовали в Государственной думе против военных кредитов) и правое крыло эсеров.

Измена большей части вождей западноевропейской социал-демократии идеям революционного социализма, принципам пролетарского интернационализма и переход их на службу империалистической буржуазии означали крах II Интернационала.

Только одна партия большевиков заняла с самого начала последовательно революционную, марксистскую позицию по отношению к империалистической войне. Большевистские депутаты III Государственной думы мужественно заявили о своем отказе поддерживать правительство в грабительской войне и голосовать за военные кредиты, за что они были арестованы и отправлены в ссылку.

Позиция большевиков по отношению к начавшейся войне была обоснована В. И. Лениным в тезисах «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне»{176}, а затем в манифесте ЦК «Война и российская социал-демократия»{177} и в ряде других работ. В ленинских документах была дана оценка характера [230] начавшейся войны, разоблачалась политика вождей II Интернационала, изменивших делу рабочего класса. Партия большевиков звала трудящихся всех воюющих стран на борьбу за поражение своего правительства в империалистической войне, за превращение этой войны в гражданскую войну. Большевики считали, что наиболее верным средством прекращения войны является свержение власти империалистической буржуазии в каждом из воюющих государств и победа пролетарской революции.

С революционных антиимпериалистических позиций против войны выступили Болгарская социал-демократическая партия (тесняков) во главе с Д. Благоевым, Г. Димитровым и В. Коларовым, а также Сербская социал-демократическая партия{178}. Интернационалистическую позицию в начале войны заняла Итальянская социалистическая партия, однако позже она перешла к оборончеству.

Близкую к большевикам позицию по отношению к империалистической войне заняла группа немецких левых социал-демократов в Германии во главе с К. Либкнехтом, Р. Люксембург, К. Цеткин и Ф. Мерингом, а также Социал-демократия Королевства Польского и Литвы. На последовательно революционные позиции по отношению к войне стали также левые в руководстве Румынской социал-демократической партии и левые интернационалистические элементы в других социалистических партиях{179}.

Правящие круги стран обеих коалиций стремились как можно дольше не объявлять мобилизацию, так как это было бы равносильно объявлению войны. Вместе с тем, наряду с различными проектами «мирного» разрешения австро-сербского конфликта, эти правительства не преминули втихомолку начать всевозможные, военные приготовления, ускоряющие мобилизацию и сокращающие ее сроки{180}. Такими мероприятиями являлось возвращение из лагерей частей на зимние квартиры, прекращение отпусков и различных командировок военнослужащим и подготовка в войсках к приему запасных, призываемых по мобилизации, пополнение частей имуществом и вооружением по табелям военного времени, усиление охраны границы и важных объектов внутри страны, особенно железных дорог и средств связи, подготовка железных дорог к воинским перевозкам, подготовка аппарата по призыву запасных, пополнение запасов продовольствия. Наряду с этим производилось скрытое выдвижение к границам войск, предназначенных для прикрытия мобилизации и развертывания. Это делалось под видом маневров и учений. Под видом различных сборов призывалась под знамена часть запасных. [231]

Эти мероприятия были проведены за несколько дней до объявления мобилизации во всех враждовавших государствах с небольшими вариантами.

В Германии приготовления к войне начались раньше всех других стран. Уже вечером 5 и утром 6 июля Вильгельм вызвал к себе представителей военного и морского ведомств для выяснения вопроса о готовности германской армии и флота к войне. Он получил утвердительный ответ{181}. Организация германской сухопутной армии была такова, что не требовала длительных и сложных мобилизационных мероприятий, она в любой момент была готова для войны. Об этом свидетельствуют сами германские генералы. Несколько сложнее обстояло дело на флоте. Но и здесь исподтишка проводились мобилизационные мероприятия. Было ускорено окончание работ по ремонту судов и достройке крупных военных кораблей, ускорены работы по углублению Кильского канала, увеличены запасы горючего для флота. Военным кораблям, находившимся вне германских вод, были даны специальные указания с целью занятия более выгодного положения. 25 июля утром флот получил приказ ускорить погрузку угля. Возвращался из заграничного плавания (у норвежских берегов) Флот открытого моря.

25 июля все немецкие офицеры, находившиеся в отпусках и командировках, были вызваны в свои части{182}. 27 — 29 июля по приказу военного министра войска были возвращены из лагерей в пункты постоянного расквартирования, усилена охрана железных дорог, в районах сосредоточения создавались запасы продовольствия{183}. Распоряжения о подготовительных мероприятиях к мобилизации были отданы в Германии во второй половине дня 29 июля{184}. На следующий день объявили о призыве шести возрастных групп резервистов. Усилили охрану границ, к которым придвинули прикрывающие их полевые войска. 31 июля было введено «Положение, угрожающее войной», что позволило еще до объявления мобилизации выполнить ряд мероприятий, облегчавших и ускорявших перевод армии на военное положение. Уже к 1 августа на границу с Бельгией были перевезены 1-й кавалерийский корпус генерала Рихтгофена и шесть пехотных бригад, предназначавшихся для захвата Льежа. По одному кавалерийскому корпусу было сосредоточено на люксембургской границе и в Лотарингии (4-й кавалерийский корпус генерала Холлена и 3-й кавалерийский корпус Фроммеля). Проводились мобилизационные работы в крепостях Мец и Диденгофен.

Приготовления к войне энергично проводились и в других странах. Так, русский Генеральный штаб в телеграмме штабам [232] округов и командирам корпусов предписывал принять срочные меры к возвращению из лагерей воинских частей в места постоянного расквартирования и вывозу семейств военнослужащих из приграничных районов; к приостановке увольнения в запас командного состава; к ускорению заготовки теплых вещей и пополнению запасов продовольствия; к усилению охраны железных дорог и разведки пограничной полосы и др. Предписывалось также подготовиться к проведению учебных сборов запасных. Досрочно были произведены в офицеры юнкера ряда военных училищ.

Принимались меры и к подготовке войны на море, к развертыванию сил Балтийского флота. Устанавливались минные заграждения в Финском заливе. Была организована охрана рейдов в Ревеле, Свеаборге, Кронштадте. Предписывалось закончить вооружение батарей Кронштадтской, Ревельской и Свеаборгской крепостей на Балтийском море и постановку минных заграждений, перевести все западные крепости на военное положение, вызвать из отпусков всех офицеров{185}. Подготовка к войне Балтийского флота шла настолько лихорадочно, что к концу дня 13 (26) июля развертывание сил Балтийского флота было фактически закончено.

Во Франции также 24 июля вечером состоялось заседание совета министров, на котором было признано необходимым принять все предусмотренные на случай войны мероприятия. Уже на следующий день военный министр Мессими вызвал из отпуска к месту службы офицеров генерального штаба, командиров корпусов и генералов{186-188}. На заседании совета министров 26 июля было решено прекратить отправку войск в лагеря, а также отпуск офицеров и солдат из воинских частей. Находившиеся в отпусках офицеры были вызваны в свои части{189}. Усилена охрана пограничной полосы. С введением 26 июля Положения об угрожающей опасности мобилизационные мероприятия еще более расширились. Уже 29 июля в восточной, приграничной с Германией полосе были призваны резервисты. Были начаты мобилизационные работы в крепостях. Даны указания о перевозках войск по железным дорогам. Всем командирам отдельных частей предписывалось выполнить меры, предусмотренные введенным в действие Положением об угрожающей опасности. Командиру 19-го армейского корпуса, дислоцированного в Алжире, дано указание о быстрейшей подготовке формирований [233] из резервистов тунисских и алжирских стрелковых частей и направлении их с началом развертывания в район Бельфора. 31 июля были начаты перевозки войск в восточные пограничные районы, с задачей прикрытия мобилизации и сосредоточения{190}. Была разрешена покупка лошадей для пехоты и артиллерии, отданы предварительные распоряжения о поставке лошадей населением{191-192}. Одновременно французское правительство дало указания держать войска в 10 км от границы во избежание преждевременных столкновений с германскими частями, расположенными в полной боевой готовности в нескольких стах метрах от франко-германской границы на всем ее протяжении от Люксембурга до Вогезов.

Все последующие дни проводилось все больше и. больше предмобилизационных мероприятий.

Аналогичная картина наблюдалась и в Англии. После того как на заседании английского кабинета 24 июля был оглашен текст австрийского ультиматума, морской министр Черчилль предупредил Адмиралтейство, что может возникнуть война, и принял меры к немедленной боевой готовности флота. Как раз в это время в английском флоте проводились маневры. Весь флот был сосредоточен в одной гавани (Портленде) и находился [234] в полной боевой готовности. Предполагаемая демобилизация выслуживших свой срок и рассредоточение флота по различным базам были задержаны в связи со сложившейся обстановкой, о чем 27 июля было объявлено в газетах{193}. Что касается английского экспедиционного корпуса, который в случае войны предназначался для высадки на континенте, то он также находился в полной готовности.

Реальную возможность европейской войны учитывало и бельгийское правительство. Для него не являлось секретом намерение германского генерального штаба нарушить нейтралитет Бельгии при вторжении во Францию. Этот план германского наступления откровенно обсуждался в военной печати накануне войны. Уже 24 июля бельгийское правительство принимает необходимые меры по усилению боеготовности войск{194}. 29 июля в стране было объявлено о призыве в армию трех возрастных групп резервистов{195}.

Предмобилизационный период использовался и в Австро-Венгрии. С объявлением войны во всех государствах на полный ход пустили военную машину для подготовки вооруженных сил к военным действиям. В предстоящей войне вопрос стоял так: кто раньше успеет привести свои войска в полную боевую готовность и первый начнет наступление, тот получит в борьбе несомненный выигрыш. По мобилизации начался сбор всех намеченных военнообязанных запаса и формирование из них резервных и запасных частей, пополнение кадровых частей личным составом запаса до штатов военного времени и железнодорожные перевозки войск в заранее определенные пункты сосредоточения армий.

Сроки завершения мобилизации и развертывания короче всего были у Германии и Франции и заканчивались почти одновременно, так как в этих странах существовали почти одинаковые условия в отношении размеров территорий и развития дорожной сети. В Германии мобилизация закончилась уже 5 августа, 7 августа начались перевозки войск, и к 17 августа армии были полностью перевезены в намеченные для них районы на бельгийской и французской границах. В Восточной же Пруссии развертывание германских сил закончилось уже 10 августа

После этих сроков в течение нескольких дней подвозились части тыловой службы. Успеху германских перевозок во многом способствовала предварительная подготовка железных дорог в этом районе. Уже со второго дня мобилизации все движение по железным дорогам было передано в распоряжение военных властей. Пассажирское движение резко ограничили. Перевозки хозяйственных грузов, таких, как топливо и продовольствие, [235] выполнялись в этот период лишь в необходимых размерах по плану воинских перевозок. Сосредоточение войск к западным границам проходило по 15 двухпутным линиям, которые пропускали 660 поездов в сутки. Каждому корпусу в сутки предоставлялось 20-30 поездов, причем обе дивизии корпуса перевозились одновременно. Все перевозки были выполнены по плану. Всего было перевезено около 11 тыс. воинских эшелонов{196}.

Во Франции, так же как и в Германии, мобилизация заканчивалась 5 августа, но перевозка войск в район сосредоточения, начавшаяся 6 августа, была завершена только 18 августа, на одни сутки позже германской армии. Начиная со 2 августа железные дороги были переключены на выполнение воинских перевозок по мобилизационному плану. Перевозки производились по 10 отдельным двухпутным линиям с пропускной способностью 56 поездов в сутки каждая{197}.

Бельгийская всеобщая мобилизация была объявлена вечером 31 июля, а с 4 по 6 августа дивизии сосредоточились в намеченных районах{198}.

Английский экспедиционный корпус с 4 по 7 августа закончил мобилизацию и с 9 августа началась перевозка его во французские порты Булонь, Гавр и Руан. Высадка англичан была закончена 17 августа. С 14 по 20 августа английские войска перевозились по железной дороге от портов высадки в район сосредоточения (Мобеж, Ландреси){199}.

В Австро-Венгрии мобилизация полевых дивизий с обозами заканчивалась на 6 — 8-й день, а ландверных и гонведных дивизий — на 9 — 10-й день. Перевозка войск против Сербии началась 30 июля, а против России — 6 августа и была в основном закончена 20 августа. Правда, перевозка в Галицию части сил с сербского фронта была закончена только 8 сентября.

Сроки мобилизации русской армии были следующие: кавалерийские дивизии — 2-4 дня, пехотные дивизии в приграничных округах — 4-6 дней, во внутренних — 5 — 8 дней, а в дальних — 6 — 21 день. Половина второочередных дивизий мобилизовалась за 14 дней, остальные — до 28 дней{200}. Вследствие отдаленности расположения многих частей от театра военных действий и бедности путями сообщения сосредоточение русских войск осуществлялось длительное время. Перевозка кавалерийских дивизий прикрытия из Петербурга, Москвы, Киева, Харькова, Самары [236] (Куйбышев) начиналась на 1-2-й день мобилизации и заканчивалась на 4-8-й день. Перевозка пехотных дивизий начиналась на 6-й день мобилизации, оканчивалась же в разные сроки. На 15-й день мобилизации царская Россия могла закончить сосредоточение только около 1/3 своей армии (Германия и Франция за этот срок почти полностью заканчивали сосредоточение), на 30-й день — до 2/3. Между 30-м и 60-м днями мобилизации начинали прибывать второочередные части кавалерии и войска из отдаленных округов. После 60-го дня прибывали войска из Сибири. Такие длительные сроки сосредоточения русской армии и вселяли надежду германскому генеральному штабу успешно справиться с разгромом своих противников по очереди и определили выбор первого удара именно по Франции.

С началом мобилизации и начавшейся перевозки войск прикрытия на железных дорогах царской России почти полностью было прекращено коммерческое движение поездов{201}. Поезда с хозяйственными грузами, застигнутые мобилизацией в пути, выгружались на ближайших станциях, и подвижной состав передавался для обслуживания воинских перевозок. Большие трудности при организации воинских перевозок вызывала пестрота пропускных способностей отдельных дорог и даже участков железнодорожной сети России, что ограничивало свободу маневра движения и задерживало перевозки. Тем не менее перевозки как мобилизационные, так и по сосредоточению протекали вполне успешно, превзойдя ожидания противника. На северо-западном направлении, например, основной боевой состав армейских корпусов имел готовность: в 1-й армии — к 6 августа, во 2-й — к 5 августа. Кавалерия обеих армий была готова еще раньше{202}.

После окончания мобилизации сухопутные армии государств, вступивших в войну, достигли огромной численности.

Государство	Численность вооруженных сил по окончании мобилизации, тыс
Россия	5338
Франция	3781 включая колонии
Англия	658
Бельгия	375
Сербия	380
Черногория	60
Всего на стороне Антанты	10592
Германия	3822
Австро-Венгрия	2300
Всего германо-австрийский блок	6122

[237]

Необходимо отметить, что не все эти людские массы принимали участие в сражениях. Значительные силы мобилизованных, главным образом из запасных старших возрастов и ополченцев, были заняты в различных тыловых учреждениях, в этапной службе, в гарнизонах крепостей.

После объявления войны на протяжении так называемого начального периода войны противники не могли немедленно начать в широком масштабе военные действия, потому что в приграничных районах располагалось лишь ограниченное количество войск, необходимое для прикрытия границы с началом мобилизации. Остальные части размещались внутри страны и до полного их сосредоточения противники ограничивались действиями разведывательного характера и мелкими стычками между частями прикрытия. По взглядам 1914 г., начальный период охватывал время от объявления войны до начала операций главных сил воюющих государств. Основным содержанием начального периода войны являлось завершение мобилизации, сосредоточение и развертывание армий, а также мероприятия по прикрытию своего сосредоточения и развертывания и нарушению мобилизации и развертывания противника.

Задачи войск прикрытия состояли в том, чтобы задерживать разведывательные части противника и не пропускать их на свою территорию, а в дальнейшем задерживать движение более крупных соединений, которые могли бы нарушить планомерную выгрузку своих частей и сосредоточение армий.

Германия для прикрытия выдвигала три кавалерийских корпуса, одну пехотную дивизию и шесть пехотных бригад. Сосредоточение германских армий прикрывалось войсками пяти корпусов, которые уже в мирное время были расквартированы в приграничной полосе.

Французы для прикрытия развертывания своей армии выдвинули к границе шесть корпусов и шесть кавалерийских дивизий.

Русские прикрывались одиннадцатью кавалерийскими дивизиями и отдельными отрядами и частями, выделенными из разных корпусов.

В Австро-Венгрии кавалерийские части были выдвинуты ближе к границе, в районы, назначенные для их армий и групп. Кавалеристы вели разведку на глубину до 2-3 переходов, имея задачей выяснить силы и группировку противника от реки Днестр до линии Дубно, Луцк, Холм, Люблин. На эти же силы австрийское командование возлагало задачу сдержать противника в случае перехода им государственной границы.

Стратегическую цель начального периода войны генеральные штабы воюющих государств связывали с упреждением в развертывании и нанесении внезапного удара главными силами по войскам противника. Каждый генеральный штаб стремился в этот период достигнуть наиболее выгодных условий для ведения вооруженной борьбы, а именно: обеспечение безопасности — гарантии [238] от преждевременной атаки со стороны превосходящих сил противника; выигрыш во времени, что даст возможность внезапно атаковать не полностью сосредоточившегося противника; создание превосходства в силах в наиболее целесообразной оперативной группировке и занятие войсками более удобных районов для развертывания сил и средств{203}.

Д. В. Вержховский

3. Развертывание сухопутных сил

Западноевропейский театр

Этот театр охватывал территорию Бельгии, герцогства Люксембург, Эльзас, Лотарингию, Рейнские провинции Германии и северо-восточные департаменты Франции. На востоке он ограничивался Рейном, с севера — Голландией, с запада — морским побережьем от устья р. Шельды до устья р. Сены и с юга — условной линией — р. Сена, Париж, швейцарская граница. Протяженность театра по фронту от устья Шельды до швейцарской границы 480 км и в глубину от р. Рейна до Кале — 500 км. Западная часть представляет собою равнину с разветвленной дорожной сетью, удобную для действий крупных войсковых объединений; восточная часть по преимуществу горная (Арденны, Аргонны, Вогезы) и ограничивает свободу маневра войск. Известное препятствие при наступлении крупных масс войск создают водные рубежи рек Мозель, Маас, Эна, Марна. Особенность театра — его промышленное значение (угольные копи, железная руда, развитая обрабатывающая промышленность).

Западноевропейский театр имел очень развитую сеть железных дорог, позволяющих обеим сторонам быстро и почти одновременно сосредоточивать войска в районах развертывания. Из внутренних департаментов Франции к германской границе вело 10 сквозных железнодорожных путей. Железные дороги Франции имели своим центром парижский железнодорожный узел. С германской стороны к границе шло 15 колей, связанных с железными дорогами Бельгии, Люксембурга и Франции. Для перехода через р. Рейн от Везеля до Страсбурга Германия имела 15 железнодорожных мостов, могущих пропустить в сутки до 550 эшелонов. Обе стороны были обеспечены достаточным количеством рокадных линий, позволявших осуществлять маневр войсками вдоль фронта. Западную и восточную границы Германии соединяли 13 сквозных совершенно независимых железнодорожных [239] линий (в том числе четыре двухколейных сквозных маршрута), что позволяло германскому командованию перебрасывать войска с запада на восток на расстояние 1200 км за одни сутки. В центре Германии, в Берлине, находился очень развитый центральный железнодорожный узел с пропускной способностью 150 пар поездов в сутки. Имелась также густая сеть шоссейных дорог, которая давала большие удобства для передвижения войск и грузов во всякое время года. Все дороги постоянно поддерживались в полной исправности.

На протяжении 250 км вдоль франко-германской границы и в двух переходах от нее находилась система французских крепостей, имевшая большое оперативное и стратегическое значение{204}. Главными опорными пунктами этой системы являлись мощные крепости Верден, Туль, Эпиналь и Бельфор. Промежутки между ними были заполнены отдельными фортами и батареями (до 20 более или менее значительных укреплений), связывавшими всю систему в непрерывный пояс.

Западнее этой линии крепостей имелась вторая полоса укреплений у Дижона и Лангра, в районах Реймса, Лаона, Ла-Фера. В центре страны находился укрепленный лагерь Парижа. Имелись еще крепости на путях от бельгийской границы к Парижу, но они были устаревшими и не могли играть важную оперативную роль.

Насколько серьезное оперативное значение имели французские укрепления, можно судить по тому, что Шлиффен в своем меморандуме о войне против Франции (декабрь 1905 г.) писал: «Францию следует рассматривать как большую крепость. Во внешнем поясе укреплений участок Бельфор — Верден почти неприступен. ..»{205}

Большое оперативное значение имели бельгийские крепости Льеж, Намюр и Гюи, прикрывавшие переправы через Маас, в том числе и железнодорожные, на путях, которые вели в обход восточной системы французских крепостей. Обширную крепость-лагерь представлял собой Антверпен.

На территории германской части западноевропейского театра большой крепостью, имеющей важное значение, являлся Мец{206}. Имелись еще форт Диденгофен (по-французски — Тионвиль) и сильно устаревшие крепости на Рейне — Страсбург, Кельн, Гермерсгейм, Майнц, Кобленц, Везель, а также укрепления у Саарлуи и укрепленный лагерь Мальмеди. Оборонного значения эти крепости не имели, так как германцы с первых же дней войны предполагали осуществить вторжение в пределы противника.

В военно-хозяйственном отношении западноевропейский театр [240] мог представить для массовых армий лишь ограниченные возможности в смысле использования местных средств, особенно продовольствия, а потому большую часть предметов военно-хозяйственного обеспечения приходилось подвозить.

Сразу же с началом мобилизации начались перевозки войск в районы развертывания, намеченные планами, разработанными еще в мирное время. Германские силы против Франции развернулись в составе семи армий и четырех кавалерийских корпусов вдоль бельгийской и французской границ на фронте от Крефельда на севере до Мюльгаузена (Мюлуз) на юге, протяжением по прямой около 380 км (табл. 12). Кроме этих войск, предназначенных для действий в первой линии, в тылу было сосредоточено к 20 августа 6,5 эрзац-резервных дивизий и некоторое число других частей из ландвера. Всего на французской и бельгийской границе германское командование развернуло 22 армейских, 12 резервных корпусов (68 пехотных дивизий), 4 кавалерийских корпуса (10 дивизий), 3 резервные дивизии в гарнизонах крепостей, 6,5 эрзац-резервных дивизий и 17,5 ландверных бригад, или около 1600 тыс. человек, и до 5000 орудий (в том числе более 500 тяжелых){207}.

Главная группировка этих войск располагалась севернее Меца, где на фронте до 200 км было сосредоточено около 1100 тыс. человек, или 2/3 всех сил. К югу от Меца до швейцарской границы были развернуты остальные силы. Таким образом, основная стратегическая идея германского командования — сокрушительный удар огромной массы германских сил по Франции через территорию Бельгии — получила свое первое осуществление в развертывании.

Для обороны северного побережья Германии и островов на Балтийском море на случай высадки вражеского десанта предназначался 9-й резервный корпус и четыре бригады ландвера, составляющие Северную армию{208}.

На германские силы, расположенные к югу от Меца, также возлагались активные наступательные задачи. Учитывая возросшее экономическое значение Эльзас-Лотарингии, главное командование германскими вооруженными силами принимало меры к тому, чтобы оградить этот район от всяких попыток вторжения в него, хотя бы и временного, французских войск.

Верховное командование вооруженными силами Германии принял на себя кайзер Вильгельм. Начальником генерального штаба и фактическим главнокомандующим был генерал Мольтке. 17 августа главная квартира германских вооруженных сил переехала из Берлина в г. Кобленц{209} на Рейне, примерно в 100 км от границы. [241]

[242]

Германским силам противостояли армии Франции и Бельгии, а также английский экспедиционный корпус.

Французские войска в составе пяти армий и одного кавалерийского корпуса были развернуты вдоль границы Франции с Германией, Люксембургом и Бельгией на фронте до 345 км от Бельфора на юге до Ирсона на севере (табл. 13).

Эти силы к 5 августа 1914 г. имели в своем составе 21 армейский корпус (один корпус не имел номера и назывался «колониальный»), или 43 пехотные кадровые дивизии (один корпус имел три дивизии), три отдельные пехотные кадровые дивизии, 26 пехотных резервных{210}, 4 пехотные территориальные{211} и 10 кавалерийских дивизий. Численность развернутых пяти армий составляла свыше 1300 тыс. человек. В распоряжении военного министра и главнокомандующего оставалось почти 336 тыс. человек. Всего вместе с четырьмя территориальными дивизиями группы д'Амада французы имели в боевых частях 1727,6 тыс. человек и 4080 орудий (в том числе до 270 тяжелых){212}. К началу Пограничного сражения были использованы почти все эти силы.

Под влиянием непрерывно поступавших сведений о развитии наступления германских войск через Бельгию французское командование во время развертывания производило некоторую перегруппировку своих сил и частичное перераспределение отдельных корпусов и дивизий между армиями. Были образованы также две новые армии — Эльзасская и Лотарингская, вскоре, однако, расформированные. Кроме того, на южном крыле франко-германского фронта уже с 7 августа проводились операции довольно значительными силами, приведшие к изменению районов расположения войск. В результате всех этих событий окончательные районы расположения французских армий и их состав в двадцатых числах августа значительно отличались от намеченных мобилизационным планом № 17, разработанным перед войной. Левый фланг французских сил был протянут на север до Намюра. Главная группировка французских войск в составе до 887 500 человек оказалась развернутой северо-западнее Вердена (3-я, 4-я и 5-я армии). Против Эльзаса и Лотарингии, где французы первоначально рассчитывали нанести главный удар, действовали две армии (1-я и 2-я) силами в 616 тыс. человек{213}. [243]

Верховное командование французскими армиями было возложено на генерала Жоффра, начальником штаба был генерал Бэлен{214}. Главная квартира размещалась в Витри ле Франсуа.

Развертывание бельгийской армии было закончено ранее других. К 6 августа четыре бельгийские дивизии уже занимали намеченный район Первец, Тирлемон, Лувен, Вавр. У Варема находилась кавалерийская дивизия. По одной дивизии было выдвинуто к крепостям Льежу и Намюру. Общая численность полевой бельгийской армии составляла 117 тыс. человек и 312 орудий, а вместе с резервными войсками и гарнизонами крепостей — 175 тыс. человек. Для тыловой службы и охраны сообщений имелось около 200 тыс. недостаточно обученного ополчения.

Во главе бельгийской армии стоял король Бельгии Альберт, начальником генерального штаба был генерал Селльер де Моранвиль{215}. Главная квартира бельгийской армии располагалась в Брюсселе{216}.

Первые эшелоны английского экспедиционного корпуса начали перебрасываться во Францию с 9 августа{217}. Английские войска высаживались во французских портах Гавр, Руан и Булонь в составе двух корпусов и 1,5 кавалерийской дивизии. Техническая неподготовленность морских перевозок не позволила английскому командованию своевременно сосредоточить свои войска в заданном районе. К 20 августа английские силы численностью свыше 87 тыс. человек и 328 орудий сосредоточились в районе Мобеж, Ле-Като. Главнокомандующим английским экспедиционным корпусом был назначен фельдмаршал Френч, начальником его штаба — генерал Мэрей. С 17 августа главная квартира английских войск находилась в Ле-Като{218}.

Соотношение сил сторон на западноевропейском театре после развертывания видно из табл. 14.

Необходимо сказать о своеобразных взаимоотношениях между французским и английским командованием. Фельдмаршал Френч не был подчинен французскому командованию{219}. Френчу было предписано английским правительством сохранять в своих действиях полную самостоятельность, сообразуясь с обстановкой, благоприятной для английских войск. Такие взаимоотношения между высшим командованием отрицательно сказывались на действиях союзных войск на франко-германском фронте в течение всей кампании 1914 г. [245]

Если сравнить силы развернувшихся на западноевропейском театре войны друг против друга противников, то нам представится следующая картина. Против 1600 тыс. германских войск союзники развернули свыше 1562 тыс. Таким образом, противники на этом театре имели равенство сил. На направлении своего главного удара севернее Меца германцы в пяти армиях имели 1100 тыс. человек. Союзники же в составе трех французских армий, бельгийской армии и английского экспедиционного корпуса насчитывали на этом направлении также более одного миллиона человек. Таким образом, противники имели и на этом направлении почти равенство в силах.

Однако, если внимательно рассмотреть группировку сил обеих сторон, то окажется, что это равенство в силах было лишь арифметическое и не оказало ожидаемого влияния на дальнейший ход событий. Дело в том, что германские армии располагались на одной линии с севера на юг, с небольшими интервалами и таким образом представляли почти сомкнутую сосредоточенную силу. Войска же союзников имели менее удачное расположение. Линия фронта французских войск загибалась от Вердена на северо-запад вдоль французско-бельгийской границы и обрывалась у Ирсона. Далее, в районе Мобежа, мы видим английские войска. Бельгийская же армия имела свой самостоятельный район развертывания.

В силу необходимости соблюдения нейтралитета Бельгии французские армии не могли сосредоточиваться на бельгийской территории. Это привело к тому, что фланги французской и бельгийской армий не соприкасались. Вследствие этого между бельгийской армией и левым флангом французских войск образовалось почти совершенно не занятое войсками пространство в 110 км. Таким образом, германскому командованию предоставлялась хорошая возможность разгромить своих противников по частям и расправиться первоначально с бельгийской армией, чем оно и не преминуло воспользоваться. Это было легко сделать, так как против пяти бельгийских дивизий (шестая дивизия находилась [246] в крепости Намюр) численностью всего около 100 тыс. человек двигались массы войск 1-й и 2-й германских армий численностью почти в 470 тыс. человек, превосходя бельгийцев в 4,7 раза, с многочисленной и мощной артиллерией. Все это оказало решающее влияние на ход дальнейших событий и привело германские войска на Марну.

Лишь после того, как германские войска 4 августа начали военные действия против Льежа, бельгийское правительство дало указание всем своим военным и морским начальникам не рассматривать больше как враждебные действия переход границы французскими и английскими войсками. Об этом около 18 часов 30 минут 4 августа сообщил своему министерству иностранных дел французский посол в Бельгии{220}.

Однако даже после разрешения бельгийского правительства использовать территорию Бельгии для организации отпора общему врагу, что можно расценивать как скрытую просьбу о помощи, французское командование продолжительное время колебалось и не решалось перегруппировать свои войска на север, не располагая достоверными сведениями о группировке германских сил и ошибочно предполагая, что главные группировки германских армий находились в районе Меца, Диденгофена и в Люксембурге{221}. К тому же оно опасалось, что в случае неудачи под Льежем (на что французы имели большую надежду, полагаясь на стойкость этой крепости) германцы повернут на юг и будут наступать между Намюром и Мецем{222} восточнее Мааса. Поэтому лишь 8 августа в общей инструкции № 1 делается робкая попытка несколько продвинуть к бельгийской группе войска 5-и армии{223}, что все же не сближало их с бельгийской армией, поскольку левый фланг французов оставался у Мезьера. Такая осторожность действий вызывалась желанием не подвергать риску поражения свои войска до полного их сосредоточения.

Восточноевропейский театр

Восточноевропейский театр военных действий составляли: западная пограничная область России, Восточная Пруссия, восточная часть провинций Познани и Силезии, а также Галиция. С запада театр ограничивался р. Вислой, крепостями Данциг, Торн, Познань, Бреславль и Краков; с юга — Карпатскими горами и северной частью румынской границы; с востока — линией Петербург, Великие Луки, Смоленск, Гомель, Киев и р. Днепр; с севера — Балтийским морем. Протяженность театра по фронту от Балтийского [247] моря до русско-румынской границы составляла около 850-900 км (по линии Кенигсберг — Черновицы), глубина — 750 км (от линии Барановичи — Ровно до Бреславля).

Своеобразием театра являлась конфигурация русско-германской границы в его центральной части, где русская территория театра представляла огромный выступ по линии Осовец, Торн, Калиш, Краков, Владимир-Волынский, приближавший русских к Берлину, Вене, Будапешту (Гнезно — Берлин — 320-340 км, Краков — Вена — 340 км, Краков — Будапешт — 300 км.). Однако этот выступ и сам был подвержен фланговым ударам со стороны Восточной Пруссии и Галиции.

Рельеф театра в основном равнинный и пригоден для развертывания и действий больших масс войск. Могли сковать маневр болотистый район Полесья, а также водные рубежи Мазурских озер и реки Неман, Нарев, Висла.

Лесисто-озерный характер территории Восточной Пруссии более способствовал ведению оборонительных действий, нежели наступательных. Местные препятствия в виде озерных групп, рек, болот, лесных пространств и гористых районов хотя и являлись преградами, но при соответствующей подготовке могли преодолеваться. Территория Галиции была удобна для действий войск и позволяла обойти Карпатские горы на Краков, Вену и Будапешт.

Дорожная сеть в пределах восточноевропейского театра предоставляла значительные преимущества для Германии и Австро-Венгрии. К русской границе со стороны Германии подходила 31 колея, по которой можно было пропустить из внутренней Германии не менее 550 эшелонов в сутки. Русские на этом направлении могли перевезти только 223 эшелона. Австро-Венгрия в отношении железных дорог была лучше подготовлена, чем Россия. К русской границе подходили 15 — 16 колей, по которым австрийцы могли подавать в районы сосредоточения до 247 эшелонов в сутки против 180-200 эшелонов русских{224}. Необходимо также отметить, что железнодорожная сеть Австро-Венгрии входила в состав Германского железнодорожного союза и соединялась с Германией 39 колеями. Благодаря этому германское командование могло перебрасывать свои войска к юго-западным границам России, используя железнодорожную сеть Австро-Венгрии, что оно и делало неоднократно в ходе первой мировой войны. Через крупные реки Одер и Вислу имелись железнодорожные мосты (6 мостов на Одере на 11 колей и 4 моста через Вислу — тоже на 11 колей). Россия же к своим районам сосредоточения имела только 24 колеи, по которым в сутки можно было подвезти лишь 400-420 эшелонов. Перевозка и развертывание германо-австрийских основных сил против России могли быть закончены на 13-15-й [248] день мобилизации, а русские не могли это полностью сделать и к 28-му дню.

В отношении шоссейных дорог в приграничной полосе царская Россия также сильно отставала от Германии и Австро-Венгрии. Плотность шоссейных дорог на 1 кв. км территории составляла в Виленском военном округе 0,72 км, в Варшавском — 4 км и в Киевском — 0,56 км. На стороне же противника плотность шоссейных дорог на 1 кв. км была: в Восточной Пруссии — 7,88 км, в Галиции — 6,9 км{225}. Через Карпаты, например, проходило 18 шоссейных дорог и 22 грунтовые колесные дороги (преимущественно в Западную Галицию).

В военно-инженерном отношении оперативный район России накануне войны не представлял собой серьезной системы, на которую русские армии могли бы опереться при наступлении и остановить противника при обороне. В связи с отнесением с 1910 г. линии развертывания назад были упразднены крепости Варшава, Ивангород, Зегрж и укрепления Остроленки, Рожан и Пултуска. Сохранились и усиливались крепости Ковно, Осовец, Новогеоргиевск, Брест-Литовск и строилась новая крепость Гродно. При этом упразднение крепостей сопровождалось и частичным их разрушением, между тем как новые постройки и усиление оставшихся крепостей не были осуществлены и к началу войны.

Германцы же в последнее перед войной десятилетие приняли ряд мер по военно-инженерной подготовке Восточной Пруссии с целью создать здесь не только оборону, но и базу для наступления в пределы России. Имелись крепости Кенигсберг, Данциг, Торн и ряд укреплений на Висле: Мариенбург, Грауденц, Кульм, Фордон и укрепление Летцен в системе Мазурских озер. С объявлением войны германским командованием предусматривалось строительство дополнительных мостов, блокгаузов в лесных районах и было намечено оборудование позиций на восточном берегу Вислы для активной обороны этой реки.

На австро-венгерской стороне первоклассными крепостями были Краков, Перемышль и укреплённый лагерь у Львова. Кроме того, австрийцы еще в мирное время значительно укрепили рубежи по берегам рек, имевшие оперативное значение, позволявшие развивать операции по обоим берегам этих рек. Такими укреплениями являлись на р. Днестре — Галич, Миколаев и малые укрепления у Самбора, Конюшки, Жидачева, Журавно, Мартынова и Залещики; на р. Сане — Ярослав и укрепления у Сенявы и Радымно.

В военно-хозяйственном отношении лучше была подготовлена Восточная Пруссия. Благодаря развитому сельскому хозяйству она могла полностью снабдить продовольствием действующие [249] здесь армии. У населения Галиции лишь в урожайные годы оставались некоторые излишки. В русской части района, к северу от Полесья, население не покрывало своих продовольственных потребностей, и развернувшимся здесь русским армиям пришлось почти целиком жить на подвозе. Южнее Полесья войска могли в некоторых районах найти ресурсы в подспорье к подвозу.

На территории противников имелись заранее оборудованные склады. В Восточной Пруссии находилось 16 продовольственных магазинов, 11 артиллерийских депо, 51 склад оружия для ландштурмистов, склады полевых железных дорог и переправочного имущества. В Кенигсберге, Грауденце, Торне, Познани и Бреславле (Бреслау) были оборудованы радиостанции. В Галиции имелось 33 продовольственных магазина, 7 артиллерийских складов, 3 инженерных склада. Имелись крупные склады полевых железных дорог, мостовых материалов, телеграфного имущества и пр.

Русская часть района в военно-хозяйственном отношении была подготовлена несколько хуже. В приграничной полосе хранились только запасы, нужные войскам исключительно при мобилизации. Все склады располагались в далеком тылу: Бологое, Смоленск, Гомель, Киев, Кременчуг, Екатеринослав.

Германия, намереваясь вести оборонительные действия на востоке до разгрома своих противников на западе, развернула к 10 августа на наиболее угрожаемом направлении своей восточной границы — в Восточной Пруссии — 8-ю армию под командованием генерал-полковника Притвица в составе четырех корпусов (1-й, 17-й, 20-й армейские и 1-й резервный), одной кавалерийской дивизии, одной резервной и одной ландверной дивизий, нескольких ландверных бригад. Германские войска в Восточной Пруссии, используя особенности местности, не занимали сплошного фронта, а располагались отдельными очагами (по корпусу) в укрепленных районах на главнейших направлениях и в межозерных дефиле. Войска занимали следующие позиции: 17-й армейский корпус — в районе южнее Дейч-Эйлау. Район Ортельсбурга на ломжинском направлении занимал 20-й армейский корпус. Линию Мазурских озер между Николайкеном и Летценом занимали 3-я резервная дивизия и 6-я ландверная бригада. 1-й резервный корпус располагался в районе Ангербург, Норденбург. На линии Гольдап, Гумбиннен занимал позиции 1-й армейский корпус, имея выдвинутые на границу передовые отряды. Севернее 1-го корпуса в районе Пилькален располагалась 1-я кавалерийская дивизия. Гарнизоны крепостей Познань, Кенигсберг, Торн, Грауденц, Бреслау, Данциг общим числом до четырех пехотных дивизий выдвигались в приграничные районы и могли быть использованы в полевом бою{226}. Всего 8-я германская армия развернула в Восточной Пруссии до пятнадцати пехотных дивизий, одну кавалерийскую дивизию, 1044 орудия (в том числе [250] 156 тяжелых). В армии насчитывалось около 200 тыс. человек. Германские войска имели задачу оборонять Восточную Пруссию и быть готовыми к наступлению на Наревском направлении для оказания в случае необходимости помощи австрийским войскам, действующим из Галиции.

Так как было ясно, что медленно сосредоточиваемая русская армия не начнет вскоре действий крупными силами, остальной участок русско-германской границы от Торна до Бендзина (260 км по прямой) не был занят германскими войсками, лишь на бреславльском направлении располагался ландверный корпус Войрша (две ландверные дивизии и 72 орудия), оперативно подчиненный 8-й армии{227}. На этом пространстве действовали отдельные кавалерийские части обеих сторон. Они вели разведку и несли дозорную службу.

Австро-венгерские войска, предназначенные для действий против России, были сосредоточены юго-восточнее Сандомира до Черновиц (расстояние по прямой 390-400 км) в четырех армиях — с 1-й по 4-ю{228}.

На правом фланге австрийских войск в районе Тарнополь, Буек, Стрый и южнее развернулась группа генерала Кевеса в составе двух корпусов (12-й и 3-й), трех кавалерийских дивизий (1-я, 5-я, 8-я), одной пехотной, одной ландверной и одной гонведной (венгерской) дивизий. Всего в группе Кевеса было девять пехотных и три кавалерийских дивизии, 448 орудий.

3-я армия генерала Брудермана развертывалась в районе Львов, Самбор в составе двух корпусов (11-й и 14-й), одной пехотной и трех кавалерийских (2-я, 4-я, 11-я) дивизий, всего шесть пехотных и три кавалерийские дивизии, 288 орудий.

4-я армия генерала Ауффенберга в составе четырех корпусов (2-й, 6-й, 9-й, 17-й) и двух кавалерийских дивизий (6-я и 10-я — последняя полностью прибыла лишь к 25 августа) занимала район развертывания Радымно, Ярослав, Перемышль. Всего армия имела девять пехотных и две кавалерийские дивизии, 436 орудий.

1-я армия генерала Данкля в составе трех корпусов (4-й, 5-й, 10-й) и двух кавалерийских дивизий (3-я и 9-я) развернулась на реке Сан в районе Сенява, Ниско. Кавалерия была собрана на левом фланге армии; всего девять пехотных и две кавалерийские дивизии, 450 орудий.

Участок русско-австрийской границы от Сандомира до Бендзина (200 км по прямой) не был занят войсками. В районе города [251] Кракова была сосредоточена армейская группа под командованием генерала Куммера, состоящая из двух с половиной пехотных и одной кавалерийской дивизии при 106 орудиях. На группу возлагалась задача обеспечивать левый фланг ударной группы австрийских войск (2-я и 4-я армии) Развертывание австро-венгерских сил в Галиции обеспечивалось командами ландштурмистов и кавалерийскими дивизиями от 1-й, 4-й, 3-й австрийских армий и групп Кевеса и Куммера.

К началу боевых действий австро-венгерское командование развернуло на русском фронте 12 корпусов, несколько отдельных пехотных дивизий (всего 35,5 дивизии, или почти 18 корпусов) и 11 кавалерийских дивизий Общее число австро-венгерских войск насчитывало до 850 тыс. человек и 1728 орудий{229}.

Основная стратегическая идея австрийской группировки заключалась в том, чтобы быстрым и решительным наступлением 1-й и 4-й армий в междуречье Вислы и Западного Буга и при содействии немецких сил с наревского направления разгромить русские войска в Западной Польше. На 2-ю и 3-ю австрийские армии возлагалась задача разбить русские армии, действовавшие со стороны Кременец, Дубно, Луцк.

Сосредоточение и развертывание русских армий осуществлялось по мобилизационному плану № 19, варианту «А», предусматривавшему направление большей части сил против Австро-Венгрии

Стратегический замысел русских определялся как «переход в наступление против вооруженных сил Германии и Австро-Венгрии с целью перенесения войны в их пределы»{230}.

Русские силы сосредоточивались на двух отдельных направлениях — северо-западном и юго-западном. Войска прикрытия против Германии располагались по южному побережью Рижского залива, затем вдоль Балтийского побережья и далее по границе на Вержболово, Августов, Млаву, Калиш. Им были поставлены задачи по разведке, наблюдению за берегом Балтийского моря и обороне всей пограничной полосы против германцев со стороны Пруссии и Западной Польши.

На Северо-Западном фронте (командующий генерал Жилинский) развертывались две армии: 1-я армия (командующий генерал Ренненкампф) в составе трех корпусов (3-й, 4-й, 20-й), одной стрелковой и одной кавалерийской бригад, пяти кавалерийских дивизий (6,5 пехотных, 5,5 кавалерийских дивизий) при 402 орудиях развертывалась по реке Неману на фронте Ковно, Олита, Меречь. Развертывание 1-й армии прикрывал с севера 1-й конный корпус генерала Хана Нахичеванского, сосредоточившийся на правом фланге армии в районе Вильковишки, Мариамполь. [252] В районе Сувалки для прикрытия южного фланга армии находились одна кавалерийская дивизия и стрелковая бригада.

2-я армия (командующий генерал Самсонов) в составе шести корпусов (1-й, 2-й, 6-й, 13-й, 15-й, 23-й — 11 пехотных дивизий) и трех кавалерийских дивизий при 702 орудиях развертывалась на фронте Гродно, Осовец, Остроленка. На фланге армии и вперед были выдвинуты для прикрытия кавалерийские части и отдельные отряды. Всего Северо-Западный фронт к началу операции имел 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий при 1104 орудиях. Бойцов в двух русских армиях насчитывалось около 250 тыс.

Следует отметить, что сосредоточение и развертывание армий Северо-Западного фронта, в особенности их тылов, к началу наступления полностью завершено не было. Между армиями образовался открытый промежуток в 45 км против Летценского укрепленного района немцев. Фронт 2-й армии был слишком велик — свыше 200 км, в то время как 1-я армия была сосредоточена на фронте около 85 км.

В ходе сосредоточения и развертывания и начавшейся затем Восточно-Прусской операции отдельные корпуса и дивизии по разным причинам передавались из одной армии в другую. Сила и состав армий вследствие этого менялись и не соответствовали тому, что намечалось первоначальными планами. Так, 1-й армейский корпус, по плану развертывания предназначенный в состав 1-й армии, 10 августа был направлен к Варшаве для создаваемой здесь 9-й армии. В дальнейшем этот корпус был передан 2-й армии, которая взамен передала в 1-ю армию свой 2-й корпус. Части второочередных дивизий и тылы продолжали прибывать в прифронтовые районы уже в ходе боев.

На Юго-Западном фронте (командующий фронтом генерал Иванов) протяжением по дуге свыше 400 км развертывались четыре армии (4-я, 5-я, 3-я, 8-я) в трех отдельных группах: от среднего течения Вислы на Люблин, Холм, Ковель — Западная группа (в составе 4-й и 5-й армий), далее на Луцк, Дубно, Кременец — Ровенская группа (3-я армия) и на фронте Проскуров, Каменец-Подольский — Проскуровская группа (8-я армия).

4-я армия (командующий генерал Зальц, затем генерал Эверт) состояла из трех корпусов (гренадерский, 16-й, 14-й — 6,5 пехотных дивизий) и трех с половиной кавалерийских дивизий. 5-я армия (командующий генерал Плеве) имела четыре корпуса (25-й, 19-й, 5-й, 17-й — 8 пехотных дивизий) и три кавалерийские дивизии. 3-я армия (командующий генерал Рузский) имела четыре корпуса (21-й, 11-й, 9-й, 10-й — 12 пехотных дивизий и три кавалерийские дивизии). 8-я армия (командующий генерал Брусилов) состояла из трех корпусов (7-й, 8-й, 12-й — 8 пехотных дивизий) и трех кавалерийских дивизий. Всего Юго-Западный фронт к началу операций имел 34,5 пехотных и 12,5 кавалерийских дивизий, или свыше 600 тыс. бойцов и 2099 орудий. Но были [253] развернуты не все войска. Некоторые дивизии, главным образом второочередные, продолжали прибывать к своим армиям уже в ходе боев. Общее количество сил русских Юго-Западного фронта составляло не более 75% от предусмотренных планом{231}.

Районы сосредоточения и развертывания армий Юго-Западного фронта прикрывались войсками, дислоцированными здесь еще в мирное время. Непосредственно на границе стояли части пограничной стражи, соединенные в бригады. Наиболее крупные гарнизоны полевых войск находились в Лодзи, Ченстохове, Кельцах. На линию Радом, Люблин, Холм, Владимир-Волынский, Дубно, Кременец выдвигались отдельные части от 14-го, 19-го, 11-го и 12-го армейских корпусов, входивших соответственно в 4-ю, 5-ю, 3-ю и 8-ю армии. Шесть кавалерийских дивизий (14-я, 1-я Донская, 7-я, 2-я сводная казачья, 11-я, 12-я) были выдвинуты южнее линии Ченстохов, Красник, Владимир-Волынский, Проскуров.

Ближайшие фланги фронтов разделялись пространством до 200 км, в котором уже в ходе развертывания русское командование решило сформировать в районе Варшавы новую — 9-ю армию для осуществления наступления на Берлин, как того требовали военные обязательства России в соответствии с франко-русской военной конвенцией.

Общее соотношение сил сторон на восточноевропейском театре к началу военных действий видно из табл. 15.

На восточноевропейском театре, где от Балтийского до Черного моря развертывались вооруженные силы трех государств, военные действия начались несколько позже, нежели на западе. Многочисленные германские силы в Восточной Пруссии имели оборонительные цели и не спешили переходить к наступательным действиям. Русская армия не могла начать наступление сразу же после объявления войны, так как войска сосредоточивались медленно из-за недостатка шоссейных и железных дорог. Австро-венгерская армия хотя и имела наступательную задачу, но вследствие начавшейся перегруппировки войск 2-й армии с сербского фронта на русский тоже нуждалась в более продолжительном времени для окончательного развертывания.

Все же крупные операции на этом театре были предприняты до полного завершения развертывания, и начала их русская армия, так как в силу своих обязательств по франко-русской военной конвенции она должна была направить войска против Германии после 15-го дня мобилизации. К тому же она понуждалась многочисленными и настойчивыми требованиями французского командования перейти поскорее в наступление, чтобы отвлечь на себя крупные силы германцев с французского фронта и тем самым обеспечить успех действий французской армии, хотя русское [254] правительство было заинтересовано направить главные силы в первую очередь против Австро-Венгрии. Пытаясь решить обе эти задачи, русское командование почти поровну распределило силы на обоих стратегических направлениях, не создав подавляющего превосходства над противником ни на одном из них, и почти одновременно начало наступательные действия и против Германии в Восточной Пруссии и против Австро-Венгрии в Галиции. Первыми начали наступление армии Северо-Западного фронта, имея задачу вторгнуться в Восточную Пруссию, и, охватывая фланги противника, отрезать его главные силы от Кенигсберга (Калининград) и от Вислы.

Одновременно должны были начать наступление и войска Юго-Западного фронта с общей целью нанести поражение австро-венгерским армиям и воспрепятствовать отходу основных сил противника за реку Днестр.

Развернувшиеся для боевых действий русские армии как Северо-Западного, так и Юго-Западного фронтов имели возможность для охвата противника на каждом направлении, что могло привести к окружению и разгрому его главных сил. Поставленные перед русскими армиями цели полностью выполнены не были. [255]

Балканский театр

Территория Сербии, на которой проходили военные действия, представляет собой горную страну с небольшими участками равнинного характера, преимущественно вдоль речных долин{232}. Горные хребты в западной части Сербии идут в экваториальном направлении, что разобщало действия австрийских войск при их наступлении из Боснии и Герцеговины. На севере крупным препятствием для наступления австрийцев на протяжении 400 км являлись реки Дунай (ширина 1500-1900 м, глубина до 14 м) и Сава (ширина около 800 м, глубина до 10 м). Сербский берег этих рек занимал командное положение, что благоприятствовало их обороне. Дорожная сеть Сербии была развита слабо. Из железных дорог наиболее развитой была дорога Белград, Ниш, Ускюб, Велес, Салоники. От нее отходили ветки на Крушевац, Ужице и Ускюб, Митровица. Из колесных путей главными являлись две дороги от Белграда на Ниш и далее на юг к Салоникам (одна дорога была шоссирована). Имелось несколько вспомогательных, трудных для движения дорог. По путям от Салоник Сербия могла иметь связь с Францией, а по реке Дунаю с Россией.

На Балканском театре войны Австро-Венгрия первоначально сосредоточила три армии (2-ю, 5-ю и 6-ю) по варианту «Б» своего плана в предположении, что Россия под воздействием Германии не решится вступить в войну. Впоследствии, когда оказалось, что Россия все же мобилизовала свои силы и намерена также воевать, австро-венгерскому командованию пришлось 2-ю армию срочно перевозить в Галицию. На этом усиленно настаивал также и германский генеральный штаб. Для действий против Сербии оставались лишь 5-я и 6-я армии{233}. 5-я армия развернулась в составе двух корпусов (6 — 7 пехотных дивизий), всего 80 тыс. человек, в нижнем течении реки Дрины от ее устья до Зворника, а 6-я армия, тоже в составе двух корпусов (6,5 пехотной дивизии), всего 60 тыс. человек, — у Сараева и Мостара{234}. Часть сил 6-й армии была развернута фронтом на юго-восток против черногорских сил. Правда, части 2-й армии и отдельный 7-й армейский корпус также некоторое время в ожидании погрузки находились на границах Сербии по рекам Саве и Дунаю, но главное командование австро-венгерской армии уже 4 августа отдало строжайший приказ, что даже при частичном использовании сил 2-й армии против Сербии ее переправа через Саву и Дунай не предусматривается. Следовательно, 2-я армия могла оказывать лишь пассивное влияние на ход боевых действий 5-й армии. На этом фронте имелись еще и другие соединения и части, не входившие в состав 5-й и 6-й армий. Всего против Сербии после [256] переброски в Галицию 2-й армии оставалось австро-венгерских 239,5 батальонов, 37 эскадронов, 516 орудий и 392 пулемета{235}. Главнокомандующим австро-венгерскими силами на Балканах был назначен фельдцейхмейстер О. Потиорек, начальником штаба — генерал-майор Э. Бельц. Австрийские армии имели задачу наступать против сербских сил с глубоким охватом флангов.

Сербия развернула свои вооруженные силы в четырех армиях, в составе 12 пехотных и 1 кавалерийской дивизии. Всего в полевых войсках Сербия имела 247 тыс. человек и 610 орудий (из них до 40 тяжелых, а 180 орудий старых образцов). Всего с тыловыми частями в Сербии было мобилизовано 380 тыс. человек. Общее командование сербскими вооруженными силами взял на себя принц-регент Александр. Начальником штаба был воевода Путник.

Сербы могли ожидать нападения на свою северную границу со стороны рек Дуная и Савы и на западную — со стороны р. Дрины. Поэтому они, прикрыв силами четырех дивизий обе границы, сосредоточили главные силы своих войск (восемь дивизий) в гористой местности к востоку от Вальево, почти на одинаковом расстоянии от обоих возможных районов операций.

Сосредоточение и развертывание сербских сил было произведено в соответствии с планом в северных и западных приграничных районах страны. 4 пехотные и 1 кавалерийская дивизии 1-й армии генерала Бойовича, заняв позиции на фронте 100 км по Дунаю, имели строго оборонительные задачи. Главные силы армии были развернуты в районе Паланка, Топола. Войска 2-й, 3-й и 4-й армий образовали маневренные группы и расположились: 4 дивизии 2-й армии под командованием генерала Стефановича в районе Белграда; две пехотные дивизии 3-й армии (генерал Юришич-Штурм) в районе Вальева; две дивизии 4-й армии (командующий генерал Боянович) прикрывали долину Верхней Моравы с запада, примыкая левым своим флангом к черногорской армии{236}.

Маневренные группы прикрывались резервными частями, расположенными на рубежах рек Дуная, Савы и Дравы.

Со стороны Болгарии сербские войска обеспечивались реками Моравой и Тимоком и горными хребтами.

Необходимо отметить, что сербское командование, несмотря на ограниченные возможности своей армии, стремилось при благоприятных условиях использовать ее и для активных наступательных действий.

Как только сербам стало известно о переброске 2-й австрийской армии в Галицию против России и о предстоящей борьбе Австро-Венгрии на два фронта, командованию 2-й сербской армии [257] на участке между устьем реки Колубары и Шабацом{237} была поставлена задача подготовиться к форсированию р. Савы.

Черногорская армия численностью 45 — 60 тыс. человек, 100 полевых и 100 горных орудий в составе 6 дивизий, по три четырехбатальонных бригады каждая, в начале войны развернулась следующим образом: в Новобазарском санджаке — около 6 000, на западной границе против Герцеговины и австрийской военно-морской базы в Каттаро — 29 тыс. человек (главные силы){238}. Остальные силы были оставлены внутри страны на труднодоступном горном плоскогорье Каре и частично на границе с Албанией{239}.

Мужественные сербский и черногорский народы, прекрасно знающие местные условия и сочетавшие борьбу полевых войск с партизанскими методами борьбы отрядами комитов, организованных еще в мирное время, могли по условиям театра вести долгую войну, что и подтвердили последующие события. В течение года с лишним, до осени 1915 г., изолированные от своих союзников небольшие силы Сербии и Черногории защищали свои страны от австро-венгерских войск, несмотря на острый недостаток в вооружении и боеприпасах.

Развертывание вооруженных сил Турции и других государств, впоследствии принявших участие в войне, будет рассмотрено в соответствующих местах данного труда в зависимости от времени их вступления в войну.

Стратегическое развертывание вооруженных сил сторон проходило по планам, разработанным еще в мирное время и отражавшим предвоенные оперативно-стратегические взгляды государств.

Характерной особенностью развертывания германских войск на западноевропейском театре по плану Шлиффена — Мольтке являлось ярко выраженное стремление к широкому охвату французских армий через территорию Бельгии в обход французских приграничных укреплений. Некоторые изменения в распределении сил на правом и левом крыльях германского фронта, внесенные Мольтке-младшим, не меняли главную идею развертывания — решительное наступление заходящим правым крылом германских армий в глубь французской территории.

Основным недостатком германского плана являлась переоценка возможностей своих войск и неполный учет возможностей противника.

Как показали уже первые боевые действия, Германия не обладала необходимыми силами и средствами для осуществления своих завоевательных планов. А на полях сражений — и в Бельгии, [258] и во Франции — германские армии неожиданно встретили упорное сопротивление противостоящих войск, решительно отстаивающих свою территорию. Это нарушило планы германского командования, серьезно рассчитывавшего закончить войну в 6 — 8 недель.

Вместе с тем в развертывании французских сил, осуществленном по плану № 17, несмотря на то, что этот план, как казалось, был проникнут наступательным духом, явно сквозили пассивно-выжидательные тенденции.

Это видно, в частности, из задач для 4-й и 5-й армий, действия которых всецело ставились в зависимость от действий противника, и из приказа французским войскам, прибывающим в пункты сосредоточения, чтобы они ни в коем случае не приближались к границе ближе, чем на 10 км, во избежание возможных провокаций со стороны противника{240}.

Инициатива, таким образом, с самого начала передавалась в руки германцев, и действия французских войск подчинялись поведению противника.

При первоначальном развертывании французских войск, имея в виду наступление в Эльзас-Лотарингию, недостаточно учитывали возможности обходного маневра германских войск на севере. И лишь события первых дней войны, отчетливо показавшие цели и масштабы германского наступления, заставили Жоффра осуществить перегруппировку французских армий и развернуть их с учетом быстро нарастающего маневра германских войск.

В развертывании русских сил на восточноевропейском театре характерно стремление высшего командования решить одновременно две задачи, а именно — разгромить германские войска в Восточной Пруссии, перенести военные действия на территорию Германии и в то же время начать решительное наступление в Галиции с целью разгрома противостоящих австро-венгерских сил, не допуская их отхода на юг за реку Днестр и на запад к Кракову.

В соответствии с этими целями русские войска были развернуты на двух направлениях — на северо-западном и на юго-западном, примерно в равном количестве сил, что не выделяло из двух направлений одного главного. Некоторое превосходство в силах имелось для России на северо-западном стратегическом направлении. [259]

На юго-западном направлении, где вполне обоснованно намечалось провести решающую операцию, преимущество в живой силе было на стороне австро-венгров. Кроме того, при развертывании русских сил на этом направлении высшее командование исходило из неверных сведений о линии фронта австрийских армий, в результате чего главный удар русских был нацелен не в обход флангов, а по фронту расположения австрийских сил. При начале наступления это обстоятельство создало дополнительные трудности для командования русской армии.

Сосредоточение и развертывание австро-венгерских армий против России было произведено неудачно. Австрийское командование, собирая силы в Галиции и имея в виду наступление на север между реками Западным Бутом и Вислой, не обеспечило прочно эти действия со стороны Проскурова, Дубно. Направив вначале против Сербии 2-ю, 5-ю, 6-ю армии, австрийское командование вынуждено было уже в ходе начавшихся боевых действий перебрасывать 2-ю армию на русский фронт, что привело к потере времени и в конечном счете к поражению австро-венгерских армий в Галицийском сражении.

Д. В. Вержховский

4. Развертывание военно-морских сил

Морские театры военных действий

Военные действия флотов в первую мировую войну охватили почти весь Мировой океан. Но наиболее интенсивно они велись на Северном море, в северо-восточной части Атлантического океана, на Средиземном, Балтийском и Черном морях. По гидрометеорологическим и навигационным условиям театры значительно отличались друг от друга. Условия базирования флотов и оборудование театров были также самыми различными. В целом же ни один из флотов не имел к началу войны достаточно развитой системы базирования. Рассчитывая закончить войну в короткие сроки, империалистические державы не хотели тратить средства на строительство баз и оборудование морских театров. Даже Англия, имевшая самый большой флот в мире, на который возлагала главные свои надежды в войне, не смогла своевременно создать отвечающую потребностям флота систему базирования. Уже в ходе войны ей пришлось в спешном порядке дооборудовать ряд баз. Отдельные морские театры характеризовались следующими физико-географическими особенностями, влиявшими на ведение флотами военных действий.

Северное море. Наибольшая протяженность моря по меридиану составляет 660 миль, по параллели — 380 миль. На театре [260] преобладают глубины от 50 до 100 м, что позволяет ставить мины почти всюду. Но значительные приливо-отливные колебания уровня воды и сильные течения оказывают неблагоприятное влияние на минные заграждения (срыв мин) и действия флота в прибрежных районах. Так, например, германские крупные корабли могли выходить из своей главной базы Вильгельмсхафена только во время прилива. Навигационные условия на театре из-за сложного гидрометеорологического режима (частые штормы, туманы и другие факторы) довольно трудные.

Важнейшие морские пути на театре проходили через Английский канал (Ла-Манш), вдоль восточного побережья Англии, у западных берегов Бельгии, Голландии, Германии, а также в северной части театра (Британские острова — Скандинавия). В базах Северного моря находился основной состав флотов главных морских соперников — Англии и Германии.

Средиземное море. Этот театр занимал весьма важное стратегическое положение. На него выходили шесть воюющих государств — Франция, Италия, Австро-Венгрия, Черногория, Греция и Турция, а также английские и французские колониальные владения. По Средиземному морю шли кратчайшие пути в Европу из стран Дальнего Востока, Южной Азии, Восточной Африки. Несмотря на благоприятные климатические и навигационные условия, военные действия на Средиземноморском театре были сопряжены для Англии, Франции и их союзников с большими трудностями. Охрана торгового судоходства и воинские перевозки на коммуникациях огромной протяженности (продольные коммуникации — около 2000 миль, поперечные — до 400 миль) потребовали выделения крупных сил флота. Громадные силы и средства союзники вынуждены были затратить также на блокаду австрийского флота и германских подводных лодок в Адриатическом море, на оборудование с этой целью противолодочного барража в Отрантском проливе, имеющем большие глубины. Основная тяжесть по защите морских сообщений на театре была возложена на французский флот.

Океанские театры. Борьба на океанских сообщениях велась фактически на протяжении всей войны. Сначала на них действовали германские надводные рейдеры, а затем подводные лодки. Наиболее важным узлом коммуникаций являлись юго-западные подходы к Англии. Здесь сходились морские пути из Северной и Южной Америки, из Средиземного моря и стран Востока, из Африки и Австралии. Именно сюда германское командование в период неограниченной подводной войны направляло наибольшее число своих подводных лодок. В свою очередь союзники, располагая в этом районе развитой системой базирования, держали здесь основные силы противолодочной обороны.

Балтийское море. Балтийский театр был главным в борьбе русских морских сил с флотом Германии. Отсюда противник мог угрожать всему прибалтийскому побережью России, включая [261] район столицы — Петербурга. Кроме того, к морю выходил северный фланг русско-германского фронта, который нуждался в защите с морского направления. Балтийское море с его большими заливами — Финским, Рижским и Ботническим — в военно-географическом отношении значительно отличалось от других морей. Устья заливов и многочисленные острова позволяли России создавать сильные минно-артиллерийские позиции.

Однако мероприятия по оборудованию этих позиций (сооружение береговых батарей, накопление запасов мин заграждения, противолодочных сетей) и созданию развернутой системы базирования флота, намеченные планами, не были выполнены к началу войны. Уже в ходе военных действий пришлось проводить их в жизнь.

В отношении базирования в лучшем положении находился германский флот. Он имел на Балтийском море хорошо оборудованные и защищенные базы и пункты базирования (Киль, Данциг, Пиллау), располагавшие достаточными ремонтными средствами. Кильский канал давал возможность германскому командованию маневрировать силами флота между Северным морем и Балтикой.

В южной части Балтийского моря и вдоль побережья Швеции проходили очень важные для Германии коммуникации, по которым она снабжалась шведской железной рудой, лесом, сельскохозяйственной продукцией. Эти коммуникации в ходе войны были главным объектом действий русского флота.

Небольшие сравнительно размеры балтийского морского театра позволяли обеим сторонам осуществлять в короткие сроки развертывание сил для операций, а также облегчали взаимодействие различных классов кораблей. Вместе с тем сложные гидрометеорологические и навигационные условия на театре затрудняли ведение боевых действий. Особенно сдерживал боевую деятельность русского флота продолжительный ледостав в Финском заливе и Або-Аландском шхерном районе.

Черное море. В отличие от Балтийского Черное море является глубоководным бассейном с преобладанием глубин в 1-2 тыс. м. Лишь северо-западная часть его имеет глубины менее 200 м. Эта особенность оказывала большое влияние на ведение минной войны. Мины можно было ставить только в прибрежных районах. Ограниченные размеры моря (наибольшая протяженность по параллели — 610 миль, по меридиану (Очаков — Эрегли) — 350, расстояние от Севастополя до Босфора — 280 миль) обусловливали быстрое развертывание морских сил в любом районе театра.

Вдоль берегов Турции, Болгарии и Румынии проходили очень важные для Турции морские коммуникации, по которым доставлялись подкрепления и снабжение войскам Кавказского фронта, каменный уголь, нефть (из Румынии до вступления ее в войну на стороне Антанты), продукты сельского хозяйства в Константинополь и другие города западной части Турции. Блокада Босфора [262] и нарушение морских сообщений Турции на театре составляли одну из главных задач русского Черноморского флота.

Оборудование и оборонительные средства русских баз (за исключением Севастополя) к началу войны находились в неудовлетворительном состоянии. Особенно слабой была береговая артиллерия.

Побережье противника не имело средств защиты. Укреплен был только район Босфора.

Белое и Баренцево моря. Белое море и южная часть Баренцева моря составляли в годы первой мировой войны русский североморский театр. Однако до начала войны царское правительство не обращало внимания на подготовку этого театра к войне, на создание там военно-морских сил. Считалось, что на североморском театре военные действия противника исключены. Только после начала войны, когда Россия лишилась связей со своими союзниками через Балтийское и Черное моря, были предприняты на театре меры оборонительного характера, главным образом по защите морских сообщений, по которым осуществлялись межсоюзнические перевозки, имевшие стратегическое значение.

Белое и Баренцево моря отличаются суровым климатом и тяжелыми навигационными условиями. В долгие зимние месяцы они покрываются сплошными или плавучими льдами. Плавание судов в Белом море и его горле в зимнее время возможно только с помощью ледоколов. Южная часть Баренцева моря и Кольский залив благодаря действию Гольфстрима доступны для навигации круглый год. Плавание судов и кораблей на театре в зимний период осложняется также продолжительной полярной ночью.

Военно-морские силы Германии

Перед войной военно-морские силы Германии состояли из Флота открытого моря, флота Балтийского моря, Тихоокеанской эскадры, отдельных отрядов и кораблей, находившихся в разных морях и океанах. Флот открытого моря — крупнейшее объединение германских морских сил — предназначался для активной борьбы с главными силами английского флота. В его состав входили 5 эскадр линейных кораблей{241}, эскадра броненосцев береговой обороны, 5 отрядов крейсеров (всего 37 линкоров, из них 15 дредноутов, 8 броненосцев береговой обороны и 25 крейсеров, в том числе 3 линейных крейсера), 8 флотилий эскадренных миноносцев, 2 флотилии подводных лодок, отряд заградителей и 3 дивизиона тральщиков{242}. Командовал флотом адмирал Ингеноль. [263] Главная база Флота открытого моря — Вильгельмсхафен, расположенная в бухте Яде (Северное море), у устья р. Везер, была хорошо защищена с моря (крепость Гельголанд и другие укрепления). На о-ве Гельголанд имелась база для миноносцев и подводных лодок. В ходе войны немцы расширили систему базирования на Северном море; были созданы базы подводных лодок в оккупированных бельгийских портах Зеебрюгге и Остенде.

На Балтике к началу войны Германия имела так называемую Дивизию обороны побережья Балтийского моря и Портовую флотилию в Киле под общим командованием гроссадмирала принца Генриха Прусского. Базами были Киль (главная база), Данциг, Пиллау{243}.

В заграничных водах Германия держала небольшие силы по сравнению с Англией. В 1912 г. в Средиземное море были направлены линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау», которые в качестве стоянок использовали базы и порты Австро-Венгрии (Пола), Италии (Мессина), Албании (Скутари). В Тихом океане находилась крейсерская эскадра с базированием на «арендованный» у Китая порт Циндао. Небольшие отряды и отдельные корабли стояли также в африканских колониях Германии (Восточная Африка, Юго-Западная Африка, Камерун, Того){244}.

Германский Флот открытого моря с середины июля находился в практическом плавании у берегов Норвегии. 25 июля он получил приказание вернуться в свои базы. 1 августа была официально объявлена мобилизация, и флот сосредоточился в своей главной базе Вильгельмсхафен, ожидая начала военных действий.

Немецкое командование, опасаясь внезапного нападения английского флота на Гельголандскую бухту, приняло заблаговременные меры по усилению ее охраны: выставило оборонительные минные заграждения и ввело новую систему дозорной службы.

Мобилизационные мероприятия в германских морских силах на Балтийском море начались также заблаговременно. В период с 27 июля по 1 августа (день объявления Германией войны России) корабельные соединения и части береговой обороны были приведены в боевую готовность, усилена охрана Кильской и Данцигской бухт и наблюдение за Датскими проливами. Боевым кораблям и вспомогательным судам приказано быть готовым к демонстративным действиям против русского флота и постановке оборонительных активных минных заграждений. [264]

Военно-морские силы Англии

Накануне войны Англия имела четыре крупных флота и несколько отдельных эскадр и соединений. Самым большим и сильным был 1-й флот, укомплектованный новейшими кораблями, поскольку он противостоял основным морским силам Германии — Флоту открытого моря. В его состав входили 4 эскадры линейных кораблей, 1 эскадра линейных крейсеров, 4 эскадры броненосных и легких крейсеров (всего 29 линкоров, из них 20 дредноутов, 4 линейных и 24 броненосных и легких крейсера). Командующим флотом с началом войны был назначен адмирал Дж. Джеллико. 2-й и 3-й флоты Англии имели также крупные силы. Базами морских сил метрополии являлись Портсмут, Портленд, Плимут (Девонпорт), Розайт, Гарвич, Дувр, Чатам, Ширнесс. Создавались базы в Скапа-Флоу (Оркнейские острова) и Кромарти{245}. Несмотря на большое число баз, система базирования не обеспечивала выполнение задач, поставленных перед английскими военно-морскими силами, и явно отставала от их развития.

Во внеевропейских водах Англия имела: флот на Средиземном море (командующий адмирал Мильн), состоявший из эскадры линейных кораблей, эскадры крейсеров, флотилии эскадренных миноносцев и отряда подводных лодок; базами этого флота служили Ла-Валетта на о-ве Мальта (главная база), Гибралтар, Фамагуста (Кипр), Александрия (Египет), которые в целом обеспечивали действия флота на всем протяжении Средиземного моря; отдельные эскадры и отряды кораблей в колониальных владениях на Дальнем Востоке, в Индии, Южной Африке, Австралии, Новой Зеландии и Канаде{246}. Эти соединения Англия использовала не только для защиты своих заморских владений от покушений внешнего врага, но и для подавления национально-освободительного движения в колониях.

Английский флот с середины июля почти весь находился в Портленде и готовился к очередному увольнению личного состава в запас. Британское Адмиралтейство, получив предупреждение правительства о возможности войны в ближайшее время, приказало флоту прекратить демобилизационные мероприятия и быть в боевой готовности.

Утром 29 июля 1-й флот ушел из Портленда в Скапа-Флоу и Кромарти, а 2-й и 3-й флоты рассредоточились по южным базам — Портсмут, Портленд, Плимут. В начале войны 2-й и 3-й флоты были объединены во Флот Канала. 4 августа 1-й флот, переименованный в Гранд-Флит («Большой флот»), вышел под [265] командованием адмирала Дж. Джеллико в Северное море на поиск неприятеля.

Численность кораблей основных классов в военно-морских силах сторон на Северном море по завершении мобилизации и развертывания показана в табл. 16.

* Таблица составлена на основании данных, содержащихся в трудах: О. Гроос. Война на море 1914-1918 гг., т. I. Приложения, табл. 1; «Боевое расписание морских сил Германии (к началу августа 1914 г.)», стр. 1-4, табл. 30; Боевое расписание морских сил Англии к началу войны, стр. 2-4; Ю. Корбетт. Операции английского флота в мировую войну, т. I, стр. 41-44; X. Вильсон. Линейные корабли в бою 1914-1918 гг., стр. 35.

Как видно из таблицы, военно-морские силы Англии и Франции на Северном море значительно превосходили своего противника — германский флот — по всем основным классам кораблей. Однако простого численного превосходства еще недостаточно для достижения победы. Надо было умело использовать это превосходство.

Военно-морские силы Франции

Военно-морские силы Франции были сведены в два объединения — Флот Средиземного моря и Морские силы Канала (Ла-Манш). Флот Средиземного моря (командующий вице-адмирал Буэ де Ля-Пейрер, являвшийся одновременно главнокомандующим морскими силами Франции) имел в своем составе: особую группу кораблей{246а}, 2 эскадры и дивизию (резервную) линейных [266] кораблей, 2 дивизии броненосных крейсеров, дивизию особого назначения{247}, флотилию эскадренных миноносцев и флотилию подводных лодок. Базы флота: Тулон (главная база), Бизерта (Тунис), Оран (Алжир), временные базы — Аяччо и Бонифачио на о-ве Корсика. Система базирования обеспечивала боевые действия флота в западной части Средиземного моря. В Адриатическом море и в восточной части Средиземного моря флот не имел своих баз. Морские силы Канала (командующий контр-адмирал Руйе) состояли из дивизии крейсеров, флотилии эскадренных миноносцев, флотилии миноносцев и флотилии подводных лодок. Базировались силы на Брест (главная база), Шербур, Дюнкерк, Кале{248}.

21 июля французский флот закончил большие маневры и начал проводить мобилизационные мероприятия. К 28 июля мобилизация была в основном закончена, и флот, сосредоточившись в Тулоне, ждал приказа о выходе в море. Английские силы с 30 июля находились на Мальте и также ждали приказаний Адмиралтейства.

Военно-морские силы Австро-Венгрии

Флот Австро-Венгрии находился в Адриатическом море и состоял из 2 эскадр линейных кораблей, дивизии крейсеров, 2 флотилий эскадренных миноносцев и миноносцев, флотилии подводных лодок и резерва из старых кораблей{249}. Командовал флотом адмирал Гаусс. Базы флота — Пола (главная база), Каттаро (Котор) и временные базы — Себенико (Шебеник) и Зара. Кроме того, флот мог использовать порты Триест и Фиуме. Система базирования отвечала составу австро-венгерского флота и в целом обеспечивала его боевые действия против итальянского флота в Адриатическом море. Однако флот не имел оборудованной базы у выхода в Средиземное море (Отрантский пролив). Боевые действия в этом районе при большом удалении от главной и других баз затруднялись.

Австро-Венгрия имела речную флотилию на Дунае для содействия своим сухопутным войскам на среднем течении реки и ее притоках. Флотилия состояла из мониторов, сторожевых кораблей и вспомогательных судов, сведенных в дивизионы и группы. База ее до войны находилась в Будапеште{250}.

Общее состояние сил сторон на Средиземноморском театре перед началом войны показано в табл. 17. [267]

{*1}Таблица составлена на основании данных, приведенных в трудах: А. Томази. Морская война на Адриатическом море, стр. 146 — 148: X. Вильсон. Линейные корабли в бою 1914-1918 гг., стр. 318-322.

{*2}Вскоре после начала войны вошли в строй еще 2 дредноута.

{*3}Еще 1 линкор вступил в строй после начала войны.

{*4}Австрийский флот, кроме того, имел 60 малых миноносцев старой постройки и в резерве 3 броненосца береговой обороны, 5 старых крейсеров, 7 эскадренных миноносцев типа «Метеор» и 18 малых миноносцев (А. Томази. Морская война на Адриатическом море, стр. 147—148).

Военно-морские силы России

Военно-морские силы России состояли из флотов (Балтийский, Черноморский) и флотилий (Сибирская, Каспийская). Морские силы Балтийского и Черного морей подразделялись на действующие флоты и резервы. Действующий флот на Балтике накануне войны состоял из бригады линейных кораблей, бригады крейсеров, двух минных дивизий, бригады подводных лодок, отряда заградителей, партии траления и отряда канонерских лодок. Оперативным соединением действующего флота являлась эскадра, включавшая бригаду линкоров, бригаду крейсеров и 1-ю минную дивизию. В 1-м резерве состояла бригада старых крейсеров, а во 2-м — сводный дивизион миноносцев и учебные отряды кораблей — артиллерийский, минный и подводного плавания{251}. Командовал морскими силами Балтийского моря с 1908 по 1915 г. вице-адмирал Н. О. Эссен; он же был и командующим эскадрой.

Главной базой Балтийского флота являлся Гельсингфорс, но он не был достаточно укреплен и оборудован для базирования [268] больших кораблей. Линейные корабли вынуждены были стоять на незащищенном внешнем рейде. Бригада крейсеров находилась в Ревеле, который намечено было со временем оборудовать под главную базу флота. Передовыми базами были Либава и Виндава, но с началом войны пришлось их оставить. Пунктами базирования легких сил служили Балтийский порт, Рогокюль, Усть-Двинск. В Кронштадте находились корабли резерва, он же служил ремонтной базой флота{252}.

Командование флота, предвидя неизбежность войны с Германией, в конце июля приступило к мобилизации и развертыванию флота в соответствии с «Планом операций морских сил Балтийского моря» 1912 г. и боевым расписанием флота. 12 (25) июля была объявлена повышенная готовность в частях и соединениях флота, усилена охрана рейдов и гаваней, а на следующий день при входе в Финский залив установлен постоянный дозор из крейсеров «Громобой», «Адмирал Макаров», «Баян» и «Паллада». В этот же день 13 (26) июля бригада линейных кораблей в составе «Цесаревич», «Слава» и «Павел I»{253} перешла из Ревеля в Гельсингфорс, чтобы принять топливо и боеприпасы. 14 (27) июля отряд заградителей — «Амур», «Енисей», «Ладога» и «Нарова» — вместе с дивизионом эскадренных миноносцев прибыли в Порккала-Удд, готовые к постановке мин на Центральной и Шхерной позициях. Резервной бригаде крейсеров было приказано перейти в состояние боевой готовности. Началась частичная эвакуация Либавы. 15 (28) июля было приступлено к постановке крепостного минного заграждения у Кронштадта{254}.

С объявлением общей мобилизации (в полночь 17 (30) июля) заградители под прикрытием линейных кораблей, эскадренных миноносцев и подводных лодок приступили (утром 18 (31) июля) к постановке главного минного заграждения на Центральной позиции (о. Нарген, Порккала-Удд). В течение четырех с половиной часов они выставили 2119 мин{255}. Одновременно были приведены в боевую готовность береговые батареи на позиции. К этому времени имелось всего 8 четырехорудийных батарей калибром от 75 (зенитные) до 203 мм{256}.

Соотношение сил на Балтийском море по окончании мобилизации и развертывания показано в табл. 18.

Данные таблицы говорят о многократном превосходстве Балтийского флота над немецкими силами. Однако германское [269]

* Для таблицы использованы данные, содержащиеся в трудах: «Всеподданнейший отчет по Морскому министерству за 1914 г.» Пг., 1915, стр. 28 — 29; «Российский императорский флот и флоты Германии и Турции».Пг., 1915, стр. 4-11; С. П. Моисеев. Список кораблей русского парового и броненосного флота. М., 1948, стр. 58-61, 74-83, 102-141, 184-189, 210-213, 224-225; О Гроос. Война на море 1914-1918 гг., т. 1. Приложения, табл. 1, стр. 3-4; Р. Фирле. Война на Балтийском море, стр. 361-362.

командование могло в зависимости от складывающейся на балтийском театре обстановки перебросить из Северного моря по Кильскому каналу дополнительные силы. Так оно и случалось много раз в ходе войны.

Действующий флот на Черном море состоял из бригады линейных кораблей, минной дивизии (крейсер, эскадренные миноносцы, минные заградители), дивизиона подводных лодок, партии траления. Оперативным соединением действующего флота, как и на Балтике, была эскадра, включавшая линкоры, крейсера и эскадренные миноносцы. Устаревшие корабли и учебные суда составляли 1-й и 2-й резервы{257}. Командовал флотом адмирал А. А. Эбергард.

Главной базой флота являлся Севастополь, базами — Одесса и Батум, тыловой ремонтной базой — Николаев. Система базирования в целом обеспечивала действия Черноморского флота у своего побережья и на морских сообщениях противника в юго-восточной части моря. Батумская база давала возможность привлекать к поддержке фланга армии на Кавказском фронте корабли с ограниченным радиусом действия. Вместе с тем система базирования не обеспечивала боевые действия разнородных сил Черноморского флота в юго-западной части моря{258}. [270]

К 14 (27) октября на Черноморском флоте были в основном завершены мобилизационные мероприятия. Для защиты Одессы и входа в Днепро-Бугский лиман создан специальный отряд кораблей, состоявший из канонерских лодок «Донец» и «Кубанец» и минных заградителей «Бештау» и «Дунай».

14 (27) октября главные силы флота выходили в море для маневрирования, имея полные запасы снарядов и топлива. С получением сообщения о появлении турецких кораблей в Черном море флот с утра 28 октября перешел на первую боевую готовность (по тогдашней терминологии — «1-е положение»).

В ночь на 16 (29) октября, т. е. перед вероломным нападением германо-турецкого флота на русские военно-морские базы и порты, дислокация Черноморского флота была следующей.

Главные силы — все линейные корабли и крейсера стояли на Большом рейде в Севастополе. Здесь же находились 4 заградителя с запасом мин. Минная бригада пребывала в Евпаторийском заливе в 6-часовой готовности. 3 миноносца несли дозор в море между Севастополем и Евпаторией, а заградитель «Прут» — между Севастополем и Ялтой. Канонерские лодки «Донец» и «Кубанец» и заградитель «Бештау» находились в Одессе, заградитель «Дунай» — у Очакова, заградитель «Дыхтау» и транспорт «Березань» — в Батуме{259}.

Военно-морские силы Турции

По своему составу флот Турции уступал флотам крупных держав — участников первой мировой войны. Турция сама боевых кораблей не строила, а заказывала или покупала их за границей. К началу военных действий германо-турецкий флот состоял из 3 линейных кораблей, 1 линейного крейсера, 3 легких крейсеров и флотилии эскадренных миноносцев{260}. Командовал флотом германский контр-адмирал Сушон. На линейных кораблях и легких крейсерах было по два командира: немец и турок (последний выполнял роль дублера). Остальными кораблями командовали только немцы{261}.

Единственной оборудованной базой турецкого флота являлся Константинополь (Стамбул). После вступления в войну Болгарии на стороне Тройственного союза была использована для базирования немецких подводных лодок Варна.

Германо-турецкий флот усиленно готовился к военным действиям. В сентябре — октябре его корабли поодиночке и в соединениях неоднократно выходили в Черное море с целью разведки, изучения театра и отработки учебно-боевых задач. [271]

14 (27) октября германо-турецкое командование приняло окончательное решение о нападении в ночь на 16 (29) октября на русский флот в его базах. В приказе военного министра Турции Энвера-паши, подписанном еще 9 (22) октября, указывалось: «Турецкий флот должен добиться господства на Черном море. Найдите русский флот и атакуйте его без объявления войны...»{262}

Представление о составе морских сил сторон перед началом военных действий на черноморском театре дает табл. 19.

{1*}"Всеподданнейший отчет по Морскому министерству за 1914 г ", стр. 28 - 29; "Российский императорский флот и флоты Германии и Турции", стр. 12-17, 40-43; С.П. Моисеев. Список кораблей русского парового и броненосного флота, стр. 278-287, 312-313, 320-323, 326-329; Г. Лорей. Операции германо-турецких морских сил в 1914-1918 гг., стр. 17-18, 50-52.

Количественное превосходство русского флота над турецким, как показывает таблица, было значительным. Но нельзя не учитывать того, что ни один русский додредноутный линейный корабль не мог сравняться по скорости хода и скорострельности орудий главного калибра с новейшим германским линейным крейсером «Гебен». Русские легкие крейсера уступали в скорости хода «Бреслау». А это означало, что немецкие корабли могли в любой невыгодный для них момент уклониться от боя.

Приведенные выше данные о составе военно-морских сил накануне войны показывают, что по числу крупных кораблей (линкоров, линейных крейсеров, крейсеров разных типов) и их соединений британский флот превосходил флоты всех других первоначальных [272] участников войны, вместе взятые. И тем не менее он не одержал ни одной блистательной победы в открытом бою. Идея генерального сражения как решительного способа достижения господства на море, лежавшая в основе военно-морской доктрины Англии и оперативных планов Адмиралтейства, потерпела полное банкротство.

Мобилизация и развертывание флотов были осуществлены в основном по заранее разработанным планам и в короткие сроки. Развертывание флотов в отличие от сухопутных армий не требовало много времени, так как оно не было связано с транспортными трудностями. Кроме того, часть корабельного состава флотов, а при ограниченной системе базирования и целые флоты не требовалось никуда передвигать. Корабли и соединения могли сразу приступать к боевым действиям.

Одной из главных задач флотов в первые дни и недели войны было обеспечение мобилизации и развертывания сухопутных войск от возможных ударов противника с морского направления, а иногда — непосредственное участие в развертывании армии (перевозки войск морем). Более длительное время занимали призыв резервистов, формирование новых и укомплектование существующих частей и соединений, а также мобилизация судов торгового флота.

В целом же флоты всех участников войны не были обеспечены достаточными запасами оружия, боеприпасов и других средств для ведения длительной войны. Уже в начале войны обнаружился недостаток в орудиях для береговой и зенитной артиллерии и для вооружения вспомогательных судов, в минах заграждения, противолодочных сетях и других боевых средствах. Несколько лучшим было положение в германском флоте. Русский Балтийский флот лучше, чем морские силы других стран, подготовился к ведению минной войны. [273]

Ф. С. Криницын