Содержание
«Военная Литература»
Исследования

«Свободными стали былые рабы»

Край, где царило бесправие

На тысячи километров — от Каспийского моря до Иссык-Куля, от Арала и казахских степей до Памира — раскинулась Средняя Азия. На востоке она граничит с Китаем, на юге — с Ираном и Афганистаном.

Средняя Азия отличается удивительным разнообразием природных, этнографических, социально-экономических, исторических условий. Протянувшиеся на тысячи верст песчаные пустыни и грандиозные массивы высочайших, увенчанных ледниками гор... Безжизненные такыры{48} и оазисы, поражающие сказочным богатством флоры и фауны... Стремительные реки и зеркальная гладь соленых озер... Причудливая изразцовая вязь прекрасных сооружений Самарканда, Бухары, Хивы и однообразие приземистых дувалов, глинобитных мазанок в убогих кишлаках...

Перед Великой Октябрьской социалистической революцией большая часть Средней Азии входила в Туркестанский край{49} с населением примерно в 5,25 млн. человек{50}. Площадь Туркестана составляла около 1,8 млн. кв. верст, что было равно двум третям территории Европейской России. По своим размерам территория Туркестана превосходила Германию, Австро-Венгрию, Италию и Францию, вместе взятые.

Это был многонациональный край. Здесь жили узбеки, киргизы, казахи, туркмены, таджики, каракалпаки, но ни одна из национальностей не имела подавляющего большинства. Со второй половины XIX в. в Туркестане, главным образом в городах, стали селиться русские, украинцы, представители других народов Европейской России. К 1917 г. они составляли около 4% всего населения края.

В бассейне Амударьи, от афганской границы до Аральского моря, находились земли Бухарского эмирата и Хивинского ханства. Если Туркестанский край входил в состав Российской империи, то Бухара и Хива были вассальными государствами, сохранявшими во внутренних делах относительную самостоятельность.

В Бухаре и Хиве не проводилось переписей населения. Считалось, что накануне революции под властью бухарского эмира проживало приблизительно 3 млн. человек, а хивинскому хану подвластно 600–900 тыс.{51}. [18]

В начале нашего столетия немногочисленные промышленные центры Средней Азии соседствовали с районами, где господствовал родо-племенной строй; тысячелетние города — с только что построенными железнодорожными станциями. Густонаселенные долины сменялись безлюдными горными хребтами; очаги древнего земледелия с разветвленной системой ирригационных сооружений — пустынными степями, где кочевали скотоводы.

Туркестан был отсталым краем. Подавляющее большинство населения занималось сельским хозяйством. Фабрично-заводская промышленность носила типично колониальный характер. Она была представлена главным образом небольшими предприятиями по первичной обработке сельскохозяйственного сырья (хлопкоочистительные, маслобойные, кожевенные и т. п.){52}. В связи с железнодорожным строительством начали создаваться железнодорожные мастерские и депо.

Дехкане-земледельцы, составлявшие большинство населения края, испытывали на себе двойной гнет — местных баев и царских колонизаторов. К 1917 г. 64,5% оседлых хозяйств владели участками до 2 десятин, т. е. входили в категорию бедняцких. Около 15% дехкан вообще не имели пахотной земли, а 35,5% — рабочего скота. Крестьяне разорялись, попадали в кабалу к баям, ростовщикам.

Кочевники-скотоводы (почти 34% всех хозяйств) также в подавляющей массе жили в тяжелой нужде: 11,2% кочевников совсем не имели скота. В то же время феодально-байская верхушка (немногим более 3% хозяйств) владела 30–40% скота.

Нелегкой была участь нарождавшегося среднеазиатского пролетариата. Если не считать квалифицированной части железнодорожников, большинство рабочих трудились за гроши в тяжелейших условиях{53}. Среди железнодорожников основную массу составляли русские рабочие, а в промышленности на каждых 100 русских приходилось 70 представителей местных народностей (главным образом узбеков и таджиков).

Условия труда были поистине варварскими. Вот два свидетельства. В. В. Заорская и К. А. Александер, которые специально обследовали фабрично-заводские предприятия Туркестана, писали, что длина рабочего дня там практически неопределенна, что люди работают от зари до зари{54}. А газета «Туркестанский курьер» в декабре 1909 г. так описывала хлопкоочистительный завод: «В заводском здании, в джинном отделении, пылища всегда держится в воздухе невообразимая, на все здание завода имеется 3–4 штуки висячих фонарей с огарками свечей, и это считается освещением, рабочие вследствие этого по всему заводу ходят почти ощупью впотьмах и с клочком ваты в зубах для фильтрации вдыхаемого пыльного воздуха... Еженедельно почти на каком-нибудь из заводов бывает несчастный случай с рабочим, кончающийся тяжелыми поражениями, а иногда и смертью»{55}. [19]

Население Туркестанского края не имело элементарных политических прав. Царские чиновники всячески третировали представителей местных национальностей как «инородцев», «людей второго сорта», облагали их непосильными налогами.

Поразительной была культурная отсталость населения. Оно оставалось почти поголовно неграмотным. В немногочисленных школах обучение велось по преимуществу на русском языке, а узбеки, таджики, киргизы, туркмены, казахи составляли ничтожный процент среди учащихся.

В крае отсутствовало даже подобие современной системы здравоохранения. Врачи работали только в городах, а в кишлаках о медицинской помощи в современном смысле слова не было и понятия. Не удивительно, что были широко распространены социально-бытовые болезни — трахома, чесотка, малярия, туберкулез, ришта, парша. То и дело вспыхивали эпидемии тифа, оспы, дизентерии.

Еще более отсталыми во всех отношениях были деспотические средневековые государства — Бухарский эмират и Хивинское ханство. Время здесь словно остановилось. Социальные и общественные отношения носили застойный феодальный характер. В Бухарском эмирате более 85% обрабатываемых земель принадлежало светским и духовным феодалам, эмирским чиновникам. В Хивинском ханстве в их руках находилось почти 95% поливных земель. Дехканин гнул спину под бременем феодальной эксплуатации. Он отдавал значительную часть урожая эмиру или хану в качестве феодальной подати, нес тяготы барщины и других многочисленных повинностей. В Бухаре с крестьян взыскивалось свыше 50 видов различных сборов и налогов.

Бюрократический аппарат не получал регулярного жалованья. Все чиновники — от полновластных правителей областей (хакимов и беков) до последнего писца (мирзы) — жили за счет населения. При такой системе насилие, произвол, вымогательство, взяточничество достигли гигантских размеров. Эта варварская система опиралась на деспотическую власть эмира и хана, власть устрашающую, беспощадную.

За малейшую провинность, не говоря уже о неповиновении, людей подвергали жестоким публичным казням: сбрасывали с высоких минаретов на каменные плиты, вешали на крюках. Тысячи узников томились в подземных тюрьмах — зинданах, кишевших змеями и скорпионами. Распространенной карой было отрезание языка.

Замечательный советский писатель и ученый Садриддин Айни, проведший юность в Бухаре, рисует картину публичного наказания на бухарском Регистане. Он рассказывает, как на заполненную народом площадь у эмирского дворца выехали придворные эмира. «На всадниках сверкали шелковые, златотканые и атласные халаты, сверкали пояса, обшитые золотыми и серебряными бляхами и монетами. На поясах покачивались кинжалы [20] в золотых или серебряных ножнах», лежавшие у стремени конюхи расталкивали людей в бедных халатах, отгоняли нищих. «Покрытые паршой, в золе с головы до ног», нищие были без штанов и рубах — «лишь бедра охватывала веревка, державшая рваную тряпку вместо передника, да со спин свисали рваные грязные халаты...»

Начальник стражи — «князь ночи» — кликнул «исполнителей эмирского гнева» — палачей. Вывели узника. Руки его были связаны за спиной. Палачи сорвали с узника халат и стали бить кизиловыми палками по обнаженной спине. «При каждом ударе кожа приставала к палке, а из раны во все стороны брызгала кровь. После семьдесят пятого удара... державшие узника бросили его израненное тело на землю...»

У смертника руки были завязаны спереди. Осужденного подвели к яме. «К нему деловито и неторопливо подошел один из палачей, держа наотмашь небольшую дубинку. Размахнувшись, он ударил по голеням узника. Тот упал лицом в черную глину. Палач схватил его за бороду и с силой прижал голову к глине. Второй палач вынул из ножен коротенький нож с узким лезвием. Убив узника, он хозяйственно вытер нож о халат казненного и убрал его в ножны».

Через стеклянную дверь Арка (дворца) за казнью наблюдал сам эмир{56}.

Народы Средней Азии не имели национальной государственности. Они были административно разобщены. Часть узбеков, таджиков, туркмен являлась жителями Туркестанского края, другая — Бухарского эмирата, третья — Хивинского ханства.

Царское правительство сохраняло и культивировало разобщенность народов Средней Азии, стремилось законсервировать их темноту и невежество. Огромным влиянием пользовалось мусульманское духовенство. Передаваемые из поколения в поколение религиозные традиции и средневековые обычаи глубоко укоренились в массах. Женщины были низведены до положения рабынь, лишены всяких прав. Паранджа — черная накидка, полностью закрывавшая лицо, — вот символ положения женщины в те годы. Применительно к дореволюционному времени невозможно себе представить женщину-мусульманку без паранджи...

Заря новой жизни

Двойной гнет — национальный и социальный — делал жизнь трудящихся Средней Азии невыносимой. В крае созревали предпосылки для развертывания революционной, освободительной борьбы.

Путь к национальному и социальному освобождению был только один. Это был путь социалистической революции под руководством [21] рабочего класса России, его партии, партии коммунистов. Русский же пролетариат мог осуществить свою историческую миссию, свергнуть господство царизма и буржуазии, только в союзе с трудовым крестьянством и многомиллионными массами угнетенных национальностей. В такой стране, как Россия, революция неизбежно должна была вовлечь в свою орбиту трудящихся всех национальностей. Без этого она не могла рассчитывать на успех.

Поэтому В. И. Ленин, готовя партию к решительному штурму капитализма, неустанно подчеркивал необходимость союза революционного пролетариата с порабощенными народами. «...Мы должны связать революционную борьбу за социализм с революционной программой в национальном вопросе»{57}, — писал он в 1915 г.

Положение Туркестана резко ухудшилось в годы первой мировой войны. С 1915 по 1917 г. почти на миллион десятин сократились посевные площади. Валовой сбор хлопка составил в 1917 г. 7845 тыс. пудов против 14900 тыс. в 1916 г. и 20518 тыс. в 1915 г.{58}. Резко подскочили цены на промышленные изделия и продовольствие.

Когда в феврале 1917 г. в России произошла буржуазно-демократическая революция и пала твердыня самодержавия, партия коммунистов призвала всех трудящихся к дальнейшей борьбе. Рабочие России, взяв по ленинскому призыву курс на социалистическую революцию, крепили союз с угнетенными народами окраин, которые начинали понимать, что у них один путь с русскими рабочими и крестьянами — путь борьбы и против русской империалистической буржуазии, и против «своей» контрреволюции.

Множество фактов свидетельствовало о растущем сплочении трудящихся различных национальностей всей страны, об их единстве, осененном красным знаменем. Этот процесс охватил и Среднюю Азию.

Вот отдельные примеры. Ташкент, 1 мая 1917 г. Трудящиеся отмечают свой праздник. По всему городу останавливается работа, закрываются торговые заведения, прекращается трамвайное движение. На улицы выходят демонстранты — русские рабочие. Но они не одиноки. Трудовой узбекский люд также вышел на первомайскую демонстрацию! И колонны сливаются, демонстранты вместе шествуют по городу, организуются совместные митинги, на которых выступают как русские, так и узбеки.

В казахском селении Мерке Аулие-Атинского уезда проходит революционный митинг. Один из присутствовавших на митинге рассказывает: «...вдали показалась толпа мусульман... красные флаги со свободолюбивыми надписями несли впереди... Русское население пошло им навстречу, и, когда обе партии остановились, получилось до того трогательно, что слезы радости усиленно лились из многих глаз, с одной и другой стороны неслись [22] свободолюбивые песни, а потом были провозглашены их (участников манифестации) желания с криком «ура»{59}.

Временное правительство — достойный преемник царизма — отказывало народам в равноправии. В Туркестане сменились названия административных органов, но трудящиеся не получили никаких прав. Орган Временного правительства, Туркестанский комитет, заменивший администрацию генерал-губернатора, продолжал политику национального угнетения.

Народные массы видели выход во все более активной борьбе против национально-колониального угнетения, за свободу и равенство.

На пути освободительного движения народов стояла национальная буржуазия. Буржуазные националисты стремились захватить руководство движением. Они хотели обособления народов, как огня боялись установления единства «своих» трудящихся с русским пролетариатом. Мечтая об увековечении эксплуататорского строя, они ненавидели революцию. Эта ненависть вела их к фактическому блоку с великодержавной русской буржуазией, толкала на путь сговора с ней.

Центральная Рада на Украине, «Шура-и-Ислам», «Шура-и-Улема» в Средней Азии, «Алаш» в Казахстане, дашнаки, мусаватисты, грузинские меньшевики под прикрытием «национального флага» отчаянно боролись с революцией, предавали интересы своих народов. Однако на словах они выступали за национальное равноправие, не жалели сил, чтобы доказать свою приверженность идеям свободы и равенства. В первое время буржуазным националистам удалось повести за собой известную часть населения национальных районов, в том числе и в Средней Азии.

Большевики России усиливали свою работу среди угнетенных народов, сплачивая их под лозунгом пролетарского интернационализма, поднимая на борьбу против русских и местных эксплуататоров, за национальное и социальное освобождение.

Борьба рабочего класса России увенчалась великой победой. 25 октября (7 ноября) 1917 г. власть перешла в руки трудящихся.

Великая Октябрьская социалистическая революция стала революцией всех народов России. Участниками II Всероссийского съезда Советов, провозгласившего Советскую власть, были представители подавляющего большинства губерний и городов, посланцы основных национальных районов. Делегаты Украины и Белоруссии, Ревеля и Двинска, Баку и Тифлиса, Ташкента и Казани, Ижевска и Саранска вместе с делегатами Петрограда, Москвы, Урала, Сибири в белоколонном зале Смольного своим волеизъявлением открыли начало новой эры в истории человечества.

Революционная буря разбила цепи, сковывавшие народы России. Вслед за бессмертными строками Декрета о мире, Декрета [23] о земле прозвучали волнующие слова Декларации прав народов России. Освобождение и раскрепощение народов России «должно быть проведено решительно и бесповоротно», говорилось в декларации. Четыре лаконичных пункта декларации воплощали мечты народов:

«1) Равенство и суверенность народов России.
2) Право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.
3) Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных ограничений.
4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России»{60}.

Миллионы людей, еще недавно лишенных всяких прав, предстали перед миром как борцы и творцы, вдохновленные большевистской правдой, пробужденные к новой жизни, осознавшие, что национальное равноправие неразрывно связано с социальным освобождением. В России не стало наций господствующих и наций угнетенных.

В большинстве районов Средней Азии социалистическая революция одержала победу сравнительно быстро.

Следуя примеру петроградских рабочих, революционных матросов и солдат, трудящиеся Средней Азии, руководимые большевиками, брали власть в свои руки. На рассвете 28 октября 1917 г. гудки железнодорожных мастерских Ташкента возвестили о начале вооруженного восстания против Временного правительства. После длившихся четыре дня упорных боев контрреволюционные войска генерала Коровиченко были разбиты. В главном городе Туркестанского края — Ташкенте — была провозглашена Советская власть.

Почти одновременно Советы взяли в свои руки контроль еще над рядом городов — Кушкой, Красноводском. Термезом и др. В течение нескольких последующих недель Советская власть победила в Джизаке и Самарканде, Мерве и Чарджуе, а затем и в городах Ферганской долины.

В борьбе за установление Советской власти русские и узбеки, туркмены и таджики, казахи и киргизы действовали рука об руку. В боях с контрреволюцией в Ташкенте самоотверженно сражались узбеки — железнодорожники, трамвайщики и др. «Рабочие Таштрама, как русские, так и узбеки, — вспоминал участник восстания Шамурза Халмухамедов, работавший тогда вагоновожатым, — все как один выступили против буржуазного Временного правительства»{61}. Тогда же, в решающий момент Ташкентского вооруженного восстания, на помощь рабочим, отбивавшим яростные атаки врага на железнодорожные мастерские, прорвались из старого города дружинники-узбеки.

Мысли и чувства трудящихся выразила резолюция рабочих одного из промышленных предприятий, принятая в декабре [24] 1917 г. «Мы, рабочие-мусульмане завода Ходжаева, — говорилось в ней, — единогласно решили поддерживать всеми имеющимися у нас средствами рабочее правительство — Совет солдатских и рабочих депутатов и протягиваем ему братскую мозолистую руку, которую более 50 лет эксплуатировали кулаки, баи и чиновники — ставленники Николая II. Мы протягиваем руку русскому пролетариату, в котором мы, темные мусульмане, видим истинного защитника рабочего и трудящегося класса, освободившего нас от нагайки чиновника и кулака бая. Мы идем рука об руку с русским пролетариатом и протестуем против попыток буржуазии разъединить нас... Мы хорошо поняли, кто нам друг и кто враг, и не пойдем на удочку прислужников старого режима»{62}.

К весне 1918 г. красное знамя Советской власти развевалось над основными районами Средней Азии — от Кушки до Аральского моря, от Ферганы до Каспия.

Господство эксплуататоров сохранилось, однако, в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве. Народные массы здесь были еще недостаточно подготовлены к штурму старой власти. Добиться победы они смогли лишь в 1920 г.

На территории Советского Туркестана занялась заря новой жизни. III краевой съезд Советов в ноябре 1917 г. избрал Совет Народных Комиссаров Туркестанского края. Советы стали постепенно возникать и в сельской местности — волостные, кишлачные, аульные. В местной печати публиковались исторические документы Советской власти — ленинские декреты о мире, о земле, Декларация прав народов России, обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока». Туркестанский Совнарком в своей деятельности стремился руководствоваться этими документами. Он сообщил в Петроград, что ставит своей задачей претворение в жизнь декретов Советского правительства.

V съезд Советов Туркестана (20 апреля — 1 мая 1918 г.) провозгласил Туркестан автономной советской республикой.

«1. Территория Туркестанского края, — говорилось в принятом съездом документе, — объявляется Туркестанской Советской Республикой Российской Советской Федерации. В состав Туркестанской Республики входит вся страна Туркестан в ее географических границах, исключая Хиву и Бухару...
2. Туркестанская Советская Федеративная Республика, управляясь автономно, признает и координирует свои действия с центральным правительством Российской Советской Федерации»{63}.

Советская власть в Туркестане провела национализацию промышленных предприятий, создавая социалистический уклад в экономике. Незамедлительно был введен 8-часовой рабочий день. Осуществлялось новое законодательство в области социального страхования, охраны труда, создавался новый суд, проводились [25] меры по организации бесплатной медицинской помощи, по налаживанию системы народного образования.

Началась работа по подъему производительных сил, развитию народного хозяйства. 17 мая 1918 г. В. И. Ленин подписал декрет Совнаркома РСФСР «Об ассигновании 50 миллионов рублей на оросительные работы в Туркестане и об организации этих работ»{64}.

Социалистическое строительство все шире развертывалось в городах, поселках, кишлаках Средней Азии, втягивая в свою орбиту миллионные массы трудящихся. Перед ними — еще совсем недавно бесправными и забитыми — открылись светлые горизонты. Впервые в истории они получили возможность строить новую жизнь, строить своими руками, строить для себя.

В. И. Ленин после Октябрьской революции выдвинул задачу «поднять наинизшие низы к историческому творчеству»{65}. Эта задача успешно решалась по всей стране, в том числе и в Средней Азии.

«Наинизшие низы» — трудящиеся узбеки, таджики, киргизы, туркмены, казахи, каракалпаки — вместе с рабочими и крестьянами всей страны приступили к строительству новой жизни. Они смело шли в ряды борцов за социализм, приветствовали победоносную революцию.

Их настроение выразил Садриддин Айни в знаменитом «Марше свободы»:

О рабы! Подымайтесь из праха,
Красным Знаменем мир озаря!
Сбросьте иго покорности, страха —
Засияла свободы заря.
Мы рассеем унынье и горе,
Мы неправду развеем, как дым,
Во всемирном безмерном просторе
Справедливость навек утвердим{66}.

Ему вторил на далеком Памире один из немногих грамотных жителей, Мухаббат Шах-заде, в стихотворении, посвященном установлению Советской власти в горном Бадахшане:

...Свободными стали былые рабы,
Расправили плечи усталые люди,
И пылью заносит печали следы{67}.

Социалистическая революция в Туркестане явилась составной частью социалистической революции в России. Коммунистическая партия сумела создать союз трудящихся (преимущественно крестьян) различных национальностей с русским рабочим классом. Для народов Средней Азии открылись небывалые в истории возможности — перейти к социализму, минуя капиталистическую стадию развития.

Однако в силу ряда исторических и экономических условий социалистическая революция и социалистическое строительство [26] встретили в Средней Азии дополнительные, специфические трудности.

В лагере, враждебном Советской власти, наряду с русскими фабрикантами, банкирами оказались местные эксплуататорские слои: феодалы, баи, буржуазия, реакционное мусульманское духовенство и их националистические контрреволюционные партии («Шура-и-Ислам», «Алаш» и другие). Советской власти противостояли представители кулацко-колонизаторской верхушки, колониального административного аппарата. Офицерская и кулацкая прослойка казачества (семиреченского, оренбургского, аральского) также стремилась уничтожить завоевания революции. Бывшие эксплуататорские классы — русские и местные, — несмотря на наличие между ними известных противоречий, создавали единый блок.

Хотя Советская власть и подорвала основы национальной вражды, царизм и великорусская буржуазия оставили в Туркестане «тьму озлобления и недоверия к великоруссам»{68}. Это недоверие, укоренявшееся десятилетиями и подогревавшееся после Октября националистами, сразу ликвидировать было невозможно. Оно использовалось контрреволюционерами для борьбы с Советской властью.

Нельзя не учитывать и то, что недостаточной идейной и организационной закалкой большевистских организаций Туркестана пользовалась в своих целях партия левых эсеров, которая на паритетных началах вместе с большевиками входила в органы Советской власти в Туркестанской республике.

Если в центре страны левые эсеры находились в руководящих советских органах лишь до Брестского мира, то в Туркестане вследствие их влияния на известную часть рабочих, не говоря уже о мелкобуржуазных слоях населения, они принимали участие в деятельности Советов весь 1918 год и начало 1919 г. Левые эсеры кое-где открыто, а главным образом нелегально помогали классовому врагу в борьбе с диктатурой пролетариата.

Господство феодальных и патриархально-родовых отношений тормозило классовую дифференциацию, рост классовой сознательности трудящихся. К этому добавлялась экономическая отсталость края, малочисленность и слабость национального пролетариата, засилие мусульманской религии, огромная культурная отсталость.

Союз пролетариата с крестьянством инонациональным устанавливать было труднее, чем с крестьянством однонациональным. Народам отсталым, не прошедшим стадию капиталистического развития, идти к социализму было труднее, чем народам развитым.

Все это не могло остановить поступь революции, но делало борьбу за ее победу более длительной, сложной и напряженной. [27]