Империалисты Антанты разграничивают «зоны действия»

Следующим важным шагом в разработке интервенционистских планов Антанты в отношении Советской России явилась англо-французская конференция в Париже, состоявшаяся 9–10 (22–23) декабря 1917 г. С английской стороны в конференции приняли участие заместитель Бальфура лорд Сесиль и военный министр лорд Мильнер. Франция была представлена самим премьером Клемансо и министром иностранных дел Пишоном. На конференции рассматривался новый меморандум по «русскому вопросу», исходивший на этот раз от англичан. (Предварительно он подвергся тщательному рассмотрению британским военным кабинетом.)

В соответствии с меморандумом 10 (23) декабря между Англией и Францией было заключено секретное соглашение (подписанное Клемансо и Сесилем) о разделе России на английскую и французскую «зоны действия». В английскую зону вошли Дон, Кубань, Кавказ, Средняя Азия и северная часть европейской территории России; во французскую — Украина, Крым и Бессарабия{466}. [247]

Согласно меморандуму, Англия и Франция поставили перед собой задачу «убедить южную русскую армию возобновить войну», и с этой целью они решили предоставить субсидии Каледину и другим контрреволюционным генералам и атаманам. Было признано необходимым, чтобы в намеченных расходах приняли участие и Соединенные Штаты. (Позже была достигнута договоренность, что Сибирь и Дальний Восток являются преимущественно зонами действия США и Японии.)

Помимо финансирования контрреволюционных сил английское и французское правительства приняли на себя добровольное обязательство через своих агентов и чиновников воздействовать и оказывать поддержку различным контрреволюционным правительствам и их армиям в организационном отношении, но при условии, чтобы все это делалось «без всякого шума», дабы избежать по возможности обвинения в подготовке и проведении войны против большевиков{467}. Однако сам Ллойд Джордж вынужден был признать, что провести намеченные мероприятия «втихую» было просто невозможно{468}.

Для руководства намеченными операциями Англия, Франция, США, Италия и Япония должны были назначить своих представителей. Последним предписывалось для обеспечения полного единства действий поддерживать между собой контакт через специальных агентов. На конференции был рассмотрен также вопрос о возможности возвращения в Южную Россию царских офицеров, находившихся в тот период в Англии и во Франции. Как показали последующие события, многие из них прибыли в Россию с заданиями по развертыванию вооруженной борьбы.

К этому времени страны Антанты и США уже установили достаточно прочные связи с контрреволюцией Дона, Кавказа, Украины и Финляндии. После провала антисоветских выступлений в Петрограде и Могилеве их взоры были устремлены главным образом на Каледина и Украинскую раду: с ними они связывали теперь свои основные надежды на разгром большевизма. [248]

Еще до победы Октябрьской революции Дон превратился в один из опаснейших очагов контрреволюции, которому отводилось важное место в подготовке второй корниловщины. После свержения Временного правительства власть на Дону захватил в свои руки атаман Каледин, штаб-квартирой которого стал Новочеркасск. Уже 26 октября Каледин заявил, что он не признает власти Советов и намерен повести беспощадную борьбу против большевизма. В обращении, выпущенном за его подписью от имени Войскового правительства, Каледин заявил: «Ввиду выступления большевиков с попытками низвержения Временного правительства в Петрограде и в других местах Войсковое правительство... окажет в тесном союзе с правительствами других казачьих войск полную поддержку существующему коалиционному Временному правительству. Ввиду чрезвычайных обстоятельств и прекращения сообщения с центральной государственной властью Войсковое правительство временно, впредь до восстановления власти Временного правительства и порядка в России, с 25 сего октября приняло на себя полноту исполнительной государственной власти в Донской области». С огромной радостью было встречено это заявление атамана Каледина правящими кругами Запада и реакционной буржуазной прессой.

Вскоре в Новочеркасск пробрались генералы Корнилов, Деникин, Лукомский, Алексеев и некоторые видные кадетские деятели. Они приступили к формированию так называемой Добровольческой армии, которая, по словам американского историка Чемберлина, возникла как «отборная сила антибольшевизма». Судя, по письму Алексеева генерал-квартирмейстеру штаба верховного главнокомандующего Дитерихсу, датированному 8 ноября 1917 г., инициаторы формирования Добровольческой армии намеревались создать на Дону «сильную власть, сначала местного значения, а затем общегосударственного». Эта цель, подчеркивал царский генерал, «в своем осуществлении не должна быть откладываема далеко. Нужно образовать, однако, силу, на которую эта власть могла бы опереться». Он выдвигал план формирования «реальной, прочной, хотя и небольшой армии» из офицеров, юнкеров и гардемаринов, необходимой «для будущей активной политики». При этом главная [249] надежда «спасителей» русского государства возлагалась на содействие англо-американского и французского капиталов.

Выступая позже на одном из заседаний войскового правительства (18 января 1918 г.), генерал Алексеев говорил: «В октябре месяце в Москве был организован «Союз спасения России» (известный еще под названием Московского центра. — В. В.). Организаторами этого союза являлись, главным образом, представители кадетской партии. Союз поручил мне дальнейшую организацию дела спасения Родины всеми мерами и средствами, для каковой цели я и приехал на Дон, как единственное безопасное место, куда стали стекаться беженцы — офицеры и юнкера, из которых мною и была образована Добровольческая армия».

Еще более определенно о целях стекавшихся на Юг контрреволюционеров говорилось в письме Алексеева, адресованном французской миссии в Киеве. «Я предполагал, — писал генерал, — что при помощи казачества мы спокойно создадим новые прочные войска, необходимые для восстановления в России порядка. Я рассматривал Дон как базу для действий против большевиков»{469}. Об этом же совершенно открыто заявлялось и в официальной «правительственной» декларации, опубликованной вождями донской контрреволюции 27 декабря 1917 г. В ней подчеркивалось, что первая непосредственная цель организуемой Добровольческой армии состоит в противодействии большевизму, о борьбе с Германией упоминалось лишь для проформы.

Обращая внимание революционных масс на активизацию контрреволюции на Дону, «Правда» писала 2 (15) декабря: «Каледин, собрав вокруг себя шайку казаков-помещиков, организовал отдельное государство и стал совместно со своими кадетскими друзьями сочинять проекты по организации центральной власти в России на смену власти народных комиссаров».

Перспектива сколотить на Дону надежные антибольшевистские силы сразу же приковала к себе внимание союзных империалистов, которые поспешили «навести мосты» к этому химерическому «государству». На юг [250] России устремились многочисленные эмиссары Запада, предлагая свои щедрые услуги. К тому же белогвардейщина сама лихорадочно искала помощи и содействия со стороны империалистов Запада. Так что это было обоюдное желание и стремление внутренних и внешних врагов социалистической революции. 10 ноября английского посла посетил крупный банкир князь Шаховской, сообщивший, что Каледин и Алексеев собирают силы для похода на Москву и Петроград с целью свержения большевистского режима и хотят заручиться поддержкой союзников, просят предоставить им финансовую помощь. На это посол ответил, что, по его мнению, «союзники будут приветствовать любое сильное, стабильное и законно созданное правительство, которое готово удержать Россию в войне»{470}.

Помощь последовала незамедлительно. В беседе с Нисселем 20 ноября (3 декабря) Бьюкенен поведал последнему, что после ареста Временного правительства он постоянно поддерживает связь с Калединым и оказывает ему финансовую поддержку. То же сообщал он и в своих донесениях в Лондон{471}.

Развивали активность в этом направлении и представители Франции в России. Начальника французской военной миссии Нисселя также посещали эмиссары Каледина; один из них в чине генерала просил на содержание казачьих войск 100 тысяч рублей. По свидетельству Нисселя, генерал Алексеев дважды присылал ему письма с предложением о поддержании контактов, на что давались положительные ответы. Члены французской военной миссии, посещавшие резиденцию белогвардейских генералов в Новочеркасске, докладывали Нисселю о просьбе Каледина и К° предоставить им денежную помощь на содержание двух армейских корпусов{472}. Посланный на Дон полковник Гюше уведомил Алексеева о решении французского правительства предоставить ему в кредит 100 миллионов руб. «с целью восстановления порядка в России и продолжения войны против центральных держав»{473}. [251]

Советское правительство знало о связях союзных представителей с агентами Каледина, об их помощи белогвардейщине с целью подавления революции, но оно проявляло большую выдержку и терпение, не принимая по отношению к ним каких-либо санкций в надежде, что в конце концов они сделают для себя правильные выводы.

Каледин и его окружение не довольствовались тайными связями с эмиссарами Запада; они спешили установить с империалистическими державами официальные дипломатические отношения, к чему последние относились весьма благосклонно. 16 ноября Нокс писал начальнику английской военной разведки о приезде с Дона «надежного русского», уведомившего о создании контрреволюционного юго-восточного союза и о большом желании созданного в Новочеркасске правительства иметь у себя представителя Англии. Нокс предложил послать туда капитана Ноэля, находившегося в Тифлисе, на что тут же последовало согласие{474}. Другой английский агент направился в калединскую столицу из Ясс.

Соглашение о разграничении «зон действия» еще более активизировало деятельность союзников в указанном направлении. В начале 1918 г. начальник французской военной миссии в Яссах генерал Бертело командировал капитана Борда в Новочеркасск для передачи полковнику Гюше 7 миллионов франков, предназначавшихся для белогвардейцев. Однако Борду удалось добраться до места назначения уже после изгнания Добровольческой армии из Ростова и Новочеркасска, когда сам Гюше и его помощники находились под арестом. Вскоре, правда, они были освобождены. Борд вручил 3 миллиона франков отправившемуся в Москву Гюше, а сам предпринял вояж по Южной России, раздавая деньги находившимся там французским консулам, которые субсидировали затем контрреволюционеров{475}.

Выступая на заседании войскового правительства Дона 18 января 1918 г., Алексеев подтвердил, что Добровольческая армия и ее организаторы получают финансовую поддержку от западных держав. Компенсацией [252] за эту поддержку служила прежде всего их непримиримая борьба с Советской властью. По свидетельству генерала Казановича, одного из соучастников авантюры Алексеева, к февралю 1918 г. западные державы предоставили белогвардейцам Дона 500 тысяч руб.{476} (Эта сумма, судя по многим другим источникам, является явно заниженной.) Правда, главари белого движения утверждали впоследствии, что полученные ими суммы были незначительны и к тому же поступали несвоевременно, и это вызывало у них некоторое недовольство союзниками, стремившимися как всегда извлечь максимальную пользу из своей «помощи».

Не менее пристальное внимание иностранных империалистов привлекала к себе Украина. В ноябре в Киев, где в то время хозяйничала контрреволюционная Рада во главе с генеральным секретариатом, прибыли из ставки английская и французская военные делегации, имевшие инструкции «делать все, чтобы мешать заключению сепаратного мира с Германией» и предложить поддержку от имени своих правительств. Представители английской делегации полковник Чарль, а французской Гравье и Перлие посетили генеральный секретариат с целью выяснения общей обстановки, пытаясь нащупать почву для установления тесных контактов с украинскими националистами.

Вслед за ними в Киев пожаловали начальник французской военной миссии при штабе Юго-Западного фронта генерал Табуи и английский майор Фитц-Вильямс. Союзники вообще и Франция в особенности, заявили они на встрече с министром иностранных дел Рады А. И. Шульгиным, «наблюдают с огромным сочувствием за политическим и национальным возрождением Украины», и, предлагая свою помощь, правительства Антанты хотели бы знать, чем они могут быть полезны. Все это было изложено затем в специальной ноте.

Не дав окончательного ответа, Шульгин сообщил, что для начала переговоров необходимо предварительное признание Антантой «Украинской демократической республики» и установление с нею дипломатических отношений. 29 ноября он направил союзным посольствам [253] в Петрограде ноту, уведомлявшую о провозглашении независимости Украины, в которой выражал готовность раболепно следовать диктату западных держав.

Столь радушное приглашение не заставило себя долго ждать. Вскоре генерал Табуи был назначен французским комиссаром на Украине. 5 декабря в сопровождении вице-консула в Киеве Арке, военных атташе Ванье и Дентца он представился главе генерального секретариата Винниченко и Шульгину. Зачитав официальное заявление о признании Украинской рады и своем назначении в качестве полномочного представителя французского правительства, Табуи подчеркнул, что Франция поддержит всеми своими моральными и материальными силами Украину в тех усилиях, которые она предпримет, чтобы продолжать идти по пути, начертанному Антантой.

В следующем месяце английский представитель в Киеве Багге уведомил Винниченко о назначении его единственным представителем Великобритании на Украине в данный момент. Несколько позже Багге заявил, что Англия «окажет всю возможную помощь украинскому правительству в выполнении его задачи по введению хорошего управления, поддержанию порядка и борьбы против центральных держав».

Разумеется, и здесь, как и на Дону, на первом плане стояла задача подавления социалистической революции. В этой связи в одной из секретных записок, вышедших из недр миссии Табуи, говорилось: «Украина представляла для нас совершенно исключительный интерес своим значением, своим географическим положением и богатствами сельскохозяйственными и промышленными. Было необходимо срочно поддержать Украину, чтобы она могла образовать блок против главного врага»{477}, т. е. против Советской власти.

Как свидетельствовал в своих воспоминаниях А. Шульгин, западные державы неоднократно предлагали украинским националистам техническую помощь, государственные займы и всевозможные товары. Известно, например, что англичане ставили вопрос о возможности передачи Раде товаров, находившихся во [254] владивостокском порту, а Франция предоставила ей заем в 180 миллионов франков{478}.

Такая щедрость была вполне понятной. В упомянутой секретной записке миссии Табуи определенно сказано, что Франция и ее союзники стремились поддержать «различные автономные группировки» (на Украине, в Бессарабии, казачьих областях и на Кавказе), надеясь свергнуть с их помощью Советскую власть. Ту же самую мысль отразил в своих мемуарах Ниссель, полагавший, что наряду с Румынией, казачьими областями и Кавказом Украина могла бы стать «фактором внутреннего порядка и элементом военного сопротивления»{479}.

Конечно, жизнеспособность русского государства, о которой «пеклись» тогда союзники, меньше всего занимала их. Свержение Советской власти и расчленение России путем отделения от нее наиболее важных в экономическом отношении областей — таково было основное содержание русской политики западных держав в рассматриваемый период. Англия и Франция активно поддерживали сепаратистские тенденции контрреволюционных сил на Дону, Украине и в Закавказье, помогая в то же время созданию единого антисоветского фронта.

Подобный курс избрало и вашингтонское правительство. Хотя Соединенные Штаты формально и не принимали участия в подписании указанного соглашения о разделе России на зоны действия, однако они были в курсе дела. Английский меморандум, предусматривавший участие США в финансировании белогвардейских групп, был передан в госдепартамент американским послом в Лондоне Пейджем. Американский представитель в Межсоюзном совете по военным закупкам и финансовым вопросам в Париже Кросби информировал Вашингтон и об общем характере самого англо-французского соглашения. Никаких «принципиальных» возражений со стороны правительства Вильсона, как известно, не последовало. Известный американский историк и дипломат Д. Кеннан признает: «Едва большевики взяли под свой контроль Петроград, как союзники возложили свои надежды на сепаратизм»{480}. Признание [255] Кеннана в полной мере относится и к самим Соединенным Штатам.

27 октября американский консул в Тифлисе Смит сообщал в госдепартамент о необходимости финансовой помощи кавказским сепаратистам. Предоставление ее, писал он, «явно в интересах союзников». По предположениям Смита, для этой цели могло потребоваться 10 миллионов долл. 5 ноября Смит снова вернулся к данному вопросу, считая вполне реальным объединение антибольшевистских сил Кавказа с контрреволюционными силами других районов страны. «Преимущества, — писал он, — которые союзники могут получить от удержания в своих руках линии Урал — Волга — Донбасс, зерновых, угольных и нефтяных ресурсов всей России, очевидны и смогут дать ядро для армии, с помощью которой можно будет увеличить германские трудности и удержать немецкую армию на восточном фронте». Спустя несколько дней, сообщая о предстоящем объединении закавказского правительства с южной федерацией, Смит в третий раз напоминал о своем предложении об оказании финансовой поддержки этим силам{481}.

Телеграммы Смита не остались в госдепартаменте без внимания. Информируя о них полковника Хауза, прибывшего в Париж для участия в союзнической конференции, Лансинг просил его проконсультироваться с ответственными представителями Англии и Франции по данному вопросу, а также относительно возможности официального признания закавказского правительства.

19 ноября (2 декабря) Хауз сообщил в Вашингтон об обмене взглядами с Ллойд Джорджем, Клемансо и Соннино по всем этим вопросам, в ходе которого они договорились оказать помощь внутренней контрреволюции в борьбе за свержение Советского правительства. Помощник президента выразил некоторые опасения за последствия такого шага, но в то же время признал, что без поддержки извне контрреволюционеры неминуемо потерпят крах.

Тем временем Смит не переставал бомбить госдепартамент своими предложениями о безотлагательной помощи антибольшевистским силам через Сибирскую [256] железную дорогу. 28 ноября (11 декабря) он снова настойчиво рекомендовал Лансингу помочь деньгами, людьми, вооружением так называемой Юго-Восточной федерации, Каледину, Украинской раде и другим антисоветским элементам{482}. По его мнению, объединенные силы контрреволюции на юге России, контролируя все продовольственные ресурсы страны, значительно способствовали бы своему успеху в борьбе с большевиками. Ретивый американский консул посоветовал даже направить союзные войска в указанные районы. Подобные предложения поступали и от других американских представителей в России. О планах объединения контрреволюционных сил Кавказа и калединского казачества с целью борьбы с большевиками сообщал также в госдепартамент посол США в Швеции Моррис{483}.

Позиция самого американского правительства в отношении Советской России нашла отражение в меморандуме государственного секретаря Лансинга от 27 ноября (10 декабря) 1917 г., в основу которого легли предложения американских представителей в России Френсиса, Смита, Саммерса и других. Прежде всего, в меморандуме подчеркивалось, что большевики определенно стремятся вывести Россию из войны, и чем дольше они будут находиться у власти, тем вероятнее заключение мира. Выпадение же России из Антанты затянет войну на целых два-три года и потребует от США значительного увеличения расходов и новых контингентов войск. Именно эти обстоятельства, отмечалось в меморандуме, и побуждают вашингтонское правительство принять необходимые меры к «исправлению» сложившегося в России положения. Формулируя задачи американской политики в отношении молодой Советской республики, автор меморандума подчеркивал невозможность для Соединенных Штатов признать большевистское правительство прежде всего потому, что оно является носителем социальной революции, и считая необходимым бороться с ним, он предлагал опираться на какую-либо сильную личность, способную создать дисциплинированную военную силу, достаточно мощную для восстановления «порядка» и обеспечения [257] управления. Свои надежды он связывал с группой белогвардейских генералов во главе с Калединым, высказываясь за оказание им, при сохранении строжайшей тайны, необходимой материальной поддержки. «Надежда на создание устойчивого русского правительства, — писал Лансинг, — заключается ныне в военной диктатуре, могущей быть установленной лояльными (т. е. контрреволюционными. — В. В.) дисциплинированными войсками. Единственным заметным ядром для организованного движения, достаточно сильного, чтобы смести большевиков и создать правительство, может быть, как мне представляется, группа высших офицеров во главе с атаманом донских казаков генералом Калединым»{484}.

Именно на контрреволюционную часть казачества Лансинг рекомендовал обратить наибольшее внимание. По его мнению, начать следовало с посылки Каледину специального обращения, в коем подчеркивалось бы, что Соединенные Штаты не признают власти Советов и готовы признать такое правительство, которое способно «восстановить порядок в России и вернуть ее на путь международных обязательств» (т. е. реставрировать буржуазный режим и возобновить войну против Германии). Не скрывая меркантильных соображений, свойственных американской политике, государственный секретарь не без цинизма писал, что Россия заслуживает «спасения», так как это позволит Соединенным Штатам уберечь сотни тысяч своих соотечественников и сэкономить миллионы долларов.

Руководитель внешнеполитического ведомства старательно доказывал, что это единственно возможная политика, так сказать, «наименьшее зло», и у правительства Соединенных Штатов нет иного выхода. «Я не считаю, — заключил он, — что возможно какое-либо ухудшение нашего положения от такой политики, поскольку у нас все равно нет абсолютно никаких надежд в случае сохранения большевиков у власти».

Под конец Лансинг принялся расхваливать Каледина, Алексеева и Корнилова, полагая, в частности, что первому из них обеспечена полная поддержка кадетов и всего буржуазно-помещичьего класса. И так думал [258] не только Лансинг, но и большинство ответственных представителей американского правительственного и дипломатического аппарата. Соображения государственного секретаря встретили полное одобрение и самого президента Вильсона{485}. Таким образом, и правящие круги Соединенных Штатов ориентировались на установление контрреволюционной военной диктатуры в России.

Разработав эту «новую» доктрину и получив санкцию президента, госдепартамент приступил к ее практической реализации. Американским представителям в России и других странах были даны соответствующие инструкции и указания, которые с течением времени несколько видоизменялись, уточнялись, но суть их оставалась прежней: это подавление социалистической революции, ликвидация советского строя.

29 ноября (12 декабря) госдепартамент препроводил в Париж на имя своего представителя в Межсоюзном совете по военным закупкам и финансовым вопросам помощника министра финансов Кросби письмо, в котором подчеркивалась необходимость поддержки контрреволюционных сил внутри России. В письме говорилось, что из Москвы и Тифлиса продолжают поступать «обнадеживающие сообщения» об ослаблении власти Советов и об усилении антибольшевистского движения, причем наибольшие надежды возлагаются на силы, группирующиеся вокруг Каледина и Корнилова. Именно они, разъяснялось финансисту, смогут восстановить порядок в России и продолжить войну с германским блоком. Обстановка в России складывается так, что налицо явная угроза выхода ее из войны, а поэтому «всякое движение, имеющее своей целью предотвращение такой опасности, должно быть поддержано»{486}.

В письме к Кросби указывалось на желательность оказания Каледину финансовой помощи, но не прямо, а через посредников, так, чтобы сами Соединенные Штаты оставались в тени. «Предложите Англии и Франции, — предписывалось Кросби, — оказать необходимую помощь калединскому движению, а наше правительство предоставит им средства»{487}. Одновременно [259] нью-йоркский «Нэшнл сити бэнк» начал переговоры о предоставлении Каледину займа на сумму в 500 тысяч долл.{488} Через несколько дней, 5 (18) декабря американский посол в Лондоне Пейдж сообщил Лансингу о предписании английского правительства своим агентам в Южной России выдать двум группам «патриотов» по 60 миллионов фунтов стерлингов{489}.

5 (18) декабря по поручению Саммерса в Новочеркасск прибыл один из его сотрудников, Д. Пуль, встретившийся с Алексеевым, Калединым и другими белогвардейскими главарями. Целью его поездки было выяснить возможности и потребности донской контрреволюции. Опираясь на информацию, полученную от Пуля, Саммерс докладывал в госдепартамент: «Несомненно, положено начало объединению в тесный союз возрождающихся элементов в России, которые, как можно ожидать, будут эффективно действовать против большевиков и немцев. Пуль полагает, и я полностью разделяю его мнение, что правительства США и союзников должны оказать этому ядру всю возможную моральную и материальную поддержку»{490}.

Приведенные документы и факты со всей убедительностью показывают, что в политике правящих кругов США в отношении Советской России, так же как и в политике дирижеров Антанты, на первом плане стояло не «восстановление Восточного фронта», а подавление социалистической революции. В этой связи в одном из донесений Пуля прямо отмечалось, что планируемая Добровольческая армия «будет представлять собой подвижную полицейскую силу», предназначенную для борьбы с Советской властью, и что она «совершенно не эффективна против германских регулярных войск»{491}.

Вслед за французами и англичанами на Украину и в другие районы страны, где группировались контрреволюционные силы, устремились и американцы. Правда, правительство США пока воздерживалось от официального признания образовавшихся на окраинах сепаратистских националистических правительств, и в частности Центральной рады, проявляя при этом известную [260] осторожность и осмотрительность. Но и оно, как об этом сообщал госдепартамент французскому послу в Вашингтоне Жюссерану на его запрос относительно признания Украинской рады, «тщательно» изучало данный вопрос{492}. Для «ознакомления с обстановкой» на Украине госдепартамент командировал в Киев своего бывшего консула в Риге Дженкинса.

А тем временем реакционная американская пресса все усиливала антисоветскую пропаганду, призывая к решительным мерам против большевистского правительства. В тот день, когда Вильсон штудировал меморандум Лансинга, газета «Нью-Йорк таймс» поместила статью, озаглавленную «Надежда России», в которой рядовым американцам и мировому общественному мнению настойчиво внушалась мысль о необходимости широкой помощи Каледину и другим контрреволюционным силам. Каледин, без стеснения писала газета, столь же очевидно является союзником Америки, как большевики являются ее врагами.

Таким образом, и правящие круги Соединенных Штатов уже в первые недели после Октябрьской революции взяли твердый курс на поддержку контрреволюционных сил в их борьбе за свержение Советской власти, выступая в числе наиболее активных вдохновителей гражданской войны в нашей стране. Нет нужды доказывать, что, если бы не иностранное вмешательство, внутренняя контрреволюция не смогла бы оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления власти Советов и была бы сокрушена в кратчайший срок. Как отмечалось в обращении ЦК РКП(б) от 8 февраля 1919 г. ко всем работникам чрезвычайных комиссий, ряды активной контрреволюции, точившей нож на Советскую власть, «опирались в своей работе на сочувствие и прямую поддержку не только всех буржуазных элементов России, но и на активную денежную, материальную и моральную поддержку заграничных империалистов»{493}.

В значительной мере связывало руки международной реакции все возраставшее противодействие антисоветской политике империалистических кругов со стороны демократических сил Запада и Востока. Октябрьская [261] революция нашла горячий отклик в сердцах миллионов простых людей во всем мире. Многочисленные рабочие и профсоюзные организации, революционное крыло мирового социалистического движения, представители прогрессивной интеллигенции приветствовали новую революционную власть в России и ее решимость положить конец братоубийственной бойне. Под непосредственным воздействием Великого Октября во всех воюющих странах резко возросло число революционных выступлений, стачек и демонстраций трудящихся, усилилось антивоенное движение среди населения и в действующих армиях. Активизировалось революционное и антивоенное движение и в нейтральных странах.

Следует сказать, что и среди правящих классов союзников раздавались отдельные трезвые голоса, призывавшие к отказу от враждебной антисоветской политики и к установлению с Советским правительством более или менее нормальных отношений. Но, к сожалению, они не встретили поддержки официальных кругов Запада и потонули в общем хоре контрреволюционного безумия.