Титулы и форменная одежда чиновников гражданского ведомства

Гражданские чины{16}

В гражданской службе, в отличие от военной, введение Табели о рангах вызвало многие сложности. Поскольку незадолго перед этим система гражданских государственных учреждений была реформирована и значительно расширена, понадобилось заместить множество новых должностей. Требования Табели относительно постепенности в выслуге рангов оказались в таких условиях невыполнимыми. В связи с этим в одном из «пунктов» к Табели разъяснялось: «Понеже статские чины (в данном случае — должности. — Л. Ш.) прежде не были распоряжены, и для того почитай никто или зело мало чтоб кто надлежащим порядком снизу свой чин верхний заслужил из дворян, а нужда ныне необходимая требует и в вышние чины, того ради брать, кто годен будет, хотя б оный и никакого чина не имел. Но понеже сие в рангах будет оскорбительно воинским людям... того ради, кто в который чин и возведен будет, то ему ранг заслужить летами, как следует». Вероятно, имелась в виду выслуга в данном классе большего числа лет, чем это было формально обязательно. Для дворян выслуга эта была установлена по соответствию с воинскими чинами (по три года в каждом низшем ранге). Одновременно предписывалось «впредь на ваканции не со стороны хватать, но порядком как в воинских чинах производится», т. е. из числа служащих того же учреждения. Для подготовки молодых людей к гражданской службе при коллегиях предусматривалось иметь некоторое количество юнкеров.

Анализ последующей практики чинопроизводства привел исследователя истории гражданских чинов В. А. Евреинова к выводу о том, что следствием «значительного количества гражданских должностей» было «более частое открытие вакансий, и по самому характеру этих самых должностей, требующих известных познаний и способностей, лица даровитые могли быстро продвигаться по иерархической служебной лестнице и, начав одновременно службу с лицами, поступившими в войска, должны были повышаться в рангах и пользоваться особыми преимуществами несравненно скорее, чем их военные сверстники». Однако ясно, что это явление не могло быть массовым, а касалось лишь наиболее способных и настойчивых гражданских служащих. Для основной массы чиновников препятствием к продвижению по должностной лестнице было то, что число низших должностей значительно превышало число высших. В качестве средства поощрения службы, имитирующего действительную карьеру, стало все шире применяться производство в следующий чин (ранг) без повышения в должности.

Последующее (после принятия Табели о рангах) законодательство XVIII и самого начала XIX в., помимо решения вопроса о правомерности и условиях производства в чины отдельно от повышения в должностях, пыталось определить порядок производства в первый классный чин (XIV класс) лиц недворянского происхождения, иначе говоря, порядок их вступления на гражданскую службу, а также уточняло ранг отдельных гражданских чинов и устанавливало единые общие наименования их в каждом из классов.

Указом Петра I от 7 мая 1724 г. предписывалось «тайных советников чин повысить в третий класс, а на то место учинить чин статских действительных советников. Да в пятый класс прибавить статских советников чин». Позднее так стали называться чины IV и V классов. Но названным указом, как мы полагаем, устанавливались не названия чинов, а новые гражданские почетные звания по образцу принятых в Пруссии (советник). Указ императрицы Елизаветы Сенату от 23 июня 1745 г. узаконил общие названия для VI, VII и VIII классов гражданской службы: коллежский советник, надворный советник и коллежский асессор, перевел чин надворного советника из VIII класса в VII, подтвердил обязательность последовательной выслуги в каждом чине, даже если должностей соответствующего класса не было.

После некоторых колебаний в 1760-х гг. было постановлено (13 сентября 1767 г.), «чтоб тем, которые не могут поступить по новым чинам на порозжие ваканции, остаться в прежних местах и с прежним жалованием, какое ныне получают».

16 декабря 1790 г. был подписан указ Екатерины II Сенату «О правилах производства в статские чины», который фактически подводил итог предшествующему законодательству в этой области. Получение низшего классного чина могло иметь место только при назначении на должность. Для тех, кто уже имел чин XIV класса, устанавливались два пути продвижения вверх по лестнице чинов вне зависимости от наличия вакансий: награждение чином за особые заслуги и выслуга определенного числа лет в предыдущем чине. Относительно второго пути в указе говорилось: «... к одобрению людей достойных и способных, и дабы не заградить таковым пути к преимущественному пред прочими возвышению ... давать чины тем из удостоенных, кто не менее трех лет в одном чине действительно служит, разумея до VIII класса». Для перевода в чин VIII класса (дававший потомственное дворянство) из предыдущего недворянам требовалось служить не три года, а 12 лет.

20 апреля 1797 г. указ Павла I «О наблюдении, при избрании чиновников к должностям, старшинства мест и чинов» еще раз не только подтверждал право, дававшееся чином на занятие должности вообще, но и определял прямое соответствие этого права старшинству чинопроизводства. А указ 9 декабря 1799 г. устанавливал сроки выслуги в чинах от IX до V классов (4, 5, 6 и 4 года). Имелось в виду, что пожалование в более высокие чины производится вообще вне правил, по личному усмотрению императора. Снова предусматривалась возможность чинопроизводства за особые заслуги.

Постановления Екатерины II и Павла I, закрепившие, в частности, возможность производства в следующий чин при условии простой выслуги лет, окончательно превратили получение очередного гражданского чина в право государственных служащих, на реализацию которого они могли претендовать (если не находились под следствием и не были опорочены по суду). Лишь получение чина вне положенного срока за особые заслуги делало его наградой. На практике же в связи с новым расширением в начале XIX в. государственного аппарата и недостатком подходящих кандидатов для замещения вакантных должностей Сенат назначал на должности лиц с чином меньшего класса, чем класс должности, с одновременным повышением для них класса чина до класса должности вне срока выслуги и особых заслуг. Этой практике был положен конец указом 2 июня 1808 г., которым предписывалось «впредь ни в каком случае Сенату самому собою не производить никого в чины прежде выслуги узаконенных лет». Вместе с тем было подтверждено требование представлять ходатайства о награждении чинами за особые заслуги на усмотрение самого императора.

Вместе с возникновением собственно гражданских чинов, т. е. отделением их от должностей в самостоятельную правовую категорию, усилилась потребность в единых наименованиях этих чинов, в общих обозначениях классов гражданской службы. Первоначально (в «пунктах» к Табели о рангах и последующем законодательстве о чинах) стали использоваться наименования военных чинов как уже вполне установившиеся. Однако вводить их в широкое употребление не представлялось возможным, хотя гражданские чиновники очень стремились к этому, поскольку военная служба пользовалась большим почетом, чем гражданская, и свою роль играло желание чиновников приравнять себя к офицерам. В течение XVIII в. правительству приходилось неоднократно издавать указы, запрещавшие штатским служащим именоваться военными чинами. Но их притягательная сила была столь велика, что даже при Николае I офицеры, перешедшие в гражданскую службу, продолжали именоваться своими прежними чинами. Предпочтение отдавали военным чинам и в конце XIX в., когда, по свидетельству современников, «многие чины высшей гражданской иерархии» велели «прислуге называть себя генералами». Формирование номенклатуры гражданских чинов пошло по двум направлениям. Прежде всего классы чинов стали называть значившимися в них наименованиями званий, которые не были связаны со службой в каком-то конкретном учреждении и не предполагали исполнения определенных обязанностей (разного рода советники). Затем, наоборот, за другими классами чинов закрепились названия наиболее известных и постоянно существовавших должностей: коллежского советника, коллежского асессора, коллежского секретаря и т. д. Юридически эти наименования окончательно были закреплены упоминавшимся законом 1790 г.

В результате к началу XIX в. номенклатура гражданских чинов приобрела такой вид:
Класс Чины 1 Канцлер; действительный тайный советник II Действительный тайный советник III Тайный советник IV Действительный статский советник V Статский советник VI Коллежский советник; военный советник VII Надворный советник VIII Коллежский асессор IX Титулярный советник Х Коллежский секретарь Х Корабельный секретарь XII Губернский секретарь XIII Провинциальный секретарь XIV Коллежский регистратор
Двойное наименование высшего гражданского чина и некоторые особенности его пожалования определялись следующим. Чин канцлера или государственного канцлера мыслился как уникальный, предназначенный для первого должностного лица в иерархии гражданской службы. Всего в России чин канцлера имели 11 человек. Первым в 1709 г. его получил граф Г. И. Головкин, а последним в 1867 г. — князь А. М. Горчаков. Чаще всего чин канцлера давался министрам иностранных дел. Если министр обладал чином II класса, он мог именоваться вице-канцлером. В середине XIX в. имела место ситуация, когда чин канцлера некоторое время сохранял бывший министр иностранных дел (граф К. В. Нессельроде), а новый министр (князь А. М. Горчаков) его еще не получил. В 1830-х гг. князь В. П. Кочубей, будучи председателем Государственного совета и Комитета министров, пользовался чином канцлер по внутреннему управлению. Но уже в конце XVIII в. возникла необходимость пожалования в чин I класса лиц, которые в силу своего служебного положения никак не могли именоваться канцлерами. Тогда и получило начало употребление другого наименования чина — действительный тайный советник I класса. Слово действительный означало настоящий, полный и указывало на высшую степень одного из двух одноименных чинов. Число лиц, имевших его до 1917 г., не намного превышало десяток. Известно, что чином действительного тайного советника I класса в конце XVIII в. обладали граф Н. И. Панин, светлейший князь П. В. Лопухин, князь Александр Б. Куракин. В середине XIX в. этот чин имел князь А. Н. Голицын, в 1906 г. его получил граф Д. М. Сельский, а в 1916 г. — И. Л. Горемыкин.

Чин VI класса первоначально именовался советник в коллегии. Второе название было введено в 1797 г. Оно использовалось лишь для гражданских чиновников, служивших в учреждениях военного ведомства. Слово титулярный в названии чина IX класса близко по значению к слову номинальный (не действительный). Согласно Табели о рангах чин IX класса мог даваться «профессорам при Академии» и «докторам всяких факультетов, которые в службе обретаются». Отнесение российских ученых к столь низкому рангу вызвало критические замечания М. В. Ломоносова. Он считал одной из причин недостаточной привлекательности в России ученых званий невозможность получить вместе с ними высшие чины, «между тем как за границей» ученые, «хотя большей частью не принадлежат к дворянству, производятся в статские и тайные советники. И для того дворяне охотнее детей своих отдают в кадетский корпус. А если бы ранги были расположены (благоприятнее для ученых. — Л. Ш.), то дворяне возымели бы охоту не менее к наукам, как и военному искусству»{17}. Чин корабельный секретарь (XI класс) первоначально значился среди военно-морских чинов. Чин провинциальный секретарь был введен исключительно для военных XII класса (например, подпоручиков армии), вышедших в отставку и перешедших на гражданскую службу.

К концу XVIII в. чины XI и XIII классов фактически перестали употребляться (чинопроизводство осуществлялось из коллежских регистраторов сразу в губернские секретари, а затем в коллежские секретари) и общее количество классов гражданских чинов сократилось до 12, что было законодательно закреплено в 1811 и 1834 гг.

В самом конце царствования Павла I (указ от 3 августа 1800 г.) была сделана попытка вообще отказаться от специальных наименований гражданских чинов, заменив их указанием должности и класса чина (например, обер-секретарь VII класса). Чины, однако, уже столь прочно вошли в служебный быт и названия их стали настолько широко употребляемыми, что новшество вызвало недовольство служащих и от него через год отказались.

Указом Александра I от 1 августа 1801 г. предписывалось, чтобы «все места наполняемы были чиновниками самых тех классов, в коих места сии по штатам положены». Вместе с тем разрешалось «по уважению способностей и в нужных случаях определять на оные и таких, коих чины и несовершенно классу мест соответствуют; но чтоб изъятие сие из общего правила не простиралось ни выше, ни ниже одного чина». Подтверждалось существование обязательного срока нахождения в каждом чине, без выслуги которого очередной чин не мог быть получен.

Изданием чинопроизводственных правил 1801 г. завершилось в основном складывание системы гражданского чинопроизводства в России.

Некоторые особенности гражданской службы как бы усугубили роль в ней чинов и чинопроизводства. Прежде всего должно иметь в виду, что гражданское чиновничество в наибольшей мере комплектовалось за счет недворянских элементов. Правительство усматривало опасность этого. Именно поэтому в гражданской службе практическое значение получало регулирование состава чиновников. Система гражданского чинопроизводства в решающей степени определяла состав бюрократии, а та вследствие причастности к власти могла влиять на деятельность правительственного аппарата, а иногда и на правительственную политику. Поскольку в гражданской службе, в отличие от военной, производство чины не лимитировалось количеством вакансий, число лиц в относительно высоких чинах могло быть произвольно большим. Из-за этого при открытии вакансий на более высокие должности обычно было несколько кандидатов, имевших соответственные чины. Преимущественным правом на должность обладал старший в чине, а при равенстве чина — старший по времени производства в него. Естественно, что в этих условиях внимание к формальностям чинопроизводства было повышенным и, так сказать, болезненным. Значение чина на гражданской службе усиливалось и тем, что чиновники обретали потомственное дворянство лишь в ходе службы, в результате чинопроизводства. Наконец, гражданские чиновники низших и средних классов менее других имели доступ ко двору. Тем большее значение для них приобретало достижение тех классов, которые сообщали им это столь желанное право. Поскольку гражданские чины приобретались главным образом выслугой лет, получение их становилось почти автоматическим. Считалось, что этим обеспечивалась известная независимость обладателя чина от его непосредственного начальства. Существовало даже убеждение, что чиновники, находящиеся на противоположных концах служебной лестницы, — суть одинаковые слуги царя, равно им поставленные.

В начале XIX в. значение проблемы гражданского чинопроизводства возросло. В 1802 г. взамен ранее существовавших коллегий в России были учреждены министерства. Весь государственный механизм подвергся существенной модернизации; была поставлена задача повышения уровня работы этого механизма и государственного управления вообще.

В этой связи на одно из главных мест выдвинулся вопрос об общей и специальной образовательной подготовке чиновников. Решение его было намечено в указе Александра I Сенату от 6 августа 1809 г. «О правилах производства в чины по гражданской службе и об испытаниях в науках для производства в коллежские асессоры и статские советники» (первый штаб-офицерский и первый генеральский чины). Вдохновителем и автором указа был известный государственный деятель того времени М. М. Сперанский.

Указ этот имел некоторую историю. Вскоре после учреждения министерств было обнародовано (24 января 1803 г.) нечто вроде программы Министерства народного просвещения — Правила народного просвещения.

Они предусматривали, в частности, что в связи с открытием университетов, гимназий и других училищ и устранением тем самым препятствий к получению образования представителями всех свободных «состояний», прежде всего дворянством, может быть выдвинуто требование, чтобы через пять лет все должности по гражданской государственной службе, требующие правовых и других специальных познаний, начали замещаться лишь лицами, окончившими курс обучения в казенных или частных учебных заведениях. Однако надежды на то, что возможность получить образование будет широко использована дворянством и лицами других сословий, не оправдывались. «Обманутые ожидания, — пишет по этому поводу В. А. Евреинов, — указывали на необходимость приискать средство более понудительное, и притом такое средство, которое уже невозможно было бы обойти, не отказавшись от всякой служебной будущности для своих детей».

Таким средством и должен был стать закон 6 августа 1809 г. В его преамбуле указывалось, что главная причина низкой образованности чиновничества «есть удобность достигать чинов не заслугами и отличными познаниями, но одним пребыванием и счислением лет службы». «Между тем, — говорилось далее, — все части государственного служения требуют сведущих исполнителей, и чем далее отлагаемо будет твердое и отечественное образование юношества, тем недостаток впоследствии будет ощутительнее... В отвращении сего и дабы положить наконец преграду исканиям чинов без заслуг, а истинным заслугам дать новое свидетельство нашего уважения», было признано необходимым установить, что производству в чин коллежского асессора (VIII класс) впредь могли подлежать лишь лица, имеющие высшее образование либо выдержавшие экзамен по установленной программе (помимо соответствующей выслуги лет).

Столь крутая мера вызвала и в целом, и в деталях неблагоприятный отклик современников. В частности, подверглась осуждению программа экзаменов. Одним из выступивших с критикой ее был известный историк Н. М. Карамзин. Он представил записку, в которой не без юмора, хотя и не совсем по существу дела, писал:

«Отныне никто не должен быть производим ни в статские советники, ни в асессоры без свидетельства о своей учености. Доселе в самых просвещенных государствах требовалось от чиновников только необходимое для их звания: науки инженерной — от инженера, законоведения — от судьи и проч. У нас же председатель гражданской палаты обязан знать Гомера и Феокрита, секретарь сенатский — свойства оксигена и всех газов, вице-губернатор — пифагорову фигуру, надзиратель в доме сумасшедших — римское право, или умрут коллежскими и титулярными советниками. Ни сорокалетняя деятельность государственная, ни важные заслуги не освобождают от долга узнать вещи, совсем для нас чуждые и бесполезные. Никогда любовь к наукам не производила действия столь несогласного с их целью...».

Указ 1809 г. не стал достаточным стимулом для повышения образовательного уровня чиновничества. К тому же в скором времени возникла необходимость делать исключения из установленных правил ввиду того, что министры жаловались на затруднения в замещении должностей, и каждый из них стремился доказать, что в работе его министерства опыт для служащих имеет преимущественное значение перед общим образованием. Предоставление разрешений не соблюдать предписанный указом порядок применительно к отдельным категориям чиновников и целым ведомствам приняло в результате столь широкий характер, что уже через три года после издания закона соблюдение его требований можно было считать исключением.

10 апреля 1812 г. по указанию Александра I был образован особый комитет из четырех министров, на который было возложено «составление общих по всем частям гражданской службы правил, для какого рода службы, каких именно наук познание нужно, дабы, определив то, подвергать при производстве в чины экзамену, с сим сообразному». В связи с Отечественной войной работа комитета затянулась до 1814 г., когда был составлен проект нового положения об экзаменах при производстве в чины. С этого времени начинается период нескончаемых обсуждений в правительственных верхах вопроса о самой целесообразности сохранения гражданских чинов и о реорганизации их системы и порядка чинопроизводства.

8 января 1826 г. Николай I распорядился «немедленно рассмотреть» вопрос о гражданских чинах в его полном объеме в Государственном совете. Но это не было сделано. Вместо радикального решения вопроса 14 октября 1827 г. и 25 июня 1834 г. были приняты два закона, первый из которых определял порядок вступления на государственную службу, а второй — порядок дальнейшего чинопроизводства. Оба они должны были учитывать ту важную реальность, что к этому времени чиновничество в значительной мере воспроизводило само себя. Дети чиновников следовали по пути отцов, поскольку почти не имели других возможностей заработка. По закону они получали приемлемые права поступления на службу даже вне зависимости от образования; вместе с тем они же пользовались правами обучения в большинстве учебных заведений. Доля поместных дворян в составе гражданского чиновничества постепенно сокращалась (отчасти вследствие роста общей численности чиновничества). Идеальное решение проблемы организации гражданской службы теперь виделось в том, чтобы, во-первых, обеспечить замещение всех низших вакансий и, во-вторых, открыть путь к должностям среднего и высшего уровня исключительно для специально подготовленных лиц, преимущественно из числа потомственного дворянства. Последнее предполагалось достигнуть предоставлением дворянству новых льгот в получении образования.

Указ 1827 г. устанавливал четыре категории лиц, пользовавшихся правом государственной службы. К 1-й относились потомственные дворяне; ко 2-й — дети личных дворян, купцов 1-й гильдии, священников и дьяконов; к 3-й — дети приказных служителей, не имеющих чинов; к 4-й — не имеющие права на гражданскую службу, но принятые ранее издания данного закона. Для производства низших канцелярских служителей из лиц названных разрядов в первый классный чин (XIV класс) устанавливались соответственно разные сроки службы: 2 и 4 года, 6 и 12 лет.

Положение 1834 г. предусматривало сокращение сроков выслуги XIV класса для канцелярских служителей первых трех категорий при наличии образования до одного года, двух и четырех лет{18}.

При дальнейшем чинопроизводстве первенствующую роль играло уже образование, а не происхождение. Все, кто имел классные чины, делились на три разряда» с высшим образованием, средним и начальным. Производство в каждый следующий чин должно было осуществляться строго по выслуге в предыдущем чине установленного для каждого разряда числа лет — от 3 до 8. При производстве за отличия обязательный срок службы в чине сокращался. Сословное происхождение учитывалось только при получении чина VIII класса, дававшего потомственное дворянство. Для недворян срок выслуги для его получения увеличивался независимо от наличия образования. Кроме того, условием производства в чины VIII и V классов служащих со средним и начальным образованием было назначение на должности этих классов. Производство в чины выше статского советника (V класс) могло иметь место исключительно по личному усмотрению императора, а не по выслуге определенного числа лет. Разрешалось назначать на должности чиновников, «имеющих один чин выше или ниже той степени, в которой положена должность». Чиновник с высшим образованием мог быть назначен даже через степень, т. е. через класс должности. В 1835 г. такое право было предоставлено всем без исключения чиновникам. Юридическая возможность расхождения между классами чина и должности не ломала, однако, традиции, дававшей из нескольких кандидатов на должность предпочтение старшему по классу чина и старшему по времени производства в данный чин.

Для того, чтобы реализовать идею соответствия класса чина классу должности (с расхождениями в 1-2 класса), необходимо было упорядочить отнесение к определенным классам всех существовавших в империи должностей. Понятно, что от самого подхода к «классификации», от того, к каким именно классам будут отнесены должности, зависело реальное значение права, сообщаемого чином, на должность. Принадлежность к классам высших сравнительно немногочисленных должностей к середине 1830-х гг. уже вполне определилась. Отнесение должностей средней и низшей категорий к классам было уточнено и объявлено в виде указа Николая I от 1835 г. «О расписании должностей гражданской службы по классам от XIV до V включительно». В XIX — начале XX в. обычно должность министра соответствовала II классу; товарища министра — III; директора департамента (управления), губернатора и градоначальника — IV; вице-директора департамента и вице-губернатора — V; начальника отделения и делопроизводителя в центральных учреждениях — VI, а столоначальника там же — VII классу.

Такое ранжирование по классам Табели о рангах должностей и чинов в некоторых случаях приводило к коллизиям. Например, когда в 1849 г. новым министром народного просвещения был назначен князь П. А. Ширинский-Шихматов, оказалось, что директор Императорской публичной библиотеки (подведомственной этому министерству) барон М. А. Корф имел три года старшинства в том же чине по сравнению с министром. Это было признано неудобным, и выход был найден в переводе библиотеки в ведомство Министерства императорского двора (в 1850 г.). После ухода Корфа с директорского поста (1861 г.) библиотека вновь была подчинена Министерству народного просвещения (1863 г.).

В 1840-е гг. правительство предпринимает ряд мер, имевших целью усилить общий контроль за составом чиновничества. Был составлен список всех гражданских чиновников империи, охвативший более 60 тыс. человек. При Собственной его величества канцелярии утверждается Инспекторский департамент гражданского ведомства. В правительственных кругах в несомненной связи с революционными событиями на Западе и ростом образовательного уровня российских чиновников возникла серьезная озабоченность «направлением умов» государственных служащих и наличием в их составе неблагонадежных элементов. Опасный прецедент Николай I видел в Австрии, где, как он считал, была «сильная бюрократия, которая минирует государство и ставит умы в вечную борьбу с правительством». В России его беспокоили, в частности, ведомства юстиции и путей сообщения{19}. По поручению царя министр юстиции граф В. Н. Панин в ноябре 1846 г. разработал соответствующую записку. Панин находил нужным подвергнуть общему пересмотру Устав о службе гражданской и уверял царя в том, что «никакие усилия вашего величества, ни усердие министров к исполнению вашей воли не достигнут цели, если самый порядок определения к должностям не поставит ясными постановлениями преграды к замещению должностей лицами, недостойными оказанного им доверия».

Для пересмотра Устава опять создается особый комитет, которому было предложено при разработке нового варианта этого закона руководствоваться следующими указаниями царя: «Чинами не называться, а называться по местам службы и занимаемой должности. Производству быть не за выслугу, а, как в военном ведомстве, на ваканции и в редких случаях за отличие... Производство за выслугу лет заменить прибавкой к жалованью...». В январе следующего года царь дал указание приложить «всевозможное старание, чтобы действия комитета шли без замедлений».

. Однако вскоре работа комитета оказалась парализованной двумя записками министра народного просвещения графа С. С. Уварова, поданными царю в 1847 г., где он выступил с апологией чинов. Записки эти на многие годы стали манифестом и сводом основных аргументов для сторонников сохранения чинов и вновь привлекали внимание всякий раз, когда речь заходила об их отмене.

Касаясь материальной стороны дела, Уваров утверждал, что, «разумеется, никаких сокровищ не будет достаточно для замены чинов новыми окладами». В условиях середины XIX в. проблема вознаграждения труда государственных служащих осложнялась тем, что возникавшие в стране частные предприятия предлагали квалифицированным служащим гораздо более высокие заработки.

При недостаточности же окладов, выплачиваемых чиновникам, чины остаются основным средством привлечения к государственной службе и удержания на ней способных людей. Поэтому особенно важно было поддерживать в чиновниках идеи чести, обольстительную мысль, «что чин возвышает их над всеми званиями, хотя и пользующимися вполне житейскими выгодами». Отмена чинов лишила бы правительство «важнейшей пружины действовать на умы, средства, которое, имея почти фантастическую силу, ничего не стоит государству и не может быть заменено никакими материальными вознаграждениями». Что касается отрицательных последствий существования чинов, то они, по мнению Уварова, в результате «постепенных изменений, сообразно требованию обстоятельств, приведены, наконец, в такое положение, что, служа поощрением заслуг, совершенно устранены от неудобства — распространять до излишества класс потомственных дворян». В заключение Уваров утверждал, «что укорененная в общем уважении и совершенно согласная с монархическим духом гражданская иерархия России, оставаясь неприкосновенною ...послужила бы к вящему укреплению твердыни русского самодержавия».

Ознакомившись с записками Уварова, Николай 1 написал на одной из них: «Много весьма справедливых мыслей». Практическим результатом записок было то, что проект нового Устава о службе гражданской, разработанный к 1850 г. на основе личных указаний Николая I, не получил утверждения, а сам комитет 1846 г. был закрыт в начале 1856 г.

Потрясения, пережитые Россией в результате Крымской войны и совпавшие с началом нового царствования, дали толчок к разработке ряда реформ, в том числе связанных с изменением правовой структуры общества и улучшением системы государственного управления. Вполне естественно, что в тесной связи с этим вновь возникли и идеи изменения системы чинопроизводства, прежде всего в гражданском ведомстве.

В 1856 г. выяснилось, что достичь повышения образовательного уровня чиновничества путем предоставления льгот в чинопроизводстве по образованию (правила 1834 г.) в желательных масштабах не удалось и потому, что сами эти льготы оказались неэффективными, и потому, что ежегодный выпуск высших учебных заведений далеко не покрывал образующиеся вакансии (около 3 тыс. в год){20}. Законом 9 декабря 1856 г. «О сроках производства в чины по службе гражданской» было признано «нужным утвердить на прочных началах действие того общего коренного правила, что награждения повышением в чинах, так же как и все прочие по службе награды, должны ...быть даруемы токмо за постоянные усердные и отличные, непосредственным ... начальством засвидетельствованные труды на самой службе, без принятия в уважение каких-либо обстоятельств, сей службе предшествовавших». В основе этого принципа лежало убеждение, что качество службы зависит не только от образования, а образование без конкуренции еще не обеспечивает это качество. В соответствии с этим льготы по выслуге в зависимости от образования были отменены и установлены общие для всех сроки выслуги: в XIV — IX классах — по три года в каждом, в VIII — VI классах — по четыре года (выслуга в высших классах юридически не давала определенных прав на получение следующего чина). При чинопроизводстве за отличия срок выслуги сокращался наполовину. Вместе с тем было сохранено правило определения при поступлении на службу в тот класс, на который давало право окончание данного учебного заведения и успехи в учебе.

Установление общего срока для получения чинов ликвидировало преимущества дворян на получение чина VIII класса. Таким образом, сословная дискриминация сохранялась только для лиц, не имевших образования, при производстве в первый классный чин.

Вновь возникший в ходе подготовки закона 1856 г. вопрос о целесообразности сохранения гражданских чинов в их прежнем виде был передан на рассмотрение особого Совещательного собрания под председательством графа Д. Н. Блудова. В марте 1857 г. собрание пришло к заключению, что наличие титулярных, т. е. не соединенных с должностями, чинов привело к установлению «чрезвычайной зыблемости в путях службы» и утвердило существование ложных понятий о ее обязанностях и целях.

Собрание осудило и общее пристрастие к чинам, которое привлекало на службу людей, совершенно к ней неспособных, имело следствием чрезмерный рост числа служащих, а вместе с тем и усиление влияния бюрократии. Все это заставило членов собрания единогласно признать, что «было бы весьма желательно производство в чины отдельно от должностей совершенно отменить». Однако осуществлению этого предложения должно предшествовать увеличение окладов содержания чиновников. Последнее не связывалось исключительно с отменой чинов. Члены собрания указывали, что вообще недопустимо такое положение, когда «чувства справедливости и человеколюбия почти не дозволяют преследовать с надлежащей строгостью за взятки и другие более или менее преступные действия», так как «в канцеляриях присутственных мест многие, иногда семейные люди, должны жить пятью или десятью рублями в месяц». Кроме того, по мнению Совещательного собрания, было бы целесообразно приступить к решительному изменению порядка гражданской службы только после улучшения организации самой системы управления и делопроизводства. Уже в результате этих мер произошли бы «уменьшение числа чиновников и влияния бюрократии». Понимание того, что лишь изменение системы гражданского чинопроизводства не способно устранить все те недостатки в работе государственного аппарата, которые вызывали тревогу наиболее дальновидных представителей правительства и являлись одной из причин обращения к проблеме реорганизации чинопроизводства, было важным новым элементом в подходе к решению проблемы.

Александр II согласился провести рекомендованные мероприятия в предложенном собранием порядке. Действительно, в последующие годы были увеличены оклады жалованья чиновников (к 1880-м гг. в 1.5-2 и более раз). Однако последний шаг — упразднение чинов — правительством не был сделан.

19 ноября 1857 г. в связи с нехваткой в провинции кандидатов на замещение классных низших и средних должностей было разрешено замещение вакансий в губернских и уездных учреждениях практически независимо от класса чина кандидатов.

Между тем после Крымской войны общее число гражданских чиновников продолжало возрастать:

в 1856 г. их было 82.3 тыс. человек, а в 1874 г. — 98.8 тыс. (в том числе 12.4 тыс. преподавателей и ученых). Часть гражданских чиновников служила по военному и военно-морскому ведомствам (на 1874 г. — 6.1 тыс. человек). Вместе с тем, как мы уже отмечали, чиновники горного, путейского, телеграфного, лесного и межевого ведомств до 1867 г. имели военные чины, хотя по существу были гражданскими. Особенно интенсивно возрастала численность чиновников высших классов. Так, число лиц. имевших чины III и IV классов, составляло:
Класс 1860 г. 1870 г. 1880 г. III 200 343 540 IV 805 1210 2040
При этом число чиновников названных классов значительно превышало общее число должностей этих же классов. В 1884 г. на 237 должностей III класса было 530 чиновников того же класса, а на 685 должностей IV класса — 2266 чиновников. К концу 1890-х гг. число чиновников IV класса составило 2687.

Довольно много чиновников служило сверх штата, в ожидании вакансий. На 1874 г. их числилось 2.8 тыс. человек. Такие «причисленные» чиновники не получали жалованья, но могли быть награждаемы. Одним из причисленных к Государственной канцелярии был барон В. Е. Нолькен. Поскольку он пять лет жил в деревне, т. е. вовсе не служил, а лишь «числился», «продолжая получать чины и награды», А. А. Половцов предложил ему выйти в отставку.

В апреле 1862 г. с резкой критикой гражданской службы и системы чинов выступил главноуправляющий II отделением Собственной его величества канцелярии барон М. А. Корф (ранее входивший в состав Совещательного собрания). В представленной им в Совет министров записке он указывал, что «по единогласному признанию, вредное влияние чинов состоит особенно в том, что они образуют из служащих какую-то отдельную, разобщенную с прочим населением касту, которая живет своею собственной жизнью, считает себя выше остального общества, и на которую общество также смотрит как на что-то чуждое и почти враждебное. Среди этой касты постоянно питается и поддерживается чувство самого ложного честолюбия, жажда к повышениям и внешним отличиям... Человек, который мог бы с успехом заняться любимым ремеслом или промыслом, поступает на казенную службу и бедствует на ней десятки лет единственно потому, что эта служба ставит его на искусственные ходули в обществе и ласкает его воображение обманчивой картиной иногда отдаленных, но все-таки возможных повышений и отличий. Однажды предавшись этому влечению, однажды надев виц-мундир, он с трудом снимет его и решится сесть за рабочий инструмент или прилавок. Редко решатся на то и сын, и внук его, и таким образом размножаются целые поколения самой несчастной породы нищих во фраке». Корф предлагал, в частности, отказаться от производства канцелярских служителей в классные чины, предоставляя им вместо этого за выслугу определенного числа лет права личного почетного гражданства. Александр II не поддержал это предложение, опасаясь, что его реализация «могла бы только возбудить тревогу в умах многочисленного класса» (февраль 1864 г.)

Через несколько лет царское правительство все же попыталось воздвигнуть образовательный барьер для претендентов на классную службу: законом 3 мая 1871 г. производство в первый классный чин было обусловлено сдачей экзамена за курс уездного училища. Уровень знаний, дававшихся этими училищами, мог удовлетворить лишь требованиям службы на самых низких должностях. Однако последующая выслуга чинов открывала путь наверх. В этом отношении характерна карьера Н. А. Ермакова, начало которой, правда, относится к более ранним годам. Окончив Порховское уездное училище, он начал службу в Хозяйственном департаменте Министерства внутренних дел, где «вследствие умения излагать бумаги, — как пишет в своих воспоминаниях хорошо знавший Ермакова крупный московский предприниматель Н. А. Найденов, — добрался до должности начальника отделения». Оттуда он перешел на должность сначала вице-директора, а затем и директора Департамента торговли и мануфактур Министерства финансов. Кажется совершенно невероятным, что «одновременно в течение нескольких лет» он занимал также должность директора Технологического института. После 1885 г. уже в чине тайного советника Ермаков «состоял» при министре финансов. Характеризуя его личные качества, Найденов пишет, что это был «человек хладнокровный, поддерживавший со всеми дружественные отношения, услуживавший всякому, но знавший хорошо такт для следования намеченным им путем и отодвигавшийся от всего, что могло быть в этом отношении помехой».

Острая критика неудовлетворительной организации гражданской службы вообще, оставаясь безрезультатной, продолжалась и позднее. Яркий образец этой критики мы находим в письме известного в то время правоведа, одного из воспитателей наследника престола — будущего императора Александра III — К. П. Победоносцева своему воспитаннику (ноябрь 1874 г.): «В общем управлении ... давно укоренилась эта язва — безответственность, соединенная с чиновничьим равнодушием к делу. Все зажили спустя рукава, как будто всякое дело должно идти само собою, и начальники в той же мере, как распустились сами, распустили и всех подчиненных... Нет, кажется, такого идиота и такого негодного человека, кто не мог бы целые годы благоденствовать в своей должности в совершенном бездействии, не подвергаясь никакой ответственности и ни малейшему опасению потерять свое место. Все уже до того привыкли к этому положению, что всякое серьезное вмешательство в эту спячку считается каким-то нарушением прав».

Примером бесталанного бюрократического служения является карьера трех поколений Танеевых, потомственно возглавлявших учреждение, призванное осуществлять контроль за всей гражданской службой в стране. Первый из них — Александр Сергеевич (1785-1866 гг.) — более тридцати лет (1831-1865 гг.) был управляющим I отделением Собственной его величества канцелярии; он дослужился до действительного тайного советника и камергера. Его сын — Сергей Александрович(1821-1889 гг.) — унаследовал должность отца, а после упразднения отделений в Собственной канцелярии был назначен ее управляющим (1865-1889 гг.). Внук первого — Александр Сергеевич (1850-1918 гг.) — дослужился до высшего придворного чина обер-гофмейстера и также занимал пост управляющего Канцелярией (1896-1917 гг.). Хорошо знавший Сергея Александровича А. А. Половцов (чье мнение заслуживает доверия) отзывался о нем как о чиновнике «исполинской посредственности», действовавшем по принципу «угадать и угодить»: «Самая ничтожная во всех отношениях личность, дошедшая до степеней известных только потому, что любят бессловесных. Самое изысканное подобострастие, соединенное с полною бездарностью, — вот справедливая характеристика этого канцеляриста, который не имел в жизни иной цели, как обделывание своих личных делишек вроде прибавки жалованья, устройства казенной квартиры или получения какой-нибудь ленты». Именно ему в 1880-х гг. было поручено руководство работой Особого совещания по вопросу об изменении действующих законоположений о порядке чинопроизводства в гражданском ведомстве. Относительно третьего Танеева С. Ю. Витте в своих воспоминаниях отмечал, что место управляющего досталось ему «как бы по наследству», хотя как личность «он — ничто».

После убийства Александра II и воцарения Александра III вопрос о необходимости радикальной реформы системы гражданского чинопроизводства был возбужден вновь, причем на этот раз одним из существеннейших стимулов проведения этой меры стала борьба против «неблагонадежных элементов» в среде чиновничества гражданского ведомства.

Уже весной 1881 г. министр внутренних дел граф Н. П. Игнатьев представил новому императору записку, посвященную вопросу об искоренении «антиправительственных настроений, получивших широкое распространение в бюрократических сферах». Автор утверждал, что «редкий современный русский чиновник не осуждает правительство и начальство и редкий не считает себя вправе действовать по своим личным убеждениям». «Чиновная крамола», полагал Игнатьев, должна быть «вырвана с корнем». Признавалась недопустимой всякая критика чиновниками правительственных мероприятий и указывалось на невозможность успешной борьбы с революционным движением без уничтожения этой крамолы. Александр III наложил на записке резолюцию: «Умно и хорошо составлена записка, а главное, что все это — чистейшая правда, к сожалению».

Идеи записки Н. П. Игнатьева оказались созвучны давнишним убеждениям Александра III. Еще в середине 1860-х г., будучи великим князем, он говорил одному из своих преподавателей — Ф. Г. Тернеру, «что вообще личный состав Министерства финансов по своему крайнему либерализму не вселяет к себе особенного доверия [в отношении] благонадежности». Одним из оснований этого убеждения послужила история активного участия в организации Польского восстания 1863 г. вице-директора Департамента разных податей и сборов Министерства финансов И. П. Огрызко: выяснилось, что он был представителем руководящего центра польской повстанческой партии в Петербурге. Арестованный в 1864 г., он был приговорен к каторжным работам. Тот же Тернер свидетельствует, что «общее недоверие к крайнему либерализму чиновников Министерства финансов» у Александра III «оставалось до конца и только по своему расположению» к министру финансов Н. X. Бунге «он не настаивал на изменении состава его ведомства. Когда же был назначен министром финансов Вышнеградский, государь прямо ему высказал свое опасение, что состав Министерства финансов не вполне благонадежен». К числу «красных» в составе финансового ведомства тогда относили директора Департамента окладных сборов А. А. Рихтера, вице-директора того же департамента В. И. Ковалевского, управляющего Дворянским и Крестьянским банками Э. Э. Картавцева, некоторых фабричных инспекторов. Позднее Николай II обвинял в «неблагонадежности» директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов Б. Ф. Малешевского, по мнению С. Ю. Витте, «честнейшего и надежнейшего человека». Подобные огульные обвинения в «неблагонадежности», конечно, не имели серьезных оснований. Речь могла идти лишь об отдельных лицах, служивших по гражданскому ведомству. Их примечательность сводилась к известной независимости суждений, глубокому знанию ими дела, искреннему стремлению облегчить положение народа, личной честности. Но за рамки политической системы царизма их устремления не выходили.

Среди этих лиц были такие, чья деятельность вызывает интерес и заслуживает глубокое уважение. Вот, например, необыкновенная служебная карьера упомянутого Владимира Ивановича Ковалевского.

В. И. Ковалевский родился в 1848 г. Начав службу пехотным офицером, он вскоре вышел в отставку и поступил в Петербургский земледельческий институт. Будучи студентом, привлекался к судебной ответственности по обвинению в укрывательстве террориста С. Г. Нечаева и два года провел в Петропавловской крепости. На суде был оправдан. В 1879 г Ковалевский с большим трудом поступил на службу в Департамент земледелия и сельской промышленности Министерства государственных имуществ, а в 1883 г. вводится в состав Ученого комитета этого министерства. В 1884 г. он перешел в Л1инистерство финансов, где сначала занимал пост вице-директора Департамента окладных сборов, но в 1888 г. по требованию Министерства внутренних дел (как политически неблагонадежный) должен был его оставить и занять должность чиновника для особых поручений этого министерства в чине сначала статского, а затем действительного статского советника. В 1892 г. Ковалевский был назначен директором Департамента торговли и мануфактур и оставался на этом посту до

1900 г., когда в связи с реорганизацией департамента уже в чине тайного советника был назначен товарищем (одним из заместителей) министра финансов (тогда этот пост занимал С. Ю. Витте), заведовавшим промышленностью и торговлей. По существу эта должность была образована специально для Ковалевского с целью расширить его права и создать ему (а вместе с тем и Витте) более благоприятные условия деятельности. При обсуждении в 1900 г. в Государственном совете вопроса об учреждении новой должности товарища министра Витте указывал, что она необходима для , «человека, который давал бы всему делу общее направление», «человека, который мог бы ответственно и самостоятельно вести это дело». Таким человеком с самого начала считался Ковалевский. А. А. Половцов называет Ковалевского в своем дневнике (август 1901 г.) «министром по делам промышленности и торговли». Организаторский талант Ковалевского вполне осознавался современниками. Дореволюционные газеты называли его «ближайшим помощником Витте в осуществлении коренных реформ нашей промышленности, в развитии производительных сил страны». Но уже в ноябре 1902 г. по причинам личного характера Ковалевский должен был подать в отставку. В 1903-1916 гг. он был председателем Русского технического общества. Вместе с тем он занимал пост председателя правлений трех крупных акционерных компаний. После Октябрьской революции работал в центральных научных сельскохозяйственных учреждениях: с 1920 г. был председателем Сельскохозяйственного ученого комитета Наркомзема, а с 1923 г. — почетным председателем Ученого совета Государственного института опытной агрономии в Ленинграде. Являлся ближайшим сотрудником Н. И. Вавилова. Умер Ковалевский 2 ноября 1934 г., имея почетное звание заслуженного деятеля науки и техники.

Для решения вопроса о реформе системы чинопроизводства вообще в 1883 г. было образовано Особое совещание (еще одно!) во главе с С. А. Танеевым. Наиболее последовательным сторонником отмены чинов и самым активным членом совещания стал А. А. Половцов. Последний считал, что «чины ... умножают число тунеядцев, которые числом годов жизни приобретают чины, а потом являются полными претензий и на получение мест, и на казенные деньги в форме содержаний, и особливо пенсий».

Главной идеей Совещания стало предположение «о слиянии чинов с должностями», лежавшее в основе и трех предыдущих попыток ликвидации гражданских чинов. Совещание пришло к выводу, что «соотношение между чином и служебным положением лица, его носящего, сделалось ныне явлением почти случайным, и вследствие того чин утратил всякое полезное значение». Массовый характер получил и обход действовавших правил чинопроизводства; подчинение чиновников начальникам, состоящим в более низких чинах;

наличие высших чиновников, не несущих соответствовавших их чинам служебных обязанностей (напомним, что число чиновников IV класса более чем в 3 раза превышало количество должностей этого класса), и т. п. Из этих явлений делался вывод о том, что «чин, очевидно, не может считаться мерилом ни служебного или общественного положения лица, им облеченного, ни действительных заслуг, сим лицом оказанных. Несмотря на этот несомненный факт, стремление к получению чинов, и в особенности высших степеней оных, нисколько не уменьшается в нашем обществе». Более того, по мнению Совещания, укрепилось ложное понимание целей и значения государственной службы, заключающееся в том, что основным желанием поступающих на службу является получение чинов. Причем «иных привлекает желание приобресть сословные преимущества, соединенные с чинами, а других — тщеславие или надежды на карьеру, надежды в большинстве случаев не оправдывающиеся». Прямым следствием такого положения вещей является «размножение чиновников, по большей части бесполезных». Члены Совещания пришли к выводу, что какие-либо частные мероприятия правительства, направленные на предотвращение этого, были бы бесполезны. Необходима радикальная мера: заменить иерархию чинов иерархией должностей, «предоставив присвоенные в настоящее время чинам права и преимущества должностям соответствующих степеней». Журнал совещания, в котором была зафиксирована эта позиция, был утвержден Александром III резолюцией: «Совершенно одобряю этот взгляд и предполагаемое направление этого дела».

Опираясь на это, Совещание сочло необходимым сократить число классов должностей с 14 до 12, сохранив, однако, постепенность в продвижении служащих — «последовательное проведение лиц, посвящающих себя служебной деятельности, через установленные иерархические степени, начиная с низших».

Предполагалось установить общий срок службы до назначения на должность VI класса в 6-9 лет (такое время требовалось выслужить чиновнику с университетским образованием для получения должности VI класса с учетом возможности начать службу с чином VIII класса). Лица, начинавшие службу, могли бы поступать непосредственно на все низшие должности до VII класса включительно, назначение на которые было предоставлено власти директоров департаментов и губернского начальства. Назначение на должность каждого следующего класса могло иметь место только через два или три года беспорочной службы в должности предшествующего класса.

Вместе с тем Совещание установило, что «разновременность образования государственных учреждений, а также их штатов и расписаний привела к тому, что одинаковые должности принадлежат к разным классам и им присвоены далеко не одинаковые оклады содержания и различные права и преимущества». Оказывалось необходимым в ходе предстоящего преобразования установить возможное равенство в служебных преимуществах должностей, примерно одинаковых по старшинству (значению), но, вместе с тем, с учетом «условий и потребностей службы в каждой отдельной отрасли государственного управления».

Большинство Совещания высказалось за сохранение на время чинов действительного тайного советника и тайного советника в качестве почетных званий для высших служащих. Мотивировалось это тем, что «упразднение... всех без изъятия чиновных степеней в гражданском ведомстве, как всякая крутая и радикальная реформа, может произвести неблагоприятное впечатление».

В июне 1885 г. материалы Совещания были разосланы всем министрам с обязательством представить отзывы к середине октября.

Большинство поступивших отзывов содержало возражения против отмены чинов. Защитники чинов сходились на том, что чин, являясь мерилом заслуг, возвышает чиновника над своими согражданами. Возможность же возвыситься в обществе служит не только средством привлечения на государственную службу, но и стимулом при ее исполнении, представляя собой желанную награду для служащих. Чин, хотя и не свидетельствует достаточно точно об иерархическом положении служащего, все-таки сохраняет официальное и общественное значение. Оклады содержания низших и средних чиновников, особенно в провинции, признавались более чем недостаточными (несмотря на их повышение в предыдущие годы). При этом сколько-нибудь значительное увеличение их было невозможно. Отмена чинов в таких условиях приведет к переходу части чиновников с государственной службы на частную, где» материальное вознаграждение всегда будет выше. Уменьшение числа служащих пагубно отразится на деятельности государственного аппарата, в частности потому, что возможность выбора лучших кандидатов будет затруднена.

Согласно большинству отзывов, необходимость сохранения чинов вызывалась их традиционностью. Чины прочно вошли в общественный быт, и отмена их произвела бы слишком сильное потрясение в среде служащих. И если Совещание усматривало в неоднократном возбуждении вопроса об уничтожении чинов аргумент в пользу необходимости рассмотреть этот вопрос еще раз и провести предположения в жизнь, то факт сохранения чинов, несмотря на все обсуждения, представлялся защитникам этого института подтверждением их взгляда. Но они не могли не согласиться в той или иной степени с указаниями Совещания на факты чиновной неурядицы и путаницы в государственной службе. Настаивая на невозможности упразднить чиновную иерархию, они считали, что недостатки чинопроизводства есть не более чем отступления от законов, которые «вовсе не коренятся в существе самой системы».

В полном противоречии с воззрениями большинства было мнение управляющего Морским министерством И. А. Шестакова. Подвергнув критическому разбору аргументы защитников чинов, Шестаков приводил целую систему доводов против них. Главные из них сводились к следующему. Народ чинов не знает, составляя себе представление о служащих по их должностям , (становой, исправник и т. п.). В среде же «интеллигенции ... чиновничество стало уже чем-то комическим. В провинции уважение к нему издавна поколеблено Гоголем и другими сатириками... Столичная интеллигенция высказывает свое равнодушие к чинам, редко выставляя их на [визитных] карточках и заменяя должностями». Наконец, «само правительство ... несомненно тяготится чинами». «Вид странной неправильности» имеют ситуации, когда «в том же чине и директор департамента или канцелярии, и регистратор, отмечающий в журнале приносимые пакеты»{21}. «...Когда в проявления правительственных действий входит комизм, он переступает пределы смешного и становится вредным», — писал Шестаков. Правительство при усилиях выбирать на всякое дело людей способных встречает «китайскую стену рангов»; еще более затруднительно привлечь на службу людей бесчиновных.

С существованием чинов, Шестаков связывал существование «истинной язвы» российского «общества» — «презрения к работе, перешедшего от благородного рыцарства, имевшего по крайней мере прошедшее, к наслоившемуся чиновничеству, чуждому прошлого и одержимому пагубными надеждами на случайное, незаслуженное будущее».

Ознакомившись с запиской управляющего Морским министерством, Александр III написал: «Умно, дельно, справедливо».

В своих беседах с императором А. А. Половцов пытался укрепить его в намерении отменить гражданские чины. Прежде всего он обращал его внимание на то обстоятельство, что «верховная власть и вообще правительство не проиграют, а выиграют, если у них будет не толпа непригодных к делу чиновников, а только нужное их число, и притом людей, могущих полезно трудиться». При этом Половцов указывал, что добиться ликвидации чинопроизводственных недостатков, не уничтожая чинов, совсем непросто. Осуществление предложения К. П. Победоносцева «не давать более чинов, превосходящих ту должность, которую занимает чиновник», приведет к тому, что «каждый министр будет... просить изъятия для своих подчиненных» и царь очутится в затруднительном положении.

Выражая мнение большинства оппонентов, С. А. Танеев в декабре 1886 г. выступил с предложением ограничиться усилением контроля за порядком чинопроизводства. Ознакомившись с этим предложением, Александр III направил Половцову записку, ярко рисующую беспомощность самого царя в преодолении чиновной рутины. В записке, в частности, говорилось: «По-видимому, чиновничество желает провалить это дело, а я этого не желал бы. Что делать и как повести его, чтобы добиться результата?». Выход был найден лишь в 1892 г. Решение не было оригинальным: восстанавливалось Особое совещание при Собственной его величества канцелярии, на этот раз под председательством министра императорского двора графа И. И. Воронцова-Дашкова. Незадолго перед этим Александр 111 снова заявил по поводу отмены чинов, что «решился это сделать и готов идти вперед решительно». Через месяц после возобновления совещания он, по свидетельству Половцова, сохранял «твердое намерение чины уничтожить, оставив одни должности». И все же эта четвертая попытка уничтожить чины кончилась безрезультатно.

Тем временем в декабре 1894 г. министр финансов С.Ю. Витте сумел добиться особых прав по замещению должностей в своем ведомстве. Это было связано со значительной активизацией и функциональным расширением деятельности финансового ведомства, что вызвало необходимость приглашения на службу людей, имевших практический опыт деятельности в банковой, железнодорожной и промышленной сферах. Витте получил право замещать все должности до V класса включительно «лицами, не имеющими соответственных чинов, а равно и лицами, хотя вовсе чинов не имеющими и, по общим правилам, не имеющими права на вступление на государственную службу, но получившими высшее образование». Государственный совет рекомендовал и другим министрам «внести на законодательное разрешение» свои предложения относительно «условий замещения должностей» в их ведомствах,

1 августа 1898 г. были повышены требования к кандидатам на получение чина действительного статского советника (IV класс): этот чин мог даваться лишь тем, кто выслужил в предыдущем чине 5 лет и занимал должность не ниже V класса. А 2 августа 1900 г. было дополнительно установлено, что для получения чина действительного статского советника требовалось прослужить в классных чинах не менее 20 лет.

В последующем было сделано лишь одно изменение в порядке государственной службы, относящееся к 1906 г. и вызванное революционными событиями того времени, — полное уравнение прав представителей всех сословий на государственную службу, в частности на вступление в нее.

Действовавшее законодательство о чинах в конце XIX — начале XX в. также не исключало отступлений от него, как это мы отмечали для более раннего периода. Например, С. Ю. Витте, имевший чин титулярного советника (IX класс), но находившийся на частной службе, в 1889 г. был назначен директором Департамента железнодорожных дел Министерства финансов с производством в чин действительного статского советника (IV класс). Сам Витте в своих воспоминаниях расценивает этот случай как «совершенно исключительный». В 1906 г. П. А. Столыпин был назначен министром внутренних дел и председателем Совета министров, будучи в чине IV7 класса. Конечно, затем он быстро был произведен в III, а позднее и во II класс.

* * *

Изложенная история попыток отмены гражданских чинов или реорганизации системы чинопроизводства показывает, что в условиях царской России чинам постоянно придавалось важное значение и как фактору формирования состава бюрократии, и даже как одному из средств устранения пороков в организации государственного управления. Сплошные неудачи в реализации всех этих попыток сами по себе великолепно демонстрируют косность и неповоротливость государственного аппарата царской России, а также консервативную силу самого чиновничества, сумевшего действенно саботировать все эти попытки, несмотря на неоднократно и категорически выражавшееся «высочайшее» желание реформировать систему чинов.

Все варианты реформирования чинопроизводства, имевшие сколько-нибудь серьезное значение, хотя и предусматривали отмену чинов как особой правовой категории, но не отнимали привилегий чиновничества, а лишь переносили их с чина на должность.

Попытки улучшить реформой гражданского чинопроизводства работу государственного аппарата были заведомо тщетными. Улучшение же качественного состава чиновничества хотя и имело место, но процесс этот шел крайне медленно и явно отставал от требований жизни. Кастовость и эгоцентризм чиновничества не были преодолены.

Каковы же количественные итоги развития гражданского чиновничества к началу XX в.?

По официальным данным (возможно, неполным), в 1902 г. в России была 161 тыс. классных гражданских чиновников. К сожалению, эта общая цифра никак не дифференцируется. Поэтому, чтобы дать хотя бы примерное представление о распределении чиновничества по группам классов и их образовательном уровне, мы обратимся к официальным же данным на 1897 г. о гражданских чинах, действительно занимавших классные должности в высших органах власти и основных ведомствах царской России. В абсолютных цифрах эти данные, охватывавшие лишь часть чиновничества (101.5 тыс.), не показательны, но в относительных величинах они дают примерно верную картину. К первым четырем классам принадлежало менее 1.5 % чиновников. Из них высшее образование имели 87 %. V — VIII классы имело 49 % чиновников (58 % с высшим образованием). В центральных учреждениях они занимали должности вице-директоров департаментов, начальников отделений, чиновников для особых поручений, столоначальников и делопроизводителей. Должности V класса в провинции по ряду ведомств являлись руководящими. Наконец, к IX — XIV классам принадлежало 49.5 % чиновников. Лишь в провинциальных учреждениях они могли занимать должности, имевшие сколько-нибудь самостоятельный характер.

Стремясь усилить свое влияние на деятельность органов местного самоуправления, царское правительство присвоило классы государственной службы и мундиры сначала предводителям дворянства, а позднее также некоторым руководящим должностям в земстве и городском самоуправлении. Лица, избранные на эти должности, на время исполнения ими соответствующих обязанностей получали право пользования чином того же класса, а при повторном избрании сначала утверждались в этом чине, а затем могли получить более высокий чин. Так, губернский предводитель дворянства во второе трехлетие службы по выборам утверждался в чине статского советника, а в третье трехлетие — в чине действительного статского советника (IV и V классы); уездный предводитель во второе трехлетие утверждался в чине коллежского советника, а в третье трехлетие — в чине статского советника (VI и V классы).

Еще в 1800 г. к VIII классу гражданской службы были приравнены те, кто получал введенные в этом году почетные звания для лиц, успешно занимавшихся промышленностью и торговлей, — мануфактур-советник и коммерции советник. Хотя по закону они оставались «при тех правах и преимуществах, кои купечеству присвоены», и не получали дворянства, класс давал им право на общий титул ваше высокоблагородие. В последующем лица купеческого сословия награждались за заслуги и более высокими чинами. В 1889 г. чин действительного статского советника (IV класс) был дан За благотворительную деятельность неграмотному бакинскому предпринимателю Г.З. Тагиеву. Конец этой практике был положен только законом 9 июня 1892 г.

Мундиры

История гражданского мундира (точнее, мундира статской службы) начинается, как мы уже отмечали, в 1784 г., когда были установлены губернские мундиры. В опубликованной через десять лет книге-альбоме впервые были зафиксированы существовавшие к этому времени ведомственные мундиры — мундиры чиновников отдельных учреждений и ведомств, вне зависимости от их местонахождения. Среди них зафиксированы мундиры государственных банков, почтамта, ведомства водяных коммуникаций, Московского университета и горного училища. В данном случае мундиры учащихся нас не интересуют. А мундиры чиновников (в том числе инженеров) горного ведомства по другим источникам известны с 1755 г. Есть сведения и о существовании с 1766 г. мундиров в Академии художеств. По фасону ведомственные мундиры не отличались от губернских, но были другой расцветки. Зафиксированные в книге-альбоме 1794 г. имели цвета: темно-зеленый с палевой отделкой, темно-зеленый с черным воротником и обшлагами, болотного цвета с малиновым воротником и обшлагами, малиновый с синим воротником и обшлагами; мундир горного ведомства был красный с зеленой отделкой; мундир Академии художеств — вишневый. Новшеством было то, что мундиры старших чиновников банков и университета имели отличие — шитые серебром и золотом петли, а мундиры горных чинов обшивались галуном.

Следующим важным моментом в развитии ведомственных мундиров было введение в 1799 г. мундиров для чиновников Коллегии иностранных дел. Описание его было кратким: «Кафтан темно-зеленый, подбой того же цвета; воротник стоячий и обшлага из черного бархата; пуговицы на одну сторону; штаны белые; пуговицы белые же с гербом российским императорским; на шляпе петлица серебряная и пуговица мундирная» (ни о покрое юбки кафтана, ни о камзоле не упоминалось; шляпа же имелась в виду треугольная). Именно мундир ведомства иностранных дел, цвет пуговиц которого сохранился до начала XX в., дал основание для выражения «Вам надо дать белые пуговицы», когда хотели отметить дипломатические способности кого-то.

В октябре 1800 г. был утвержден новый мундир Московского университета (вместо образца 1794 г.):

«Кафтан цвета темно-зеленого; камзол и исподнее платье белое; воротник и обшлага на кафтане малиновые; пуговицы белые — в одной половине с гербом империи, а в другой с атрибутами учености». В 1804 г. мундир университета был снова пересмотрен: кафтан стал темно-синим со стоячим малиновым воротником.

В декабре 1801 г. мундир получили сенаторы (члены Правительствующего сената), точнее, два мундира: «один праздничный, а другой для вседневного употребления». Оба они должны были быть из красного сукна, на красной шелковой подкладке, со стоячим воротником (что оговаривалось впервые) и обшлагами из зеленого бархата. Праздничный кафтан имел золотое шитье по бортам, на воротнике и обшлагах. Вседневный, т. е. виц-мундир, не имел бортового шитья. Камзол и штаны полагались белые суконные.

В июле 1802 г. был утвержден мундир Дерптского университета из темно-синего сукна с воротником и обшлагами из черного бархата, с желтыми пуговицами и с вышитыми золотом петлицами на воротнике и обшлагах, указывающими на старшинство должностей.

Наконец, отметим введение в апреле 1803 г. мундиров в Лесном корпусе. Мундир имел темно-зеленый цвет, зеленые бархатный воротник и обшлага, «вокруг обложенные красным шнурком» (кантом), косые карманы и серебряное шитье. По полноте шитья различались пять рангов должностей.

Перечисленные случаи установления ведомственных мундиров в 1799-1803 гг. выявили наиболее важные их особенности, характерные и для всего последующего времени существования этих мундиров.

1. Отказ от фасона XVIII в. и установление нового — «французского» — образца со стоячим воротником, однобортного, с вырезом юбки спереди (наподобие фрака).

2. Цвета мундиров: красный, который стал исключительной привилегией сенаторов, темно-зеленый (основной) и темно-синий (для учебных и ученых ведомств).

3. Различные цвета воротников и обшлагов у мундиров (суконные или бархатные) для обозначения их ведомственной принадлежности.

4. Наличие золотого или серебряного шитья особого для каждого ведомства рисунка и различного по полноте в зависимости от ранга чиновника.

5. Соответствие мундира рангу должности, а не рангу чина (как в военном ведомстве).

В последующие 30 лет мундиры были постепенно введены во всех ведомствах. В Своде законов Российской империи издания 1832 г. говорилось, что «каждый классный чиновник имеет право носить мундир, должности и званию присвоенный. У должностных лиц первых трех классов, помимо парадных мундиров, появились виц-мундиры с упрощенным шитьем. У прочих функцию виц-мундиров выполняли мундирные фраки, получившие распространение с 1826 г.

Закон 27 февраля 1834 г. обобщил сложившуюся практику оформления гражданских мундиров и впервые свел все эти мундиры в единую систему с общим порядком обозначения рангов должностей. Для большинства ведомств была введена десятиразрядная градация должностей (закрепленная в штатных расписаниях), которой соответствовало шитье на парадном мундире. Наиболее полным было шитье 1-го разряда: на воротнике, обшлагах, карманных клапанах и под ними, по бортам и полам мундира, под воротником на спине, сверху заднего разреза, а также по основным швам;

2-й разряд не имел шитья по швам; 3-й лишался также шитья под воротником (по бортам и полам у 2-го и 3-го разрядов ширина шитья сокращалась); 4-й разряд имел шитье только на воротнике, обшлагах и карманных клапанах; 5-й — только на воротнике и обшлагах; 6-й имел там же половинное (в половину длины) шитье; 7-й — половинное шитье на воротнике и шитый кант на обшлагах; 8-й не имел канта на обшлагах; 9-й имел шитые канты на воротнике и обшлагах; 10-й — только кант на воротнике.

Атрибутом государственной службы была шпага, которая носилась с парадным мундиром и виц-мундиром.

В составе форменной одежды гражданских чиновников предусматривался также сюртук.

Выли установлены семь комбинаций разных компонентов форменной одежды и случаи, когда каждая форма должна была носиться. Формы одежды были: парадная, праздничная, обыкновенная, будничная, особая, дорожная и летняя. В 1845 г. отдельным изданием было выпущено «Расписание, в какие дни в какой быть форме» объемом 13 (!) страниц.

Парадная форма для первых пяти разрядов состояла из мундира и белых суконных или казимировых штанов до колен с белыми шелковыми чулками и башмаками с пряжкой. Могли надеваться и белые суконные брюки с сапогами. Для пяти последних разрядов полагались «при мундирах под цвет оных суконные панталоны сверх сапогов». Ношение парадной формы было обязательно «во всех присутственных местах... во время заседаний».

Важным дополнением парадной формы была треугольная черная шляпа с небольшими серебряными кистями по углам и петлицей с пуговицей, одинакового цвета с шитьем мундира. Чинам I — V классов петлица полагалась «витая, наподобие военной генеральской», прочим — «из гладкого позумента». Под петлицей помещалась кокарда (в виде розетки) из черной шелковой ленты с оранжевой и серебряной полосами («как доныне существовала»).

Виц-мундир, мундирный фрак и сюртук шились из того же сукна, что и мундиры, и имели (в большинстве случаев) сходные с ними по материалу и цвету воротники, обшлага и пуговицы. Исключением был виц-мундир сенаторов — темно-зеленого (а не красного, как это предусматривалось законом 1801 г.) сукна с темно-зелеными же бархатными воротником и обшлагами. На воротнике, обшлагах и карманных клапанах виц-мундира полагался «один только шитый кант» особого рисунка. Фраки с отложным воротником по цвету мундирного или черным бархатным, без шитья в составе формы 4-го и ниже разрядов выполняли функцию виц-мундира. Сюртук полагался «всем вообще гражданским чиновникам для дороги и при производстве следствий на открытом воздухе». Он мог надеваться как поверх мундира, так и взамен него (в последнем случае полагалось надевать черный шелковый галстук). Сюртук был однобортным, с восьмью мундирными пуговицами, со стоячим суконным воротником по цвету мундирного (без шитья), имел полную юбку (без выреза спереди). Фрак дополнялся круглой высокой черной шляпой с полями, а сюртук — фуражкой одинакового с ним цвета, с суконным околышем цвета воротника. Таким образом, мундирный фрак и сюртук не имели отличий по разрядам и как самые демократичные и относительно дешевые компоненты форменной одежды получили в последующем широкое употребление.

Обычно при приглашении на разного рода совещания, церемонии или праздники в соответствующих повестках оговаривалось (в разъяснение общих правил), в какой форме одежды следует быть. А указание на форму позволяло отчасти судить о том значении, какое придавалось мероприятию. Например, в своих записках чиновник Министерства финансов Н. Н. Изнар рассказывает: «В одной из повесток, приглашавших членов Тарифного комитета в заседание, было прописано, что форма одежды — виц-мундир. Я по прежним примерам знал, что готовится торжественное заседание Комитета, на котором С. Ю. Витте предложит принять какую-нибудь решительную меру... И действительно, я не ошибся».

8 марта 1856 г. ведомственные мундиры подверглись модернизации, сущность которой сводилась к замене мундира «французского» образца (с вырезом юбки спереди) полукафтаном с полной юбкой. Цвет мундирного сукна, воротников и обшлагов, а также шитье сохранялись «прежними, без изменений». Сохранялись также мундирные фраки и сюртуки (двубортные, «преимущественно для командировок вне города»). Последние имели теперь отложной воротник такого же цвета, как и у мундиров, и могли носиться как застегнутыми доверху, так и с открытым воротом (подобно фракам), что делало их более удобными в носке. Чиновникам всех ведомств, не входящим в состав присутствий, было разрешено «являться в должность в мундирных фраках или в ... сюртуках». Белые штаны до колен оставлялись лишь для балов. В составе парадной формы одежды их заменили белые брюки с галуном.

Годом раньше треугольные шляпы получили различия в своем оформлении, позволявшие отличить лиц, имевших чины I — II, III — IV, V и прочих классов. Такое разделение шляп сохранялось и позже, несмотря на некоторое изменение признаков различия (галунов, лент, цвета петлицы). В конце XIX в. в состав гражданской формы одежды была введена черная мерлушковая шапка.

В 1890-е гг. в судебном, удельном и некоторых других ведомствах сюртук получает роль второго, наиболее употребительного мундира. Вводится еще один компонент форменной одежды гражданских чиновников — тужурка (короткое пальто).

Еще законом 27 февраля 1834 г. предусматривались исключения из общеустановленной им же системы гражданских мундиров. Некоторые ведомства и группы чиновников сохраняли мундиры, несколько отличавшиеся по фасону и имевшие недесятиразрядное шитье. К ним относились мундиры ведомства благотворительных учреждений императрицы Марии Федоровны и так называемые мундиры военного покрой, которые были установлены, в частности, для инженеров горного ведомства и высшей губернской администрации. Последние были подобны мундирам гражданских («классных») чиновников военного ведомства. Мариинское ведомство имело только 6 разрядов шитья, а мундиры военного покроя — 5. Высший разряд этих мундиров по объему шитья примерно соответствовал 4-му разряду общегражданского мундира (шитье на воротнике, обшлагах и карманных клапанах).

Фасон мундира военного покроя со временем менялся вслед за изменением мундиров классных чинов военного ведомства. Отличия мундиров военного покроя от общегражданских сводились к тому, что первые могли быть двубортными, иметь канты по краям бортов и отвороты на фалдах, обшлага их могли дополняться клапанцами. Поскольку пятиразрядного шитья, принятого в армии, было недостаточно для обозначения всех рангов должностей, шитье это и в военном, и в гражданском ведомствах дополнялось продольными и поперечными погонами (из золотого или серебряного галуна) либо звездочками трех размеров на передних концах воротников мундиров, сюртуков и шинелей, указывавшими на чин обладателя мундира.

Количество ведомств, имевших мундиры военного покроя, увеличилось в 1867 г. в связи с демилитаризацией особых корпусов горных инженеров, инженеров путей сообщения, лесного и межевого, а также телеграфного ведомств. Все бывшие генералы и офицеры корпусов получили на мундиры и сюртуки погоны гражданского образца (около 4 см шириной) со следующей системой обозначения классов чинов посредством продольных просветов в галуне погон и звездочек (трех размеров) в контр-цвет галуну:
Класс Число звездочек на погонах без просветов Класс Число звездочек на погонах с двумя просветами Класс Число звездочек на погонах с одним просветом 2 Нет VI Нет IX Нет 3 Три VII Три Х Три 4 Две VIII Две XII Две 5 Одна  —  — XIV Одна
Лица, занимавшие должности первых пяти классов, имели цветную подкладку шинелей (пальто), варьировавшуюся по ведомствам: в телеграфном она была желтой, в путейском — зеленой, в ведомстве внутренних дел — красной и т. д. Цвету подкладки соответствовал цвет лацканов и канта по борту, воротнику и обшлагам.

28 июня 1869 г., согласно распоряжению императора, на «мундирах военного покроя плечевые погоны... отменялись, а взамен оных знаки для отличия чинов переносились на воротники мундиров, виц-мундиров и галунные клапаны сюртуков». На воротниках (их передних концах) звездочки помещались прямо на шитье; воротниковые же клапаны имели вид уменьшенных погон.

С начала 1876 г. погоны на мундирах военного покроя стали появляться снова. В декабре 1885 г. они опять были заменены клапанами, какие были установлены в 1869 г. Получила распространение так называемая арматура — металлические эмблемы ведомств на головные уборы и клапаны. После 1894 г. погоны (продольные и поперечные) вновь получают распространение (с сохранением суконных или бархатных клапанов на воротниках без звездочек), причем не только на мундирах военного покроя, но и в составе общегражданской формы одежды. Возвращение погон объяснялось в официальных документах тем, что «с распространением форменного обмундирования в частных и общественных учреждениях в глазах массы городского и в особенности сельского населения внешним признаком правительственной власти является не всякая форма, а ... снабженная ... погонами».

В конце 1901 г. Николай II обратил внимание «на чрезвычайно большое число видов форм одежды чинов гражданского ведомства» и распорядился подвергнуть

их пересмотру в сторону унификации и упрощения. Предлагалось:

1. Для различия ведомств вместо вариаций в покрое форменной одежды должны служить «главнейшим образом» цвет «приборного сукна и бархата», пуговицы и арматура.

2. Сохранить дорогие, шитые золотом и серебром полукафтаны и фраки лишь для высших чиновников и допустить более широкое пользование сюртуками и недавно появившимися тужурками.

3. Отменить продольные погоны в гражданских ведомствах за исключением тех должностных лиц, которым «приходится непосредственно распоряжаться и вообще исполнять обязанности службы среди малообразованных слоев населения».

Дело было начато с разработки новой формы для Министерства внутренних дел, которая должна была «послужить образцом для проектирования форменной одежды ... всем остальным гражданским ведомствам». Такая «образцовая» форма одежды была утверждена 1 июля 1903 г. Право ношения в составе парадной и праздничной форм однобортных темно-зеленых полукафтанов и белых брюк, со шпагой и треугольной шляпой, сохранялось для лиц, занимавших должности не ниже VI класса. Только они же сохраняли право ношения мундирных фраков в составе особой и будничной форм одежды. Для тех, кто занимал должности VII и ниже классов, парадной, праздничной и особой формой являлся двубортный сюртук с отложным из черного бархата воротником, темно-зеленые брюки без галуна и цветного канта, белый жилет, треугольная шляпа и шпага. Сюртук из темно-зеленого сукна имел военный покрой. Министру, его товарищам и лицам высшей губернской администрации полагались продольные погоны; всем остальным чиновникам ведомства «для отличия классов чинов» — клапаны со звездочками на воротниках. Сюртук и темно-зеленые брюки (при жилете одного с ними цвета) вместе с треугольной шляпой составляли для всех классов должностей обыкновенную форму; те же принадлежности форменной одежды, но с заменой шляпы фуражкой — будничную форму. Вторым видом будничной формы, а также дорожной формой являлась тужурка. В холодное время года разрешалось заменять фуражку круглой мерлушковой шапкой с темно-зеленым донышком.

К концу 1904 г. новая форма одежды была разработана для всех ведомств с использованием традиционных цветов воротников и обшлагов, шитья, пуговиц и арматуры на головных уборах, погонах и клапанах. Затем в течение полутора лет она вводилась в жизнь.

Пользование парадной форменной одеждой гражданских ведомств вызывало массу неудобств и затруднений. В 1860-1870-е гг. на это жаловался П. А. Валуев. Так, в октябре 1866 г. он счел нужным записать в дневнике: «С 12 часов утра до 10 вечера я не снимал белых рейтуз с галунами» (т. е. парадных брюк, которые он не знает, как назвать). В феврале 1876 г. Валуев стал свидетелем того, как на похоронах великой княгини Марии Николаевны, спасаясь от холода, «князь Урусов надел треугольную шляпу на барашковую шапку, что ему придавало самый карнавальный вид». В 1880-е гг. множество такого же рода эпизодов упоминает в дневнике А. А. Половцов. Его шефом — председателем Государственного совета — был великий князь Михаил Николаевич. Считалось, что в дни рождений и именин членов его семьи «все служащие при их высочествах обязаны надевать мундиры и являться к обедне». Половцов игнорировал этот обычай, поскольку, по его подсчетам, число таких визитов составляло 18 в году, не считая «остальных праздников». В течение одного дня Половцову приходилось для доклада Александру III «по приезде в Петергоф переодеваться в мундир у дочери Бобринской», а затем у нее же «надевать виц-мундир», чтобы поехать в Михайловское к великому князю Михаилу Николаевичу. По его мнению, чтобы «напяливать мундир», надо было «иметь храбрость». Половцов отказался посетить открытие выставки цветов, организованной бывшим министром финансов, а в то время членом Государственного совета С. А. Грейгом, не желая «надевать белые штаны» (иными словами, парадный мундир) «среди белого дня, да еще для прогулки в саду». Когда в феврале 1892 г. к нему домой заехал С. Ю. Витте в парадном мундире «по случаю назначения министром путей сообщения», Половцов объяснил ему, «что в мундире ездят только к высшим», каковым он для Витте не является. Кстати сказать, и визиты в парадных мундирах, когда это не было обязательно, и разъяснения в ответ такой необязательности были довольно часты, являясь демонстрацией личной любезности, а по существу «играми» в любезность.

Гражданские звания и мундиры

Система гражданских чинов дополнялась несколькими высшими почетными званиями: статс-секретарь его величества, член Государственного совета, сенатор и почетный опекун. Все эти звания не предусматривались Табелью о рангах и не относились формально к каким-либо ее классам, хотя определенное соответствие между чином и званием все же подразумевалось.

Все они вели свое происхождение от одноименных должностей.

Еще во второй половине XVIII в. существовала должность статс-секретаря при императрице — особо доверенного лица для выполнения личных поручений секретарского характера по гражданской части. В начале XIX в. должность статс-секретаря занимал М.М. Сперанский. Позднее это уже только высшее гражданское почетное звание для чинов пяти высших классов. Число лиц, имевших это звание, во второй половине XIX — начале XX в. сокращалось: в 1874 г. значилось 40 статс-секретарей, в 1900 г. — 27, а в 1915 г. — всего 19. В дореволюционной «Большой энциклопедии» в статье о статс-секретарях не без основания констатируется, что «обязанности их в настоящее время совершенно неопределенны». Важной привилегией статс-секретарей было право личного доклада царю и объявления словесных повелений императора подобно дежурным генерал-адъютантам{22}. По закону 1842 г. статс-секретари «занимали места» выше всех гражданских чинов одного с ними класса, в частности «выше тайных советников, хотя бы и сенаторов». Звание статс-секретаря давалось доверенным министрам, выделяя их сразу из числа всех» прочих. Значительно реже это звание получали товарищи министров, директора департаментов и только в исключительных случаях лица, занимавшие менее крупные посты. Все случаи такого рода обычно замечались» современниками, и им придавалось важное значение. Известно, что в царствование Николая I статс-секретарем был сделан барон М. А. Корф, имевший к тому времени лишь чин статского советника. В 1858 г. в статс-секретари был пожалован директор одного из департаментов князь Д. А. Оболенский. В начале 1860-х гг. по ходатайству министра финансов А. М. Княжевича звание статс-секретаря было дано директору Кредитной канцелярии Министерства финансов Ю. А. Гагемейстеру, тогда как у самого Княжевича этого звания не было. Следующий за ним министр финансов М. X. Рейтерн получил это звание еще до своего назначения на министерский пост. С мая 1903 г. по 1905 г. звание статс-секретаря имел не занимавший никакого официального поста А. М. Безобразов — один из инициаторов авантюристичной политики царизма на Дальнем Востоке.

В 1872 г. статс-секретари получили особый знак своего звания — серебряный вензель императора, пожаловавшего им это звание. Знак носился на левой стороне груди или на погонах, когда они полагались к гражданскому мундиру. С 1894 г. вензель на знаке должен был быть «точно таким же», как у генерал-адъютантов.

Звание члена Государственного совета возникло с учреждением этого органа в 1810 г. Для большинства членов Совета (около 40 человек) это была должность, относившаяся обычно ко II классу. Министры и главноуправляющие считались членами Государственного совета по своей основной должности (около 10 человек). Но могло быть и так, что несколько лиц (не министерского ранга) назначались членами Совета, занимая вовсе другую должность или не занимая никакой, но не включались в ежегодно объявляемый состав присутствовавших в заседаниях департаментов или Общего собрания членов Совета и не несли соответствующих обязанностей. Для них-то должность члена Государственного совета становилась исключительно почетным званием. Все члены Совета «имели бесспорное право являться к императору без всяких предварении». Когда в 1880-х гг. министр двора выразил намерение обязать их заранее уведомлять о предстоящем визите придворное ведомство, это вызвало недовольство. Число членов Государственного совета разного рода обычно составляло 60-70, из них от трети до половины — военные и от четверти до трети — титулованные. С 1906 г. общее число членов Совета возросло почти до 200, причем половина из них стала избираться.

Гражданским членам Государственного совета, в том числе и тем, для кого это было лишь званием, полагался темно-зеленый с красными воротником и обшлагами, шитый золотом мундир, введенный еще в 1826 г., а в 1834 г. включенный в общую систему ведомственных мундиров (2-й разряд). Председатель Совета был одним из трех высших гражданских «чинов», имевших мундирное шитье 1-го разряда.

Аналогичным образом еще с конца XVIII в. существовали звание и должность сенатора, т. е. члена Правительствующего сената, приравненные к III классу. Естественно, что звание сенатора считалось менее почетным, чем звание члена Государственного совета. Обычно его получали товарищи министров либо в период нахождения в этой должности, либо при отставке, как бы в завершение карьеры — А. А. Половцов свидетельствует в своем дневнике за 1886 г.: «В последние 25 лет вошло в обычай всякого товарища министра назначать сенатором, несмотря на то, что каждый из них по званию (точнее, по должности. — Л. Ш.) своему присутствует в Сенате по делам, его министерства касающимся. Вследствие сего по прослужении нескольких лет товарищи министров являются претендентами на звание члена Государственного совета. Между тем по общему порядку министры берут в товарищи лиц, не могущих представляться опасными заместителями, т.е. людей, не выходящих из ряду по своим способностям». Но сенаторское звание могло принадлежать и министрам. Так, его имел государственный контролер Т. И. Филиппов. На 1858 г. числилось 124 сенатора, из них 38 военных; в 1897 г. было 113 сенаторов, присутствовавших в департаментах и общих собраниях Сената, лишь 5 из них были военными, а 13 имели родовые титулы. В конце XIX в. в правительственных верхах считалось, что существует «множество сенаторов..., получающих жалованье и почти ничего не делающих».

Сенаторам одним из первых в гражданском ведомстве (еще в 1801 г.) были даны особые мундиры красного цвета с темно-зелеными бархатными воротником и обшлагами и золотым шитьем (3-й разряд). Во время заседаний в Сенате ношение мундира было обязательно.

К званию сенатора приравнивалось звание опекуна или почетного опекуна, установленное в 1798 г. для награждения им членов опекунских советов — органов, ведавших благотворительными учреждениями. Нередко звание это давалось и за крупные пожертвования на благотворительные цели. Одним из первых в начале XIX в. звание почетного опекуна получил действительный тайный советник князь П. П. Шербатов. Почетным опекунам полагался темно-зеленый оригинального покроя мундир с черным бархатным воротником и обшлагами, отороченными голубым кантом, украшенный золотым шитьем.

Звания статс-секретаря и почетного опекуна (в большинстве случаев) давались гражданским лицам;

звания члена Государственного совета и сенатора — также и военным. Указанные звания (кроме статс-секретаря) присваивались пожизненно. Их можно было совмещать. Например, И. Л. Горемыкин накануне свержения царизма был одновременно действительным тайным советником I класса, статс-секретарем, членом Государственного совета и сенатором.

Духовные саны и одеяния

К гражданским чиновникам в некотором отношении примыкало духовенство, которое также фактически находилось на государственной службе, нередко осуществляя ее бок о бок с гражданскими и другими государственными служащими. Оно имело свою систему рангов (санов) и титулов, как частных, так и общих.

Духовенство делилось на черное (монашествующее, давшее обет безбрачия) и белое. И то, и другое духовенство имело по пять санов. Черное духовенство:

митрополит, архиепископ, епископ, архимандрит и игумен. Первые три сана — высшие в церковной иерархии — обозначали разные ранги епископского звания.

Они могли заменяться также частными титулами архиерей и владыка. Все названные саны иногда давались просто за личные заслуги (и тогда они были званиями), но чаще они были связаны с занятием определенных должностей. Так, митрополиты обычно возглавляли три главные епархии (церковные округа):

петербургскую, московскую и киевскую; архиепископы — некоторые другие крупные или важные епархии; епископы — прочие епархии. Архимандриты чаще всего были настоятелями крупных монастырей и ректорами духовных учебных заведений. Игумены возглавляли прочие монастыри. Эти звания могли принадлежать и настоятельницам женских монастырей (игуменьям). Митрополит и архиепископ пользовались общим титулом ваше высокопреосвященство, а епископ — ваше преосвященство. Всем им принадлежал также общий титул — владыко. Архимандрит и игумен титуловались ваше высокопреподобие. Белое духовенство имело следующие саны: протопресвитер, протоиерей, священник (иерей), протодиакон и диакон. Протопресвитеров в конце XIX в. было четыре: это звание давалось главе военного и морского духовенства, главе придворного духовенства (он же возглавлял собор Зимнего дворца и Благовещенский собор в Московском Кремле и был обычно духовником императорской семьи), а также старшим священнослужителям Успенского и Архангельского соборов Московского Кремля. Сан протоиерея давался настоятелям церквей, а сан протодиакона — диаконам кафедральных соборов и церквей придворного ведомства, но эти же саны могли даваться и просто за заслуги рядовым священникам и диаконам. Протопресвитер и протоиерей пользовались общим титулом ваше высокопреподобие, реже применялся титул ваше высокоблагословение; иерей и протодиакон — ваше преподобие, реже — ваше благословение или ваше священство; диакон титуловался ваше преподобие.

Духовенство (вместе с семьями) составляло особое привилегированное сословие со своей системой прав и обязанностей. Принадлежность к этому сословию была несовместима с принадлежностью к дворянству.

Черное и белое духовенство носило специальные одежды — повседневные и священные (используемые во время богослужения).

Главным элементом повседневной одежды была ряса (обычно черного или коричневого цвета) — просторное облачение до пят, расклешенное ниже пояса, с длинными рукавами, расширяющимися книзу, с глухой застежкой на левую сторону. Головным убором черного духовенства был клобук — род цилиндра, обтянутый черным или белым (у высших иерархов) покрывалом, край которого спадал на спину. Представители белого духовенства могли получать в виде награды камилавку (также цилиндрической формы) фиолетового цвета. Другой разновидностью повседневного головного убора духовенства были камилавка и скуфья — мягкие шапочки из фиолетового или черного бархата.

Священные одежды ведут свое происхождение издревле и, помимо утилитарного назначения, символизируют некоторые моменты христианского вероучения.

Одеждой низшего ранга (не только для священнослужителей, но и для причетников) был стихарь, представлявший собою белую рубаху с широкими рукавами. Стихарь у дьяконов обычно был из более дорогой ткани, в том числе и парчевой. У старших священнослужителей стихарь трансформировался в подризник — нижнее одеяние, поверх которого надевались другие ризы (общее название для священных одежд). К ним относились фелонь и саккос. В древности фелонь представляла собой одеяние, закрывавшее тело священнослужителя до пят, с единственной прорезью для головы. Затем, чтобы высвободить руки, стал делаться плавный вырез спереди от середины груди и до низа. Саккос имел откидные рукава, поэтому был лишен переднего выреза. Оба эти одеяния изготавливались из парчи или бархата с вышивкой. Саккос был одеянием высшего духовенства (епископов и митрополитов).

Стихарь, фелонь или саккос дополнялись некоторыми особыми принадлежностями священных одежд. Дьяконы через левое плечо должны были перекидывать некоторое подобие полотенца — орарь. Поднимая рукой его конец, они давали знать певчим и прихожанам о начале песнопения и молитв. Архиереями и священниками вместо ораря употреблялась епитрахиль, надевавшаяся на шею и спускавшаяся на грудь. Во время службы концы рукавов священнослужителей стягивались поручами (род пристяжных обшлагов). Высшие иерархи (архиереи, архимандриты, протоиереи, игумены) носили на поясе особые набедренники и палицы (четырехугольный продолговатый или квадратный кусок ткани — «платы»). Все названные принадлежности изготавливались из парчи или бархата. Епископам принадлежало исключительное право носить на плечах омофор (плат из легкой ткани), символизировавший овечью шкуру. Во время службы при открытии Евангелия омофор снимался.

Священным головным убором («головным украшением») была митра. Богато украшенная высокая тулья ее имела шарообразную форму. Митра полагалась архиереям и архимандритам, а также некоторым протоиереям как знак их личных заслуг. У митрополитов она увенчивалась сверху крестом.

На шее священнослужители носили наперсный (т. е. нагрудный) крест как знак священства, а высшее духовенство, кроме того, — панагию — медальон-икону. Знаком высших церковных иерархов был также посох, украшенный сверху (вокруг посоха) куском ткани (обычно парчовой) — сулоком.