Придворные титулы и мундиры
Чины и звания
Придворные чины и звания обозначали официальное положение лиц, состоявших» при дворе российских императоров; в обиходе эти лица назывались придворными. Они составляли самую малочисленную, но и самую элитарную часть гражданского чиновничества (военные, как правило, не могли иметь придворных чинов и званий). Их отнесение к составу государственных служащих оправдывалось тем, что императорский двор являлся резиденцией главы государства. В первой половине XVIII в. число придворных составляло несколько десятков человек, а к середине XIX в. возросло до нескольких сотен; в 1881 г. это число превышало 1300, а в 1914 г. 1600 человек.
Что же представлял собой российский императорский двор?
Под императорским двором имелся в виду двор собственно императора, или большой двор. Существовало также несколько малых дворов дворов отдельных представителей императорской фамилии{23}. Однако официального значения и своей системы придворных чинов и званий они не имели. Хотя каждый из малых дворов имел свой штат (обычно насчитывавший всего несколько человек), но его составляли лица, либо вообще не имевшие придворных чинов и званий, либо их имевшие по императорскому двору и откомандированные к малым дворам.
Точного определения того, что такое императорский двор, не существует. Но при употреблении этого термина в законодательстве и других источниках обычно имеются в виду, с одной стороны, императорская резиденция, а с другой три группы лиц: придворные чины, придворные кавалеры (лица, имевшие придворные звания) и придворные дамы (дамы и девицы, имевшие особые «дамские» придворные звания){24}.
Состав, структура и обычаи российского императорского двора складывались более века и окончательно сформировались лишь в царствование Николая I. Основной идеей их была демонстрация политического престижа империи и царствующей фамилии При этом естественным было усвоение уже существовавших на Западе как общих принципов организации двора (включая некоторые церемониалы), так и номенклатуры придворных чинов и званий. В первом случае за образец был принят французский двор; во втором дворы прусских королей и австрийский императорский двор. Однако в обычаях российского двора с самого начала присутствовали специфический православный и псевдо-национальный элементы.
Управление императорским двором и его сложным хозяйством осуществлялось несколькими конторами и канцеляриями. Первые сведения о существовании этих учреждений относятся к 1730-м гг. Главная роль среди них принадлежала Дворцовой канцелярии (это был преимущественно финансовый орган) и Придворной конторе. В 1786 г. канцелярия была упразднена, а ее дела переданы конторе. В 1841 г. был утвержден устав Придворной конторы, согласно которому она ведала содержанием петербургских императорских дворцов, парков и садов придворного ведомства, продовольствием царской семьи, устройством придворных церемоний и придворным штатом, а с 1854 г. также делами по постройке и ремонту дворцовых зданий. Некоторое время она заведовала также квартирмейстерской и камерцалмейстерской частями убранством и меблировкой дворцов. В 1883 г. контора была преобразована в Главное дворцовое управление, просуществовавшее до 1891 г. Входившая а состав Главного дворцового управления так называемая Гофмаршальская часть была с этого года выделена в самостоятельное учреждение.
Гофмаршальская часть ведала довольствием императорского двора, хозяйством дворцов и организацией разного рода празднеств и церемоний. В XIX в. она являлась наиболее важной частью придворного ведомства. Одной из важнейших обязанностей Гофмаршальской части было содержание обеденного стола императорской семьи. Императорский стол обслуживался исключительно придворными служителями. Кроме названного, Гофмаршальская часть ведала еще тремя классами столов, обслуживание которых сдавалось с подряда. К первому классу относились столы: гофмаршальский (или кавалерский) для дежурных кавалеров и гостей двора; стол обер-гофмейстерины для живущих при дворе придворных девиц; стол начальника кавалергардских рот. Придворным штатом 1796 г. предусматривалось, что «всякому, для кого стол назначен, позволяется иметь гостей, и содержатель по числу оных стол сервировать обязан». Ко второму классу относились столы для караульных офицеров, дежурных секретарей и адъютантов, дежурных камер-пажей и пажей и для некоторых других лиц. К третьему классу («общая столовая») относились столы для старших служителей двора.
Дворцовыми конюшнями и экипажами заведовала Конюшенная канцелярия, реорганизованная в 1786 г. в Придворную конюшенную контору, а в 1891 г. в Придворную конюшенную часть. Императорская охота находилась в ведении Обер-егермейстерской канцелярии, преобразованной в 1796 г. в Егермейстерскую контору. С 1882 г. последняя стала именоваться Императорской охотой. В 1858 г. из Министерства иностранных дел в придворное ведомство была передана экспедиция церемониальных дел, в 1902 г. переименованная в Церемониальную часть.
В составе придворного ведомства находился и ряд важных учреждений культуры: Эрмитаж, Академия художеств, некоторые театры, певческая капелла с училищем, фарфоровый завод и др.
В августе 1826 г. для объединения деятельности названных и других учреждений придворного ведомства было образовано особое Министерство императорского двора. Деятельность этого министерства была поставлена вне контроля высших государственных учреждений.
Содержание императорского двора стоило громадных средств, источником которых лишь в малой степени были доходы от имуществ, принадлежавших царской семье, а в основном государственный бюджет. О практике финансирования придворного ведомства рассказывает в своих воспоминаниях С Ю Витте, бывший министром финансов в конце XIX в «По закону смета Министерства двора должна была рассматриваться в Государственном совете на общем основании», но «на практике расходы эти регулировались соглашением» между министрами двора и финансов, а «затем Государственный совет принимал цифру, сообщенную министром финансов» В 1897 г , вскоре после назначения министром двора барона В. Б. Фредерикса, Витте получил «от него высочайшее повеление, отменяющее законы и устанавливающее такой порядок относительно сметы Министерства двора, смету эту составляет и представляет на утверждение государя министр двора, а затем сообщает общую цифру министру финансов, который должен внести именно эту цифру без обсуждения в Государственном совете в государственную роспись В заключение говорилось, что государь повелевает, чтобы сие высочайшее повеление не распубликовывалось, дабы не возбудить толков, а чтобы при кодификации законов, т е печатании нового издания, были соответственно изменены соответствующие статьи».
Все эти учреждения двора обслуживались многочисленным штатом чиновников и служителей, многие из которых проживали в непарадных помещениях дворцов В середине XIX в только в Зимнем дворце проживало более двух тысяч человек, главным образом прислуги Руководство отдельными службами двора обычно возлагалось на лиц, имевших особые придворные чины (см стр. 163)
Анализируя состав придворных чинов, включенных первоначально в Табель о рангах, Н Е Волков, наиболее внимательно их изучавший в XIX в., приходит к заключению, что «многие из них вовсе никогда не были жалованы и даже определить, в чем состояли их обязанности, не представляется возможным» Дошедшие
Состав придворных чинов по Табели о рангах и фактически существовавших к началу XIX в
Классы Чины по Табели о рангах Чины к началу XIX в
II Обер-маршал Обер-камергер
Обер-гофмейстер
Обер-гофмаршал
Обер-шенк
Обер-шталмейстер
Обер-егермейстер
III « Обер-шталмейстер Гофмейстер
Гофмаршал
Шталмейстер
Егермейстер
Обер-церемониймейстер
IV Обер-камергер
Обер-гофмейстер Камергер
V Обер-шенк
Обер-гоф-шталмейстер
Обер-гофмейстер при императрице Гофмейстер
Тайный кабинет-секретарь
Обер-церемониймейстер (гражданский чин) Церемониймейстер
Камер-юнкер
VI Обер-егермейстер Действительный камергер Гофмаршал
Шталмейстер
Первый лейб медикус
VII Гофмейстер при императрице
Лейб медикус при императрице Церемониймейстер (гражданский чин)
VIII Титулярный камергер
Гофф-шталмейстер
Надворный интендант
IX Надворный егермейстер
Надворный церемонимейстер
Камер юнкер
Обер кухенмейстер Гоф-фурьер
XII Гоф юнкер
Надворный лекарь
XIV Гофмейстер пажов Кухенмейстер
Мундшенк и др
До нас сведения о первых назначениях в придворные чины, возможно, неполны. Еще к 1711 г. относятся пожалования в камергеры и камер-юнкеры, которые в то время были главными фигурами при дворе. После введения Табели о рангах в действие и до 1727 г. состоялись назначения в чины обер-гофмейстера императорского двора (1722 г.), в обер-шенки (1723 г.), в обер-шталмейстеры, обер-церемониймейстеры, обер-маршалы и гофмаршалы (1726 г.), в обер-камергеры и гофмейстеры (1727 г.). 14 декабря 1727 г. Петр II утвердил первый придворный штат, которым назначались гофмейстер, 8 камергеров, 7 камер-юнкеров, гофмаршал и шталмейстер. Тогда же был учрежден штат первого малого двора двора сестры Петра II великой княжны Натальи Алексеевны. Он включал камергера, четырех камер-юнкеров и двух гоф-юнкеров.
Анна Иоанновна в апреле 1731 г. утвердила новый придворный штат в составе обер-камергера, обер-гофмейстера, обер-гофмаршала и обер-шталмейстера. Число камергеров и камер-юнкеров сохранялось тем же, что и по штату 1727 г.
В 1736 г. состоялось первое пожалование в чин обер-егермейстера. В 1743 г. были введены чины церемониймейстера и егермейстера. Наконец, в 1773 г. устанавливается равенство в ранге чина егермейстера с чином шталмейстера.
Указанные в Табели о рангах придворные чины, сохранившие свое практическое значение, со временем изменили свой ранг (класс). Лишь в некоторых случаях это находило отражение в законодательстве. Так, чины действительного камергера и камер-юнкера в 1737 г. были переведены из VI и IX классов в IV и VI, а в 1742 г. установлены в IV и V классах. В 1743 г. чин обер-церемониймейстера отнесен к IV классу, чин же церемониймейстера к V. Точных данных о принадлежности к классам Табели о рангах других придворных чинов для XVIII в. нет Однако известно, что постепенно они (исключая камергера, камер-юнкера и церемониймейстера) оказались во II (старшие чины, с приставкой обер-) и в III (прочие, включая и обер-церемониймейстера) классах. В таком порядке они и были закреплены придворным штатом 30 декабря 1796 г., причем чинов II класса полагалось по одному каждого наименования, чинов гофмейстера, гофмаршала, шталмейстера и церемонимейстера по два, чинов егермейстера и обер-церемониймейстера по одному, а камергеров 12{25}. Чин камер-юнкера штатом не предусматривался (вообще в царствование Павла I пожалований в него не было), но по штатам 18 декабря 1801 г. этот чин был предусмотрен вновь; численность камер-юнкеров устанавливалась в 12 человек.
С конца XVIII в. придворные чины II и III классов стали именоваться первыми чинами двора, в отличие от вторых чинов двора, к которым относились чины камергера, камер-юнкеров и церемониймейстера. После того как камергеры и камер-юнкеры перестали считаться чинами (с 1809 г.), вторыми чинами двора стали называть придворных чинов III класса. Однако чин обер-церемониймейстера, хотя и относился к III классу, первоначально в число вторых чинов двора не входил. Лишь на основании повеления Николая I (1827 г.) он был отнесен к этой группе придворных чинов; с 1858 г. при выслуге чина II класса (такие случаи имели место и ранее) обер-церемониймейстеры относились к первым чинам двора. Точно так же во II или III классе мог быть введенный в 1856 г. чин обер-форшнейдера (заметим, что при существовании чина обер-шенка чина шенка не было). Чины камер-фурьера и гоф-фурьера считались не придворными, а при «высочайшем дворе». Фурьеры заведовали придворными служителями. К разряду высших служителей относились камердинеры и официанты: мундшенки (виночерпии), кофешенки, кондитеры, тафельдеккеры (накрывающие стол) и прочие (обычно им присваивали чин XII класса). В обязанности камер-фурьеров входило также ведение особых камер-фурьерских журналов, в которых изо дня в день отмечались все события при дворе. Камер-фурьеры награждались чином VI класса без права дальнейшего производства; гоф-фурьеры получали чин IX класса через 10 лет службы и также далее не производились.
Таким образом, почти все придворные чины оказались в генеральских рангах (II III классы), где право производства в чин зависело целиком от усмотрения императора. Из сказанного ясно, что дослужиться до придворного чина оказывалось возможным лишь по другой (непридворной) линии гражданской или военной. Был и иной путь получения этого чина экстраординарное пожалование его императором. Поскольку придворные чины включались в Табель о рангах и относились в ней к соответствующим классам, обладание придворным чином делало ненужным и, казалось бы, невозможным одновременное обладание гражданским или военным чином. Между тем случаи такого рода известны. Например, граф К.И. Пален одно время был действительным тайным советником и обер-камергером, а барон П. П. Корф действительным тайным советником и шталмейстером. Барон Е. Ф. Мейендорф числился обер-шталмейстером, но имел также чин генерала от кавалерии (II класс) и звание генерал-адъютанта;
такие же военный чин и звание имел (на 1914 г.) обер-гофмаршал граф П. К. Бенкендорф. Для военных такое сочетание имело лишь тот смысл, что в таком случае придворный сохранял право на участие в торжественных воинских церемониях, на военный мундир и старшинство военных чинов по отношению ко всем другим. Как мы уже отмечали, военные чины III класса и ниже считались старше гражданских (в том числе и придворных) одного с ними класса. Но в 1731 г. было определено, что хотя придворные чины III класса (видимо, и ниже III класса) уступают в старшинстве военным, но считаются старше собственно гражданских чинов того же класса. Что касается придворных чинов II класса, то они вполне приравнивались (как и общегражданские) к военным. В 1742 г. чины камергера и камер-юнкера были приравнены к соответствовавшим им по классам военным чинам.
Особенностью придворных чинов было то, что они более других категорий чинов сохранили связь с соответствующими должностями. Это проявилось, в частности, в многочисленности наименований чинов внутри одного класса. При подготовке Табели о рангах была сделана попытка установить соответствие между ранее существовавшими при царском дворе наименованиями должностей (и званиями) и вновь вводимыми немецкими их обозначениями. Обер-маршал приравнивался к дворецкому, обер-камергер к постельничему, действительный камергер к комнатному стольнику или спальнику, гофмейстер к стряпчему, обер-шталмейстер к ясельничему, обер-егермейстер к ловчему, обер-шенк к кравчему, обер-мундшенк к чашнику, мундшенк к чарочнику, камер-юнкер к комнатному дворянину. Разъяснялись и примерные обязанности каждого чина (должности). И в XVIII в., и в последующем считалось нормой,
если обладатель придворного чина занимал одноименную (например, обер-камергер) или соответствующую «профилю» чина придворную должность (например, если обер-егермейстер был заведующим императорской охотой). По этой причине существовавшие инструкции были составлены для лиц, имевших придворный чин, а не для занимающих придворную должность. Все эти инструкции возникли еще в XVIII в., но сохраняли силу (в общем виде) до свержения царизма. В 1730 г. Анна Иоанновна утвердила инструкции для обер-гофмейстера, обер-гофмаршала и гофмаршала. Первый из них определялся как главная фигура при дворе. При Екатерине II в 1762 г. были составлены инструкции для обер-камергера и придворных кавалеров: камергеров и камер-юнкеров. Обер-камергер становится наиболее важным чином двора. Наконец, обязанности придворных чинов определялись придворным штатом 1796 гл )
Согласно этим инструкциям и обычаям двора, обер-камергер руководил придворными кавалерами; он же представлял членам императорской семьи тех, кто получил право на аудиенцию. При церемониальных обедах, «когда ее императорское величество кушать изволит на троне, тогда обер-камергер поставит кресла и до тех пор за ее императорским величеством стоит, пока изволит пить спросить, потом обер-камергер и прочие кавалеры, поклонясь, отходят, а кавалерам дежурным прикажет служить, а сам с прочими кавалерами садится за стол, где для его и для кавалеров места оставляться должны».
Обер-гофмейстер заведовал придворным штатом и финансами двора.
Обер-гофмаршал ведал всем хозяйством двора и придворными служителями. В частности, к его функциям относились организация разного рода придворных торжеств и содержание императорского стола и других столов при дворе. Согласно инструкции, при торжественных обедах «обер-гофмаршал всегда с своим жезлом служит, а именно: кушанье на стол внесено и поставлено, то он с жезлом в руке ее императорскому величеству о том доносит и прямо перед ее величеством к столу идет, где он свой жезл одному придворному кавалеру до тех мест для держания отдает, пока дневальный камергер ее императорскому величеству блюдо с рукомойником поднесет и он, обер-гофмаршал, салфетку для утирания подает и стул, на котором ее императорское величество сядет, придвинет, потом принимает паки жезл и не отдает, пока ее императорское величество не встанет, когда паки стул отнимает, салфетку подносит и ее величество в императорские покои с жезлом паки препроводит». Согласно указу 16 июля 1735 г., обер-гофмаршал (и гофмаршал) пользовался правом объявления словесных повелений императоров по делам двора.
Заведование винными погребами и снабжением двора вином возлагалось на обер-шенка.
30 августа 1856 г. в связи с коронацией Александра II был введен новый придворный чин обер-форшнейдер. Обязанности его не разъяснялись. В законе говорилось лишь, что «по издавна установленному порядку при торжественных обедах в Грановитой палате в день коронования и других при дворе празднествах избирается на эти случаи один из придворных кавалеров для исполнения обязанностей форшнейдера». С учетом этого и принимая во внимание этимологию этого слова, следует заключить, что в обязанности обер-форшнейдера входило разрезание кушаний для императорской четы во время парадных обедов. До того, согласно инструкции для придворных кавалеров 1762 г., эта обязанность возлагалась на старшего дежурного камергера.
Обер-шталмейстер возглавлял придворную конюшенную часть. Обер-егермейстер заведовал императорской охотой. Наконец, обер-церемониймейстер ведал организацией разного рода придворных церемоний (обер-церемониймейстер двора одновременно являлся обер-церемониймейстером императорских и царских орденов, а церемониймейстеры церемониймейстерами отдельных орденов).
Не всегда, однако, обладатели придворных чинов назначались на «профильные» им придворные должности. Известны случаи, когда на эти должности назначались не придворные, а военные чины (даже не имевшие дополнительно придворных чинов). Так, при вступлении Александра III на престол его гофмаршалом был полковник и флигель-адъютант князь В. С. Оболенский. После его внезапной кончины на эту должность был приглашен свиты его величества генерал-майор граф А. В. Голенищев-Кутузов (ранее занимал пост военного агента в Берлине), сестры которого давно состояли фрейлинами при жене Александра III Марии Федоровне. На место умершего Голенищева-Кутузова был назначен граф П. К. Бенкендорф, имевший в то время лишь чин капитана (в последующем генерал-адъютант и обер-гофмаршал). Иногда, наоборот, практиковались назначения лиц, имевших придворные чины, на гражданские (по другим ведомствам) должности. Например, министр почт и телеграфов в 1865-1867 гг. И. М. Толстой имел чин обер-гофмейстера. Б. В., Штюрмер, будучи гофмейстером, занимал в 1916 г. пост председателя Совета министров и министра внутренних (а затем иностранных) дел. После увольнения в отставку он получил чин обер-камергера.
С. Ю. Витте справедливо указывает в своих воспоминаниях, что высшее гражданское чиновничество «очень дорожило благоволением свыше, которое приобреталось расположением придворных сфер». В частности, ведомство путей сообщения добивалось такого расположения посредством организации разного рода удобств в вагонах для придворных в составе императорских поездов. В благодарность причастные к этому чиновники ведомства сами получали придворные звания.
Наконец, возможно было и оставление лиц, имевших придворный чин, вообще не у дел. Такой вариант возникал, в частности, в тех случаях, когда придворный чин давался в качестве награды.
Важнейшим преимуществом придворных чинов считалось то, что их обладатели имели возможность постоянно и тесно общаться с представителями царствующего дома. Хорошо зная ситуацию, А. А. Половцов в разговоре с Александром III имел основания сказать:
«У нас в России всегда будет сильно слово того человека, который имеет к вам личный доступ». Некоторые высшие государственные деятели в России середины XIX в. солидаризировались с канцлером Германской империи О. Бисмарком, который утверждал: «То, чего я достиг, я достиг скорее как камергер, чем как министр». Многие из высших придворных чинов были вообще в дружеских отношениях с представителями царской семьи. Они принимали непременное и самое почетное участие во всех придворных церемониях.
До середины XIX в. лиц, имевших придворные чины, было немного 3-4 десятка; к 1881 г. их число возросло до 74, к 1898 г. до 163 и к 1914 г. до 213 человек. Постепенно все большее число обладателей придворных чинов оказывались не связанными с какими-то деловыми обязанностями при дворе.
Придворные чины имели право на почетную форму обращения, полагавшуюся всем классным чинам.
Вместе с тем в начале XIX в. появились особые придворные звания, которые не давали их обладателям права на класс, а, наоборот, могли жаловаться лишь лицам, уже имевшим определенные законом классы гражданских чинов. В 1881 г, общее число лиц, имевших эти звания, составляло 590, а к 1914 г. достигло 897{26}.
Первыми придворными званиями в России стали трансформировавшиеся из придворных чинов звания камергер и камер-юнкер. Обязанности обладателей этих чинов сводились главным образом к «дежурству при ее императорском величестве», но и от этого многие были фактически освобождены. Пожалования в эти чины были наиболее многочисленными и обычно значительно превышали нормы, установленные придворными штатами.» Камергерские и камер-юнкерские обязанности оказывалось возможным совмещать с другой службой, в частности с военной{27}. При Екатерине II стали даже различаться штатные действительные камергеры и камер-юнкеры, фактически выполнявшие установленные обязанности и получавшие жалованье (по придворному штату на 1775 г. предусматривалось 12 камергеров и 12 камер-юнкеров), и сверхштатные камергеры и камер-юнкеры, имевшие этот чин, но служившие вне двора или вообще не состоявшие на службе. В июне 1800 г. была предусмотрена возможность получения действительными камергерами (IV класс) чина тайного советника (III класс); в этом случае придворный титул действительного камергера сохранялся как звание, но его обладатели освобождались от дежурств.
К концу XVIII в. участились случаи пожалования чинов камергера и камер-юнкера представителям знатных дворянских родов (иногда даже в детском возрасте) без выслуги предыдущих классов чинов. Поскольку было возможно перечисление из придворного ведомства в гражданское или военное с чином того же класса, сложилось такое положение, когда молодые люди нередко без всякого серьезного образования оказывались на сравнительно высоких ступенях служебной иерархии. Хотя по штату 1801 г. комплект камергеров и камер-юнкеров был установлен по 12 человек, к 1809 г. фактически первых числилось 76, а вторых 70.
Поэтому законом от 3 апреля 1809 г. чины камергера и камер-юнкера были преобразованы в почетные придворные звания, которые могли отныне присваиваться лишь лицам, уже имеющим военный или гражданский чин. Необходимость этой меры мотивировалась очень общо: «Поощрение к службе и возбуждение всех сил и способностей к труду и деятельности на пользу общую составляют одно из важнейших попечений правительства. Сему существенному и необходимому правилу настоящее положение чинов при дворе нашем в звании камергеров и камер-юнкеров не соответствует». Новый статус званий камергера и камер-юнкера определялся в законе так; «На будущее ... время звания камер-юнкеров и камергеров, как по уважениям и заслугам предков кому-либо от нас будут пожалованы, имеют представлять придворные отличия, знак особенного внимания нашего к роду или заслугам предшествующим, но не будут они присвоять никакого чина». Отмечалось, что «должности сии с удобностью могут быть соединяемы с действительною службою», главным образом по гражданскому ведомству.
За теми, кто имел придворные звания, укрепилось общее наименование придворные кавалеры (однако иногда оно распространялось и на придворные чины).
Закон 1809 г. был встречен общим ропотом как тех, кого он затрагивал по их действительному положению, так и более широкого круга лиц, у которых он отнимал надежды на быструю карьеру и близость ко двору.
Поскольку ранг вновь установленных званий законом не определялся, пожалование в них после 1809 г. еще более участилось, распространившись на лиц, имевших чины ниже IV и V классов. В 1809-1835 гг. общее число камергеров и камер-юнкеров возросло со 146 до 263, несмотря на установление в 1826 г. комплекта их в 48 человек и прекращение с 1824 г. выплаты им жалованья. В 1836 г. было определено, что эти звания могли даваться гражданским чиновникам, дослужившимся до III V и VI IX классов, а с 1850 г. III IV и V VIII классов. Но, несмотря на все эти ограничения, пожалование в камергеры и камер-юнкеры продолжалось, и к 1855 г. число первых составило 169, а вторых 213. Звания эти все меньше связывались со знатностью рода и все больше со службой, превращаясь в одну из наград. Пожалование в эти звания производилось по представлению ведомств, в которых претенденты занимали должности. Как правило, при достижении предельных чинов и увольнении от службы звания отнимались, а имевшие их лица отчислялись от двора. Вопрос о пожаловании более высокого придворного звания решался заново только по истечении некоторого времени после получения чина.
После 1809 г. лица, уже имевшие чин действительного камергера и состоявшие на службе, сохранили его как почетное звание. Звание это весьма ценилось и вплоть до 1850-х гг. значилось еще в титулах некоторых гражданских и придворных чинов II 111 и даже I классов. В 1840-х гг., например, это звание сохраняли обер-шенк, обер-шталмейстер и гофмейстер с чином действительного тайного советника. Лица, получившие звание камергера после 1809 г., назывались либо просто камергерами (если они входили в установленный в 1826 г. их комплект 12 человек), либо именовались формулой в звании камергера. На 1840 г. первые имели гражданские чины III и IV классов, вторые IV класса. Между тем по правилам звание камергера по достижении его обладателем чина III класса (тайного советника) отнималось.
В обязанности камергеров и камер-юнкеров, как и прежде, входило ежедневное (в порядке очереди) дежурство при императрицах (они, в частности, представляли им явившихся на прием лиц мужского пола, кроме послов) или других членах императорской семьи, а так же особые дежурства при них же во время придворных церемоний, балов, в театрах. Правильный порядок таких дежурств был установлен со вступлением на престол Николая I. Кавалеры из провинции к дежурству обычно не допускались.
Известно, что 31 декабря 1833 г. звание камер-юнкера было дано А. С. Пушкину. Незначительность этого пожалования обидела поэта. Так оно было расценено и окружающими поэта, хотя Пушкин имел чин титулярного советника (IX класс) и по правилам и обычаю того времени формально действительно не мог претендовать на камергерское звание (мы уже отмечали, что с 1836 г. IX класс официально стал нижним рубежом для назначения в камер-юнкеры). К 1833 г. число лиц, имевших это звание, превышало сотню, причем среди камер-юнкеров преобладали чиновные люди. Однако многие из них были значительно моложе Пушкина. Хотя звание камер-юнкера и облегчало поэту (вместе с женой) доступ ко двору, это же звание ставило его в самый низ иерархии придворных чинов и званий, что, конечно, было унизительно.
В течение XIX в. звания камергера и камер-юнкера все больше утрачивали свое значение. Лишь малая часть лиц, их имевших, действительно выполняла какие-либо обязанности при дворе. Для большинства это была почетная награда, дававшая право на прием ко двору и участие в придворных церемониях. В царствование Николая I (вторая четверть XIX в.) обладание этими званиями было «прерогативой лишь гражданских, а не военных чинов». Чаще всего эти звания давались предводителям дворянства (на время исполнения этих обязанностей), губернаторам и представителям России за границей, реже отпрыскам известных дворянских родов. Звания камергера и камер-юнкера обычно отбирались при выходе их обладателей в отставку. Когда в 1880-х гг. А. А. Половцов предложил своему подчиненному племяннику председателя Комитета министров графа М. X. Рейтерна барону В. Г. Нолькену выйти в отставку, тот сослался на то, что «его дядя дорожит сохранением» за ним «придворного звания камер-юнкера, которое по настоящим правилам теряется при выходе в отставку». Половцов должен был договариваться о том, чтобы для Нолькена было сделано исключение и он «был уволен в отставку с сохранением придворного звания, что может послужить прецедентом и в будущем для всякого помещика».
В 1881 г. общее число камергеров и камер-юнкеров составило 536, а в 1914 г. 771.
Как реакция на девальвацию этих титулов вскоре после 1809 г. получила распространение еще одна разновидность придворных званий, вовсе не предусмотренная законодательством, звании, получивших довольно странные, не имевшие реального смысла наименования: в должности гофмейстера, в должности гофмаршала, в должности шталмейстера и в должности егермейстера. Как правило, эти звания жаловались чиновникам III и IV классов, но иногда и V, и более низких (до VIII) классов. Таким образом, все они были примерно равны званию камергера. Известны случаи назначения в должность первого чина двора (например, на 1855 г. встречается звание в должности обер-шталмейстера). Существовало также звание в должности церемониймейстера, дававшееся чиновникам VI VIII классов{28}. В 1840 г. общее число лиц, имевших эти звания, не превышало 20, а в 1855 г. было чуть более десятка; к концу XIX в. число лиц в должности второго чина двора достигло 63, а в 1914 г. 109 (кроме того, соответственно 12 и 17 лиц в должности церемониймейстера). Эти звания, несмотря на возрастание числа их обладателей, сохраняли значение чрезвычайной награды и особой милости царя.
В справочниках «Придворный календарь» звания в должности вторых чинов двора отнесены к этим «чинам» и как будто вообще приравнены к III классу Табели о рангах. Но в тех же календарях было опубликовано «Положение о выходах при высочайшем дворе...», в котором состоящие в должности вторых чинов двора относительно своих прав при дворе объединены с состоящими «в придворном звании». Указанная неопределенность отражала, по-видимому, реальную ситуацию. Однако, в отличие от действительных вторых чинов двора, все лица, состоявшие в должности вторых чинов, имели гражданские чины соответствующих классов. Причем можно наблюдать, что при переводе, например, из в должности шталмейстера в шталмейстеры обладатель первого звания утрачивал гражданский чин действительного статского советника (IV класс) в связи с переходом в придворный чин III класса.
Таким образом, формула в должности второго чина двора указывает отнюдь не на чин, а именно на особое придворное звание, приравненное ко вторым чинам двора. Имевшие эти звания считались как бы кандидатами на придворные чины. Среди них мы встречаем гражданских чиновников, военных и даже отставных. Обычно состоявшие в должности чинов двора включались в понятие придворные кавалеры.
Какими были специфические придворные обязанности лиц в должности вторых чинов двора, неясно. Известно лишь, что они принимали участие в придворных церемониях.
Еще раз отметим то важное обстоятельство, что получение придворных званий давало лицам в сравнительно низких чинах право быть принятыми ко двору.
По характеру исполняемых при дворе обязанностей к придворным кавалерам примыкали камер-пажи и пажи. Источники упоминают о них с начала XVIII в. В Табели о рангах в XIV классе значился гофмейстер пажов, из чего можно заключить, что ранг самих пажей был еще ниже.
По придворному штату 1796 г. в ведении обер-камергера находилось (помимо 12 камергеров) 12 камер-пажей и 48 пажей, но сами они в штат не включались. Пажами могли быть сыновья и внуки сановников первых трех классов. Обычно они воспитывались в Пажеском его величества корпусе. Это было привилегированное учебное заведение, основанное еще в середине XVIII в., а при Павле I превращенное в военное училище. Пажей последнего года обучения (принявших при переходе в старшие классы присягу и считавшихся военнослужащими) привлекали к службе при дворе. Лучшие среди них но успехам в учении (а также с учетом происхождения и внешних данных) получали звания камер-пажей и распределялись для постоянного дежурства при императоре и дамах императорской фамилии. Временно пажи могли прикомандировываться и к другим членам царской семьи и иностранных царствующих домов, прибывших в Россию. Основные обязанности пажей состояли в участии в разного рода придворных церемониях и празднествах: сопровождение членов императорской фамилии, несение шлейфов, держание накидок дам и т. п. С производством в офицеры камер-пажи и пажи теряли эти звания. Естественно, что знакомство с членами императорской семьи могло способствовать последующей карьере пажей.
Существовало также несколько придворных почетных званий для дам и девиц. Собственно, в Табели о рангах говорилось не о званиях, а о чинах. Все они указаны не в основной части Табели, а в одном из объяснительных к ней пунктов. Старшим было звание обер-гофмейстерины («имеет ранг над всеми дамами»). Затем следовали действительные статс-дамы. Их ранг шел «за женами действительных тайных советников» (II класс). Действительные камер-девицы имели ранг, равный рангу жен президентов коллегий (1Укласс). Наконец, назывались гоф-дамы (приравнивались в ранге к женам бригадиров V класс), гоф-девицы (приравнивались в ранге к женам полковников VI класс) и камер-девицы. Однако на практике уже во второй четверти XVIII в. получила применение несколько дополненная и измененная номенклатура дамских придворных званий: обер-гофмейстерина, гофмейстерина, статс-дама, камер-фрейлина и фрейлина. Первые четыре звания в течение XVIII в. имели всего 82 лица.
Звания гоф-дамы и гоф-девицы (гоф-фрейлины) не получили значительного распространения. Зато с 1730 г. стали присваиваться звания камер-фрейлины (т. е. камер-девицы), с 1744 г. фрейлины, а с 1748 г. гофмейстерины. Придворный штат 1796 г. включал следующие дамские звания (снова названные здесь чинами): обер-гофмейстерина, гофмейстерина, 12 статс-дам и 12 фрейлин. Камер-фрейлины (как и камер-юнкеры) штатом 1796 г. не предусматривались. В законоположениях по придворному ведомству они затем упоминаются лишь в 1834 г. Звание фрейлины жаловалось особенно часто. В 1881 г. из 203 дам, имевших придворные звания, 189 были фрейлинами; в 19)4 г. соответственно 280 и 261. Камер-фрейлинами и фрейлинами могли быть лишь незамужние женщины. Примерно треть их принадлежала к титулованным фамилиям, а около половины были дочерьми лиц, имевших придворные чины и звания. Даже в середине XIX в. известны случаи пожалования звания фрейлины малолетним девочкам.
В 1826 г. Николай I установил комплект фрейлин 36 человек. Часть «комплектных» фрейлин назначалась «состоять» при императрицах, великих княгинях и великих княжнах (эти фрейлины назывались свитными). Многие из них постоянно находились при дворе (часто и проживали там). Фрейлины императриц считались старше фрейлин, состоявших при великих княгинях, а те в свою очередь старше фрейлин великих княжон. Фрейлины «высочайшего двора» не несли постоянных обязанностей. Многие из них подолгу находились в отпуске (иногда проживая вне столицы) и появлялись при дворе лишь изредка.
Едва ли не основным преимуществом фрейлин была возможность, выходя замуж, составить «блестящую партию». «Комплектные» фрейлины при этом получали приданое от двора. В некоторых случаях сама свадьба праздновалась во дворце: так, фрейлина цесаревны и адъютант цесаревича в 1880 г. праздновали свадьбу в Аничковом дворце. Лишь немногим из них после замужества давалось более высокое звание; остальные по выходе замуж отчислялись от двора. Но даже в отставке они сохраняли право быть представленными императрице и приглашались на большие балы в Большом (Николаевском) зале Зимнего дворца вместе с мужьями, «независимо от чина последних».
Несколько фрейлин (2-5) имели более высокий ранг камер-фрейлин. В придворной иерархии они вполне приравнивались к статс-дамам. Последние составляли вторую по численности группу придворных дам. В 1914 г. их было 14. Как правило, это были супруги крупных гражданских или военных чинов. Большинство их принадлежали к родовитым фамилиям и являлись «кавалерственными дамами», т. е. имели дамский орден святой Екатерины и некоторые другие награды. Многие из них числились в отпуске и появлялись при дворе только в торжественных случаях.
Ни камер-фрейлины, ни статс-дамы никаких определенных обязанностей при дворе не несли; они даже не обязаны были принимать участие в придворных церемониях.
Звания гофмейстерина и обер-гофмейстерина обычно принадлежали дамам, занимавшим одноименные придворные должности и заведовавшим придворным дамским штатом и канцеляриями императриц и великих княгинь. Одной из их обязанностей было представление императрицам дам, явившихся на аудиенцию. С 1880-х гг. этих званий никто не имел, а соответствующие должности исполняли лица из числа статс-дам, а при дворах великих княгинь даже дамы, вообще не имевшие придворных званий.
Следует оговорить, что в 1742 г. был случай пожалования в статс-дамы девицы М. С. Гендриковой, а некоторые статс-дамы считались старше рангом, чем гоф-мейстерины.
Гофмейстерины, статс-дамы и камер-фрейлины имели общий титул ваше высокопревосходительство.
Участие всех военных, гражданских и в первую очередь придворных чинов, кавалеров и дам, а также генералов и офицеров Свиты в церемониях и празднествах при дворе определялось главным образом «Положением о выходах при высочайшем дворе, о входе за кавалергардов, о представлении их императорским величествам, о приглашениях на балы и другие при дворе собрания и о старшинстве придворных чинов и званий». Положение было утверждено 13 апреля 1858 г., затем изменено в 1899 г. и вновь утверждено в новой редакции 20 августа 1908 г. Эти три редакции существенно отличаются друг от друга, хотя все они в некоторых частях не вполне ясны для современного нам читателя.
Выходом называлось торжественное шествие членов императорской фамилии из внутренних апартаментов в дворцовую церковь или в Тронный зал (и обратно). Выходы разделялись на большие и малые. Первые назначались по случаю «больших церковных праздников и в торжественные дни», когда процессия направлялась в собор Зимнего дворца, вторые в те же дни (по назначению), а также «в обыкновенные праздники и воскресные дни» в малую церковь дворца. К числу праздников относились и именины членов императорской фамилии. Во время пребывания царской семьи в других дворцах большие и малые выходы следовали в церкви этих дворцов. В Зимнем дворце перед началом шествия члены императорской фамилии собирались в Малахитовом зале (ближайшем в апартаментах «половины его величества» к парадным залам), затем по старшинству (в соответствии с правом на престолонаследие) шли в церковь. Во время больших выходов в Зимнем дворце процессия следовала через парадные залы: Концертный, Николаевский, Аванзал, Фельдмаршальский, Петровский, Гербовый, Пикетный. В этих выходах, помимо императорской фамилии, принимали участие придворные чины, кавалеры и дамы. Придворные чины и кавалеры пользовались привилегией открывать это шествие, а придворные дамы замыкали его. При малых выходах в шествии принимали участие лишь члены императорской фамилии.
Кроме непосредственно участвовавших в шествиях, на выходы приглашался точно установленный круг лиц. На малых выходах присутствовали придворные дамы (причем из числа фрейлин императриц лишь свитные), первые чины двора, генералы и офицеры Свиты, а из вторых чинов двора лишь некоторые (среди них обер-церемониймейстер и гофмаршал). До 1908 г. приглашались также члены Государственного совета, министры и находившиеся в Петербурге генерал-губернаторы и командующие военными округами. Круг приглашаемых на большие выходы был значительно шире. В залах по пути шествия собирались по особым повесткам в строгом соответствии с рангами лица, имевшие высшие гражданские звания, генералы и офицеры Свиты, гвардии, армии и флота (офицеры частей, находившихся в Петербурге, приглашались в порядке постепенности), а также гражданские сановники первых четырех классов (до 1908 г. также и V класса). Их жены и дочери могли присутствовать на выходе, если были представлены императрице. Иногда на выходы приглашались городские головы и купцы 1-й гильдии. В особо торжественных случаях приглашались высшее духовенство и дипломатический корпус. На выходы (как и на другие церемонии и балы при дворе) выделялся необходимый комплект камер-пажей и пажей. Во время больших выходов подле зала, ближайшего к внутренним апартаментам, выстраивался пикет от Кавалергардского полка. Находиться в зале «за кавалергардами» (т. е. ближе к императорской фамилии) до начала шествия и при его возвращении считалось важной привилегией, которой пользовались, помимо участвовавших в шествии придворных дам, чинов двора и придворных кавалеров, статс-секретари его величества и кавалеры двух высших орденов Андрея Первозванного и Георгия 1-й и 2-й степеней, а до 1908 г. также и члены Государственного совета, сенаторы и почетные опекуны. Ко времени возвращения шествия в зал «за кавалергардами» выстраивались все названные лица (кроме участвовавших в шествии), а также офицеры Кавалергардского полка. В некоторых случаях «их величества» останавливались в этом зале для беседы с присутствовавшими. Обычно об этом было известно заранее. Тогда в этот зал собирались, кроме указанных выше персон, лица, состоящие в Свите, генерал-губернаторы и военные губернаторы, генералы и гражданские чиновники I и II классов, а после 1908 г. также члены Государственного совета, сенаторы, почетные опекуны, министры, главноуправляющие, председатель Государственной думы и государственный секретарь. Таким образом, для чинов ниже II класса получение званий статс-секретаря, члена Государственного совета и сенатора означало досрочное, так сказать, получение права на вход «за кавалергардов».
Помимо парадных выходов, существовали и парадные выезды: 6 августа в день преображения господня в Преображенский собор; 30 августа в день праздника ордена Александра Невского в Александро-Невскую лавру; для встречи невест высочайших особ; на освящение храмов, на смотр войск и военные праздники в столице.
Присутствие на выходах было малоинтересно и изнурительно, поэтому имели место многие случаи, когда обязанные быть на них уклонялись от этого. В частности, в 1834 г. Николай I должен был сделать замечание по поводу того, что некоторые камергеры и камер-юнкеры не явились 14 апреля на выход в связи с всенощным бдением. Нередкими были и случаи нарушения этикета присутствовавшими на выходах, особенно разговоры и шум, даже в церкви. Так, в 1749 г. императрица Елизавета Петровна «изволила указать», что «во время божественной службы в придворной ... церкви, ежели кто, какого чина и достоинства ни был, будет с кем разговаривать, на тех надевать цепи с ящиками, какие обыкновенно бывают в приходских церквах, которые для того нарочно заказать сделать вновь».
Екатерина II должна была возобновить это распоряжение. Но и Александр II в январе 1863 г. имел основание выразить неудовольствие в связи с тем, что «при совершении бракосочетания ее императорского высочества княжны Марии Максимилиановны с его великогерцогским высочеством принцем баденским присутствовавшие в церкви дозволяли себе разговаривать между собой, отчего происходил такой шум, что едва было слышно богослужение» (Н. Е. Волков).
Во второй половине XIX в. все чаще отмечались меньшая торжественность дворцовых церемоний и падение их престижа. П. А. Валуев записал в дневнике об одном из больших выходов: «...Толпа красных от жара сановников, малочисленность присутствовавших дам, возрастающий легион неизвестных или новых церемониймейстеров, камергеров и камер-юнкеров, отсутствие» всякого видимого участия со стороны всего присутствовавшего собрания...». «Двор не то, чем он был прежде». Неоднократно приемы при дворе сравнивались с биржей, когда можно было встретить сразу много нужных людей и переговорить с ними, уладить дела.
На большие балы в Зимнем дворце приглашалось по две тысячи человек. Круг приглашенных определялся чинами. Помимо придворных чинов, кавалеров и дам, присутствовал широкий круг генералов и офицеров (VII класса и ниже по особым спискам), гражданских чинов I III классов (иногда IV) .георгиевские кавалеры, начальники губерний, предводители дворянства и председатели земских управ (находившиеся в Петербурге), а также супруги и дочери тех из этих лиц, которые имели чин IV класса и выше, супруги полковников и бывшие фрейлины (с мужьями).
Непременным условием приглашения на придворные балы для мужчин было обладание формальным правом быть представленным императору, а для дам предварительное фактическое представление императрицам. Право представления «их величествам» в первую очередь давалось придворным чинам, кавалерам и дамам, а затем военным и гражданским чинам первых четырех классов, полковникам гвардии, занимавшим должности IV класса, и некоторым другим категориям лиц (после 1908 г. также членам Государственной думы и Государственного совета). Из числа дам этим правом пользовались супруги и дочери всех придворных чинов и кавалеров (после 1908 г. и их вдовы); бывшие фрейлины; супруги, вдовы и дочери «особ первых четырех классов»; супруги флигель-адъютантов (после 1908 г. также их вдовы и дочери) и некоторых полковников и капитанов 1-го ранга. Для военных и гражданских чинов высших классов было принято представляться императору по случаю назначения на должность, награждения, отъезда и по другим поводам.
Вот как описывает С. Ю. Витте свое первое представление Александру III в 1891 г.: «Как только я приехал в Петербург и занял место директора Департамента железнодорожных дел, то по принятому порядку я должен был явиться к государю... Я представился ему в общий прием, потому что лиц, которые занимали такое маленькое положение, как я, государь не принимал отдельно... Был назначен определенный час, когда отходил в Гатчину поезд... По приезде в Гатчину... всех приезжающих повезли в гатчинский дворец; там нам отвели несколько комнат, в которых мы и привели себя в порядок. Затем нас всех повели ... в приемную комнату. Причем, так как император Александр III ужасно любил жить скромно, то он... занимал средний этаж... совсем низкий, с маленькими комнатами. Там была большая зала, в которой государь принимал. Нас всех заперли в зале; вышел император, один, по обыкновению очень скромно одетый, конечно, в военной форме, но форма эта была уже более или менее поношенной. Он своей тяжелой поступью... последовательно подходил к каждому по порядку... и каждому сказал несколько слов... Потом дежурный флигель-адъютант подошел к нам и сказал, что мы все можем уйти... По обыкновению были приготовлены столы для завтрака... Делается так, что те экипажи, которые привозят во дворец, поджидают и увозят на вокзал (в каждый экипаж садятся двое)...».
Лишь названные категории лиц, пользовавшиеся общим наименованием «имеющих право приезда ко двору» или «имеющих право быть представленными ко двору», могли приглашаться на «балы и другие собрания» при дворе. Даже представление императорской чете частным образом (в обход официального порядка) не давало права на такие приглашения.
Чтобы дать читателю представление об упоминавшихся «повестках» - официальных приглашениях во дворец для участия в церемониях или празднествах, приведем полный текст одной из них, полученной К. П. Победоносцевым:
«От двора его императорского величества объявляется госпожам статс-дамам, камер-фрейлинам, гоф-мейстеринам, фрейлинам, господам придворным и всем ' ко двору приезд имеющим. Его императорское величество высочайше повелеть соизволил: в будущее воскресенье, 1-го числа января 1889 года, в день наступающего Нового года и празднования рождения его императорского высочества великого князя Алексея Александровича, иметь приезд в Зимний его императорского величества дворец к божественной литургии и для принесения поздравлений их императорским величествам и их императорским высочествам знатным обоего пола особам, гвардии, армии и флота генералам, штаб и обер-офицерам, губернскому и уездным предводителям дворянства С.-Петербургской губернии, господам чужестранным послам и посланникам, также с.-петербургскому городскому голове, российскому и иностранному почетному купечеству, и прибыть: российским в 11, а чужестранным послам и посланникам в 12 часов дня. Дамам быть в русском платье, а кавалерам в парадной форме; собираться же особам, имеющим вход за кавалергардов, в Концертном зале, военным генералам, штаб и обер-офицерам в Николаевском зале и Аванзале, чужестранным послам и посланникам в зале Петра Великого, городским дамам и гражданским чинам в Гербовом зале, городскому голове и купечеству в Фельдмаршальском зале.Кавалеры ордена св. апостола Андрея Первозванного имеют на себе печь сего ордена.
27 декабря 1888 года. Камер-фурьер Леонтьев».
Едва ли не главным назначением разного рода придворных торжеств и церемоний было создать возможность для легального неслужебного общения императора и подданных в лице представителей высших слоев военного и гражданского чиновничества, а также всех придворных и свитских. Но такое общение было, с одной стороны, слишком кратким и случайным, а с другой не распространялось на очень значительный круг деятелей искусств, ученых и других лиц, не имевших формальных прав по чину и званию быть приглашенными во дворец. Скажем, М. Н. Островский министр государственных имуществ, а затем попечитель Департамента законов Государственного совета не только имел еженедельные доклады по службе у императора, но и приглашался на все празднества и церемонии при дворе. А его брат драматург А.Н. Островский вряд ли был лично знаком с императором. Недостаток в общении с такого рода людьми испытывали многие члены императорской фамилии. Измысливались разные способы, чтобы сделать такое общение возможным, в обход этикету, но и не очень его нарушая.
Сохранились любопытные воспоминания о том, каким образом обходились такого рода ограничения женой великого князя Михаила Павловича Еленой Павловной (1806-1873 гг.), сыгравшей видную роль в развитии русской культуры середины XIX в. Вот что пишет один из крупных чиновников Министерства финансов Ф. Г. Тернер: «Живо интересуясь всем, что происходило в мире не только политическом, но и ученом, артистическом и литературном, великая княгиня Елена Павловна желала знакомиться с выдающимися учеными, артистами и литераторами. Но так как придворный этикет допускал ко двору только известных титулованных и чиновных лиц и притом требовал большой сдержанности в обращении, то великая княгиня, не желая себя стеснять в этом отношении, придумала устроить приемные вечера у княжны Львовой», гофмейстерины своего двора, «в салонах последней, куда можно было приглашать от имени княжны всех лиц, которых великая княгиня желала видеть и с которыми она желала беседовать совсем непринужденно... Великая княгиня приходила обыкновенно после начала собрания, садилась где-нибудь в стороне, и к ней подзывались то один, то другой из посетителей для интимного разговора». Тернер сам принимал участие в этих вечерах и полагал, что имя Львовой «останется в истории вследствие происходивших у нее вечеров ... имевших историческое значение для того времени». Другой участник вечеров у великой княгини в Михайловском дворце и Павловске князь Д. А. Оболенский (товарищ председателя Петербургской гражданской палаты) также вспоминает, что «все лучшие представители молодого поколения, чем-нибудь обратившие на себя внимание, приглашались к княжне Львовой на вечера, которые... обратились... в постоянные еженедельные собрания». Любопытны и характерны свидетельства Оболенского о впечатлениях Елены Павловны о жизни двора: «С негодованием отзывалась она о пустоте и мелочности интересов придворной жизни, об отсутствии мысли и всякого желания узнать и понять нужды края, об общем равнодушии, пустом безжизненном формализме, губящем все».
Аналогичные приемы устраивала камер-фрейлина графиня Е. Ф. Тизенгаузен (внучка М. И. Кутузова по женской линии) в своих апартаментах в Зимнем дворце. К. Ф. Головин свидетельствует в своих воспоминаниях, что этот салон, который «никогда не оставался пустым», заслуживал того, «чтобы о нем вспомнить». По вторникам устраивала вечера графиня Н. Д. Протасова, которая «в качестве гофмейстерины императрицы считалась первой дамой» в Петербурге. Несмотря на внешнее безобразие графини, «на ее вторниках всегда бывала толпа» «весь Петербург ездил на поклонение».
Мундиры
Как придворным чинам, так и придворным кавалерам полагались особые мундиры. Специальные парадные платья были и у придворных дам. Придворные мундиры, помимо обычного назначения выделить придворные чины и придать им большую внешнюю представительность, имели и другое: сообщить нарядность и помпезность придворным церемониям. Даже привычные к этим церемониям люди, в целом скептически к ним относившиеся, признавали в некоторых случаях их эффектность. Так, А. А. Половцов писал в 1883 г. по поводу коронационных торжеств в Московском Кремле: «Картина в этот момент прекрасная. Наружная лестница залита золотыми мундирами предшествующего государю двора. Пространство между соборами наполнено дамами в придворных платьях; множество русских и иностранных мундиров».
Дата появления придворных мундиров неизвестна. Н. Е. Волков, специально изучавший в конце XIX в. историю придворных мундиров, констатирует в своей книге, что самое раннее упоминание источников о существовании «мундира придворного кавалера» относится к 1802 г. Однако известен указ от 30 декабря 1796 г., озаглавленный «Описание мундиров придворным чинам и служителям». К сожалению, в нем ничего не сообщалось о том, как они выглядели. Изображения придворных мундиров дошли до нас лишь с начала XIX в. На портретах придворных того времени мы видим мундиры почти в точности такие, какие хорошо известны нам на основании законов от 11 марта 1831 г. и 27 февраля 1834 г.
Мундиры основной части придворных чинов получили тот же фасон, что и все прочие гражданские мундиры, изготавливались из темно-зеленого сукна и имели красные суконные стоячие воротники и обшлага. Отличия выражались лишь в том, что придворные мундиры имели более роскошное золотое шитье с бранденбурами (вышитыми золотом ниспадающими кистями), количество которого было большим, чем полагалось по чину. Придворные чины II класса имели шитье 1-го разряда: на воротнике, обшлагах, карманных клапанах и под ними, по бортам и фалдам, а с 1809 г. и по швам. Чины же III и V классов имели шитье 2-го разряда (то же, что и 1-го разряда, только без шитья по швам). На вицмундирах шитье заменялось горизонтальными нашивками из сдвоенного золотого галуна на груди и воротнике, а на обшлагах и фалдах в виде шевронов.
Мундиры шталмейстеров и егермейстеров имели военный покрой. У шталмейстеров они были из темно-зеленого сукна со стоячими суконными же красными воротниками, обшлагами, отворотами на фалдах и выпушками по краям мундиров и около карманных клапанов; золоченые пуговицы их имели изображение государственного герба. Отличие мундиров егермейстеров от мундиров шталмейстеров состояло только в том, что воротники и обшлага у первых были темно-зеленые суконные с красной выпушкой, а пуговицы дополнялись изображением охотничьих рожков. На мундирах шталмейстеров и егермейстеров было золотое шитье особого одинакового узора на воротнике, обшлагах, карманных клапанах, под ними и по бортам, причем у чинов III класса оно было в два ряда, а у чинов II класса в три, и, кроме того, «вдоль фалд и по швам» в один ряд. Вицмундиры «покроем и рисунком шитья» были «подобны парадным ... мундирам», но с шитьем только на воротнике, обшлагах и карманных клапанах.
При парадных мундирах полагалось носить шляпу с таким же шитьем и белым плюмажем, а также белые суконные панталоны до колен. В 1826 г. все чины двора получили темно-зеленый мундирный фрак с черным бархатным отложным воротником.
С 1833 г. придворным чинам, уволенным в отставку с правом ношения мундира, разрешалось «носить токмо придворный вицмундир, но без галунов на рукавах и фалдах для отличия от служащих».
Законом 27 февраля 1834 г. на парадных мундирах было добавлено шитье вокруг воротника (на спине). Дополнительно вводился темно-зеленый сюртук (с полной юбкой) с красным воротником, без шитья. У шталмейстеров и егермейстеров сюртук был двубортный, имел красные выпушки и витые погоны из золотого шнура. К сюртуку полагалась темно-зеленая фуражка с красным околышем. Тем же законом устанавливалось (по-видимому, в соответствии с предшествовавшей практикой), что парадные мундиры должны носиться с белыми штанами до колен (дополняемыми белыми же чулками и башмаками с пряжками) или белыми брюками с золотыми лампасами, а сюртук и мундирный фрак с черными брюками. Из сказанного следует, что камер-юнкерский парадный мундир А. С. Пушкина, расшитый бранденбурами, (сам по себе ничем не отличался от мундиров придворных чинов III класса, в частности камергеров. С учетом этого понятно дружеское послание С. А. Соболевского Пушкину:
Здорово, новый камер-юнкерВ феврале 1856 г. придворные мундиры были модернизированы: они получили полную юбку с продолжением бортового шитья до низа и стали называться полукафтанами. Короткие белые штаны сохранялись только для балов.
Поскольку придворные мундиры были одинаковы, некоторые чины и кавалеры имели особые знаки отличия. Так, у министра императорского двора, обер-гофмаршала и обер-церемониймейстера таким знаком были специальные жезлы или трости.
Камергеры же в качестве знака своего чина и звания с 1762 г. имели золотые ключи. Образец (единый) ключа был утвержден в октябре 1833 г. Обер-камергерский ключ был осыпан бриллиантами и носился на бедре с правой стороны «на шнуре золотом, с двумя висящими массивными кистями» (в обычные дни такой ключ мог заменяться золотым же, но с эмалью). Камергеры носили ключ «на голубой ленте, связанной бантом, на левой стороне подле клапана» (карманного), причем сохраняли его и «при мундирах других гражданских ведомств и при возвышении должностей».
Особым законом от 27 февраля 1834 г. был установлен парадный наряд для дам, имевших придворные звания. Неясно, вводился ли он впервые или существовал и ранее. Наряд состоял из бархатного «верхнего платья» с откидными рукавами и со шлейфом, имевшего разрез спереди, к низу от талии, который открывал юбку из белой материи, «какой кто пожелает». По «хвосту и борту» платья шло золотое шитье, «одинаковое с шитьем парадных мундиров придворных чинов». Такое же шитье полагалось «вокруг и на переди юбки». Платье гофмейстерины должно было быть малиновое, платья статс-дам и камер-фрейлин зеленые, платье фрейлины пунцовое. Такие же парадные платья полагались наставнице великих княжон (синего бархата), фрейлинам великих княгинь (как у фрейлин царицы, но с серебряным шитьем) и фрейлинам великих княжон (светло-синего бархата). Нормировался и головной убор придворных дам: замужние должны были «иметь повойник или кокошник», а девицы «повязку» любого цвета с белой вуалью. Описанный наряд получил затем название «русского платья».
Придворные дамы также имели особые знаки отличия: гофмейстерины, статс-дамы, камер-фрейлины портреты императриц, украшенные бриллиантами, которые носились на правой стороне груди, а фрейлины золотые, украшенные бриллиантами шифры (вензели императриц или великих княгинь, при которых они состояли), носившиеся под короной на банте из андреевской голубой ленты на левой стороне груди. Знаки эти могли надеваться и не на парадное платье.
В таком виде придворные мужские и дамские мундиры, платья и знаки отличия сохранились до 1917 г., модернизируется лишь в деталях.
Обилие золотого шитья на придворных мундирах делало их настолько дорогими, что не все придворные кавалеры могли их приобрести. Некто Кошелев был отчислен в 1834 г. из камер-юнкеров «за неимением мундира». Как сообщает К. Ф. Головин, в середине века музыкальный критик и композитор, член Управления по делам печати Ф. И. Толстой по случаю назначения гофмейстером представлялся великому князю Константину Николаевичу в таком «полинялом мундире, едва ли сходившем с его плеч лет 25 или более» (ранее Толстой числился камер-юнкером), что князь едко заметил:
«По Вашему мундиру не видно, что Вы только что назначены». Редко, но все же были случаи, когда придворные чины сохраняли военные мундиры. Так, весной 1866 г. «обер-камергером при военном мундире» был назначен подавший в отставку после покушения Д. В. Каракозова шеф жандармов и начальник III Отделения генерал от кавалерии, генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков. Сообщая об этом, П. А. Валуев добавляет, что такого «не было со времени императрицы Екатерины». Существовали разного рода ограничений по ношению придворного мундира, например, не дозволялось носить его расстегнутым. Придворным чинам и кавалерам в царствование Николая I запрещалось отращивать бороду и усы и предписывалось иметь «приличную прическу». В царствование Анны Иоанновны только фрейлинам разрешалось иметь локоны (в виде особой милости это право было дано лишь княжне В. А. Черкасской, хотя она не была фрейлиной).
Орденские знаки и одеяния
Как уже отмечалось, орденские знаки были не только обычной принадлежностью едва ли не большинства военных, гражданских и придворных мундиров, но и означали наличие у их обладателей титула особого рода титула кавалера орденской корпорации (corpo сословие, община). Это соответствовало западноевропейской традиции. Первый военно-монашеский орден святого Иоанна Иерусалимского (Крестителя) возник в Палестине еще в XI в., а его знаком был белый, вырезанный из полотна крест, который нашивался на мантии и головные уборы. Представление о том, что награждение орденским знаком есть проявление почетного пожалования в члены орденской корпорации (деятельность которой обычно была направлена во славу того или другого святого), господствовало при учреждении в России первых орденов и сохранялось примерно до середины XIX в., когда ордена стали рассматриваться только как знак награды при формальном сохранении и орденских корпораций. Существование таких корпораций не просто предусматривалось законом, но и было обставлено рядом организационных и правовых норм. Орденские корпорации имели несколько целей, из которых отметим три:
деятельность по распространению православия, контроль за соблюдением норм орденского статута, прежде всего относительно самого состава корпорации, и оказание помощи ее членам.
Именно то, что ордена являлись прежде всего знаками принадлежности к орденской корпорации, качественно отличало их, с одной стороны, от наград-подарков в виде денежных выдач, поместий, кубков, шуб, дорогих кафтанов, перстней, табакерок и нагрудных портретов, а с другой от наградных и памятных знаков, в частности от медалей{30}.
Первый в России орден Орден святого апостола
Андрея Первозванного был основан Петром I в 1698 г. сразу же после возвращения из заграничного путешествия. О представлениях Петра относительно назначения и принципов организации Ордена мы можем судить на основании проекта орденского устава, который не был утвержден до конца XVIII в., хотя Орден начал функционировать.
Как объяснялось в этом документе, «Кавалерский орден» учреждался «в воздаяние и награждение одним за верность, храбрость и разные нам и отечеству оказанные заслуги, а другим для ободрения ко всяким благородным и геройским добродетелям; ибо ничто столько не поощряет и не воспламеняет человеческое любочестие и славолюбие, как явственные знаки и видимое за добродетель воздаяние». «...Благороднейшие и к чести и славе стремящиеся души обыкли предпочитать уважение, характер и публичное возвышение и знаки монаршей милости, отличающие их от прочих, многим другим награждениям, имениям и подаркам». Подробно обосновывалась как еще не вполне утвердившаяся мысль о том, что заслуги перед государством и монархом могут быть проявлены не только в военной области, но и на гражданской службе, а потому в равной мере должны поощряться и отмечаться.
«Избрание в кавалеры» Ордена было прерогативой гроссмейстера Ордена, которым «на вечные времена» являлся российский государь. Число кавалеров не должно было превышать 24, «дабы от великого множества кавалеров не пришел сей Орден в презрение». Все они должны были быть «благородного, знатного графского или княжеского звания». Кавалерам предписывалось помнить, «что они соединены лентой ордена, подобно крепкими узами согласия и дружелюбия». «Для оказания кавалерам почести» разрешалось, «кроме титула, принадлежащего им по их роду, чину и достоинству, придавать следующие почетные слова: высокопожалованный, достойный, превосходный, достопочтенный кавалер».
Кавалеры Ордена получали «старшинство и преимущество» как перед всеми прочими дворянами, в том числе титулованными («боярами, графами и князьями»), так и перед всеми не только равного с ними чина, но и старшего (так, кавалер в чине генерал-майора считался выше «своего генерала»). С появлением Табели о рангах кавалеры Ордена были приравнены к ее III классу (к генерал-лейтенантам).
Много внимания в уставе Ордена уделялось материальной стороне его организации. Орденская «казна» составлялась из вступительных взносов кавалеров (при «пожаловании...по двести червонных»), доходов от пожертвованных Ордену и унаследованных им (в случае отсутствия наследников у умерших кавалеров) поместий и капиталов и т. п. За счет «казны» велась благотворительная деятельность и изготавливались орденские знаки (из драгоценных металлов и камней). В случае смерти кавалера надлежало «отослать орденский знак к казначею ордена» или оплатить его стоимость.
Знаком кавалеров Ордена было «изображение святого Андрея», распятого на синем косом кресте, с двуглавым орлом на тыльной стороне. Знак носился либо на шее на цепи ювелирной работы, либо у бедра с левой стороны на широкой голубой муаровой ленте, перекинутой через правое плечо. Дополнительным знаком кавалеров была серебряная восьмиконечная звезда с крестом на золотом поле в центре (носилась на левой стороне груди). На орденской цепи изображался девиз «За веру и верность».
Полагалась особая орденская одежда для разного рода торжеств: епанча с изображением орденской звезды и шляпа.
Уставом предусматривался день орденского праздника, когда все кавалеры должны были собираться на торжественное богослужение в орденской церкви. Затем «все кавалеры вместе угощаются на счет орденской казны, а после сего ... посещают друг друга в их домах».
Первым кавалером Ордена стал генерал-адмирал Ф. А. Головин (1699 г.), вторым гетман П. С. Мазепа (1700 г.). Сам Петр, как капитан бомбардирской роты, стал шестым кавалером в мае 1703 г. за взятие с боя двух шведских кораблей в устье Невы. Всего при Петре в кавалеры Ордена было пожаловано 24 российских подданных и 14 иностранцев.
С появлением других орденов орден Андрея Первозванного оставался высшим.
В память избавления русской армии и самого Петра I от пленения турками во время Прутского похода 1711 г., когда будущая царица Екатерина I «своим присутствием ободряла государя и все русское войско», в 1714 г. был учрежден Орден освобождения, вскоре переименованный в орден святой великомученицы Екатерины. Знаком ордена был белый эмалевый крест оригинальной формы с четырьмя латинскими буквами на нем, обозначавшими начало слов: «Господи, спаси царя!». Крест носился на левой стороне груди на банте из белой ленты с девизом «За любовь и отечество». Орден имел две степени: большой и малый кресты (с разным количеством украшений). Затем большой крест стал носиться на красной ленте с серебряной каймой через правое плечо. Его дополнила серебряная звезда с изображением серебряного креста на красном поле в центре. Число «кавалерственных дам» большого креста не могло быть более 12, а малого более 94. С 1856 г. кресты первой степени стали украшаться бриллиантами, а второй алмазами. Первой из рук Петра I получила орден сама Екатерина. Единственным кавалером (мужчиной) ордена был князь А. А. Меншиков (февраль 1727 г.).
В 1725 г. в связи с перенесением мощей великого князя Александра Невского в Петербург был учрежден орден в честь этого святого, причем Екатерина I сама возложила на себя орденские знаки. Это было не самонаграждение, как можно было бы подумать, а вступление в орденскую корпорацию для придания ей авторитета. Знаки ордена состояли из креста красной эмали с двуглавыми орлами между концами и с изображением в середине святого Александра на коне, красной ленты (надевавшейся через левое плечо) и серебряной звезды с вензелем князя в середине и девизом вокруг красного поля «За труды и отечество». Предельное количество кавалеров не устанавливалось.
После 44-летнего перерыва, в 1769 г., был учрежден новый орден Военный орден святого великомученика и победоносца Георгия, имевший четыре степени. Он предназначался «единственно» для воинских чинов и давался преимущественно за боевые подвиги. Однако в статуте ордена предусматривалась и другая возможность: поскольку «не всегда верному сыну отечества такие открываются случаи, где его ревность и храбрость блистать может», претендовать на получение ордена могли и те, «кои в полевой службе 25 лет от обер-офицера, а в морской 18 кампаний офицерами служили». Это привело к значительному росту числа кавалеров по выслуге лет. Чтобы сохранить за орденом характер награды исключительно за боевые подвиги, с 1855 г. выслуга лет в армии стала отмечаться орденом святого Владимира. В 1782 г. была учреждена орденская дума (из наличных в столице кавалеров) с правом предварительного рассмотрения представлений к награждению орденом 3-й и 4-й степеней.
В декабре 1833 г. был утвержден новый статут ордена с подробным перечислением отличий, которые давали права на награждение им.
Знаками ордена были белый эмалевый крест с изображением в центре святого Георгия на коне, лента из трех черных и двух оранжевых полос и четырехконечная (ромбовидная) вызолоченная звезда с изображением Георгия в центре и девизом вокруг. Крест 1-й степени носился на ленте через плечо, а 2-й и 3-й на шее. Две старшие степени дополнялись звездами. Орден 4-й степени носился в петлице либо на левой стороне груди.
Первая степень Георгиевского ордена была наградой чрезвычайной, которую имели всего 25 человек (менее, чем высший орден Андрея Первозванного). Вот первые российские кавалеры (до 1829 г.): Екатерина II, П. А. Румянцев-Задунайский, А. Г. Орлов-Чесменский, П. И. Панин (за Бендеры), В. М. Долгоруков-Крымский, Г. А. Потемкин-Таврический, А. В. Суворов-Рымникский, В. Я. Чичагов (за Выборг), Н. В. Репнин (за Мачин на Дунае), М. И. Кутузов-Смоленский, М. Б. Барклай-де-Толли, И. Ф. Паскевич-Эриванский, И. И. Дибич-Забалканский. Вторую степень ордена получил 12) человек, в том числе за первую мировую войну 4 военачальника. Третьей степенью было награждено всего 638 человек. Все четыре степени ордена святого Георгия имели только четыре фельдмаршала:
Голенищев-Кутузов, Барклай-де-Толли, Паскевич и Дибич. Когда в 1801 г. орденская дума предложила Александру I «возложить» на себя знаки 1-й степени Георгиевского ордена, тот отказался, считая, что не заслужил эту награду. Лишь вернувшись из похода 1805 г., он согласился на 4-ю степень ордена за проявленную «личную храбрость». В 1838 г. Николай I в связи с 25-летием своей службы в офицерских чинах настоял, чтобы вопрос о награждении его орденом Георгия 4-й степени был предварительно рассмотрен в орденской думе.
С 1849 г. имена георгиевских кавалеров отмечались на мраморных досках в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца в Москве.
При Екатерине II вошло в обиход награждение золотым холодным оружием с надписью «За храбрость» и с темляком из георгиевской ленты. Награда эта была редкой и с 1807 г. официально приравнивалась к орденской, а награжденные золотым оружием вносились в общий орденский список. Золотое оружие, украшенное бриллиантами, жаловалось только генералам и адмиралам.
В честь 20-летия царствования Екатерины II в сентябре 1782 г. был учрежден орден святого равноапостольного князя Владимира, разделявшийся на четыре степени. Знаками 1-й степени ордена были золотой крест, покрытый красной финифтью с черной каймой по краям, с изображением в центре на горностаевом поле вензелей святого Владимира под великокняжеской короной; лента из трех полос черного, красного и черного цветов; восьмиконечная звезда с серебряными и золотыми лучами, в середине которой на черном круглом поле был изображен крест и буквы С. Р. К В. Такой же крест меньшего размера на шее (на черно-красной узкой ленте) и такая же звезда обозначали 2-ю степень ордена. Две другие степени имели малый крест, носившийся на шее и в петлице. 4-я степень ордена могла даваться за 35 лет «неотлучной и беспорочной» гражданской службы, а с 1855 г. и за 25 лет военной службы или 18 морских кампаний. С 1789 и до 1855 г. военные получали 4-ю степень ордена с бантом. Согласно статуту ордена 1845 г., он мог жаловаться и лицам купеческого сословия, не состоявшим на государственной службе, с предоставлением им прав потомственного почетного гражданства.
Ордена Георгия и Владимира имели много общего в своей организации. Предельное число их кавалеров не устанавливалось. Статутами обоих предусматривалось награждение за выслугу лет. Ордена возглавлялись кавалерскими думами, которые рассматривали представления о награждении 3-й и 4-й степенями этих орденов и вели списки всех кавалеров. Орденские корпорации имели свои помещения, церкви, казну; для кавалеров орденов назначались пенсионные капиталы.
В апреле 1797 г. Павел I ввел в число российских орденов орден святой Анны. Он был учрежден еще в 1736 г. герцогом шлезвиг-гольштейнским в память о своей супруге дочери Петра I. Первые буквы слов «Анна императора Петра дочь» послужили началом латинских слов орденского девиза «Любящим правду, благочестие и верность». Павел полагал, что этот орден уже «учинился присвоенным Империи всероссийской» в 1742 г. Теперь (в 1797 г.) он был разделен на три степени, к которым в 1815 г. была добавлена четвертая. Устанавливались следующие знаки ордена Анны:
золотой крест, покрытый красной финифтью, с изображением святой Анны в середине, красная лента с желтой каймой по краям и восьмиконечная звезда с красным крестом посередине, обрамленным девизом. Первая степень обозначалась крестом на ленте через левое плечо и звездой. Вторая крестом меньшего размера на узкой ленте на шее. Третья малым крестом на узкой ленте в петлице. Четвертая степень ордена представляла собой красный финифтевый медальон с крестом и короной, который помещался на рукояти холодного оружия и иногда назывался «клюквой». В июне 1828 г. крест 3-й степени для кавалеров, получивших его за военные подвиги, был дополнен бантом из орденской ленты. По статуту 1829 г. на шпаге с орденом Анны 4-й степени стала делаться надпись «За храбрость», а темляк стал изготовляться из орденской ленты. С 1797 г. две высшие степени ордена могли жаловаться с алмазными украшениями, означавшими «особенную степень награждения». В 1828-1874 гг. знаком «возвышенного достоинства» этих степеней была императорская корона.
В том же 1797 г. бриллиантовые украшения были введены и к орденам Андрея Первозванного и Александра Невского как знак их высшей степени. Известны случаи, когда награжденные по этическим соображениям отказывались получать столь дорогие украшения (граф А. А. Аракчеев, например, всячески подчеркивавший свою бескорыстность). В день своей коронации 5 апреля 1797 г. Павел I объединил существующие в России орденские корпорации в единый Российский кавалерский орден, или Кавалерское общество Российской империи. Однако в него не вошли кавалеры орденов Георгия и Владимира. Правда, статут первого из них в тот же день был подтвержден. Но в павловское царствование пожалование этими орденами не производилось. Лишь 12 декабря 1801 г. при Александре I оба эти ордена были восстановлены «во всей их силе и пространстве». Российский кавалерский орден делился на четыре класса в соответствии с числом объединенных им орденов. Старшинство их устанавливалось следующее: орден святого Андрея Первозванного, Екатерины, Александра Невского и Анны (трех степеней). Подтверждалось, что кавалеры высшего ордена считаются в III классе. Все великие князья получали «Российский орден всех наименований», а великие княжны знаки ордена святой Екатерины при крещении; князья и княжны императорской крови по достижении ими совершеннолетия. Право награждения орденом распространялось отныне и на духовных лиц, которые в этом случае считались не кавалерами, а сопричисленными к ордену. Отныне запрещалось самовольное украшение орденских знаков драгоценными камнями и подтверждалась обязательность возвращения орденских знаков в случае смерти кавалера. Для каждого из орденов, объединенных Российским кавалерским орденом, устанавливались дни орденских праздников, особые церкви и специальное парадное одеяние. При Российском ордене учреждались канцелярия (с 1798 г. Капитул орденов) и состав официалов (церемониймейстеров, герольдов, казначеев и т. п.) во главе с канцлером из числа кавалеров ордена Андрея Первозванного. Наконец, кавалеры должны были уплачивать благотворительные взносы при получении орденов, но вместе с тем «в пользу» их устанавливались разного рода «доходы».
Создание единого Кавалерского общества Российской империи было связано с тем, что в январе 1797 г. в России была разрешена деятельность Ордена Иоанна Иерусалимского, получившего по месту нахождения своей резиденции название Мальтийского. Мера эта мотивировалась Павлом I желанием «доставить ... своим подданным, кои могут быть приняты в ... Орден, все выгоды, почести и преимущества, от того проистекающие». Учреждались два российских приорства Мальтийского ордена православное и католическое. Кавалерами Ордена могли быть лишь лица с дворянской родословной не менее 150 лет. Достойнейшие из кавалеров получали за счет Ордена выделенные для этой цели десять поместий командорств (патронатов), часть доходов с которых передавалась Ордену (владельцы таких имений именовались командорами). Те, кто не смог доказать своего 150-летнего дворянского происхождения, могли стать «почетными» (т. е. недействительными, не настоящими) кавалерами и командорами Ордена. Великий приор и командоры имели исключительное право носить на шее большой орденский крест (так называемый мальтийский белый эмалевый с раздвоенными концами и «бурбонскими лилиями» между ними) под золоченой короной с богатой арматурой, тогда как все прочие должны были носить малый белый крест в петлице. Почетные кавалеры могли носить малый крест «Благочестие и милость» в петлице. Кресты носились на черной ленте. Для орденских кавалеров в пределах Российского приорства устанавливались (как это делалось и в других приорствах) «особенные мундиры». Почетные кавалеры не имели права носить этот мундир без специального «позволения» российского императора и гроссмейстера Ордена. О внешнем виде мальтийского орденского мундира мы можем судить лишь по портретам конца XVIII начала XIX в.:
красный длинный кафтан с черными бархатными воротником, лацканами и обшлагами, пуговицами с изображением мальтийского креста, легкими эполетами с кистями и нашитым на левой стороне груди маленьким белым матерчатым мальтийским крестом. Кроме мундира, кавалерам Ордена полагалась черная бархатная мантия с белым нашивным мальтийским крестом на левом плече.
После того как в конце декабря 1798 г. Павел I по предложению Мальтийского ордена принял сан его великого магистра и возложил на себя знаки этого сана (рыцарскую мантию, корону, меч и крест){31}, деятельность Ордена в России была расширена. Манифестом 29 ноября 1798 г. российские дворяне как бы приглашались к вступлению в Орден и использованию «открытого ... для них нового способа к поощрению честолюбия на распространение подвигов». Число командорств за счет жалуемых Ордену сумм увеличивалось до 98. В 1799 г. было разрешено принятие в Орден дворянских детей с уплатой значительных (1200 и 2400 р.) взносов. Тогда же были установлены правила для учреждения родовых командорств за счет самих кавалеров при условии, чтобы командорские имения приносили не менее 3 тыс. р. «верного дохода» и отчисляли в пользу Ордена 10 %.
С воцарением Александра I все ордена, включая Георгия и Владимира, снова стали рассматриваться как самостоятельные корпоративные организации (а не как классы единого Российского кавалерского ордена), хотя и подведомственные общему Капитулу. Командорские имения были переданы в казну, а вместо доходов с них орденским кавалерам стали выплачиваться денежные пенсионы. В 1803 г. Александр сложил с себя звание магистра Мальтийского ордена, что означало и упразднение в России этого Ордена (в 1817 г. об этом было повторно объявлено), хотя кавалеры продолжали носить полученные ранее орденские знаки.
В начале царствования Николая 1 количество пожалований орденами значительно возросло. Было увеличено и число орденов. Вся орденская система подверглась многочисленным реформам.
В августе 1827 г. был учрежден Знак отличия беспорочной службы за 15 и более лет (по пятилетиям) нахождения в классных чинах. Получение знака было условием награждения очередным орденом. Знак представлял собой позолоченную серебряную квадратную сквозную пряжку с изображением на ней дубового венка и числа лет службы (римской цифрой). Военные носили ее в петлице на георгиевской ленте, а гражданские чиновники на владимирской. С мая 1859 г., согласно новому статуту. Знак отличия беспорочной службы стал даваться за выслугу не менее 40 лет.
В декабре 1828 г. был введен Мариинский знак отличия беспорочной службы для лиц женского пола за долговременную службу в благотворительных учреждениях. Знак имел две степени и носился на владимирской ленте с бантом на левом плече (первая степень) и на груди. Собственно знак представлял собой золотой с голубой финифтью крест (первая степень) или медальон, на которых помещались изображения .вензелей имени императрицы Марии Федоровны, венка из дубовых и виноградных листьев и римской цифры, указывающей число лет службы.
В ноябре 1831 г. к числу российских императорских орденов были причислены два ордена Царства Польского: Белого Орла (главная эмблема польского герба) и святого Станислава (считавшегося покровителем Польши). Первый из них возник еще в 1325 г., второй в 1765 г. После присоединения Польши к России Александр I стал жаловать эти ордена польским уроженцам.
Знаками ордена Белого Орла были красный эмалевый с белой окантовкой крест и восьмиконечная золотая звезда. Подложкой для креста служило изображение двуглавого орла под императорской короной; на крест был наложен белый одноглавый орел под польской короной. Крест носился на темно-синей ленте через левое плечо. Особый статут этого ордена не был утвержден. но он получил очень высокое место среди российских орденов вслед за орденом Александра Невского.
Орден Станислава имел статуты 1815, 1829 и 1839 гг. Предусматривалось, что орден мог даваться, в частности, за благотворительную деятельность, за учреждение значительных и полезных для страны мануфактур, за неоспоримо полезные открытия в земледелии, торговле, науках, искусствах и ремеслах, а также «за сочинение и обнародование творений, признанных общеполезными». Знаками ордена были золотой крест под красной эмалью и звезда. Каждый из четырех концов креста был разделен надвое и имел в завершении золотые шарики. По краям шла двойная золотая кайма. В середине на круглом щитке белой финифти помещался красный вензель Станислава (55) под зеленым венком. Вокруг щитка по углам креста четыре золотых двуглавых орла. Крест носился на муаровой ленте красного цвета с двойной белой каймой с каждой стороны Серебряная звезда с восьмью лучами имела в середине белый круглый щит, обведенный зеленой полосой, с вензелем святого Станислава, украшенным вокруг лавровыми золотыми ветвями. Крест 1-й степени носился у левого бедра; крест 2-й степени был меньшего размера и носился на шее. Крест этот мог быть под императорской короной (возвышенное достоинство) или без нее. Знаком 3-й степени был еще меньший крест, носившийся в петлице. В общем порядке старшинства российских орденов орден святого Станислава следовал за орденом святой Анны.
Еще в начале XIX в. Александром 1 был причислен к польским орденам знак отличия Virtuti Militari знак воинской доблести, учрежденный в Польше в 1792 г. В ноябре 1831 г. Николай I распорядился раздать эти знаки вместо медалей всем генералам и офицерам, участвовавшим в подавлении восстания в Польше. Четыре главные степени ордена имели следующие знаки: 1) золотой крест с черной эмалью на голубой с черной каймой ленте, надеваемой через плечо, и звезда; 2) такой же крест на узкой ленте для ношения на шее; 3) такой же крест меньшего формата; 4) золотой крест без эмали В ряду всех других российских орденов считался на последнем месте. После 1832 г. награждения им не производились.
Начиная с 1845 г. при награждении орденами лиц нехристианских вероисповеданий изображения святых на орденских знаках стали в общем порядке заменяться двуглавым орлом или другими символами.
Указом от 5 августа 1855 г. для отличия орденских наград «за военные подвиги против неприятеля» от прочих было предписано дополнять знаки первых (кроме ордена Георгия) изображением накрест лежащих мечей. На крестах орденов Андрея Первозванного и Белого Орла мечи помещались сверху под короной, а на звездах так, чтобы средний щит покрывал перекрещение мечей. На прочих орденах, пожалованных за военные подвиги, мечи помещались в середине креста и звезды. При получении старших степеней этих же орденов за гражданские заслуги мечи переносились на них сверху креста и звезды (последнее было отменено 3 декабря 1870 г. в связи с разрешением носить ордена с мечами низших степеней вместе с высшими без мечей). Одновременно отменялись банты к орденам Владимира 4-й и Анны 3-й степеней, полученным за воинские подвиги. Банты сохранялись только для орденов Георгия и Владимира 4-й степени, полученных за выслугу лет в армии и во флоте. С 15 декабря 1857 г. банты добавлялись к орденам Владимира 4-й, Анны 3-й и Станислава 3-й степеней с мечами, если они были получены военными чинами.
Установление 1797 г. исходило из того, что кавалер ордена это дворянин. Получение ордена недворянином могло быть лишь случаем исключительным и непременно связанным с одновременным получением дворянства. С учетом этого важным новшеством названного акта было введение особого знака отличия в составе ордена святой Анны для унтер-офицеров и рядовых, недворян, выслуживших «в войсках ... беспорочно и безотлучно двадцать лет». Награжденные аннинским знаком отличия освобождались от телесных наказаний, получали удвоенное жалованье, а затем пенсию «по смерть свою, где бы ни находились». Знак представлял собой вызолоченную серебряную медаль с изображением орденского креста на аннинской ленте в петлицу. В 1864 г. условия получения знака отличия ордена святой Анны были изменены: им стали награждать за небоевые «особые подвиги и заслуги». В 1807 г. был введен «знак отличия Военного ордена» святого Георгия, который давался нижним чинам «за заслуги боевые, за храбрость, против неприятеля оказанную», и также предоставлял ряд важных льгот. Знак имел форму серебряного креста, в центре которого изображен на коне святой Георгий, и носился на георгиевской ленте в петлице. В 1856 г. знак отличия Военного ордена был разделен на четыре степени (золотой, серебряный золоченный, серебряный и посеребренный кресты). При производстве кавалера знака Военного ордена в офицеры эта награда сохранялась за ним даже при получении ордена Георгия 4-й и прочих степеней.
С середины XIX в. преобладающим становится представление об орденах как о награде орденским знаком, имеющей определенный ранг в орденской иерархии и сопряженной с некоторыми правами и преимуществами. Однако в орденской организации не исчезли и признаки корпоративности. Так. продолжались ежегодные собрания орденских дум, некоторые из которых сохраняли право «окончательного рассмотрения представлений» о награждениях младшими степенями орденов. В связи с этим сами награждения приурочивались к собраниям дум. Посетив в декабре 1880 г. резиденцию думы ордена святого Владимира, П. А. Валуев характеризовал это учреждение как отжившее. Впрочем, замечает он, «видно, что когда-то оно могло быть почтенным и почитаемым». Регулярно отмечались орденские праздники. Более торжественно праздновались дни орденов Андрея Первозванного (30 ноября) и Георгия Победоносца (26 ноября), а также установленный в 1797 г. общий орденский праздник в день святого архистратига Михаила (5 апреля). Существовали орденские капиталы, складывавшиеся главным образом из государственных ассигнований и денежных взносов самих кавалеров. За счет этих капиталов назначались пенсионы определенному числу кавалеров, дети кавалеров содержались в специальных учебных заведениях и т. п.
В связи с введением в российскую орденскую систему орденов Царства Польского Капитул орденов в 1832 г. был переименован в Капитул императорских и царских орденов. В 1842 г. Капитул был включен в состав Министерства императорского двора, а должность канцлера орденов была соединена с должностью министра двора. Еще раньше она была отнесена к 1 классу по Табели о рангах. Первыми канцлерами орденов были фельдмаршал князь Н. В. Репнин (1797-1802 гг.), действительный тайный советник 1 класса князь А. Б. Куракин (1802-1819 гг.), обер-камергер А. Л. Нарышкин (1819-1826 гг.), действительный тайный советник князь Алексей Б. Куракин (1826-1829 гг.'), действительный тайный советник I класса князь А. Н. Голицын (1830-1842 гг.), министр императорского двора генерал-фельдмаршал князь П. М. Волконский (1842-1852 гг.). По правилам 1797 г. канцлер назначался из числа кавалеров ордена Андрея Первозванного. Согласно указу 1844 г., он, наоборот, по должности «признавался кавалером» этого ордена.
Приведем в некоторую систему сказанное ранее об особенностях орденских знаков. В полном варианте они состояли из трех главных элементов: креста, звезды и ленты. Золотые кресты были покрыты синей, красной или белой эмалью. В центре их помещался круглый медальон с изображением святого, его вензелей или двуглавого орла. Некоторые кресты имели подложку ювелирной работы (кресты ордена Андрея Первозванного и Белого Орла были расположены на фоне двуглавого орла), дополнялись двуглавыми орлами между лучами, накладывались на перекрещенные мечи или дополнялись императорской короной сверху. Все кресты были прямыми, некоторые из них с расширяющимися и рассеченными концами. Исключением был лишь орден Андрея Первозванного, имевший косой крест с изображением распятого святого. В зависимости от степени ордена кресты отличались по размеру и способу ношения: первые степени носились на бедре (на ленте через плечо), вторые и третьи (Георгия и Владимира) на шее, низшие в петлице, на левой стороне груди или на холодном оружии. В 1816 г. размеры орденских крестов Георгия и Владимира были ограничены. Звезда обозначала высшую степень ордена. Исключением были звезды орденов Георгия и Владимира, обозначавшие как первую, так и вторую их степени.
Звезды были золотыми, серебряными или комбинированными. Георгиевская золотая звезда имела форму равноугольного ромба (4 луча); владимирская складывалась из золотого и серебряного квадратов, наложенных друг на друга. Звезды могли быть вышитыми на мундире или накладными. В середине звезды помещался круглый медальон с изображением креста, святого или его вензелей и с девизом по окружности. Тексты орденских девизов в прошлом были широко известны. Приводим их ниже:
Орден Девиз Андрея Первозванного 'За веру и верность Екатерины За любовь и отечество Александра Невского За труды и отечество Георгия За службу и храбрость Владимира Польза, честь и слава Анны Любящим правду, благочестие и верность Белого Орла За веру, царя и закон Станислава Награждая, поощряешь
Звезды носились на левой стороне груди, кроме аннинской, которая носилась на правой. Звезды на мундирах как знаки высших степеней орденов представлялись современникам чем-то магическим: ими гордились, перед ними преклонялись.
Все ордена имели ленты особой расцветки: Цвет ленты Орден Голубая Андрея Первозванного Синяя Белого Орла Красная Александра Невского Красная с серебряной каймой Екатерины Красная с двойной белой каймой Станислава Красная с желтой каймой Анны Красно-черная Владимира Оранжево-черная Георгия Черная Иоанна Иерусалимского
Для орденов первых степеней (кроме Иоанна Иерусалимского) полагалась широкая (около 10 см) лента, которая носилась через плечо правое или левое (Белого Орла, Александра Невского и Анны), а концы ее скреплялись орденским знаком (крестом) на противоположном бедре. Кресты на шее и в петлице (на груди) носились на соответствующих узких лентах (шириной от 5 до 2 см). Знак ордена Андрея Первозванного в особо торжественных случаях мог носиться также на цепи ювелирной работы, надевавшейся на шею.
Для участия в орденских праздниках и особых церемониях при дворе в 1797 г. кавалерам и официалам
1 российских орденов Андрея Первозванного, Екатерины, Александра Невского и Анны были установлены особые одеяния; в 1833 г. такое же одеяние получили кавалеры и официалы ордена Георгия. В конце XVIII начале 19 в. орденские одеяния становятся излюбленным атрибутом парадного портрета (напомним портрет президента Академии художеств графа А. С. Строганова в одеянии кавалера ордена Андрея Первозванного, 1814 г.).
Одеяние кавалеров ордена Андрея Первозванного (предусмотренное еще проектом устава этого ордена) состояло из длинной епанчи, супервеста (рубахи) и шляпы. Епанча шилась из зеленого бархата, была подложена белой тафтой, имела серебряный глазетовый краген (широкий воротник) и завязывалась серебряными шнурками с кистями на концах. На левой стороне нашивалась орденская звезда увеличенного размера. Супервест из серебряного глазета с золотым галуном и такой же бахромой имел нашитый на груди крест. Черная бархатная шляпа украшалась бело-красными перьями и косым крестом из узкой голубой ленты.
Одеяние кавалерственных дам ордена Екатерины включало далматику (рубаху) из серебряного глазета, вышитую золотом, с золотыми шнурками и кистями, со «шлейфом» (накидкой) из зеленого бархата (причем шлейфы великих княгинь и княжон полагались более длинными), а также шляпу из зеленого бархата, украшенную драгоценными камнями и серебряной вышивкой. Императрица имела, кроме того, зеленую бархатную епанчу с горностаями.
Одеяние кавалеров ордена Александра Невского состояло из епанчи, супервеста и шляпы. Длинная епанча красного бархата имела подкладку из белой тафты и серебряный глазетовый краген. На левой стороне епанчи нашивалась орденская звезда увеличенного размера. Супервест и шляпа были такими же, как у кавалеров ордена Андрея Первозванного, но крест на шляпе нашивался из красной ленты.
Одеяние кавалеров ордена Анны включало в себя епанчу из красного бархата, подложенную тафтой соломенного цвета, с золотым глазетовым крагеном, шнурками и кистями. На правой стороне епанчи вышивалась орденская звезда увеличенного размера. Епанчи кавалеров низших степеней ордена были короче. Супервест из серебряного глазета, подобный супервесту ордена Андрея Первозванного, полагался только кавалерам 1-й степени. Одеяние дополнялось шляпой из красного бархата с бело-красными перьями и нашивным крестом.
По статуту ордена Георгия «особое кавалерственное одеяние» состояло из оранжевого бархатного супервеста, обшитого золотой бахромой, с черными широкими бархатными крестами спереди и сзади.
Кавалерам орденов Владимира, Белого Орла и Станислава (всех степеней) специального одеяния не полагалось.
Официалы орденов по закону 1797 г., дополненному в 1830-е гг., также имели торжественные одеяния и знаки отличия.
Канцлер орденов и чиновники Капитула в качестве обычной официальной одежды с декабря 1829 г. имели гражданские мундиры темно-зеленого сукна с голубыми бархатными воротниками и обшлагами, с серебряным шитьем особого узора и белыми пуговицами с изображением звезды ордена Андрея Первозванного. Знаки ордена Андрея Первозванного канцлер должен был носить только на цепи. В 1833 г. в качестве особого знака своего звания канцлер получил трость черного дерева с белым из слоновой кости набалдашником, сверху которого имелось серебряное с финифтью изображение Андреевского ордена, а по сторонам набалдашника восемь золотых андреевских крестов с черной финифтью; ниже помещалось золотое кольцо с андреевской лентой. Обер-церемониймейстер всех орденов носил придворный мундир, крест Андрея Первозванного на голубой ленте на шее и имел короткую епанчу зеленого бархата. Церемониймейстеры отдельных орденов также носили придворные мундиры, кресты соответствующих орденов на шее и короткие епанчи «цветом противу кавалеров». Секретари и герольды носили соответствующие орденские кресты на лентах в петлице. Герольды, кроме того, имели особое праздничное «герольдское одеяние».
Для официалов ордена святого Станислава (церемониймейстера, секретаря и двух герольдов) статутом 1839 г. устанавливался официальский знак в виде уменьшенного креста этого ордена 3-й степени, обведенного вокруг двумя золотыми обручами с вензелями святого между ними. Церемониймейстер носил этот знак на шее на ленте 2-й степени ордена, а секретарь и герольды в петлице на ленте 3-й степени ордена. Аналогичные знаки имели по статуту 1845 г. официалы ордена святой Анны.
В 1855 г. велась работа по пересмотру одеяний кавалеров и официалов. В частности, предполагалось ввести их для герольдов всех орденов без исключения.
Награждение орденами производилось, как правило, «в порядке постепенности» сначала младшими, затем старшими. Дважды одним и тем же орденом (одного достоинства) не награждали. В связи с этим ордена делились на степени старшинства или имели особые знаки, обозначавшие высшее достоинство ордена. По мере учреждения новых орденов к середине XIX в. сложилась следующая их иерархия: Орден Андрея Первозванного (с алмазами и без них)
Георгия 1-й степени Владимира 1-й степени Александра Невского (с алмазами и без них) Орден Белого Орла Георгия 2-й степени Владимира 2-й степени Орден Анны 1-й степени (с алмазами, под короной и без них)
Станислава 1-й степени Георгия 3-й степени Владимира 3-й степени Анны 2-й степени Станислава 2-й степени Георгия 4-й степени Владимира 4-й степени Анны 3-й степени Станислава 3-й степени
Естественно, что дамский орден святой Екатерины и орден Георгия находились вне этой иерархии, но были сопоставимы с первыми тремя высшими орденами.
Орденская иерархия явственно выступала в порядке ношения орденских знаков, когда они надевались и размещались на мундире в строго определенной последовательности.
Хотя ордена не были формально приравнены к классам Табели о рангах (кроме ордена Андрея Первозванного, отнесенного к III классу), в позднейших статутах некоторых из них пояснялось место кавалеров среди чиновных особ во время церемоний «при высочайшем дворе и во всех торжественных случаях». Так, кавалеры ордена Владимира двух старших степеней «имели вход ... с особами IV класса», а младших степеней «с особами VI класса» (если они не имели более высокого чина). А кавалеры ордена Георгия двух низших степеней «как при дворе.., так и во всех публичных местах и торжествах имеют вход вместе с полковниками, хотя бы состояли в чинах и ниже полковника» Что касается кавалеров двух высших степеней ордена Георгия, то они имели «вход с генерал-майорами», но вместе с тем пользовались исключительной привилегией «имели вход при дворе ... за кавалергардов».
С другой стороны, возможность получения ордена
связывалась с классом чина награждаемого. Так, высшие ордена могли даваться лишь чинам I III классов; ордена Белого Орла, Владимира 2-й степени и Анны 1-й степени чинам не ниже IV класса; ордена Станислава 1-й степени и Владимира 3-й степени не ниже VI класса и т. д. Аналогичным образом орден Георгия 3-й степени давался генералам и полковникам, 2-й степени только генералам, а 1-й степени лишь фельдмаршалам и полным генералам. Вместе с тем награждение орденом обычно сокращало срок выслуги следующего чина.
В связи с постоянным значительным увеличением численности чиновников возрастало и общее количество награждений орденами, что вызывало обеспокоенность правительства, которое пыталось разными мерами усилить контроль за правильностью и соразмерностью (по разным ведомствам) представления к наградам. Обеспокоенность эта была связана прежде всего с тем, что пожалование в кавалеры ордена сопровождалось возведением кавалеров в потомственное дворянство. Такой порядок не знал исключений до 30 .октября 1826 г., когда были ограничены права купечества:
при награждении орденом купцы стали получать лишь личное дворянство, а с 1832 г. потомственное почетное гражданство. Правда, число самих награждений купцов орденами увеличилось. Во многих случаях это было следствием крупных пожертвований на разного рода цели. А. И. Дельвиг рассказывает, что в середине XIX в. генерал-губернатор Москвы А. А. Закревский попросту требовал от московских купцов пожертвований на благоустройство города. «Известно было, что пожертвовавший получит орден, до чего большая часть купцов были очень падки, а не пожертвовавший подвергнется разного рода преследованиям».
При рассмотрении в 1844 г. вопроса о внесении в Кавалерскую думу ордена святого Станислава списка представленных к награждению Комитет министров «усмотрел, что правила статута» этого ордена «даже низшим чиновникам открывают легкий путь к приобретению потомственного дворянства», тогда как «по важности соединенных с дворянским достоинством прав оное должно быть возмездием отличных заслуг». Признавалось желательным «ограничить прилив нового дворянства» в дворянско-поместное сословие и его, так сказать, разбавление. Последствием этих соображений были три меры: с июля 1845 г. награждение низшими степенями ордена Станислава было вообще прекращено; награждение низшими тремя степенями ордена Анны стало давать права лишь личного дворянства; когда в июне 1855 г. пожалование низших степеней ордена Станислава было возобновлено, оно стало сообщать награжденным только права личного дворянства. Таким образом, потомственное дворянство давалось лишь с ордена Владимира 4-й степени. Сокращение числа орденских наград было отчасти компенсировано увеличением ценных подарков «от двора» в виде табакерок из драгоценных металлов, перстней с миниатюрными портретами императора и т. п.
С апреля 1874 г. права потомственного дворянства начали распространяться и на детей кавалеров орденов, рожденных до получения отцами потомственного дворянства. Вследствие этого стала значительно быстрее возрастать общая численность дворянского сословия за счет потомков орденских кавалеров. В середине 1880-х гг. в правительственных сферах была снова высказана мысль о необходимости сократить число лиц, получавших потомственное дворянство за службу, и повысить с этой целью соответствующие критерии. В частности, намечалось предоставить право на потомственное дворянство лишь самым высшим орденам начиная с Владимира 2-й степени (право на дворянство кавалеров низших степеней ордена Георгия под сомнение не ставилось). Однако предложение это не осуществилось. До начала XX в. потомственное дворянство легче, а поэтому и чаще получалось по ордену, нежели по чину. В правах потомственного дворянства в 1875-1884 гг. 40 % лиц было утверждено по чину и 60 % по ордену, а в 1882-1896 гг. соответственно 28 и 72 %. Для получения дававшего на это право ордена Владимира 4-й степени достаточно было занимать должность не ниже VII класса, находиться в чине этого же класса и иметь 35 лет беспорочной службы. Чин же действительного статского советника, который давал потомственное дворянство гражданским чиновникам, могли иметь только те, кто занимал генеральскую должность V класса и выше. Поэтому с 28 мая 1900 г. потомственное дворянство стало даваться лишь с ордена Владимира 3-й степени.
Сложность орденской системы (как и общей системы наград) была столь велика, что во многих случаях, как это ни парадоксально, определенного строгого порядка в ней просто не усматривалось. Так, министр финансов С. Ю. Витте утверждал в конце XIX в., что «точно определенных правил о наградах не было, поэтому никакой определенности в выдаче наград не существовало. От того или другого влияния министра на государя, от умения его испросить те или другие награды зависело повышение всех служащих, причем в этих повышениях ... в значительной степени играло роль личное усмотрение». Постоянными были сетования на то, что ордена (и награды вообще) раздаются произвольно, не за заслуги, а просто угодным чиновникам. 1 января 1878 г. обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев писал наследнику престола (будущему Александру III): «Сегодня ... в Зимнем дворце я был свидетелем негодования, которое громко выражалось по случаю нынешнего приказа по Морскому ведомству:
много наград, а имена тех, кто получил награды, возбуждают негодование. Указывают: такой-то крестил детей у Кузнецовой, такой-то устраивал дела ее, такой-то любимец Попова и т. п.» (А. В. Кузнецова любовница генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, а А. А. Попов видный деятель морского ведомства, поддерживаемый великим князем). А незадолго перед тем Победоносцев писал тому же адресату: «Награды в последнее время потеряли истинную цену и приобрели фальшивую: так много их раздается во все стороны и без разбора. Без сомнения, легко и приятно раздавать награды щедрою рукой с мыслью о том, что делаешь много счастливых. . Право награждать налагает тоже нравственный долг на власть, раздающую награды. Послаблением в наградах можно произвести такую же нравственную распущенность, как и послаблением во взысканиях. И эта распущенность у нас уже дошла до крайности... Всякий, как бы ни был негоден, уже обижается, когда не получает наград. И награду дают человеку для того, чтобы не обиделся, наградою прикрывают в человеке дурное, негодное дело, когда не хотят его обнаружить, награду дают, чтобы потешить человека».
О любопытном случае сообщает в своем дневнике министр внутренних дел П. А. Валуев: он использовал награждение орденом для компрометации князя Г. А. Щербатова петербургского губернского предводителя дворянства, который, по мнению Валуева, «играл в оппозицию» правительству. «Шербатов сделал мне небольшую сцену по поводу пожалования ему станиславской ленты. Она ему не под стать при игре ^в оппозицию. Для этого я ее и выпросил».
Несмотря на некоторые сбои в функционировании орденской системы, орденские знаки давали возможность более точно судить о ранге чиновника: получил ли он уже ордена, которые возможно было получить в его чине, и тем самым «готов» ли он был к получению следующего чина? Вот пример рассуждения по этому поводу А. И. Дельвига: «При воцарении императора Николая Клейнмихель был уже генерал-лейтенантом с аннинской лентой и владимирской звездой». Смысл этой констатации заключался в том, что Клейнмихель уже был близок к получению чина полного генерала, Чеховские герои («Толстый и тонкий»), говоря о своей карьере, также упоминают о чине и ордене: коллежский асессор со «Станиславом» и тайный советник с двумя звездами орденов.
В своем функционировании в качестве награды орденские знаки дополнялись наградными медалями (в основном за военные заслуги). Считается, что слово «медаль» происходит от слова «металл». Наградные медали, в том числе офицерские, в виде дисков (круглых или овальных), а затем и крестов, носимых на лентах на шее, в петлицах или на груди слева, появились в России во время Северной войны, затем получили распространение в последней трети XVIII в. Не повторяя того, что уже было сказано о важном отличии медалей от орденов, отметим здесь лишь, что и те, и другие почетный знак подвигов или заслуг. Но медаль низшая награда, как бы младший орден. Для медалей было характерно, что они, в отличие от орденов, более свидетельствовали об участии их обладателей в тех или иных военных кампаниях, отдельных сражениях и других событиях (как правило, медали имели надписи. пояснявшие, за что они выданы), чем о степени их заслуг. В функции нагрудного знака на мундирах медали были столь же распространены, как и ордена{32}.
Как и мундиры, орденские знаки, медали и другие нагрудные знаки привлекали к себе пристальное внимание всех императоров, которые не только лично занимались утверждением всех этих знаков, но и с неослабным вниманием следили за соблюдением всяких правил на этот счет. Внешняя сторона мундирно-орденской системы рассматривалась ими в плане государственной геральдики. Не случайно поэтому, когда в 1855 г. была проведена работа по пересмотру рисунков российского герба и государственных флагов, много внимания было уделено орденским знакам и одеяниям.
А. И. Дельвиг рассказывает в своих воспоминаниях о таком характерном эпизоде. 6 апреля 1866 г. он в качестве инспектора железных дорог провожал императорскую фамилию, переезжавшую из Петербурга в Царское Село. В царской комнате вокзала, затемненной высокими растениями, собралось много народа. Дельвиг заметил, что Александр II, разговаривая с королевой вюртембергской, «постоянно смотрел» на него, находившегося «в противоположном углу» комнаты. Затем царь, «оставив королеву, быстро подошел» к Дельвигу и спросил, «какая надета» на нем «серебряная медаль». Тот ответил: «За поход в Венгрию». Далее «произошел следующий разговор:
На какой ленте она носится?
На соединенных андреевской и владимирской.
На каких лентах навязана твоя медаль?
Я не могу видеть этого, но полагаю, что моя медаль висит на означенных двух лентах.
Подобного сочетания лент, как у тебя на медали, не существует».
Затем, подозвав великого князя Константина Николаевича, император поручил ему «показать надетую на его груди венгерскую медаль и на каких лентах должна она носиться». Оказалось, что медаль Дельвига «висела на андреевской и аннинской лентах».
Далее он разъясняет, что виновником путаницы был его камердинер Но он же признает, что «разница между узенькими ленточками аннинской и владимирской так незначительна, что, конечно, никогда бы я ее не заметил Тем удивительнее, что государь, стоя далеко от меня в темной, переполненной посетителями комнате, на моей груди, на которой было много медалей, мог заметить на одной из них неправильно навязанную ленточку»
И в отдельности, и вместе с мундирами ордена (особенно медали и другие наградные и памятные знаки) представляют собой вполне читаемую знаковую систему, сообщающую много полезных сведений об их обладателях, а том числе о роде службы (военная, морская, гражданская), о ее продолжительности (а вместе с тем и о примерном возрасте), чине и звании, успешности карьеры вообще. В частности, орденские знаки служили важным признаком отличия старшинства придворных чинов и кавалеров, несмотря на одинаковость их мундиров. Иногда эти сведения очевидны, в других случаях для получения их приходится обращаться к справочникам-определителям (редко кто из специалистов может опираться только на собственные знания и память) В конечном итоге удается определить личность обладателя мундиров и орденов.