Содержание
«Военная Литература»
Исследования

Глава VIII.

Экономическое планирование в годы террора и войны 1937–1941 гг.

В этой, заключительной, главе анализируется советское участие в том, что может быть названо предвоенной гонкой вооружений. Когда в 1937 г. разрабатывались проекты третьей пятилетки на 1938–1942 гг., никто не знал, когда может начаться новая большая война. Этот простой и очевидный факт следует подчеркнуть, т.к. и советские, и западные историки часто судят о степени подготовленности СССР к войне с высоты сегодняшнего дня, не принимая во внимание конкретной исторической ситуации, в которой находилось советское руководство.

В рамках аналитического подхода, реализуемого в настоящей работе и предполагающего, что мобилизационные потребности постоянно пересматривались на высшем уровне и проверялись на уровне предприятий, легко предположить, что готовность экономики к войне могла подвергнуться испытанию как до, так и после 1941 г. Допустим, что большая европейская война началась бы в 1937 или 1938 году — чего опасался Тухачевский во время визита в Париж в феврале 1936 г. Альтернативой Мюнхенским соглашениям 1938 г. мог стать военный конфликт. В этом случае, об уровне советской военно-промышленной готовности пришлось бы судить, исходя из мобилизационных заявок на 1938 г., а также способности промышленных предприятий перейти на выпуск военной продукции. С другой стороны, при иных обстоятельствах большая война на европейском фронте могла начаться и позже, в 40-х гг. В этой гипотетической ситуации задачи, стоящие перед военной промышленностью, определялись бы уже иными мобилизационными потребностями. В этом случае, к примеру, приобрела бы определенное стратегическое и [211] экономическое значение принятая Советским Союзом в 1938 г. программа морского судостроения, рассчитанная на десять лет {533}.

Но это всего лишь последовательно-историческая интерпретация событий, тогда как аналитическими и экономическими моделями предусматривается возможность сравнения различных вариантов. Наиболее распространённый подход в научной литературе, посвящённой этому времени, придаёт особое значение цифрам производства различных видов вооружений. При этом обращают внимание на техническую отсталость отдельных видов советского вооружения, подчёркивая недостаточную готовность к войне в июне 1941 г. и возлагая особую вину за это на Сталина.

Эта глава начинается описанием развернувшегося в вооружённых силах террора. Репрессии в Красной Армии, без сомнения, оказали большое влияние на процесс разработки военных планов, на ход развития стратегического мышления и оперативно-тактической теории. Из проектов и одобренных планов увеличения мощностей в данный период можно составить представление о масштабах войны, которая ожидалась советскими военными и разработчиками планов. Будут проанализированы, с одной стороны, запросы военных на новую продукцию, составленные, исходя из наиболее вероятных планов войны, разрабатывавшихся Генеральным штабом в 1937–1938 гг., и теории глубоких форм вооруженной борьбы, а с другой — те производственные мощности, которые имелись в третьей пятилетке (1938–1942 гг.). В ходе дальнейшего изложения производственные задания пятилетнего плана будут сопоставлены с планами капитальных вложений. Особое внимание будет уделено имеющим ключевое значение данным о фактическом выпуске продукции и мобилизационной готовности страны в 1941 г. На основе этих данных можно будет по-новому оценить степень военно-экономической готовности, в узком смысле. Только после этого может быть предпринят полный анализ готовности в различных отраслях, неотделимый от хода политических, военных и дипломатических событий в период между 1938 г. и началом войны на Восточном фронте в 1941 г. {534}.

«Обезглавливание» Красной Армии

По мере того как тучи большой европейской войны всё более сгущались, не оставляя сомнений у советских стратегов в неизбежности конфликта, серьёзные изменения происходили и на внутриполитической [212] сцене. Террор, воцарившийся в советском обществе и охвативший буквально каждый уголок, изменил условия, необходимые для поступательного преобразования Красной Армии в соответствии с теоретическими представлениями Тухачевского и других военных реформаторов. В 1937 г. террором были охвачены партия, органы планирования и государственного управления, а также, что не менее важно, Красная Армия. «Обезглавившие» Красную Армию, лишившие ее десятков тысяч офицеров, репрессии 1936–1938 гг., возможно, имели более далеко идущие последствия, чем репрессии в других слоях советского общества. Репрессии в армии привели к свёртыванию дискуссий о военной стратегии, оперативном искусстве и тактике, затруднив дальнейшее развитие новой теории «глубокой операции». Имена многих бывших военных теоретиков и их идеи были преданы анафеме. Однако, несмотря на размах и глубокие последствия террора, до сих пор нет единого мнения о масштабах постигших вооружённые силы репрессий. И ещё меньше сделано для выяснения качественных изменений, произошедших в военном планировании, уровне руководства и компетентности, после того как тысячи высших офицеров были арестованы и им на смену пришли менее квалифицированные кадры {535}.

Начиная с 1935 г., обвинения в отсутствии бдительности и контрреволюционных заговорах стали проникать в Красную Армию. Атмосферу времени хорошо передаёт один из документов разведки. В декабре 1935 г. Начальник Военной разведки Урицкий представил доклад «Коалиция против СССР». В основу его был положен документ, составленный в июле 1935 г. для французского Генерального штаба офицером русской Белой армии. Французы направили его чехословацким военным, которые, в свою очередь, ознакомили с ним Советский Союз. Автор доклада цитирует польские источники, свидетельствующие о попытках создания антисоветского блока, включающего Японию, Польшу, Финляндию и Германию. Согласно утверждению автора доклада, Германией вынашиваются планы колонизации русской территории и овладения природными ресурсами. При этом говорилось, что у германских и польских военных аналитиков сложилось очень невысокое мнение о советской оборонной промышленности и железнодорожном транспорте {536}.

«С открытием военных действий, на первых же порах Красная Армия потерпит серьёзные неудачи, которые скоро приведут к полному военному разгрому и развалу армии. Растерянность в Кремле, падение последних остатков авторитета Центральной власти в связи [213] с той смутой, которая господствует стране и в партии, вызовут в Москве крупные события: террористические акты, военный бунт и дворцовый переворот» {537}.

Затем в докладе говорилось о неких загадочных «тайных связях», которые якобы существуют между военными кругами нацистской Германии и Красной Армией. Хотя с момента прихода Гитлера к власти в Германии, политические отношения были прерваны, «очень глубоко запрятанные нити», по слухам, продолжали связывать представителей рейхсвера с политическими и военными кругами Советской России.

По этим каналам германское Верховное командование якобы сможет, дёргая за нужные ниточки в нужное время, вызвать взрыв в Кремле, который сметет существующий режим. Ему на смену придут политические и военные деятели, с которыми антисоветская коалиция и, в особенности, Германия смогут легко придти к соглашению {538}.

Этот документ явился предвестником тех сфабрикованных нацистами документов, которые, возможно, послужили предлогом для ареста в 1937 г. Тухачевского и других военачальников, обвинённых в подготовке «военного заговора» с целью захвата власти, установления военной диктатуры и расчленения страны Германией и Японией {539}. Таким образом, слухи о заговоре с участием офицеров Красной Армии и вермахта циркулировали по Европе задолго до того, как они нашли выражение в обвинениях, выдвинутых на показательных процессах 1937 г. В годы «большого террора» сходные истории циркулировали в Париже и других местах {540}.

Однако, как показывают недавние архивные находки, больше всего на «заговор» «тянули» попытки Тухачевского и других высших офицеров сместить Ворошилова с его поста за некомпетентность. В годы террора Ворошилов, искусно воспользовавшись доверием Сталина, а также услугами тайного сыска и информаторов в армии, сумел избавиться от своих противников. Нет никаких данных о том, что Ворошилов пытался спасти кого-либо из обвиненных во время террора {541}.

После ареста в 1937 г. следователи, допрашивавшие Тухачевского, вынудили его составить пространный отчёт о возможных сценариях войны в случае нападения Германии на Советский Союз. Отдельные части этого доклада, включая пассажи о заговоре офицеров Красной Армии и вермахта, носили характер откровенного гротеска {542}. Не так давно российским историкам удалось найти и обнародовать [214] эти «признания» Тухачевского {543}. В то же время, в содержательной части — в описании выбора противником «дороги на Москву», изложении различных способов отражения нападения Красной Армией, несомненно, видна характерная логика Тухачевского. Этой логике автор данной работы пытался следовать, начиная с момента, когда Тухачевский, будучи Начштаба Красной Армии, работал над военным планом 1926 г., и кончая трагическими днями, проведенными им в подвалах Лубянки. На «показательном процессе» 11 июня 1937 г. Тухачевскому и семи другим высшим офицерам были предъявлены сфабрикованные обвинения. В допросе приняли участие Шапошников, Будённый и другие бывшие коллеги {544}.

После расстрела Тухачевского и семи других военачальников Нарком обороны Ворошилов издал директиву, призывавшую к чистке Красной Армии от всех участников «военного заговора». В результате, та же судьба постигла тысячи офицеров как в центральном аппарате армии, так и в войсковых частях {545}. Точные цифры репрессированных до сих пор неизвестны. В двух докладных записках Верховному командованию, написанных Е. А. Щаденко в 1940 г., утверждается, что в 1936–1938 гг. 35000 офицеров РККА были уволены со службы, из которых, по расчётам О. Ф. Сувенирова, не менее 5000 чел. были расстреляны {546}. Погибли: трое из пяти Маршалов Советского Союза, трое из четырёх командармов 1-го ранга, все двенадцать командармов 2-го ранга, 60 из 67 командиров корпусов, 133 из 199 командиров дивизий, 221 из 397 командиров бригад, половина командиров полков. Подвергся репрессиям почти весь высший командный состав Флота и почти все военные комиссары от армейского до бригадного звена; многие тысячи других командиров и начальников армии и флота. За всю новую и новейшую историю человечества такого разгрома не знала ни одна армия мира.

Многие из военных, подвергшихся чистке в 1937–1938 гг. обладали глубокими познаниями в области германского военного искусства и были лично знакомы со многими командирами вермахта со времён секретного сотрудничества двух армий. Без сомнения, останься они на своих местах в 1940–1941 гг. — и уровень боеготовности Красной Армии был бы совсем иной. Потому что:

1. они лучше понимали и могли предвидеть германские намерения;

2. они были лучше знакомы с развитием военной теории и практики в Германии; [215]

3. у них за плечами был опыт проведения крупных операций в годы гражданской войны в России, а также в Китае, Испании, на Хасане и Халхин-Голе {547}.

После репрессий немногие имели мужество задавать вопросы, в том числе и о военном планировании. Одним из них был Ян Жигур, который в пространной докладной записке, адресованной Сталину и Ворошилову, подверг критическому анализу беспочвенность последних военных планов наступательных операций. Как доказывал Жигур, при растянутом тыле, отстоящем далеко от фронта, и слишком незначительной артиллерийской поддержке наступающим фронтовым частям предстоит понести большие потери. По его мнению, в военных планах недооценивалась мощь обороны противника. Это, писал Жигур, грозило наступающей армии огромными потерями в людской силе уже в первые дни войны (истреблением лучших кадров Красной Армии) в отсутствие какого-либо серьёзного оперативного успеха {548}. Жигур призывал к уточнению всех военных планов с учётом результатов военных учений последних лет, то есть тех, которые проводились Тухачевским и другими репрессированными офицерами {549}. Предостережения Жигура не убедили Ворошилова в необходимости издания каких-либо новых директив. Напротив, вплоть до начала 1941 г. Генеральный штаб при разработке военных планов продолжал исходить из сверхоптимистических прогнозов, основанных на мнимом превосходстве Красной Армии над вероятным противником {550}. Во многих отношениях, тяжёлые потери Красной Армии летом и осенью 1941 г. можно отнести на счёт заведомо неверных оценок оборонной мощи противника.

Долгосрочные проекты в военно-промышленном планировании

Третий пятилетний план развития народного хозяйства СССР (1938–1942 гг.) относительно мало изучен в существующей литературе, с точки зрения производства вооружений. В отличие от планов первой и второй пятилетки, этот план никогда полностью не публиковался. Он был одобрен только в 1939 г. после доклада Председателя Совета народных комиссаров В. М. Молотова на XVIII съезде партии. По сути, этот доклад был и остается единственным источником для [216] изучения третьего пятилетнего плана, не считая скудной информация о направлении капиталовложений, а также производственных показателях {551}. Если об общем плане развития экономики было известно мало, то ещё меньше было известно о плане развития оборонной промышленности на 1938–1942 гг. Цель данного исследования — проанализировать проект долгосрочного плана, уделив при этом особое внимание показателям мощностей на 1942 г., завершающий год пятилетки. Этот вариант проекта был разработан в 1937 г. Сектором обороны Госплана. Запланированные цифры мощностей позволят судить о том, как эксперты Госплана представляли себе масштаб возможной войны в начале 40-х гг. Осознавая всю трудность поставленной задачи, автор, тем не менее, полагает, что и при недостатке источников существует возможность реконструировать общую картину состояния объекта исследования. Последующие исследования дополнят, исправят и разовьют высказанные идеи.

В 1937–1938 гг. репрессии прокатились по Госплану и другим государственным органам. Если в 1937 г. разработчики плана и смогли сформулировать в общих чертах цели третьей пятилетки, то перетряски Госплана помешали разработать проект третьего пятилетнего плана до конца. Вся доступная информация свидетельствует о том, что долговременные цели подвергались отныне ежегодному пересмотру, а краткосрочные показатели задавались Политбюро и другими, контролируемыми Сталиным органами. Анализ того, как репрессии сказались на личном составе Государственной плановой комиссии, выходит за рамки данного исследования. Тем не менее, даже разрозненные документы дают известное представление о характере репрессий в органах планирования, мобилизации и управлении промышленностью.

В 1938 г. Сектор обороны Госплана был ликвидирован. Его основные отделы были подчинены новому Комитету обороны, а оставшиеся отделы реорганизованы в Мобилизационный отдел Госплана. Это мотивировалось стремлением начать непосредственную подготовку к надвигавшейся войне. При этом проводилось регулярное обновление инструкций для наркоматов, а также подчинённых им предприятий; значительная часть усилий плановых работников концентрировалась на составлении целостного плана развития экономики на случай войны {552}. Фактическое состояние мобилизационной готовности было поставлено под сомнение первым заместителем Председателя СНК СССР, наркомом финансов В. Я. Чубарем, который в записке, направленной Сталину, Молотову и Ворошилову, на [217] следующий день после своей отставки из Политбюро указывал на несоответствие принятых правительством мобилизационных показателей имеющимся в наличии ресурсам{553}.

Работа над третьим пятилетним планом началось в 1936 г. Как явствует из проекта, который был заверен Сектором обороны Госплана в мае 1936 г., подведомственная НКТП оборонная промышленность должна была за период 1938–1942 гг. вырасти более, чем в два раза. Годом позже план был переработан с учётом создания самостоятельного Народного Комиссариата оборонной промышленности. В 1937 г. при долгосрочном военном планировании начали принимать в расчёт силы возможной коалиции между участниками Антикоминтерновского пакта. Согласно подсчётам, силы этих государств в военное время значительно превышали до сих пор принимавшиеся за основу мобилизационные потребности. Приближающаяся война, а также новые параметры восприятия угрозы выдвигали на первый план изменение структуры промышленности и необходимость новых форм управления в оборонной промышленности.

Заключение Антикоминтерновского пакта делало реальной угрозу войны на два фронта. Необходимо было увеличить промышленную мощь Дальнего Востока, чтобы быть в состоянии вести войну, используя в качестве базы снабжения военную промышленность региона, вне зависимости от того, будет ли функционировать Транссибирская магистраль. По наиболее неблагоприятному сценарию, советский Дальний Восток мог быть отрезан от Европейской России японскими силами {554}.

Как следствие этого, на протяжении третьей пятилетки в 1938–1942 гг. существенно вырастали мобилизационные показатели. Общий объём производства в авиационной промышленности должен был увеличиться с 20600 самолетов в 1938 г. до 50000 самолетов в 1942 г., в танковой — с 35400 до 60775 машин, а выпуск артиллерийских снарядов увеличивался со 101 млн. до 489 млн. {555}. Некоторые из этих показателей подверглись, по-видимому, дальнейшим изменениям после анализа хода пограничных боев с Японией в 1938–1939 гг. {556}.

Запланированный рост производства основных систем вооружения иллюстрируется в таблице 8.2. Этот вариант пятилетнего плана разрабатывался, исходя из необходимости достичь превосходства в вооружениях над будущими противниками — Германией и Японией. За год войны эти государства могли произвести примерно 300 млн. артиллерийских снарядов {557}. [218]

Таблица 8.1. Советские оценки военного потенциала нацистской Германии, Польши и Японии

  В строю Производство военного времени
самолеты танки самолеты танки снаряды (млн.)
Германия 4500 5000 42000 48000 22,8
Польша 1600 2000 4800 4800 21,6
Япония 3000 900 12000 2500 60–80
Всего 9100 7900 58800 55300 309–329

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.3002. Л.139.
Таблица 8.2. Запланированный Госпланом рост военного производства в третьей пятилетке

  Объём производства на 1 января 1938 г. Объём производства на 1 января 1943 г.
Авиация 20500 50000
Авиадвигатели 42300 125000
Танки 35400 60775
Артиллерийские системы 39180 119060
Пулеметы 250000 450000
Винтовки 2420000 5200000
Артиллерийские снаряды (млн. шт.) 101,0 489,0
Патроны (млрд. шт.) 7,5 17,0
Авиабомбы (тыс. т.) 250,0 700,0
Судовая броня (тыс. т.) 16,8 120,0
Танковая броня (тыс. т) 74,5 400,0
Оптика (млн. руб.) 450,0 1500,0
Порох (тыс. т) 135 431
Химическое оружие (тыс. т) 122,2 298
Взрывчатые вещества (тыс. т) 280 1035

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.3222. Л.197. [219]

В проектах, разработанных Госпланом в середине 1937 г., запланированные на 1942 г. темпы роста для оборонной промышленности были ниже, чем у тяжёлой промышленности в целом (таблица 8.3). Спустя несколько месяцев плановые показатели НКОП на 1942 г. были увеличены с 16,5 млрд. до 20 млрд. рублей, т.е. планом предусматривался 121%-ный рост за весь пятилетний период 1938–1942 гг. с уровнем среднегодового прироста в 17,2 процента. В 1939 г. был принят пересмотренный вариант третьего пятилетнего плана для оборонной промышленности (таблица 8.4).

Таблица 8.3. Объём валовой продукции промышленности в 1942 г. (по плану 1937 г.) (млн. рублей, в неизменных ценах 1926/27 г.)

  1937 г., план 1942 г.
план рост, %
Промышленность в целом 103000 206000 200
Тяжелая промышленность 40716,8 84000 206,3
в том числе:      
НКГП 31593,8 67500 213,6
НКОП (оборонная промышленность) 9123 16500 180,9
НКЛес (лесная промышленность) 4148,7 8725 210,3
НКЛегпром (лёгкая промышленность) 15846 34500 217,7
НКПП (пищевая промышленность) 12636 28000 221,6
Комзаг СНК (заготовки) 1940,7 3000 154,6

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.37. Д.164. Л.12. Проект Сектора обороны Госплана, 20 апреля 1937 г.
Таблица 8.4. Объём валовой продукции наркоматов оборонной промышленности (по плану 1939 г., млн. рублей)

Наркомат 1937 г. фактически 1942 г., план
Февраль 1939 г. Май 1939 г.,
Авиационной промышленности 2805,5 12940,0 10940,0
Судостроительной промышленности 1458,6 5250,0 5250,0
Вооружений 2073,3 8000,0 8000,0
Боеприпасов 1516,0 6052,0 7020,0
6-е управление   650,0  
Всего по оборонным наркоматам 7853,4 33860,0 30242,0

Источник: РГЛЭ. Ф.4372. Оп.92. Д.218. Л.13. Проект третьего пятилетнего плана, 7 мая 1939 г. [220]

Что касается необходимых капиталовложений, то на этот счёт, как следует из составленных в 1937 г. проектов инвестиционных планов, существовали большие расхождения, с одной стороны, между военными (НКО) и Госпланом, а с другой — между промышленными наркоматами и Госпланом. Так, если в результате проведённых расчётов Госплан пришёл к выводу, что на капитальное строительство в подчиненной НКТП оборонной промышленности потребуется 1750 млн. рублей, то сам НКТП пришел к цифре в 5108 млн. рублей, необходимых для выполнения требований правительства {558}. Цифры капиталовложений, рассчитанные Госпланом для Народного Комиссариата оборонной промышленности, приводятся в таблице 8.5.

Таблица 8.5. Капитальные вложения по НКОП в 1938–1942 г. (по плану 1937 г.) (млн. рублей, в ценах 1926/27 г.)

Сектор оборонного производства 1936 г. (итоги) 1937 г. (план) 1938– 1942 гг.
Авиация 499,0 816,75 4200,0
Судостроение 139,6 447,6 1800,0
Артиллерия 175,1 204,0 2600,0
Танки 65,7 91,0 200,0
Боеприпасы 216,6 335,3 4100,0
Взрывчатые вещества и взрыватели 304,0 640,5 6025,0
Броня 31,9 151,2 940,0
Оптика 52,3 100,0 600,0
Точное приборостроение 21,2 35,0 350,0
Электрическое оборудование 77,5 151,0 850,0
Аккумуляторные батареи 17,5 64,5 250,0
Всего 1600,4 3036,75 21915,0

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.3222. Л.198, Проект плана капитального строительства в 1938–1942 гг., 26 мая 1937 г. РГАЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.3217. Л.127.

В 1939 г. цифры капиталовложений для наркоматов оборонной промышленности были пересмотрены с учетом новых мобилизационных потребностей (таблица 8.6). В стоимостном исчислении объём производства оборонных отраслей промышленности приводится в таблице 8.7, а в натуральных показателях — в таблице 8.8. [221]

Таблица 8.6. Фактические капитальные вложения в 1937–1938 гг. и капитальные вложения, запланированные на 1939–1942 гг. (млн. рублей)

  1937 г. 1938 г. 1939 г. 1940 г. 1941 г. 1942 г.
Авиация 721,8 1493,2 1853,1 1600,0 1200,0 460,0
Судостроение 420,5 680,0 1180,8 1040,0 810,0 300,0
Боеприпасы 535,5 779,0 1635,7 1300,0 1040,0 370,0
Вооружения 359,7 491,2 1050,0 860,0 800,0 232,1
6-е управление н.д. 265,0 255,0 200,0 150,0 30,0
Всего 2200,0 3708,4 5974,5 5000,0 4000,0 1392,1

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.92. Д.218. Л.7. Записка о капитальном строительстве, 5 февраля 1939 г.
Таблица 8.7. Объём валового производства оборонной промышленности, 1937–1940 гг. (млн. рублей)

  1937 г. 1938 г. 1939 г. 1940 г. План на 1942 г.
Авиация 2345,3 3237,7 4882,7 6310,0 7575,0
Судостроение 1726,1 2010,7 2866,0 4448,0 5610,0
Боеприпасы 1561,1 2423,6 3719,3 5500,0 5870,0
Вооружения 2126,7 3001,4 4432,3 5710,0 6890,0
Всего 7759,2 10673,4 15900,3 21968,0 25945,0

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.92. Д.265. Л.1. Записка о выполнении плана Мобилизационного отдела Госплана, 13 июля 1940 г.
Таблица 8.8. Поставки Наркомата вооружений, 1938–1942 гг.

  1937 г. 1938 г. 1939 г. 1942 г. (план)
Артиллерия, всего 5368 11534 18269 29858
в том числе:        
Орудия малого калибра 3774 7297 10510 16500
Винтовки 573400 1174800 1800000 2300000
Патроны (млн. штук) 1062 1847 3230 6000

Источник: РГАЭ. Ф.7515. Оп.1. Д.417. Нарком вооружений Ванников, апрель 1939 г. [222]

Производство артиллерийских систем (орудий, гаубиц, морских орудий и т.д.) развивалось опережающими темпами по сравнению с производством боеприпасов. Расчёт мобилизационного потенциала последнего вёлся, исходя из определенного количества снарядов на орудие в месяц. Как отмечалось в разработанном Госпланом в 1937 г. долгосрочном плане, подобные расчёты вели к установлению уровня потребностей в несколько сот миллионов снарядов на год войны. В настоящее время хорошо известно, что фактическое производство снарядов за все годы Великой Отечественной войны не превысило ста миллионов штук. Следовательно, в предвоенные годы, в особенности, в 1939–1941 гг., советское руководство, военные и плановые работники пытались достичь уровня производства боеприпасов, который значительно превышал реальные потребности военного времени. По-прежнему «узким местом», тормозившим грандиозные планы конца 30-х гг., оставалось производство пороха. В 1938 г. мобилизационные мощности составляли 56000 тонн пороха. Для исправления ситуации было решено построить ряд новых заводов для производства нитроглицерина и пироксилина. По планам Наркомата боеприпасов (НКБ), в 1939 г. предстояло построить 24 новых и реконструировать 28 существующих заводов по выпуску снарядов. Из 235 предприятий, находившихся в ведении 24 других наркоматов, 121 надлежало оснастить новой техникой {559}.

В 1939–1940 гг. производство снарядов росло быстрыми темпами. В 1940 г. было выпущено 43 млн. снарядов, мин и авиационных бомб. Поступательный рост продолжался и в первой половине 1941 г., составив 66% с января по июнь. Летом 1941 г. больше 300 предприятий НКБ по выпуску боеприпасов оказалось в зоне боевых действий. Тем самым, было временно утрачено 65 процентов мощностей {560}.

Согласно подсчётам, объём капиталовложений в авиационную промышленность в первой пятилетке составил 366,2 млн. рублей и 2079,6 млн. рублей — во второй (1933–1937 гг.). Для достижения уровня мощности, запланированного на конец третьей пятилетки, Госплан — в составленном в 1937 г. проекте — предусмотрел необходимость выделения капиталовложений на общую сумму 4200 млн. рублей. По проекту плана 1939 г., объёмы капитального строительства увеличивались до 6606,3 млн. рублей. Объём валового производства должен был вырасти с 3283 млн. рублей в 1937 г. до 12940 млн. рублей к 1942 г. {561}. Имеющийся мобилизационный потенциал авиапрома был признан недостаточным, и в 1939–1940 гг. последовал ряд [223] новых правительственных решений по развитию авиационной промышленности. В феврале 1939 г. в Центральном комитете партии состоялось большое совещание, которое одобрило новую программу создания новых образцов техники. В июне 1939 г. было принято решение о создании шести новых заводов авиадвигателей. В сентябре 1939 г. Совнаркомом было принято постановление о строительстве новых авиационных заводов в восточной части страны (к востоку от Волги и в Сибири){562}. Плановые показатели роста производства в авиационной промышленности приводятся в таблице 8.9.

Таблица 8.9. Рост производства в авиационной промышленности, плановые показатели 1938–1943 гг.

Мобилизационные мощности 1 окт. 1928 г. 1 янв. 1933 г. 1 янв. 1938 г. 1 янв. 1940 г. 1 янв. 1943 г.
Самолеты 2090 7150 20500 34100 50000
Авиационные двигатели 2038 13600 42300 77000 125000

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.3217. Л.89.

Общий заказ на бронетехнику для Красной Армии составил 23367 млн. рублей, из них 16986 млн. должны были поступить по линии НКОП, а 6381 млн. — по линии НКТП. Стоимость заказа на танки, бронемашины и самоходные орудия составляла 2324 млн. рублей, а величина расходов на запасные части и капитальный ремонт равнялась 6082 млн. рублей. Сходным образом, если заказ на трактора (102500 машин) равнялся 3798 млн. рублей, то стоимость запасных частей и капитального ремонта тракторов составила 4750 млн. рублей {563}. Когда Госплан разрабатывал третий пятилетний план, то основные принципы, которыми руководствовались при составлении мобилизационной заявки, всё ещё были связаны с идеей массового производства лёгких танков.

К 1 июня 1941 г. всего у СССР было 23106 танков, из них 18691, или 80,9%, были новыми, либо не нуждались в ремонте, а 4415 нуждались в текущем ремонте на полевых базах или центральных ремонтных станциях (19,1%). В последние годы широко обсуждалась проблема «устарелости» советских танков в тактико-техническом отношении. При этом, как правило, преувеличивалось качество немецких танков (T-III и T-IV), тогда как качество советских танков серии БТ преуменьшалось. Согласно новым данным, обнаруженным исследователями в воспоминаниях современников и в [224] архивах, картина была не столь однозначной. Если говорить коротко, то не только новый танк Т-34 и тяжёлые танки серии KB, но и танки БТ-7 и БТ-8 были на уровне основных немецких моделей {564}.

Хотя значительная часть новых архивных свидетельств и иных документов, относящихся к 1941 г., ещё ждет своего анализа, имеющиеся на сегодняшний день данные свидетельствуют, что накануне операции «Барбаросса» Красная Армия обладала лучшим вооружением и имела более сбалансированную структуру, чем принято было думать ранее. Это, в свою очередь, смещает акценты в объяснении причин катастрофы лета 1941 г. из области материально-технического обеспечения в область принятия дипломатических и стратегических решений «сверху», а также организации боевой подготовки и тактической инициативы «снизу».

Таблица 8.10. Распределение танкового заказа третьей пятилетки по предприятиям.

Год 1938 г. 1942 г.
Малые танки 16000 24000
Завод № 37 6000 6000
Горьковский автомобильный завод 10000 18000
Средние танки (Т-26, Т-46) 14000 21000
Ворошиловский завод, Ленинград 2000 3000
Сталинградский тракторный завод 12000 18000
Быстроходные танки (БТ-7, БТ-8) 5000 15000
Харьковский локомотивный завод 5000 6000
Харьковский тракторный завод  — 9000
Тяжёлые танки (Т-28, Т-29, Т-35) 400 775
Кировский завод, Ленинград 300 300
Харьковский локомотивный завод 100 130
Челябинский тракторный завод  — 345
Всего 35400 60775 [225]

Какой уровень внезапности был нужен для катастрофы 1941 г.?

Предварительные результаты данного исследования о военно-промышленном комплексе Советского Союза позволяют сделать вывод о том, что в отношении промышленной мобилизации Советский Союз, безусловно, опережал Германию — использовав лучшие из существовавших методов и технических решений для подготовки экономики в целом и промышленности в частности к переходу на военные рельсы.

Конкретизируя этот тезис, можно привести пример, который относится к периоду, непосредственно предшествовавшему операции «Барбаросса», и который свидетельствует о скоординированной работе советской системы мобилизации промышленности. В то же время этот документ ставит множество вопросов, касающихся элемента внезапности (оперативной и тактической) в нападении Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г.

Анализ различных уровней внезапности в военной области был дан советским военным историком Робертом Савушкиным {565}. Если использовать его схему стратегической, оперативной и тактической внезапности, то можно говорить о различной реакции, связанной с директивами предвоенного времени.

6 июня 1941 г. только что назначенный Председателем Совнаркома Сталин подписал совместное постановление Совнаркома и Центрального Комитета партии «О мероприятиях по подготовке к переходу промышленности на мобилизационный план по боеприпасам». Наркоматы (наиболее важные из них перечисляются ниже) обязывались немедленно проверить все соответствующие планы, технические проекты, склады сырья и готовых материалов на всех предприятиях, причастных к производству каких-либо из компонентов боеприпасов. Для каждого из наркоматов постановление конкретизировало задачу, которую тот должен был выполнить к середине июня. Эти мероприятия призваны были «подготовить все предприятия... к возможному переходу с 1 июля 1941 г. на работу по мобилизационному плану». В тот же день Сталин подписал и другие постановления, касающиеся возможной мобилизации промышленности к 1 июля 1941 г., а также [226] мероприятий, которые предстояло осуществить в третьем квартале 1941 г., вне зависимости от возможного начала войны.

Наркоматы, ответственные за переход с 1 июля 1941 г. на мобилизационный план по боеприпасам (постановление Совнаркома от 6 июня 1941 г.)

Наркомат Область ответственности Нарком
Наркомбоепррипасов боеприпасы П. Н. Горемыкин
Наркомобщемаш общее машиностроение П. И. Паршин
Наркомсредмаш среднее машиностроение В. А. Малышев
Наркомтяжмаш тяжёлое машиностроение А. И. Ефремов
Наркомчермет чёрная металлургия И. Т. Тевосян
Наркомавиапром авиационная промышленность А. И. Шахурин
Наркомвооружения вооружения Б. Л. Ванников
Наркомсудпром судостроение И. И. Носенко
Наркомэлектропром электропромышленность В. В. Богатырев
Наркомцветпром цветная металлургия П. Ф. Ломако
Наркомнефть нефтяная промышленность И. К. Седин
Наркомхимпром химическая промышленность А. П. Денисов
НК путей сообщения транспорт Л. М. Каганович
Наркомстрой строительство С. З. Гинзбург
НКВД внутренние дела Л. П. Берия
НКО оборона С. К. Тимошенко

Заводы боеприпасов в регионах, такие как Завод №78 в Челябинске, получили соответствующие приказы с изложением конкретных мобилизационных заданий, которые надлежало выполнить к 16 июня. Несомненно, существовала и действовала отлаженная система, охватывавшая все уровни — от высшего руководства, через Наркоматы и их управления, до уровня отдельных предприятий — в рамках которой на протяжении 15 лет практиковались различные методы двойного планирования: один план для мирного времени, другой — для военного. Этим планам не суждено было подвергнуться прямой проверке в 1941 г., поскольку уровень военной готовности в пограничных районах оказался совершенно недостаточным для того, чтобы Красная Армия могла действовать в соответствии со [227] своими военными планами. Вместо того, чтобы следовать вышеупомянутым мобилизационным планам, промышленность осенью 1941 г. должна была заниматься эвакуацией как можно большего количества оборудования из западных регионов страны. Тем самым, на 1942 г. предстояло вырабатывать совершенно новые планы.

Представленный здесь документ ставит больше вопросов, чем может дать ответов. Происходившая подготовка промышленности и всего «военно-промышленного комплекса» к новому переходу на производство военного времени (впервые такой переход был осуществлен осенью 1939 г., когда в течение четвёртого квартала был введён в действие мобилизационный план МП-1) не говорит о том, что Сталин планировал первым развязать войну против Германии. Согласно «тезису Суворова», выдвинутому бывшим офицером ГРУ Владимиром Резуном, Сталин в 1941 г. готовился начать агрессивную войну против Германии {566}. Этот тезис был с энтузиазмом поддержан Иоахимом Гоффманом, Эрнстом Топичем и был с таким же жаром оспорен Габриелем Городецким и другими {567}. Так или иначе, но это ставит под сомнение принятое в истории изображение Сталина как безвольного, парализованного политика, не желающего верить предостережениям о неизбежности войны, даже когда эти предостережения исходят от его собственной разведывательной службы {568}.

Некоторым из названных выше наркомов удалось запечатлеть в своих мемуарах эти критически важные предвоенные недели 1941 г. В них, однако, содержится слишком много живых описаний того, как Сталин отказывался предпринимать что-либо, что могло бы «спровоцировать» Германию на нападение в 1941 г. И в то же время, обращения к бдительности каждого из наркомов, а также большинства директоров оборонных и связанных с ними гражданских предприятий свидетельствуют о совершенно ином умонастроении Сталина. Упомянутая выше серия постановлений, безусловно, исходила из сценария, согласно которому Советский Союз мог оказаться в состоянии войны к 1 июля 1941 г. Можно надеяться, что будущие исследования покажут, как эти постановления, касавшиеся военно-промышленного комплекса, были, в свою очередь, связаны с представлениями и планами Сталина о непосредственных военных приготовлениях, проводимых под началом Наркома обороны Тимошенко и Начальника Генерального штаба Жукова.

И последнее соображение. С немецкой точки зрения, «Операция Барбаросса» основывалась на существенной недооценке количества [228] имевшихся у Советского Союза танков, авиации и артиллерии, а также военно-промышленного потенциала страны в целом. В рамках «виртуальной истории» можно сколько угодно рассуждать о том, как немецкие генералы разрабатывали бы свои планы нападения, будь они лучше осведомлены о состоянии советской экономики. Можно даже предположить, что подобная информация могла бы оказать сдерживающее влияние на любого возможного агрессора. Только в последнюю минуту, в марте-апреле 1941 г., советская сторона решилась продемонстрировать немецкой делегации свои лучшие авиационные заводы, а также другие многочисленные предприятия по производству вооружений. Хотя это и произвело большое впечатление на немцев, которые направили соответствующие отчёты в Берлин, было слишком поздно и недостаточно, чтобы остановить военную машину Гитлера {569}. Вместо того чтобы создать у народа чувство безопасности, атмосфера крайней секретности, окружавшая с начала 30-х гг. советский военно-промышленный комплекс, и в особенности, его мобилизационные возможности, порождала представление о непрочной, шаткой экономике. Недаром Гитлер полагал, что «достаточно пнуть, и колосс развалится». [229]

Дальше