В конце октября 1927 г. Ворошилов направил письмо председателю Госплана Г. М. Кржижановскому и главе Сектора обороны Владимирскому. В нём он подчеркнул, что Реввоенсовет одобрил проект плана развития народного хозяйства на год войны. Одновременно [79] Ворошилов высказал недовольство по поводу процедуры решения вопроса Советом труда и обороны {198}. Поскольку план на год войны как версия годового плана зависел от ряда специфических факторов (нужды армии в целом, минимальный уровень потребления гражданского населения и т.д.), Ворошилов предложил решать эти проблемы путём более тесного сотрудничества Госплана и НКВМ. Таким образом, в этом вопросе Ворошилов занял ту же позицию, что и Тухачевский, хотя и выступал против подчинения планового органа военным. Первоочередной задачей, стоявшей перед плановыми органами, было определить, чего и сколько понадобится Красной Армии в военное время, каким образом будет осуществляться снабжение и как можно использовать местные ресурсы. Госплану предстояло разработать схему распределения необходимой продукции между всеми потребителями и пользователями. При этом нужно было соблюдать соответствие между структурой мобилизованной экономики, уровнем потребления и необходимыми инвестициями. Кроме того, Госплану надлежало определить сроки, в которые экономика могла быть мобилизована. Ведь, как писал Ворошилов, контрольные цифры на случай войны являются результатом анализа целого ряда вещей, что ещё только предстояло сделать мобилизационным секциям наркоматов {199}.

В своих выступлениях на XV съезде партии в декабре 1927 г. Кржижановский и Ворошилов дали понять, чего они ожидают от пятилетнего плана — в целом и в оборонном аспекте. План должен был учитывать возможность вооруженного нападения на СССР силами объединённой коалиции враждебных государств и содержать предпосылки для успешного отражения такого нападения {200}.

Индустриализация являлась определяющим фактором для укрепления обороноспособности СССР в самом широком смысле этого слова. Но она включала в себя ряд областей, каждая из которых имела конкретные промышленные планы. В создавшихся условиях они требовали целого ряда корректировок, вызванных военными соображениями. В первую очередь было необходимо существенно увеличить производство чёрных и особенно цветных металлов. В резолюции о пятилетнем плане, принятой на XV съезде партии, особое внимание обращалось на оборонный аспект: «Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, [80] на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны в военное время» {201}.

Однако «максимальное внимание», которое предлагалось уделять оборонным отраслям, до поры до времени было лишь пустым звуком. Неопределённость этого лозунга, в той или иной степени, пронизывала атмосферу планирования в течение всего 1928 и почти весь 1929 г. Сектор обороны совместно с другими секторами Госплана, с одной стороны, военные — с другой, приняли участие в целом ряде заседаний, конференций и встреч, в ходе которых обсуждали различные аспекты оборонного производства. Как будет показано ниже, военным приходилось снова и снова заявлять свою позицию в отношении состояния обороны страны, чтобы «раскачать» гораздо более благодушно настроенных гражданских плановиков. Помимо прочего, экономическое развитие, как подчёркивалось в резолюции партийного съезда, должно было гарантировать выживание страны в случае экономической блокады, в связи с чем была поставлена задача уменьшения зависимости СССР от капиталистического мира {202}.

В течение 1927 г. специальная комиссия Рабочей и Крестьянской Инспекции (Рабкрин) выясняла состояние мобилизационной работы на местах. На выводы этой комиссии, а также на заключение ВСНХ о медленных темпах мобилизационных приготовлений на ряде предприятий ссылался Ворошилов, выступая с трибуны XV съезда партии: «Всюду работа ведётся всё ещё вяло, так, как будто нет никакой угрозы войны. Центр многого не знает и весьма слабые попытки проявляет к тому, чтобы узнать... Места, в свою очередь, не предпринимают энергичных мер, чтобы выявить минимальные и максимальные свои возможности, сформулировать несколько вариантов, предложений, поставить перед центром вопрос и добиться определенных директив и заданий» {203}.

На съезде, однако, Ворошилов постарался смягчить негативное впечатление от состояния оборонной промышленности. Противореча данным подписанных им же отчетов, он теперь, гордо заявил, что советская промышленность является достаточно мощной базой для отражения любой империалистической угрозы. В то же время, он не мог не отметить «трудностей» с производством чёрных и цветных металлов, стали и химикатов, синтетического шелка и серной кислоты, автомобилей и тракторов. Производство танков в Советском Союзе ещё даже не начиналось, хотя ряд соответствующих проектов находился в стадии разработки. Нарком обороны призвал к тому, чтобы все экономические вопросы оборонного характера вовремя [81] выносились на суд военных. В течение 1928 г. было создано несколько военных комиссий по планированию. Все проекты пятилетнего плана, вплоть до окончательной версии 1929 г., проверялись и визировались военными.

Вернёмся, однако, к Тухачевскому. Получив в 1928 г. один из проектов пятилетнего плана на экспертную оценку, начштаба РККА не скрывал своего пессимизма. Отсутствие плана промышленной мобилизации и контрольных цифр развития промышленности в целом на первый период войны, писал он, делает невозможной оценку данного плана, с точки зрения оборонных потребностей {204}. Не представляется возможным, продолжал Тухачевский, и делать какие-либо выводы относительно годовых планов, поскольку данные о производстве вооружений, по причине своего секретного характера, не были включены в план. Следовательно, делал вывод начштаба, оценка плана 1927/28 г. даёт лишь грубое представление о том, насколько уровень имеющихся ресурсов соответствует нуждам промышленности в военное время.

В марте 1928 г. Тухачевский представил свои соображения по поводу плана развития промышленности СССР на 1927/28 г. Во первых, отметил он, ни плана мобилизации оборонной промышленности, ни какого-либо краткосрочного плана работы промышленности в первый период войны Мобилизационно-плановым управлением ВСНХ так и не было создано. Это обстоятельство мешало оценить план с точки зрения интересов обороны. Кроме того, представленный план, по мнению Тухачевского, не содержал необходимых сопоставлений между состоянием промышленности в 1927 г., в годы Первой мировой войны и предполагаемым уровнем будущей войны.

Данные промышленного плана не совпадали с аналогичными данными, заложенными Госпланом в пятилетнем плане развития всего народного хозяйства, поэтому сделать какие-либо выводы о направлении общего развития из этого промышленного плана не представлялось возможным. Несмотря на это, Тухачевскому удалось, сравнив плановые задания по производству чёрных и цветных металлов с оборонными нуждами, дать качественную оценку этой части плана {205}.

Целый ряд серьёзных несоответствий был выявлен и при рассмотрении в НКВМ годового плана развития оборонной промышленности на 1928/29 г. Учитывая недостаточный объём производства тротила и бездымного пороха, промышленность была в состоянии поставить лишь 9,8 млн. снарядов из 29,5 млн., запланированных [82] военными в мобилизационной заявке. Не лучше обстояло дело и с орудийными стволами. В свою очередь, дефицит боеприпасов тормозил развитие систем вооружения. По мнению главы Второго (организационно-мобилизационного) управления Штаба РККА, недостаток пороха сводил на нет любые инвестиционные усилия в оборонной и гражданской промышленности {206}.

В начале 1928 г. Сектор обороны Госплана принял резолюцию, в которой отстаивал необходимость более тесных связей между оперативными планами военного командования и народнохозяйственными планами на случай войны. Госплан даже предложил создать на их основе «единый взаимосвязанный план». НКВМ, однако, выступил с немедленным протестом, заявив, что подобное сближение, предусматривающее участие Сектора обороны Госплана в пересмотре оперативного плана, в настоящее время невозможно по причине секретности данного документа {207}.

Таким образом, налицо были две противоположных позиции. Первая — позиция Сектора обороны Госплана (и всех сотрудников Госплана, имевших допуск для работы с оборонными секретами), желавшего быть в курсе непосредственно военных планов, с тем чтобы лучше планировать работу народного хозяйства. И вторая, противостоявшая ей, позиция военного руководства, которое, несмотря на то, что имело влиятельных советников в Госплане и в мобилизационных секторах всех наркоматов, было недовольно степенью своего влияния на общий процесс планирования.

В апреле 1928 г. было принято решение об участии военных представителей на всех стадиях разработки народнохозяйственно го плана {208}, тогда как ранее их приглашали только на заключительную стадию формулирования плановых заданий {209}.

Другой важной проблемой были сроки планирования. В одном из предложений Сектора обороны Госплана отмечалось, что составление многолетнего плана развития экономики страны в военных условиях является невыполнимой задачей. В то же время, невозможно было разрабатывать план на один год войны, не имея хоть какого-то представления о перспективах. Поэтому представлялось закономерным сформулировать сначала план начального периода войны, рассчитанный примерно на полгода, а затем, исходя из него, строить планы на год войны и более. План начального периода при этом должен быть составлен настолько чётко, чтобы в случае войны стать реальным руководством к действию. Что же касается плана на год войны, то он мог быть составлен только после начала боевых действий. [83]

Итак, основные направления военно-экономического планирования выглядели следующим образом:

1) контрольные цифры для начального периода войны;

2) оперативные планы на первые полгода войны после объявления мобилизации;

3) мобилизационные планы, включающие все организационные мероприятия по плановому переводу экономики на военные рельсы.

Каждый год, весной, все три типа планов должны пересматриваться и обновляться с учётом текущих изменений в народном хозяйстве {210}.

Военные, характеризуя предстоящий плановый период, нередко называли его «предвоенным», имея в виду, что война вряд ли начнётся ранее 1932–1934 гг., когда можно реально ожидать обострения противоречий между капиталистическим миром и первым социалистическим государством {211}. В связи с этим наркомат обороны не одобрил предложения Госплана по пятилетнему плану, разработанные в 1927 г., как якобы не имеющие «предвоенной перспективы». Настаивая на пересмотре проекта с учетом «неизбежного военного столкновения», НКВМ не сомневался, что пятилетний план должен стать планом развития народного хозяйства «в условиях предвоенной конъюнктуры» {212}.

В другом своем заключении на предложение Госплана от 1927 г. НКВМ подверг критике предлагаемую программу развития за то, что она не учитывает в полной мере оборонные соображения и те структурные изменения в экономике, которые влечет за собой неизбежное вооруженное столкновение между СССР и капиталистическим миром. И хотя НКВМ дал понять, что военные не ожидают войны ранее 1931/32 г., в то же время, говорилось в документе, вряд ли можно рассчитывать на ещё одну пятилетку мирного строительства {213}.

В своём письме наркому торговли А. И. Микояну Тухачевский подчёркивал, что в своих расчетах Штаб исходит из того, что война начнётся по истечении первой пятилетки. Было бы бессмысленно тратить время и силы на составление плана, который неизбежно будет прерван войной. Кроме того, по мнению Тухачевского, учёт в перспективном плане оборонных нужд не должен сводиться лишь к поправкам и добавлениям к плану производства той или иной военной продукции {214}.

Подготовка экономики к войне означала не только организацию производства и поставок вооружения, но и гарантии жизнеспособности народного хозяйства в условиях возможной экономической. Перспективный план поэтому не только должен быть нацелен на достижение «оптимального [84] сочетания» темпов роста различных секторов экономики, но и гарантировать бесперебойное функционирование фронта и тыла в случае войны {215}. Особое внимание следовало уделить анализу структуры производства и потребления в военное время, чтобы избежать возможных диспропорций и функциональных срывов.

Выразив уверенность, что политика НЭПа в отношении крестьянства в ближайшие годы будет продолжена, штаб РККА назвал поддержание «смычки» между промышленностью и сельским хозяйством одной из важнейших задач. Что касается самого процесса планирования, то здесь, как было сказано, полезно было бы сопоставлять «мирный» и «военный» варианты годовых заданий. Подобное сопоставление позволило бы снять множество вопросов как относительно прогнозируемых темпов роста экономики вообще и промышленности в частности, так и относительно задач обороны в перспективных планах {216}.

В течение апреля-июня 1928 г. под председательством наркома Ворошилова заседала комиссия по пересмотру пятилетнего плана строительства вооружённых сил. В обязанности комиссии также входило составление мобилизационной заявки на конец пятилетнего плана, то есть на 1932/33 г.

По мнению комиссии Ворошилова, отраженному в её итоговом отчёте, баланс сил на Западном театре к июню 1928 г. сложился явно не в пользу СССР и продолжал со временем ухудшаться. Предполагаемый противник обладал большим количеством танков и самолётов, даже без учёта возможной помощи со стороны некоторых западноевропейских держав {217}. На этом фоне комиссия предложила принять ряд шагов, направленных на увеличение Красной Армии в военное время, что потребовало соответствующих изменений в мобилизационной заявке {218}.

Оценка внешней угрозы в 1928–1930 гг.

Работа комиссии Ворошилова 1928 г. над долгосрочными перспективами для Красной Армии совпала по времени с выходом в свет книги «Будущая война», в которой был дан анализ наиболее вероятных [85] моделей внешней угрозы. И хотя сегодня невозможно сказать что-либо определённое о степени распространения и влияния данного издания, книга явно послужила основой для формирования взглядов военного руководства страны на экономическое развитие, отвечающее требованиям войны нового типа.

Таблица 3.1 показывает главные количественные характеристики армии возможного противника — те, что фигурировали в документах правительственной комиссии 1928 г. Было отмечено также, что, по сведениям разведки, воздушная мощь коалиции к концу пятилетки, т.е. к 1932 г., могла достигнуть 2200 самолетов на передней линии и ещё 1270 самолетов в резерве {219}.

Таблица 3.1. Военный баланс сил СССР и коалиции вероятного противника на май 1928 г., по оценкам руководства Красной Армии

	Объединённые армии коалиции противника	Красная Армия
Пехотные дивизии	109	100
Самолеты	1190	1046
Танки	401	90
Артиллерийские орудия	5620	7034
Численность личного состава	3100000	2660000

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.213. Л.109. Правительственная комиссия по 5-летиему плану строительства вооружённых сил (май 1928 г.), со ссылками на РУ Штаба РККА.

С одной стороны, здесь мы имеем дело с «абстрактной» оценкой будущей крупномасштабной войны, к которой Советский Союз ещё явно не был готов. С другой стороны, существовало понимание «конкретной», более или менее выраженной, угрозы, исходившей в основном от действий польского руководства во главе с маршалом Пилсудским. В течение почти всей первой пятилетки угроза выступала, в первую очередь, в форме польско-румынской коалиции, поддерживаемой Францией {220}. Осознание этой угрозы повлияло на принятие решений относительно развития транспортной сети и инфраструктуры Западной Украины, Белоруссии и Крыма {221}.

Что касается отчетов советской разведки, то по части достоверности изложенных событий и манеры их изложения эти документы, [86] в принципе, столь же тенденциозны, что и любое публичное выступление советских руководителей. Кроме того, любой отчёт мог быть «подкорректирован» в угоду тому, для кого он был составлен. В то же время, по сравнению с газетными и журнальными статьями, документы высшего советского руководства куда более достоверны. Ещё недавно было невозможно судить (по крайней мере, на уровне первоисточников), как составлялись отчёты Разведывательного Управления (РУ) Штаба РККА советскому руководству или отчёты других ведомств относительно положения дел вокруг СССР. Поэтому здесь мы будем ссылаться на те оценки РУ, которые оказали реальное влияние на принятие решений в верхах.

Спустя несколько месяцев после завершения «Будущей войны», Я. К. Берзин выступил с обзором международного положения СССР в свете растущей военной угрозы. Доклад этот, получивший название «Военная подготовка против СССР и основные вопросы усиления обороны», являл собой пересказ, в сжатом виде, ряда основных положений «Будущей войны». Доклад состоял из нескольких разделов: военно-политическая ситуация конца 1928 г.; рост вооружённых сил стран — западных соседей СССР; рост мобилизационных резервов и поставок в этих странах; главные проблемы усиления обороны СССР. Доклад также содержал приложение с оценками военной мощи стран возможного противника в мирное время и во время возможной войны {222}. Аналитики из РУ доказывали, что военные контрмеры по предотвращению угрозы могли бы быть осуществлены только в западных областях страны.

В докладе давался обзор положения в пограничных районах СССР, от наиболее беспокойного сектора, граничащего с Польшей и Румынией на западе, до Дальнего Востока, где скрытую угрозу представляло соседство с Японией. Уже в 1928 г. Берзин заговорил о «планах и попытках военной клики в Японии» завоевать азиатский континент (Китай, Маньчжурию и советский Дальний Восток). Однако, полагал Берзин, до тех пор, пока Советский Союз не испытывает серьёзных внутренних проблем, Япония вряд ли рискнет напасть на него. В качестве потенциальной, хотя и не сиюминутной угрозы Япония рассматривалась уже в конце 20-х гг., то есть задолго до вторжения в Маньчжурию в 1931 г.

Японская угроза была постоянным фактором, неизменно присутствовавшим в стратегических оценках, начиная с середины 20-х гг. Берзин также отметил, что противостоять военными силами дальневосточной угрозе Советский Союз пока не в состоянии. [87]

Урегулировать ситуацию в этом регионе можно было только политическими мерами.

Другим аспектом оценки внешней угрозы советскими специалистами был расчёт не только на «наиболее возможный», но и на «наиболее неблагоприятный» вариант развития событий. Ворошилов однажды, по другому поводу, заметил, что сценарий «худшего случая», то есть обороны страны в условиях полной или частичной экономической блокады, должен стать основой, руководством к составлению военных планов и планов мобилизации промышленности {223}. Подобный «сценарий» предполагал, что в мирное время будет сделано все возможное, чтобы обеспечить переход страны на самообеспечение по важнейшим оборонным материалам. Задачей СССР будет — пробить брешь в экономической блокаде, как это удалось сделать во время гражданской войны 1918–1920 гг. Необходимо накапливать мобилизационные резервы, создавать запасы оборудования и запасных частей к нему. Ворошилов подчеркнул также, что все мобилизационное планирование должно быть направлено на подготовку к длительной и упорной войне, которая может продлиться 3–4 года.

Возвращаясь к докладу советской военной разведки, стоит отметить прозвучавший в нем факт покупки Польшей у Франции 500 танков «Рено» весной 1928 г. В связи с этим, было сказано в докладе, можно было ожидать появления в скором времени крупных танковых соединений на важнейших оперативных направлениях {224}. Что же катается советских танковых войск, то, создавая их, необходимо было учитывать недостаточно развитую инфраструктуру России и Восточной Европы, в первую очередь — отсутствие железных и шоссейных дорог. Отсюда советские танки должны были обладать большой оперативной маневренностью (высокой скоростью и большим радиусом действия), чтобы совершать быстрые броски и достичь нужной концентрации сил и при этом как можно менее зависеть от неразвитой системы железных дорог.

Лучше понять советское восприятие внешней угрозы может помочь бюджетная дискуссия 1928 г. В ноябре 1928 г. заместитель наркома обороны Уншлихт заявил, что высокие темпы индустриализации безусловно являются залогом обороноспособности, но при этом также необходимо как можно скорее подготовить все сектора экономики к работе в специфических условиях войны {225}. Затем Уншлихт подробно обрисовал угрожающую международную обстановку. Он отметил, что в июле 1928 г. военные потребовали от бюджета 960 млн. руб. на [88] 1928/29 финансовый год (при общегосударственном бюджете СССР в 1927/28 г. 6465 млн. руб. и в 1928/29 г. — 8240,9 млн. руб.). Правительство, действуя через СТО, сначала урезало заявку военных до 890 млн. руб., а затем Наркомат финансов предложил ещё сократить её до 840 млн. руб. По мнению Уншлихта, подобное сокращение было недопустимо. В доказательство своей позиции он привёл конкретные факты: французские генералы совершают поездки в Польшу, Румынию и балтийские страны с очевидной целью координации антисоветских усилий; Великобритания поддерживает украинский сепаратизм и польско-украинскую унию. Рост военной угрозы, говорил Уншлихт, диктует необходимость сокращения периода подготовки Красной Армии и страны в целом к войне и изыскания средств, гарантирующих выполнение военной программы в полном объёме {226}. Уншлихт напомнил, что понадобилось два года напряженной работы и мощного давления на промышленность только для того, чтобы сформулировать план развития обороны страны. И эта работа может оказаться напрасной, если надлежащие бюджетные ассигнования не будут выделены. Объявленные правительством сокращения будут означать полный пересмотр всех планов и снижение боеспособности Красной Армии {227}.

«Военное измерение» первого пятилетнего плана

Реализм заданий первого пятилетнего плана является предметом научных споров с начала 30-х гг. Главная сложность состоит в критериях оценки: ценовой критерий (если взять за постоянную основу цены 1926/27 гг.) ненадёжен, а количественные показатели не поддаются проверке. Наконец, невозможно проверить данные первичных источников (на уровне предприятий) о состоянии промышленности и торговли. Сегодня все исследователи сходятся на том, что первый пятилетний план был невыполним, даже по самым оптимистическим прогнозам и что реальные итоги выполнения плана в начале 30-х гг. оказались гораздо ниже большинства предположений {228}.

В центре данного исследования находится влияние военных на плановые задания и на сам процесс составления плана, поэтому экономические дебаты по поводу плана в целом и различные альтернативы, выдвигаемые до 1929 г., останутся за рамками этой книги {229}. [89]

Опираясь на новые архивные источники, попытаемся ответить на следующие вопросы: В какой степени или каким образом первый пятилетний план был ориентирован на перевооружение? Как Советский Союз наращивал свою обороноспособность? Как, насколько, оборонные цели воплотились в пятилетнем плане? По каким критериям сами советские лидеры оценивали успех оборонных усилий?

До некоторых пор единственно доступной для исследователя информацией были производственные показатели по тем отраслям добывающей и производящей промышленности, которые считались стратегически важными (то есть, их продукция использовалась для производства вооружений). Количественный рост этих показателей позволял делать вывод о некотором, неопределённом росте военного производства. Неопределённом потому, что не было никакой возможности сказать, как, например, N млн. тонн стали распределялись затем между производителями танков, самолетов, артиллерийских орудий, боеприпасов и т.д. Иными словами, те показатели, которые фигурировали в планах, не позволяли напрямую судить о задачах военной промышленности.

В 1970-е гг. английские экономические историки Дж. Купер и Р. У. Дэвис занялись поиском косвенных данных, позволяющих судить о подлинных масштабах военного производства. Такими косвенными показателями они предложили считать разницу между объёмом гражданской продукции и общим объёмом промышленной продукции; сравнительный масштаб отчислений в тяжёлую промышленность, а также цифры бюджетных отчислений первого пятилетнего плана {230}.

Данное исследование предлагает иной аналитический подход. Несмотря на то, что стратегия развития советской тяжёлой промышленности имела очевидный военный уклон, специфически военные аспекты первого и второго пятилетнего плана присутствовали в спорах об индустриализации, которые вели между собой представители партийного руководства, экономисты и плановики, неявным образом {231}. Приведённые выше оценки оборонных составляющих первого пятилетнего плана имеют, к сожалению, слабое документальное обоснование. Дело в том, что имеющиеся в наличии данные об экономике оборонных отраслей не могут служить основанием для анализа производства, природа которого исключала эффективность из числа главных приоритетов. Это определялось двумя главными причинами. Во-первых, оборонный заказ, будучи специфическим, распределялся лишь среди определённых оборонных и гражданских [90] предприятий. Во-вторых, мощность отдельных оборонных отраслей, как правило, во много раз превышала объём производства в мирное время. Уже эти два фактора говорили о высокой стоимости оборонного производства.

Военное «измерение» первого пятилетнего плана включало три основных направления. Первое — быстрый рост производства высококачественной стали, цветной металлургии и химической промышленности. Второе — как можно более быстрый переход к автаркии и, прежде всего, создание собственного советского машиностроения. Последнее, как ни странно, могло быть достигнуто путём усиления — временного — роли внешней торговли и иностранной технической помощи. Третье — политика размещения предприятий оборонного сектора, исходя из фактора удаленности от возможного театра боевых действий и недосягаемости для вражеских бомбардировщиков {232}. В нашем дальнейшем повествовании именно это «военное измерение» займёт центральное место при описании первого пятилетнего плана.

Насколько позволяют судить архивные источники, «Первый пятилетний план развития народного хозяйства СССР на 1928/29–1932/33 гг.» не включал ни отдельного долгосрочного плана развития оборонной промышленности, ни конкретных цифр относительно производства вооружений в целом {233}. Причина этого будет понятна, если сказать, что долгосрочные перспективы изменились как раз в начале пятилетки, а влияние военных на политическое руководство было таково, что пятилетний план был пересмотрен уже спустя несколько месяцев после его принятия. В дальнейшем долгосрочный план развития находился в прямой зависимости от изменений в мобилизационной заявке. Опираясь на имеющиеся данные, автор попытался показать, как долгосрочные военные заказы изменили к 1932 г. внешний вид советских вооружённых сил. Основное же внимание в этой книге уделяется оценке способности промышленности выполнить военный заказ, если бы война началась в 1932 г.

Размер бюджетных ассигнований на военные нужды в рамках пятилетнего плана был предметом дискуссий, начиная с первых опытов долгосрочного планирования. Эти дискуссии шли в течение всего 1928 г. и в начале 1929 г. Изменения в бюджете, в той его части, которая касалась оборонных вопросов и оборонной промышленности, хотя и с некоторыми оговорками, могут служить индикатором отношения политического руководства к проблеме обороны. Общие расходы на «оборонные мероприятия» включали не только [91] вышеуказанные статьи, но и стратегически важное транспортное строительство, создание коммуникаций и тому подобные мероприятия, ответственность за которые несли другие наркоматы. В сфере промышленности особого внимания заслуживает проблема финансирования тех отраслей тяжелой промышленности, которые должны были, в случае войны, обеспечивать производство снарядов, патронов, химического оружия и т.д. сырьем и полуфабрикатами.

В мирное время очень небольшая часть новых мощностей должна была работать непосредственно на оборону. Поэтому возможно выделить особое направление индустриализации, обусловленное оборонными соображениями. Однако, на мой взгляд, не менее важным стал бы анализ использования этих новых мощностей в мирное время, так как наглядно демонстрировал бы разницу между нуждами военного времени, отраженными в мобилизационной заявке, и «мирной» загрузкой новых мощностей.

В данном разделе будет рассмотрена проблема хронологии планов развития оборонной промышленности как одного из элементов пятилетнего плана. Цель состоит в том, чтобы соотнести оценки внешней угрозы и планы строительства вооружённых сил с решениями советского руководства по промышленности, принимаемыми начиная с 1929 г.

Военные комиссии и подготовка первого пятилетнего плана

Сравнение следовавших одно за другим предложений по первому пятилетнему плану, обсуждавшихся в период 1927–1929 гг., среди прочих, предпринял советский историк З. К. Звездин. Его книга «От плана ГОЭЛРО до первой пятилетки», будучи одной из лучших советских работ о деятельности Госплана этого периода, тем не менее, содержит мало фактических данных о первом пятилетнем плане и о разногласиях внутри руководства по этому вопросу {234}. Не больше информации по оборонным вопросам содержала и работа о становлении советской плановой системы, написанная экономистом Госплана А. С. Гордоном {235}. Вообще в литературе, в том числе в западной, оборонные аспекты пятилетнего плана толковались обычно как [92] требования обороны, «воплотившиеся» или «замаскированные» в пятилетнем плане {236}.

Английские историки Э. Х. Карр и Р. У. Дэвис предложили считать окончательный вариант пятилетнего плана результатом противоборства между «умеренным» Госпланом и «радикальным» ВСНХ. Однако до недавних пор было невозможно ответить на вопрос, как требования ВСНХ о повышении темпов роста могли быть связаны с его поддержкой интересов обороны. Новые архивные данные говорят о необходимости иной интерпретации, в которую нужно включить, прежде всего, оценку влияния трёх групп действующих лиц: Госплана с его Сектором обороны, ВСНХ с его Военно-промышленным управлением и руководства Красной Армии {237}.

Во-первых, Госплан отнюдь не был монолитным органом. Его Сектор обороны лоббировал интересы военных. К тому же, руководство Госплана время от времени создавало специальные комиссии, куда входили представители как военной, так и промышленной администрации. Во-вторых, более ранние дискуссии, думается, исходили из ложной посылки: явно или неявно, было принято считать, что военные соображения должны проявиться в цифрах объёма производства, бюджетных расходов и т.д. Однако главным предметом спора между плановиками, промышленниками и военными была инвестиционная политика, размеры и последовательность капиталовложений. Причем инвестиционные дебаты не преследовали цели достижения определенных темпов экономического роста. Главным было установить, сколько средств понадобится для того, чтобы мобилизованная промышленность набрала необходимую мощность.

Документы военных и плановых органов данного периода показывают, что в 1927–1929 гг. высшее политическое руководство страны старалось принимать все важнейшие экономические решения с учётом военной перспективы. Перспектива эта имела два варианта: либо советская сторона по своей инициативе начинает революционную войну, либо её Красная Армия будет вынуждена отражать «атаку империалистов» на первое социалистическое государство. Таким образом, все экономические планы неизбежно имели военную подоплеку. Однако в 1929 г., когда первый пятилетний план был одобрен правительством и VI съездом Советов, какой-либо отдельной части или секретного приложения к нему с планом оборонного строительства на тот же период (1928/29–1932/34 гг.) ещё не существовало. По сути, то, что называлось пятилетним планом, было всего лишь каркасом, общей формой для годовых директив. [93]

Среди архивных материалов можно найти немало предложений, касающихся пятилетнего плана развития оборонной промышленности. Сюда относятся и экстраполяции довольствующих управлений НКВМ, и более проработанные проекты, вышедшие из недр центральных военных органов. В дискуссии военных по пятилетнему плану постоянно звучали следующие темы: рост производства чёрных и цветных металлов, развитие химической промышленности, транспорта и собственно оборонной промышленности. Уже проект пятилетнего плана, составленный Госпланом в конце 1927 г., подвергся критике со стороны Сектора обороны, поскольку, как было сказано, оборонные задания были «механически» привязаны к почти готовому общему плану, вместо того чтобы стать его «органической» частью. Наконец, ряд проектов был составлен и самим Сектором обороны Госплана. По причинам, которые будут названы ниже, ни одно из этих предложений не получило официального одобрения партийно-государственных органов {238}.

В памятной записке штаба РККА от 30 марта 1929 г. отмечалось, что план развития народной промышленности так и не был составлен. В ответ Мобилизационно-плановое управление ВСНХ заверило Штаб, что план будет готов к апрелю и что он обязательно отразится на структуре всего общего пятилетнего плана {239}.

В мае 1929 г. съезд Советов одобрил то, что было названо «оптимальным вариантом» пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР на 1928/29–1932/33 гг. Одновременно был отвергнут более сбалансированный план — так называемый «отправной вариант». Несмотря на заявленную общую оборонную направленность плана, он не содержал отдельного долгосрочного плана развития оборонной промышленности. Судя по выступлениям наркома обороны Ворошилова, военные были недовольны планом. Летом 1929 г. вопрос об обороне, Красной Армии и оборонной промышленности оказался предметом обсуждения в политическом руководстве страны.

Хотя особый «оборонный пятилетний план» так и не был принят, представление об общей структуре такого плана можно составить, ознакомившись с отчётом военных по поводу окончательного варианта пятилетнего плана. Этот отчёт содержит детальную критику «отправного варианта» пятилетнего плана и может служить показателем взглядов военных в начале 1929 г. Существовал перечень плановых позиций, по которым промышленности надлежало достигнуть особых, мобилизационных целей. К примеру, в 1928 г. правительство сформулировало мобилизационную задачу на первые три [94] года планового периода. Таким образом, промышленный рост в 1928/29 и 1929/30 гг. имел целью достижение определённого оборонного потенциала в соответствии с мобилизационным планом на конец 1931 г. {240}. Существовали также пятилетние планы для отдельных отраслей оборонной промышленности, в частности самолетостроения {241}. Запланированные темпы роста авиационной промышленности даны в таблице 3.2.

Таблица 3.2. Сравнительные потребности авиации в мирное и военное время, по первому пятилетнему плану.

Годы	Самолеты, мирное время	Самолеты, военное время	Мобилизацией, заявка НКВМ
1928/29	—	1980	—
1929/30	1357	2474	—
1930/31	1357	3003	4350
1931/32	1609	4875	4710
1932/33	2611	7098	6865

Источник: РГАЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.223. Л.58об., 57об.

Оборонный бюджет первого пятилетнего плана

29 апреля 1929 г. президиум Госплана на своем заседании рассматривал бюджетный заказ наркомата обороны на пять лет. Военные просили 5828 млн. рублей, Госплан соглашался на 4880 млн., указанные в проекте плана. Промежуточную позицию занял Сектор обороны Госплана. Он предложил иную систему подсчета расходов, исходя из предполагаемого снижения цен в оборонной промышленности и сокращения некоторых военных программ. Таким образом, выходило, что военные затраты составят не более 5475 млн. рублей. Для принятия компромиссного решения была создана специальная комиссия, которую возглавили К. А. Мехоношин (от Госплана) и Б. М. Шапошников (начальник Штаба РККА с мая 1928 г.) {242}.

Расхождения во взглядах военных и Сектора обороны Госплана на размеры оборонного бюджета нашли отражение в табл. 3.3 и 3.4. [95]

Таблица 3.3. Проекты оборонного бюджета первого пятилетнего плана (весна 1929 г., в млн. руб.)

Статья расходов	Проект НКВМ	Проект Госплана
НКВМ	6000	4800
ОГПУ	500	450
Оборонная промышленность	500	450
Транспорт	500	500
Связь	50	25
Резервы	280	280
Всего	7830	6505

Источник: РГЛЭ. Ф.4372. Оп.91. Д.155. Л.134. Протокол заседания Президиума Госплана, 29.04.1929 г.

Таблица 3.4. Проекты оборонного бюджета на 1928/29–1932/33 гг. по годам (млн. руб. в ценах 1926/27 г.)

	1927/28 Реальн. бюджет	1928/29	1929/30	1930/31	1931/32	1932/33	Всего на 5 лет 1928/29–1932/33
Гос. бюджет (план)	6581	7752	9187	10684	12203	14082	53908
Оборонный бюджет:
проект НКВМ	743	850	1032	1158	1352	1425	5817
проект Сектора обороны Госплана	743	850	900	950	1040	1140	4880
Удельн. вес бюджета обороны в гос. бюджете (%)
проект НКВМ	11,1	10,9	11,5	11,8	12,2	11,3	11,5
проект Госплана	11,1	10,9	10,1	9,5	9,4	9,0	9,7

Источник: РГАЭ. Ф.4371. Оп.91. Д.155. Л.223, 220. Динамика удельного веса бюджета обороны в народном хозяйстве.

Примечание: Содержащиеся в документе ошибки в подсчетах исправлены, исходя из того, что приведенные цифры госбюджета — правильные. [96]

За пятилетний период разница составила 1 млрд. руб. Желанием военных было иметь постоянную долю в бюджете, отчисляемую на развитие вооружённых сил и оборонной промышленности. Проект же Госплана предусматривал постепенное сокращение доли обороны в госбюджете к концу пятилетнего периода. Не сумев решить противоречие во время заседания, Президиум Госплана поручил заместителю наркома обороны И. С. Уншлихту, начальнику Штаба РККА Б. М. Шапошникову и представителям ВСНХ A. M. Постникову и И. П. Павлуновскому создать комиссию по примирению двух бюджетных проектов. Проект резолюции комиссии затем должен был быть направлен Совету труда и обороны {243}.

При этих обстоятельствах, запланированный общесоюзный бюджет пятилетки должен был составить 50095 млн. рублей. Военпром запросил 1190 млн. рублей, из которых 800 млн. должны были пойти на капитальное строительство, 350 млн. — на создание мобилизационных резервов и 40 млн. — на противовоздушную оборону и прочие оборонные мероприятия. Из 800 млн. рублей, запланированных на капитальное строительство 612 млн. получало Военно-промышленное управление (ВПУ ВСНХ) и 125 млн. предназначались для импорта {244}.

В разгар дебатов по оборонному бюджету создается ещё одна правительственная комиссия во главе с Ворошиловым — для обсуждения плана строительства вооружённых сил. Директива о создании комиссии была издана РЗ СТО 23 апреля 1929 г., а 8 июля того же года комиссия представила доклад по итогам своей деятельности. Таким образом, вполне вероятно, что эта комиссия Ворошилова могла оказать влияние на Политбюро на стадии подготовки материалов к заседаниям по обороне и оборонной промышленности. Комиссия изложила свои соображения по пятилетнему плану развития и технической реконструкции вооружённых сил, программе военно-морского строительства и мобилизационной заявке на один год войны {245}. В докладе комиссии содержался многозначительный намёк на имеющийся огромный потенциал для удовлетворения военных нужд, при этом основной упор был сделан на неиспользованные ресурсы гражданской промышленности. До сих пор, говорилось в докладе, лишь немногие отрасли гражданской промышленности были вовлечены в процесс «ассимиляции» {246}.

«Сопоставление требований обороны со степенью подготовленности их выполнения промышленностью и сравнение подготовленности последней с наличием ресурсов страны выявили провал и [97] диспропорцию между ними при значительно более благополучных полученных результатах от непосредственного сопоставления требований обороны и ресурсов страны» {247}.

По-видимому, непрекращающееся давление со стороны военных на плановые органы и провал попыток прийти к соглашению по поводу того, что включать в пятилетний план, потребовали вмешательства высшего политического руководства. Во всяком случае, протоколы заседаний Политбюро за этот период показывают, что оборонный вопрос, как и весной 1927 г., назрел для решения на самом высоком уровне.

Советская оборонная политика на рассмотрении Политбюро (июль 1929 г.)

Состояние обороны страны обсуждалось на закрытых заседаниях Политбюро 1 и 8 июля 1929 г. Протоколы этих заседаний не дают представления о том, кто и что говорил во время дискуссии и почему обсуждение затянулось на два заседания {248}. Результатом работы Политбюро стали постановления «О состоянии обороны СССР» и «О военной промышленности», для выработки которых были назначены две редакционные комиссии.

Но сначала Политбюро заслушало доклады И. П. Павлуновского, М. Г. Урываева, М. Л. Рухимовича, А. Ф. Толоконцева — от ВСНХ, Ворошилова и ряда военачальников — от военных. Было также решено создать ещё одну комиссию во главе с Ворошиловым, включив в неё, кроме вышеупомянутых докладчиков, ещё Г. И. Кулика, В. К. Триандафиллова и ряда других — от руководства РККА и Г. Г. Ягоду — от ОГПУ {249}.

Окончательную редакцию оборонной резолюции осуществляла комиссия во главе с Ворошиловым. В состав этой редакционной комиссии вошли И. В. Сталин, В. М. Молотов, А. С. Бубнов, Я. Э. Рудзутак, А. И. Микоян, М. Л. Рухимович и Я. А. Яковлев. Сталин также представил доклад об оборонной промышленности на заседании Политбюро 15 июля {250}. Реввоенсовету и Военно-мобилизационному управлению ВСНХ было дано задание разработать соответствующие директивы для руководства армии и флота, с одной стороны, [98] и руководства промышленных объединений и предприятий — с другой {251}.

Постановление Политбюро «О состоянии обороны СССР» (1929) было опубликовано с большими сокращениями. Второе постановление, «О военной промышленности», по-видимому, вообще не было опубликовано, и распространялось как секретный документ. Ему был присвоен высший гриф секретности («Совершенно секретно. Особо важно, хранить на правах шифра»), и единственные пять копий были разосланы в ЦК ВКП(б), Я. Э. Рудзутаку в РЗ СТО, Я. А. Яковлеву в Рабкрин, М. Л. Рухимовичу в ВСНХ и К. Е. Ворошилову в НКВМ {252}. Поскольку видение ситуации политическим руководством страны, представленное в полной версии этих документов, существенно отличается от привычных интерпретаций, стоит остановиться на этом более подробно {253}.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об обороне подвело итоги пяти лет «планового строительства вооружённых сил» и указало на позитивное значение введения элемента плановости в оборонные приготовления, проявляющейся, в том числе, в разработке пятилетнего плана строительства вооружённых сил и в расчетах потребностей армии на первый год войны {254}.

Однако гораздо больше внимания Политбюро уделило «огромным недостаткам» в армии и в деле подготовки страны к обороне. Техническая база вооружённых сил, говорилось в постановлении, очень слаба. Оснащение армии отстает в технологическом отношении от современных буржуазных армий. Нет никакой гарантии, что по мобилизации Красная Армия получит всё, что полагается по мобилизационному плану. Ресурсов, даже с учетом импорта, явно недостаточно. Степень подготовленности промышленности, в том числе оборонной промышленности, к работе на нужды фронта совершенно неудовлетворительная. Сожаление Политбюро вызвал тот факт, что мобилизационный план на случай войны для промышленности так и не был сформулирован. План перехода промышленности на военные рельсы не отвечал нуждам армии. Одним из серьёзных недостатков было отсутствие плана мобилизации людских ресурсов.

В то же время, утверждало Политбюро, «пятилетний план развития народного хозяйства создаёт благоприятные условия [для устранения отмеченных недостатков и] для значительного качественного и количественного повышения обороны СССР. Во втором пятилетии должна быть создана современная военно-техническая база для обороны» {255}. В постановлении говорилось о [99] необходимости создания артиллерийской системы, которая соответствовала бы реальному экономическому потенциалу страны и отвечала бы при этом международным стандартам. Отсталость советской промышленности, однако, делала эту задачу «чрезвычайно трудной». Политбюро указало также на замедленные темпы разработки новых моделей оружия и внедрения их в серийное производство {256}. Усовершенствования и обновления особенно требовал артиллерийский парк — нужны были новые полевые и зенитные орудия, дальнобойные пушки, мощные гаубицы и миномёты различных калибров. Красная Армия также нуждалась в крупнокалиберных пулеметах, химическом оружии, всех типах танков и бронемашин.

В постановлении настойчиво подчеркивалась необходимость использования зарубежного опыта и зарубежной технической помощи. Уже в годы первой пятилетки советская промышленность имела сотни контрактов с западными фирмами {257}. Особое внимание Политбюро уделило развитию авиации и авиационной промышленности. Качество и боеспособность советской авиации, говорилось в постановлении, не соответствуют современным требованиям. Главными причинами были названы отсутствие в СССР авиамоторной промышленности и массового производства самолетов. Совету труда и обороны в связи с этим поручалось пересмотреть планы развития оборонной промышленности и внести конкретные предложения, в том числе и по бюджету. Политбюро приветствовало «широкое использование иностранной технической помощи» в форме приглашения зарубежных специалистов-инструкторов и приобретения опытных образцов. Политбюро одобрило план развития вооружённых сил на период 1929–1934 гг. Были названы базовые принципы, на которых должен строиться план:

— в количественном отношении — не уступать возможному противнику на главном театре военных действий;

— в качественном отношении — иметь превосходство над противником по двум-трём стратегическим видам вооружений, а именно: авиации, артиллерии и танкам {258}.

Планировалось, что численность армии по мобилизации составит 3 млн. чел. Численность авиации в мирное время должна составить 2000 боевых самолетов плюс 500 — в первом резервном эшелоне и до 1000 — в других резервах. Артиллерия должна насчитывать 9350 легких, тяжелых и противовоздушных орудий, а также 3400 малокалиберных артиллерийских систем {259}. [100]

Согласно танковой программе, СССР должен был иметь в мирное время 1500 танков, способных выдвинуться на передовую. Резерв первого периода войны был определён в 1500–2000 танков, и ещё столько же должны были дать дальнейшие поставки промышленности. Типы танков и организационная структура танковых частей в составе Красной Армии были определены решением Политбюро от 25 ноября 1929 г. Там же была сформулирована основная боевая задача танковых войск: действуя в тактической зоне боя, служить средством поддержки пехоты и кавалерии в наступательных операциях {260}. Осенью 1929 г. для руководства новым родом войск было создано особое управление — Управление моторизации и механизации (УММ) возглавил которое И. А. Халепский. Приобретая новые образцы зарубежной техники для внедрения их в массовое производство в Советском Союзе, УММ одновременно занялось созданием системы спеццехов и конструкторских бюро, которым надлежало в ближайшие десять лет создать стальной костяк Красной Армии {261}.

Что касается промышленности, то она и по уровню, и по объёму производства заметно отставала от потребностей обороны. Недостаточное количество квалифицированных технических кадров тормозило развитие новых видов вооружений. Негативные тенденции, по мнению Политбюро, усугублялись «систематическим вредительством» специалистов {262}.

Следует заметить, хотя к данному исследованию тема репрессий не имеет прямого отношения, что процессы против «вредителей» не обошли стороной и оборонную промышленность. Как раз тогда, когда обсуждались планы и цели перестройки вооружённых сил, в разгаре была очередная «охота на ведьм». Объектом гонений выступали старые специалисты («спецы»), чья благонадежность была поставлена под сомнение «Шахтинским процессом» 1928 г. {263}. В описываемый период (конец 20-х — начало 30-х гг.) вся оборонная промышленность, а также её административные и плановые органы были охвачены «спецеедством», и это обстоятельство нельзя не учитывать. Технологические и производственные срывы нередко были достаточным предлогом для экономического отдела ОГПУ начать расследование по факту «контрреволюционной деятельности». [101]

Постановление об организации оборонной промышленности

Постановление Политбюро «О военной промышленности» было принято 15 июля 1929 г. В первой его части содержался подробный анализ имевшихся в промышленности недостатков: «огромная недооценка» оборонного потенциала, слишком долгий (1–1,5 года) период, необходимый для перехода промышленности на военные рельсы, существенный дисбаланс между отдельными отраслями и предприятиями оборонной промышленности. Начиная с 1927 г., целый ряд предприятий столкнулся с проблемой свёртывания производства или закрытия (Барановский завод, Бахмановский арсенал, Охтинский, Шлиссельбургский, Шосткинский и Тамбовский пороховые заводы). Адаптация к новым условиям шла медленно. К примеру, заводам «Большевик» и «Мотовилиха» два года не удавалось наладить танковое производство. В два раза медленнее, чем было предусмотрено планом, развивалось производство зенитных орудий. Не была подготовлена ремонтная база для ремонта артиллерийского и стрелкового оружия в военное время. Отсутствие отлаженного лекально-инструментального дела способствовало затягиванию мобилизационного периода. Имеющиеся запасы машин и механизмов не использовались по назначению и постепенно приходили в упадок, между тем как наверху решался вопрос о закупке новых машин и механизмов за рубежом. Очень медленно шёл процесс внедрения новых изделий и образцов в производство: от разработки до массового производства нередко проходило 3–4 года.

Технология производства на многих предприятиях была явно устаревшей, что объяснялось нежеланием «аппарата» оборонной промышленности вводить новую технику и развивать технологические процессы. Налицо была недостаточная отдача от освоения основного капитала оборонной промышленности и дефицит гражданской продукции. Неправильное использование ликвидных средств вело к росту цен. Вывод постановления гласил, что образовавшийся разрыв между оборонной промышленностью и нуждами обороны создал угрожающее положение, в результате которого Красная Армия не сможет воспользоваться накопленными ресурсами и не получит необходимых вооружений в случае начала войны {264}. [102]

Однако причина такого положения крылась, по мысли авторов постановления, отнюдь не в объективных условиях, а во вредительской работе», систематически, в течение многих лет осуществляемой некой «огромной контрреволюционной организацией», а также в недостаточной «бдительности» партячеек всех уровней {265}. Позиция тех администраторов-коммунистов, которые слепо доверяли старым «спецам», была подвергнута критике. Ужесточение режима секретности на предприятиях сделало невозможным участие рабочих (как беспартийных, так и коммунистов) в организации и рационализации производственного процесса. Совместными усилиями РКИ и ОГПУ была выявлена реальная картина положения дел в оборонных отраслях, имевшая мало общего с прежними оптимистическими отчетами, составленными для ЦК и правительства. Незначительные успехи, которые были достигнуты в оборонной промышленности за минувший период, не шли ни в какое сравнение с затраченным на них временем.

Политбюро подвергло жёсткой критике плохую подготовку промышленной мобилизации. ВСНХ было поручено пересмотреть мобилизационный план в сторону более рационального размещения предприятий, а также перераспределить производственные задания между предприятиями, исходя из военно-экономической значимости того или иного региона. Связи между военными и гражданскими отраслями промышленности должны были стать более тесными. Необходимо было более чётко соблюдать специализацию в области производства вооружений. В постановлении также подчеркивалась необходимость кооперации между гражданским и военным производством. Регулярные учебные мобилизации должны были стать нормой жизни промышленности {266}.

Согласно распространенной в советской историографии трактовке первого пятилетнего плана, внешняя угроза, в особенности японское вторжение в Маньчжурию в 1931 г., ускорила процесс перераспределения ресурсов в пользу оборонного сектора. Этот аргумент был использован Сталиным для объяснения причин невыполнения промышленностью ряда плановых заданий {267}. Действительно, в 1932 г. бюджетные отчисления в сектор обороны значительно возросли. Однако смена приоритетов в пользу обороны началась ещё летом 1929 г., всего несколько месяцев спустя после принятия пятилетнего плана Съездом советов. Политбюро сделало ставку на ускорение оборонного строительства уже в первые три года [103] пятилетки, а также скорейшее избавление от «узких мест» и дисбалансов в поставках для оборонной промышленности {268}.

Таким образом, у военных было, как минимум, две возможности оказать влияние на пятилетний план, сообщив ему своё видение оборонных задач: это комиссии под председательством Ворошилова 1928-го и 1929-го гг. Однако ни эти комиссии, ни совместные конференции военных с плановиками не привели к созданию особого плана развития оборонной промышленности на 1928/29–1932/33 гг. Если принятие пятилетнего плана в его т. наз. «оптимальной» версии 1929 г. и имело какое-то значение, то лишь в смысле определения главного направления капиталовложений. Очень скоро политическое вмешательство, не единственным примером которого были постановления Политбюро об обороне и оборонной промышленности, изменило характер долгосрочного планирования. Если что-то и сохранило плановый характер в деле организации обороны, так это заявки военных о тех или иных требованиях на случай войны.

В декабре 1929 г. председатель ВСНХ В. В. Куйбышев подвёл итоги развития оборонной промышленности. Его оценка степени готовности отрасли к обороне была далека от оптимизма. Особенно его беспокоило отсутствие гибких мобилизационных планов. В тот момент, когда партия провозгласила лозунг: догнать и перегнать развитые капиталистические страны в технико-экономическом отношении, — главной задачей оборонной работы в промышленности, по мысли Куйбышева, должно было стать стремление сделать советскую промышленность «наиболее мощной в мире базой для вооружённых сил» {269}. Оборонная работа должна была не только гарантировать стабильное функционирование экономики в условиях войны и блокады, но и создать надежную базу для вооружённых сил СССР, которая позволила бы им успешно решать военные задачи в борьбе против крупнейших капиталистических держав. В частности, было необходимо придать промышленности гибкость, чтобы она могла, наряду с обеспечением армии всем необходимым, в условиях войны быстро реагировать на технологический вызов противника и производить более совершенные средства ведения боя, причём в количествах, достаточных для победы.

27 декабря 1929 г., в рамках общей реорганизации промышленности, Политбюро одобрило инициативу ВСНХ о реорганизации оборонного сектора и его руководящего органа — Главного военно-промышленного управления. Центральные управленческие структуры должны были быть реорганизованы в течение двух недель, [104] а местные — чем раньше, тем лучше. На должности в реорганизованные органы решено было привлекать коммунистов, причем, как минимум, пять из них должны были быть выпускниками Института красной профессуры. НКВМ обязался перевести около 100 своих сотрудников, 20 из которых — с высшим военным или военно-техническим образованием, для того чтобы «усилить» и «освежить» кадровый состав оборонных органов промышленности.

Вопрос о гражданских и оборонных отраслях промышленности поднимался Политбюро и в следующем, 1930 году. Так, заседание Политбюро 20 января 1930 года носило характер «слушаний» по проблемам оборонной промышленности. В заседании приняли участие не менее 38 представителей от промышленности, административных органов, армии и ОГПУ. В соответствии с принятой процедурой, была избрана редакционная комиссия, которая должна была зафиксировать принятое «на основе обмена мнениями» решение {270}. Таким образом, в январе 1930 г. была принята очередная резолюция Политбюро по вопросу мобилизационной готовности промышленности. В ней, в частности, было отмечено, что предыдущие решения Политбюро по оборонной промышленности, принятые в июле 1929 г., во многом не были выполнены; особое беспокойство в этом отношении вызывала артиллерийская промышленность {271}.

Итак, данный период (1929–1930 гг.) был отмечен повышенной активностью в области оборонной промышленности, что включало в себя:

1) обсуждение проблемы мобилизационной готовности на принципиальном уровне,

2) выявление основных недостатков и трудностей в оборонном производстве {272},

3) реорганизацию управления оборонной промышленностью в соответствии с осуществляемой ВСНХ реформой промышленности.

В то же время, в результате ряда показательных процессов, последовавших за «Шахтинским делом», кадры специалистов в области оборонной промышленности заметно поредели. Это тормозило развитие авиации, артиллерии, производства химического оружия. [105]

Дальше