2. Империалистический авантюризм и военная действительность
Были ли у германского империализма в ходе войны шансы хотя бы на частичное осуществление захватнической программы, которую он о таким упорством разрабатывал задолго до 1914 г. и с таким остервенением отстаивал в течение всех четырёх лет первой империалистической войны? Всестороннее изучение этого вопроса со всех точек зрения и сравнение материальных и политических ресурсов Германии и её союзников с общими ресурсами стран Антанты и США приводит к отрицательному ответу. Это, повидимому, сознавали и сами руководящие круги германского империализма. Между политическими целями и материальными возможностями германского империализма была непроходимая пропасть. Именно это вынуждало правительство и генеральный штаб прибегать накануне и во время войны к весьма рискованным авантюристским военно-политическим планам и действиям. Германский империализм пытался обмануть историю, построив все свои политические расчёты на использовании англо-русских противоречий и своих временных преимуществ: внезапности нападения и лучшей военной подготовки на первой стадии войны. На этих ложных расчётах, куда входили также переоценка собственных сил и недооценка сил противников, был построен план Шлиффена, который должен был обеспечить германскому оружию «молниеносное» завоевание Европы. Провал плана Шлиффена в исторических битвах в августе сентябре 1914 г. на полях Франции, Галиции и Восточной Пруссии показал несостоятельность германских [34] планов завоевания Европы и завоевания Мирового господства. Победа на Марне и русские победы в Галиции, под Варшавой и Ивангородом создали благоприятные условия для подготовки победы Антанты и предрешили военный разгром Германии. Вместо молниеносной победы началась тяжёлая затяжная война, в которой временные преимущества Германии были израсходованы без осязательных политических результатов. Затяжная война означала для Германии её неизбежный разгром.
Все метания германского верховного командования с октября 1914 г. по декабрь 1916 г. с Восточного на Западный фронт и обратно являлись не чем иным как неудачными попытками скрыть от народа размеры политического поражения и вырваться из удушающих англо-русско-французских железных объятий. Вместо обещанного 1 августа 1914 г. кайзером Вильгельмом II победоносного окончания войны ещё «до осеннего листопада» германская армия вынуждена была в сентябре перейти к обороне на Западе и перенести центр тяжести всей войны на Восточный фронт.
Австро-германское наступление летом 1915 г. привело к большим потерям русской армии. Оно, однако, стоило и австро-германским армиям немалых потерь, обескровило их и закончилось полной неудачей военных и политических планов Германии. Плохо вооружённая русская армия блестяще маневрировала, отступала, но не дала себя окружить или разрезать на части. Она отдала громадную территорию, но устояла и сохранила свою боевую мощь; она выдержала совместный натиск германской и австро-венгерской армий и приостановила в сентябре 1915 г. их дальнейшее продвижение. Россия отклонила неоднократно сделанные ей Германией в 1915 г. мирные предложения. Вместо уничтожения русской армии и победоносного сепаратного мира с Россией, как это предполагала Германия, началась позиционная война на всём Восточном фронте от Рижского залива до верховьев Прута. Германское верховное командование вынуждено было признать в декабре 1915 г. свою военную и политическую неудачу. Русская армия была официально объявлена уничтоженной, но в секретной записке кайзеру Вильгельму II Фалькенхайн откровенно поведал, что Германия не в состоянии выбить Россию из [35] строя воюющих держав и продолжение в 1916 г. активных действий на Восточном фронте чревато опасностями для германской армии{54}.
Кампания 1915 г. закончилась неудачно для Германии, несмотря на крупные оперативные успехи на Восточном фронте и установление прочной связи с Турцией, что надолго продлило сроки войны и сопротивление Четверного союза. Ни одна из поставленных политических и военно-стратегических задач не была достигнута. Оккупация громадных территорий в России и ликвидация Сербии стоили самой Германии громадных жертв, ослабили её и не приблизили к победе, а лишь отсрочили момент разгрома.
Беспрерывное и постоянно нараставшее перемалывание русской армией живой силы германской, австро-венгерской и турецкой армий в непрекращавшихся боях в 1914 и 1915 гг. на Восточном и Кавказском фронтах и их обескровление изменили в 1916 г. коренным образом военную обстановку на Западном фронте. Перемещение центра тяжести войны на Восточный фронт и переход германской армии с октября 1914 г. по февраль 1916 г. к обороне на Западном фронте создали благоприятные условия для организации и обучения миллионной английской армии, переоборудования английской и французской промышленности, приспособления её к военным потребностям и для создания новой мощной промышленности. В то время, когда германские армии истекали кровью с мая по сентябрь 1915 г. на полях Польши, Литвы и Белоруссии, Франция и Англия увеличили свой вооружённые силы на Западном фронте с 105 до 136 дивизий. Это вынудило германское верховное командование попытаться предупредить события, вторично перенести ранней весной 1916 г. центр тяжести наступательных операций на Западный фронт. Была сделана попытка уничтожить французскую армию, которую не смогло осуществить германское наступление в 1914 г., когда Франция была значительно слабее в военном отношении. В августе 1914 г. столкнулись на Западном фронте 80, а в сентябре 76 германских дивизий с 84 французскими, [36] 4 английскими и 6 бельгийскими дивизиями, а в феврале 1916 г. союзники имели 141 дивизию, которой Германия могла противопоставить лишь 105 своих дивизий. Германская армия встретилась в 1916 г. с совершенно новыми условиями на Западном фронте. Русская армия, объявленная полгода назад, «уничтоженной», сейчас же пришла на помощь французам и начала наступление в марте 1916 г. в районе озера Нароч, что помешало отправке немецких подкреплений с Восточного на Западный фронт. Точно также русские победы зимой и весной 1916 г. в Армении надломили военную мощь союзника Германии Турции, после чего она уже не могла оправиться. В результате всего этого Германия потерпела поражение под Верденом.
В 1916 г. наступил коренной поворот в войне. Союзные армии перешли к согласованным активным действиям на Восточном и Западном фронтах, а армии Четверного союза вынуждены были перейти к обороне на всех фронтах. Наступление армий Брусилова, поражение австро-венгерских армий, обескровление германской армии на Восточном фронте и появление технического превосходства у армий Антанты стало поворотным пунктом в первой мировой войне. Наступление союзных армий на реке Сомме вызвало кризис в германском верховном командовании. Гинденбург и Людендорф сменили Фалькенгайна и должны были признать в октябре 1916 г. абсолютную невозможность выиграть войну силами одной только сухопутной армии.
Несмотря на переход германской армии к обороне на всех фронтах, новое верховное командование возглавило аннексионистское движение и с невероятной энергией подогревало в народе веру в достижение мира, продиктованного немцами. Оно добилось сплочения вокруг себя и своей программы всех буржуазных партий и имущих классов.
Отрицательный баланс первых 30 месяцев войны ничему не научил германских империалистов. Они считали, что раз германские войска занимают обширные чужие территории, то они уже являются «победителями». Они не отказались от недостижимых военных целей, но вздумали их достигнуть иными средствами. Этим была порождена неудачная попытка Германии перессорить между [37] собой своих противников в декабре 1916 г. и навязать им путём «мирных» маневров такой мир, какой она не могла им навязать военной силой. Германское правительство сделало «мирное» предложение с двоякой целью: расколоть лагерь своих противников и переложить на них ответственность за продолжение войны и за жестокие методы беспощадной подводной войны. Противники Германии распознали этот хитрый маневр и отказались пойти в расставленные силки, после чего Германия объявила 1 февраля 1917 г. беспощадную подводную войну всему судоходству воюющих и нейтральных стран. Этот бесчеловечный метод войны, обозначавший войну против мирных граждан нейтральных стран, вызвал возмущение во всём мире, германское же верховное командование рассчитывало с помощью подводной войны блокировать Англию, «уморить» её голодом и поставить через 6 месяцев на колени. Ничего этого германское командование не добилось, но зато ускорило объявление Североамериканскими Соединёнными Штатами войны Германии.
Буржуазно-демократическая революция в России и провозглашённые ею лозунги «мир без аннексий и контрибуций» и «право наций на самоопределение» оказали огромное революционизирующее влияние на народные массы и армии воюющих стран. Это вынудило кайзера Вильгельма II дать обещание ввести всеобщее избирательное право в Пруссии.
23 апреля 1917 г. германское правительство и верховное командование приняли решение добиваться громадных территориальных приращений за счёт России, Бельгии и Франции{55}. 17 и 18 мая того же года германское и австро-венгерское правительства и военные власти договорились между собой о том, что Германия получит Курляндию, Литву и Польшу, а Австро-Венгрия присоединит к себе на основе вассалитета уменьшенные Румынию, Сербию, Черногорию и Албанию {56}.
Между тем к середине 1917 г. выяснилось, что беспощадная подводная война не дала ожидаемых результатов. Тяжёлое продовольственное положение, усталость [38] армии, недовольство народных масс затяжной войной, крах авантюры верховного командования, рассчитывавшего потопить многомиллионную американскую армию на дне Атлантического океана, и реальное приближение момента появления этой армии во Франции породили политический кризис в Германии. В лагере аннексионистского блока буржуазных партий произошёл раскол, и вчерашние аннексионистские партии католический центр и свободомыслящие выступили защитниками лозунга «мир по соглашению».
Главная социальная опора германского империализма в массах германская социал-демократическая партия принуждена была отказаться от открытой поддержки захватнических целей войны. Политический кризис явился результатом трезвой оценки соотношения сил обоих воевавших лагерей. Эта оценка убеждала германскую социал-демократическую и срединные буржуазные партии в том, что Германия проиграла войну. В рейхстаге было создано новое большинство на платформе: демократизация Германии и «мир по соглашению». Но одновременно реакция, возглавляемая верховным командованием, добилась отставки Бетман-Гольвега и замены его безвестным чиновником Михаэлисом, служившим слепым орудием в руках Людендорфа и Гинденбурга. Новое большинство рейхстага приняло 19 июля 1917 г. резолюцию о «мире по соглашению», продиктованную смертельным страхом приближения дня расплаты за все злодеяния германского империализма и желанием спасти то, что ещё можно было спасти.
Война была проиграна, и это начинали понимать довольно значительные круги в Германии. В августе 1917 г. произошло опасное выступление в германском флоте. Внутреннее и внешнее положение Германии ухудшилось. Тем не менее 9 августа верховное командование и новый рейхсканцлер Михаэлис договорились о том, что будут добиваться аннексии Прибалтики, Литвы, Польши, вассальной зависимости Украины, Бельгии, аннексии Люксембурга и французских железорудных бассейнов Лонгви и Бриэ{57}. [39]
Однако провозглашённые русской революцией лозунги «мир без аннексий и контрибуций» и «право наций на самоопределение» нашли стольких приверженцев во всём мире, в том числе и в Германии, что просто от них отмахнуться не могли даже немецкие аннексионисты. Действовать по-старинке и требовать присоединения к Германии большей части России (хотя теперь, казалось, мечта превращалась, по мнению немецких империалистов, в реальность) было очень затруднительно. Они поэтому приложили все старания к тому, чтобы «приспособить» лозунги русской революции к своим захватническим требованиям и истолковать их таким образом, чтобы любую аннексию за счёт России можно было выдать за «самоопределение» местного населения. Такую программу руководство для немецкой печати, для немецких дипломатов, политических деятелей и верховного командования составил тот же пресловутый Пауль Рорбах, человек, близкий к Людендорфу и министерству иностранных дел, для которых он был первым «авторитетом» по русским вопросам.
«Наша военная цель на Востоке? В чём она должна состоять? Чего мы хотим достигнуть на Востоке? Ответ очень прост, он гласит: гарантию против русской опасности! не больше, но и не меньше!», так начиналась брошюра Рорбаха «Наша военная цель на Востоке и русская революция». Против какой опасности Германии надо было получить при заключении мира гарантии? Оказывается, что эта опасность состояла в том, что население России очень быстро возрастает и что в её территории входят земли, чрезвычайно нужные немецкому империализму. Поэтому германская военная цель на Востоке должна состоять в прекращении роста населения России, чего можно достигнуть отторжением от неё не только части «Срединной Европы», которая будто бы оказалась в её руках, т. е. не только Прибалтийского края и Литвы, названных немецкими учёными уже давно «Междуевропой» (Zwischeneuropa), но также Польши, Белоруссии, Украины, Северного Кавказа и других областей.
«Будет ли Россия республикой или монархией, это безразлично. Решающий вопрос состоит в том, кому будут принадлежать поляки, России или Срединной Европе, [40] и сколько людей отойдёт путём отделения Польши от России с русской на сторону Срединной Европы»{58}.
Но так как поляков слишком мало, чтобы их отделение от России могло её существенно ослабить, то необходимо присоединить к Польше белорусские области, и «чем больше, тем лучше». Это необходимо сделать по чисто политическим соображениям. В этом случае, писал Рорбах, «при определении выбора между Россией и Срединной Европой у поляков, надо полагать, чаша весов склонится ко второй альтернативе и, что является решающим, одновременно будет загнан политико-географический клин, который отделит будущую Польшу от России и крепче её привяжет к Срединной Европе»{59}.
Ввиду того, что со всех сторон раздавались голоса против аннексии западных областей России, Рорбах не возражал против того, чтобы Литва, Курляндия, Лифляндия и Эстляндия, если Россия сделается федеративной республикой, получили государственную автономию в её пределах, но при непременном условии, чтобы эти народы получили полную свободу в определении своих отношений к Германии и к германской культуре, с которой они якобы неразрывно связаны{60}. Это необходимо потому, что, опираясь на это непременное условие, германскому империализму нетрудно будет присоединить «Междуевропу» к «Срединной Европе», т. е. подчинить целиком Германии.
После отделения «Междуевропы», Польши и Белоруссии, а заодно и Финляндии на основе права наций на самоопределение, будущие взаимоотношения между Россией и Германией будут подчинены двум факторам: отказу России от стремления к открытому незамерзающему морю и развитию её активности собственно на Восток. «Если она будет упорствовать, писал Рорбах, в достижении цели и добиваться открытия западных и южных морей, то она волей-неволей будет вновь вовлечена в борьбу против германской Европы и союзной с германством Европы»{61}. [41]
Рорбах, конечно, не верил, что Россия откажется от такого стремления, и, по его собственному изложению исторических фактов, такое стремление было вызвано естественной потребностью и, следовательно, оправдано. Россия очень богата плодородными землями, продовольственными продуктами и залежами минералов, и её внешняя торговля будет увеличиваться из года в год. Уже до 1914 г., писал Рорбах, почти три четверти всего русского хлебного экспорта проходило через Дарданеллы. Как раз к Чёрному морю тяготеют области России, богатые хлебом, сахаром, табаком, углем, железом, нефтью. «Это Украина, которая хранит в своих недрах эти, русские сокровища». Обладая Украиной, Россия сделалась такой могущественной, что она постоянно будет стремиться к получению выхода из Чёрного моря, т. е. и овладению Константинополем и проливами, чего Германия допустить не может{62}.
Если Украина останется попрежнему объединённой с Россией, то военные цели Германии не будут достигнуты. Украинский вопрос, продолжал Рорбах, это вопрос мировой политики. И после отделения от России всех вышеупомянутых областей главная русская опасность для Германии попрежнему не будет устранена. И тогда Германия и созданная ею Срединная Европа не устоят против России. «Устранение русской опасности, если время будет этому способствовать, последует путём отделения Украинской от Московской России или эта опасность вообще не сможет быть устранена»{63}.
Более чётко и ясно нельзя было сформулировать сущность преследуемой Германией цели на Востоке, цели, которой германский империализм хотел добиться путём применения принципа права наций на самоопределение.
Какие бы изменения революция ни произвела в России, она не приостановит, но увеличит рост её населения, писал далее Рорбах, а это значит, что производительность почвы будет увеличиваться, транспорт развиваться, как только она отдохнёт после войны. Современная Россия уже представляет собой не одну, а три [42] великие державы. «Каждая из трёх частей, из которых она состоит, Великороссия, Украина и оторванная от Срединной Европы Западная область может прокормить массу людей, представляющую собой великое государство. Держава, которая обладает всеми тремя частями, да к тому ещё Сибирью, Туркестаном и Кавказом, должна вырасти в такую колоссальную величину, что она в конце концов станет кошмаром всей Срединной Европы».
Нельзя тешить себя надеждой, что после революции германский капитал найдёт себе широкое поле деятельности в России и что поэтому Германии необходимо поддерживать хорошие отношения с этой страной, Ничего подобного, поучал Рорбах. «Окончательно побеждённая Россия для нас во всех отношениях, также в экономическом, хорошая Россия; но слишком сильная Россия является и останется опасной Россией»{64}.
Вся военная и дипломатическая деятельность Германии, по мнению Рорбаха, должна быть направлена на расчленение России. Надо избежать худшей из всех возможных ошибок и отказаться от политики, «считающейся с Россией, как с целым, как с единой властью». Наоборот, надо завязывать отношения с теми элементами в России, которые действуют в пользу её распада{65}.
Для Рорбаха, как и для всех империалистов, революция в России была «хаосом», «анархией». Он и его единомышленники интересовались таким вопросом: что будет, если «анархия» в России достигнет такого развития, что не с кем будет заключить мира и закрепить в договоре достигнутые цели? На этот случай у него был готов, такой рецепт:
«Если в России наступит анархия, то вопрос о военной цели в нашем смысле очень просто разрешается. Тогда можно оккупировать области, о которых шла речь, всё необходимое оттуда вывозить и обеспечить себе достаточные залоги к тому времени, когда опять будет правительство, с которым можно будет вести переговоры» {66}.
Таким образом, германские цели на Востоке после революции в России, по Рорбаху, сводились к следующему: [43]
1. Прекращение роста населения России. 2. Расчленение России на составные части, не связанные друг с другом, но зато связанные с Германией. 3. Присоединение к Польше Белоруссии и разжигание вражды между поляками и русскими. 4. Воспрепятствование стремлению России добиваться выхода к свободному незамерзающему морю. 5. Отделение от России Украины и других территорий, экономически тяготеющих к Чёрному морю и порождающих стремление к открытому морю. 6. Поддержка всех элементов в России, стремящихся к её распаду, и отказ от мира с правительством, власть которого распространяется на всю страну. 7. Германия может допустить существование только окончательно побеждённой России. 8. Если Германия не добьётся закрепления этих целей в договоре, то она должна использовать положение в России и оккупировать Прибалтийский край, Литву, Польшу, Белоруссию, Украину и всё Черноморье и держать их в качестве «залога» до тех пор, пока все её цели на Востоке не будут закреплены в мирном договоре.
«Русская программа» Рорбаха не являлась выражением игривых мыслей пангерманца, она представляла собой политическую инструкцию, продиктованную германским империализмом правительству Германии и её верховному командованию. Политика, начертанная Рорбахом в его книжонке, явилась программой действия немецких захватчиков в России в 1918 г. и проводилась ими как во время переговоров в Брест-Литовске, так и после заключения Брест-Литовского договора, до тех пор, пока германская армия не была изгнана из пределов нашей страны.