Содержание
«Военная Литература»
Исследования

Холодное лето 1953 года. Большие «заморозки» или медленная «оттепель»?

Сейчас, когда все провалы и ошибки хрущевской эпохи, в общем, хорошо известны, мысль о возможных альтернативах «оттепели» кажется не столь уж еретической.

Одна из таких возможных положительных альтернатив (но далеко не единственная) связана с фигурой Лаврентия Павловича Берии.

Само имя это вызывает у большинства населения резко отрицательную реакцию. И нельзя сказать, что эта неблаговидная репутация незаслуженна.

Не будем подробно разбирать его заслуги, преступления и ошибки (важно не путать одно с другим и третьим) или пытаться дать развернутую оценку этой личности.

Думается все же, не был он тем по-змеиному мудрым макиавеллистом-государственником, для которого коммунистические идеи — не более чем удобная ширма, каким видит его А. Бушков (12, 555). И уж тем более не следует делать из него этакого кавказского Александра Дубчека, чуть ли не тайного правого либерала, злодейски погубленного кремлевской мафией, как заявляют ныне грузинские националисты.

Точно так же не укладывается он и в тот образ хрестоматийного злодея, «буржуазного перерожденца» и агента всевозможных разведок, которым рисовала его официальная историография. [511] Скорее в данном вопросе можно согласиться с Серго Гегечкория, когда в своей книге он говорит, что его отец был не более святым и не более грешным, чем все прочие члены Политбюро{111}.

При этом не следует забывать, что все злодеяния были совершены Л. Берия не по собственному хотению, а исключительно во исполнение воли Сталина.

Начни .он «самовольничать», незамедлительно разделил бы судьбу своих предшественников на посту руководителя госбезопасности — Ягоды и Ежова.

Что интересно, за обвинениями во всех возможных преступлениях, а также в развратном образе жизни обычно забывают о вещах, куда более значимых?

Не кто иной, как Берия, еще весной 1953 г. вплотную занялся вопросом о пересмотре всех громких дутых дел последних лет вроде «мингрельского дела», «сионистского заговора» или «дела врачей-отравителей».

В беседе с Микояном Берия высказался следующим образом: «Надо восстановить законность, нельзя терпеть такое положение в стране. У нас много арестованных, их надо освободить и зря людей не посылать в лагеря. МВД надо сократить, у нас не охрана, а надзор за нами» (62, 79).

По инициативе Берии руководство МВД уже в марте 1953 г. подготовило ряд предложений, которые были представлены в ЦК КПСС, например, о реабилитации всех приговоренных внесудебными органами (против чего выступил Хрущев при поддержке Молотова и Кагановича). [512]

Под руководством Берии из системы МВД был выведен ряд не имеющих отношения к его прямым функциям подразделений, таких, как Дальстрой, Спецстрой, Главнефтестрой. Более того, тюрьмы и лагеря тоже были выведены из системы МВД в соответствии с постановлением СМ от 28 марта 1953 г. и переданы в Министерство юстиции (вскоре это было отменено).

Более того, в письме в Президиум Центрального Комитета от 16 июля 1953-го он предложил «ликвидировать сложившуюся систему принудительного труда ввиду экономической неэффективности и бесперспективности».

Также Берия подготовил большой материал по поводу некомпетентного вмешательства партийных органов в хозяйственную деятельность колхозов и предприятий (62, 85).

Наконец, не кто иной, как Берия, предлагал широкую амнистию для осужденных по пресловутой 58-й статье УК — одно это должно достаточно хорошо характеризовать позицию и его взгляды и понимание им подлинной обстановки в стране. И именно Хрущев был среди тех, кто провалил это предложение, учинив широчайшую амнистию уголовным преступникам, резко ухудшившую криминогенную обстановку в СССР, которую позже по злой иронии судьбы окрестили «бериевской» (12, 552).

Выдвигал он и предложение о нормализации отношений с Югославией (это стало одним из пунктов обвинений в его адрес и было буквально в течение следующих двух лет выполнено Хрущевым).

Как-то не очень вяжутся подобные предложения с образом человека, по официальным утверждениям, не гнушавшегося лично пытать и избивать в собственном кабинете подследственных, для чего якобы хранил в ящике стола импортную резиновую дубинку{112}.

И уж тем более абсурдно звучат хрущевские обвинения в намерении «возродить капитализм» и «разрушить Союз», [513] «в разжигании национальной розни и подрыве дружбы народов», кстати, последнее вполне можно было адресовать Сталину применительно к его экономическим и национально-государственным взглядам (62, 85).

Напротив, в документах за подписью Берии речь шла об изменениях в национальной политике, более, по мнению даже не только Лаврентия Павловича, соответствующих идеям социалистического интернационализма, нежели осуществлявшаяся в послевоенные годы практика раздувания «русского вопроса». Так, предлагалось расширить сферу делопроизводства на национальном языке и шире выдвигать представителей республик в общесоюзные ведомства, учредить республиканские ордена (1, 491).

В этой связи тем более совершенно неправомерно приписывать Берии грузинский шовинизм, как это делал, например, А. Авторханов, по ненависти к СССР уступающий разве что Бжезинскому{113}.

Среди сотрудников НКВД — НКГБ — МГБ того времени были представители всех национальностей, и уж в чем-в чем, а в дискриминации по национальному признаку это ведомство замечено не было. Даже кампания борьбы с космополитизмом и «дело врачей» не привели к увольнению из органов ни одного еврея. Зато немало их пострадало при Хрущеве в ходе чисток спецслужб от «нарушителей социалистической законности» — зачастую мнимых. Так, в их число попал, например, генерал Леонид Эйтингон, который просто физически не мог быть замешанным в репрессиях, поскольку всю жизнь работал в разведке.

И уж подавно вызывают более чем серьезные сомнения (мягко говоря) все рассказы об огромном количестве женщин, [514] которых нарком не то изнасиловал, не то совратил, не то склонил к сожительству. Имеющиеся факты достоверно свидетельствуют о нескольких постоянных любовницах Берии, но и только.

Конечно, было бы сугубо неправильным выдавать Берию за невинного мученика. Но как бы то ни было, он не грешнее Хрущева, на котором лежит ответственность за голод 1947 г.

Что касается подлинных обстоятельств хрущевского переворота — именно так, без излишнего жеманства и не вкладывая в этот термин никакого отрицательного значения, а лишь давая точное определение, следует назвать происшедшее в мае 1953-го, — то они далеко не столь очевидны, как принято считать.

Официальная версия по ряду причин представляется сомнительной. Существуют косвенные доказательства того, что данная акция вовсе не была импровизацией, а готовилась заранее, в то время как Берия никаких активных действий по подготовке «своего» переворота не предпринимал. Во всяком случае, о них не сообщалось в открытых источниках.

Зато в дни хрущевского триумфа в Москву в весьма большом количестве вошли армейские части (ситуация, напоминающая пресловутый «рояль в кустах»).

Но не будем вслед за Бушковым и Серго Гегечкория пытаться выяснить подлинные обстоятельства тех странных событий. Попробуем лишь реконструировать возможные последствия иного их оборота.

Представим, что Берии удается своевременно узнать о грозящей опасности и нанести упреждающий удар силами МГБ и МВД.

Хрущев, Булганин, их сообщники рангом ниже арестованы у себя на квартирах. Одновременно части внутренних войск, дислоцированных под Москвой, вводятся в столицу и берут под охрану все правительственные учреждения, включая Министерство обороны. Жуков, Ворошилов, Батицкий, Шепилов оказываются под домашним арестом. [515]

Во главе государства становится триумвират Молотов — Берия — Маленков, причем доминирует Берия.

Вскоре происходит закрытый суд над «антипартийной группой Хрущева — Булганина». Обвиняемые приговорены к смерти или к длительным срокам заключения, не имея, разумеется, шансов выйти на свободу.

Ворошилов и ряд других именитых сторонников Хрущева сохраняют жизнь, свободу и положение во властной иерархии, но навсегда получают статус чисто декоративных фигур.

Г.К. Жуков, по-прежнему находящийся под домашним арестом, отстраняется от всех ответственных должностей в армии и вскоре увольняется в отставку. Министром обороны становится Штеменко — креатура Берии.

Вполне возможно, что Лаврентий Берия не стал бы выдвигать себя на первую роль во властных структурах, удовольствовавшись одной лишь реальной властью. При этом Генеральным секретарем (при превращении этой должности в чисто номинальную) мог бы стать Молотов как наиболее авторитетный и старейший из партийных деятелей, пост Председателя Совета Министров достался бы (как ив нашей истории) Г. Маленкову. Председателем Президиума Верховного Совета вполне мог стать, опять же, как и в реальности, Микоян. Сам же Берия остается как бы на вторых ролях, являясь, по сути, подлинным главой страны. Впрочем, он мог бы занять и пост главы правительства, но опять-таки вряд ли старался бы подчеркнуть лишний раз, что именно он — хозяин положения.

Незамедлительно прекращаются все громкие дела вроде «дела врачей» или «мингрельского дела».

Несколько позже, на XX съезде КПСС, происходит умеренное осуждение культа личности Сталина и «злоупотреблений», с ним связанных, но несравненно более мягкое и ненавязчивое, так сказать, келейное.

В те же годы абсолютное большинство заключенных, осужденных безвинно, тихо, без излишнего шума распускают по домам. Однако это не касается ни власовцев, ни бандеровцев, [516] ни прибалтийских «лесных братьев» и эсэсовских легионеров.

Если говорить о внешней политике, то начать следует с «германского вопроса», то есть с вопроса об объединении двух Германий, идею о котором ставили Берии в вину в ходе хрущевских разоблачений в числе прочего.

Была бы ГДР «продана» Западу в обмен на нейтралитет и демилитаризацию объединенной Германии, или же все осталось бы по-прежнему — ответить весьма трудно.

Многое зависит от эволюции взглядов самого Берии и его ближайшего окружения, от настроений в верхах, от позиции Североатлантического союза и степени доверия советского руководства к НАТО, а прежде всего — США.

Не нужно забывать, что большая часть высшего слоя Компартии была решительно против подобного развития событий, а отношения с Америкой отнюдь не имели особой тенденции к потеплению.

Самому же автору подобное развитие кажется не слишком вероятным, но не невозможным.

Отношения с другими социалистическими странами мало чем отличаются от реально имевших место. Не исключено, что не произошло бы венгерских событий 1956 г., но если бы они и произошли, то реакция на них была бы аналогичной.

В целом внешняя политика в конце 50-х гг. отличается заметно большим прагматизмом сравнительно с нашей ветвью истории. Никаких обещаний «закопать» Запад или «перебить ракетами всех мух на небесной тверди» из Москвы не слышится (43, 190).

Когда в 1958 г. на Кубе к власти приходит Фидель Кастро, провозгласивший строительство социализма, Советский Союз в начавшемся противостоянии между островом Свободы и США, занимает твердую и вместе с тем взвешенную позицию. На острове размещается солидный воинский контингент Советской Армии, однако, трезво оценив все возможные последствия подобного решения, руководство нашей страны отказывается от мысли установить на Кубе ракеты с [517] атомными боеголовками. В результате, несмотря на заметное обострение отношений между двумя странами, удается избежать Карибского кризиса и угрозы ядерного конфликта. Не менее важно, что не происходит полномасштабной конфронтации с Китаем, нанесшей СССР колоссальный политический и экономический ущерб. Ведь вызвана она была практически исключительно волюнтаристской международной политикой Хрущева, недовольного тем, что китайское руководство не присоединяется к разоблачению культа личности Сталина и даже осмеливается критиковать решения «старшего брата». Разумеется, охлаждение в отношениях, связанное с маоистской «культурной революцией», было бы неизбежно, но произошло бы оно позднее, и дело наверняка не дошло бы до вооруженных пограничных конфликтов, подобных тому, что произошел на острове Даманском в 1968 г.

В области обеспечения внешней безопасности руководство страны уделяет особое внимание ядерному оружию и межконтинентальным ракетам, при этом осознавая, что обычные средства ведения войны во многом уже устарели. Происходит массовое сокращение армии. Если при Хрущеве численность вооруженных сил еще в 1957 г. доходила до семи миллионов человек, то в данном случае сокращение начинается с 1953–1954 гг. В отличие от хрущевского периода в меньшей степени сокращается авиация и в большей — флот, сухопутные войска и танки. Связано это в том числе и с тем, что именно в высшем генералитете наземных сил власть видела бы потенциальных оппонентов. Вовсе не случайно, что именно руководство вооруженных сил во главе с Жуковым стало главным исполнителем внутрипартийного переворота, возглавляемого Хрущевым и Булганиным.

А кроме того, и ядерная программа, и ракетное оружие, как уже говорилось выше, разрабатывались под патронажем лично Берии и ранее возглавляемого им ведомства.

Возвращаясь к чисто внутренним проблемам — в целом в стране формируется система власти, при которой на долю [518] партии остается в основном власть политическая и идеологическая (подобно той роли, что играла церковь в дореволюционной России, с известными поправками). Распорядительная и административная власть переходит в руки технократии и бюрократии — эта двуединая сила находится в своеобразном равновесии за счет внутренней борьбы. А за этими двумя или тремя властями приглядывает система органов государственной безопасности, являясь своего рода аналогом «власти блюстительной», предложенной в конституции декабриста Пестеля.

Таким образом, складывается своеобразное «разделение властей», уравновешивающих друг друга. Подобное положение, конечно, вызовет брезгливую гримасу у иного идеалиста, но на практике оказывается достаточно эффективным.

С течением времени смягчаются догматические идеологические требования в сфере искусства и культуры. Постепенно, и опять же без лишней шумихи, расширяются рамки открытого обсуждения в прессе вопросов жизни общества.

Но конечно, ничего похожего на взлет отечественного искусства 50–60-х гг. нет. Правда, жизнь не стоит на месте, и понемногу уровень художественной культуры в стране повышается.

Власти в конце концов приходят — чисто эмпирически — к выводу, что тотальный партийный контроль над деятелями искусства да и вообще над жизнью общества вовсе не обязателен, а зачастую вреден.

Вместе с тем МГБ беспощадно подавляет начавшиеся в конце 50-х — начале 60-х первые проявления антисоветских тенденций в среде интеллигенции, прежде всего Москвы и Ленинграда. Те самые, которые в нашей реальности дали начало пресловутому диссидентскому движению. И в дальнейшем все реальные антикоммунистические силы просто уничтожаются всемогущим МГБ на ранней стадии.

На весьма высоком уровне — заметно превосходя имевшийся в реальности — находятся разведка и контрразведка. [519] Объясняется это тем, что нет того «хрущевского» притока в спецслужбы некомпетентных партийных и комсомольских работников (вплоть до стоявших во главе КГБ бывших руководителей ВЛКСМ Семичастного и Шелепина). Ею руководят профессионалы — те, что были репрессированы при Хрущеве. Такие, как уже упоминавшийся Л. Р. Эйтингон — организатор ликвидации Л.Д. Троцкого, Я.М. Серебрянский, П.А. Судоплатов.

В области науки примерно в то же время, что и в нашей истории, а то и раньше: не забудем, Лысенко некоторое время ходил в любимцах Хрущева, — произошло снятие опалы с генетики и кибернетики.

Успехи СССР в компьютерной технике могли быть куда более значительными, чем в реальности. Ведь основоположник отечественной электроники — бывший американский гражданин и сотрудник советской разведки Филипп Георгиевич Старос — также находился под благожелательной опекой госбезопасности (82, 174).

Весьма быстрыми темпами развивается космонавтика. После триумфального запуска первого искусственного спутника происходит триумфальный полет Гагарина, а за ним следуют новые успехи в этой области. В середине шестидесятых советский корабль с человеком на борту совершает облет Луны. Несколько позже, незначительно опередив американцев, именно советский космонавт впервые высаживается на поверхности естественного спутника Земли. Ведь в нашей истории к отставанию СССР от США в лунной гонке во многом привело как отсутствие должной политической воли, так и обострившаяся борьба в конструкторской среде в 60-х гг. — академик Челомей, создавший наиболее дешевый и быстро реализуемый проект лунной ракеты, был отодвинут в тень, поскольку был любимцем уволенного к тому времени Хрущева.

Дальнейшему прогрессу в этой и других передовых отраслях способствует и то, что в неприкосновенности остается советская система образования, в немалой степени способствовавшая успехам нашей страны в области науки и [520] техники (что признавали специалисты всего мира){114}. Ведь именно хрущевские реформы в этой области, в частности, введение всеобщего среднего образования (что значительно снизило качество обучения), и стали причиной многих позднейших проблем в этой сфере.

В области экономики возобладала точка зрения Маленкова, считавшего, что необходимо сократить производство средств производства во имя расширения потребительского сектора экономики.

Уже одно это способствовало бы заметному улучшению жизни основной массы жителей СССР. Росту жизненного уровня народа способствовало бы и значительное сокращение военных расходов.

А также — в огромной степени — подлинный успех начавшей осуществляться в конце 50-х — начале 60-х гг. в СССР программы освоения целинных земель. Ее претворение в жизнь происходит заметно медленнее, но и куда последовательнее и продуманнее, без волюнтаристской штурмовщины.

Это позволяет более рационально расходовать средства, выделяемые на сельское хозяйство, и наряду с целиной продолжать осуществлять вложения в зерновое хозяйство старых земледельческих районов — Украины, Северного Кавказа, Поволжья.

А ведь в значительной мере эффект освоения целинных земель был сведен на нет именно тем, что в осваиваемых регионах не была создана необходимая инфраструктура — дороги, элеваторы и т.д., что вызвало колоссальные потери [521] зерна. Кроме того, хрущевское руководство не прислушалось к рекомендациям ученых, указывавших на необходимость -перехода на безотвальную вспашку, что в условиях казахских степей привело к быстрой ветровой эрозии почв (88, 12). Сыграло свою роль и то, что сельское хозяйство европейской части Союза длительное время не получало необходимых ресурсов, целиком уходивших на целину.

С успешным освоением целины зерновая проблема в СССР была окончательно и навсегда решена, и никакой импорт зерна в начале 60-х и позже, естественно, не имел места. Напротив, миллионы тонн зерна продаются за границу, пополняя казну валютой.

Более того, СССР становится одной из ведущих аграрных держав мира: ведь нет ни хрущевской борьбы с личными приусадебными хозяйствами, ни прочих подобных экспериментов.

Коротко коснемся национального вопроса, в котором Л.П. Берия мог считаться — в определенной мере — специалистом.

Осуществляется ряд его идей, высказывавшихся ранее, — например, заметную часть членов правительства составили бы представители республик. Прежде всего, конечно, как и раньше, — выходцы из Закавказья. Могли быть учреждены республиканские награды (кстати, в нынешней декадентской России в субъектах федерации имеются свои ордена, и она пока что не развалилась). Так, вполне мог быть «передан» Украине орден Богдана Хмельницкого.

Можно, конечно, охарактеризовать вышеперечисленное как политику кнута и пряника — что и делают иные историки, — но на фоне чеченских, абхазских и таджикских пепелищ и руин это звучит откровенным глумлением.

Однако можно предположить, что базовые принципы этой политики остались неизменными сравнительно с эпохой Сталина, и в конце концов часть республик была бы [522] ликвидирована, будучи преобразованной в автономии по примеру Карелии. Первыми кандидатами на это были бы Казахстан и Киргизстан, где численность титульных наций была меньше половины и национальный состав весьма разнообразен. Немного погодя к этому числу могли присоединиться Латвия и Эстония, где активные чистки продолжались бы до конца 50-х — начала 60-х гг. С другой стороны, ряд автономных республик имели бы шансы поднять свой статус. Прежде всего это Татарстан, Башкирия, Дагестан. Литва могла быть присоединена к Белоруссии и вместе с Калининградской областью, бывшей Восточной Пруссией, образовать Белорусско-Литовскую ССР (подобные идеи высказывались сразу после войны). Это вполне могло, кстати, быть оформлено в виде восстановления существовавшей в 1918–1919 гг. республики с аналогичным названием (82, 341).

Горские автономии вместе с прилегающими краями — Ставропольским и Краснодарским — могли бы образовать Северо-Кавказскую федерацию.

Маловероятен, но возможен был частичный отход от жесткого национального федерализма как принципа, лежащего в основе СССР. В этом случае могла быть воссоздана Дальневосточная республика, создана Донецкая ССР на Украине или, к примеру, Мингрельская ССР.

Чем можно было бы закончить данную главу?

С учетом кавказского долголетия и здорового образа жизни (как известно, он в отличие от своего предшественника не курил и не отличался сталинской склонностью к обильным возлияниям) Лаврентий Павлович Берия имел все шансы править Советским Союзом и в 60-е, и в 70-е, а то и в начале 80-х годов, уподобившись в конце жизни Дэн Сяопину.

При желании нетрудно даже представить себе этих двух патриархов социалистического мира, пожимающих друг другу руки во время очередной встречи в верхах или стоящих рядом на трибуне Мавзолея. [523]

Дальше