Великий Винланд

Представляет немалый интерес сценарий развития западной цивилизации, при котором заселение Американского континента европейцами началось бы почти на пять веков раньше Колумба. Речь идет, как уже, наверное, поняли читатели, о возможном освоении его скандинавскими народами.

Для начала обратимся к истории вопроса.

Впервые о норманнах вскользь упоминает Тацит в своем труде «Германия», называя их свионами. Великое переселение народов IV — VI вв. н.э. почти не коснулось их.

Их не было и в числе народов и племен, сокрушивших Западную Римскую империю (120, 35). Правда, пусть и косвенно, свою лепту в уничтожение осколков римского мира они внесли. Отчасти и под их давлением юты и англы покидали полуостров Ютландия, переселяясь в Британию, где заодно с саксами полностью уничтожили сложившуюся там кельтско-романскую цивилизацию.

Как бы то ни было, еще в течение трех веков после этого до первых десятилетий VIII в. о них почти не вспоминают.

Затем они громко и страшно заявляют о себе и не позволяют забыть на протяжении нескольких столетий.

Первый набег норманнов на Англию датируется 732 г. (с этого момента они становятся регулярными); первая высадка в Испании, принадлежавшей арабам, — 795-м, а до того, около 782 г., нападениям стало подвергаться балтийское побережье германских земель. Норманны, или викинги, как их еще называют, не страшатся могучей державы Карла Великого и все чаще тревожат ее берега, а в обстановке хаоса, наступившего после его смерти в 814 г., и вовсе становятся частыми гостями на ее территории (20, 94).

Примерно в двадцатые годы IX в. они фактически парализуют мореплавание на Балтике, и тогда же их корабли, пользуясь речными системами Франции, начинают появляться в Средиземном море. Трижды викинги грабят Париж и точно не установленное количество раз — Лондон. Поднимаясь по рекам, они предают огню и мечу все города Германии, всерьез имеющие право таковыми называться, — Вормс, Трир, Кельн, номинальную столицу империи — - Ахен (97, 55).

Набеги на Англию повторяются по нескольку раз в году, и в конечном итоге англосаксонское королевство превращается постепенно в чисто географическое понятие. Датские викинги захватывают северо-восток острова и основывают там настоящее государство — Данелаг (15, 115). Позже вся Англия на два с лишним десятилетия попадет под власть датского конунга Канута (20, 112).

Не избежали общей участи воинственные и отважные шотландцы — двадцатитысячное войско викингов в течение двенадцати лет находится в Южной Шотландии, предавая ее грабежу и разорению.

Их дружины — когда на службе у Византии, а когда и на свой страх и риск — опустошают Италию. Они проникают в Каспийское море, высаживаются на Кавказе и в Иране, доходя даже до Багдада.

Обосновавшись на территории находящегося в упадке франкского королевства, они вынуждают короля Людовика Толстого признать за собой право на территорию провинции Северная Нейстрия, ставшей герцогством Нормандия.

Принятие христианства вовсе не смягчило, как многие надеялись, нрав «королей моря». В 1054 г. викинги из Нормандии завоевывают Сицилию и создают обширное и богатое королевство (6, 61).

Казалось, еще немного, и на значительной части Европы возникнет норманнская империя, соперничающая с распадающейся Священной Римской. Почему этого не произошло и как могла пойти в этом случае история — тема слишком сложная, чтобы здесь касаться ее.

Однако сейчас нас интересует продвижение жителей скандинавских земель в противоположном — западном направлении, в просторы Атлантики. [162]

В 861 г. норманны открывают Фарерские острова. Спустя три года новопоселенцы этих островов достигают Исландии. Справедливости ради упомянем, что они отнюдь не были там первыми. «Книга о заселении страны» ( «Ландномабук») сообщает, что когда норманны высадились на побережье, то обнаружили явственные следы пребывания там монахов-ирландцев. Возможно, сведения о земле, лежащей на севере Атлантического океана, были почерпнуты викингами у пленников.

Этот обширный остров, в то время почти весь, по свидетельству неведомого автора «Ландномабука», покрытый лесами и значительно более, чем ныне, пригодный для жизни, весьма привлекает норманнов. Ведь, по большому счету, для скандинавов, прирожденных земледельцев, клочок плодородной земли значил куда больше, чем любые сокровища в чужих сундуках (20, 105). В течение полувека во вновь открытую землю переселяются несколько десятков тысяч человек.

Спустя еще тринадцать лет, в 877 г., ярл Гунбьерн, отплыв на северо-запад от Исландии, обнаруживает Гренландию, но ее заселение начинается только через век с лишним.

Начало этому положил Эйрик Рауди, высадившийся на гренландском побережье в 983 г. Спустя два года он вернулся в Исландию для вербовки колонистов, и в 986 г. во главе крупной флотилии прибыл на остров. Климат его был на тот момент куда более благоприятен для человека, поэтому колония начала быстро расти (20, 106).

Норманнское население Гренландии вскоре составило порядка десяти тысяч человек{50}. Оно сосредоточивалось в основном в двух крупных поселениях на юге острова — Аус-тербюгдене (современный Готхоб) и Вестербюгдене. Во время археологических раскопок в тех местах были найдены остатки благоустроенных жилищ с трубопроводами, подававшими [163] воду из горячих источников (115, 74). В настоящее время известны остатки более чем трех сотен хуторов. В Гренландии даже существовал монастырь. Неудивительно, что вскоре Гренландия стала отдельным епископством. Оставался только один шаг до того, чтобы, переплыв пролив Дейвиса, отделяющий Гренландию от Американского материка, достичь Нового Света. Ведь расстояние в несколько сот миль не так велико для тех, кто ходил из Норвегии в Исландию и Гренландию (50, 110). И этот шаг был вскоре сделан.

Впервые земли, позже получившие название Винланд, упоминаются в связи с именем исландского купца Бьярни, чей направлявшийся в Гренландию корабль был отнесен к неведомому берегу, заросшему лесом. Случилось это приблизительно в 985 г. Вскоре по его следам отправляется Лейф Эйриксон — сын уже знакомого читателю Эйрика Рауди, на единственном корабле в сопровождении тридцати четырех спутников. Маршрут его пролег вдоль нынешних Баффиновой земли, Лабрадора и Ньюфаундленда.

Наконец корабль Лейфа достиг земли, где, по словам «Саги о гренландцах»: «...зимой не бывает морозов, и трава остается такой же зеленой, как летом...» Но больше всего, видимо, поразил северян растущий там в изобилии дикий виноград, поскольку именно он дал название новооткрытой земле. Точное место высадки норманнов неизвестно; по мнению одних исследователей это район Бостона, другие, которым больше склонен верить автор, полагают, что речь идет о южной оконечности Ньюфаундленда, климат которого, как и Гренландии, на тот момент был мягче.

Перезимовав, Лейф, прозванный отныне Счастливым, вернулся домой. Следующую экспедицию возглавил его брат Торвальд. Она оказалась, однако, несравненно менее удачной норманнам пришлось вступить в схватку с местными жителями, в ходе которой Торвальд погиб. Остальные возвратились домой ни с чем. Были осуществлены еще три безуспешные попытки основать поселение в Винланде, и все они терпели крах из-за конфликтов с индейцами, которых [164] саги именуют скрелингерами (13, 234). Всякий раз они выживали малочисленных незваных гостей, причем, как признают авторы саг, зачинщиками в большинстве случаев являлись сами пришельцы. Однако последняя, шестая по счету попытка, оказавшаяся одновременно и самой трагической, потерпела крах отнюдь не по этой причине. В 1010 г. в Винланд прибыли братья Хельги и Финнбоги, которых в числе прочих колонистов сопровождала и младшая сестра Лейфа Счастливого, Фрейдис. Вскоре между норманнами вспыхнула междоусобица, активно подогреваемая Фрейдис и завершившаяся кровавой резней. В ней погибли оба брата, а сама Фрейдис лично зарубила топором пятерых женщин (13, 236).

На этом попытки гренландцев обосноваться в Новом Свете завершаются.

Но плавания в Северную Америку совершались и много позднее упомянутых экспедиций. Сохранилась запись о плавании туда гренландского епископа Эйрика в 1118 г.; кроме того, при археологических раскопках в штате Мэн были обнаружены норвежские монеты, датируемые концом IX в. Последняя известная нам попытка достичь земель, открытых Бьярни и Лейфом, была предположительно предпринята гренландцами около 1347 г. Видимо, в связи с ухудшением климата обитатели острова решили поискать более гостеприимную землю для переселения. Однако их корабль был пригнан ветрами и штормом обратно (20, 110).

Возникает вопрос: почему же попытки норманнской колонизации Нового Света в отличие от абсолютного большинства затей этого активного и небесталанного племени потерпели неудачу? На этот вопрос нельзя дать однозначного ответа, но, думается, дело тут не в отдаленности этих земель, трудностях плаваний туда и даже не в сопротивлении относительно немногочисленных индейцев. Прежде всего, как представляется, причина в том, что у Винланда не нашлось своего Эйрика Рауди — человека, который, обладая достаточным авторитетом и организаторскими способностями, сумел бы повести за собой многих людей, «заразив» [165] их идеей заселения новых земель, и главное — твердой рукой удержать переселенцев от свар и междоусобиц на начальном этапе.

Представим себе, что такой человек нашелся.

Для удобства автор счел возможным предположить, что за дело взялся сам Лейф Счастливый, пожелавший повторить совершенное его отцом уже в новых землях. Прежде всего он отправляется в Скандинавию, с тем чтобы набрать достаточное число колонистов: он хорошо понимает по опыту прошлых неудачных попыток, что с малым количеством людей на новых землях не закрепиться. Момент, надо отметить, для него весьма благоприятен — эпоха викингов подходит к завершению. Европейские государства достаточно окрепли, чтобы походы к их берегам перестали быть почти безопасными прогулками за богатой добычей. В самой Скандинавии обстановка резко изменилась — усиливающаяся центральная власть энергично обуздывает вольнолюбивых «морских королей», срубая головы особо непокорных. Одновременно при поддержке монархов начинает широко распространяться христианство. Наконец, резко падает значение переселенческого фактора, в течение почти века смягчавшего обстановку в Норвегии и Дании. Гренландия слишком негостеприимна, большая часть исландских земель уже приобрела хозяев, переселение на земли Старого Света — в Англию, Нормандию, на Фарерские острова — также давно прекратилось. Все это вместе привело к тому, что в метрополии скопилось немалое количество свободных людей — от многоопытных воинов, оставшихся не у дел, и впавших в немилость херсиров{51}, до безземельных крестьян.

Не хватало лишь человека, способного повести их за собой. Поэтому Лейфу Счастливому довольно быстро удается собрать внушительный отряд и найти корабли для путешествия через океан. По пути — в Исландии, а затем в Гренландии к Лейфу присоединяются все новые последователи. [166]

Несколько сотен викингов представляют внушительную силу и при первой же попытке аборигенов напасть на них громят сражающихся неорганизованной толпой немногочисленных индейских воинов, убивают почти всех мужчин, захватывают в плен и обращают в рабство детей и женщин. После нескольких подобных случаев местные жители предпочитают держаться подальше от грозных пришельцев, вооруженных страшным стальным оружием и одетых в доспехи, делающие их почти неуязвимыми.

По образцу отношений с гренландскими эскимосами устанавливаются более или менее мирные отношения с аборигенами. Вдобавок среди индейцев (вернее, скрелингеров — именно под таким названием им суждено войти в историю) довольно скоро начинают распространяться завезенные белыми болезни, как и в нашей реальности. Таким образом, сколь-нибудь активного и массового сопротивления скандинавской колонизации ожидать не приходится.

Если вспомнить, что за несколько десятилетий до того в течение достаточно короткого времени была создана довольно многочисленная скандинавская колония в куда менее пригодной для жизни Гренландии, то, несомненно, что и в Вин-ланд вслед за первопоселенцами прибывают все новые и новые искатели счастья.

Хотя путь туда гораздо длиннее, чем в ту же Гренландию, зато условия жизни несравненно благоприятнее, и даже возможная перспектива — отвоевывать землю у индейцев — не останавливает искателей лучшей доли.

Норманны распахивают целину, сеют рожь и ячмень, разводят скот, в числе которого наряду с привезенными из Старого Света породами значительное место занимают и местные «старожилы» — овцебыки, по достоинству оцененные хозяйственными потомками викингов. Не забыт и давший имя стране виноград, и вино на их столах изрядно потеснило привычное пиво. Другим основным занятием норманнов наряду с земледелием, как и на их родине, становится рыболовство, благо воды близ Ньюфаундленда необыкновенно богаты треской и сельдью (50, 105). [167]

Лейф Счастливый умирает в 1022 г., будучи некоронованным конунгом Винланда, окруженный своей многочисленной семьей и подданными, искренне скорбящими по человеку, подарившему им эту благодатную землю, ставшую второй родиной для тысяч людей. Хотя поток переселенцев из Европы и не столь велик, но в благоприятных условиях Винланда население быстро растет.

В XII — XIV вв. связи Винланда с Европой резко ослабевают. Тому был ряд причин. С одной стороны, это значительное ухудшение климатических условий в данном регионе, сопровождавшееся в том числе и резко возросшими трудностями и без того нелегкого мореплавания в Северной Атлантике. Кстати, данное обстоятельство побудило гренландских викингов окончательно переселиться в Винланд, переставший уже быть таковым, а самих его обитателей — активизировать продвижение на юг. Вторым важным обстоятельством послужил захват Норвегией в 1247 г. Исландии, сопровождавшийся исходом части ее обитателей опять-таки в Вин-ланд. Норвежские, а впоследствии датские владетели острова не заинтересованы в том, чтобы их подданные слишком интенсивно общались со свободными соплеменниками в Америке.

Подобное положение сохраняется более двух с половиной веков, и лишь не ранее 20–30-х гг. XVI в. более или менее регулярные торговые связи с Европой возобновляются стараниями английских и голландских торговцев.

Крайняя отдаленность новооткрытых земель, а также умозрительный характер тогдашней европейской науки приводят к тому, что господствует мнение о Винланде как об одном или нескольких больших и не очень гостеприимных островах где-то неподалеку от Гренландии. Ни в малейшей степени заокеанские владения норманнов не ассоциируются ни с Азией, ни тем более с каким-то неведомым континентом. Точно так же в нашей реальности Северная Америка долгое время считалась частью Европы. Поскольку ни золота, ни пряностей в тех краях нет и быть не может, то и [168] интерес к Винланду со стороны европейских монархов и купцов практически отсутствует. Даже после открытия испанцами Америки мало кто вспоминает о Винланде в связи с этим событием.

У Поликарпова можно встретить достаточно смелое утверждение, что норманны в Винланде все поголовно обратились бы в язычество и даже создали бы на основе религии индейцев некую новую веру, где главным богом стало бы Солнце. С этой мыслью трудно согласиться. Разумеется, первоначально большая часть переселенцев действительно придерживалась бы традиционной скандинавской религии; тем более что как раз те, кто не желал принимать новую веру, а посему вынужден покинуть Норвегию, и составляли бы значительную часть первой их волны. Возможно также, что кое-кто начал бы поклоняться и местным духам и богам, не забывая своих. Но в конце концов большинство населения приняло бы христианство. Правда, это вряд ли был бы знакомый нам по Европе католицизм, а то, что некоторые исследователи средневековья именуют «народным христианством». Этому бы способствовал и такой факт, что с течением времени все больше переселенцев составляли бы, скажем так, неортодоксально мыслящие христиане, спасающиеся от преследований. Не исключено, что в Новом Свете образовалось бы несколько конгрегации, соперничающих друг с другом за власть над душами прихожан.

В книге Поликарпова рисуется картина того, как викинги, прознав о богатых и обширных индейских государствах, с легкостью покоряют Мексику, а затем и Перу, создав всеамериканскую империю (13, 241).

Картина при ближайшем рассмотрении весьма маловероятная, если не сказать больше.

Конечно, через индейцев до норманнов доходят время от времени смутные слухи о каких-то великих империях и богатых многолюдных городах где-то на юге. Но к тому времени абсолютное большинство их вовсе не горит желанием отправляться за тридевять земель за каким-то мифическим золотом — гораздо больше их заботит собственное поле, да [169] и непрекращающиеся конфликты с аборигенами не оставляют сил ни на что другое.

Коснемся в этой связи еще раз вопроса отношений викингов с индейцами. Безусловно, как уже упоминалось, между ними происходили бы многочисленные войны. Но вместе с тем норманны, не очень далеко ушедшие от общинного строя, с их полуязыческим в лучшем случае мировоззрением сумели бы куда лучше ужиться с коренным населением, нежели английские колонисты — пуритане или испанские католики (13, 237).

Отсутствовали (или почти отсутствовали) бы расовые и религиозные противоречия между ними, а самое главное — распространение белых поселенцев происходило бы несравненно медленнее, чем в нашей истории, и на огромных просторах Северной Америки еще очень долго всем бы хватало места.

Конечно, вряд ли викингам удалось бы без проблем ужиться, к примеру, с ирокезами или шайенами. Точно так же, как при выходе на Великие Равнины, заселенные воинственными народами группы сиу (ассинибойны, кроу, дхегиа, шивере, мандан, арикара, хидатса и др.), потомкам скандинавов пришлось бы вспомнить опыт своих предков.

Ряд племен, возможно, истреблен норманнами в многочисленных индейских войнах. Но большая часть аборигенов все же сумела бы стать органической частью формирующейся на севере Американского материка цивилизации.

Ведь, кроме тех же ирокезов или алгонкинов, были еще и незлобивые чероки, в нашей истории легко крестившиеся и искренне старавшиеся перенимать обычаи белых (что, впрочем, вовсе не спасло их от участи быть загнанными в резервации — одними из первых), или дикие и нищие бродячие шошоны, питавшиеся желудями и кореньями, для которых скандинавские пришельцы действительно стали бы благодетелями (78, 131).

К моменту начала попыток европейской колонизации Севера Америки норманнам бы принадлежала большая ее часть — Восточная и Южная Канада, значительная часть [170] Западной, весь север и восток США, примерно до нынешней Каролины и Виргинии, не говоря уже о Гренландии и Лабрадоре.

Границы расселения скандинавов на западе уходят довольно далеко за Великие озера, а на юге до прерий. Хотя отдельные отряды искателей приключений давно уже доходят до Тихого океана и вступают в стычки с испанцами на границах с их владениями на севере Мексики.

Жители Винланда безо всякого удовольствия встречают попытки французов и англичан основать на берегах, которые они считают своими исконными землями, колонии и фактории и появление в их водах европейских китобоев.

Вместе с союзными индейскими племенами они в конце концов изгоняют незваных пришельцев. Это, в свою очередь, приводит к довольно масштабным войнам между Винландом и европейскими державами, в которых, не исключено, поучаствовали бы и Дания со Швецией — монархам этих стран могло прийти в голову предъявить свои права на земли, заселенные потомками их подданных. Однако численный перевес норманнов сравнительно с силами экспедиционных корпусов и равенство в области вооружения приводят к тому, что в Европе довольно скоро оставляют мысль о присоединении Винланда.

Только на юге континента, в районе Луизианы и Флориды, существуют французские и испанские колонии.

В результате всего этого в XX в. мы не видим ничего похожего на нынешние Соединенные Штаты Америки с их глобальным экспансионизмом, зонами жизненных интересов по всему миру и агрессивно-примитивной культурой.

На просторах североамериканского материка существует самодостаточное, придерживающееся политики изоляционизма государство, весьма мало интересующееся тем, что происходит сколь-нибудь далеко от его границ. Населяющий его народ, состоящий из скандинавов, метисов и индейцев, вполне доволен своим зажиточным и спокойным [171] образом жизни, однако совершенно не озабочен распространением его среди других народов.

Скорее всего Винланд нашего времени представлял бы собой федерацию с достаточно широкой автономией отдельных частей, управляемую стортингом, или альтингом, хотя не исключено, что это была бы и конституционная монархия, на престоле которой находился бы какой-нибудь отдаленный потомок Лейфа Эйриксона.

И в 90-х гг. прошлого века человечество отметило бы не пятисотлетие открытия Америки, а тысячелетие открытия Винланда.

И тут следует упомянуть об одном обстоятельстве. Ведь, по мнению многих историков, в частности А. Тойнби, в Скандинавии складывалась особая цивилизация, позже поглощенная европейской (5Г, 176). В Винланде же в условиях длительной изоляции от Запада она продолжила бы свое развитие путями, которые почти невозможно предсказать.

Теперь вкратце о том, что означал бы рассматриваемый нами сценарий для самой Европы. Прежде всего Англия в отсутствие американских колоний не может решить эффективно проблемы, связанные с избыточным населением, в результате чего недовольство в обществе непрерывно возрастает на протяжении второй половины XVII — XVIII вв. Кроме того, резко уменьшается приток денежных средств, в немалой степени способствовавших развитию промышленности. Социальные конфликты и потрясения, на которые накладывалась бы и религиозная вражда, — ведь значительная часть представителей неангликанских конфессий в нашей истории покинула Британские острова, переселившись в Новый Свет, — все это способствует тому, что Англия не может достичь положения великой державы, остается на вторых ролях. Таким образом, и история Европы тоже с какого-то момента резко меняет свое течение, и главенство в Европе достается Франции, Священной Римской империи либо Испании. [172]

Это, в свою очередь, радикально влияет на судьбу прежде всего Германии — она либо так и остается раздробленной навсегда, либо объединяется, но под властью не Берлина, а Вены. Италия в зависимости от того, кто стал бы абсолютным владыкой континента — Габсбурги или Бурбоны, поделена между Испанией или Францией либо Веной и опять-таки Мадридом.