XI. Чехословацкая мобилизация (23 сентября)

Опасения, с которыми Н. Чемберлен уезжал в Годесберг, подтвердились. Германия увидела в действиях западных держав проявление их слабости и поэтому увеличила свои требования. Противостоять намерениям Гитлера можно было, только обладая силой.

Однако демонстрация силы должна была носить такой характер, чтобы переговоры с Гитлером не прервались и не началась бы война. Чехословакия была самым уязвимым местом, следовательно, нужно было укрепить позиции именно на этом участке.

Утром 22 сентября французский генеральный штаб передал англичанам, что оккупация Чехословакии назначена на 24 сентября. Первоначально намечалось 28 сентября, но по желанию Гитлера немецкое командование ускорило подготовку на четыре дня. Французский генеральный штаб полагал, что в Годесберге от Н. Чемберлена потребуют полного расчленения Чехословакии и оккупации чешских земель вплоть до Белых и Малых Карпат. Немцы намерены создать особое демилитаризованное чешское государство и, возможно, словацкое. Французы сообщили также, что они не собираются воевать и считают оккупацию свершившимся фактом{427}. Свое решение они обосновывали ссылками на состояние французской авиации, которая якобы не способна воспрепятствовать немецким стратегическим бомбардировкам.

Утром 22 сентября эта тревожная информация была дополнена сообщением Э. Бенеша о том, что немцы оккупировали Аш. Б. Ньютон передавал дополнительно, что немцы начинают оккупацию районов, оставленных чехословацкими войсками. В нацистских документах действительно найден приказ Гитлера судетонемецким добровольческим отрядам занять эти районы. Немецкая пресса, понятно, получила указание ничего не публиковать на эту тему. В основном речь шла о районах, лежащих перед полосой укреплений. Чешские войска с 21 сентября постепенно оставляли их. Фактически осуществлялись те самые требования, выдвинутые Гитлером в Годесберге, с которыми Н. Чемберлен не мог согласиться ввиду сопротивления британской общественности. Париж и Лондон больше всего опасались, что такой неурегулированный захват чехословацкой территории приведет к столкновениям, которые перерастут [168] в военный конфликт. А они знали, что подобный конфликт может подорвать всю их концепцию «умиротворения».

В три часа дня в Лондоне для обсуждения сложившейся крайне опасной обстановки собрался специальный правительственный комитет{428}. В связи с тем что поступили сообщения о занятии немцами Хеба и Аша, дискутировался вопрос, не взять ли назад данный чехам совет не проводить в Чехословакии мобилизацию. Ведь в воскресенье 18 сентября правительства Англии и Франции рекомендовали Чехословакии воздержаться от проведения мобилизации. Тогда они еще не получили согласия чехословацкого правительства на передачу пограничных районов. Теперь же возникла иная ситуация. Н. Чемберлен имел согласие Праги отдать Германии Судеты, но поведение Гитлера создало угрозу сорвать весь план Н. Чемберлена, поэтому-то комитетом и обсуждалась возможность доверительно подсказать Праге, что уже можно вести, мобилизацию.

При этом расчет делался на то, что если Чехословакия прикроет свою границу полностью отмобилизованной армией, то Гитлер «поумнеет» и с уважением отнесется к словам Н. Чемберлена. Однако существовала и определенная опасность. Чехословацкая мобилизация могла спровоцировать Гитлера к немедленным действиям, что также сорвало бы сделку Н. Чемберлена с Гитлером. Британский правительственный комитет в конце концов решил послать в Париж телеграмму о том, что пришло время подумать о чехословацкой мобилизации. Копия телеграммы была направлена Б. Ньютону. Но он не должен был ничего сообщать Э. Бенешу, пока не будет получено согласие Н. Чемберлена, находящегося в Годесберге. Обсуждались различные варианты действий в случае войны. Все согласились с мнением, что к Германии следует применить блокаду, но не следует начинать воздушную войну. Предложение отозвать из Германии посла и объявить санкции было отвергнуто как совершенно неэффективная мера. Обсуждалась и возможность перенести рассмотрение чехословацкого вопроса в Женеву в Лигу наций. Германия была бы осуждена как агрессор, а это оказало бы положительное воздействие на позиции доминионов и нейтральных государств. Комитет вновь подтвердил, что целью британского правительства является организованная передача чехословацкого пограничья Германии и западное общественное мнение примирится с этим. Однако если Гитлер прибегнет к открытому насилию, то он нанесет оскорбление британскому премьеру. В случае войны комитет рекомендует правительству действовать быстро и решительно. Венгерские и польские ультимативные требования были отвергнуты. Кроме того, подчеркивалось, что необходимо строго [169] контролировать все действия, предпринимаемые чехословацким правительством.

Во время заседания правительственного комитета на улицах Лондона состоялись демонстрации. Политическая общественность проникалась верой, что дни правительства Чемберлена сочтены.

Вечером Э. Фиппс получил указание выяснить мнение французского правительства о мобилизации{429}. Вопрос о чехословацкой мобилизации можно будет решить сразу же по получении сообщений о ходе переговоров в Годесберге. А. Леже ответил Э. Фиппсу, что он уже предложил французскому правительству взять назад свои рекомендации от 18 сентября. Вечером, в 20 часов 30 минут, Б. Ньютон получил указание передать чехословацкому правительству, что Париж и Лондон уже не настаивают на своем совете воздержаться от мобилизации. Однако Б. Ньютон не должен передавать это сообщение до 21 часа. О принятом решении был информирован Париж.

В 21 час 30 минут в Лондоне вновь собрался правительственный комитет. В это время уже было получено донесение Г. Вильсона о том, что переговоры с Гитлером серьезно осложнились. Сообщалось также, что Н. Чемберлен попросил Э. Бенеша принять меры для поддержания спокойствия. Спустя час состоялся телефонный разговор между Н. Чемберленом и Э. Галифаксом. Предложения Англии, говорил Н. Чемберлен, неприемлемы для Гитлера как чрезмерно затянутая операция, Гитлер добивается немедленной оккупации, пришлось указать ему, что английская общественность не согласится с этим. Сейчас, по словам Н. Чемберлена, они обмениваются посланиями.

Решение о чехословацкой мобилизации обсудили еще раз, в свете информации Г. Вильсона. После дискуссии все пришли к выводу, что нельзя предпринимать никаких действий, которые поставили бы под угрозу переговоры в Годесберге. Указания, данные вечером В. Ньютону, могли помешать Н. Чемберлену достигнуть договоренности с Гитлером. Поэтому было решено, чтобы Н. Чемберлен сам дал указание Б. Ньютону по вопросу о чехословацкой мобилизации. Поступило сообщение Б. Ньютона о новом чехословацком правительстве во главе с генералом Сыровы. С удовлетворением констатировалось, что это никак не связано с вопросом о мобилизации. Высказано было мнение, что если бы Прага провела мобилизацию и при этом заявила, что это делает по совету Англии, то переговоры в Годесберге окончились бы провалом. Т. Инскип информировал кабинет о мерах, возможных в случае войны. В течение 14 дней английская армия сможет отправить во Францию 2 дивизии, туда же перебазируется часть [170] авиации, но решение о бомбардировке Германии должно принять правительство, так как следует считаться с ответным ударом. Военно-морские силы можно привести в готовность в течение 5 дней{430}. К концу заседания состоялся новый телефонный разговор между Н. Чемберленом и Э. Галифаксом. Инструкции, данные Б. Ньютону, было решено отменить. Н. Чемберлен порекомендовал Б. Ньютону встретиться с В. де Лакруа и обсудить с ним, насколько реален и осуществим совет провести мобилизацию.

Около полуночи поступило донесение: чехословацкий военный атташе в Париже сообщил, что на чехословацкой границе сосредоточено 30 немецких дивизий; чехословацкая армия окажет сопротивление. Франция, сообщали из Парижа, пошлет на свою восточную границу 7 дивизий. После полуночи из Годесберга пришло указание Б. Ньютону подождать со своим сообщением до утра 23 сентября. Однако Франция располагала гораздо более точными сведениями о военных планах Германии. Утром 24 сентября французский посол в Берлине прислал крайне пессимистичное донесение о результатах переговоров в Годесберге, в котором вновь повторял, что немецкие подразделения получили приказ в полночь 24 сентября перейти чехословацкую границу{431}. В 11 часов утра Я. Масарик сообщил Э. Бенешу: в Лондоне ожидают, что 25 и 26 сентября Германия нападет на Чехословакию. По мнению Я. Масарика, в этом случае Англия вступится за Чехословакию{432}.

Однако для подобных оптимистичных заявлений решительно не было оснований. В тот же день британский комитет по обороне империи обсуждал меморандум, подготовленный высшими военачальниками: Невеллем, Бекхаузом и Гортом{433}. В меморандуме высказывалось убеждение, что Англия не вступит в войну раньше Франции. Впоследствии это использовалось для нажима на Францию с целью заставить ее также не спешить со вступлением в войну. Мобилизация флота заняла бы 14 дней, столько же времени требовалось бы и армии. Генералы спрашивали, могут ли они настаивать на том, чтобы английские наземные силы в случае войны не сразу передислоцировались во Францию. В такой постановке вопроса, как показали дальнейшие события, и была зарыта собака. Отсутствие английских наземных сил во Франции удержало бы французское командование от наступательных действий против Германии. В результате у Германии, отмечалось в меморандуме, было бы достаточно сил, чтобы справиться с одной Чехословакией. Генералы говорили прямо, что Англия должна удержаться от любых наступательных операций, точнее говоря, от инициативы в этом вопросе. Она не должна провоцировать Германию бомбардировками. Необходимо выждать, пока Англия не будет готова обороняться и эффективно воевать. [171] Крайне непредусмотрительно начинать наступательные действия против Германии раньше, чем английские пехотные, морские и воздушные силы и противовоздушная оборона будут приведены в боевую готовность. Иначе Англия окажется в положении человека, который напал на тигра раньше, чем зарядил свое ружье. Подобные советы и рекомендации исходили от английских генералов в то время, когда на чехословацкой границе в боевой готовности стояло 30 немецких дивизий, а британское правительство несколько раз меняло решения по вопросу о чехословацкой мобилизации.

Днем Э. Галифакс получил еще одно сообщение о том, что переговоры в Годесберге зашли в тупик. У него вновь состоялась беседа с Н. Чемберленом о чехословацкой мобилизации, но последний советовал отложить ее, поскольку ожидается очередное письмо Гитлера{434}. Незадолго до 14 часов Э. Галифакс сообщил в Годесберг, что Б. Ньютон должен сделать в Праге заявление о мобилизации не позже 15 часов. Но Н. Гендерсон возразил: чехословацкая мобилизация может спровоцировать Гитлера на войну и свести на нет все усилия Н. Чемберлена. В 14 часов из Парижа поступило сообщение: Э. Даладье считает, что необходимо немедленно сделать заявление о мобилизации в Праге, ибо иначе на Париж и Лондон ложится тяжелая ответственность.

В 15 часов в Лондоне вновь собрался правительственный комитет. Э. Галифакс доложил, что непрерывно ведутся переговоры с Парижем и Годесбергом по вопросу о чехословацкой мобилизации. Делегация, находящаяся в Годесберге, советует быть сдержанными, опасаясь, что Гитлер ответит войной. В конце концов решили послать Б. Ньютону телеграмму, что британское правительство не настаивает на своем запрете от 18 сентября, иными словами, оно не настаивает на своем совете Чехословакии не проводить мобилизацию. Р. Ванситтарт должен информировать Я. Масарика о содержании телеграммы и попросить его не предавать гласности полученные «ведения{435}. Телеграмма Б. Ньютону была отправлена в 16 часов. В ней содержалось предупреждение о том, что чехословацкая мобилизация может подтолкнуть другую сторону к началу войны, поэтому не следует поднимать излишний шум{436}. Подобное дополнение означало следующее: хотя британское правительство и дает указание провести мобилизацию, однако оно снимает с себя всякую ответственность — ведь общую мобилизацию невозможно осуществить без неизбежной гласности. Н. Чемберлен предупредил Б. Ньютона, что чехословацкая мобилизация может ускорить нападение Германии. Теперь, когда уже известны все обстоятельства, настроения всех основных военных и политических группировок, можно уверенно сказать, что тем самым Н. Чемберлен и его клика попросту [172] создавали себе алиби на случай войны, в которой они не хотели участвовать. В половине десятого вечера Г. Вильсон сообщил из Годесберга, что от Праги потребовали отложить мобилизацию, пока не будет обсужден меморандум Гитлера{437}. Однако события развивались быстро. Когда Б. Ньютон вручал в Праге последнее предостережение, что мобилизация может вызвать нападение Германии, ему ответили: правительство уже приняло решение по этому вопросу{438}.

Какова была обстановка в чехословацких пограничных районах перед объявлением мобилизации? По вине министерства внутренних дел, находившегося в руках аграриев, ряд районов и больших городов оказались заняты генлейновцами. Жандармерию, полицию, служащих таможен и других государственных учреждений, коммунистов и социал-демократов расстреливали или же увозили в Германию. Армии пришлось восстанавливать порядок в таких городах, как Усти над Лабой, Дечин, Шлухнов, Румбурк, Варнсдорф. Во многих местах шли упорные бои. В Северной Моравии генлейновцы захватили Яворницкий и Особлажский выступы. Многие пограничники были расстреляны генлейновцами, несмотря на то что они, выполняя приказ, не оказывали сопротивления{439}.

Военные меры в пограничных районах были приняты по следующим мотивам. Н. Чемберлен дал понять Гитлеру, что он мог бы запросить чехословацкое правительство, не согласится ли оно передать здесь власть в руки судетонемецкой партии. Прага действительно получила подобный запрос, который стал известен и коалиционным партиям. Поэтому правительство поспешно ликвидировало последствия соглашения министра внутренних дел, агрария, с генлейновцами, достигнутого в ночь с 21 на 22 сентября. Правительство заверило Б. Ньютона, что если Германия в дальнейшем не будет разжигать инциденты, то оно само справится с поддержанием порядка в этих районах. Чехословацкое правительство заявило также, что без предварительных гарантий немецкую армию не пропустят через границу. Однако Б. Ньютон не исключал, что правительство Сыровы даст согласие на то, чтобы контроль в пограничных районах был передан войскам нейтральных государств или же англо-французским подразделениям{440}.

В 17 часов 15 минут Б. Ньютон прибыл в министерство иностранных дел и заявил, что британское правительство уже не настаивает на своем совете воздерживаться от мобилизации, добавив, что следует ожидать ответных действий Германии. Поэтому Б. Ньютон советовал не придавать ненужной гласности проводимым мероприятиям, так как в Годесберге все еще существует возможность добиться соглашения{441}. Спустя час прибыл В. де Лакруа и подтвердил, что чехословацкое [173] правительство свободно принимать решения по вопросам обороны. У французского правительства, сказал он, пока нет особо тревожных сведений, и поэтому оно советует соблюдать возможно большую сдержанность{442}.

Несмотря на то что Э. Бенеш был опытным дипломатом, он не понял подлинного смысла этой британской игры. Только позднее, в своих мемуарах, он написал, что дальнейшее развитие событий показало: все это было политическим маневром с целью заставить Гитлера принять англо-французский план{443}. Однако тогда, в сентябре 1938 г., желаемое выдавалось за действительное: окружение Бенеша восприняло совет провести мобилизацию как принципиальное изменение положения в пользу Чехословакии.

Свидетельством тогдашних настроений служит информация, направленная чехословацким представительствам за рубежом: «Драматический поворот в развитии событий произошел вчера около 18 часов, когда к министру иностранных дел доктору Крофте прибыли французский и английский посланники, которые информировали его о ходе переговоров в Годесберге и последствиях, вытекающих из того, что премьер-министр Чемберлен не уступил нажиму Гитлера. Тем самым европейская ситуация коренным образом изменилась, и чехословацкий вопрос в действительности стал делом Европы и цивилизации. «Народни листы» пишут, что в этот момент был восстановлен единый союзный фронт»{444}. К сожалению, эта информация совершенно не соответствовала действительности.

Совещание Политического комитета под председательством Э. Бенеша пришло к выводу, что для сохранения мира необходимо провести мобилизацию{445}. К. Крофта без всяких оснований утверждал, что в политике правительств Англии и Франции произошел сенсационный поворот. Он подчеркнул, что помешать началу войны можно только с помощью мобилизации. Следовательно, решение провести мобилизацию было принято с пониманием того, что пока еще сохраняется прежняя политическая линия, обусловленная англо-французским планом и согласием кабинета Годжи на передачу пограничных районов. Вечером, в половине девятого, прибыл Б. Ньютон с первым предупреждением, что мобилизация может вызвать немецкое нападение. Одновременно он вручил запрос Н. Чемберлена: не считает ли возможным чехословацкое правительство передать пограничные районы в руки судетонемецкой партии?{446} К. Крофта ответил Б. Ньютону, что правительство само в состоянии поддержать порядок в пограничье. Оно не может согласиться с требованием Гитлера о том, чтобы немецкая армия немедленно заняла пограничные районы: такое требование представляет собой лишь предлог для наступления на Прагу. Чехословацкое правительство пришло [174] к убеждению, что налицо угроза войны, но оно до сих пор не проводило мобилизацию, следуя советам Франции и Англии{447}. Однако раньше, чем телеграмма Б. Ньютона поступила в Лондон, Пражское радио сообщило, что объявлена всеобщая мобилизация. Она была объявлена спустя 5 часов 15 минут после первого сообщения Б. Ньютона о том, что у Лондона нет никаких возражений против этого.

Публичное объявление мобилизации было сделано в тот момент, когда Ж. Боннэ обратился к английской делегации в Годесберге с предложением разрешить немецкой армии постепенно занять чехословацкие пограничные районы, так как немецкие войска якобы лучше обеспечат порядок, чем чешская полиция. Ж. Боннэ с большим сожалением узнал о мобилизации Чехословакии, предсказывая, что это приведет к войне{448}.

Непосредственно после Мюнхена Г. Рипка написал: решение провести мобилизацию было принято именно для того, чтобы расчистить дорогу мирным переговорам{449}. Это еще раз подтверждает, что чехословацкое правительство все еще придерживалось линии англо-французского плана, как и заявил Э. Бенеш накануне, в своем вечернем выступлении. В циркулярном письме министра иностранных дел говорилось, что решение провести мобилизацию было принято с ведома правительств Англии и Франции; правительство не имеет в виду спровоцировать конфликт и считает, что мобилизация носит превентивный характер — она может отвратить Гитлера от нападения на Чехословакию{450}.

Немецкое посольство в Праге назвало мобилизацию провокацией; но одновременно оно распространяло слухи о том, что Германия не собирается реагировать на это и подождет до 1 октября, когда истечет срок, установленный годесбергским ультиматумом{451}. Немецкое посольство утверждало даже, что мобилизация проведена якобы под давлением Москвы. Поэтому не стоит удивляться, что партия Глинки, известная своим антикоммунизмом, заявила протест по поводу мобилизации. Может быть, именно поэтому на следующий день Э. Бенеш назначил министром М. Чернака, представителя глинковской партии.

Воодушевление, с которым трудящиеся отнеслись к мобилизации, навсегда останется свидетельством героического стремления чехословацкого народа к защите республики от фашизма. Впервые за многие столетия чехи и словаки с отвагой и твердой решимостью готовились к войне.

Каков был размах мобилизации? До ее проведения в армии насчитывалось 30 тыс. кадровых военных и 145 тыс. проходивших срочную службу. В связи с мобилизацией было призвано 18 возрастов резерва первой категории и специалисты из резерва второй категории, всего 1 млн. 250 тыс. человек. [175] Кадровая армия насчитывала 30 тыс. человек, призывные возрасты — 145 тыс. человек, возрасты резерва первой категории — 1 млн. 25 тыс. человек{452}. Неожиданно большим было число немцев, откликнувшихся на мобилизацию. Немцев в армии насчитывалось 5140 офицеров (11,8% их общего числа) и 187704 других категорий (20,2% всех военнослужащих). На долю лиц славянских национальностей приходилось большинство личного состава чехословацкой армии: 37575 (или 86,4%) офицеров и 680655 (или 73,7%) солдат. Так как немцы не имели права получать оружие и сосредоточивались в саперных отрядах в Восточной Словакии, недостаток личного состава пополнялся за счет добровольцев из таких организаций, как Национальная гвардия, «Сокол», ДТЕ, «Орел», ФДТЕ, пожарные команды, Немецкая активная физкультурная организация активистского направления и т. д. На армейских складах для них хранилось 80 тыс. старых австрийских винтовок{453}.

Хотя чехословацкая оборонная промышленность была весьма развитой, особо интенсивно развертываться она начала лишь с 1936 г. В армию могло быть призвано 1 млн. 800 тыс. человек, но в 1937 г. было подготовлено снаряжение только для 800 тыс. Однако с 1 января 1938 г. до сентябрьской мобилизации на вооружение и строительство укреплений было ассигновано 3344 млн. крон, что составляло 56% от расходов на оборону за 1926–1936 гг.{454} Несмотря на взятые темпы, армия испытывала некоторые трудности. Так, например, отсутствовало достаточное количество вспомогательных аэродромов, что могло создать затруднения для авиации союзников. Авиация была значительно слабее немецкой. Производительность авиационной промышленности была такова, что не позволила бы возместить боевые потери в самолетах за счет собственного производства. Если бы дело не ограничивалось длинными дискуссиями о возможных прототипах танков, их количество могло быть большим. В артиллерии по-прежнему было весьма много орудий различных калибров, что затрудняло снабжение боеприпасами. Чувствительной была и нехватка противотанковых и зенитных орудий. Но недостатки были и у армии противника. Генеральный штаб Чехословакии признавал имевшиеся недостатки в вооружении, но считал, что «они не носили характера, лишающего армию способности вести боевые действия»{455}.

С объявлением мобилизации армия стала новым политическим фактором в стране. В ее руках сосредоточивалась большая власть. Вместе с тем это означало, что с данного момента ответственность армии за судьбу республики возросла, как никогда ранее. [176]

Германия отреагировала на чехословацкую мобилизацию только тем, что Гитлер устроил в Годесберге одну из своих истерических сцен. Это показывало, что нацисты все еще были убеждены в том, что общеевропейской войны не будет. Однако не исключалась локальная война с Чехословакией. При таком повороте событий генерал М. Гамелен советовал Я. Сыровы попытаться спасти армию отступлением в словацкие горы, а в случае нужды — даже в Румынию{456}. Но у этого плана были свои слабые стороны. Партия Глинки не хотела войны, тем более боевых действий в Словакии. Поэтому глинковцы вели переговоры с Польшей и Венгрией о том, чтобы в случае войны одна из этих стран быстро оккупировала Словакию. Следующей проблемой была позиция Франции. Ее военные планы предусматривали в основном оборонительные действия. Английское правительство со своей стороны стремилось всеми способами воспрепятствовать любым наступательным инициативам Франции. Если бы чехословацкий генеральный штаб согласился с советом М. Гамелена, то Германия смогла бы быстро выйти на стратегическую границу по Белым и Малым Карпатам. Но сторонники Мюнхена в Париже и Лондоне и так были готовы заключить с Германией компромиссное мирное соглашение, обеспечивающее Гитлеру господство над чешскими областями.

После объявления чехословацкой мобилизации немецкая пресса получила указание замалчивать ее. Позднее пришло указание армейского командования не публиковать никаких положительных материалов о моральном состоянии чехословацкой армии; пресса должна была подчеркивать ее разложение, растерянность, хаос и «большевизацию»{457}. В секретных же донесениях немецкого военного атташе в Праге Р. Туссена отмечался хороший боевой дух отмобилизованной чехословацкой армии{458}.

Чехословацкий генеральный штаб был невысокого мнения о немецкой армии: «В немецкой армии в конце сентября, спустя шесть недель после начала необъявленной мобилизации, большинство полков состояло из двух батальонов, части укомплектованы недостаточно обученными резервистами. Во многих батальонах отсутствовали пулеметные роты, не было тяжелой артиллерии, которая могла быть эффективно использована против наших укреплений. Хотя Германия значительно превосходила нас по количеству самолетов, большинство пилотов прошло только трех-четырехмесячное обучение. Что касается морального состояния, то, по оценке самих немцев, боевой дух немецких войск такой же, как при отступлении в 1918 г. Наша армия была хорошо вооружена, постоянные укрепления — в обороноспособном состоянии, боевой дух солдат был отличным. В такой ситуации армия имела все предпосылки для успешной борьбы с немецкой армией»{459}. В качестве [177] источника слабости чехословацкой армии в исторических работах часто указывают на наличие в ней немцев. Однако следует подчеркнуть, что в это время в Германии действовала антигитлеровская оппозиция, выступавшая на стороне Чехословакии. Коммунистическая партия Германии обращалась к немецким солдатам с призывами помочь чехословацкой армии защищать свободу, демократию и мир, ибо это соответствует жизненным интересам немецкого народа{460}. В лагере противника были друзья и союзники Чехословакии.

Реальную помощь Чехословакии, как это вполне ясно вытекает из предыдущего изложения, могла оказать только Красная Армия. Собственно говоря, приняв «предложения» Великобритании и Франции, правительство Годжи дало согласие на разрыв союзнического договора с СССР, как того требовал пункт 6 англо-французского плана. Однако Советское правительство заявило 23 сентября, что, невзирая на случившееся, оно готово выполнить свои договорные обязательства. М. М. Литвинов открыто сказал об этом с трибуны Лиги наций. Как только Польша начала стягивать свои войска к чехословацкой границе, Советское правительство предупредило польского посла, что оно разорвет договор о ненападении, если Польша нападет на Чехословакию. На границе с Польшей были сосредоточены значительные советские силы, поэтому Ю. Беку пришлось отнестись к этому предупреждению с очень большим вниманием. Неудача Н. Чемберлена в Годесберге вызвала сильный отклик в Москве, которая оставалась верной линии на-совместные действия трех держав против гитлеровской агрессии{461}. Назревшим шагом, как считал чехословацкий посланник в Москве З. Фирлингер, было создание советско-чехословацкого координационного органа по всем вопросам совместной обороны{462}.

В пятницу 23 сентября вновь вышла «Руде право». Газета опубликовала статью Б. Шмераля о советской помощи. Пресса аграриев в те дни утверждала, что Советский Союз покинул Чехословакию. Цензура конфисковала номер «Руде право», разоблачавший подобную клевету. Может ли Советский Союз прийти на помощь Чехословакии? — спрашивал Б. Шмераль и давал положительный ответ. Советский Союз поможет, но необходимо, чтобы правительство попросило его об этом. Пока этого еще не было сделано. Советской помощи надо придать законный вид. Это можно сделать путем обращения с жалобой в Лигу наций. Но основная проблема в том, чтобы во главе республики стояло твердое правительство обороны. Б. Шмераль писал: «Однако мы не скрываем нашего мнения, что немедленная помощь Советского Союза возможна при одном политическом условии: он должен получить гарантию, что в Чехословакии не будет правительства, которое [178] капитулирует спустя несколько дней после получения этой помощи. Необходимо договориться о том, когда и при каких условиях будет заключен мир»{463}.

Учитывая недавний опыт, такая постановка вопроса была уместной. Существовали обоснованные опасения, что Англия намерена обострить конфликт, а сама остаться в стороне. Что касается решимости чехословацкого правительства защищать республику, то последние иллюзии здесь полностью исчезли.. Советский Союз, естественно, хотел получить гарантии, что в конце концов он не останется один на один с Германией, как мечтали сторонники Мюнхена на Западе. 24 и 25 сентября заседал Центральный Комитет КПЧ. Он одобрил линию партии, которая подчеркивала значение помощи СССР и осуждала капитулянтов{464}. Было принято обращение к армии. «Подтвердилась правдивость наших слов, что если мы нe сдадимся, то мир не отдаст нас» — так охарактеризовала «Руде право» основную линию политики партии{465}.

Несомненно, в правительстве не было единого мнения по вопросу о советской помощи. Пресса получила указание воздерживаться от критики внешней политики СССР{466}. Э. Бенеш верил, что в случае войны Чехословакия может полагаться на советскую помощь. Однако аграрии и генерал Сыровы не скрывали своего отрицательного отношения к ней{467}. Э. Бенеш и М. Годжа признали впоследствии, что после Годесберга Советский Союз предложил оказать помощь, даже в том случае, если Франция останется в стороне от конфликта{468}.

Армейское командование и политическое руководство республики, видимо, рассчитывали главным образом на помощь советской авиации. В апреле и июле 1938 г. в Чехословакии находилась специальная советская военная миссия. Была приобретена лицензия на производство средних бомбардировщиков типа СБ-71. Чехословацкая армия закупила 36 таких самолетов. А в июле с помощью советских инженеров в Чехословакии было начато их производство. Советские специалисты осмотрели также линию укреплений и дали свои рекомендации.

В составе чехословацких военно-воздушных сил было около 40 французских бомбардировщиков типа Блох-200; по английским сведениям, в 1938 г. Советский Союз поставил в Чехословакию около 100 бомбардировщиков типа СБ-71. Основную часть собственной чехословацкой авиации составляли истребители. Промышленность Чехословакии ежегодно выпускала 300 самолетов. В сентябре 1938 г. армия имела 1000 самолетов первой линии, в резерве было 50–70 штук. Всего в строю было 1500 самолетов, 600–1000 пилотов, а в резерве — еще 1000, в целом 2000 человек. В сентябре армия [179] получила около 100 современных советских бомбардировщиков, большей частью типа СБ-71. Французские самолеты Блох-200 не обладали большой скоростью. Тихоходными были и чехословацкие истребители, особенно типа Б-534, скорость которых не превышала 200 километров в час, что было меньше, чем у бомбардировщиков того времени. Зато пилоты были интеллигентными, инициативными и мужественными{469}.

Приведенные цифры совершенно ясно показывают, что без советской помощи было невозможно оборонять Чехословакию. Наиболее уязвимой частью чехословацкой армии была авиация, и только советская помощь могла возместить этот пробел. Французское командование тогда буквально тряслось от страха перед нацистской авиацией, и Чехословакия не могла рассчитывать на помощь Франции. Большое количество аэродромов располагалось довольно близко от границы. 23 из них осталось на территории, отторгнутой от Чехословакии после Мюнхена. [180]