Кацевич Дж.
Книга американского историка польского происхождения Джорджа Кацевича (Калифорнийский ун-т) посвящена дипломатическим отношениям эмигрантского польского правительства в Лондоне с Великобританией и Советским Союзом в годы второй мировой войны. В работе, состоящей из введения, девяти глав, эпилога и заключения, использованы архивы польского правительства в изгнании, сосредоточенные в Институте Сикорского в Лондоне, опубликованные документы, мемуары и устные свидетельства, исследования.
Польша принуждена была балансировать между Германией и Советским Союзом, враждебными ей в связи с заключением Версальского мирного договора 1919 г. и Рижского мирного договора 1921 г., породивших германские и советские претензии на польские территории (Верхнюю Силезию, «польский коридор», Данциг, Западную Украину и Западную Белоруссию). При этом Польша опиралась на союз с [164] Великобританией и Францией. Франко-польские отношения определялись договором 1925 г. о взаимопомощи и гарантиях, заключенным одновременно с Локарнским пактом. Великобритания дала свои гарантии Польше лишь весной 1939 г. в условиях германской оккупации Чехословакии и растущего германо-польского конфликта, хотя преобладающее настроение британского общественного мнения было иным. Н. Чемберлен выразил его в следующих словах: «Ни одно британское правительство никогда не будет рисковать костьми ни одного британского гренадера за польский коридор» (с. 14). И только когда угроза германского нападения на Польшу стала реальной, 25 августа 1939 г. было заключено англо-польское соглашение о взаимопомощи, направленное, как это подчеркивалось в секретном протоколе, против Германии.
«В действительности ответственность за европейскую безопасность и сохранение мира лежала на победителях в первой мировой войне — великих державах, а не на небольших государствах Восточной и Центральной Европы. Распад традиционной европейской системы произошел вследствие совместных усилий нацистской Германии и Советского Союза. Пассивность Запада перед лицом нацистского вызова, в конечном счете, привела к господству Германии на всем Европейском континенте. Освобождение Европы в 1944 и 1945 гг. стоило многих жизней, страданий и окончательных уступок Советскому Союзу и в результате привело к бесповоротному разрушению того, что Холборн назвал «исторической Европой» (с. 28).
1 сентября 1939 г. вермахт вторгся в Польшу, а 17 сентября польскую границу с востока пересекла Красная Армия. В этот же день правительство Рыдз-Смиглы нашло убежище в Румынии. Оттуда оно планировало перебраться во Францию и там возобновить свою деятельность. Однако румынские власти потребовали от членов польского правительства сложить свои официальные полномочия и пересекать территорию Румынии в качестве частных лиц, Поляки отказались пойти на это и были интернированы, т. к. продолжение деятельности польского правительства на [165] румынской территории представляло собой нарушение государственного нейтралитета.
Западная реакция на интернирование польского правительства была индифферентной. «Вполне возможно, что ни Лондон, ни Париж не были особенно озабочены прибытием членов довоенного польского правительства во Францию. Несомненно, французы никогда не ставили высоко Бека (польского министра иностранных дел. — Реф.) и вполне вероятно, что они более чем приветствовали события, которые могли привести к падению довоенного правительства. К тому же польская оппозиция, давно исключенная из состава правительства, равно как и другие неудовлетворенные фракции, нашедшие убежище в Румынии, видели возможность заменить правительство, которое они считали ответственным за события, приведшие к поражению Польши» (с. 32). Еще 19 сентября 1939 г. С. Стронский, будущий министр информации лондонского правительства, и генерал В. Сикорский обратились к бывшему польскому президенту И. Падеревскому в попытке получить его поддержку для сформирования нового правительства. Сам Ю. Бек так оценивал ситуацию в письме к президенту Польши И. Мосьцицкому 9 октября: «Влиятельные французские политические круги и связанные с ними польские круги были полны решимости, прежде всего, использовать ситуацию для изменения режима. Лично я считаю, что так называемые «дела режима» в такой трагический момент в нашей истории имеют второстепенное значение; превалирующим соображением должна выступать забота о том, чтобы сложившееся положение не было использовано для принижения нашего государства среди союзников» (с. 32).
Спешка с формированием нового правительства во многом была вызвана опасениями, что Германия и Советский Союз совместно или порознь могут создать марионеточное правительство в Польше и подписать с ним сепаратный мирный договор. В совместном советско-германском коммюнике от 18 сентября 1939 г. говорилось, что стороны намерены помочь польскому населению «переустроить условия своего государственного существования» (с. 33). [166]
Когда в 1941 г. Советский Союз восстановил отношения с польским правительством, он ни словом не упомянул о восстановлении польского государства.
30 сентября Мосьцицкий был заменен на посту президента бывшим председателем сената В. Рачкевичем, ушло в отставку и правительство премьер-министра Ф. Спавой-Складковского. 28 сентября И. Сикорский с одобрения французского правительства стал командующим польскими вооруженными силами и вскоре сформировал правительство в качестве премьер-министра. Сикорский принадлежал к профранпузской группировке в польских правящих кругах, соперничавшей с группировкой Бека, считавшейся прогерманской. Летом 1940 г., в преддверии французской капитуляции, польское правительство по приглашению британского правительства переехало в Лондон.
Еще осенью 1939 г. польское эмигрантское правительство было де-юре признано союзниками. В марте 1941 г. британское правительство распространило на членов польского правительства и штат его официальных сотрудников все дипломатические привилегии и иммунитет, финансовые взаимоотношения британского правительства и польского правительства в изгнании определялись кредитами, предоставленными Польше союзными правительствами, а также возможностями эмигрантского правительства получать средства от гуманитарных организаций и групп и распоряжаться польскими активами заграницей, в том числе 38 судами польского торгового флота. В 1942–1944 гг. США предоставили эмигрантскому правительству свыше 27 млн. долл. для финансирования польских вооруженных сил и движения Сопротивления.
Как указывал Черчилль, «позиция России по отношению к Польше лежит в основе наших ранних отношений с Советами» (с. 71). Особенно с лета 1941 г. « стратегические и политические соображения, иначе говоря, крайняя нужда Великобритании в сильном союзнике в войне против Германии, превалировала над всеми другими соображениями военного времени» (с. 71). После 22 июня 1941 г. британское правительство стремилось умерить остроту [167] советско-польских противоречии, пытаясь влиять на поляков в направлении уступок советским требованиям. Однако польское правительство стремилось сохранить довоенный территориальный статус-кво. Официально провозглашенные цепи польского правительства включали не только освобождение польской территории от вражеской оккупации, но также «делиминацию границ, которые смогут гарантировать длительную безопасность не только Польше, но и всей Европе, и создание Восточноевропейских конфедераций» (с. 73). Некоторые поляки по-прежнему держались программы разоружения Советской империи. Романтизм при любых обстоятельствах имеет тенденцию порождать иллюзии, и дипломатия военного времени, которую проводило польское правительство, не было исключением, отмечает автор.
Поляки полагались на официальные заверения британского правительства о том, что Великобритания вступила в войну из-за Польши. Однако военные цели британского правительства были в свое время определены военным министром Л. Хор-Белиша: «Мы вступили в борьбу не просто затем, чтобы восстановить Чехословакию. Точно так же мы сражаемся не только за восстановление польского государства. Наши цепи не определяются географическими границами. Мы имеем депо с границами человеческого духа. Это не война по поводу географической карты» (с. 74). Лондон не хотел обострять отношений со своим потенциальным союзником против Германии. Только после неоднократных требований польского посла в Лондоне Э. Рачинского Британское информационное агентство 19 сентября выпустило заявление с осуждением советского нападения на Польшу: «Это нападение осуществлено против британского союзника в тот момент, когда он оказался в тяжелом положении перед лицом превосходящих сил, брошенных против него Германией и, по мнению правительства Его Величества, не может быть оправдано аргументами, выдвинутыми Советским Союзом» (с. 75).
«В самом деле, сталинские действия в восточной Центральной Европе в 1939–1940 гг. немногим отличались [168] от методов, использованных Гитлером в Австрии и Чехословакии незадолго до этого. Аналогия поразительная — оба диктатора использовали принуждение и силу против жертв, которые не могли ожидать никакой помощи извне» (с. 77). Формально решение о присоединении части Польши основывалось на плебисцитах, но фактически оно покоилось на фундаменте нацистско-советских соглашений о разделе Польши; Несомненно, пишет автор, что плебисциты, организованные в западных областях Украины и Белоруссии, имели не большую ценность, чем плебисциты, проводимые нацистами.
В ходе переговоров в Москве в октябре 1940 г. британский посол С. Криппс сообщал, что Советское правительство в конечном счете выступает против победы Германии и что у Великобритании есть возможность достичь соглашения и гарантировать дружественное англо-советское сотрудничество в ходе войны. Правительство Черчилля не согласилось с этим выводом, но решило предпринять зондаж на основании тех предложений о возможных основах будущих советско-английских отношений, которые Криппс ранее сделал Молотову. Эти предложения предусматривали, в частности, признание Великобританией де-факто советского суверенитета над Эстонией, Латвией, Литвой, Бессарабией, Северной Буковиной и оккупированными частями Польши. Подобные шаги британского правительства, несмотря на неудачу переговоров с СССР до германского нападения 22 июня 1941 г., противоречили международному праву, в частности статье 43 Гаагской конвенции 1907 г., которая не допускает какого-либо изменения в суверенитете над территориями, находящимися под иностранной оккупацией. Польское правительство, будучи информировано в соответствии с условиями британо-польского соглашения об этих предложениях британского правительства СССР, указало, что подобное нарушение норм международного права является опасным прецедентом.
18 июня 1941 г., накануне германского нападения на СССР, Криппс говорил Сикорскому: «Лучше всего было бы и для нас самих и для вас, если немцы вторгнутся [169] в Россию и оккупируют все польские территории, а потом будут остановлены русскими на этой пинии. Это устранит с повестки дня польский вопрос, который так долго отягощал англо-советские отношения» (с. 85). Хотя Сикорский чувствовал, что СССР оказывал помощь германской военной машине и, как огромное большинство поляков в Лондоне, имел мало оснований быть дружески настроенным и не питать подозрений по отношению к целям советской политики, но по мере того, как приближавшийся нацистско-советский конфликт казался неизбежным, он пытался занять примирительную позицию по отношению к Советскому Союзу, не отказываясь при этом от главного — восстановления польского государства в его довоенных границах.
19 июня 1940 г. Сикорский представил в Форин оффис памятную записку, в которой рассматривался вопрос о создании армии из польских военнопленных и депортированных из оккупированной Советским» Союзом части Польши в случае нацистско-советской войны. Хотя эмигрантское правительство просило англичан считать это предложение только информацией и не передавать его Советскому Союзу, как это планировалось первоначально, меморандум вызвал небольшой кризис в польском правительстве. Сикорский надеялся получить потенциальный источник пополнений в 300 тыс. солдат, его, обвинили в том, что он пытался заключить сделку с СССР, не имея с ним дипломатических отношений и даже не поставив предварительно в известность других членов кабинета.
В отличие от Бека, который сознательно избегал сближения как с Германией, так и с Советским Союзом и искал безопасности в союзе с Западом, у Сикорского не было иного выбора, кроме как повернуться к Западу. С одной стороны, прийти к соглашению с Германией было невозможно, в то время как, с другой стороны, установление дружеских отношений с Советским Союзом оказалось исключительно трудным, поскольку до пета 1941 г. Польша считала себя находящейся в состоянии войны с Советским Союзом, а после восстановления дипломатических отношений сталинские требования делали дружеские отношения почти невозможными. Если бы Сикорский мог [170] найти общий язык с Москвой, то британские и польские цели совпадали бы лишь в том, что касается поражения Германии.
В выступлении по радио 23 июня 1941 г. Сикорский заявил, что его правительство имеет две цели; подтвердить, что германо-советские соглашения о разделе Польши аннулируются и признаются ничтожными, и добиться освобождения польских военнопленных и депортированных в СССР. По его мнению, аннулирование советско-германского пакта о ненападении возвращало советско-польские отношения к Рижскому мирному договору 1921 г. В последовавших затем переговорах с советским послом в Лондоне И. Майским польская сторона настаивала на аннулировании советско-германских соглашений, возвращении к границе 1921 г. и прекращении состояния войны между СССР и Польшей. Советская сторона утверждала, что состояния войны не существует, поскольку польское государство перестало существовать в сентябре 1939 г. Польское правительство, поскольку оно не обладало без одобрения парламента правом изменять границы Польши, предложило урегулировать пограничные проблемы после окончания войны. Советская сторона выступала за создание «национального» польского государства, но возражала против возвращения к границе 1939 г., настаивая на формировании польского государства в. этнографических границах. Польское правительство пыталось добиться отказа Советского руководства от всех правовых актов, принятых по отношению к восточным польским землям после 17 сентября 1939 г., и признать, что оно не может единолично решать судьбу поляков, оказавшихся на территории СССР.
30 июля 1941 г. Сикорский и Майский в присутствии британского министра иностранных дел А. Идена и Черчилля подписали соглашение, по которому Советское правительство признало советско-германские договоры 1939 г. утратившими силу в части территориальных изменений в Польше, и дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены. СССР согласился на формирование на советской [171] территории польской армии, в оперативном отношении подчиненной советскому Верховному Командованию, и предоставить амнистию всем военнопленным и депортированным польским гражданам. Польскому правительству не удалось добиться аннулирования советско-литовского соглашения о передаче Вильно. Сикорский согласился на амнистию вместо безусловной реабилитации польских граждан, т. к. стремился к их быстрейшему освобождению из советских лагерей. За эти уступки СССР он подвергся резкой критике в эмигрантских кругах в Лондоне.
11 сентября 1941 г. Сикорский следующим образом охарактеризовал цепи своего правительства в беседе с командующим польской армией в СССР генералом В. Андерсом: «В своих военных и политических усилиях мы находимся на стороне лагеря великих западных демократий, с которыми мы вместе сражаемся за наши общие идеалы. Мы желаем близко и лояльно сотрудничать с СССР во время войны и после нее. Однако мы не хотим идти далее этого. Сознавая, что новая Польша будет основательно отличаться от той, что существовала вчера, мы тем не менее будем противиться переносу коммунистических идей на нашу почву» (с. 109).
Проблемой, возникшей сразу же после подписания советско-польского соглашения, стала судьба более 10 тыс. польских офицеров, захваченных в плен и вывезенных в СССР. «Первое советское официальное объяснение утверждало, что польские пленные будут освобождены в соответствии с условиями соглашения. Согласно заявлению заместителя министра иностранных дел А. Вышинского, некоторые пленные возможно не были освобождены — особенно те, кто был эвакуирован из Украины и Белоруссии, поскольку они «были объявлены советскими гражданами». 19 ноября 1941 г. Молотов подтвердил, что все польские пленные освобождены или находятся в процессе освобождения» (с, 112). В противоречие с условиями советско-польского соглашения советская сторона рассматривала в качестве польских граждан только лиц польского происхождения, но не украинцев, белорусов и евреев, являвшихся польскими гражданами на 1 сентября 1939 г. Это вызывало [172] протесты польского правительства, оставшиеся безрезультатными.
«Отказ Советского правительства приостановить действие законов о гражданстве, так же как его настойчивые утверждения, что польские восточные провинции являются неотъемлемой частью Белорусской, Украинской и Литовской союзных республик, делали его отказ от договоров с нацистской Германией, зафиксированный в польско-советском соглашении 30 июля 1941 г., малоценным» (с. 114). Используя юридическую фразеологию, Москва пыталась прикрыть то, что по всем основаниям было актом агрессии. «Равно беспочвенно было утверждение, что вступление советских войск в Польшу было не оккупацией, а воссоединением Восточной Польши с СССР на базе свободно выраженной воли народов» (с. 113–114).
Британское правительство стремилось убедить поляков не обострять отношения с СССР. Британское общественное мнение все более склонялось в пользу Советского Союза. В октябре 1939 г. на вопрос, надо ли послать британского министра — члена кабинета в Москву для обсуждения перспектив советско-английских отношений, 47% опрошенных ответили утвердительно, 34% отрицательно и 19% не имели определенного мнения. В марте 1940 г. вследствие советско-финского конфликта популярность СССР упала, и на вопрос, должно ли британское правительство «установить: дружественные отношения с Россией», 41% англичан ответили «да», 47% — «нет» и 12% не высказали определенного мнения. В январе 1942 г, 85% англичан считали, что Великобритания и СССР должны работать вместе и после окончания войны, 6% это отрицали и 8% не высказали определенного мнения. Однако лишь 53% опрошенных были уверены, что после завершения войны две страны действительно будут вместе, 18% с этим утверждением не согласились, а 29% не высказали определенного мнения на этот счет. В июле 1942 г. 62% англичан считали, что СССР более популярен в Великобритании, чем США, 24% отдавали предпочтение США, а 14% не имели определенного мнения [173] (с. 122–123). Просоветские симпатии англичан осложняли положение польского правительства в Лондоне.
Многочисленные запросы поляков о судьбе 8 тыс. офицеров и 6 тыс. человек вспомогательного военного состава советское руководство оставляло без ответа. В то же время многие из военнопленных и депортированных, освобожденные из лагерей, умерли от голода и холода, так как не были обеспечены продовольствием и теплой одеждой. СССР препятствовал усилиям поляков по оказанию помощи освобожденным, арестовав в июле 1942 г, более 100 польских представителей на местах, включая и сотрудников посольства. 18 марта 1942 г. Сикорский во время встречи со Сталиным в связи с формированием польской армии в СССР спросил его о судьбе более 4 тыс., депортированных офицеров. Сталин утверждал, что они бежали в Манчжурию (с. 143). Когда в польскую армию было рекрутировано 75–78 тыс. человек, Советский Союз заявил, что по экономическим причинам сможет обмундировать и вооружить лишь 30 тыс. Позднее это число увеличилось до 44 тыс. По соглашению между Сталиным и Андерсом оставшиеся 25 тыс. солдат, которых невозможно было вооружить, должны были быть отправлены в Иран, а потом — на другие союзные фронты. В октябре 1942 г. польское правительство отказалось от посыпки на советско-германский фронт одной польской дивизии, хотя это не противоречило советско-польскому военному соглашению, настаивая на использовании всей армии как единого целого, В апреле 1942 г. Сикорский пришел к выводу о необходимости полной эвакуации польской армии из СССР из-за трудностей, возникших с ее использованием на советской земле. Сталин был только рад такому решению. К весне 1943 г. было эвакуировано 115 тыс. польских солдат и офицеров. Всего же в СССР было интернировано 1200 тыс. польских граждан, из которых 52% — поляки, 30% — евреи и 18% — украинцы и белорусы (с. 143).
После объявления о захоронениях в Катыньском лесу, 25 апреля 1943 г. СССР разорвал дипломатические отношения с эмигрантским правительством в Лондоне под [174] предлогом того, что последнее согласилось на расследование Международного Красного Креста на оккупированной немцами территории. Международный Красный Крест отказался от расследования, и вопрос, казалось, отпал, но разрыв отношений остался в силе. Сталин искал только предлога для разрыва с эмигрантским правительством в Лондоне, чтобы постепенно расчистить почву для создания просоветского польского правительства, зародышем которого стал сформированный в СССР Союз польских патриотов. Правительства США и Великобритании, мало сомневаясь, что ответственность за Катынь лежит на советской стороне, тем не менее, официально придерживались советской версии и советовали полякам уступить и не требовать немедленного расследования. Только отдельные западные дипломаты были на стороне поляков. Так, американский посол в Москве Стэнли писал 28 апреля 1943 г.; «Фундаментальные проблемы встают даже в вопросе польско-русских границ и включают другие русские пожелания «безопасных границ» в «промежуточной зоне» и... Москва намеревается извлечь максимум из нынешнего политического кризиса для одобрения Вашингтоном и Лондоном своих территориальных притязаний... » (с. 159).
На встрече руководителей трех великих держав в Тегеране в декабре 1943 г. Черчилль и Рузвельт, хотя еще не согласились на линию Керзона в качестве восточной границы Польши, но вместе с тем оказывали растущее давление на преемника Сикорского С. Микопайчика, требуя уступить Сталину в территориальном вопросе. К весне 1944 г. Форин оффис и военный кабинет Великобритании в цепом согласились, что британская политика должна основываться на тесном сотрудничестве с Советским Союзом. Хотя, по мнению автора, не было даже признаков такого желания с советской стороны, Лондон был убежден, «что любое возможное усилие должно быть предпринято, чтобы убедить Советское правительство в искренности британского желания сотрудничать с ним» (с. 181–182).
На Ялтинской конференции в феврале 1945 г. западные союзники СССР признали наконец официально пинию [175] Керзона, но еще ранее они вынудили Миколайчика согласиться с этим. После того, как ему не удалось в ноябре 1944 г. убедить свой кабинет согласиться с новой советско-польской границей по пинии Керзона, Миколайчик ушел в отставку и вернулся в Польшу, где вошел в состав Временного правительства.
Неблагоприятный для польского правительства в изгнании исход его отношений с Великобританией и Советским Союзом «был предопределен не какой-либо засвидетельствованной ошибкой со стороны нескольких руководителей эмигрантского правительства, но неизбежными реальностями борьбы между великой державой — Советским Союзом и малой державой — Польшей» (с. XIV).
Б. В. Соколов