Большой заговор
От Рейхсвера к Вермахту
Когда сегодня историки указывают на факты соучастия германского генералитета в «большом заговоре» Гитлера, то в ответ со страниц бесчисленного количества послевоенных мемуаров, изданных в Западной Германии, доносится единодушный крик: «Мы ничего не знали, нам только приказывали». Настойчивость авторов вполне можно понять: ведь, чем больше вина, тем энергичнее пытаются ее скрыть. А увидеть вину можно, обратившись к фактам истории.
Один из этих фактов гласит, что первыми, с кем Гитлер поделился своими намерениями, были генералы немецкого рейхсвера. Приведем чрезвычайно любопытный архивный документ — личную запись, сделанную генералом Либманом и хранящуюся ныне в Мюнхенском институте современной истории{93}.
«1933. 3 февраля. Берлин. Выступление рейхсканцлера Гитлера перед командованием армии и флота во время посещения генерала пехоты барона Гаммерштейна-Экворда.Единственная цель политики — завоевание политической власти. На это должно быть направлено все государственное руководство (все его отрасли!).
1. Внутренняя политика. Полное изменение нынешней внутриполитической ситуации. Не будут терпеться никакие настроения, противоречащие цели (пацифизм!). Кто не подчинится, будет сломлен. Истребление марксизма огнем и мечом. Приучить молодежь и весь народ к тому, что нас может спасти только борьба; этой мысли должно уступить все остальное (она воплощена в миллионном нацистском движении, которое будет расти). Воспитание молодежи, усиление военной готовности всеми средствами. Смертная казнь за измену. Строжайшее авторитарное государственное управление. Ликвидация раковой болезни демократии.
2. Внешняя политика. Борьба против Версаля. Равноправие в Женеве. Однако это бесполезно, пока народ не преисполнится военной готовности. Забота о союзниках. [51]
3. Экономика! Спасти крестьянина! Политика поселений! Увеличивать экспорт бесцельно. Потребительная способность мира ограничена, всюду перепроизводство. Поселения — единственная возможность частично занять армию безработных. Однако это требует времени, радикальных изменений не ждать, ибо жизненное пространство немецкого народа слишком мало.
4. Создание вермахта — важнейшая предпосылка для достижения цели — восстановления политической власти. Надо снова ввести всеобщую воинскую повинность. Но до этого государственная власть должна позаботиться о том, чтобы военнообязанные до призыва или после службы не были отравлены ядом пацифизма, марксизма, большевизма.
Как обращаться с политической властью после ее завоевания? Еще сказать нельзя. Возможно, завоевание нового экспортного пространства; возможно, — это куда лучше — завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его безжалостная германизация. Конечно, сначала надо изменить нынешнюю экономическую ситуацию путем политической борьбы. Все, что происходит сейчас (поселения), — временные средства.
Вермахт — важнейший и наисоциалистичнейший институт государства. Он должен остаться аполитичным и беспартийным. Внутренняя борьба не его дело, а дело нацистских организаций. В отличие от Италии не предусматривается никакого переплетения армии и СА. Самое опасное время — время создания вермахта. События покажут, есть ли у Франции государственные деятели. Если да, то она не даст нам времени, а нападет на нас (наверное, вместе со своими восточными сателлитами)».
Этот документ имеет огромное значение. Практически Гитлер в этой речи изложил перед генералитетом свою программу в самых существенных ее чертах. Пусть генералы будут через двенадцать лет отпираться, что «ничего не знали». Но речь 3 февраля — лучшая улика. В ней Гитлер поставил генералитет в известность:
а) о предстоящем истреблении коммунистов и всех левых элементов;
б) о программе военизации экономики, воспитания молодежи и т. д.;
в) о программе создания мощного вермахта;
г) о своей главной цели — войне на Востоке, т. е. против Советского Союза, с целью захвата и колонизации «жизненного пространства».
Все это в общих чертах совпадало с идеями генералитета (Гитлер для лести даже повторил любимые формулы о пресловутой «аполитичности рейхсвера»). Более того, он потрафил «консервативному» крылу рейхсвера, опровергнув слухи о «переплетении» армии и СА. Не удивительно, что общая реакция слушателей была весьма положительной. Адмирал Редер вспоминал, [52] что слышал от кого-то такое замечание: «Во всяком случае, никто из канцлеров так тепло не говорил об армии»{94}.
Если у генералов и были какие-то сомнения, то они исходили вовсе не из неприятия целей Гитлера. В те дни в кругах рейхсвера нашумела следующая острота командующего III округом генерала фон Фрича. Когда один из офицеров спросил его, нравится ли ему фашистское знамя, красное со свастикой, Фрич ответил:
— Да, но в нем слишком много красного!
Для ограниченного мышления прусских юнкеров политика Гитлера, нахально обращавшегося к массам немецких обывателей и не боявшегося апеллировать даже к рабочим, была рискованной. Как остэльбские юнкеры, так и некоторые генералы побаивались демагогической фразеологии Гитлера — Геббельса, пока не осознали, что все это не более чем блеф.
Вместе с тем в руководстве рейхсвера имелись и такие генералы, которых уже ничто не разделяло с Гитлером. Одним из них был военный министр генерал Вернер фон Бломберг. К тому времени Бломберг имел за спиной обычнейшую и тра-диционнейшую военную карьеру: кадетское училище, война, генеральный штаб. С 1927 по 1929 г. он был начальником «войскового ведомства» (генштаба), затем командовал I военным округом. Уже давно Бломберг был тесно связан с нацистской партией, будучи с 1930 г. лично знаком с ее фюрером. Бломберг не скрывал своих симпатий. В 1931 г., совершая поездку по Соединенным Штатам, он открыто высказывался за приход Гитлера к власти. Вслед за этим он был назначен главным военным советником при немецкой делегации на конференции в Женеве. Бломберг пользовался большим авторитетом у престарелого Гинденбурга, что увеличивало его вес{95}.
Ближайшим помощником Бломберга и начальником его личного штаба стал генерал Вальтер фон Рейхенау. Это также был генерал Гитлера. Он вышел из военной школы знакомого нам генерала Макса Гофмана. Вальтер фон Рейхенау — это уже не юнкер чистых кровей. Его отец был промышленником, членом наблюдательного совета фирмы «Генрих Эрхардт АГ».
Рейхенау был человек иного склада, чем Бломберг. Если Бломберг как бы символизировал прусские традиции рейхсвера, [53] то Рейхенау в глазах своих коллег выглядел «человеком новой эпохи». Он проявлял большой интерес к технике, авиации, танкам. Недаром генерал Блюментритт как-то заметил, что «Рейхенау с таким же успехом мог бы быть американским генералом»{96}. Но важнее, чем любовь к технике, для карьеры Рейхенау была его связь с нацистами и личная дружба с гаулейтером Восточной Пруссии Эрихом Кохом, будущим палачом украинского народа. Уже в феврале 1933 г., т. е. сразу после вступления на новый пост, Рейхенау заявил в чисто нацистском духе:
— Все гнилое в государстве должно исчезнуть. Это может произойти только с помощью террора. Партия (нацистская. — Л. Б.) будет безжалостно расправляться с марксизмом. Задача вермахта — быть в боевой готовности. Никакой поддержки преследуемым, если они будут искать убежища!
Появление «козырной» гитлеровской двойки на высших постах рейхсвера в 1933 г. дает материал для размышлений. Оно невольно наводит на мысль о фарисействе и лицемерии тех, кто сейчас старается отрицать всякую причастность генералитета к Гитлеру, его партии и деяниям. Авторы послевоенных мемуаров Гальдер, Манштейн, Гудериан и десятки других, приводя длинные списки генералов, якобы бывших «в оппозиции» к фюреру, почему-то стыдливо умалчивают, что в первые же дни правления диктатора ему на помощь пришли два генерала, глубокую связь которых с рейхсвером никто не смел отрицать.
Не только Бломберг и Рейхенау, — пакт «Гитлер — рейхсвер» поддержали почти все генералы. Недаром один из старейших деятелей рейхсвера, генерал фон Эйнем, торжественно объявил:
— У нас опять есть канцлер!{97}
Действительно, генералы, как и магнаты Рура, могли считать Гитлера «своим» канцлером. А в ответ они устами Блом-берга заявили: «Теперь время аполитичности прошло. Остается лишь одно — без остатка служить национал-социалистскому движению»{98}.
И генералы стали служить!
Верхушка рейхсвера в первый период становления вермахта (до 1935 г.) выглядела так:
Военный министр — Бломберг.
Главнокомандующий рейхсвером — Гаммерштейн-Экворд (до 1934 г.), затем генерал фон Фрич. [54]
Начальник войскового ведомства — генерал Адам (до конца 1933 г.), затем генерал-лейтенант Людвиг Бек.
Здесь в поле зрения появляются два новых человека: генералы Фрич и Бек. Хронологически первым на свой пост назначается генерал Бек. Это тот самый Бек, который в 1930 г. так энергично защищал своих лейтенантов, вступивших в гитлеровскую партию. До того времени он был известен только в узких военных кругах как способный артиллерист и штабной офицер. Бек происходил из старого рода юнкеров, который (как и у Рейхенау) стал родом промышленников. Отец Бека, Людвиг Бек-старший, основал в Гессене металлургическую фирму «Л. Бек и К°» и пользовался хорошей репутацией в деловых кругах. Бек-младший уже с 1913 г. служил в большом генштабе, а затем в штабе генерала графа фон дер Шуленбурга, одного из самых завзятых монархистов в Германии.
В феврале 1934 г. на пост командующего рейхсвером назначается (вместо Гаммерштейна, не удовлетворившего Гитлера) генерал-полковник Вернер фон Фрич, некогда убежденный монархист, теперь явно склонявшийся к поддержке Гитлера. Впоследствии Фрич изложил свое кредо в следующих кратких фразах:
«Вскоре после первой мировой войны я пришел к заключению, что для того, чтобы Германия снова стала сильной, мы должны одержать победы в трех битвах:1) битве против рабочего класса — Гитлер ее уже выиграл...
2) против католической церкви или, точнее говоря, против ультрамонтанизма;
3) против евреев»{99}.
Перед нами предстает верный ученик Людендорфа с животной ненавистью к рабочим массам, сопровождаемой антисемитскими и антикатолическими настроениями (характерными для Людепдорфа двадцатых-тридцатых годов). Но не менее типично, что монархист и дворянин Фрич здесь верно-подданно склоняет колено перед выскочкой Гитлером: ведь он сумел «выиграть битву против рабочего класса», затопив кровью Германию и испещрив ее карту флажками концлагерей!
В начале 1933 г. командование рейхсвера с головой погрузилось в решение задач, поставленных перед ним во время встречи 3 февраля 1933 г. Штатное расписание рейхсвера секретным [55] распоряжением увеличивается до 21 дивизии (с 10). Намечается увеличение численности войск до 300 тыс. человек. Лихорадочно готовится производство танков и тяжелой артиллерии. Особое внимание уделяется танкам.
Генерал Гудериан с неподдельной теплотой вспоминает об этих временах. «В 1933 г., — пишет он в «Воспоминаниях солдата», — рейхсканцлером был назначен Гитлер. С этого времени внутренняя и внешняя политика Германии полностью изменилась»{100}. Что же произвело такое впечатление на тогдашнего полковника, будущего начальника генштаба? «Что касается той области, в какой я работал, — продолжает Гудериан, — то в ней произошли существенные изменения... Гитлер также проявил большой интерес к вопросам моторизации армии и создания бронетанковых войск. Свидетельством этого явилось приглашение, полученное мной через управление вооружения армии, продемонстрировать в течение получаса перед рейхсканцлером в Куммерсдорфе действия подразделений мотомеханизированных войск. Я показал Гитлеру мотоциклетный взвод, противотанковый взвод, взвод учебных танков T-I, взвод легких бронемашин и взвод тяжелых бронемашин. Большое впечатление на Гитлера произвели быстрота и точность, проявленные нашими подразделениями во время их движения, и он воскликнул: «Вот это мне и нужно!»{101}.
Да, это было нужно Гитлеру. В течение 1933–1934 гг. два крупнейших военных концерна — «Крупп» и «Рейнметалл» — начали серийное производство танков. Еще в 1931 г. французская разведка констатировала в одном из своих докладов: «Германия после войны сумела значительно увеличить свою индустриальную мощь Она полностью обновила промышленное оборудование, и равного ему нет теперь в Европе»{102}. По тем же данным, к 1932 г. в Германии на военные нужды работало 65 заводов, из них 25 выпускало оружие и боеприпасы, 23 — взрывчатые вещества 2 — самолеты. А официально разрешалось работать на рейхсвер только семи заводам!
Что касается авиации, то здесь приготовления шли уже давно. В своих пухлых воспоминаниях нацистский авиапромыш-леиник Эрнст Хейнкелъ рассказывает, что начал свои работы над новыми конструкциями военных самолетов уже в 1921 г., в период абсолютного запрета немецкого авиастроения. Он вспоминает о визите к нему летом 1921 г. летчика Христиансена (в будущем — генерала люфтваффе), который, посетив Хейнкеля, сообщил ему об идеях, пришедших в голову группе «американских и шведских друзей». В частности, американский военно-морской атташе в Берлине предложил Хейнкелю работать над новыми моделями самолетов, поднимающихся с подводных лодок. А в 1922 г., когда абсолютный запрет был заменен частичным, к Хейнкелю прибыл посланец рейхсвера, который сообщил, что в военном министерстве создан секретный отдел ВВС.
— Г-н Хейнкель, — заметил он, — хотя строительство военных самолетов нам запрещено, попробуйте не отставать от новинок.
«Он посмотрел на меня хитрым взглядом, — вспоминает Хейнкель, — и сказал: «Конструировать военные самолеты можно здесь, в Германии, а строить — за границей, например в Швеции. А?»{103}
Хейнкеля и его коллег — Мессершмитта, Юнкерса — не надо было долго учить. Они активно занялись тайным авиастроением. Они прекрасно понимали, что в этом деле им в первую очередь поможет Запад. «Политики этих стран, — ехидно замечает в своих мемуарах Хейнкель, — ранее проклинавшие вооружение Германии, сами стали толкать Германию на вооружение, а... через несколько лет инженеры и военные из этих стран начали совещаться с немецкими техниками о том, как можно ускорить участие Германии в вооружении Европы в обход объявленных ограничений» 2. В результате к началу гитлеровской диктатуры немецкое военное авиастроение уже располагало солидной основой. В 1934 г. Геринг создал (еще замаскированное) военно-воздушное министерство под названием «имперского комиссариата». В нем сидели такие «сугубо гражданские лица», как полковники рейхсвера Вевер, Штумпф, подполковник Виммер. Уже тогда были разработаны модели военных самолетов «Дорнье-11», «Хейнкель-51».
Быстрый старт политики вооружения не был случайным явлением. Он стал возможным лишь потому, что был организован хозяевами немецкой экономики. Здесь, и только здесь, лежит ключ к разгадке «секретов» политики Гитлера.
Мы начали изложение взаимоотношений генералов и Гитлера с памятной встречи 3 февраля 1933 г. В истории взаимоотношений Гитлера и немецких монополий есть удивительная [57] параллель: это совещание 20 февраля 1933 г. Генералов созвал Гаммерштейн, промышленников — Геринг. В гости к Герингу и Гитлеру на этот раз прибыли:
Густав Крупп фон Болен — глава огромного военного концерна;
Георг фон Шницлер — глава «ИГ Фарбениндустри»;
Альберт Феглер — директор Стального треста;
Яльмар Шахт — президент Рейхсбанка;
Герберт Кауэрт — глава ГБАГ (крупнейший угольный трест);
фон Винтерфельдт — представитель электроконцерна «Симменс»;
Тенгельман — угольный магнат.
Все они вместе (общее число собравшихся было 25) выслушали сообщение Гитлера. Как и перед генералами, Гитлер развил перед собравшимися свои основные цели:
а) «отклонение пацифизма» (т. е. программа подготовки войны);
б) «восстановление германской армии»;
в) ликвидация парламентского режима «на ближайшие 100 лет».
Аудитория одобрила эту программу, причем сделала это на свой манер: Шахту было поручено передать для нужд нацистской партии 3 млн. марок. Крупп же не только устно поблагодарил фюрера, но и через несколько дней послал ему письмо, заверяя, что «поворот в политических событиях вполне соответствует моим желаниям и желаниям моих директоров»{104}.
Развитие отношений между Гитлером и рейхсвером и в дальнейшем совершалось в полном соответствии с развитием отношений между Гитлером и верхушкой немецких монополий. Более того, взаимоотношения с военной верхушкой были функцией отношений с капиталом. Разумеется, Гитлеру было бы трудно укрепить только что созданную диктатуру без помощи рейхсвера. Но ему было бы совсем невозможно это сделать без миллионов из карманов рурских магнатов.
Сегодня в работе «Фашизм и его эпоха» западногерманский социолог Эрнст Нольте констатирует: «Вопрос о том, какую финансовую и моральную поддержку Гитлер получил от крупной промышленности, принадлежит к числу самых сложных, ибо с ним связано много интересов»{105}. Последнее заключение справедливо, ибо большинство из тех, кто в свое время финансировал [58] Гитлера, сейчас финансирует партию Аденауэра и не особенно заинтересовано в раскрытии тайн гитлеровской кассы. Недаром ко дню 30-й годовщины прихода Гитлера к власти западногерманский Индустриальный институт опубликовал специальное сочинение, в котором пытался изобразить Гитлера как человека, не связанного с промышленниками...
Но, говоря словами Нольте, так ли уж «сложно» определить степень финансовой и моральной поддержки, которую получил Гитлер? Для этого надо лишь обратиться к документам, к фактам, неопровержимо установленным как в Нюрнберге, так и в ходе исследования нацизма, проведенного прогрессивными историками во всем мире.
После совещания 20 февраля последовали новые совещания и новые миллионы. Например, вот о чем красноречиво рассказывает бухгалтерская запись в банке «Дельбрюк. Шиклер и К°»г принимавшем от промышленных фирм платежи Гитлеру{106}:
23 февраля — 200 тыс. марок (от угольных фирм)
25 февраля — 150 тыс. марок (от промышленника К. Германа)
25 февраля — 100 тыс. марок (фирма автомобильных выставок)
25 февраля — 200 тыс. марок (от промышленника А. Штейнке)
25 февраля — 50 тыс. марок (фирма «Демаг»)
25 февраля — 35 тыс. марок (фирма «Телефункен»)
27 февраля — 100 тыс. марок (Баварский ипотечный банк)
27 февраля — 40 тыс. марок (фирма «Осрам»)
28 февраля — 400 тыс. марок («ИГ Фарбениндустри»)
Итак, за 5 дней 1,2 млн. марок! Промышленники платили Гитлеру, а Гитлер — промышленникам. Уже в июле 1933 г. был создан «генеральный совет экономики», состоявший из представителей самых важных монополий (среди них были Крупп, Бош, Шредер, Сименс, Тиссен, Феглер). Это был своеобразный генеральный штаб немецкого капитала.
Генштаб принялся за работу, как это полагается генштабу. Хозяева германских монополий, оправившиеся после поражения в первой мировой войне, снова мечтали о создании силой оружия «великой германской империи». «Германский народ нищает, но миллиарды марок вкладываются в вооружения, — разоблачал в те годы планы германских монополий Вильгельм [59] Пик. — Вложенные в вооружения миллиарды должны принести прибыль. Это осуществимо только путем войны, захвата чужой территории»{107}.
В кругах германских монополий внимательно фиксировали факты значительного ослабления бывших «победителей» — Англии, Франции, США, которое наступило в результате мирового экономического кризиса 1929–1933 гг. Германии уже не противостоял, как некогда в Версале, единый блок «победителей». Между странами бывшей Антанты кипела острая экономическая и политическая борьба. Ее умело использовали немецкие политики в двадцатых-тридцатых годах для усиления позиций Германии. Хотя Германия и сама испытала удары кризиса, хозяева ее экономики рассчитывали на возможности новой экспансии — на рынках Юго-Восточной Европы, в конкурентной борьбе с Францией, Англией и США на заокеанских рынках. Особенно же заманчивыми были перспективы восстановления «довоенного статус-кво» в Европе, уничтожения молодого социалистического государства, захвата его огромных сырьевых и промышленных богатств. Недаром хозяин «ИГ Фарбениндустри» Карл Дуисберг требовал создания «блока», который бы распространил свое влияние от Бордо до Одессы!
К моменту прихода Гитлера к власти германские монополисты уже выработали главный курс — курс на войну. Экономический кризис, поразивший капиталистический мир, в том числе и Германию, резко усилил социальные противоречия в стране. Политика вооружений рассматривалась правящими кругами как выход из социального тупика. Путем перевода хозяйства на военные рельсы магнаты Рура надеялись рассосать шестимиллионную армию безработных, загрузить производственный аппарат и вместе с тем создать базу для контрнаступления против растущих революционных настроений.
Курс на войну и установление гитлеровской диктатуры дополняли друг друга в планах немецких монополий. В этом «комплексе» Адольф Гитлер и его коричневая клика являлись лишь исполнителями общей воли наиболее агрессивных и реакционных групп германского монополистического капитала. Гитлер, найденный рейхсвером и приведенный к власти хозяевами рурских концернов, был в их глазах наилучшим исполнителем планов новой экспансии. В вышеприведенном письме Круппа отмечалось, что линия Гитлера «соответствует желаниям» самого Круппа и его директоров. Эта фраза звучала символически. [60]
1934 год принес одно важное событие во взаимоотношениях между Гитлером и германским военным руководством. Нацисты окрестили это событие «путчем 30 июня». Самое же любопытное в этом путче состояло в том, что его не было.
Было другое.
В тот момент, когда рейхсканцлер Гитлер стал наводить «порядок» в своей «тысячелетней империи», он, разумеется, понимал всю важность благоприятного развития отношений нацистской клики с кликой военной. У него уже были важные союзники в этом деле, в их числе генералы Бломберг и Рейхенау. Но Гитлер не хотел (да и не мог!) остановиться на этом.
Дело было в том, что генералитет решил подвести некоторые итоги выполнения пакта «Гитлер — рейхсвер», заключенного в начале 1933 г. Свои обязательства генералы выполнили. А Гитлер? Курс на вооружение был взят, это видели и генералы. Но они считали, что недостаточно выполнялся пункт пакта, согласно которому армия должка была занять исключительное положение и у нее не должно было быть конкурентов. В частности, в течение 1933–1934 гг. генерал Вернер фон Бломберг неоднократно обращал внимание фюрера на деятельность штурмовых отрядов (сокращенно СА) во главе с начальником штаба СА Эрнстом Ремом. К 1934 г. в рядах СА находилось около 3 млн. человек. В отличие от рейхсвера штурмовики не находились под непосредственным командованием генералитета. Их общее военное обучение не соответствовало нормам, выработанным руководством рейхсвера. Кроме того, до Бломберга доходили самые определенные слухи о том, что Рем мнит себя конкурентом рейхсвера и задумал (благо он сам был некогда капитаном генштаба) занять более высокое место в военной иерархии рейха.
Генералитет чувствовал себя явно ущемленным происками Рема, тем более что Рем замахнулся объединить армию, СА, СС (охранные отряды) и все полувоенные организации под своим руководством. Это было слишком! В течение 1933 г. рейхсвер еще пытался наладить взаимоотношения с СА. Командование рейхсвера вело длительные переговоры с начальником управления боевой подготовки СА обергруппенфюрером Крюгером о путях наиболее приемлемого сотрудничества. Генералитет хорошо понимал необходимость кадров для будущей громадной армии. Однако самоучки из штаба СА вызывали у генералов явную неприязнь: как они смели нарушать стройную систему, [61] над которой так долго трудился генштаб! Недаром будущий командующий сухопутными силами генерал фон Браухич обронил раздраженное, но многозначительное замечание: «Перевооружение было слишком серьезным и сложным делом, чтобы можно было терпеть участие в нем воров, пьяниц и гомосексуалистов!»{108}
Рейхсвер беспокоило и другое обстоятельство. Генералы всегда с известным недоверием и даже с робостью относились к проблеме «массовой армии». Ганс фон Сект разработал систему рейхсвера как «неполитической» отборной кадровой армии, отгороженной от масс, огражденной от политического брожения и недовольства. В отрядах СА положение было иным. В них было не 100 тыс. человек, а в 30 раз больше. В них собрались деклассированные элементы самого различного толка, в том числе значительное количество тех, кто поверил в демагогические нацистские лозунги псевдосоциалистического типа. В предпринимательских кругах с подозрением относились к СА как к возможному «очагу недовольства».
...11 апреля 1934 г. начались очередные военно-морские маневры. На них прибыли Гитлер, Бломберг и другие высшие военные чины. Они провели несколько дней на броненосном крейсере «Дейчланд», имея возможность спокойно обсудить заботившие их проблемы. Генералы изложили Гитлеру свои требования. Они были заняты осуществлением перехода рейхсвера к «плану А» (плану увеличения численности армии со 100 тыс. до 300 тыс. человек). Бломберг хорошо знал, что Рем поставил своим условием включение в рейхсвер целых частей и соединений СА. Это ни в коем случае не устраивало Бломберга и весь генералитет.
Но и у Гитлера были свои заботы. Гинденбург лежал на смертном одре. Кто станет его преемником на посту президента? Этот вопрос не был только личным вопросом для Гитлера. Не надо забывать, что шел еще 1934 год. Миновало всего немногим более года коричневого владычества, ознаменовавшегося расправой с коммунистической партией, со всеми честными борцами за свободу и демократию в Германии. Ушедшая в подполье КПГ собирала силы для борьбы. Гитлеровский террор не сломил волю антифашистов к сопротивлению. Экономические мероприятия нацистского правительства пока не давали эффекта. Государственный долг к концу 1933 г. увеличился на 2,7 млрд. марок, росли цены. В стране насчитывалось 6 млн. безработных. В этих условиях «персональный» вопрос о президенте [62] был для Гитлера вопросом об укреплении своего владычества.
Так возникали новые пункты в пакте «Гитлер — рейхсвер». Рейхсвер обещал Гитлеру поддержать его кандидатуру на пост президента, Гитлер рейхсверу — устранить всякое соперничество со стороны СА. Это соглашение было подкреплено соответствующей поддержкой промышленных кругов.
Гитлер решил действовать. 4 июня он уговорил Рема распустить СА на каникулы. Ничего не подозревавший Рем принял его слова за чистую монету и укатил в свой новый особняк в Висзее. 21 июня состоялось очередное свидание участников пакта. Бломберг и Гитлер встречаются в поместье Гияденбурга, где еле-еле бормочущий фельдмаршал благословляет их действия. 25 июня командующий рейхсвером фон Фрич приводит в боевую готовность всю армию. Отменяются отпуска, войска сосредоточиваются в казармах, войсковые патрули разъезжают по улицам Берлина{109}. Гитлер втайне готовит расправу с штурмовиками. 28 июня он едет в Эссен, где встречается с Крупном и Тиссеном. 29-го он получает телеграмму об ухудшении здоровья Гинденбурга. Старик может умереть с часу на час, а обещание генералам еще не выполнено...
На рассвете 30 июня фюрер внезапно выходит из своего самолета на мюнхенском аэродроме. В сопровождении отряда эсэсовцев и Розенберга он спешит в Висзее{110}. В тот же момент Геринг начинает действовать в Берлине. Руководители СА Рем, Хейнес, Эрнст погибают под дулами эсэсовских команд. Одновременно Гитлер расправляется с некоторыми неугодными ему лицами: убит соперник Гитлера внутри НСДАП Грегор Штрассер; расстрелян Густав фон Кар — свидетель неудачного гитлеровского «пивного путча» 1923 г.; уничтожены интриган генерал фон Шлейхер и его ближайший сотрудник генерал фон Бредов. Всего за 30 июня уничтожается около 200 ведущих командиров отрядов СА и других лиц, предварительно занесенных в проскрипционные списки.
Обещание было выполнено. За день до этого, 29 июня, на страницах «Фелькишер беобахтер» появилась передовая статья [63] Бломберга, начинавшаяся знаменательными словами: «Вермахт полностью вошел в государство немецкого возрождения, в империю Адольфа Гитлера... Тем самым навсегда прошли времена, когда представители различных лагерей гадали о «сфинксе» — рейхсвере. Роль вермахта ясна и недвусмысленна. Он служит этому государству, которое он искренне одобряет... Сегодня солдат находится в центре политической жизни немецкого народа, который сейчас сплавлен в прочное единство... Вермахт, который с гордостью носит на стальном шлеме и мундире знаки немецкого возрождения{111}... дисциплинированно и верно следует за руководством государства, за фельдмаршалом великой войны рейхспрезидентом фон Гинденбургом и за фюрером рейха Адольфом Гитлером, который некогда вышел из наших рядов и навсегда останется одним из наших».
Сейчас трудно установить, была ли статья Бломберга специально приурочена к кровавой расправе 30 июня. Это не исключено, поскольку главный редактор «Фелькишер беобахтер» Альфред Розенберг принадлежал к узкому кругу лиц, готовивших расправу. Однако если даже совпадение случайно, то оно более чем символично. Пером Бломберга рейхсвер дал подписку в том, что немецкий генералитет «дисциплинированно и верно» поддерживает Гитлера. Бломберг здесь не упустил случая напомнить о том, о чем все генералы единодушно забудут через десяток лет: Гитлер «вышел из рядов» рейхсвера и «навсегда останется одним из наших». Эту блестящую формулировку можно поставить в качестве эпиграфа ко всем послевоенным генеральским писаниям, предающим анафеме обанкротившегося фюрера.
Гитлер выполнил свое обещание, поскольку оно получило высочайшее одобрение со стороны Крупна и Тиссена. И права была английская буржуазная газета «Обсервер», когда писала: «В чьих интересах действуют Бломберг, Геринг и Гиммлер? Большинство думающих наблюдателей считают, что в результате недавних событий банкиры, юнкеры и военные увеличили свою власть»{112}.
В 1934 г. германский рейхсвер еще не был в состоянии выполнить «внешнюю функцию». Но тем энергичнее он выполнял функцию внутреннюю. Действуя в полном соответствии с волей германских монополий, рейхсвер дал «военное обеспечение» всем террористическим акциям, которые проводило гитлеровское [64] правительство. Так, Бломберг от имени рейхсвера дал свое согласие на разгон всех политических партий. На секретных совещаниях высшего командного состава он усиленно рекомендовал генералам устанавливать «добрые и даже сердечные отношения» с гитлеровскими наместниками и откровенно желал нацистскому движению «вскоре достигнуть тотального характера»{113}.
Параллельно осуществлялись энергичные меры по внедрению коричневого духа в ряды армии, так что генерал Вернер фон Фрич смог вскоре объявить:
— Основа у нашей сегодняшней армии национал-социалистская!{114}
Мы видели, что еще в феврале 1933 г. Рейхенау дал свое благословение террору. Вскоре после этого запылал рейхстаг и нацистские бандиты начали творить свое черное дело. В июне же 1934 г. этот террор приобрел тот самый «тотальный характер», которого желал генерал Бломберг.
Лишь после того как Рем и его сообщники были уничтожены, Геббельс пустил в ход версию о том, что Рем якобы готовил путч. Но это была примитивная маскировка. Никакого путча не было. Был лишь сговор Гитлера с рейхсвером.
2 августа Гинденбург умер. В тот же день, чувствуя, по словам Уилера-Беннета, «поддержку военного министра и командования армии», Гитлер объявил, что отныне функции президента и рейхсканцлера будет исполнять он один как «фюрер и рейхсканцлер германского рейха»{115}, а также как верховный главнокомандующий. Вслед за этим он вместе с Рейхенау обсудил вопрос о приведении армии к новой присяге — присяге Гитлеру. Рейхенау тотчас же продиктовал новый текст, который гласил: «Я клянусь перед господом богом этой священной присягой, что буду безропотно подчиняться фюреру немецкого государства и народа Адольфу Гитлеру, верховному главнокомандующему вооруженными силами, и как храбрый солдат буду всегда готов пожертвовать своей жизнью во имя этой присяги»{116}.
Гитлер учел своеобразные правила прусского милитаризма, который воспитывал армию в духе безусловного и слепого повиновения присяге. Через 12 лет мы услышим от гитлеровских [65] генералов пространные рассуждения о том, что они-де «были связаны» присягой и ничего не могли сделать вопреки чудовищным и преступным приказам фюрера. Но Гитлер не сам придумал эту присягу. Это сделал генерал Рейхенау от имени всего немецкого генералитета, еще раз скрепив тем самым союз «Гитлер — рейхсвер». Рейхсвер обеспечил проведение июньской расправы. Команды СС, готовившиеся к действиям, были сконцентрированы в казармах рейхсвера и там получали оружие. А уже после событий, 3 июля 1934 г., Бломберг на заседании имперского кабинета полностью одобрил действия Гитлера, заявив, что тот «действовал как государственный деятель и солдат»{117}. По предложению Бломберга кровавые деяния 30 июня были цинично определены «как действия по защите государства».
Эпизод 30 июня 1934 г. чаще всего рассматривается как определенный этап в развитии национал-социалистского движения. Для этого имеются основания. Но не менее важна его роль для установления взаимоотношений между Гитлером и генералитетом. Анализируя события 30 июня, мы можем констатировать следующее:
1. События 30 июня, точнее, пакт «Бломберг — Гитлер», приведший к этим событиям, — большая и существенная веха в развитии общего агрессивного плана германского милитаризма. Она знаменует собой дальнейшее взаимопроникновение идей и планов нацистской партийной клики и верхушки немецкой армии. Как метко заметил Браухич, для них обеих перевооружение было «общим и серьезным делом».
2. Германский генералитет в этих событиях показал, что он не останавливался ни перед какими кровавыми средствами, дабы добиться своих целей. Впоследствии генералы и их историки будут отрекаться от соучастия в кровавой бане 30 июня (Краусник: Гитлер «действовал независимо»{118}; Герлиц: «...обо всех событиях... в командовании и не знали»{119}). В действительности же кровь осталась и на руках генералов.
3. Образ действий генералитета в событиях 30 июня мало чем отличался от методов действия нацизма. В 1923 г. генерал Сект как-то сказал, что в Германии только он один может устраивать путчи. Генералы Бломберг, Рейхенау и Фрич пошли дальше своего учителя: они устроили нужный им путч чужими руками — с помощью гитлеровской банды. [66]