Уроки Пирл-Харбора
I. Испытание разведки
Нельзя сказать, что полная неподготовленность нашего флота к 7 декабря относится в равной степени и к нашей разведке. Тем не менее, в военно-морском флоте имелось много организационных недостатков, которые отразились и на структуре разведки.
В комитете конгресса по расследованию катастрофы в Пирл-Харборе я указывал, что событиям в Пирл-Харборе способствовали следующие организационные недостатки:
1. Офицерам оперативных отделов разрешалось давать оценку противника, что является обязанностью прежде всего разведки. В результате этого люди, недостаточно знающие японцев и их психологию, определяли, на что те способны. Такая практика бытовала не только в Вашингтоне, но и в Пирл-Харборе, где офицеры оперативного отдела пришли к ошибочному выводу, будто воздушное нападение на Пирл-Харбор невозможно.
2. Двум чисто техническим организациям — службе радиоразведки войск связи армии и управлению связи военно-морского флота разрешалось заниматься дешифрированием, переводом, оценкой и рассылкой перехваченных донесений противника, между тем это также входило в обязанности разведки. Я настаивал на том, чтобы передать эти функции управлению военно-морской разведки.
3. Подбор офицеров для разведки и частая смена руководителей разведывательной службы (в период с [311] 1940 года по 1945 год сменилось семь начальников) ослабляли разведку. Квалификация в разведке, как я отмечал в своем письме начальнику военно-морских операций, является залогом успешной деятельности.
Эти недостатки практически сказывались на работе разведывательного отдела флота, на который возложили непосильные обязанности, но которому предоставили крайне ограниченные права. В 1941 году этот важный пост начальника разведки флота занимал капитан 3 ранга Эдвин Т. Лейтон — бдительный, умный и исключительно трудоспособный офицер. Когда я прибыл в Пирл-Харбор и зашел к нему на службу, то обнаружил там обстановку, не способствующую удовлетворительной работе. Ему помогал только один офицер, и, чтобы справиться с многочисленными служебными обязанностями, им приходилось работать буквально круглыми сутками.
Тот факт, что руководство столь важным разведывательным учреждением поручили капитану 3 ранга, характеризует отношение высших кругов к разведке. Я не хочу этим сказать, что в служебной деятельности капитан 3 ранга по своим деловым качествам и умственным способностям уступает капитану 1 ранга или контр-адмиралу. Но его влияние, бесспорно, много слабее влияния тех, кто выше его по званию. Я долго пытался добиться штатной должности капитана 1 ранга для начальника разведки флота, чтобы он, когда это нужно, мог предъявить свои требования плановикам. Однако мои усилия оказались тщетными, и до тех пор, пока эту должность занимал Лейтон, разведка считалась делом второстепенным. Высшие круги не представляли себе важности тех задач, которые должен выполнять начальник разведки флота.
Офицер разведки путем непосредственного наблюдения неизбежно познает противника лучше других и поэтому не может не делать своих заключений. В конкретном случае с японцами он должен был дать оценку обстановки на основе своих знаний противника и его психологии. Эта оценка не всегда может совпасть с различными оценками высших кругов.
Далее нужно ввести в практику, чтобы начальники разведки флотов докладывали свои соображения и определяли в общих чертах намерения противника на основе полного и всестороннего изучения его положения. Это [312] очень важный момент, поскольку начальники разведки флотов непременно должны знать о противнике больше, чем кто-либо другой. В действительности во время войны так оно и было.
Эдди Лейтон имел свое мнение и делал о противнике свои заключения, но он не мог доложить их с необходимой вескостью, поскольку имел звание всего лишь капитана 3 ранга. Он не хотел возбуждать гнев высших офицеров, которые не терпели рассуждений младших офицеров, особенно если это «всего лишь офицеры разведки».
Старые предубеждения, скорее подсознательные, чем обдуманные, традиционные, а не действительные, особенно проявились в Пирл-Харборе. Они отчасти усугублялись еще и тем, что командующий флотом не смог по достоинству оценить важность разведки.
Все это, однако, не означает, что разведывательный отдел флота, будучи перегружен делами и имея недостаточный штат сотрудников, не работал все время с максимальным напряжением. Существовал и отдел другой разведки, работающий с такой же отдачей, это отдел радиоразведки войск связи армии. Лейтон координировал с ним деятельность своего отдела, основываясь на личной дружбе с начальником отдела капитаном 3 ранга Дж. Дж. Рочфортом, хорошо подготовленным офицером в области разведки и владеющим японским языком.
Эти два отдела внимательно следили за передвижениями японцев, но ни Лейтон, ни Рочфорт не имели возможности на основе собираемой информации делать свои заключения о намерениях противника. Это право целиком принадлежало плановикам, которые первыми должны были бы принять соответствующие контрмеры в ответ на мероприятия японцев, указанные в поступающей информации. Но во всяком случае добываемая информация обрабатывалась людьми, знающими японцев, и своевременно докладывалась старшим начальникам.
В моем распоряжении сейчас имеется довольно полный перечень мероприятий наших разведывательных служб в Пирл-Харборе за период с начала ноября 1941 года до дня нападения. Не лишне восстановить по имеющемся сейчас материалам качество и объем проделанной работы и дать краткий обзор информации, которую разведка смогла представить командующему флотом [313] и его плановикам для оценки обстановки и принятия мер.
Хотя в начале ноября интенсивность радиопереговоров была нормальной, радиоразведка войск связи уловила несколько важных признаков усиления активности японцев. Кроме того, Япония ввела совершенно новую систему позывных для кораблей, находившихся в море, а позывные береговых станций и береговых адресатов остались прежними. Удалось также перехватить ряд весьма срочных депеш из Токио командующим флотами.
3 ноября интенсивность радиопереговоров была ниже нормальной, но это не ввело в заблуждение нашу радиоразведку войск связи. В бюллетене разведки связи за этот день имелась важная информация: «Токио продолжает передавать обычные депеши. Такое уменьшение количества депеш отмечается впервые. Смысл этого еще не ясен. Простая смена позывных не является объяснением. Создается впечатление, что эти депеши — периодические сообщения командирам соединений».
Одновременно отмечалось, что радио Токио увеличило передачу в эфир ложных телеграмм с целью поддержания объема радиопереговоров на прежнем уровне. Была перехвачена также срочная телеграмма командующего японским флотом, адресованная «Всем, кого это касается», включая командиров соединений, объединенный флот, управление военно-морской разведки в Токио, начальника морского генерального штаба и управление личного состава. Затем следовало важное сообщение: «Командующий объединенным флотом (адмирал Ямамото — Прим. авт.) продолжает поддерживать связь с авианосцами и подводными лодками».
Таков результат радиоконтроля только за один день, и нужно признать, что для размышлений материала было вполне достаточно. В то время информация, полученная путем радиоперехвата, была особенно важной. Сведения, добытые военно-морской разведкой, дополнялись и другой информацией. 4 ноября начальник разведки флота докладывал: «Флаг командующего 5-м флотом находится на легком крейсере в Майдзура, но о составе сил пока еще ничего не известно. Возможно — это ядро японского военно-морского флота». Последующие события подтвердили данное предположение.
К 6 ноября радиоразведка войск связи установила, [314] что интенсивность радиопереговоров несколько увеличилась. Было отмечено новое отклонение от давно установленного порядка. Раньше радио Токио, посылая телеграмму, называло номер части или соединения, которому она адресовывалась. Но, начиная с того дня, эта система вызова была ликвидирована, и в телеграммах перестали указывать наименование частей и соединений. Такое мероприятие японцев мы расценили как новый шаг по обеспечению секретности связи и как новое предупреждение нам. В тот же день радиоразведка подтвердила скопление японских самолетов на Формозе{37}. (Через несколько недель было точно установлено, что Формоза является главной базой для действий японской авиации против Филиппин.) Контролируя радиосвязь адмирала Ямамото, наша радиоразведка сделала важное открытие:
«Большое число радиопередач объединенного флота ведется с использованием секретных (тактических) позывных».
На следующий день интенсивность радиопереговоров оставалась высокой, но усиление мер безопасности, ежедневно вводимых японцами, заставило наших аналитиков вести борьбу при слишком неравных условиях. «Прилагаются огромные усилия, — говорилось в донесениях радиоразведки войск связи, — для раскрытия возможно большего числа адресатов, но изменения «оранжевыми» (японцами) методов ведения радиосвязи во флоте делает это более трудным, чем мы предполагали».
8 ноября было обнаружено, что авиабазу в Титидзима включили во многие радиопереговоры, происходившие между учреждениями империи и подмандатными территориями. Было подмечено новое важное обстоятельство. «В районе между Титидзима (острова Бонин), Наха (Окинава), Такао (Формоза), Палау (Пелеус) и Джалуит (Маршалловы острова) отмечается особое перемещение авиации и вспомогательных ВВС, — говорилось в разведсводке, — а формирование сил командующего объединенной авиацией в районе Такао-Бако (Пескадорские острова) почти завершено. Об этом свидетельствуют донесения, адресованные командующему флотом, объединенному флоту, военно-морскому министру, командирам [315] отрядов авианосцев, объединенным ВВС, 1-му флоту и береговым учреждениям, такого рода донесения обычно бывают связаны с передвижениями или организационными изменениями».
На следующий день было воскресенье, но радиопереговоры велись очень интенсивно. Мы установили, что развертывание двух дивизий авианосцев ведется по графику, и что начальник штаба войск во французском Индокитае прибыл в Токио на совещание. Телеграмма, адресованная Ямамото на крейсер в Майдзура — флагманский корабль группировки, — которая (группировка), как ранее установила наша разведка, являлась возможным ядром надводного флота, указывала на то, что командующий флотом находился в этой тайной группировке.
10 ноября радиопередачи вела в основном японская военно-морская разведка, она направляла телеграммы командирам кораблей и соединений. Эти радиограммы заполняли эфир и в последующие несколько дней затрудняли свободную передачу других сообщений. Несмотря на трудности, связанные с возросшей активностью японцев в эфире, было точно установлено, что в эти дни усилилось передвижение кораблей. Очевидно, развертывание флота продолжалось беспрерывно, но теперь оно проводилось по заранее указанным базам, чем и объясняется усиление радиосвязи в период с 1 по 10 ноября и неожиданное сокращение ее в дальнейшем.
15 ноября, когда радиоразведка войск связи обнаружила явное передвижение кораблей и соединений 4-го флота, управление военно-морской разведки сочло это тревожным сигналом, свидетельствующим об изменении общей политической обстановки. Ее двухнедельный отчет о внутренних событиях начинался зловещими словами: «Приближающийся кризис японо-американских отношений затмил все остальные события на Дальнем Востоке в этот период. Сабуро Курусу, бывший японский посол в Берлине, прилетает в Вашингтон с компромиссными японскими предложениями. Совершенно ясно, что никто не ожидает успеха от его миссии. Сообщают, что посол сам настроен крайне пессимистично». И вновь оценка обстановки, данная управлением военно-морской разведки, оказалась более реалистичной, чем оценка некоторых высших кругов, на которые напрасно возложили эту важную обязанность. [316]
16 ноября наша радиоразведка установила, что японской 1-й эскадре эскадренных миноносцев было приказано действовать с отрядами авианосцев и линкоров. Однако местонахождение 5-го флота, прозванного офицерами нашей разведки «мифическим флотом», оставалось неизвестным. Радиосвязь Ямамото становилась все более и более интенсивной, особенно с командующим 2-м флотом. Отсюда разведка войск связи сделала следующий вывод (позже его правильность подтвердили другие сведения): «Командующий 2-м флотом будет командовать крупной оперативной группой, включающей 3-й флот, объединенную авиацию, несколько дивизий авианосцев и 3-ю дивизию линейных кораблей». Спустя три недели эти силы действительно обеспечивали нападение ударной группы на Пирл-Харбор.
20–21 ноября радиоразведка войск связи точно установила возрастающую концентрацию частей японского флота и усилившуюся деятельность управления личного состава в Токио. «21 ноября загруженность радиосети Токио — Такао, — сообщалось в сводке, — была настолько большой, что работа велась дуплексной связью».
22 ноября — эта дата известна у нас как день «Y» — интенсивность радиосвязи упала ниже нормальной. В одном из перехваченных донесений говорилось, что «тактические учения объединенного флота уже закончены». Мы засекли в эфире токийскую разведку, когда та передавала длинные телеграммы своим адресатам. В этот же день начальник разведки флота в Пирл-Харборе получил важное донесение, степень достоверности которого не была определена. «Голландские власти в Ост-Индии получили сведения, — говорилось в донесении, — что японские экспедиционные силы, достаточно сильные, чтобы представлять угрозу Голландской Индии или португальскому острову Тимор, подошли к Палау. Если они перейдут линию Давао — остров Ваигео — экватор, генерал-губернатор Голландской Индии будет рассматривать это как враждебный акт и считать началом войны».
Когда в результате активизации связи между кораблями 3-го флота эфир был перегружен японскими срочными телеграммами, большая часть которых оказалась сообщениями о передвижении кораблей, начальник оперативного управления морского штаба послал главнокомандующему военно-морскими силами следующее донесение: [317]
«Шансы на благоприятный исход происходящих переговоров с Японией очень сомнительны. По моему мнению, это обстоятельство в сочетании с официальными заявлениями японского правительства и передвижениями японских сухопутных и военно-морских сил указывает на то, что японцы могут предпринять неожиданные агрессивные действия на любом направлении и в том числе нападение на Филиппины или Гуам».
Примерно в это же время японские оперативные группы покинули сборные пункты, и соответственно интенсивность радиосвязи вновь стала подозрительно нормальной. Только разведка Токио оставалась в эфире, передавая дополнительную информацию своим адресатам, причем подтверждение получения ее было необязательным. Чтобы ввести в заблуждение нашу радиоразведку, японские радиостанции, когда нечего было передавать флотам и кораблям, для создания видимости, что интенсивность радиопередачи не уменьшилась, повторяли ранее переданные телеграммы. Этот факт был отмечен и оценен радиоразведкой, как имеющий огромное значение.
С другой стороны, японская разведка изо дня в день увеличивала объем радиосвязи. Например, 29 ноября большую часть дневных радиопередач составляли телеграммы разведывательного характера. Только одна военно-морская разведка Токио в течение дня послала командирам соединений и кораблей, находившихся у берегов или в открытом море, одиннадцать телеграмм, а радиоразведка в Токио отправила командирам соединений четыре исключительно длинные телеграммы. Радиосвязь возросла настолько, что для передачи этих телеграмм пришлось использовать передатчик в Йокосука.
Донесения агентов, полученные в Пирл-Харборе, также указывали на усиление деятельности японцев как в открытом море, так и на суше. Так, 27 ноября один наш надежный агент доложил, что императорская ставка установила контроль за усилившейся деятельностью авиации, а источник английской разведки категорически утверждал, что «1 декабря Япония начнет военные действия на перешейке Кра и в Таиланде», наступая с Формозы, где еще ранее наша радиоразведка обнаружила концентрацию японских сил.
28 ноября другой английский источник сообщил начальнику разведки флота, что если японо-американские [318] отношения дойдут до разрыва, то для оповещения об этом разрыве японцы намерены использовать передачи последних известий по радиовещанию, они повторят пять раз слово «Хигаси». 1 декабря наш атташе в Бангкоке доложил, что, по сообщениям весьма надежного агента, в Бангкоке проходит совещание, которое также свидетельствует о подготовке к началу военных действий. Вслед за этим пришло новое донесение, уже от другого агента; он сообщал, что 30 ноября японский посол в Таиланде получил указание сжечь свои бумаги и шифры.
К тому времени мы могли бы вскрыть наличие угрозы. 1 декабря все японские позывные сигналы были вновь заменены. Радиоразведка войск связи отметила: «Тот факт, что позывные сигналы просуществовали только один месяц, указывает на дополнительные меры в подготовке активных операций большого масштаба».
Не менее интересна и следующая оценка: «Изучение радиосвязи до 00. 00 1 декабря (когда сигналы были вновь заменены) указывает на стремление передать все телеграммы с помощью старых сигналов с тем, чтобы сразу же после замены их оставалось минимум непереданных телеграмм и, следовательно, минимум путаницы. Либо это обстоятельство, либо наличие большого числа старых телеграмм могло использоваться японцами для поддержания на неизменном уровне общего объема радиопередач и создавать видимость, что ничего необычного не происходит».
Это правильное заключение со всей очевидностью показало, что японские уловки не обманули нашу разведку. Ко 2 декабря нашей радиоразведке войск связи удалось окончательно установить, что японский надводный флот находится в море. Конечно, радиоразведка в значительной степени основывается на случайных данных и заключениях, которые сравниваются и сопоставляются с информацией, получаемой из других источников. Интересующая нас информация редко передается по воздуху, а дешифрирование некоторых телеграмм требует много времени. При всем этом заключения, которые могут быть сделаны на основе опыта и практики, обычно дают высшим [319] инстанциям отправные данные для оценки положения.
За пять дней до событий в Пирл-Харборе наша радиоразведка связи информировала тех, кого это касается, что некоторые перехваченные радиограммы, а также отсутствие нормального объема радиосвязи, свидетельствующее о радиомолчании японских флотов, являются признаками надвигающихся событий. Флоты, которые до недавнего времени обслуживались радиостанцией в Такао, больше не получали сигналов. В ряде случаев было обнаружено, что радиостанция в Такао ведет передачу флотам не непосредственно, как раньше, а через Токио.
На этом основании и на основании других данных радиоразведка войск связи сделала следующие выводы в разведывательной сводке за 2 декабря:
1. 1-й флот находится в сравнительно спокойном состоянии. Можно предполагать, что штаб Объединенного флота разделен на две части и что каждая часть имеет своего командующего и свой штаб (это указывает на возможность их действий в удаленных друг от друга районах).
2. Сведений о 2-м флоте нет. Причина частично заключается в том, что новые позывные сигналы японцев неизвестны. В то же время можно предположить, что 2-й флот готовится к боевым действиям.
3. Что касается авианосцев, то о них по-прежнему нет никаких сведений. После смены сигналов с авианосцев не было принято ни одного сообщения. Радиоразведка войск связи считает это признаком ослабления радиосвязи авианосцев.
4. Сообщают, что объединенные военно-воздушные силы покинули район Такао.
5. Суммируя все донесения и признаки, можно предположить, что огромный флот, составленный из частей 2-го, 3-го и 1-го флотов, покинул воды империи. Получить более детальные сведения с помощью радиоперехвата невозможно, поскольку осведомленность радиоразведки зависит от наличия и интенсивности радиосвязи противника. Радиопередачи с этого призрачного флота не поступали, а передачи на него тщательно замаскировывались. Кроме того, японцы широко практикуют ложные радиопередачи. [320]
На следующий день, 3 декабря, разведывательная сводка вновь отмечает: «О подводных лодках и авианосцах сведений нет». Это подтверждает ранее сделанный вывод: «Можно предположить, что 2-й и 3-й флоты находятся в море». 4 числа командующий 2-м и 3-м флотами, который, по определению разведсводки, был «раньше очень разговорчивым командующим», подозрительно молчал. 2-й и 3-й флоты совершенно исчезли из эфира и, следовательно, из разведывательной сводки. 5 декабря объем радиопередач неожиданно резко возрос. Все направления были перегружены передачами токийского радио, они велись круглыми сутками. Эфир заполнился срочными телеграммами. Спешность была, видимо, столь велика, что иногда не хватало времени для шифрования сообщений. Некий капитан Окава, например, посылал телеграмму какому-то Фудзихара, начальнику политического бюро, открытым текстом. В телеграмме говорилось: «Ваши сообщения о дальневосточном кризисе здесь считаются важными, продолжайте то, чем занимаетесь сейчас. Скоро поступят особые распоряжения».
С находящихся в море двух призрачных флотов поступила только одна телеграмма отрывочного характера, но она имела большое значение, особенно если давать ей оценку в настоящее время. Телеграмма адресовалась командующему 14-й армией, находящемуся на борту «Рюдзё Мару». Много транспортов поддерживали связь с 3-м флотом, не получая, конечно, от него ответов.
Во второй половине дня 6 декабря, это была суббота, аппарат начальника радиоразведки войск связи составил свою последнюю разведывательную сводку мирного времени. А в это время все японские радиостанции работали полным ходом. Объем радиосвязи был исключительно большим. Токио одновременно вело три отдельные радиопередачи. Телеграммы передавались также из Сайпана, Оминато и Такао. Военно-морская разведка вновь господствовала в эфире, передавая телеграммы с грифом большой срочности. В заключении радиоразведка повторяла стереотипную фразу: «Радиосообщений от командующих 2-м и 3-м флотами еще нет».
План действий японцев, который можно составить из этого детального анализа с учетом всех последующих событий и информации, полученной после окончания войны, представляет определенный интерес; его можно [321] охарактеризовать в нескольких словах. Экспедиционные силы были сформированы из частей 1-го, 2-го и 3-го флотов и делились на две группы. Одна шла на Филиппины вместе с транспортами, другая — на Пирл-Харбор. Авианосцы находились в последней группе, Подводные лодки, определенно отмеченные у Маршалловых островов, очевидно, прибыли туда с целью выйти к северу для создания прикрытия в случае, если бы мы стали преследовать японский флот, уходящий из Пирл-Харбора.
Японский план был довольно прост. Именно простота и рискованность плана создавали видимость невозможности его реализации для тех, кто не знал японцев. Несмотря на это, разведке удалось насторожить главнокомандующего, и в полдень 5 декабря 1941 года он получил от начальника управления оперативного планирования капитана 1 ранга С. X. Макморриса (ныне вице-адмирал) краткую, но многозначительно озаглавленную докладную записку: «Рекомендуемые меры, которые необходимо осуществить в случае, если японо-американская война начнется в ближайшие 48 часов». О наличии угрозы войны явствовало из каждой докладной Макморриса. 1 декабря он представил докладную, в которой высказывал мнение, что война начнется в течение ближайших 24 часов.
Меры, предлагаемые Макморрисом, были достаточно хороши, если смотреть на них глазами простого моряка, составляющего план по традиционному учебнику, однако они были ориентированы в ложном направлении. Они были обречены на провал и не могли найти практического применения, потому что наши плановики не допускали и мысли о том, что японцы могут вышвырнуть за борт договоры с западными странами и воспользоваться опытом своей собственной истории — внезапного нападения на Порт-Артур без объявления войны.
Когда в комитете конгресса по расследованию катастрофы Пирл-Харбора меня спросили, почему я считал, что японцы начнут войну воздушным нападением на наш флот, я назвал следующие четыре причины:
1. Нельзя было ожидать, что японцы совершат большой ошибочный стратегический маневр в южном направлении, не трогая наш флот на своем фланге. И это несмотря на то, что на Тихом океане они имели 180 кораблей против наших 102-х. Японцы прекрасно знали, [322] что к тому моменту, когда мы сможем собрать экспедиционные силы на западном берегу, туда придет и остальной флот. Поэтому они обязательно должны были попытаться потопить или серьезно повредить по меньшей мере четыре наших линкора для достижения равенства в силах с нами.
2. Японцы — способные ученики, и от них можно ожидать знания всех основных принципов войны и уроков истории. Они видели результаты неожиданного нападения на Порт-Артур, и можно было полагать, что они воспользуются возможностью успешного неожиданного нападения с воздуха на наш флот в Пирл-Харборе.
3. Японцы до мельчайших подробностей знали обстановку на Гавайях, знали о запланированном передвижении наших сил и обо всем, что необходимо знать для успешного неожиданного нападения. Большое число агентов, работавших на японцев, и добываемая ими исчерпывающая информация создавали обнадеживающую перспективу.
4. Возможность успешного воздушного нападения на Пирл-Харбор обсуждалась на страницах японских книг с большими подробностями. В одной из книг, приобретенной нашим морским представителем в Японии, приводилось очень интересное высказывание. Перевод книги был поручен начальнику оперативного отдела Тихоокеанского флота в октябре 1941 года. Фактически книгу перевел разведывательный отдел флота. В ней говорится:
«Американский командующий работает над различными секретными планами, причем особенно его интересуют три вопроса:
1. Будет ли японская быстроходная ударная группа, состоящая из крейсеров и авианосцев, выполнять разведывательные или боевые задачи.
2. Будут ли японские подводные лодки кружить около островов, чтобы напасть на флот или беспокоить его.
3. Будут ли японские экспедиционные силы посланы в чужие воды.
Первый вопрос наиболее важный. Предположим, что Японии удалось бы создать быстроходную ударную группу, состоящую из таких линкоров, как «Харуна», «Конго», «Кирисима» (с которыми не могут состязаться в скорости американские линкоры), а также из тяжелых крейсеров типа «Нати». Это были бы действительно непревзойденные и непобедимые силы. Если бы их противопоставить американским линкорам, имеющим на вооружения больше орудий, то они использовали бы превосходство в скорости, оставив позади своих тихоходных противников. Если бы их противопоставить крейсерам, то они, сблизившись с ними, мощными ударами [323] сломили бы их сопротивление. Действительно, это были бы бесподобные силы, способные быстро сблизиться для боя или выйти из боя в случае попадания под обстрел. Если бы эту быстроходную ударную группу постигло несчастье и она потеряла бы один или два линкора или авианосца, то для Японии это означало бы тяжелый удар. Мы должны были бы скрежетать зубами, подавляя свой гнев до дня решительного генерального сражения, чтобы отомстить.
Может быть, такое смелое предприятие очень рискованно. Кто знает? Но, с другой стороны, война — это риск, и тот, кто колеблется или боится смелых действий, тот не может вести войну! Более того, нападение на Гавайи явилось бы первым сражением в войне на Тихом океане. Если в самой первой схватке какой-либо стороне удалось бы лишить противника смелости силой своего бесстрашия, то это повергло бы его в страх или нанесло бы ему нервное потрясение...»{38}
Считаю уместным подчеркнуть, что приведенный анализ обстановки я сделал несколько лет спустя после рассматриваемых событий. Признаки, столь убедительные сегодня, могли быть не замечены в то время, хотя я продолжаю считать, что они вырисовывались вполне отчетливо и должны были побуждать к боевой готовности, а не к притуплению бдительности. В то время как Южно-Китайское море, Филиппины и даже Гуам отчетливо фигурировали в сводках и разведывательных донесениях, о Пирл-Харборе никто не упоминал, поскольку намерение японцев начать войну неожиданным нападением на наш флот в Пирл-Харборе хранилось ими в строжайшей тайне.
Угроза войны признавалась всеми. Независимо от того, охватит или не охватит война территории, расположенные вдали от Пирл-Харбора: Филиппины, Гуам, территории в Южно-Китайском море или районы, находящиеся южнее, — этот гавайский сторожевой пост являлся нашей основной военно-морской базой на Тихом океане, а потому автоматически включался в любые военные действия. Поэтому я никогда не разделял доводов, объясняющих притупление бдительности в Пирл-Харборе тем, что военные действия ожидалисьгде-то в другом месте. Более того, в 1941 году основной интерес для японцев представляла не столько сама база, сколько находившийся в ней флот. Если база неподвижна, то флот подвижен. По существу он не имеет установленных географических границ своего местонахождения. [324]
И если война не доходит до флота, то сам флот должен дойти до войны. В этом заключался основной замысел всех японских планов, когда они охотились за нашим флотом. Именно понимание замысла японских планов, основанное на указанных мною выше четырех причинах, убедили меня в том, что Япония начнет военные действия воздушным нападением на наш флот. Полное исключение такой возможности в нашем планировании явилось частичной причиной поражения. Война достигает кульминационного момента в самый начальный период. Замечательным примером этому является сражение на Марне. Сражение показало, что если мощная держава не надеется выиграть войну против другой главной державы или коалиции стран в начальный период, она может сразу же легко проиграть ее, при том условии, конечно, что противники примут надлежащие и решительные меры. В таком же положении находились японцы, совершая смелое нападение на Пирл-Харбор.
Если бы мы были предупреждены об этом и смогли напасть на японские авианосцы, весь ход войны на Тихом океане изменился бы коренным образом.
Итог деятельности разведки до нападения на Пирл-Харбор показывает (на основании выдержек из наших разведывательных сводок, приведенных выше), что высшее командование неоднократно получало сигналы о концентрации крупных японских сил и о передвижениях мощной японской группировки. Эти сигналы подтверждались попытками японцев скрыть факт этих передвижений. К тому же я никогда не слышал, чтобы тем, на кого было возложено обеспечение боевой готовности в Пирл-Харборе, задали вопрос: «Учитывали ли вы при оценке обстановки мнение тех, кто был лучше подготовлен к тому, чтобы определить возможности японцев в начальный период?»
II. Испытание руководства
Ознакомившись с нашим разбором событий, читатель может задать тот же вопрос, который задал объединенный комитет конгресса по расследованию нападения на Пирл-Харбор: «Почему стали возможными события в Пирл-Харборе, если у нас была лучшая разведка, которую мы когда-либо имели, если мы располагали почти достоверными данными, что война близка, если наши [325] планы предвидели характер нападения, которое предприняли японцы утром 7 декабря?»
Нет необходимости далее заниматься определением важности и серьезности тех предупреждений адмиралу Киммелю и генералу Шорту, которые им были посланы на Гавайи из Вашингтона в совершенно секретных депешах. Окончательно установлено, что адмирал Киммель имел достаточно информации и предупреждений как из Вашингтона, так и от соответствующих наблюдателей на месте и мог подготовить имеющиеся в его распоряжении силы на случай чрезвычайной обстановки. Могут спросить о той дополнительной важной информации, которая имелась в Вашингтоне, но не была послана на Гавайи. По признанию Киммеля и работников его штаба, при их ориентировке только на войну на Дальнем Востоке было совершенно невозможно, чтобы они по-другому реагировали на дополнительную информацию из Вашингтона.
Те, кто читал газеты в Гонолулу, знал бы о грозящей опасности даже по одним заголовкам. «Гонолулу адвертайзер» в номере от 13 ноября 1941 года поместила на видном месте сообщение под таким заголовком:
«ТОКИЙСКОЕ РАДИО УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ВОЙНА УЖЕ НАЧАЛАСЬ. ЛЮБОЕ ВОЕННОЕ МЕРОПРИЯТИЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЛИШЬ ЛОГИЧЕСКИМ СЛЕДСТВИЕМ ПОЛИТИКИ ОКРУЖЕНИЯ — ЗАЯВЛЯЕТ ЯПОНСКИЙ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ».
В номере от 14 ноября сообщалось:
«ЯПОНЦЫ УВЕРЕНЫ В ПОБЕДЕ НА МОРЕ».
3 декабря в передовой статье «Адвертайзер» прямо говорилось: «Задержка в Вашингтоне не даст больше никакого выигрыша... Ближайшее будущее японо-американских отношений мрачно. Если не произойдет немедленный и полный поворот политики Токио, то это будет означать, что жребий уже брошен. Япония и Америка идут по кровавому пути к войне».
5 декабря появилось как бы последнее предупреждение:
«КРИТИЧЕСКИЙ ЧАС НА ТИХОМ ОКЕАНЕ БЛИЗОК. СЕГОДНЯ ЯПОНИЯ ДАЕТ ОТВЕТ США».
Анализируя некоторые из этих сообщений, объединенный комитет установил, что трудно себе представить, как можно было не заметить усиления напряженности в [326] международной обстановке и безошибочных признаков войны даже на основании чтения только газет.
Эту ясную мысль высказал также бывший военный министр Стимсон. Он сказал: «Если командующий на Гавайях не знал, что отношения между Японией и Соединенными Штатами были напряженными и что разрыв мог произойти в любое время, он являлся, пожалуй, единственным неосведомленным человеком на Гавайях, ибо радио и газеты сообщали тревожные вести ежедневно; кроме того, у командующего был начальник штаба и начальник разведки, которые обязаны были доложить ему об этом. И если он не знал, что японцы могут нанести удар без предупреждения, тогда он, вероятно, не изучал истории Японии или не знал того, что преподают по этим вопросам в военных школах».
Но адмирал Киммель читал газеты. В своих устных показаниях он сослался на то, что, получив предупреждение 27 ноября, он в дальнейшем вынужден был черпать информацию о ходе переговоров только из газет. И хотя его действия, как он сообщил, не основывались на газетных сообщениях, все же основную часть «дипломатической информации» он получал именно из них.
Тогда кто же виноват и где мы должны искать ответственных за отсутствие боевой готовности? Объединенный комитет, расследуя вопрос о промахах командования как военно-морскими, так и сухопутными силами на Гавайях, установил, что именно не было сделано ими и что, следовательно, явилось причиной отсутствия боевой готовности. В докладе комитета говорится:
8. Командование как военно-морскими, так и сухопутными силами на Гавайях, в частности, оказалось не в состоянии:
а) выполнить возложенные на него задачи с учетом предупреждений из Вашингтона и информации, которой оно располагало, а также наладить необходимое взаимодействие;
б) распределить и организовать взаимодействие средств в обороне, особенно учитывая полученные предупреждения и разведывательную информацию, поступавшую к нему в период с 27 ноября по 7 декабря 1941 года;
в) осуществлять связь на основе взаимного ознакомления с операциями, необходимого для общей безопасности, а также обмениваться важной информацией;
г) вести более действенную разведку имевшимися в его распоряжении средствами;
д) добиться полной боевой готовности во всех учреждениях армии и флота и быть в состоянии отразить любое нападение; [327]
е) использовать для отражения японского нападения все имевшиеся в их распоряжении средства, материальную часть и личный состав. Их было достаточно, по крайней мере, для того, чтобы свести до минимума потери от нападения;
ж) оценить важность имевшейся у него разведывательной и другой информации.
9. Допущенные командованием на Гавайях ошибки явились следствием неправильной оценки обстановки, а не нарушением служебного долга.
Эти промахи, по крайней мере, касающиеся адмирала Киммеля и его штаба, безошибочно указаны адмиралом Кингом. Он сказал: «Главная ошибка состояла в неспособности флота определить, что смогут сделать и действительно сделали японцы».
В этом-то и заключается причина отсутствия боевой готовности в Пирл-Харборе к 7 декабря. Желая помочь устранить эту «основную ошибку», я в марте 1941 года посетил адмирала Киммеля и подробно рассказал ему и его начальнику штаба капитану 1 ранга В. В. Смиту о возможных действиях японцев в случае войны, которые они позднее и предприняли.
Адмирал Киммель ждал войны, но по причине, которой трудно найти объяснение, считал, что он и силы, находящиеся под его командованием, не будут участвовать в войне. Его склонил к этому начальник отдела оперативного планирования капитан 1 ранга Макморрис. Он привел свои доводы на совместном совещании с генералом Шортом. Макморрис утверждал, что нападение на Гавайи с воздуха маловероятно, а начальник штаба не спросил о причинах тревоги, которую переживала армия в ту неделю.
У историков есть достаточно фактов, чтобы вынести приговор уже сегодня. Имеются все документы. Мы знаем, что Пирл-Харбор явился экзаменом для руководства. И мы знаем, что, когда наступил этот экзамен, руководство оказалось неподготовленным. После сражения в Ютландском проливе об английском адмирале Джеллико сказали, что он был единственным в истории человеком, который мог бы проиграть войну за один вечер, подставив свой флот под торпеды немецкого надводного флота. Сейчас можно сказать об адмирале Киммеле, что однажды утром судьба предоставила ему возможность спасти Соединенные Штаты, отразив предательское [328] нападение японцев и обратив победу Японии в ее поражение.
По мнению адмирала Кинга, адмирал Киммель мог действовать следующим образом:
1. Он мог использовать имевшиеся в его распоряжении патрульные силы для ведения глубокой разведки в наиболее опасных направлениях.
2. Ему нужно было меньше придерживаться шаблона при определении времени нахождения кораблей на положении «в порту».
3. Если бы он понял всю серьезность угрозы даже за несколько часов до нападения японцев, то логично предположить, что гидросамолеты рано утром поднялись бы в воздух, на корабельных батареях личный состав полностью бы находился на местах и ремонтно-восстановительные подразделения приведены в готовность к действиям.
В свете заявления японцев о том, что их последние три захода для атаки пришлось отменить из-за упорного сопротивления уже подожженных кораблей, интересно представить себе результаты нападения в случае, если бы корабли заранее знали об опасности.
Все эти события трагического прошлого имеют значение для будущего. Объединенный комитет уделил этому обстоятельству большое внимание, дав в заключении своего доклада серию рекомендаций, начиная от общеизвестной истины о необходимости объединения командования и кончая ликвидацией соперничества среди личного состава.
Особую важность для нашей безопасности в будущем имеет рекомендация о «необходимости принятия действенных мер к тому, чтобы установленные законом или другие ограничения не были бы на руку врагу или другим враждебным национальной безопасности силам и не служили бы помехой для наших разведывательных органов».
Особую важность приобретает также немедленное и действенное проведение в жизнь предложения о «централизованном управлении и четком распределении обязанностей в оперативной и разведывательной деятельности».
Объединенный комитет рекомендовал далее, что координация деятельности разведки и соответствующая [329] обработка разведывательных данных в напряженное время должны обеспечиваться непрерывностью разведки и централизацией ответственности в руках компетентных должностных лиц. Комитет высказал мнение, что безопасность нации может быть обеспечена только непрерывностью разведки и централизацией ответственности в руках тех, кому поручено вести разведку. «Назначение офицера, годного для такой работы в течение длительного времени, не должно отрицательно сказываться на его продвижении по службе».
В моих показаниях объединенному комитету я уделил много внимания этим основным вопросам и с удовлетворением обнаружил, что некоторые мои оценки и рекомендации нашли отражение в докладе комитета.
Извлекая уроки из трагедии Пирл-Харбора, объединенный комитет сопроводил свой доклад следующими словами:
«Пиррова победа в нападении на Пирл-Харбор, добытая внезапностью, коварством и обманом, принадлежит властителям Японии, чьи мечты о завоевании были погребены в пепле Хиросимы и Нагасаки. История по заслугам возложит ответственность за Пирл-Харбор на военную клику, господствовавшую над народом Японии в то время. И действительно, сам премьер-министр Тодзио уже взял на себя эту ответственность.Сегодня, спустя 4 года после событий, мы возвращаемся к ним не для того, чтобы умалить значение ответственности, а увековечить для потомства факты этого бедствия. Другими словами, мы хотим извлечь уроки и избежать ловушки в будущем; дать на основании этого конструктивные предложения и обеспечить нашу национальную безопасность; определить, допускались ли нашими армейскими, военно-морскими организациями ошибки, которые в какой бы то ни было степени способствовали масштабам этого бедствия».
Именно в этом свете мы должны рассматривать трагедию Пирл-Харбора; это единственный подход, который может нам помочь избежать подобного несчастья в будущем. Если мы сможем извлечь пользу из столь жестоких уроков истории, тогда мы еще можем, сказать, что жертвы Пирл-Харбора были не напрасны и мы почерпнули силу из собственных недостатков. [330]