Военно-морская игра «14»
О маньчжурском инциденте мне стало известно 19 сентября 1931 года, когда я находился на борту корабля, но точных данных об этом событии мне получить не удалось. Я склонен согласиться с Вальтером Лишшаном, который писал: «Есть полное основание думать, что министерство иностранных дел Японии, а также и японские послы в Женеве и Вашингтоне не имели полной и точной информации о событиях в Маньчжурии. Они даже намекали на то, что армия делает ход конем и действует без ведома и тем более без согласия министерства иностранных дел. Руководящие круги в Соединенных Штатах в основном поверили этому заявлению и основывались в своей последующей политике на предположении, что правительство в Токио удивлено такими действиями армии. Государственный секретарь Генри Л. Стимсон, один из выдающихся наших деятелей, не верил этому. Он соглашался с теми, кто считал, что министерство иностранных дел Японии, возможно, не располагало информацией о подробностях нападения, но, несомненно, знало, что армия намеревалась предпринять подобный шаг.
Лигу Наций об этом инциденте известили Иосидзава и доктор Альфред Као Ше, представители Японии и Китая в Лиге Наций. В следующий понедельник Китай официально апеллировал к Лиге Наций, основываясь на 11 устава Лиги. Во вторник государственный секретарь Стимсон заявил господину Дэбути, японскому послу в Вашингтоне, о серьезном беспокойстве американского правительства по поводу явного, как он считает, нарушения Договора девяти держав и Парижского пакта. [171]
Политика американского правительства формировалась постепенно под мудрым и смелым руководством господина Стимсона, чья деятельность навсегда останется в моей памяти, вызывая чувство восхищения и благодарности. Но события развивались невероятно быстро.
27 ноября я услышал по радио, что значительные силы японских войск продвигаются от Мукдена к Цзиньчжоу с целью полностью взять под контроль железную дорогу Пекин — Мукден. Дальнейшее продвижение войск было приостановлено после того, как Стимсон заявил несколько резких протестов барону Сидзхара, тому самому, который пятнадцатью годами позже занял пост премьер-министра в обессиленной поражением Японии. Однако никто не ожидал, что внезапное изменение тактики японцев будет означать отказ от намеченного ими плана. Фактически конфликт между Стимсоном и японцами только разгорался. Государственный секретарь заявил, что трудно поверить японской версии о причинах возникновения инцидента, но его заявление подтасовали или умышленно исказили при переводе, и в Японии оно выглядело так:
«Японская армия в Маньчжурии яростно набрасывается на первого встречного». Несмотря на все уловки японцев дискредитировать это заявление, я был согласен с Стимсоном, что Япония идет на захват всей Маньчжурии.
Японская армия уже не просто созерцала Север, она проглатывала его с молниеносной быстротой. Японское министерство иностранных дел быстро приняло искаженную версию заявления Стимсона и присоединилось к армии в ее нападении «на первого встречного» — только в области дипломатии. Представитель министерства иностранных дел отверг заявление Стимсона в его искаженном виде, причем в такой форме, к которой редко прибегают дипломаты в своих официальных заявлениях. Это способствовало зарождению сильного чувства негодования японцев ко всему тому, что преподносилось как американское вмешательство во внутренние дела их страны.
«Война» между государственным департаментом США и министерством иностранных дел Японии велась на дипломатическом поприще, и напряжение росло с каждым днем, однако во флоте не чувствовалось никаких признаков изменения в отношениях между Соединенными Штатами и Японией. Наше время заполнялось обычными делами: [172] инспекциями, строевыми учениями, как будто в мире еще не пахло войной. Если оглянуться на те дни, то трюизм, утверждающий, что «мир неделим», выглядел вполне реально. Не может быть изолированной войны, которая бы велась одной великой державой. Рано или поздно она вызовет всемирный пожар. Однако войны все еще оставались заботой дипломатов. Если бы пришлось судить о положении в мире по американскому военно-морскому флоту на Западном побережье, то создалось бы мнение, что всюду царит спокойствие.
Это, однако, не означает, что в нашем военно-морском флоте не было дальновидных людей, определивших с поразительной точностью путь, по которому пойдет Япония после завоевания Маньчжурии. Адмирал Джозеф К. Тауссиг один из первых американцев предупреждал об опасности японского империализма не с позиции поверхностного публициста, а с позиции военно-морского специалиста, имеющего в своем распоряжении неоспоримые факты и цифровые данные. Покойный адмирал Френк X. Скофилд был также одним из тех, кто обладал необыкновенной проницательностью. Тогда он занимал пост командующего военно-морским флотом США, базирующимся в Тихом океане. Благодаря главным образом его предвидению и инициативе наш военно-морской флот сделал первый значительный шаг к тому, чтобы отразить действия японцев в Тихом океане. Неоспоримым доказательством этого явилась военно-морская игра «14», проведенная в 1933 году.
Военно-морская игра — это основа проведения близких к боевой обстановке военно-морских маневров. В военно-морской игре офицеру предоставляется полная возможность проявить себя командиром, способным руководить своим кораблем или вообще военно-морскими силами в бою. Но в ходе игры может обнаружиться, что данный офицер непригоден как командир, который мог бы справиться со своими обязанностями в военное время.
Военно-морская игра имеет очень большое значение в деле обучения военно-морских офицеров и отработки действительных задач, которые приходится решать военно-морскому флоту. Это наиболее важная проверка потенциальной силы и боеспособности всего флота. Во время игры проверяется, насколько офицеры знают корабли, а также способность каждого командира оценить обстановку [173] и предвидеть ход событий. Игра дает возможность приблизиться в мирное время к условиям настоящей войны и предугадать будущие события.
Военно-морская игра состоит из трех этапов: командующий сообщает о воображаемом политическом или военном кризисе, перечисляя при этом численность и состав военно-морских сил Соединенных Штатов и противника, действующих в соответствующем районе. Нашим силам дают обычно какое-либо цветовое обозначение (синий цвет), а воображаемому противнику — другое (черный цвет). Это та информация, которая дается нижестоящим командирам, включая командиров линкоров, авианосцев, крейсеров и миноносцев. Получив краткую информацию командующего, командиры должны оценить обстановку и принять решение с учетом всех деталей, чтобы встретить и отразить нападение «черных», умело и выгодно используя силы «синих». Оценка обстановки включает: а) направления, открытые для действий противника; б) направление наиболее вероятного действия противника; в) план срыва действий противника и уничтожения его. Весь материал, представленный подчиненными, тщательно изучается командующим, и после глубокого анализа и отбора самых лучших решений составляется план учений всего флота.
Военно-морская игра по традиции считается «лебединой песней» уходящего в отставку командующего, а ее исполнение — интеллектуальным наследством его преемника. Практически военно-морские игры начали проводиться с 1920 года. По военно-морской игре «14» мы получили исходные данные в конце 1932 года с тем, чтобы практически применить их в феврале 1933 года.
Военно-морская игра «14» стала одной из наиболее известных игр флота. Ее разработал адмирал Скофилд, один из блестящих стратегов военно-морского флота.
Уже в 1932 году адмирал Скофилд ясно представлял себе обстановку и смело смотрел опасности в глаза, проявив при этом большую проницательность, которой, по-видимому, недоставало некоторым из его преемников в моменты реальной опасности.
Ясно, что хорошее знание прошлых и последних военно-морских игр является существенным и обязательным для каждого офицера. Ни один разумный офицер не осмелится игнорировать уроки военно-морских игр. [174]
В чем состоит значение военно-морской игры «14»?
Вот пять пунктов вводной адмирала Скофилда:
1. В Тихом океане — напряженная обстановка, война близка, но еще не объявлена.
2. Противник нанесет удар там, где сконцентрирован флот. (В 1932 году Тихоокеанский флот еще не базировался в Пирл-Харборе, его базами являлись порты на Западном побережье — Пьюджет-Саунд, Сан-Франциско, Сан-Педро и Сан-Диего. Основные силы, включая разведывательные силы и авианосцы, находились в Атлантическом океане. С точки зрения военно-морского флота Пирл-Харбор был второстепенной базой, которая использовалась для стоянки подводных лодок.)
3. Противник использует авианосцы как основную ударную силу. (Это другой важный пункт, особенно с точки зрения исторической перспективы. Сосредоточение шести авианосцев, как это было в 1941 году, считалось мало вероятным в 1932 году. Предполагалось, что противник нанесет удар двумя большими авианосцами, эскортируемыми шестью тяжелыми крейсерами и эскадрой миноносцев и сопровождаемыми нефтеналивными судами.)
4. Возможны налеты противника на Гавайские острова или Западное побережье до объявления войны.
5. Любые силы «черных» к востоку от 180-го меридиана считать неприятельскими. (Поистине пророческие слова! 180-й меридиан в Тихом океане стал местом, где почти ровно через десять лет произошло известное сражение у острова Мидуэй и где был решен исход второй мировой войны в пределах Тихого океана.)
Усиленное подчеркивание еще в то время мощи военно-воздушных сил в войне военно-морского флота сейчас можно считать выдающимся предвидением командующего. Военно-морская игра «14», несомненно, подтвердила, что военно-морской флот США не отстал от требований времени в оценке обстановки и предвидении будущего.
Для командиров подразделений не представляло никакой трудности в оценке обстановки последовать примеру адмирала Скофилда. В своей оценке обстановки я написал следующее:
1. «Противник попытается задержать выступление и передвижение американских экспедиционных сил неожиданными налетами самолетов на снаряжаемые силы, [175] важные районы, сооружения и базы, что может быть осуществлено им одним ударом со своей территории».
Я ясно представлял себе характер этого первого воображаемого налета. Даже тогда, за девять лет до Пирл-Харбора, мы ожидали начала военных действий с Японией в форме воздушного налета, как единственного способа действий. Однако приходится сожалеть, что это мнение не разделялось в полной мере командующим военно-морскими силами, отвечающим в 1941 году за решение самой серьезной военно-морской проблемы, которую когда-либо приходилось решать Соединенным Штатам.
2. «Противник располагает точной информацией о месте расположения и численности наших войск. Ему известны все выходы наших кораблей из порта».
Эта оценка полностью подтвердилась большим количеством показаний в комиссии и в объединенном комитете конгресса, расследовавших события в Пирл-Харборе.
3. «Точное местонахождение противника неизвестно, и он должен скрывать его, чтобы начать успешный налет до того, как он будет атакован равными или превосходящими силами. Все его силы, за исключением танкеров, в состоянии развивать большую скорость. Миноносцы могут пополняться топливом с авианосцев или крейсеров, таким образом, всем кораблям обеспечивается максимальный радиус действия.
В таком случае становится ясным, что противник может предпринять следующие действия:
а) осуществить воздушный налет на сооружения базы Пирл-Харбор (не встретив никакого сопротивления, кроме как со стороны авиации) и вернуться в свои воды;
б) совершить воздушный налет на войска, формирующиеся в Бремертоне, а также по базовым и другим вооружениям этого района с непосредственным возвращением в собственные воды;
в) то же самое, что и в «б», но в районе Сан-Педро — Сан-Диего;
г) то же самое, что и в «б», но в районе Сан-Франциско;
д) разделив силы, осуществить «в» и «г»;
е) то же самое, что и в «г», но с осуществлением другого воздушного налета на Пирл-Харбор с возвращением в свои воды. [176]
В то время казалось наиболее вероятным, что противник предпримет действия, указанные в пункте «г», поскольку наши силы сосредоточились именно в этом прибрежном районе.
Однако в 1941 году обстановка изменилась. У Западного побережья было сосредоточено мало сил, основные силы находились в Пирл-Харборе. В 1941 году Пирл-Харбор оказался хорошей приманкой, которая завлекла бы японцев в гигантскую ловушку, если бы военная игра «14» была хорошо продумана и изучена (чего она вполне заслуживала) и если бы выдвинутые в ней идеи получили должное отражение в умах соответствующих военачальников. Даже шестой вариант возможных действий противника содержит прямое упоминание об уязвимости Гавайских островов.
Что бы ни произошло, я считал, что японцы совершат воздушный налет на Пирл-Харбор до возвращения их флота в свои воды. В моей оценке Пирл-Харбор звучал, как лейтмотив, но, как впоследствии выяснилось, я слишком уверовал в силу нашей обороны в этом районе.
«Силы, совершающие налет, — писал я, — будут, несомненно, отогнаны за пределы Гавайских островов, в то же самое время сильная и упорная противовоздушная оборона в этом районе уже доказала, что действия авиации противника окажутся неэффективными и будут сопряжены с большим риском. Патрульные самолеты «синих» в этом районе легко могут обнаружить приближение сил противника за 24 часа до того, как он поднимет свои самолеты. Поэтому вариант «е» мог быть принят только в том случае, если первый налет окажется весьма успешным, самолеты «черных» возвратятся на авианосцы и не будет длительного преследования...»
В 1932 году, когда я готовил свой доклад, в Пирл-Харборе находилось только 38 самолетов базовой авиации, и тогда это считалось достаточным, чтобы «обнаружить приближение сил противника за 24 часа до того, как он поднимет свои самолеты». Это основной момент, который надо было учитывать при постановке задач в 1941 году, и наши неудачи явились прямым следствием неправильного подхода к их решению. Таким образом, значение военно-морской игры «14» становится очевидным. Она показала, что одна часть обороняющихся сил «синих» не выполнила своих задач и позволила [177] воображаемому противнику прорваться к побережью, хотя силы противника были невелики.
Полностью обнаружилась уязвимость нашего Западного побережья. Военно-морская игра «14» снабдила США подробным планом действий японского военно-морского флота при налете на Пирл-Харбор 7 декабря 1941 года. Это было явным предупреждением, основанным на предвидении и мастерстве выдающегося флотоводца, который изучил японцев и положение на Тихом океане. Игра ясно показала полную вероятность такого нападения. Выводы, вытекающие из игры, оказались настолько бесспорными, что не было необходимости выносить их за пределы обычных дискуссий мирного времени.
Мне неизвестно, в какой мере уроки игр оказывали влияние на разработку стратегии флота. Эти игры изучаются в колледже военно-морского флота, и офицеры имеют полную возможность ознакомиться с выводами из них.
В 1933–1934 гг., когда я учился в колледже, поступив туда сразу же после окончания игры «14», в одной группе со мной были капитан 1 ранга (позднее адмирал) Дж. О. Ричардсон и капитан 2 ранга (позднее вице-адмирал) У. У. Смит. В день окончания курса, когда каждому офицеру предоставлялась возможность высказать свои мысли и чувства, на меня произвели глубокое впечатление слова Ричардсона. Он сказал: «В. течение последних пятнадцати лет я пытался поступить в колледж, и наконец мне это удалось. Перед расставанием с колледжем мне хотелось бы сказать, что хороший офицер, поступивший в него, станет исключительно хорошим офицером, а дурак — закончит его полным дураком».
Когда в момент наиболее острого кризиса на Тихом океане в 1941 году мы сконцентрировали наш флот в Пирл-Харборе, в точности повторив условия военно-морской игры «14», неизвестно, как случилось, что ее уроками пренебрегли. Это вина не всего флота. Причину следует искать и можно легко найти в людях, которые склонны пожимать плечами и игнорировать полученные предупреждения. Не может быть никакого оправдания человеку, имеющему под рукой материалы военно-морской игры «14», за то, что он игнорировал высказанные ранее предпосылки для достижения успеха, изложенные при [178] постановке задачи военно-морской игры и практически проверенные во время нее. Это основной урок, который нужно было извлечь из военно-морской игры «14» в свете событий 7 декабря 1941 года.
Бросая взгляд на прошлое, я ясно себе представляю игру «14», как репетицию Пирл-Харбора. Приходится сожалеть, что когда в 1933 году была написана пьеса и все подготовлено для премьеры, актер, играющий главную роль, и остальные исполнители забыли свой текст и провалили спектакль, и он состоялся лишь восемь с лишним лет спустя. [179]