Даешь Берлин!

Батальоны снова двинулись вперед. Вместе с нами справа наступал 674-й полк подполковника Плеходанова. Общая задача — выйти к пригороду Берлина Карову.

На правом фланге нашего полка, где действовал батальон капитана Клименкава, вдруг послышалась частая стрельба, грохнули гранатные разрывы и застучали автоматные очереди. Все на КП полка забеспокоились: раз в ход пошли гранаты, значит, сейчас уже сошлись с противником врукопашную. Что же там происходит? Нарвались на засаду? Противник контратакует? Нужно ли посылать помощь? Вызываю по рации Клименкова.

— Никакой контратаки, товарищ полковник, нет, — слышу сквозь треск эфира возбужденный голос комбата. — Просто бойцы узнали, что мы уже в пригороде Берлина, вот и решил дать по фашистской берлоге залп из всех видов оружия!..

Это случилось в 18 часов 21 апреля.

Мы понимали, какие чувства охватили бойцов. Почти четыре года мечтали они об этой минуте, пробивались к ней через невыразимую горечь потерь, через жестокие бои и нечеловеческие испытания. И вот он, Берлин, перед нами!

Итак, мы у Карова. Это был небольшой, но широко разбросанный городишко с каменными домами дачного типа, утопающими в садах, уже облитых густым бледно-розовым цветением.

Отсутствие крупных зданий, разбросанность домиков облегчали нашу задачу. В отдельных, пусть даже каменных, но не связанных между собой в узлы сопротивления домах долго не продержишься, особенно если в штурме участвуют танки и артиллерия.

Мы приняли такой план боя: 1-й батальон, усиленный ганками и самоходками, при поддержке артиллерии вгрызается в оборону противника и, не заботясь о своих флангах, как можно быстрее прорывается к центру пригорода. 2-й [71] батальон наступает следом, и в городе 4-я и 5-я роты развертываются веером в стороны, а 6-я остается в резерве на случай контратаки или других каких-либо непредвиденных действий противника.

Наступление началось 30-минутной артиллерийской подготовкой. Передний край противника на окраине Карова заволокло дымом и пылью, в воздух полетели черные фонтаны земли, обломки строений, цветущие ветви и целые деревья...

Как только артиллерия перенесла огонь в глубь городка, из-за укрытий выскочили танки приданного нам танкового батальона майора И. Л. Ярцева, появились самоходки, за ними двинулась пехота. Первым ворвался на передний край противника в Карове танк старшего лейтенанта А. Г. Гаганова. Мастерски маневрировал грозной машиной механик-водитель старший сержант П. Е. Лавров, точно вел огонь на ходу наводчик орудия старший сержант М. Г. Лукьянов. Расстреляв и раздавив несколько огневых точек, разогнав обороняющихся фольксштурмовцев, отважный экипаж пробил во вражеской обороне изрядную брешь. В нее устремились бойцы взвода лейтенанта Дмитрия Шишкова из 5-й роты. Смело и решительно действовал их командир.

Неудержимо рвалась вперед и 4-я рота старшего лейтенанта Печерских. Отделение Петра Данилова первым захватило большой двухэтажный дом. В одной из комнат командиру отделения попался на глаза небольшой кусок красной материи. Данилов приказал бойцу Николаю Попкову сделать из него флаг. Попков складным ножом вырезал древко, расщепил один конец и закрепил в нем полотнище. Флаг укрепили на фронтоне этого первого захваченного на берлинской окраине дома.

Вскоре мы вышли на противоположную окраину Карова, а к концу дня 756-й стрелковый полк, прорвав оборону противника у каналов юго-западнее Бланкенбурга, перехватил главную дорогу, ведущую в пригород Панков-Шенфлинде. Наступающий справа 674-й стрелковый полк овладел станцией Бланкенбург, а подразделения 469-го полка в это время добивали блокированные группы гитлеровцев в Карове.

Вечером на КП полка возвратился наш агитатор капитан Прелов. Весь в пыли и копоти, лицо усталое, на лбу огромная ссадина. Однако в голосе бодрость, в глазах радость.

— Был во втором батальоне Клименкова. Что там только творилось — трудно передать словами! Бойцы обнимались, поздравляли друг друга, кричали: «Ура! Мы в Берлине!» [72] А с какой страстностью и отвагой атаковали Каров! Вместо обычного «вперед», «ура» только и слышно было: «Даешь Берлин!» — Прелов увлеченно, в деталях рассказал о первом бое в городской черте Берлина: — Я шел во взводе младшего лейтенанта Николая Семеновича Кулагина, вместе с отделением сержанта Ермолия Петровича Генералова. Без преувеличения — отличный, инициативный командир. Только подошли к Карову, а он подает команду: «Салют по Берлину!» Ворвались на окраину Карова, видим, впереди убегает группа фашистов. Бойцы за ними. Гитлеровцы во двор. Генералов командует: «Отделение, за мной! А вы, товарищ капитан, оставайтесь здесь, у ворот. А то нагорит мне за вас!» Сержант с бойцами во двор, а я прижался за углом, жду. Вдруг слышу топот. Выглядываю, а на меня с десяток фашистов прет. Я им под ноги гранату, а следом очередь из автомата. Вдруг как ударили меня чем-то по каске, видимо кирпичом, — только в глазах сверкнуло. Вот видите, как разукрасило? Что было потом, не знаю. Помню только голос, будто из подземелья: «Товарищ капитан, товарищ капитан!..» Открываю глаза — а надо мной сержант Генералов склонился. Увидел, что я приоткрыл глаза, да как закричит: «Живой, живой наш капитан!» А сам аж приплясывает от радости.

Александр Матвеевич был прирожденным агитатором. До призыва в армию получил отличную партийно-политическую закалку, работал секретарем райкома партии.

В 756-й полк прибыл в 1943 году. Когда я беседовал с ним во время первого знакомства, запомнилось, как он сказал: «Должность агитатора в действующей армии я сначала считал невоенной. Об этом и заявил в отделе кадров. Однако уже с первых дней понял, что на фронте невоенных должностей не бывает».

Что это действительно так, капитан Прелов не раз сам доказывал на деле. Он не только словом поддерживал боевой дух воинов, но и подавал пример личной отваги и мужества в бою, появляясь в наиболее опасных местах.

В ночь на 22 апреля наш полк боя не вел. Выставили усиленное боевое охранение и организовали несколько поисковых групп, которые ушли в разведку. Остальным бойцам был предоставлен отдых. Подразделения привели в порядок оружие, пополнили боеприпасы.

Поисковые группы были высланы от каждого батальона и от полковой разведки. Противник, отступив на Буххольц, оторвался, и нужно было определить и уточнить очертания его переднего края, захватить «языка». [73]

Разведчики приступили к поиску, а тем временем на КП полка прибыли командиры артиллеристов и танкистов. Вместе согласовали на завтрашний день возможные варианты взаимодействия, решили выдвинуть танки и артиллерию в боевые порядки пехоты, часть орудий поставить на прямую наводку.

Политработники провели беседы с бойцами. Тема — итоги первого дня боев в Берлине и задачи на завтрашний бой.

На КП прибыл заместитель командира полка по тылу майор Алексей Ефремович Чапайкин. Он доложил, что в подразделения доставлен ужин и все заявки командиров подразделений на боеприпасы выполняются.

Не было такого случая, чтобы майор Чапайкин не появился на КП полка с докладом о сделанном за день. Даже если полк вел бой, если на КП нужно было добираться под огнем. За время пребывания в полку не припомню, чтобы у нас были перебои со снабжением боеприпасами, продовольствием, снаряжением.

Когда началась война, Чапайкин просился на фронт, и только на передовую. Стрелял отлично, добился зачисления в снайперы. Но образованию, опыту и организаторским способностям мог бы быть и командиром и политработником. А тут вдруг вызывают — и приказ: будешь организовывать работу тыла. Вначале взбунтовался. Сказали: ты коммунист, надо... Так и закончилось снайперство на передовой.

Потом, когда разобрался в работе тыловиков, понял, что все рассказы об их сладкой жизни — сплошные басни. Хлопот — невпроворот. Попробуй чего-либо не подай вовремя — бойцы и командиры душу вытрясут. Дождь ли, снег, лес или болото — не пройти ни машиной, ни повозкой, — а боеприпасы подавай, еду подавай, эвакуацию раненых обеспечь, всех одень, обуй. Бывало, все ездовые, писари, заведующие складами и даже повара становились в цепочку и на плечах под огнем доставляли в батальон, роту все необходимое для обеспечения боя.

* * *

К часу ночи одна за другой начали возвращаться поисковые группы. Привели и двух «языков». Особенно удачно действовала группа старшего сержанта Кухтина в составе семи разведчиков и двух саперов. По прибытии Кухтин доложил:

— Товарищ полковник, захватили всамделишного фашиста! Разведчики Павел Савич и Дмитрий Парчевский постарались. [74]

Фашист действительно оказался «всамделишный» — в коричневой форме, с паучьей свастикой на рукаве. Лет ему было под 60. На лице испуг и предупредительность. На все вопросы отвечает с готовностью и подробно, как бы спеша Выложить все, что знает.

Сведения оказались ценными. Фашист служил в 1-й роте 869-го батальона фольксштурма. Батальон находился в резерве, а вечером был поднят по тревоге и на машинах переброшен в Буххольц. По дороге слышали, что русские прорвали берлинскую оборону и взяли Каров. Прибыв я Буххольц, батальон занял позиции на стыке между 309-м и 606-м пехотными полками, обороняющимися на рубеже Буххольц — товарная станция.

Второй пленный, захваченный разведчиками 1-го батальона, оказался 16-летним юнцом, членом гитлерюгенда, мобилизованным в отряд истребителей танков.

22 апреля в 10 часов утра после массированной артподготовки наш и 674-й полки атаковали передний край противника. Вперед вырвалась 1-я рота старшего лейтенанта Панкратова. Она удачно вклинилась в оборону гитлеровцев, ее успех сразу же заметил и умело использовал комбат Неустроев. Он ввел в этот прорыв другие подразделения и ударил противнику во фланг, угрожая окружением.

Батальон Клименкова тем временем, попав под сильный огонь, вынужден был отойти на исходный рубеж. Взвесив обстановку, я решил ввести 2-й батальон вслед за 1-м. Расчет оправдался. Войдя в пробитую 1-м батальоном брешь, 2-й батальон ударил в северном направлении, в глубину вражеских позиций, которые в это время с фронта атаковал 674-й стрелковый полк. В результате отсечные позиции противника были захвачены, и он утратил управление. Значительная часть обороняющихся вскоре была окружена. К 12 часам мы полностью очистили Буххольц от фашистов, взяли около 300 пленных, захватили значительное количество трофеев.

Бой за Буххольц развивался скоротечно, обстановка резко менялась каждые 5–10 минут. Успех боя в значительной мере зависел от умения командиров подразделений действовать самостоятельно, инициативно и быстро. Этот бой еще раз подтвердил, что они такими качествами обладают.

В этом бою отлично взаимодействовали с пехотой артиллеристы и танкисты. Вместе с бойцами 1-й стрелковой роты шел танк младшего лейтенанта Василия Алексеевича Баранова, командира взвода 269-го танкового батальона. Только рота ворвалась на окраину города, как справа, из проулка, [75] из-под железобетонного колпака ударил пулемет и вынудил роту залечь. Танкисты сразу же обнаружили вражескую огневую точку, и механик-водитель старшина Иван Ермолаевич Кокухин направил на нее танк, а Баранов тут же поразил ее точным выстрелом из орудия.

В этот момент командир «сорокапятки» Федор Матвеев заметил, что на втором этаже соседнего дома затаились готовые ударить по танку фаустники. В считанные секунды артиллеристы развернули орудие и первыми же выстрелами уничтожили гитлеровцев. Такое взаимодействие и взаимовыручка были чрезвычайно важны и необходимы во время боев в городе, где удара врага можно ждать не только с любого направления, но и сверху и снизу, из подвалов, канализационных люков и других подземных сооружений.

Во второй половине дня полк вышел к Витенау — еще одному пригороду Берлина. В это время связь со штабом дивизии прервалась. Миновала тревожная ночь. Утро 23 апреля выдалось на редкость ясное и теплое. Природа наполнена весенней свежестью, пьянящими запахами, щедрым солнцем... А вокруг гремит канонада, которая становится все сильнее и сильнее по мере того, как набирает силу новый день.

Прямо в тылу нашего полка, километрах в четырех, гремит жаркий бой. Как мы догадывались, а позже уточнили, это атаковал врага полк Плеходанова. Левее него должны были наступать части 171-й стрелковой дивизии. Справа также вспыхнула ожесточенная пальба — вперед пошли полки 207-й стрелковой дивизии, имевшие задачу овладеть пригородом Тегель.

А со штабом нашей дивизии связи все еще не было. Как удалось установить интенсивной разведкой, коридор, который с боями пробил вчера полк в обороне противника, за ночь закрылся. Гитлеровцы подтянули резервы и отрезали нас. Полк оказался фактически в окружении. Во что бы то ни стало нужно было восстановить связь с КП дивизии. Я послал на линию вместе с бойцами лично начальника связи полка капитана Назюту.

А тем временем нужно было срочно и окончательно решать, что делать: ждать подхода своих, идти им навстречу или продвигаться вперед.

Противник вокруг нас вел себя подозрительно тихо. Действительно ли он не имеет сил для активных действий, как свидетельствуют разведчики, или готовит какой-нибудь сюрприз? [76]

Принимаю решение наступать. Спрашиваю начальника артиллерии полка майора Крымова:

— Готовы к артналету?

— Так точно.

В небо взлетает серия зеленых ракет. И сразу же залп орудий и минометов. Через несколько минут серия красных ракет. Атака.

Первой в расположение противника врывается 6-я стрелковая рота лейтенанта Рыжкова. Взвод младшего лейтенанта Н. В. Астахова окружил большой четырехэтажный дом. Бойцы взвода несколько раз пытаются ворваться в него, но безуспешно. А взять дом надо: занимая ключевую позицию в обороне противника, он мешает нашему наступлению. В это время командир отделения Илья Ермолаевич Величко обратил внимание на огромный, в два обхвата толщиной, тополь. Вершину дерева срубило снарядом, и почерневший ствол, склонившись к дому, уперся в одно из окон четвертого этажа. Величко смекнул, что было бы неплохо воспользоваться этим «трамплинчиком» и ударить по фашистам сверху, с четвертого этажа. Доложил об этом командиру взвода, тот — ротному. Идея всем понравилась. Подтянули к дому орудия, танки. Для ведения огня по окнам отобрали лучших стрелков, кроме того, определили цели и для фаустпатронов, которыми весьма неплохо наловчились пользоваться петеэровцы лейтенанта Никиты Козлова.

Дружно ударили все вместе из всех видов оружия. Под прикрытием огня бойцы приблизились к дому для решительного броска. Огонь внезапно для врага прекратился. Величко подал сигнал и рванулся к дереву, за ним — бойцы Г. С. Бабичев, А. Г. Горбацкий и другие. Пока ошеломленный огневым шквалом противник пришел в себя, бойцы уже были наверху. Величко швыряет в окно одну за другой две гранаты, дает длинную очередь из автомата и прыгает через подоконник внутрь. За ним остальные. Дальше все решается за несколько минут. Бойцы свалились на гитлеровцев сверху как снег на голову. Их удар был настолько неожиданным, что фашисты, почти не оказав сопротивления, сдались в плен. Путь вперед был открыт. За отвагу и высокое воинское мужество, проявленные в этом бою, сержант Величко был награжден орденом Славы.

К полудню полк полностью овладел Витенау и через час подошел к восточной окраине Тегеля, где был остановлен сильным огнем хорошо организованной обороны противника. К этому времени наладилась наконец связь со штабом [77] дивизии. Мы узнали, что успешно продвинулись вперед и другие наши части. Через час из штаба дивизии прибыл майор Лазаренко с приказом изменить направление наступления.

Он рассказал, что в результате трехдневных упорных боев наш 79-й стрелковый корпус занял северные предместья Берлина: Блюмберг, Бланкенбург, Буххольц, Каров, Нидер, Шенхаузен, Розенталь, Вильгельмсрюх, Витенау и другие. До сих пор корпус наступал с востока на запад, отбивая один пригород за другим и как бы проходя по северным окраинам Берлина. Теперь же, в соответствии с новым приказом, части корпуса должны были повернуть круто на юг и, выйдя в тыл девятому — центральному — сектору обороны Берлина, нанести удар в направлении Тиргартена, Задача была очень сложная, но и очень почетная. Мы встретили ее радостно, с чувством большой гордости.

Боевой порядок корпуса был выстроен в два эшелона. На левом его фланге наступала наша 150-я дивизия.

В ночь на 24 апреля мы заняли исходные позиции для наступления. Перед фронтом нашей дивизии гитлеровцы удерживали рубеж на северной окраине Рейникердорфа и улицу Фильзенекштрассе. Сведения о противнике у нас были крайне скудные. Появилась срочная работа у разведчиков, благо идти было недалеко. Вскоре поисковые группы возвратились и привели пленных. Они показали, что перед нами держат оборону 807-й и 813-й батальоны фольксштурма.

Наш полк был усилен танковым батальоном 23-й танковой бригады, шестью 122-миллиметровыми самоходными артиллерийскими установками, артдивизионом 328-го артполка, батареей 1957-го истребительно-противотанкового полка и поддерживался двумя гаубичными полками артиллерийской бригады (из состава дивизионной группы).

Утром 24 апреля после мощной 15-минутной артподготовки и стремительной атаки подразделений полка противник начал откатываться. Наш 756-й стрелковый полк, наступая в первом эшелоне, вместе с другими частями к 12 часам полностью овладел пригородом Рейникердорф.

Однако во второй половине дня сопротивление противника резко усилилось. Особенно упорные бои пришлось вести полку с выходом на западную окраину пригорода Веддинг. В полосе нашего наступления оказалось несколько военных заводов и трамвайный парк, превращенные противником в мощные опорные пункты. [78]

Один из военных заводов, обнесенный высокой и толстой железобетонной стеной, преградил путь 2-му батальону. В стене были проделаны амбразуры, к длительной обороне приспособили большинство цехов завода. С потерей этого важного узла сопротивления гитлеровцы практически не могли бы ни за что зацепиться до самого канала Берлин — Шнандауэр — Шиффарт, так как сразу же за заводом начинался большой лесопарк. Понятно, что противник стремился удержать завод и другие опорные пункты вблизи него любой ценой.

Как только наши подразделения приблизились к заводу, фашисты встретили их бешеным огнем. Трижды батальон Клименкова при поддержке танков, самоходных установок и орудий прямой наводки бросался в атаку и трижды откатывался назад, неся потери. Продолжать дальше подобные атаки было бессмысленко.

Для непосредственного управления боем я со своим КП перебрался к Клименкову и разместился метрах в 200 от завода. К 11 часам по моему приказу майор Крымов подтянул все, какие только были в нашем расположении, огневые средства и подготовил по заводу, в первую очередь по ограде — чтобы проделать в ней проломы, — мощный 15–20-минутный артналет. Крымов доложил, что на линию огня поставлено 30 орудий, 12 танков и пять 122-миллиметровых самоходных установок. По цехам завода подготовились бить 328-й артиллерийский полк и батарея 120-миллиметровых минометов старшего лейтенанта Николая Фомича Минакова.

Этого показалось мало, и я вызвал на КП командира взвода противотанковых ружей лейтенанта Никиту Никифоровича Козлова.

— Я знаю, что ваши бронебойщики умело пользуются фаустпатронами.

— Хорошо их освоили, товарищ полковник, — ответил лейтенант. — Стрелять ими совсем несложно, а эффект дают весьма неплохой.

— Сколько фаустов может взять с собой один боец?

— Можно по два в руку, — значит, четыре. Это свободно.

— Так вот, Козлов, как только начнется артналет по заводу, ваш взвод должен подползти к ограде на шестьдесят — семьдесят метров — лишь бы не доставали наши осколки, — и, как только огонь будет перенесен вглубь, дадите четыре залпа по этой треклятой стене. Да выбирайте, где побольше трещин и снарядных пробоин. Бить дружно, [79] кучно, всем вместе, чтобы и стену проломить, и врага оглушить. Ясно?

— Так точно, товарищ полковник.

— Выполняйте.

На этот раз все прошло как по нотам. Только закончился артналет, как один за другим грохнули четыре залпа фаустпатронов бронебойщиков лейтенанта Козлова. «Музыка» получилась эффектная. Не успели осесть дым и пыль, как в проделанные снарядами и фаустпатронами проломы кинулись наши бойцы. Завязался жаркий бой на территории завода. Каждый цех пришлось брать штурмом, и каждый шаг вперед стоил нам крови и жизни боевых товарищей.

Бой гремел еще несколько часов, пока удалось наконец окончательно сломить врага. В отдельных цехах продолжалась перестрелка, когда мы с группой управления вошли на территорию завода. На ходу обсуждали план дальнейших действий. Батальон Неустроева, атаковавший трамвайное депо, ощутимого успеха все еще не имел. Но с падением завода у нас открывалась возможность помочь Неустроеву ударом во фланг и тыл оборонявшим депо.

Тем временем завод был очищен от гитлеровцев. Нам доложили, что около 300 оборонявшихся взято в плен, все они в какой-то странной униформе — полугражданской, полувоенной. Оказалось, что завод оборонял отряд, сформированный из старой гитлеровской гвардии, вот и экипирован он в форму нацистской партии. Гитлер лично напутствовал этот отряд, призывая умереть, но не пропустить русских к центру столицы. Командовали отрядом офицеры-эсэсовцы. Однако умереть за фюрера пожелали далеко не все...

Пока пленных строили в одну колонну, примчался возбужденный капитан Логвинов:

— Товарищ полковник! Бойцы Гитлера поймали.

— Не может быть. Вы что-то путаете, Логвинов.

— Но ведь точно же, товарищ полковник! Сейчас сами увидите!

Через несколько минут два красноармейца привели гитлеровца. Он и вправду оказался поразительно схож с известными всем изображениями бесноватого фюрера фашистского рейха. Точно такая же прядь волос спадает к глазу, такая же щеточка усов, такой же нос.

— Вот он, товарищ полковник, Гитлер-то.

И тут до сих пор молчавший нацист вдруг истошно завопил:

— Найн! Их бин кайн Гитлер! Их бин кайн Гитлер! Гитлер капут! [80]

— Это не Гитлер, — говорю бойцам.

— Как не Гитлер?

— А вот так, Федот, да не тот...

— А может, все-таки сойдет за Гитлера? — хитро жмурит глаза один из красноармейцев.

— У нас в полку, может, и сошел бы, — рассмеялся я. — Но ведь его же тогда надо будет выставлять на всемирное обозрение. Оскандалимся! Уж больно хлипок ваш фашист...

Начштаба майор Казаков доложил, что пленные собраны, и поинтересовался, не желаем ли мы взглянуть на нацистскую «гвардию» ближе.

Медленно идем вдоль колонны. Воцарилась напряженная тишина, слышно даже дыхание.

Вот она, «гвардия» Гитлера. Та, которая намеревалась поставить на колени весь мир, вынашивала планы уничтожения целых народов, чтобы высвободить «жизненное пространство» для арийской расы. Думал ли кто из них о таком финале?

Приказал начальнику штаба отправить пленных в тыл и предупредил, чтобы все были доставлены в целости и сданы до единого. С ними разберутся, кому это положено, и каждому воздастся по справедливости.

Около нас собрались бойцы. Я обратился к ним. Говорил о том, что злость и ненависть не должны ослеплять нас. Злость и ненависть придают силы в бою, но после боя они — плохой помощник и советчик. Мы пришли на немецкую землю прежде всего затем, чтобы освободить Германию от фашизма. А гитлеровских преступников покарает справедливый суд народов. Призвал бойцов помнить о нашей великой миссии и быть достойными ее. Смотрел в их усталые лица и удивлялся, гордился ими, верил им.

День заканчивался. Батальоны совместными усилиями быстро овладели трамвайным парком. Перед полком открылся путь к каналу Берлин — Шпандауэр — Шиффарт.

Генерал Шатилов проинформировал меня, что справа 469-й полк, войдя в полосу наступления 23-й гвардейской дивизии, завязал бои с противником, однако успеха не имел и, приостановив наступление, сосредоточился западнее Веддинга. 674-й полк находился во втором эшелоне дивизии и сосредоточился слева от нас в районе горы Рах.

Когда совсем стемнело, я спустился с наблюдательного пункта на третьем этаже дома в подвал с намерением быстренько поужинать и хоть немного подремать. Однако внизу уже ждал заведующий делопроизводством строевой части штаба полка старшина Андрей Филиппович Мичковский. [81] Он беседовал со своим земляком, кустанайцем, начальником радиостанции сержантом Константином Михайловичем Волочиевым. Взглянул я на старшину и понял, что с отдыхом придется повременить.

Мичковский всегда приходил с кипой документов, чаще всего — наградных листов и приказов о награждении. Необходимо было все просмотреть и подписать. Дело неотложное. Ведь речь шла о людях, которые отличились в бою и которым завтра снова идти в бой. Это так важно — заметить, поддержать, поднять в человеке стремление к подвигу, по достоинству оценивать смелость, отвагу, мужество.

Следует отметить, что старшина Мичковский не только оформлял документы на награды другим, но и сам сумел отличиться не раз. Он был награжден медалью «За отвагу», еще будучи старшиной роты, за то, что сумел пробиться к окруженному батальону в районе Сучинских болот и доставить ему боеприпасы и сухари. Тогда старшине пришлось по шею в болоте отбиваться от преследования, прикрывая всю группу.

Вскоре за мужество и отвагу он получил и орден Красной Звезды.

Неутомимым тружеником и храбрым воином был другой кустанаец, сержант Волочиев. Всем запомнилось, как он, еще будучи телефонистом, восстанавливал перебитую взрывами связь с отрезанным у деревни Ромашево батальоном капитана Петра Кутыша. Выпрыгнув из траншеи, Волочиев помчался вдоль кабеля. Его тут же заметили гитлеровцы и устроили за ним настоящую охоту. Не раз юркая фигура связиста накрывалась разрядами мин и снарядов. И все же в конце концов в ожившей телефонной трубке послышалось долгожданное: «Связь налажена!» Став радистом, Волочиев постоянно находился на КП полка, его радиостанция всегда работала безотказно. А в трудные моменты, когда на КП наседали фашисты, сержант брал в руки автомат, и он действовал в его руках так же безотказно и точно, как и рация.

На утро 25 апреля наша дивизия получила приказ форсировать канал Берлин — Шпандауэр — Шиффарт.

По приказу командира корпуса мы форсировали канал левее, на участке 23-й гвардейской стрелковой дивизии, которая уже преодолела его.

Сначала переправился наш 756-й, а вслед за нами — 469-й полк. Позднее, к 22 часам, на южный берег канала перебрался и находившийся во втором эшелоне дивизии 674-й полк. [82]

После форсирования канала 756-й и 469-й полки сразу же вступили в бой, передвинулись вправо на свой участок наступления и начали пробиваться к обводу центральной части Берлина — северному берегу Фербиндунгс-канала. Там, за Фербиндунгс-каналом, вздымалась нагромождением многоэтажных зданий центральная часть города. Именно там предстояло добить бешено сопротивлявшегося врага, там должно взвиться в весеннее небо красное Знамя нашей Победы.

Но туда нужно было еще дойти...