На пороге рейха

Новый, 1945 год мы встречали твердо уверенные в том, что вскоре гитлеровский фашизм будет окончательно разгромлен, что час решающих событий вот-вот пробьет.

И события начали развертываться стремительно с первых же дней нового года. 12 января началась Висло-Одерская стратегическая наступательная операция.

Наша 150-я стрелковая дивизия в те дни в боях не участвовала. Можно понять, с каким нетерпением все мы ждали приказа о выступлении, как жадно ловили каждую весточку оттуда, с передовой. С радостью узнали бойцы и командиры, что 17 января, сломив ожесточенное сопротивление гитлеровцев, части 1-й армии Войска Польского совместно с частями 61-й и 47-й армий вступили в Варшаву.

А утром 20 января после 40-километрового марша, переправившись по понтонному мосту через Вислу, вошел в Варшаву в составе 150-й стрелковой дивизии и наш 756-й стрелковый полк.

Город встретил нас сплошными руинами. Насколько хватало глаз — жуткая каменная пустыня. Еще дымились пожарища, тошнотворно отдавало взрывчаткой, во рту появился неприятный привкус толченого кирпича и пыли. Саперы разминировали и расчистили грейдерами несколько улиц, ведущих с востока на запад. Справа и слева стояли деревянные таблички с надписями: «Опасно. Мины». Вокруг ни души. И только на западной окраине города сохранились отдельные одноэтажные домики, и тут нас встретили небольшие группки варшавян. На лицах, во взглядах — радость избавления и боль, неизбывное страдание. Неописуемы изуверство и подлость фашистских варваров, которые, несмотря на свое крайне затруднительное положение на фронтах, пошли на то, чтобы выделить значительные [4] специальные силы и технические средства для разрушения старинного, некогда цветущего города с более чем миллионным населением.

А наступление советских войск продолжало стремительно развиваться. Танковые и механизированные соединения, введенные в прорывы, не давая противнику передышки ни днем ни ночью, буквально разрывали вражескую оборону и, обходя блокированные группировки и гарнизоны, неудержимо рвались на запад.

И вот вскоре мы узнаем: наши вышли к Одеру!

После многодневного марша вслед за наступающими войсками полк вместе с другими частями 150-й стрелковой дивизии вышел в район Фандсбурга и, сосредоточившись у деревни Нойхов, приступил к строительству оборонительного рубежа.

Обстановка была сложной. В ходе наступления в городе Шнейдемюль (ныне Пила) была блокирована группировка вражеских войск численностью до 12 тысяч человек. Естественно, гитлеровцы могли в любой момент предпринять попытку вырваться из кольца. Так оно и случилось.

В ночь на 14 февраля противник при поддержке 10–12 танков нанес удар на узком участке в северо-восточном секторе и прорвал оборону стрелкового батальона, который оборонялся на широком фронте.

В час ночи 14 февраля 756-й полк был поднят по тревоге. Через офицера, прибывшего из штаба дивизии, я получил приказ немедленно выступить навстречу прорвавшемуся из Шнейдемюля противнику. Части нашего соединения должны были закрыть ему пути отхода и уничтожить на рубеже Ястров, Гурзен, Тарновка.

Неизмерим солдатский труд на войне. Нет у нее выходных. Напряжение военных будней даже в минуты затишья не спадает, а тем более на территории противника. Бдительность и боевая готовность неослабны, непрерывно ведется оборудование и укрепление позиций, идет упорная подготовка к новым боям.

Ночная тревога! И что с того, что весь прошедший день пришлось обливаться потом, мерзнуть и мокнуть, ползать и бегать и не было ни часу передышки! Тревога! И прерывается тревожный солдатский сон, на полуслове обрываются письма, которые, вполне возможно, уже никогда не будут дописаны.

Тревога! Что ж, после стольких испытаний — дело, обычное. [5]

Через 30 минут полк выступил в район, определенный в приказе. В сырой, холодной темноте слышно лишь иногда глухое побрякивание, негромкие команды.

Впереди первый наш бой в границах гитлеровского рейха. Задача серьезно усложнялась тем, что сведений о противнике, кроме того, где и как он прорвался, мы не имели практически никаких. Офицер, прибывший из штаба дивизии, ничего в дополнение к этому сказать не мог. Полк мог выйти на рубеж развертывания и занять указанные позиции с опозданием. Не исключена возможность встречного боя. требующего особой решительности, инициативности и самостоятельности в действиях командиров всех степеней.

Решено было максимально усилить стрелковые роты артиллерией. Каждая из них получила батарею из четырех орудий приданного нам 328-го артполка, которым командовал майор Георгий Григорьевич Гладких, и подразделений 224-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона майора Ильи Михайловича Тесленко. Всего в распоряжении полка было 52 орудия, 22 миномета. В каждой роте насчитывалось 70–80 бойцов, достаточное количество станковых и ручных пулеметов.

Пока командиры батальонов уясняли задачу на марш и строили свои подразделения, заместитель командира полка по политической части подполковник Иван Ефимович Ефимов успел дать указания политработникам полка: прямо на марше разъяснить бойцам характер и значение предстоящего боя, настроить их на то, что враг, стремясь прорваться к своим, будет драться отчаянно. Мы же должны выиграть этот свой первый бой на немецкой земле и во что бы то ни стало выполнить задачу — уничтожить вырвавшуюся из кольца группу фашистов.

В 1-й батальон пошел парторг полка капитан Яков Петрович Крылов, во 2-й — агитатор капитан Александр Матвеевич Прелов, в 3-й — комсорг полка старший лейтенант Николай Михайлович Беляев.

Головной отряд в составе 2-го батальона капитана Петра Никифоровича Боева, усиленного пушечным дивизионом, полковой батареей 76-миллиметровых орудий и батареей 120-миллиметровых минометов, совершал марш организованно и быстро, приняв вместе с тем все необходимые меры, чтобы неожиданно не попасть под огонь противника, своевременно обнаружить его. Вперед была выслана разведка. В головном отряде с оперативной группой штаба находился и я. Столкновения с противником можно было ожидать в любой момент. [6]

Возглавивший разведку младший лейтенант Василий Андреевич Рыжков разделил своих бойцов на три группы. Одна пошла вперед к ближайшему перекрестку дорог, лесом, на километр западнее Гурзена, где встреча с противником была наиболее вероятна. Две другие двинулись слева и справа. Первая группа все ближе подходила к перекрестку. И вдруг утренняя тишина раскололась треском выстрелов: фашисты уже ждали нас.

Младший лейтенант Рыжков умел действовать решительно и с расчетом. Войну он встретил 17-летним юношей еще под Москвой, на сооружении оборонительных рубежей, затем добровольцем пошел на фронт, не раз ходил во вражеский тыл. Боевого опыта и отваги — не занимать. Инсценируя атаку первой группой, Рыжков направил две другие в обход, и они внезапно ударили противнику во фланг. Ворвавшись на одну из позиций, разведчики захватили пленных и быстро отошли.

От пленных мы узнали, что их подразделение прикрывает передовой отряд, насчитывающий около 500 человек, с несколькими танками и самоходными установками. Передовой отряд минут 15–20 назад прошел этот перекресток и продвигается в направлении Ястрова.

Батальон Боева с ходу развернулся в боевой порядок, решительно атаковал оставленное фашистами прикрытие я к 12 часам оседлал перекресток. Стало ясно, что мы отрезали «голову» от «туловища», что вот-вот должны подойти главные силы и полку придется встретиться с ними один на один.

На войне успех боя нередко зависит от самых неожиданных обстоятельств. Порой кажется, что человек не в состоянии ничего противопоставить их слепой игре. Но это только кажется, и противодействие все же есть. Прежде всего, высокое воинское мастерство, знания, боевой опыт и постоянная морально-психологическая готовность к осмысленным и четким действиям в самых сложных ситуациях. В каждом бою командир должен стремиться овладеть инициативой, действовать изобретательно, уметь пойти на продуманный риск, ошеломить противника неожиданным маневром.

Следует отметить, что у многих командиров и бойцов 756-го полка был хорошо развит вкус к поиску нестандартных решений, это всячески поддерживалось и поощрялось, Было над чем поразмыслить и на этот раз. Враг значительно превосходил силы полка как по численности, так и по огневым средствам. В ближайшие часы на подкрепление расчитывать не приходилось, а противник мог появиться с минуты [7] на минуту. И задача состояла не в том, чтобы просто задержать его, а в том, чтобы разбить. Времени для длительных раздумий не было. Краткий обмен мнениями со своими заместителями — и решение принято.

Батальон Боева оставался на перекрестке. 1-й батальон капитана Ивана Васильевича Костыркина, а за ним 3-й капитана Степана Андреевича Неустроева расположились вдоль дороги впереди 2-го батальона. Таким образом создавался достаточно глубокий мешок, и к перекрестку гитлеровцы могли прорваться, только пройдя под губительным огнем двух батальонов.

Подразделения быстро заняли намеченные позиции. Саперы получили приказ установить мины под деревьями, чтобы при подходе вражеских танков устроить завалы. Дорога была каждая минута. Нужно было сделать все так, чтобы не обнаружить себя преждевременно. Если противник заметит ловушку, то у него вполне достаточно сил и средств, чтобы смять нашу оборону.

Вскоре Костыркин, а за ним и Неустроев доложили, что батальоны заняли намеченные рубежи, изготовились к бою и продолжают оборудование и маскировку позиций. Командный пункт полка разместился у перекрестка.

Долго ждать не пришлось. Первым о появлении противника доложил Неустроев, затем Костыркин. Обоим было приказано огня не открывать. А вскоре в просвете деревьев на изгибе дороги увидели колонну и мы с КП полка.

Впереди шли танки, за ними бронетранспортеры и свыше двух десятков автомашин, набитых гитлеровцами, за автомашинами прицеплены орудия. Ближе, ближе...

Нервы напряжены до предела. Артиллеристы прильнули к прицелам, с минами в руках замерли минометчики, изготовились подрывники, стрелки и пулеметчики.

Метров за 300 от перекрестка танки неожиданно остановились, будто принюхивались. Но вот снова двинулись с пехотой вперед. Инженер полка капитан Василий Иванович Шерстнев, который лежит рядом со мной, просит разрешить начать подрывать деревья. Нет, еще рано. Еще хоть сотню метров. Пусть колонна глубже вползет в огневой мешок. Вон до того наклонившегося дерева. Все. С сухим треском рассекает небо серия красных ракет: огонь!

Вздрогнула земля от взрыва приготовленных саперами «сюрпризов» и грохота артиллерийских залпов. Надрывно и резко затарахтели пулеметы, затрещали скороговоркой автоматные очереди, заухали минометы. Ошарашенные и оглушенные гитлеровцы горохом посыпались в разные стороны. [8] Извиваясь по кюветам, цепляясь за каждую складку земли, за кусты и деревья, враг пытается организовать сопротивление, изготовиться к контратаке. Однако удачно подготовленная и откорректированная система огня батальонов не оставляет ему никаких шансов на это. Пылают подбитые танки и автомашины, в вихре огня — беспорядочная суета надежно загнанных в огневой мешок гитлеровцев.

Отлично работали в этом бою батальонные минометчики. Особенно отличился расчет старшины Николая Ивановича Попова. Первой же миной он попал в одну из передних машин, набитую гитлеровцами. Оставшиеся в живых бросились врассыпную, но их тут же деловито «подчистил» огнем станкового пулемета Григорий Тимофеевич Акишев. Наши огневые средства буквально неистовствовали, пули и осколки разили врага на каждом шагу.

Через несколько часов колонна была разгромлена. Большинство гитлеровцев убито, ранено или взято в плен. Лишь немногим удалось скрыться в лесу. Взятый в плен немецкий майор показал, что в передовом отряде, ранее проскочившем перекресток, был комендант шнейдемюльского гарнизона полковник Ремлингер. Незадолго до начала боя он сообщил по радио: «Прошел Гурзен. Оставил прикрытие. В Ястрове встретился с противником, развернулись в боевой порядок и ведем бой. Ускорьте продвижение главных сил».

— Мы были уверены, — сказал майор, — что путь свободен. Ваш огонь был полнейшей неожиданностью.

Мы также узнали, что прорвавшаяся ночью из окруженного Шнейдемюля группировка имеет целью пробиться к своим через Шенфельде — Тарновку — Дойч-Фир — Хоен-Фир.

Вырвавшись из кольца, гитлеровцы разделились на две группы. Замысел Ремлингера был прост. Первая, механизированная группа численностью до трех тысяч человек на автомашинах с танками, со значительным количеством артиллерии и минометов стремительно продвигается по намеченному маршруту, сбивает нашу оборону и выставляет на окраинах населенных пунктов, мостах, перекрестках дорог сильные заслоны. Пропустив колонну главных сил, эти заслоны должны были свертываться и идти в арьергарде. Первой группой командовал сам Ремлингер, второй — руководитель строительства укреплений в Шнейдемюле полковник Бонин.

Успешно выигранный бой окрылил всех. Однако радоваться и расслабляться было рано. К вечеру обстановка резко усложнилась. Подошла вторая колонна противника [9] численностью несколько тысяч человек с танками, артиллерией и минометами. Противник, несомненно, уже знал, что его ждет, и готовился нанести мощный удар с ходу, чтобы любой ценой вырваться из ловушки и под прикрытием ночи ускользнуть к своим.

Однако к этому времени подошли и остальные силы нашей дивизии: 469-й стрелковый полк полковника Михаила Алексеевича Мочалова занял оборону слева от нас и 674-й полк подполковника Алексея Дмитриевича Плеходанова — справа.

Всю ночь с 14 на 15 февраля гитлеровцы настойчиво атаковали наши подразделения. Однако они не дрогнули.

Утро несмело разгоралось над окутанным дымом, заваленным покореженной техникой, искромсанными деревьями, щедро залитым кровью полем боя. И вдруг из предутренней мглы появились новые вражеские цепи. На подмогу гитлеровцам подошла еще одна колонна. Наступил критический момент боя. Не считаясь с потерями, враг непрерывно лез и лез вперед.

Бой длится уже три часа. Батальон капитана Неустроева почти полностью окружен. От батальона отрезана и окружена 8-я рота капитана Ивана Яковлевича Гусельникова. Личный состав взводов лейтенанта Дмитрия Андреевича Шишкова и младшего лейтенанта Николая Алексеевича Антонова уже в который раз поднимается врукопашную.

Плотный огонь наших подразделений косит гитлеровцев, но они подступают все ближе и ближе, еще бросок — и они обрушатся на наших бойцов, залегших в наспех отрытых окопчиках. Глупо встречать врага лежа — затопчет! Младший лейтенант Антонов встает во весь рост, командует:

— Встать! Гранатами по врагу! Бей, коли фашиста! Ура-а!

И, натолкнувшись на это грозное «ура», будто на незримую преграду, враг не выдерживает, бежит. Навстречу выскакивают еще десятка полтора фашистских вояк, но разве можно остановить неистовый порыв нашей штыковой атаки!

В тот трудный день только взводы Антонова а Шишкова уничтожили свыше сотни гитлеровцев и 35 захватили в плен. В одной из схваток Шишков был ранен. Сделав перевязку, медсестра предложила ему уйти в медпункт, но он наотрез отказался и продолжал руководить боем. Вдохновляя бойцов своим примером, он сам в рукопашном бою одолел двух фашистов и смело вступил в поединок с гитлеровским офицером. Вопрос «кто кого?» решился быстро. Фашист [10] не выдержал, истошно заорал: «Гитлер капут!» — и поднял вверх руки.

Коммунист Шишков — один из ветеранов полка. Ему не было и 17 лет, когда он ушел добровольцем на фронт. Был ранен под Старой Руссой, вторично под Себежем, однако вновь и вновь возвращался в строй и дрался с врагом все так же отчаянно-смело и расчетливо.

Геройски дрались бойцы из отделения парторга роты младшего сержанта Короткого: Михаил Тимофеевич Неверов, Александр Павлович Зайков, Василий Ануфриевич Легкий. Вместе со своим командиром они умело и решительно действовали в рукопашных схватках. Младший сержант Михаил Петрович Короткий за этот же бой был награжден орденом Славы. Рассказ о подвиге коммуниста и бойцов его отделения сохранил наградной лист: «Младший сержант, командир отделения Короткий, русский, член ВКП(б), в боях по уничтожению шнейдемюльской группировки в районе Дойч-Фир 15.2 1945 года со своим отделением отбил четыре атаки противника и уничтожил 20 фашистских солдат».

Отважно сражался в этом бою и расчет станкового пулемета комсомольца Архипа Тимофеевича Энны. Когда взводы Шишкова и Антонова поднялись в атаку, Энна заметил группу фашистов, изготовившихся для удара во фланг атакующим. Вместе с номерами расчета Архипом Харлампиевичем Распопой и Григорием Филипповичем Полянским выкатил свой «максим» на удобную позицию и, открыв меткий огонь, вынудил фашистов залечь. Гитлеровцы установили свой пулемет. Началась огневая дуэль. Однако отважный 19-летний пулеметчик ударил несколькими точными короткими очередями, и вражеский пулемет умолк.

Если говорить о виртуозности, артистизме во владении оружием, то пулеметчик Архип Энна был именно артистом-виртуозом своего дела. И, когда Энна занимал огневую позицию в боевых порядках того или иного подразделения, командир радовался, будто получал в подкрепление не один пулемет, а по крайней мере взвод.

— Архип уж если приложится, то фашиста причешет и подбреет! — уважительно говорили бойцы. И точно. Взглянешь на его работу, и становится понятным, какое это грозное оружие — отвага, умноженная на мастерство...

К 10 часам утра 15 февраля около 800 гитлеровцев окружили батальон капитана Костыркина. На выручку пришлось бросить резерв — 4-ю стрелковую роту старшего лейтенанта Николая Петровича Печерских, которая при поддержке [11] минометчиков лейтенанта Николая Фомича Минакова и полковой батареи 76-миллиметровых орудий старшего лейтенанта Ивана Петровича Кучерина разорвала кольцо окружения и в свою очередь зажала в клещи до роты гитлеровцев.

На правом фланге 1-го батальона противнику удалось отрезать от своей роты взвод лейтенанта Ивана Андреевича Корзанова. Восемь атак отбили отважные воины. Мужественно дрался с врагом сам командир взвода: кинулся врукопашную один против четырех гитлеровцев и победил! Не отставая ни на шаг от командира, уложил трех гитлеровцев и двух захватил в плен рядовой Андрей Егорович Иванов. И командир, и боец по праву получили за этот бой ордена.

Вместе с бойцами взвода мужественно сражалась медсестра Валентина Ивановна Пряничникова. Легкая и хрупкая, она появлялась в самых жарких местах боя, оказывая помощь раненым, подбадривая тех, кто оставался в строю. А когда к ней бросились враги, схватила автомат раненого и скосила двух фашистов длинной очередью. Даже получив ранение, она не оставила поле боя.

Чрезвычайно трудно пришлось 3-му батальону. К вечеру 15 февраля ему на помощь подоспели подразделения 597-го стрелкового полка 207-й дивизии. Вместе они контратаковали противника и отбросили его.

Бой постепенно утих. За день вырвавшаяся из Шнейдемюля группа под ударами наших частей потеряла около 100 человек убитыми, 10 танков и самоходок, 30 автомашин. Было захвачено много стрелкового оружия, орудий, минометов. Основные силы гитлеровцев были разбиты.

Утром 16 февраля фашисты, собрав всех, кто только мог двигаться, снова с маниакальным упорством бросились в атаку. Однако после нескольких безрезультатных попыток прорваться они наконец угомонились. Вскоре у поселка Дойч-Фир появились два белых флага. Мы прекратили огонь. Из лесу также с белым флагом вышел парламентер.

Командный пункт полка в это время находился на западной околице Гурзена. В этом же селении разместились командные пункты нашей дивизии и 674-го полка. Немецкий капитан, когда его привели на КП, заявил, что прибыл выяснить условия сдачи в плен. Условия ему объявили тут же: немедленно прекратить огонь, сложить оружие и организованно сдаться. Место сбора — развилка дорог западнее Гурзена. [12]

Парламентер ушел к своим. Однако вместо ответа гитлеровцы внезапно открыли сильный артиллерийский огонь по командному пункту. Нам не привыкать к коварству врага, и очередная его выходка нас не удивила, хотя пришлось туго. Выручило нас то, что командный пункт находился в крепком подвале.

Вот тут-то и нашлась подходящая работка для воинов 22-й артиллерийской дивизии прорыва резерва Верховного Главнокомандования. Начальник связи этой дивизии подполковник Павел Трофимович Филатов прибыл на КП еще рано утром. У него мы и попросили огоньку. Ждать пришлось недолго. Буквально через несколько минут заговорили 152-миллиметровые гаубицы, тяжелые 160-миллиметровые минометы. Это сразу же подействовало. Гитлеровцы снова выкинули белый флаг и начали складывать оружие. Вскоре наступила развязка и у наших соседей. Под вечер первый помощник начальника штаба капитан Андрей Борисович Логвинов доложил, что к нашему КП приближается колонна гитлеровцев. Присмотрелись — действительно. Но впереди и сзади шли наши бойцы! Оказалось, что это 2-й взвод 3-й роты младшего лейтенанта Магомета Козбаева ведет роту пленных.

Комсорг полка старший лейтенант Беляев, во время боя находившийся во взводе Козбаева, рассказал: «Сложилась трудная обстановка. Боеприпасы на исходе, а фашисты лезут и лезут. Возле меня лежит командир отделения сержант Федор Григорьевич Крепков. Солидный такой дядя. Его так все и называют: дядя Федя. Спрашиваю: «Ну как, дядя Федя, выдержим?» А он улыбается: — «Вы взгляните, какие у меня орлы — Игнат Старовойтов, Николай Попков, Семен Григорьев! Да с такими ребятами мы фашистов голыми руками раскидаем».

Но фашиста, ясное дело, голыми руками не одолеть. Козбаев приказал беречь каждый патрон. А ночью, когда гитлеровцы пошли в атаку, он и приказал приготовиться к рукопашной, а пока отпугивать их криком «ура». Как гаркнем дружно, слышим: побежали! Вот уж действительно, пуганая ворона куста боится.

Ну а наутро фашисты приободрились, снова двинулись в атаку. Даже покрикивать стали: «Рус, сдавайся!» Вот тут и пригодились сэкономленные ночью за счет «ура» патроны и гранаты. Да к тому же с боеприпасами во взвод пробрались разведчики Павел Савич с Иваном и Кириллом Криневичами. Ну просто молодцы ребята! Встретили мы [13] гитлеровцев как следует. Больше не лезли. А затем их обер объявил о решении сдаться.

Еще запомнились пулеметчики сержант Иван Игнатьевич Миронов и его второй номер Василий Герасимович Минчаков. Любо глянуть, как работали. Чуть где трудно — они тут как тут. Немцы, наверное, думали, что пулеметов у нас с десяток».

К вечеру 16 февраля шнейдемюльская группировка была полностью ликвидирована. Три дня и три ночи шли ожесточенные бои. Почти три с половиной тысячи вражеских солдат и офицеров было убито, в том числе и комендант Шнейдемюля полковник Ремлингер. Мы выиграли наш первый бой в пределах рейха...

Вечером 18 февраля полк двумя батальонами начал марш в новое место сосредоточения. Третий батальон должен был выступить позднее. Уже стемнело, когда мы прошли Шнейдемюль.

20 февраля полк прибыл в район населенного пункта Нантиков. На следующий день командир нашей дивизии генерал-майор Василий Митрофанович Шатилов собрал командиров частей. Заслушав наши доклады, Василий Митрофанович объявил, что дивизия пока останется в этом районе и что следует полностью использовать представившуюся возможность для приведения в порядок оружия и техники, повышения боеспособности подразделений.

О том, когда дивизии предстоит участвовать в боевых действиях, мы конкретно не знали, но сосредоточение стрелковых, артиллерийских, танковых частей, оборудование огневых позиций, пополнение боеприпасами и другие приметы красноречиво свидетельствовали: долго отсиживаться нам не придется.

Вскоре, однако, стало ясно, что мы будем участвовать в ликвидации крупной вражеской группировки в Восточной Померании, серьезно угрожавшей с севера нашим войскам, вырвавшимся далеко на запад, к Одеру.

Тем временем в полку шла напряженная боевая учеба, политработники развернули широкую массово-политическую работу. Провели партийные и комсомольские собрания, подвели итоги недавних боев. Неутомимо работали в каждой роте, взводе, отделении, беседовали с бойцами подполковник И. Е. Ефимов и его ближайшие помощники капитаны А. М. Прелов и Я. П. Крылов, старший лейтенант Н. М. Беляев, заместители командиров батальонов по политической части лейтенант А. П. Берест, майор И. И. Низяев, [14] парторги батальонов Н. Н. Петров, В. В. Журавлев, С. П. Сидоров.

23 февраля утром полк был выстроен на митинг по случаю 27-й годовщины Красной Армии. Подполковник Ефимов зачитал приказ Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза И. В. Сталина.

Затем выступили командиры, политработники, красноармейцы. Проникновенно прозвучали слова коммуниста командира минометного расчета сержанта Проскурина:

— Мы изгнали фашистских варваров за пределы нашей Родины. Теперь нужно завершить разгром фашизма! И я от имени своих товарищей заявляю, что минометчики не пожалеют ни сил, ни крови, ни самой жизни, чтобы приблизить светлый день Победы!

Огромное впечатление произвело зачитанное на митинге письмо от отца одного из наших бойцов Алексея Дмитриева. Отважный разведчик геройски погиб в одном из недавних боев.

Одна из тяжелейших обязанностей командира на войне — сообщать родным и близким о гибели их отца, мужа, брата, сына... Получил такое письмо от нас и отец Алексея. И ответил нам.

«Дорогие товарищи бойцы и командиры! — писал он. — Тяжелое мое отцовское горе. Но горе не только у меня. Сотни тысяч, миллионы советских людей страдают от кровавого разбоя фашистских душегубов. Эти убийцы не жалели никого: ни детей, ни матерей ваших, ни жен, ни отцов. Отплатите же им по справедливости за все это и за моего Алешу... Пусть не дрогнет ваша рука!»

Посуровели лица бойцов. Мудрое отцовское слово глубоко запало в сердце. И верилось: они еще сильнее будут разить врага...

Подготовка к наступлению продолжалась днем и ночью. С полной нагрузкой действовала и полковая служба тыла под руководством большого знатока своего дела майора Алексея Ефремовича Чапайкина.

Для уточнения очертаний переднего края и системы огня противника на нашем участке крайне необходимо было захватить «языка». Поисковую группу из числа наиболее проверенных разведчиков возглавил командир взвода полковой разведки лейтенант Владимир Игнатьевич Лозовицкий. В состав группы вошли старший сержант Семен Семенович Кухтин, сержант Михаил Алексеевич Егоров, младший сержант Мелитон Варламович Кантария, рядовые [15] Дмитрий Григорьевич Парчевский, Владимир Семенович Могилко и другие. В поиск пошли также и саперы во главе с отличным специалистом минного дела Иваном Федоровичем Сомсоненко.

Я провожал группу вместе с офицером разведки полка капитаном Василием Ивановичем Кондрашовым.

Ночь. Темень. Лишь изредка гитлеровцы взбадривают себя короткими пулеметными очередями, одиночными выстрелами. Иногда чернильную темноту лениво прорезает осветительная ракета.

С напряжением вслушиваемся в шорохи там, на нейтральной полосе, куда поползли наши разведчики.

— Главное для них — не сбиться с направления, — волнуясь, размышляет вслух Кондрашов. — Несколько ночей готовились, вместе здесь ползали, намечали проходы в минных полях. Подползали прямо к проволочным заграждениям. Все получалось вроде бы неплохо.

Прошло почти два часа. Пора бы нашим разведчикам уже и возвращаться, а на нейтральной все так же тихо. Вдруг один из бойцов, лежавших рядом с Кондрашовым, зашептал:

— Ползут, товарищ капитан!

И правда, ползут! Но с чем? И, будто в ответ на наше нетерпение, в траншею скатывается что-то тяжелое, затем спрыгивают разведчики, и слышится голос с таким знакомым кавказским акцентом:

— Ну и тяжелый фриц попался. Еле дотащили...

Кантария, переводя дыхание, вытирает рукавом пот со лба, рядом тяжело дышат Егоров, остальные разведчики. А Кондрашов — быстренько к пленному, осмотрел, радостно докладывает:

— Живой и здоровенький, товарищ полковник!

«Язык» оказался эсэсовским унтер-офицером. Через несколько минут он уже смирнехонько стоял в углу землянки и внимательно прислушивался, пытаясь уловить по нашему поведению, что его ждет. Всем своим видом он показывал готовность выложить все, что знает. А знал он, как оказалось, немало весьма полезного для нас.

Я похвалил разведчиков:

— Молодцы, хорошо потрудились. Объявляю всем благодарность. И, кроме того, предоставляю отпуск на семь дней без учета времени на дорогу. Лейтенант Лозовицкий, отличившихся участников поиска представьте к награждению. [16]

Крепко пожал руки капитану Кондрашову и лейтенанту Лозовицкому и собрался уже было к выходу, когда поднялся Мелитон Кантария:

— Разрешите обратиться, товарищ полковник!

— Пожалуйста.

— Награды — это хорошо. А вот что касается отпуска — думать надо.

— Вы что же, младший сержант, отказываетесь от отпуска?

— Так точно!

— Это почему же?

— Вот закончим с гитлеровцами здесь, а дальше? На Берлин пойдем, наверное, да? Какой тут отпуск?

— Нескладно может получиться, товарищ полковник! — поддержал своего друга Егоров.

— Правильно, дорогие мои!.. — только и сказал я разведчикам.

Егорова и Кантария знал хорошо. Мне часто докладывали о смелых действиях отважных разведчиков.

Михаила Егорова война застала в родном городке Рудне на Смоленщине. В 1941-м семья не смогла эвакуироваться и осталась на оккупированной территории. Но семнадцатилетний комсомолец Михаил Егоров не собирался отсиживаться сложа руки, когда враг топчет родную землю, заливая ее кровью. Не колеблясь, вступил в ряды народных мстителей. В партизанском отряде часто ходил в разводку, не раз приходилось участвовать в выполнении и других боевых заданий — пускать под откос эшелоны, подрывать мосты и склады, громить вражеские гарнизоны. В полк Егоров пришел после освобождения Белоруссии уже бывалым, закаленным в боях воином.

Мелитон Кантария служил на западной границе пулеметчиком. Тут 22 июня 1941 года принял первый бой. Был ранен под Смоленском. Потом воевал под Ростовом, на Северном Кавказе. В 43-м снова был ранен, на этот раз тяжело. Но железное здоровье и горячее стремление вернуться на фронт и за все отплатить врагу помогли снова встать в строй. Летом 1944 года Кантария прибыл в полк и был направлен во взвод полковой разведки. Среди разведчиков быстро стал своим, особенно же подружился с Егоровым.

Возвращался я от разведчиков сквозь темень и сырость той февральской ночи, а сердце согревала мысль: с такими людьми, с такими воинами недолго придется ждать расплаты бесноватому фюреру! [17]

Приказ на наступление был получен 26 февраля. На следующий день генерал Шатилов провел с командирами частей рекогносцировку.

В ночь на 28 февраля дивизия заняла исходные рубежи для атаки. Нам предстояло при поддержке артиллерийской бригады и полка самоходных установок прорвать оборону противника на высотах юго-западнее Нантикова, выйти на восточный берег реки Ины и овладеть населенным пунктом Якобсдорф.

756-й стрелковый полк должен был наступать в первом эшелоне на левом фланге дивизии вдоль дороги Нантиков — лес юго-восточнее господского двора Буххолен. Справа наступал 674-й стрелковый полк, слева — 52-я гвардейская дивизия{1}.

В 8 часов утра 1 марта залпом реактивных установок началась мощная артподготовка, которая продолжалась, как свидетельствует журнал боевых действий 150-й стрелковой дивизии, 45 минут. Запылал, окутался дымом и пылью передний край обороны противника. А в 8.45 поднялась пехота.

Все три батальона 756-го полка дружно пошли в атаку. Вперед вырвались подразделения 4-й роты 2-го батальона. Особенно отличились бойцы отделения комсомольца сержанта Петра Терентьевича Данилова. Они забросали вражескую траншею гранатами, с криком «ура» бросились врукопашную. Сразу замолкли два пулемета, мешавшие продвижению наших подразделений, несколько оставшихся в живых гитлеровцев подняли руки вверх.

К 11 часам все подразделения полка преодолели первую линию обороны гитлеровцев, состоявшую из трех траншей, и вышли на вторую линию, которая проходила в трех километрах северо-восточнее населенного пункта К. Клайн-Зильберг. Тут уже не было сплошных траншей и ходов сообщения. Однако окопы на отделения, опорные пункты, пулеметные площадки, танки и орудия в укрытиях, имея достаточно тесную огневую связь, представляли весьма серьезное препятствие. К тому же всюду были установлены различные инженерные заграждения, а местами просто разбросаны клубки колючей проволоки.

Первой вышла на вторую линию обороны все та же 4-я рота старшего лейтенанта Печерских. Вместе с ней в цепях атакующих наступала, поддерживая их своим огнем, [18] полковая батарея 45-миллиметровых орудий капитана Сергея Феофановича Винокурова. Вперед вырвался взвод младшего лейтенанта Рыжкова, но вдруг остановился и залег. Путь преградила спираль Бруно из колючей проволоки. Ощетинившись иголками, коварно покачивается, как живая, — вперед не пройти. Но и лежать на виду у противника — верная смерть. Что делать? И тогда вперед бросился комсомолец Саит Галин.

Вот как описал этот эпизод в нашей дивизионной газете «Воин Родины» ныне известный писатель, а тогда молодой военный журналист лейтенант Василий Субботин:

«Высокая пружина спирали Бруно преградила путь к логову гитлеровцев. Резать проволоку не было времени. Огонь врага усиливался. Казалось, еще несколько мгновений промедления — и будет сведено на нет то, что было добыто ценой огромных усилий. Часть бойцов стала залегать; лежать на высоте, под самым носом врага, ведущего непрерывный огонь, — значит понести потери и не выполнить боевую задачу. Это отлично понимал комсомолец красноармеец Саит Галин. Не раздумывая, горя единым желанием помочь товарищам, не дать захлебнуться атаке, он бросился вперед, лег на колючие кольца спирали и прижал к земле. Саит Галин испытывал сильную боль — колючки впивались в тело, вокруг свистели пули, пролетали осколки. Но герой думал только об одном: «Скорей бы прошли товарищи».

И бойцы подоспели. Красноармейцы В. П. Белин, Г. Д. Новиков, а за ними и остальные, словно по живому мостику, прошли по телу товарища.

Саит Галин лежал на проволоке, он не поднимался до тех пор, пока все воины не перешли через него на ту сторону спирали. Потом отважный воин последовал за своими боевыми друзьями.

Через минуту он догнал своих товарищей и вместе с ними бросился в траншею врага. Заметив слева немецкого пулеметчика, он стремительно кинулся к нему и ударом приклада свалил его.

Так сражаются за родную землю советские богатыри. Не щадя жизни, отстаивают честь, свободу и независимость любимой Отчизны».

Горячее дыхание того боя и сегодня ощущается в зарисовке политработника Субботина. Этого высокого, худощавого офицера с полевой сумкой через плечо и автоматом на груди часто можно было видеть на переднем крае. Он все хотел видеть и слышать сам, чтобы потом обо всем поведать другим. [19]

Благодаря решительным действиям 4-й стрелковой роты противник был сбит с выгодного рубежа, и батальоны снова двинулись вперед.

У поселка К. Клайн-Зильберг слева из-за высотки неожиданно появились «фердинанды» и около роты пехоты. Под их удар попал взвод младшего лейтенанта Рыжкова. И на этот раз его бойцы не дрогнули, встретили контратакующих сосредоточенным огнем. Тут же ударили по стальным махинам «сорокапятки» Винокурова. На первый взгляд казалось, что снаряды «сорокапяточек» мощному «фердинанду» повредят не более, чем комариные укусы. Но совсем иначе расценивал возможности своего орудия расчет, которым командовал сержант Федор Павлович Матвеев. Лишь только первая самоходка выползла из-за высотки и стала нащупывать хоботом орудия подходящую цель, как наводчик «сорокапятки» Геннадий Георгиевич Евдокимов по команде Матвеева влепил ей в борт снаряд. «Фердинанд», будто споткнувшись, замер на месте и густо задымил. Такой же гостинец точно в свою «ахиллесову пяту» получил от Матвеева и второй «фердинанд». Однако и бойцам Рыжкова, и артиллеристам пришлось бы туго, не подоспей на выручку наши 122-миллиметровые самоходные установки. «Фердинанды» были подбиты, пехота противника бросилась наутек.

1 марта в 14 часов после напряженного боя 756-й полк во взаимодействии с 674-м полком овладел К. Клайн-Зильбергом и вышел на правый берег реки Ины. А к концу дня был взят и Якобсдорф. С боями было пройдено свыше 14 километров.

Вечером командующий нашей 3-й ударной армией генерал-лейтенант Н. П. Симоняк объявил благодарность всем бойцам и командирам за отличное выполнение боевой задачи дня.

Бой за Якобсдорф был особенно тяжелым. Фашисты пытались любой ценой удержать этот последний крупный опорный пункт на данном участке обороны. С его падением открывалась возможность выхода на оперативный простор нашим танковым соединениям.

В бою за Якобсдорф успешно действовали воины 3-го батальона.

После 15-минутного артналета батальон дружно поднялся в атаку. Вперед вырвалась 7-я рота капитана Селивана Афанасьевича Куксина. Рядом с ним бежал командир взвода лейтенант Михаил Михайлович Дьячков. [20]

Сейчас самое главное — ворваться в населенный пункт и зацепиться хотя бы за один дом. Бойцы бегут изо всех сил, только слышно хриплое прерывистое дыхание. Вдруг слева из-за домов выскакивают две самоходки и до роты гитлеровцев.

Взвод лейтенанта Дьячкова в считанные секунды развернулся фронтом навстречу атакующим, залег и открыл плотный огонь. Одна за другой, как подкошенные, падают серо-зеленые фигуры. Но остальные гитлеровцы, не обращая внимания на потери, упорно лезут вперед. Остается каких-то 70–80 метров. Уже можно различить перекошенные страхом и злобой лица.

«Гранаты — к бою! Приготовиться к рукопашной!» — звучит громкая и уверенная команда Дьячкова. И тут на полном галопе вылетают две «сорокапятки» из огневого взвода младшего лейтенанта Антона Федоровича Галясного. Мгновение — и лошади отстегнуты, щелкнули, заглатывая снаряды, казенники: огонь! Справа заговорил станковый пулемет сержанта Григория Тимофеевича Акишева. Несколько мгновений — и вот уже, как куча сырого хвороста, коптит небо одна самоходка. Это наводчики Курма Байсаргин а Антон Павлович Завадский доказывают, что «сорокапятка» в умелых руках — грозное оружие!

Вторая самоходка поспешно скрывается за развалинами, цепь атакующих рассыпается, начинается беспорядочное бегство. А над полем боя, как крылья, развеваются в стремительном разлете плащ-палатки наших бойцов...

Первыми на окраину города ворвались бойцы В. О. Легкий, С. В. Замостяжик, И. А. Евпака.

Хотя 1 марта оборона противника и была прорвана, он продолжал оказывать организованное сопротивление на рубеже Касхаген, Якобсхаген. Утром 2 марта полк развернул наступление на Якобсхаген. Населенный пункт было приказано взять немедленно. Это должно было окончательно деморализовать противника, лишить его последней возможности препятствовать нашему наступлению.

Я приказал начальнику артиллерии майору Ивану Алексеевичу Крымову выкатить все орудия на прямую наводку и подавить выявленные огневые точки противника. Командиру 2-го батальона капитану Боеву было поручено выслать вперед 4-ю роту старшего лейтенанта Печерских с задачей скрытно, кустарниками, а где нужно, по-пластунски, выдвинуться к окраине городка и по нашему сигналу внезапно атаковать гитлеровцев.

Впереди поползли сам Печерских и младший лейтенант [21] Рыжков. Вот уже наши мины и снаряды рвутся почти рядом со смельчаками. Наконец артиллеристы и минометчики получают от Печерских сигнал и с облегчением переносят огонь в глубину. Капитан Боев падает условный сигнал. Первыми поднимаются командир отделения Петр Данилов со своими бойцами Павлом Козьминым и Василием Самойловым, их дружно поддерживает отделение сержанта Владимира Пархоменко, а за ними и вся 4-я рота. Атакующие как снег на голову сваливаются на гитлеровцев.

Бойцам роты Печерских нет равных в рукопашном бою, и вскоре, уничтожив более двух десятков гитлеровцев и десятка полтора захватив в плен, 4-я рота открыла путь для наступления батальона. Умело проведенный маневр и решительные действия личного состава 4-й роты позволили без существенных потерь решить исход боя. Враг был сломлен.

2 марта к 10 часам утра 756-й стрелковый полк во взаимодействии с частями 52-й гвардейской дивизии овладел Якобсхагеном.

— Кто у вас особенно отличился в бою? — спросил я у старшего лейтенанта Печерских, навестив после боя 4-ю роту.

Устало улыбаясь, он ответил:

— Все. Это же все, как один, герои.

То же самое можно было сказать и о командире роты. От его атлетической фигуры, внимательного взгляда черных глаз всегда веяло спокойствием и уверенностью. Бойцы верили в него и готовы были за своим командиром идти в огонь и воду.

Шесть дней ожесточенных боев позади. На счету воинов нашего полка свыше тысячи убитых, раненых или взятых в плен солдат и офицеров противника. Кроме того, подбито и захвачено около двух десятков танков, самоходных установок, много автомашин, орудий различного калибра, минометов, пулеметов, другого стрелкового оружия и различного снаряжения.