За коммунистами в огонь и воду

Противник, готовясь к агрессии, сосредоточил в районе города Галац большое количество войск: 11-й пехотный полк, 8-й кавалерийский полк, 5-й артиллерийский полк, 3-й запасной полк, мотопехоту, тайки, авиацию. Располагал он и мощными, хорошо оборудованными береговыми батареями{15}.

Вражеским войскам противостояли 31-й стрелковый полк и пограничные части, их поддерживали огнем 99-й артиллерийский полк 25-й стрелковой дивизии и уже знакомая читателю 724-я флотильская береговая батарея. Здесь же, по реке Прут, накануне войны заняла оборону и 17-я пулеметная рота, ее позиция распростерлась от города Рени до села Джурджулешты.

Мне доводилось бывать в роте и раньше, еще в апреле, когда она стояла в селе Жебрияны. Тогда я участвовал в стрельбах и марш-бросках. Изучал работу комсомольской организации по обеспечению полевой выучки, знакомился с ротным активом. В роте меня встретили теперь как старого знакомого.

...Утром 7 июля вместе с командиром роты Алексеем Николаевичем Матвейчуком и его заместителем по политчасти Глебом Евгеньевичем Хмельницким обходим ротную позицию. Сходимся во мнении: особенности местности [51] хорошо использованы для обороны. Вот где пригодилась полевая выучка, которой так много уделяли внимания в роте.

С высокого берега отлично просматривается местность за рекой. С помощью бинокля виден и Галац. Пойма реки тянется километров на десять, в ней много озер с зарослями камыша. За полосой суши на правом берегу Прута синеет озеро Братеш.

У насыпей вдоль реки, созданных когда-то для предохранения берега от размыва, окопались солдаты противника. Слева от нас торчат обломки железнодорожного моста, взорванного войсками королевской Румынии. Его упавшая ферма перекрыла устье Прута. За мостом видны острова: один из них, самый большой, порос кустарником. Здесь, защищая государственную границу, погиб на рассвете 22 июня начальник 1-й заставы 79-го пограничного отряда старший лейтенант Александр Григорьевич Плотников — первая жертва войны на нашем участке фронта. В тот день противник силою до батальона пытался форсировать реку у разрушенного железнодорожного моста. Но, тесно взаимодействуя, воины 31-го стрелкового полка 25-й стрелковой дивизии, 1-й заставы 79-го погранотряда, 17-й пулеметной роты и 724-й батареи уничтожили десант.

Настроение у пулеметчиков боевое. Они рвутся в бой! В окопах я вручаю комсомольские билеты вновь принятым в члены ВЛКСМ — Андрею Бецкому, Григорию Осейко... Парни, чувствуется, приятно взволнованы. Они клянуться беспощадно бить врага.

* * *

В одной из землянок, неподалеку от КП, собрались делегаты, представляющие комсомольцев взводов, отделений, расчетов. Да, делегаты. Дело в том, что собрать всех комсомольцев теперь было невозможно. Делегатское же собрание оправдывало себя. С начала войны оно уже [52] созывалось в роте третий раз. Делегатские собрания затем проводились и в других комсомольских организациях, разумеется, в тех случаях, когда это обусловливалось боевой обстановкой. Делегаты, как правило, избирались в отделениях, расчетах, взводах, а в особо сложных условиях назначались политруком. После собрания они шли в окопы и сообщали комсомольцам о задачах, обсужденных коллективно.

Вот и это собрание у пулеметчиков. Делегаты расположились прямо на земляном полу, устланном свежей пахучей травой. Загорелые, суровые, молодые парни. Многих я знал ранее, но за две недели войны люди изменились — стали серьезнее, собраннее. Вблизи меня, прижавшись к стенке землянки, сидит молодой боец Николай Костенко. У него умный, проницательный взгляд. Это смелый разведчик и пулеметчик. Рядом с ним — командир взвода сержант Николай Литвин. В одном из боев, умело маскируясь, сержант уничтожил из пулемета более десятка вражеских солдат.

Я рассказал комсомольцам о положении на фронте, о боевых действиях флотилии. Понятно, что в докладе речь шла и о героизме молодежи. Делегаты аплодисментами встретили имена краснофлотцев, старшин и сержантов, самоотверженно действовавших в боях.

Выступая на собрании, командир роты лейтенант Матвейчук подвел итоги прошедших боев и поставил перед комсомольцами задачи. Он назвал лучших пулеметчиков — Николая Виноградова, Николая Починина, Сергея Нерсесяна, Алексея Филиппова, Петра Сторчака. Оценка эта воспринималась взволнованно, с глубоким одобрением.

В роте любили командира за отвагу и безграничную смелость. Вечером 26 июня, когда фашистам удалось переплыть Прут и они устремились на позицию роты, Матвейчук личным примером увлек за собой подчиненных, бойцы роты обратили фашистов в бегство, уничтожили и [53] сбросили их в реку, а 18 солдат взяли в плен{16}. За отвагу и мужество, проявленные в том бою, лейтенант Алексей Николаевич Матвейчук вскоре был награжден орденом Красного Знамени.

Слово взял Николай Виноградов, комсомольский вожак первого взвода. Он рассказал, как воюют комсомольцы. Кстати, он и сам отличился, возглавив разведку в тыл врага. Было это за день до собрания. Переодевшись в крестьянскую одежду, сержант Виноградов и бойцы Навел Поздняков и Трофим Лысун проникли на вражескую территорию, побывали в крупных населенных пунктах и возвратились в расположение роты с цепными разведданными. Сержанта Виноградова — об этом мне сообщил командир роты — принимал затем начальник штаба флотилии, чтобы все услышать из первых уст.

И еще об одном подвиге сержанта ходила в те дни молва на батарее. Расскажу о нем со слов опять же командира роты.

Как-то на высотке, около ветряной мельницы, появилось в разгар боя стадо овец, передвигавшееся к позициям отделения. У Виноградова возникло подозрение: с какой стати пастух станет рисковать своей жизнью, когда рядом свистят пули и воют мины? Виноградов не ошибся: прикрываясь стадом, в атаку шли автоматчики. Прицелясь, он дал по ним несколько очередей. Фашистские солдаты залегли и открыли огонь. В это время из-за горы на помощь им выскочили конники.

— Стрелять с дистанции шестьсот метров! — приказал сержант. — Не подпускайте ближе. Иначе они спустятся в лощину, ударят по нашей пехоте...

Вражеская группа, задумавшая неожиданный налет, была истреблена.

А бой шел в течение всего дня. Пулеметчики били по [54] пехоте, конникам, по огневым точкам. «Максимы» перегревались, требовалась вода.

— Я схожу принесу воды, товарищ командир, — сказал боец Григорий Осейко.

Пробираться к колодцу надо было по открытой местности. Осейко осторожно вылез из окопа и пополз по-пластунски. Гитлеровцы вели по нему беспрерывную стрельбу. Пули визжали над головой, впивались в землю совсем рядом. Но боец, хорошо обученный, уверенно продвигался вперед. И он доставил воду. Пулеметы продолжали вести огонь.

О подвиге Григория Осейко, о боевых делах своих друзей Виноградов рассказывал увлеченно, о себе же не упомянул ни разу. Это мне очень понравилось.

Потом выступил командир взвода Сергей Нерсесян. Он поведал о действиях бойцов-комсомольцев в разведке. В нем и самом открылись качества разведчика. Если требовалось достать «языка», на это задание посылали сержанта Нерсесяна. Так, в одном из поисков он захватил пленного, давшего ценные показания. Вскоре после этого, в схватке с десантом противника, Нерсесян расстрелял фашистский катер из пулемета. За храбрость и мужество Сергей Нерсесян одним из первых на флотилии был награжден орденом Красного Знамени.

Как всегда, страстно говорил на собрании секретарь комсомольской организации Илья Белый.

— Теперь-то мы ясно представляем, — подчеркнул он, — что схватка идет смертельная, враг жесток, он никого не щадит. Жизнь дорога каждому из нас, но, раз борьба началась, во имя победы мы не пожалеем своей жизни. Вот почему мы должны забыть все личное, помнить только о Родине, о своем народе. Вот почему перед каждым, кто любит Родину, стоит одна-единственная задача — уничтожать гитлеровских захватчиков!

Собрание закончилось принятием обращения к комсомольцам и всем бойцам Дунайской флотилии. [55]

В полдень привезли обед. Пищу в термосах разнесли по окопам. Только бойцы успели поесть, как из-за Прута раздались артиллерийские залпы. Хмельницкий взглянул на часы: 13.00. Гитлеровцы ежедневно начинали стрельбу именно в это время. Наши батареи ответили огнем на огонь. Артиллерийская дуэль продолжалась весь день.

Кругом рвались снаряды, но бойцы были спокойны, не проявляли даже малейшей растерянности. Я все чаще задумывался: откуда берется у людей та сила, которая позволяет им выдерживать бомбежки и артобстрелы, отбивать атаки врага и самим переходить в атаки? Опыт первых дней войны показывал, что высокие морально-политические и боевые качества военнослужащих не являются врожденными, они сформировались в результате воспитательной деятельности командиров, политработников, партийных и комсомольских организаций.

Возьмем ту же пулеметную роту. Партийно-политическая работа здесь велась активно, ее организатором, и я бы сказал талантливым, был заместитель командира роты по политчасти младший политрук Г. Е. Хмельницкий. Человек твердых коммунистических убеждений, он имел горячее сердце и проницательный ум, любил СВОР дело до самозабвения.

Глеб Евгеньевич родился и жил в Крыму, работал электриком в Ялте и Евпатории. Окончил среднюю школу и осенью 1937 года был призван в армию. Служил в стрелковом полку в Севастополе. Там же окончил школу младших командиров, а потом был выдвинут политруком роты. Мы познакомились осенью 1939 года на стадионе: он болел за полковую футбольную команду, я — за крейсерскую. Внешне Глеб Евгеньевич ничем особо не выделялся: средний рост, смуглое, чуть продолговатое лицо, темные глаза, высокий лоб. Но был он очень подвижный, энергичный. В осанке, во всех его движениях чувствовались какая-то внутренняя сила, уверенность. Здороваясь, он всякий раз крепко жал руку. Зимой мы часто встречались [56] в Доме партийного просвещения — вместе слушали лекции по философии. Не скрою, эти лекции во многом обогатили наши знания, помогли нам стать убежденными политическими работниками.

Я уже говорил, что перед началом войны пулеметная рота стояла в селе Жебрияны. И опять нам с Хмельницким довелось встретиться — теперь уже в поле, на стрельбах. Красноармейцам было по душе, что их политрук отлично владел пулеметом, винтовкой, умело бросал гранаты. Он удивил и меткостью стрельбы из пистолета. По всему чувствовалось: служба в стрелковом полку помогла ему стать выносливым, находчивым, научила ориентироваться на местности, маскироваться. Эти качества политрук воспитывал и у бойцов. Они брали с него пример, прислушивались к каждому его слову.

Как-то грянул четырехорудийный залп вражеской артиллерии. Грянул неожиданно, ошеломляюще. Один из наших стрелков упал на дно окопа, а когда понял, что в этом не было какой-либо необходимости, приподнялся, виновато озираясь вокруг.

— Что с вами? — спросил его Хмельницкий. — Неужели вы думаете, что вас может накрыть снаряд в окопе? Смотрите, сколько противник стреляет, а попаданий — ноль...

Политработник пояснил, почему окоп мало уязвим для артиллерии.

— Приучайте себя к смелости и хладнокровию в бою, — напутствовал он бойца.

Я не называю имя стрелка только потому, что в последующем он держался достойно, не раз ходил в разведку, показал пример мужества и отваги. Но преодолеть душевную слабость в первые дни войны помог ему младший политрук.

Хмельницкий не мог и часа пробыть без дела. Именно в деле, в боевом деле находил он внутреннее удовлетворение, радость. [57]

— Не видели младшего политрука? — спросил я на второй или третий день пребывания в роте.

— Видели. Он пошел на батарею.

Зачем? Что ему понадобилось у артиллеристов? Выяснилось, что Глеб Евгеньевич частенько бывал в орудийных расчетах, беседовал с заряжающими, наводчиками. Ему хотелось, чтобы артиллеристы и пулеметчики ощущали плечо друг друга.

Когда враг готовил десант и в плавнях скопилась его пехота, пулеметчики зорко наблюдали за противоположным берегом. С ними был замполит роты. О наблюдениях он сообщал на командный пункт батареи.

Вражеские солдаты усаживались в рыбачьи лодки, отплывали.

— Раз... два... три... Да их не сосчитаешь! — проговорил Хмельницкий и еще крепче прильнул к пулемету. — Нет, пощады вам не будет!

Лодки приблизились к середине реки. Сержант Петр Сторчак, как и было условлено, выстрелил из ракетницы. Это был сигнал не только бойцам роты, но и соседям-батарейцам. Застрочили станковые и ручные пулеметы. Длинными и короткими очередями прошивали они лодки, заметавшиеся по реке. Через минуту-другую послышались артиллерийские залпы. Значит, сигнал понят и принят. Снаряды ложились в зоне скопления десанта. Действия артиллеристов и пулеметчиков были весьма успешными: ни один вражеский солдат не вернулся на свой берег{17}.

Не раз высказывал Хмельницкий желание сходить в разведку. Он понимал, что ничто так не воодушевляет бойцов, как личный пример коммуниста, политработника. И вот он получил разрешение старшего начальника.

— Кто хочет пойти в разведку в тыл врага? — спросил замполит бойцов. [58]

Желающих оказалось много. Пришлось отбирать наиболее опытных, проверенных в боях. Готовились к поиску тщательно. А рано утром, когда бдительность вражеских дозоров ослабевает, разведчики во главе с Хмельницким перешли на берег противника. Они незаметно подползли к блиндажу, полукругом охватили его. Группа захвата выдвинулась вперед. Все, казалось, шло нормально. Кольцо вокруг блиндажа замыкалось все плотнее. Но вражеский часовой, то ли услышав шорох, то ли заметив движение в кустарнике, открыл огонь. Разведчики не растерялись. Они уничтожили часового и блокировали блиндаж. Солдаты противника, застигнутые врасплох, бросились в плавни. Семеро, подняв руки, сдались в плен.

Из блиндажа доносился шум: там, видимо, оставался кто-то еще, возможно, старший.

— Кто говорит по-русски? — спросил Хмельницкий у пленных.

Среди них нашелся румын, который мог быть переводчиком. Он объяснил, что в блиндаже отсиживается офицер.

— Скажите офицеру, — сказал Хмельницкий пленному солдату, — что, если тот не выйдет сам, мы его взорвем гранатой, выйдет — живой останется!

Ультиматум был принят. По ступенькам блиндажа с поднятыми трясущимися руками поднялся лейтенант королевской румынской армии{18}.

Хмельницкий снова ходил в разведку. И неоднократно! Однажды его группа, состоявшая на этот раз всего лишь из четырех человек, ночью переправилась на тот берег и ворвалась в штабной блиндаж. Разумеется, блиндаж охранялся. Но солдаты противника, находившиеся у блиндажа, были ошеломлены внезапным появлением советских воинов, сочли, очевидно, что их много, и с перепугу разбежались. Разведчики захватили «языка», штабные [59] документы и благополучно возвратились в расположение своей роты.

Бойцы и сержанты любили младшего политрука. Когда Хмельницкий, будучи раненным в бою при отходе с берега противника, попал на проволочное заграждение и запутался в нем, на выручку бросился Сергей Нерсесян. Он под вражеским огнем помог политработнику выпутаться из беды и добраться до своего берега.

После ранения Хмельницкий некоторое время не мог бывать на позициях роты. Тогда бойцы посещали его в госпитале, присылали ему письма. В одном из писем говорилось: «Товарищ политрук, посылаем вам большевистский привет. Желаем скорейшего выздоровления. За нас не беспокойтесь — мы твердо стоим на позициях и всегда готовы к бою!»

Не ослабла в отсутствие замполита воспитательная работа в роте. Коммунисты и комсомольцы-активисты — боевые друзья политработника несли в окопы правдивое партийное слово.

...Теплый летний вечер. Поужинав, люди отдыхали: не часто выпадает такое, как сейчас, затишье между боями. Сергей Нерсесян заиграл на баяне, и многоголосый хор подхватил знакомую мелодию. Мы пели русские, украинские, грузинские песни.

Потом младший командир Алексей Кукушкин, обращаясь к Нерсесяну, попросил:

— Давай, Сергей, на сон грядущий нашу «Пулеметную»...

Забегали по клавишам искусные пальцы, полились звуки баяна, и запели пулеметчики свою песню, сложенную ими самими тут же, на огневом берегу.

Песня ширится, несется вдаль, вплоть до вражеских дозоров, беспрерывно пускающих ракеты.

Дунайцы в труднейших условиях боевой обстановки не теряли жизнелюбия, бодрости, оптимизма.