Вперед, на Килию-Веке!

В один из дней я заехал на Школьную и, доложив о проделанной работе в морской пехоте, собрался было оформить некоторые документы. Но батальонный комиссар Дворяненко сказал:

— Засиживаться вам, товарищ Жуков, не придется, идите сейчас же в военпорт. На кораблях вместе с начальником отдела политпропаганды пойдете в Килию...

В порту шла погрузка снарядов на мониторы. Здесь уже находился бригадный комиссар В. К. Беленков. Мониторы должны были утром на следующий день, 26 июня, поддерживать огнем высадку десанта на вражеский берег.

— Пойдете на «Мартынове», — сказал мне Владимир Кондратьевич, — главная задача — и ваша и всех активистов — личным примером воодушевлять людей.

Корабли отошли от пирса и по течению быстро добрались до Кислицкой протоки, откуда предстояло вести огонь, и замаскировались под прибрежные заросли. Неподалеку был виден город Килия-Веке (Килия Старая).

На советском берегу, почти напротив Килии-Веке, расположен город Килия Новая (ныне — Килия). Здесь [26] вдоль реки стояли 23-й стрелковый полк 51-й Краснознаменной Перекопской стрелковой дивизии, 99-й артиллрийский полк 25-й Чапаевской стрелковой дивизии и батарея № 65 береговой обороны флотилии.

Со стороны Килия-Веке противник предпринял артиллерийский огонь еще в первый день войны. Тяжелые снаряды с надсадным свистом падали на казармы и жилью дома, на летний лагерь 23-го стрелкового полка. Можно представить, как ликовали гитлеровцы и их союзники, видя, что снаряды рвутся в самом центре лагеря, где, как они считали, находится целый полк: ведь подразделения полка еще в начале месяца с духовым оркестром прошли через весь город, чтобы переселиться в палатки. С колокольни в Килии-Веке наблюдатели не могли не видеть, как с утра до вечера красноармейцы занимаются на плацу, роют окопы, стреляют по мишеням. Ночью в палаточном городке загорались фонари.

Падали, без счета падали в лагерь снаряды, да все понапрасну. Командир полка капитан П. Н. Сирота перехитрил врага! Как только стало ясно, что вооруженной схватки не миновать, Павел Никифорович с ведома штаба дивизии предпринял следующие меры: скрытно вывел из лагеря все до единого подразделения, расположил их на огневых позициях вдоль побережья, а в учебном городка лагеря, рядом с палатками, искусно разыгрывался «спектакль». Днем там занималась дежурная рота, создавая видимость привычной лагерной жизни, по вечерам не затихали гармони.

Эта хитрость сохранила сотни жизней.

— Вот пример командирской мудрости! — говорили в штабе дивизии.

Но Килия-Веке, повторяю, страшно мешала нам: гарнизон Килии Новой все время был под обстрелом. Судоходство по Дунаю почти прекратилось: даже небольшие лодчонки не могли проскочить. Чтобы надежно прикрыть левый фланг обороны и обеспечить свободу судоходству, [27] командование 14-го стрелкового корпуса приняло решение занять Килию-Веке. В этих целях были сосредоточены необходимые силы частей, стоявших в Килии Новой, подразделения пограничников и, конечно, часть кораблей флотилии. Ответственность за взятие города возлагалась на командира 23-го стрелкового полка — уже известного читателю капитана Павла Никифоровича Сироту. Ближайшим его помощником был командир 4-го отряда пограничных судов капитан-лейтенант И. К. Кубышкин.

Я познакомился с Иваном Константиновичем в апреле, во время учебного десанта на Кислицкий остров. Помнится, к нам подошел моряк-пограничник выше среднего роста, плечистый, в безупречно сшитом синем кителе с белоснежным подворотничком.

— Корабли отряда готовы к высадке десанта, — четко доложил он.

Кубышкин родился в Николаеве, еще школьником увлекся парусным спортом, много занимался в яхт-клубе. Потом работал на судостроительном заводе, служил на флоте, учился в военно-морском училище. Первые командирские должности, первые успехи и естественное назначение, несмотря на молодость, командиром отряда пограничных судов. Вот и теперь мне понравилось, как Кубышкин, подойдя к бригадному комиссару Беленкову и капитану Сироте, заявил:

— Задачу выполним, ни в чем не подведем!

Коротко, ясно, убежденно...

Ядро десанта составляли кадровые, хорошо обученные бойцы. Накануне с ними проводились учения с посадкой на корабли и десантированием на берег. Тут проявили инициативу и мы, комсомольцы. Кто-то высказал мысль: вот пойдем в бой, пойдем по одному приказу, плечом к плечу, охваченные общим порывом. А что мы знаем друг о друге — моряки-дунайцы, пехотинцы-перекопцы и чапаевцы, [28] пограничники? «И правда, почему бы нам не встретиться, не поговорить друг с другом?» — подумалось мне. Ведь сошлись же командиры, начальники штабов, политработники, уточняют свои обязанности. Значит и нам, комсомольцам, стоит поговорить о своем долге, о традициях наших подразделений и о том, как их осветить новой славой.

— Умное дело, — поддержал бригадный комиссар Беленков. Он, кстати, тоже согласился прийти на встречу. И сувениры, сохранившиеся с мирных времен, пообещал захватить с собой.

Начальник отдела политпропаганды действительно пришел, и пехотинцы, в чьем расположении собрались комсомольцы, были этому нескрываемо рады. Доброволец Красной Армии, член партии с 1919 года, орденоносец. Общение с ветераном всегда для молодежи праздник.

Кратко, но с отцовской добротой В. К. Беленков охарактеризовал командиров и краснофлотцев, выделенных в десант.

— Они не подведут вас, боевые друзья!

Тут же он вручил представителям стрелковых подразделений и пограничникам вымпелы Дунайской военной флотилии — маленькие флажки, которые как частички наших боевых знамен будут с нами в десанте.

На встрече выступил секретарь комсомольского бюро 23-го полка Михаил Буров. Взволнованно, с гордостью говорил он о своей 51-й Краснознаменной. Родившись о гражданскую, дивизия сражалась на Урале, брала Каховку, Перекоп. Это о ней говорилось: «...Детище уральского пролетариата, она не знает, что такое отступать». После разгрома Врангеля М. В. Фрунзе издал специальный приказ по войскам Южного фронта «об исключительной доблести 51-й стрелковой дивизии, отметив, что... грозные танки и броневики были опрокинуты геройской артиллерией и пехотой 51-й... и остались трофеями у наших окопов! [29] «. В те же дни дивизии было присвоено почетное наименование Перекопской.

— Этими стихами, — сказал Буров, — известный поэт Эдуард Багрицкий выразил чувства воинов-перекопцев, победивших Врангеля. Слава тех дней приумножена верной службой Отчизне.

От имени пограничников выступил комсомольский работник морского погранотряда политрук Василий Степанович Родин. Потом слово взял Григорий Куропятников — комсомолец, минер с «СК-065». Страстно говорил он, и, забегая вперед, отмечу, что еще более страстно дрался в составе десанта, — это прекрасно, когда слово и дело у комсомольца не расходятся. Уже через год удостоился Григорий Александрович звания Героя Советского Союза, и никто из нас не удивился этому.

С рассветом 26 июня мониторы «Ударный» и «Мартынов», артиллеристы 99-го артполка и береговой обороны начали огневую подготовку. С ходового мостика «Мартынова» мне было хорошо видно, как рвутся снаряды в окопах противника.

В 5 часов утра четыре бронекатера устремились к месту высадки первого броска десанта. Но вскоре их начала обстреливать вражеская артиллерия. Снаряды рвались около кораблей, заливая палубы водой; трассирующие пули неслись над головами десантников. Наш монитор немедленно перенес огонь в глубь обороны противника, стал бить по его батареям. Это, очевидно, помогло. Во всяком случае, огонь врага заметно ослабел.

Головным шел катер «БКА-132» лейтенанта М. А. Майорова. Михаил Александрович лишь недавно [30] был назначен командиром, опыта не хватало. Поэтому на катере находился командир отряда бронекатеров лейтенант Дмитрий Павлович Козлов. На мостике рядом с Майоровым стоял лейтенант Филипп Иванович Образко, являвшийся дублером командира. И командир, и дублер — выпускники Черноморского военно-морского училища, еще одетые в курсантскую форму. На флотилии они проходили практику, после которой, в июле — августе, им должны были присвоить воинские звания. Но война ускорила события. 24 июня 1941 года приказом народного комиссара Военно-Морского Флота выпускникам училища было присвоено звание «лейтенант». Об этом капитан-лейтенант Кубышкин сообщил Майорову и Образко накануне десанта при постановке боевой задачи и в присутствии всех душевно поздравил их. Только переодеться они не успели...

На середине реки бронекатера развернулись. Справа от головного шел «БКА-131» лейтенанта Ивана Ивановича Перышкина, слева — «БКА-133» старшего лейтенанта Михаила Степановича Ткаченко и «БКА-134» лейтенанта Ивана Васильевича Павлова.

Катера вели непрерывный огонь. Комендоры-комсомольцы Николай Бабошкин, Егор Турчин, Яков Казбанов, Андрей Смирнов били по огневым точкам, мешавшим движению. Пулеметчики держали под прицелом окопы и дзоты. Десантники, расположившись на палубах, вели огонь из стрелкового оружия.

Корабли с десантом подошли к пологому участку берега, удобному для высадки. Огонь противника усилился, появились раненые и убитые. Промедление с броском привело бы к дополнительным потерям. Нужен был пример, который увлек бы за собой бойцов. Это сделал лейтенант Образко. Оценив обстановку, он крикнул: «За Родину! Вперед, моряки, за мной!» — и прыгнул на берег. За ним бросились все моряки-десантники.

Зацепившись за берег, они в жестокой схватке очистили [31] окопы от противника. В этом бою был смертельно ранен лейтенант Образко.

Я не видел, как он упал, подкошенный осколками. Но потом, сразу же после боя, секретарь комсомольского бюро дивизиона старшина 2-й статьи Емельян Сигуля подробно расскажет о его подвиге. Расскажет и о том, что Михаил Майоров, однокашник героя, крикнул в ходе боя: «Отомстим за лейтенанта!»

К вражескому берегу подходили один за другим остальные корабли. Вот уперся в берег катер «БКА-131». Сходни подавать некогда. С борта прямо в воду прыгают бойцы и с криком «ура!» устремляются в атаку. Тем временем комендоры и пулеметчики катера подавляют вражеские огневые точки, ожившие на берегу. Но и катер получает прямое попадание. Лейтенант Перышкин ранен в плечо и грудь, но он не покидает ходового мостика, продолжает управлять катером и огнем. Только после выполнения задания, потеряв немало крови, Перышкин согласился лечь в госпиталь.

При подходе к берегу катер «БКА-132» также получил повреждение. Осколками снаряда пробило кожух машинного отделения, воздушную магистраль, электропроводку, коллектор охлаждения двигателя, запасной масляный бак.

— Без паники, друзья, без паники! — потребовал главстаршина Иван Калиберда.

Под его руководством командир отделения Тимофей Повстяной, мотористы Филипп Гузий, Никифор Музыченко и Николай Лукашин (все они комсомольцы) заделали пробоины, обеспечили катеру ход. Высадив десантников, катер снова возвратился на наш берег, принял на борт новую группу бойцов... И так несколько раз.

Отличился и пограничный катер «ПК-25». В него попали осколки вражеских снарядов, но мотористы комсомольцы Александр Жуков, Вячеслав Солоухин сумели исправить повреждения. Высадка десантников прошла успешно. За проявленное при этом мужество Жуков вскоре [32] был награжден орденом Красного Знамени, Солоухин — медалью «За отвагу».

А на вражеском берегу, действуя с отчаянным упорством, десантники продолжали уничтожать противника, засевшего в каменных зданиях, за штабелями каких-то строительных материалов. Враг огрызался, в глубине его обороны появились новые огневые точки. С окраины Килии-Веке стала бить минометная батарея. Мины рвались неподалеку от «Мартынова». Командир корабля капитан-лейтенант Леонид Самойлович Шик спокойно отдает команды:

— Лево на борт... Малый вперед!.. Артиллеристам подавить минометную батарею!

Уверенно действуют расчеты. Снаряды орудий главного калибра наконец-то накрывают минометную батарею. По корабельной трансляции передали информацию: «Только что отличился старшина 2-й статьи комсомолец Андрей Майборода. Это его расчет подавил фашистскую минометную батарею...»

Тем временем бронекатера, высадив десантников, возвращались за новым пополнением, за боезапасом. Заминка происходит на «БКА-133», выбросившем якорь у правого берега. Якорь, видимо, за что-то зацепился, и его никак не могут поднять. Командир отделения Николай Бабошкин ныряет в воду и очищает якорь. И катер, прорываясь через вражеский огонь, вместе с другими кораблями, не отставая, возвращается к родному берегу. А здесь ждет бойцов нелегкая работа. Надо погрузить на катера боеприпасы. Погрузить — и снова в опасный рейс.

На отвоеванном плацдарме скапливаются пленные. Их нужно переправить на наш берег. Но как это сделать, если для охраны нет лишних людей? Время не ждет. Командир «БКА-133» старший лейтенант Михаил Ткаченко приказывает:

— Всех пленных в нос и на корму! Держать под прицелом пулеметов! Чуть что — огонь! [33]

Монитор «Мартынов» маневрирует, меняет позицию стрельбы. Нам теперь хорошо видны оба берега реки. Вот к месту высадки подходят два буксира «ИП-22», «ИП-23» с основными силами десанта. Бойцы и командиры с ходу вступают в бой, выкуривают фашистов из прибрежных дзотов. Впереди, показывая пример, бежит командир. Догадываюсь: это лейтенант Терентий Юрковский. Его хорошо знали и на флотилии, и в стрелковых частях как героя Карельского перешейка, удостоенного ордена Ленина. Взвод Юрковского, когда наши войска прорывали линию Маннергейма, одним из первых, несмотря на шквальный огонь противника, успешно выполнил боевую задачу. Теперь лейтенант сражался на берегах Дуная. Догадка моя подтвердилась: Юрковский действительно первым прыгнул с палубы корабля в воду, первым был на берегу, первым ворвался во вражескую траншею. А за ним, ведомые силой командирского примера, бежали десантники. Никто не отстал, никто не кланялся пулям.

Многие моряки говорили мне потом: мы равнялись на героев-перекопцев из роты лейтенанта Юрковского. Сам же Юрковский не раз восклицал, пока шли бои:

— Молодцы, дунайцы! Спасибо вам...

Они и впрямь проявили мужество, моряки флотилии. Бронекатера делали рейс за рейсом — туда с боеприпасом, обратно с пленными. И все время под огнем.

Моториста Ивана Липатова ранило пулей в шею. Он с трудом держал голову, бессильный повернуть ее. Бинт промок от крови. В глазах темнело, руки слабели, но Липатов продолжал нести вахту.

— Держись, друг! — подбадривал Липатова рулевой Леонтий Конин.

Бронекатера огнем своих орудий помогали десантникам уничтожать огневые точки противника. Но в один из катеров угодил снаряд. Потеряв ход и управление, тот оказался мишенью для врага. Выручил оказавшийся поблизости [34] катер «МО-257», которым командовал лейтенант Владимир Александрович Тимошенко: не ослабляя огня по противнику, он подошел к подбитому катеру, взял его на буксир и вывел в безопасное место.

Пока бронекатер, хотя и подбитый, ждал подмоги, его экипаж продолжал вести бой. В этот момент радист Иван Куликов совершил подвиг, о котором долго с восхищением говорили на флотилии. В качестве наблюдателя Куликов следил за боем, докладывая обо всем командиру. И вдруг упал: оказалась перебита нога. Замолчал тем временем и пулемет: пулеметчик был тяжело ранен. Куликов подполз к пулемету, открыл огонь. Но тут же получшил еще одно ранение. Комсомолец стрелял, пока его не оставили силы.

Куликова доставили в госпиталь. Часто впадая в забытье, он рассказывал врачам о ходе боя. Хирург Николай Владимирович Загуменный держал его руку и следил за ослабевающим пульсом.

— Наши ребята дрались отчаянно. Ничего... За Родину умирать не страшно...

Это были последние слова бойца-комсомольца. В его нагрудном кармане был найден сложенный вчетверо лист бумаги, обагренный кровью. Карандашная запись, сделанная, очевидно, в минуту затишья, гласила:

«Наши товарищи самоотверженно действовали на своих боевых постах. Мы, личный состав катера, даем слово, что будем бить врага сокрушительным ударом и разгромим фашистскую гадину. И призываем личный состав флотилии к этому!»

Лист бумаги с записью Ивана Куликова мы послали потом в газету Черноморского флота, которая опубликовала текст под заголовком «Письмо, обагренное кровью». «Ко мщению зовет тебя, боец-черноморец, кровь твоего товарища-героя! — писала газета. — Возьми в руки выроненное [35] им оружие и громи фашистскую сволочь до последнего ее издыхания»{6}.

Предсмертное письмо моряка мы читали во всех подразделениях.

Утром, в 8.00, Килия-Веке пала. Был создан плацдарм шириной до 12 и глубиной до 4 километров. Лишь на колокольне оставался, продолжая вести огонь, вражеский пулеметный расчет. С ним надо было покончить, не разрушая колокольни.

Командир «БКА-134» лейтенант Павлов, умело маневрируя, создал для своих комендоров наилучшие условия для прицельной стрельбы. Комсомольцы командир орудия старшина 1-й статьи Яков Казбанов и наводчик Иван Перевозчиков сделали несколько выстрелов. Одновременно прицельный огонь вел монитор «Мартынов». Пулемет вскоре замолчал.

Законы боя учат: будь всегда настороже! В этом мы убедились и теперь. Помощник начальника штаба полка лейтенант Александр Овчаров, руководивший боем на данном участке, и секретарь комсомольского бюро Михаил Буров только-только перебежали церковную площадь, чтобы подняться на колокольню, как вражеский пулемет опять застрочил. К счастью, ни в кого не попал. Овчаров отбежал назад, к роте Юрковского, и приказал ударить по макушке из сорокапятки. Но только по макушке! Расчет не заставил себя ждать, произвел три выстрела.

Стрелки во главе с Овчаровым стремглав по узким ступенькам бросились вверх.

— Сдавайтесь! — кричали они.

— Не стреляйте, сдаемся! — ответили с колокольни.

Трое румынских солдат с поднятыми руками сбегали вниз. Потом один из них, показывая что-то жестами, поднялся вместе с Овчаровым и Буровым на площадку, где стоял разбитый пулемет и валялся гитлеровский офицер. [36]

Солдат объяснил, что они сами убили его, чтобы прекратить напрасное сопротивление. Лейтенант Овчаров вместе с комсоргом подняли на колокольне красный флаг. Флаг был хорошо виден со всех концов города, с Дуная, с советского берега{7}.

Десант в Килию-Веке. Он незабываем. Пройдет время, и Маршал Советского Союза Н. И. Крылов, воевавший в начале войны на юге, под Одессой, напишет: «Насколько я знаю, больше нигде на всем фронте советскому солдату не удалось в то время ступить на землю врага и хоть ненадолго на ней закрепиться...»{8}.

С занятием Килии-Веке, полуострова Сатул-Ноу и села Пардино в наших руках были оба берега Дуная на протяжении семидесяти шести километров.

В сообщении Советского информбюро говорилось: «...Группа наших войск при поддержке речной флотилии форсировала Дунай и захватила выгодные пункты, 510 пленных, в том числе 2 офицеров, 11 орудий и много снаряжения!»{9} Наши десантники потеряли убитыми пять человек, семь ранеными.

Мы проводили в последний путь героев, павших боях за Килию-Веке. В Килии Новой был похоронен лейтенант Образко, в Измаиле — краснофлотец Куликов.

...Митинг, посвященный памяти Филиппа Образко, открыл капитан-лейтенант Кубышкин. С прощальными речами выступили лейтенанты Маршин, Майоров, Базик. Они поклялись отомстить фашистам за смерть друга. Под залпы ружейного салюта гроб опустили в могилу. Земляной холм украсили живыми цветами, а сверху положили [37] нарукавные нашивки курсанта — так и не успел Филипп Образко переодеться в командирскую форму.

Как-то после войны я был проездом в Килии и не нашел могилы Образко. Был, конечно, крайне огорчен. Позднее узнал, что останки героя перенесены на братское кладбище, могила ухожена. Побывал я и в Черноморском высшем военно-морском училище, где учился моряк. В комнате боевой славы мне показали биографию Ф. И. Образко, копию приказа о присвоении ему звания, ведомость об успеваемости. Филипп Иванович родился в 1920 году в селе Закаменье Харьковской области, семья потом переехала в Харьков и жила в доме № 26 по улице Дзержинского. По путевке Харьковского обкома комсомола юноша был направлен в военно-морское училище. Здесь его приняли в партию. Учился Образко на «хорошо» и «отлично». Любил навигацию, корабельную электротехнику, увлекался морской практикой, участвовал в шлюпочных соревнованиях.

Я рассказал курсантам училища о том, что знал Филиппа Образко. был с ним в бою, что в записной книжке лейтенанта содержались суждения автора книги «Как закалялась сталь» о цели жизни, суждения, ставшие девизом молодого большевика.

— Память о нем священна, — сказал кто-то из курсантов.

Да, образы героев, их дела, их слава остаются в нашей памяти как завещания. Говорят: герои не умирают. Они действительно вечно живут в свершениях и думах новых поколений, во всей нашей беспокойной армейской и флотской службе!

Но вернемся к событиям сорок первого. Отбросив противника, наши войска укрепляли позиции. Корабли флотилии ставили мины. Плацдарм в Килии-Веке мы удерживали до 19 июля и только в связи с общей неблагоприятной обстановкой, сложившейся на фронте, по приказу организованно отошли на левый берег. [38]