Глава вторая.

От Курска к Днепру

На новое, решающее направление

Недаром говорят, что привычка — вторая натура. В данном случае я имею в виду трудно приобретаемую бойцом, но весьма устойчивую привычку чувствовать себя словно взведенная пружина, привычку к клокочущей боевой обстановке, полной неожиданностей. За пять с лишним месяцев почти непрерывных схваток с врагом на сталинградских рубежах все наши бойцы и командиры настолько свыклись с этой огненной атмосферой, что ненадолго охватившее нас облегчение после затишья опять сменилось жаждой борьбы. Традиционным стал вопрос: «Когда же бригаду снова отправят на фронт?»

В рядах нашей 91-й отдельной танковой будто прибавилось людей постарше. Совсем юным бойцам, пополнившим соединение в канун Сталинградской битвы, теперь можно было дать на несколько лет больше. Тверже стал их характер, резче обозначились черты лица. Каждый из них с подчеркнутым достоинством мог сказать, что бывал, мол, в разных переделках, да вот выбрался из них целехоньким и все это, как говорят, в порядке вещей. Только юношеская удаль, непоседливость да задорный блеск глаз выдавали подлинные годы юных бойцов. У ветеранов бригады поприбавилось серебра в висках. С какой-то особой покровительственностью, и строгой, и покоряющей своей чуткостью, стали относиться они к молодежи, нередко называя сынками.

Вместе со своим заместителем по политчасти полковником Н. А. Тимофеевым мы неоднократно наблюдали такие трогательные сцены. Подойдет усач к бойцу, у которого щеки еще не знали бритвы, потреплет за короткий вихор волос и тут же с укором скажет, что солдат он молодой, да, видать, из ранних. [114]

Уж больно, пострел, норовил голову под пули подставлять. Глядел, дескать, я на тебя в нескольких атаках. Азарту много, а про жизнь свою забываешь. Гадов-фашистов ты бей ловчее. Чтобы побольше осиновых колов над ними было. А сам посноровистей будь: бьешь вперед, а посматривай, что с боков творится. Соседа своего не забывай, и он тебя убережет. Закон, брат ты мой, — чувство локтя. И жизнь свою без победы не отдавай. А то ведь придет к матери похоронка, бухнет ей по сердцу, как вот этот тяжелый отвал земли (старый солдат ткнет прикладом автомата в нависший выступ окопа и свалит грузный ком вниз). И матери горе, и ты фашиста упустил с прицела. Вот так-то, парень. Бедовый ты, сынок мой.

Сердце старого солдата, истосковавшееся по семье, оберегало молодых от ненужных жертв. В бригаде царила атмосфера той суровой солдатской ответственности за судьбу каждого человека, за честь ставшего родным соединения, — атмосфера, которая остро чувствуется после больших боевых испытаний.

Используя этот настрой, командиры, политработники бригады готовили личный состав к новым боям. Все мы с нетерпением ожидали передислокации на новый участок фронта и, пока время не подоспело, делали все возможное, чтобы оперативно подвести итоги действий под Сталинградом, обобщить накопленный опыт, организовать планомерную учебу штабов и подразделений. На это направлялась и вся партийно-политическая работа.

Вспоминаю бурные партийные и комсомольские собрания, где обсуждались злободневные темы нашей временной «мирной» жизни. Решения принимались короткие, смысл их сводился к нашему прежнему девизу: «Больше пота в учебе — меньше крови в бою». Бывало и так, что не успеем проголосовать за резолюцию, как всех по тревоге поднимал приказ: прибыть на разминирование в такой-то район. И снова бойцам надо было смотреть смерти в глаза. На бывшей передовой в несчетном количестве оставались коварные «сюрпризы» войны, от которых могла случиться беда для местного населения да и для личного состава войск. Земля почти сплошь была начинена смертоносным грузом. Наши танкисты и саперы не пугались этого. Один из них, говоря о хладнокровии бойцов, образно высказался: «Столько раз глядели в глаза смерти, что теперь она сама от нас отворачивается».

Мы, командиры, хорошо видели, что наши бывалые солдаты за время боев здорово соскучились по мирным, житейским делам. Нередко можно было наблюдать, как пожилые бойцы, выкроив часик свободного времени, с удовольствием помогали жителям Александровки и Разгуляевки, где дислоцировались части бригады, залатать разбитую стену дома, поправить сруб [115] колодца, напилить дров, наладить сани. И уж очень старались бойцы, когда в Разгуляевке надо было отремонтировать и приспособить под школу уцелевшее каменное здание. Раздобыли где-то строительный материал, с любовью сработали столы, лавки, классные доски. Деревенские ребятишки души не чаяли в солдатах, приносили в котелках, завернутых в одеяла или телогрейки, печеную картошку, которую им наказывали передать матери. Но это «деликатесное» угощение всегда делилось поровну с мальчишками. Когда в школе начались занятия, я приказал готовить для школьников обеды. Похлебку они съедали, а порцию хлеба несли домой, матерям. Очевидно, переняли у бойцов привычку все делить пополам.

Однажды я заглянул к нашим солдатам, когда они получали обед. Каждый просил повара наливать в котелок полпорции супа. Хватит, мол, суп густой, ложка в нем торчком стоит. Я поинтересовался, не пропал ли аппетит у моих танкистов и мотострелков. Нет, вижу, едят хорошо. Сам попробовал из солдатского котелка. Приготовлено вкусно. На морозце еще вкуснее кажется.

Вскоре вместе с замполитом узнаем об истинной причине такого поведения бойцов. Оказывается, «остатки» приготовленной в походных кухнях пищи раздавались местным жителям. Чтобы обедов хватило на большее число людей, наши бойцы и договорились между собой поубавить свой рацион. Трогательная забота солдат взволновала всех наших командиров. Я дал распоряжение увеличить выдачу продовольствия на кухни.

В первых числах марта у нас состоялся бригадный митинг. Отмечалась первая годовщина со дня рождения нашего соединения. К этому времени было приурочено вручение бригаде боевого Знамени. Не могу забыть тот высокоторжественный момент. От имени воинов соединения принимаю воинскую святыню коленопреклоненным, и личный состав клянется и впредь беспощадно уничтожать фашистских захватчиков, изгнать их с нашей священной земли, дойти до Берлина и добить лютого зверя в его логове.

Я вижу одухотворенные лица своих подчиненных и знаю, что ни один из них: ни ветеран бригады, человек беззаветной отваги, Григорий Ильчук, ни наша девушка не робкого десятка, механик-водитель танка Катюша Петлюк — никто не уронит чести бригадного Знамени, своей воинской чести. Все они раз и навсегда присягнули на верность своему патриотическому долгу.

Пройдет совсем немного времени, и в наши до предела занятые множеством неотложных хлопот солдатские будни вновь придет радостный праздник для многих бойцов и командиров [116] бригады. Один за другим из Москвы, из штабов Донского и Центрального фронтов, из штабов армий, в составе которых действовала бригада, поступят указ и приказы о награждении отличившихся в боях под Сталинградом. Двух орденов Красного Знамени удостоился тогда мой заместитель по политической части полковник Н. А. Тимофеев, орденов Красного Знамени и Красной Звезды — майор Г. Н. Ильчук и капитан С. А. Рисков, ордена Красной Звезды — капитан П. В. Луста и старший лейтенант С. А. Филиппов, орденов Отечественной войны, Красной Звезды и медали «За отвагу» — капитан С. Ф. Гусев и другие. Сотни бойцов были отмечены также в приказе по бригаде. Среди награжденных назывались имена и тех, кого уже не было вместе с нами в боевом строю, но кто навсегда остался в наших сердцах.

Награды венчали подвиги свершенные, звали к новым. Командный состав бригады, партийные и комсомольские руководители в дни передышки позаботились о том, чтобы о каждом из героев недавних боев узнали и на их родине. В областные, городские и районные газеты, в адрес родителей отличившихся воинов они послали душевные письма с благодарностью за воспитание мужественных и смелых. Ответы на наши послания не задержались. Можно представить, какую большую моральную поддержку принесли они, безмерно дорогие весточки из дома, из родных мест. Это был хороший боезапас для солдатской души.

Незаметно пролетел март. В начале апреля все ощутимее стали в бригаде настроения недовольства «затянувшейся» передышкой, хотя, по сути дела, отдыхать нашим танкистам было совершенно некогда. Кроме учебы в поле, которая обычно занимала почти все светлое время, бойцы занимались ремонтом поврежденной техники, эвакуацией разбитой с мест недавних боев, разминированием. Однако размеренное житье в тылу тяготило фронтовиков.

И вот наконец пришел приказ о передислокации бригады. Погрузившись на станции Котлубань в два эшелона, взяли курс на Тулу.

Все мы торопили время, но оно вопреки нашему желанию словно замедлило свой бег. Эшелоны нередко двигались так, что телеграфные столбы вдоль пути не мелькали перед глазами, э проплывали, как при замедленной киносъемке. Это огорчало нас, поскольку каждый догадывался, что к горячим точкам фронта так не едут. Зеленую улицу давали другим эшелонам, которые на курьерской скорости проносились мимо нас. Значит, нам до поры до времени придется еще где-то продолжить подготовку к боям и, очевидно, пополниться личным составом и техникой. Бригада была ослаблена предыдущими боями. [117]

Но медленное продвижение к фронтовой полосе имело и свои, вроде бы не предвиденные нами стороны. Танкисты, давно оторвавшиеся от жизни далекого тыла, едва остывшие от жара боев, могли теперь пристально вглядеться в картины полузабытого мирного бытия. В тревожные, посуровевшие лица ребятишек, которые гурьбой выбегали на станции и полустанки, к продпунктам с пачками писем, на которых значилось: «Вручить самому отважному», «Земляку-урюпинцу», «Земляку-воронежцу», а иной раз с просьбой опустить письмецо отцу поближе к передовой, где скорее разыщут ту самую затерявшуюся полевую почту, которая долго не переправляет вести от бойца. Женщины, закутанные в шали, приносили бойцам кринки с молоком, печеную картошку, домашнюю снедь: «Угощайтесь, родные, может, с моим свидетесь — Иваном Василичем Стрелковым зовут его...»

Бойцы наши набирались в пути той силы, которая, словно родник уставшему путнику, дает бодрость и новый прилив энергии. Живая связь с людьми тыла, не терявшими веру в победу, питала бойцов их настроениями, думами, чувствами. Сама дорожная жизнь в тылу продолжала усиливать боеготовность уезжавших на фронт.

Утро 1 Мая мы встретили на железнодорожной станции в Туле. Небольшая стоянка под дождем и мокрым снегом — и бригада по распоряжению тульского автобронетанкового центра, который возглавлял генерал Н. В. Фекленко, была отправлена в Тесницкие лагеря на доукомплектоваыие. Место это, удобное для расположения войск, для учений, совершенно не было подготовлено к тому, чтобы разместить наше соединение. Весь праздничный первомайский день и последующее время личный состав делал землянки, палаточные гнезда, парки для размещения техники, учебные классы, спортивные площадки.

У солдата, где вещмешок, там и дом. И дом этот, сколько бы ни пришлось жить в нем, должен быть удобным, надежным и, по возможности, теплым. Так мы и старались сделать, да еще в расчете на то, что нашего полку прибудет: поступит молодое пополнение. Прибывший в расположение лагеря генерал Н. В. Фекленко был вполне удовлетворен хозяйской хваткой танкистов бригады.

Началась кропотливая работа по сколачиванию частей и подразделений, обучению молодых бойцов, вооружению их опытом ветеранов. Кроме обычных дел, связанных с боевой и политической подготовкой, надо было наладить тесные контакты с местными советскими и партийными органами. Активную помощь во всех наших заботах оказал первый секретарь Тульского обкома партии Николай Иванович Чмутов. В частности, вместе с ним мне и полковнику Н. А. Тимофееву довелось побывать на предприятиях города оружейников, договориться [118] о встречах воинов бригады с трудящимися Тулы. Такие встречи, обоюдожеланные, стали у нас традиционными. Инициатором многих из них был Н. И. Чмутов, ясно понимавший, что живая связь армии с народом — это связь богатыря Антея с матушкой-землей.

Во время одной из встреч с рабочими у нас завязалась беседа о делах на фронте и в тылу. Я рассказывал тулякам о недавних боях под Сталинградом и, в частности, о подвиге экипажа Алексея Наумова. Рабочие расспрашивали про своих земляков и просили передать им душевные приветы. Говорили, что не подведут наших бойцов, будут и впредь работать по фронтовым нормам: за себя и за ушедших от станка в бой.

Я задал вопрос: «А как с питанием, с отдыхом?» Один из рабочих с улыбкой ответил: «Главное — хорошо пообедать, а вместо ужина иной раз и поспать можно. Знаете, у меня такое желание бывает, чтобы после войны сутки-двое отдохнуть без перерыва, а потом снова хоть горы ворочать...»

Николай Иванович Чмутов, присутствовавший при разговоре, заметил, что фронтовые заказы трудящимися Тулы выполняются безупречно. Каждый рабочий и крестьянин считает себя солдатом.

И тут секретарь обкома партии поведал о колхознике Иване Петровиче Иванове из колхоза «Новый быт» Серебряно-Прудского района. Имя, отчество и фамилия крестьянина — подлинно русские, и они мне хорошо запомнились. Н. И. Чмутов назвал его тульским Сусаниным и заметил, что обком партии представил посмертно этого мужественного человека к правительственной награде.

А дело было так. В декабре 1941 года во время отступления фашистской части из Серебряно-Прудского района гитлеровцы силой оружия заставили И. П. Иванова указать им более удобный путь для отхода. Истинный патриот своей Родины, Иванов, хорошо зная местность, умышленно повел вражескую колонну из 30 автомашин с оружием, боевой техникой, продовольствием и награбленным имуществом по непроезжей дороге. Через овраг, в лес. Тяжело груженные машины безнадежно застряли в занесенном снегом овраге. Озлобленные гитлеровцы зверски избили, а потом расстреляли советского патриота.

Подобных примеров героизма туляков мы слышали немало.

Боевой призыв «Все для фронта, все для победы!» жил в сердце каждого советского труженика. И мы в этом вновь убедились, побывав в те памятные дни в гостях у тульских рабочих.

Памятным событием в жизни бригады в Тесницких лагерях явилось вручение ее личному составу медалей «За оборону Сталинграда». Готовились мы к этому событию, как к большому торжеству, которое должно было укрепить славу героев [119] боев у стен волжской твердыни. Посоветовавшись с недавно назначенным начальником политотдела бригады майором И. А. Цеханским, принимаю решение послать замполита 344-го танкового батальона И. К. Сюткина в Москву, где в свое время он был на партийной работе в одном из райкомов, для того чтобы пригласить к нам на праздник хор имени Пятницкого. Ивану Кузьмичу удалось встретиться с начальником Главного политуправления генералом А. С. Щербаковым, который был секретарем ЦК и одновременно первым секретарем МГК и МК ВКП (б) и знал И. К. Сюткина по довоенной работе. На просьбу пригласить в гости к танкистам хор имени Пятницкого генерал Щербаков ответил, что это не в его компетенции. Можно было бы направить Ансамбль песни и пляски Красной Армии, но он в отъезде. Удалось договориться, к нашей большой радости, о гастрольной поездке к нам широко известного Ансамбля Всесоюзного радио, который возглавлял тогда Борис Александрович Александров — сын основателя армейского ансамбля знаменитого композитора Александра Васильевича Александрова. Бойцы говорили тогда, узнав о такой вести, что это для них чуть ли не вторая награда за Сталинград.

Вручение медалей «За оборону Сталинграда» вылилось в незабываемое событие. В наш лагерь прибыли руководители партийных и советских организаций Тульской области, начальник автобронетанкового центра, более ста артистов Ансамбля Всесоюзного радио, делегации трудящихся Тулы. Принимая почетные награды за участие в одной из величайших исторических битв, наши бойцы и командиры заверяли партию и правительство, что традиции защитников города-героя на Волге они продолжат и умножат в грядущих боях.

Припоминаю, как горячо принимали наши танкисты русские народные и советские военные песни в исполнении солистов Бунчикова и Нечаева, хора ансамбля. Языком поэзии и музыки артисты от лица народа благословляли защитников Отечества на новые подвиги и славные боевые дела. И душа солдатская не могла не отозваться горячей благодарностью. Участников ансамбля вызывали на сцену летнего клуба по многу раз. Их ни за что не хотели отпускать из бригады, из лагерей еще целую неделю: дескать, поживете у нас, найдете новые темы для своих выступлений, ведь «после боя сердце просит музыки вдвойне».

Я не склонен говорить о нашей встрече с артистами как об исключительной в своем роде. Это был обычный для военной поры прием фронтовых концертных бригад, который вновь и вновь подтверждал известную мысль о том, что наша армия не только самая мужественная, но и самая культурная. С Ансамблем Всесоюзного радио у нас тогда зародилась хорошая [120] дружба. Мы обменялись сувенирами в знак первой встречи и договорились о второй. Но когда она будет? По предложению артистов условились, что если не удастся встретиться на фронтовых дорогах лицом к лицу, то, по крайней мере, встреча через эфир состоится наверняка. Танкисты подали свои заявки на будущий концерт, а руководители ансамбля обещали непременно подготовить его в ближайшее время.

Но время второго шефского концерта специально для 91-й отдельной танковой бригады наступило лишь через полгода, когда мы, освободив город Фастов, нежданно-негаданно вдруг услышали по рациям исполнение своих заявок. И вновь к награде — присвоению бригаде почетного наименования Фастовской добавился сюрприз ансамбля. Песня и стих славили нашу очередную победу.

В конце мая бригада была переброшена в Кобылянские леса, где она вошла в состав 3-й гвардейской танковой армии, которая являлась тогда одним из мощных объединений наших Вооруженных Сил.

Характерно, что к этому времени развитие танковых войск вступило в качественно новый этап. Они приобрели стройную организационную структуру, которая без существенных изменений осталась до конца войны, обеспечивая успешное выполнение тактических, оперативных и стратегических задач. В наших танковых войсках появились крупные танковые соединения и объединения. Необходимость их создания уже давно вытекала из непреложных истин советского военного искусства. Она диктовалась также всем ходом войны и опытом борьбы с сильным противником, имевшим в своем составе с самого начала боевых действий танковые группы, корпуса и дивизии.

Потребность в мощных подвижных войсках стала особенно насущной, когда Красная Армия вступила в стадию решительной борьбы за овладение стратегической инициативой. Кстати, уже в ходе нашего контрнаступления под Москвой остро ощущалось отсутствие крупных танковых соединений. В то время как в наступлении на Волге применение 15 танковых и механизированных корпусов позволило советскому командованию нанести по врагу глубокие удары, в короткие сроки образовать внутреннее и внешнее кольца окружения сталинградской группировки и осуществить ее разгром. В ту памятную глубокую осень советские люди с гордостью называли имена генералов А. Г. Родина, А. Г. Кравченко и В. Т. Вольского, чьи корпуса первыми завершили окружение врага западнее Сталинграда. Создание таких подвижных соединений, насыщенных большим количеством танков, стало возможным только к весне 1942 года, когда, благодаря героическим усилиям тружеников тыла [121] и невиданному патриотизму народа, наша оборонная промышленность резко увеличила производство танков.

Здесь следует особо подчеркнуть, что вся история развития советских танковых войск неразрывно связана с деятельностью партии по укреплению обороноспособности Родины. Учитывая большую роль танков в современной войне, партия проявляла постоянную заботу о совершенствовании и количественном росте танковых войск, что стало возможным благодаря успехам в индустриализации страны, достигнутым в тридцатые годы. В тот период была создана производственная база для широкого развертывания отечественного танкостроения, в основном была решена задача подготовки кадров, которые показали свое умение руководить танковыми частями и соединениями на поле боя.

Советские танкисты участвовали во всех боевых действиях, которые вела Красная Армия до Великой Отечественной войны. Они громили японских самураев у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, участвовали в освободительных походах в западные области Белоруссии и Украины, в войне с Финляндией на Карельском перешейке, в составе добровольческих бригад сражались за республиканскую Испанию.

В этот же период в соответствии с передовой советской теорией о ведении глубокой операции, материальную основу которой составляли танки, авиация и артиллерия, были разработаны и теоретические взгляды на применение танковых войск в бою и операции, определены формы их организации. Танковые войска из средства поддержки пехоты стали одним из основных и мощных родов Сухопутных войск Красной Армии.

Перед началом Великой Отечественной войны советские танковые войска организационно включали отдельные батальоны, бригады, позже — механизированные корпуса, состоявшие из танковых и моторизованных дивизий. Уже тогда в организационной структуре крупных подвижных соединений была заложена идея большой оперативной самостоятельности для решения боевых задач. Однако к началу войны эти соединения оказались в стадии развертывания. Их не удалось оснастить новой боевой техникой. Не хватало и подготовленного личного состава. В первые месяцы войны на смену корпусам и дивизиям пришли бригады. В этот период танковые войска, несмотря на трудности в обеспечении их техникой, своими активными и решительными действиями вместе с другими родами войск Красной Армии создали необходимые предпосылки для коренного перелома в войне. Признанием их больших заслуг явилось появление Советской гвардии танкистов.

Создание в течение 1942 года крупных танковых и механизированных соединений значительно повысило ударную силу Красной Армии, увеличило ее наступательные возможности. [122] Боевой опыт танковых войск был обобщен в специальном приказе Народного Комиссара Обороны № 325 от 16 октября этого же года, в котором были даны принципиальные установки о тактическом и оперативном использовании танковых и механизированных соединений. И наконец, как уже упоминалось, весной 1943 года усилия партии в совершенствовании советских танковых войск увенчались крупным успехом: были созданы танковые армии новой организации. При этом, сразу же необходимо заметить, Центральный Комитет партии и Ставка Верховного Главнокомандования придавали большое значение подбору руководящих кадров для танковых войск новой организации, видя в них одно из важнейших средств ускорения изгнания немецко-фашистских захватчиков с родной земли. На должности командующих танковыми армиями, танковыми и механизированными корпусами и бригадами назначались такие опытные военачальники Красной Армии, как П. Л. Романенко, С. И. Богданов, П. С. Рыбалко, М. Е. Катуков, И. П. Корчагин, Д. Д. Лелюшенко, А. Г. Кравченко, П. А. Ротмистров, А. Г. Родин, В. М. Баданов, П. П. Полубояров, В. Т. Вольский, И. Г. Лазарев, В. В. Бутков, И. Д. Черняховский, С. М. Кривошеий, В. Т. Обухов, И. П. Сухов, Е. Г. Пушкин, Н. Н. Радкевич, В. И. Жданов, В. В. Новиков и многие другие.

При создании крупных танковых и механизированных соединений и объединений новой организации в основу было положено прежнее, довоенное требование об обеспечении их боевой самостоятельности. Во время войны это требование стало главным и решающим в определении структуры этих соединений и объединений. Оно вытекало из их предназначения для ведения боевых действий в оперативной глубине, нередко на отдельных, разобщенных направлениях.

Как известно, танковые армии участвовали в боях в составе фронтов уже с лета 1942 года. Но в ту пору они еще не были достаточно насыщены танками и имели, наряду с танковыми корпусами, несколько стрелковых дивизий. В силу этого они, по существу, использовались как общевойсковые армии. Коренным образом картина изменилась весной 1943 года, к началу Курской битвы. Танковые армии новой организации, состоявшие из двух танковых и одного механизированного корпусов, армейских частей, своего подвижного тыла, стали однородными по своему составу и маневренности, приобрели способность самостоятельно действовать в оперативной глубине, являясь важным средством достижения успеха в стратегических и фронтовых операциях.

В минувшую войну требование боевой самостоятельности остро касалось не только танковых армий, но и танковых и механизированных корпусов, а также танковых бригад. Так, например, танковая бригада в то время, помимо танков, имела [123] свою «собственную» мотопехоту, необходимые средства борьбы с танками противника и свои тыловые подразделения. В танковом корпусе, как правило, были три танковые и одна мотострелковая бригады, самоходно-артиллерийский, минометный, истребительно-противотанковый и зенитно-артиллерийский полки, истребительно-противотанковый дивизион, пять отдельных батальонов различного назначения, свой подвижный тыл и даже звено самолетов связи. Несомненно, что в таком составе танковые корпуса могли самостоятельно и успешно решать боевые задачи в сложной обстановке.

Когда я говорю о новой организации танковых и механизированных соединений и объединений, введенной в Красной Армии в конце второго года войны, перед моими глазами в первую очередь встает 3-я гвардейская танковая армия. Для меня неизгладимы впечатления тех дней, когда наша бригада влилась в ее состав. Мы тогда сразу почувствовали, что попали в совершенно новое танковое объединение.

О 3-й гвардейской танковой армии мне бы хотелось рассказать здесь особо, познакомив читателя хотя бы вкратце с одним из мощных оперативных объединений того времени. О 3-й гвардейской хочется рассказать подробнее еще и потому, что она более других знакома и дорога мне, так как с ней непосредственно связаны более двух лет моей фронтовой жизни. А это, конечно, незабываемо. В этой армии я командовал танковой бригадой, был заместителем командира 6-го и 7-го гвардейских танковых корпусов.

Формирование 3-й гвардейской танковой армии началось по директиве Ставки от 14 мая 1943 года в районе южнее Плавска, в Кобылянских лесах. В ее состав вошли 12-й и 15-й корпуса, 91-я отдельная танковая бригада, 50-й мотоциклетный полк, 138-й полк связи, 372-й авиаполк связи, 39-й разведывательный, 182-й моторизованный батальоны, а также части обеспечения{33}.

Руководящий состав армии обладал хорошей подготовкой и большим боевым опытом. Командовал ею талантливый танковый военачальник генерал-лейтенант П. С. Рыбалко, ставший впоследствии маршалом бронетанковых войск, дважды Героем Советского Союза. Членом Военного совета был опытный политработник генерал-майор С. И. Мельников. Начальником штаба армии в мае 1943 года был назначен полковник В. А. Митрофанов, ранее занимавший должность начальника штаба корпуса.

За плечами командарма Павла Семеновича Рыбалко была трудная и суровая жизнь. Он участник первой империалистической войны, вскоре после победы Великого Октября — рядовой [124] в отряде Красной гвардии, затем начальник партизанского отряда, который действовал на Харьковщине и Полтавщине. Оказавшись в плену у немецких оккупантов, был брошен в Холодногорскую тюрьму. После освобождения нашими войсками работал в уездной ЧК, командовал ротой, батальоном, полком, воевал против банд Петлюры и Деникина, с белополяками, врангелевцами и махновцами. В составе группы работников ЦК ВКП (б), возглавляемой Ф. А. Сергеевым (Артемом), посылался в Башкирию, где был комиссаром продовольственного отряда и представителем ЧК по борьбе с тифом. Заведовал крестьянской секцией в политуправлении Первой Конной армии, был комиссаром бригады, военным атташе в Польше и Китае, на преподавательской работе, командующим 5-й танковой армией на Юго-Западном фронте. С октября сорок второго он на посту командующего 3-й танковой армией.

Даже такой вот беглый экскурс в многотрудный жизненный путь Павла Семеновича Рыбалко убедительно говорит о его колоссальном военном, политическом и жизненном опыте, которым он охотно делился со своими боевыми друзьями и сослуживцами. Человека твердой воли, прямого и требовательного, мы знаем его и как хорошего организатора, большого знатока армейской жизни.

Впервые я встретился с ним еще в казанский период формирования 91-й отдельной танковой бригады, которой мне было доверено командовать. Мы не были тогда еще связаны отношениями начальника и подчиненного, которые обязывают старшего по-особому внимательно относиться к запросам и интересам младшего по званию и положению. Но стоило мне накоротке поделиться с Павлом Семеновичем своими заботами по созданию нового танкового соединения, как он живо отозвался на мои вопросы и тревоги, высказал немало толковых советов, надолго оставив добрую память о себе своей душевностью и стремлением оказать хоть в чем-то услугу, помочь.

Вторая встреча с будущим моим командармом произошла в начале мая 1943 года в Москве, куда я был вызван командующим бронетанковыми и механизированными войсками генералом Я. Н. Федоренко. 91-я отдельная танковая бригада передавалась в состав 3-й гвардейской танковой армии. Я доложил Павлу Семеновичу Рыбалко о ее состоянии и укомплектованности личным составом и техникой, боевом опыте, о том, что бригада участвовала в боях в составе 38-й и 28-й армий Юго-Западного фронта в районе Купянск, Уразово, Волоконовка, в составе 4-й танковой, 24, 21, 65 и 66-й армий под Сталинградом. На мой доклад услышал лаконичный ответ.

— Будем узнавать друг друга в деле. В горячем деле, — подчеркнул П. С. Рыбалко. [125]

Начало этого «горячего дела» вскоре подоспело. Генерал П. С. Рыбалко прибыл вместе с членом Военного совета армии генералом С. И. Мельниковым и группой офицеров штаба и район дислокации нашего танкового соединения — в Кобылянские леса. Вскоре бригада была поднята по тревоге. Ей приказывалось совершить ночной марш в готовности к решению боевой задачи.

После выполнения этой задачи соединение было представлено на строевой смотр. Проверка боевой готовности и смотр делались самым тщательным образом. Генерал П. С. Рыбалко был крайне взыскателен и высказал немало замечаний, показавшихся поначалу кое-кому обидными. Но он действовал исключительно справедливо. Ранее накопленный боевой опыт надо было обогащать и совершенствовать, готовясь к новым суровым испытаниям. И мы по достоинству оценили строгость и непреклонность командарма, на плечи которого была возложена большая ответственность за судьбу предстоящих операций, за жизнь многих тысяч наших бойцов и командиров.

Как я уже заметил, тогда же под Тулой состоялось мое знакомство и с членом Военного совета танковой армии генерал-майором танковых войск Семеном Ивановичем Мельниковым. Как и наш командарм, он рано познал изнурительный, подневольный труд батрака, ученика-мальчика. Он был моложе П. С. Рыбалко, не участвовал в империалистической и гражданской, но и на его долю с лихвой выпали нелегкие испытания. Отслужив срочную в Сивашской дивизии, С. И. Мельников в 1925 году был «уволен в бессрочный отпуск». Жизнь бросала его то на шахту, то на завод, на советскую и партийную работу, будто проверяя на крепость и стойкость. За шесть лет до начала Великой Отечественной по партийной путевке Семен Иванович вновь пришел в ряды армии. В 1939 году он уже начальник политотдела 57-го особого корпуса. Участвовал в боях на Халхин-Голе, награжден двумя орденами. С первых дней Великой Отечественной войны — в действующей армии на Ленинградском фронте: комиссаром танкового корпуса, оперативной группы, потом членом Военного совета общевойсковой армии. С 3-й танковой армией он породнился еще в июле сорок второго и не расставался с ней до последнего дня войны.

Как и многим его боевым товарищам, мне не раз доводилось убеждаться, как искусно он мог «влюблять» командиров и политработников в доверенное им дело выковывания кремниевых характеров у бойцов, обучения их тонкостям ратного труда. Будучи глубоко сведущим специалистом в области не только партийно-политической работы, но и различных отраслей военных знаний, генерал С. И. Мельников умел делать это поразительно просто, естественно. Конечно же, это говорило о его незаурядных способностях, настойчивости, стремлении к постоянному [126] совершенствованию. Он хорошо знал танковую армию, ее людей и технику, при необходимости мог со знанием дела руководить, казалось бы, несвойственными его должности работами, скажем, постройкой моста. Такой случай действительно был, но о нем расскажем несколько позднее.

Эти штриховые биографические характеристики командарма и члена Военного совета танковой армии, думается, помогут нам в дальнейшем глубже и ярче представить себе боевые действия объединения, которые в полной мере зависели от опыта их организаторов.

Во главе корпусов в армии в то время находились такие опытные командиры, как генерал-майоры М. И. Зинькович и Ф. Н. Рудкин. Богатый боевой опыт имели также командиры бригад, полков, батальонов. Многие из них, например полковники М. С. Новохатько, А. А. Головачев, И. И. Сергеев, Л. С. Чигин и другие, участвовали в боевых действиях с первых дней Великой Отечественной войны.

Об одном из таких командиров мне хотелось бы рассказать здесь особо. Я имею в виду подполковника Г. А. Адильбекова, казаха по национальности. С Галием Адильбековичем мы были знакомы еще с января сорок второго, когда нам довелось вместе служить и воевать в рядах 121-й танковой бригады. Он обладал замечательными морально-боевыми качествами: организаторскими способностями, силой воли, не знал страха в борьбе с гитлеровцами. И в то же время это был скромнейший человек, располагавший к себе всех бойцов и офицеров.

В армию он, бывший беспризорник, детдомовец, пришел добровольцем еще в 1925 году. После окончания военной школы участвовал в боях с бандитами в песках Каракумов. Был ранен и снова вернулся в строй. Великую Отечественную начал командиром танкового батальона. В феврале сорок второго был награжден орденом Красного Знамени. Руководимый им батальон уничтожил более двадцати танков и бронемашин, десять противотанковых орудий и несколько рот вражеской пехоты. Офицер никогда не терял самообладания в бою, умел вселить уверенность в победе своим подчиненным, агитировал их личным примером мужества и высоким солдатским духом.

Судьба потом свела нас на днепровских рубежах. Галий Адильбекович командовал гвардейским танковым полком. Глубоко убежден, что, если бы не героическая гибель в октябре сорок третьего, офицер вырос бы до крупного военачальника, совершил много славных боевых дел.

Нужно сказать, что командование и многие воины, входившие в прежний состав армии{34}, участвовали в Козельской операции, [127] Острогожско-Россошанской и Харьковской наступательных операциях, в ожесточенных боях на харьковском направлении. В июле 1943 года 3-я гвардейская танковая армия была включена в состав Брянского фронта и участвовала в битве под Курском.

Летом 1943 года, стремясь взять реванш за поражение под Сталинградом, вернуть стратегическую инициативу и изменить ход войны в свою пользу, немецко-фашистское командование решило провести крупную наступательную операцию под кодовым наименованием «Цитадель». Было намечено нанести два главных удара под основание Курского выступа: силами группы армий «Центр» из района южнее Орла и силами группы армий «Юг» из района севернее Харькова. Немецко-фашистское командование намеревалось выйти в тыл Центральному и Воронежскому фронтам, окружить и уничтожить советские войска, оборонявшиеся на Курской дуге, и развернуть наступление в юго-восточном направлении.

В оперативном приказе на проведение операции «Цитадель», подписанном Гитлером, указывалось: «...Все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией... Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира»{35}.

Однако, как поется в старой русской солдатской песне, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги». События развернулись вопреки гитлеровскому плану. К тому времени Красная Армия располагала достаточными силами и была готова начать крупное летнее наступление, но советское командование, узнав о намерениях противника, приняло решение: преднамеренной обороной на Курском выступе обескровить врага и довершить его разгром в контрнаступлении.

На курском направлении была сосредоточена крупная группировка войск Центрального и Воронежского фронтов, в тылу которой располагался Степной фронт — мощный резерв Ставки, готовый как к обороне, так и к решительному наступлению. Там в короткий срок была создана прочная, глубоко эшелонированная оборона, состоявшая из восьми рубежей. В ее оборудовании, наряду с войсками, активное участие принимали жители прифронтовых областей. Об их важном вкладе в достижение победы под Курском мне бы хотелось рассказать на примерах героического труда курян. [128]

В течение почти трех месяцев свыше трехсот тысяч трудящихся Курской области в условиях систематических налетов авиации помогали нашим воинам строить оборонительные рубежи, аэродромы, дороги. Только на участке Центрального фронта ими отрыто более пяти тысяч километров траншей и ходов сообщения, что примерно равно расстоянию от Москвы до Иркутска.

«Нам дали норму. Мы сделали намного больше, знали, что это для родной Красной Армии, — писала в те дни Евгения Переверзева в «Курскую правду». — Я всей душой, чем могу, помогаю своим братьям бить врага. Их у меня четверо. Все они и мой муж... бьют фашистов с оружием в руках, а я с лопатой. Это — тоже оружие...»

А эти строки — из письма курянки А. В. Михайловой, отправленного на фронт: «Здравствуй, дорогой муж Коля! Я уже писала тебе, что немецкие изверги принесли в нашу семью горе и слезы. Я похоронила троих наших детей, немцы разрушили нашу квартиру, разграбили вещи. Горе было тяжелое. Но пришла Красная Армия, легче стало на душе.

...Сообщаю тебе, что я работаю на оборонительных сооружениях. Пришла на стройку рядовой работницей, а сейчас  — уже бригадир каменщиков. Тебе не придется краснеть за меня... Недавно 7 человек получили почетные грамоты «Отличнику трудового фронта Отечественной войны». И я получила почетную грамоту.

Если бы ты знал, Коля, как у меня радостно на душе оттого, что я... превращаю город в неприступную крепость... Бригада моя дружная, спаянная... И даю тебе честное слово жены и друга, что не уйду с участка, пока не закончим все работы...»{36}

Подлинное мужество проявили курские железнодорожники, обеспечивавшие перевозки для войск по единственной в то время железной дороге Курск — Касторная. За проявленный героизм и мужество десятки курских железнодорожников были награждены орденами и медалями, а начальнику станции П. А. Шубину было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Массовый героизм проявили куряне на строительстве почти стокилометровой железнодорожной линии Ржава — Старый Оскол, сыгравшей исключительно важную роль в обеспечении нужд Воронежского фронта. Огромную заботу население области проявляло о раненых и больных бойцах. Оно принимало активное участие в борьбе с вражескими диверсантами, действуя в истребительных батальонах, помогало материально всем, чем могло, действующей армии в прифронтовой полосе. [129]

...В знойные летние дни 1943 года на огромном пространстве между Орлом и Харьковом произошла одна из крупнейших битв второй мировой войны — Курская битва. Она отличалась исключительной напряженностью и ожесточенностью, 50 дней и ночей на земле и в воздухе шли упорные, кровопролитные бои трехмиллионной массы войск. Только в оборонительном сражении с обеих сторон участвовало до 40 тысяч орудий и минометов, около 8 тысяч танков и самоходных орудий, свыше 5 тысяч боевых самолетов. Развернувшиеся в ходе битвы танковые сражения не имели себе равных за всю историю второй мировой войны.

Наша 3-я гвардейская танковая армия стала участвовать в боевых действиях в ходе Курской битвы с 19 июля, находясь до этого в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. В армии была проведена большая подготовительная работа к операции. Соединения и части доукомлектовывались личным составом, вооружением и боевой техникой, анализировался предшествующий боевой опыт. При подготовке войск и штабов много внимания уделялось изучению способов и приемов боя противника, выявлению сильных и слабых сторон в его действиях. С командирами и штабами проводились игры на картах на тех направлениях, где предполагалось действовать. В ходе этих игр тщательно отрабатывались вопросы взаимодействия как внутри армии, так и с общевойсковыми соединениями.

При обучении войск упор был сделан на отработку вопросов организации и совершения маршей, развертывание, ведение наступления. Внимание Военного совета армии, всех командиров и политработников, партийных и комсомольских организаций было направлено на то, чтобы подготовка войск велась в условиях, максимально приближенных к боевой обстановке. Значительное место в полевой учебе танкистов занимали вождение танков и огневая подготовка. В армии был оборудован специальный полигон, где проводились учения с боевой стрельбой, отрабатывались вопросы борьбы с новыми танками противника типа «тигр», «пантера» и штурмовым орудием «фердинанд». Старательно готовились мотострелки, артиллеристы, воины специальных частей.

Хотелось бы отметить исключительную напряженность подготовительного периода. Учения войск и штабов, марши и стрельбы, тренировочные занятия и боевые тревоги проводились и днем, и ночью, в них участвовал весь личный состав армии. Не редкими были такие дни, когда для сна и отдыха оставалось лишь три-четыре часа в сутки. Напряженно работали командующий армией, командиры корпусов, бригад, полков и соответствующие штабы. Было много выездов в 3-ю и 63-ю армии, где увязывались вопросы взаимодействия непосредственно с их командующими генерал-лейтенантами [130] А. В. Горбатовым и В. Я. Колпакчи, с командирами стрелковых корпусов и дивизий, артиллерийских соединений, частей боевого обеспечения.

В период подготовки Орловской операции мне не раз приходилось встречаться с генералом А. В. Горбатовым. Командарм сам старался глубоко разобраться во всех сложных вопросах взаимодействия войск и всячески помогал нам советами. В памяти моей он остался очень заботливым человеком. С ним меня и раньше сводили военные дела еще по Сталинградской битве. И вот теперь снова предстояло действовать на соседних участках.

Сосредоточив крупные силы и создав мощные ударные группировки, основу которых составляли танковые соединения и части, немецко-фашистское командование намеревалось ударами с севера и юга окружить и уничтожить советские войска, находившиеся в районе Курска.

Однако замыслы врага не сбылись. Наступление северной группировки гитлеровцев было сорвано нашими войсками 9 июля, а южной — 12 июля. Начался кризис немецкого наступления. А именно в то время, 12 июля, в наступление перешли войска Брянского и левого крыла Западного фронтов.

Как известно, Орловская наступательная операция была спланирована еще до развертывания оборонительного сражения под Курском. Ее начало ставилось советским командованием в зависимость от критического момента сражения на Курской дуге. Принимая такое решение на проведение наступательной операции на орловском направлении, Ставка Верховного Главнокомандования как бы создавала еще одну, дополнительную гарантию общего успеха советских войск в битве под Курском.

Замысел Ставки состоял в том, чтобы концентрическими ударами левого крыла Западного, Брянского и Центрального фронтов в общем направлении на Орел рассечь группировку противника на отдельные изолированные части и уничтожить их.

Основная роль в операции отводилась Брянскому фронту, главная ударная группировка которого (3-я и 63-я армии) должна была наступать в общем направлении на Орел.

Перейдя 12 июля в наступление, войска Брянского фронта встретили исключительно яростное сопротивление противника. Поэтому тактическая зона его обороны была прорвана только к исходу 13 июля. Однако и после ее прорыва темп продвижения наших войск не возрос.

В этих условиях было крайне необходимо нарастить силу удара советских войск, наступавших на Орел, С этой целью Ставка включила в состав Западного фронта новую 11-ю общевойсковую армию, а в состав Брянского фронта — 3-ю гвардейскую [131] танковую армию, усилив ее 2-м механизированным корпусом генерал-лейтенанта И. П. Корчагина и 24-й зенитно-артиллерийской дивизией. Танковой армии было приказано к исходу 15 июля сосредоточиться в районе Новосиля.

К моменту ввода в сражение 3-я гвардейская танковая армия имела в своем составе около 40 тысяч человек, 731 танк и САУ{37}, более 700 орудий и минометов.

3-й гвардейской танковой предстояло совершить сложный, 150-километровый марш и вступить в сражение. Утром небо затянуло тучами, пошел дождь, который почти непрерывно продолжался двое суток. В такую погоду армия к исходу 15 июля сосредоточилась в указанном районе. Ее 2-й механизированный корпус, совершавший марш из района Калуги комбинированным путем, сосредоточился в районе Новосиля лишь к исходу 17 июля.

На КП 3-й общевойсковой армии 17 июля я впервые встретился с командующим Брянским фронтом генерал-полковником М. М. Поповым. Покоряли его широкая эрудиция, солидный боевой опыт, который он получил еще в пору командования Северным, Ленинградским и Резервным фронтами. Большой военачальник, он умел активно поддержать и развить инициативу подчиненных командиров, дать ей простор в рамках возможного при планировании и проведении операции. Он был рьяным противником шаблонного применения войск, стремился предусмотреть наиболее вероятные варианты их использования.

Вот и тогда командующий фронтом четко определил задачу 3-й гвардейской танковой армии. Ей предписывалось: «После прорыва 3-й и 63-й армиями обороны противника на западном берегу р. Олешня... войти в сражение на участке Аввакумовский, Заброды и развить наступление в направлении Спасское, Нарышкино, обходя Орел с севера и запада. К концу первого дня перерезать шоссейную и железную дороги Мценск — Орел, форсировать р. Ока и захватить плацдарм на западном берегу; к исходу третьего дня наступления овладеть Нарышкино (30 км западнее Орла), где соединиться со 2-й танковой армией Центрального фронта и окружить орловскую группировку противника»{38}.

Одновременно с этим командующий фронтом приказал армии быть в готовности к наступлению в юго-западном направлении на Становой Колодезь. По этому варианту она также должна была выйти в Нарышкино и окружить орловскую группировку врага, но, обходя Орел с юга, навстречу наступавшим [132] с севера 1-му и 5-му танковым корпусам 11-й гвардейской армии Западного фронта.

Однако утром 18 июля по указанию Ставки командующий фронтом уточнил задачу 3-й гвардейской танковой армии. Она должна была наступать на Становой Колодезь и далее до Кром и тем самым оказать содействие войскам Центрального фронта.

В 10 часов 20 минут 19 июля армия четырьмя колоннами двинулась вперед. По оборудованным саперами бродам бригады первых эшелонов танковых корпусов преодолели реку Олешня, развернулись в боевой порядок и атаковали части 2-й и 8-й танковых и 36-й пехотной дивизий противника.

Завязались ожесточенные бои, которые, не ослабевая, продолжались до позднего вечера. Враг упорно сопротивлялся, стремясь любой ценой удержать занимаемый рубеж. Для отражения наступления танковой армии немецко-фашистское командование бросило почти всю авиацию, которая имелась у него на орловском плацдарме. Неумолкающие выстрелы танковых и полевых пушек, зенитной артиллерии, реактивных установок и минометов, гул авиационных моторов, пронзительный вой пикирующих бомбардировщиков, лязг гусениц, взрывы снарядов и авиабомб сливались в страшный грохот и скрежет. Воздух потемнел от гари и пыли. Особенно ожесточенные бои вел 15-й танковый корпус, на направлении наступления которого оборонялась прибывшая из резерва группы армий «Центр» 8-я танковая дивизия, переходившая в яростные контратаки.

Несмотря на упорное сопротивление противника и непрерывные удары его авиации, наши танковые соединения все же сбили противника с рубежа реки Олешня и к исходу дня продвинулись на глубину 10 — 12 км. В результате был завершен прорыв тылового оборонительного рубежа врага, что привело к перелому в обстановке на направлении наступления главных сил Брянского фронта.

Потерпев поражение на реке Олешня, противник ночью начал отход в глубину своей обороны. Сбивая его арьергарды, 12-й танковый корпус продвинулся в течение ночи на 10 — 15 км. При этом 97-я танковая бригада полковника И. Т. Потапова завязала бой за Степь, а 30-я танковая бригада полковника М. С. Новохатько перерезала железную дорогу Орел — Елец и овладела Золотарево. В этих условиях танковая армия имела реальную возможность развить удар в юго-западном направлении, что оказало бы весьма существенное влияние на дальнейший ход операции, и особенно на бои за Орел.

К сожалению, этого не произошло. Командование Брянского фронта, располагая данными о начале отхода мценской [133] группировки противника на Орел, доложило об этом в Ставку, одновременно сообщив, что якобы из-за сильного сопротивления противника путь 3-й гвардейской танковой армии на запад закрыт, В результате Ставка, видя к тому же, что и наступление Центрального фронта на Кромы не получило развития, решила в первую очередь разгромить отходящую мценскую группировку. Она приказала командующему Брянским фронтом использовать для этой цели не только 3-ю армию генерал-лейтенанта А. В. Горбатова, но и 3-ю гвардейскую танковую армию, которая получила задачу наступать на северо-запад, в районе Отрадное перерезать шоссейную и железную дороги Орел — Мценск, с тем чтобы в дальнейшем завершить уничтожение мценской группировки противника и овладеть Мценском.

Поэтому на следующий день танковая армия наносит новый удар, на сей раз в другом направлении — на северо-запад, в тыл мценской группировке. Сломив сопротивление врага, танкисты перерезали железную и шоссейную дороги Мценск — Орел, форсировали реку Ока. Своими решительными действиями на этом направлении танковая армия поставила мценскую группировку противника под угрозу окружения. Захватив плацдарм на Оке, она открыла путь 3-й общевойсковой армии для обхода Орла с севера и запада.

Наша 91-я отдельная танковая бригада в первые дни наступления войск Брянского фронта была сосредоточена в населенном пункте Старое Битьково. Все у нас было готово к бою. Мы ждали только приказа. Сотни солдат и командиров постоянно находились в состоянии того предбоевого напряжения, которое хорошо знакомо бывалым фронтовикам: человек наэлектризован до предела, он словно взведенная пружина. Настроение боевого порыва мне хорошо запомнилось по митингам, которые прошли в те дни в частях бригады. Выступления людей были яркими и короткими, как вспышка молнии. «Я недавно получил партийный билет, — говорил старший сержант Коломийцев, — и впервые иду с ним в бой. Беспощадно буду бить врага!» «Родина ждет от нас подвигов. Я иду в бой и выполню приказ Родины!» — выражал свое стремление командир танка коммунист младший лейтенант Жданов.

В те предгрозовые дни усилилась тяга воинов в ряды партии. За июль парторганизация бригады выросла более чем на 170 человек. Многие писали в своих заявлениях: «...Если до приема меня в ряды партии погибну в бою, прошу считать меня коммунистом».

Бригада вступила в бой 21 июля, когда танковая армия в третий раз прорывала оборону противника, на этот раз в обход Орла с юга, имея задачей вывести на это направление соединения 63-й армии,

В тот день бригаде, впервые после Сталинградского сражения, пришлось вести тяжелый, кровопролитный бой. Перейдя в наступление из района Казинки в середине дня, бригада после короткого, но интенсивного боя овладела северной частью Собакино. Его южная часть прикрывалась рекой Оптушка. Дальнейшее продвижение бригады было задержано.

Удержанию Собакино и рубежа по реке немцы придавали большое значение: этот узел сопротивления прикрывал путь на Орел. На оборонительном рубеже враг имел одну танковую и две пехотные дивизии. Рубеж был хорошо оборудован в инженерном отношении. Кроме того, находившаяся впереди река с топким, илистым дном исключала переправу танков вне оборудованных бродов. Чтобы сделать их, необходимо было предварительно захватить силами мотопехоты плацдарм на противоположном берегу.

В этих целях мною было принято решение в ночь на 22 июля произвести тщательную подготовку к форсированию. Одним из участков руководил мой заместитель по строевой части подполковник Г. Н. Ильчук — боевой офицер, коммунист, который не раз восхищал бойцов и командиров своей военной сметкой и храбростью еще в ходе Сталинградской битвы. Несмотря на свои 34 года, он почитался в бригаде как человек, умудренный большим жизненным и боевым опытом. К нему с сердечной теплотой и уважением относились и молодые солдаты, и бывалые командиры, и политработники. «Южный» человек (родом он был из Пятигорска), он обладал завидным характером. Веселый, общительный, увлекающийся доверенным ему делом до самозабвения. И эта его горячая любовь к жизни, не покидающее его стремление отдавать свой бодрый душевный заряд людям делали Григория Никифоровича очень нужным для всех человеком, особенно в трудные минуты фронтовых испытаний.

Выбор мой — поручить Ильчуку руководить подготовкой и самим ходом ночного форсирования реки на одном из ответственных участков — был не случайным. Здесь требовался именно такой офицер, властный и разумный, не теряющийся в неожиданных ситуациях, слову которого глубоко верят. И надо сказать, Григорий Никифорович горячо взялся за выполнение приказа. Вместе с командиром батальона майором X. Г. Мустафаевым, его замполитом капитаном В. С. Цапенко, парторгом старшим лейтенантом В. Ф. Кичикиным, комсомольским вожаком лейтенантом В. М. Миняевым и другими офицерами он за оставшуюся часть вечера поговорил почти с каждым солдатом и сержантом об особенностях ночного форсирования и о том, как оно проходило на его глазах и при его участии в боях на сталинградских рубежах. [135]

Без суеты, без лишних слов он с каждым постарался найти тот живой контакт, от каждого добиться осознания своего предназначения в общем замысле действий, без которых солдату трудно достичь успеха, чувствовать локоть товарищей, связанных воедино волей командира. Подполковник Ильчук помог командирам и политработникам создать в батальоне настроение порыва, азарта боевой работы, рассчитанной и согласованной по минутам и часам. И потому она шла особенно споро. Радостно было видеть одухотворенные лица мотострелков и саперов. Казалось, нет для них работы привычней и интересней, хотя это был тяжелый, изнурительный труд людей на войне.

Под покровом темноты к местам переправ быстро были подвезены строительные материалы из близлежащих деревень, разрушенных и сожженных гитлеровцами. На рассвете мотострелково-пулеметный батальон майора X. Г. Мустафаева при поддержке огня артиллерии и танков форсировал реку Оптуха, и примерно через два часа саперы успели оборудовать два брода для переправы основных сил бригады. С ходу они вступили в бой.

Контратаки противника на плацдарме следовали одна за другой. Во время одной из них был ранен подполковник Ильчук. Когда на фланге батальона возникла угрожающая обстановка, офицер приказал бросить туда резерв и вместе с ним огнем из автомата косил наседавших гитлеровцев. Осколок разорвавшейся мины вывел замкомбрига из строя. Бойцы пытались спасти своего любимца, но рана оказалась роковой.

Для отражения натиска бригады враг бросил утром авиацию, но ей не удалось причинить нам большого вреда. К полудню 22 июля наше танковое соединение разгромило противника в Собакино и, продолжая наступление, овладело на следующий день Александровкой и Михайловкой.

В одну из коротких передышек между боями вместе с замполитом полковником Н. А. Тимофеевым мы провели траурный митинг, на котором были представители от каждой части бригады. В трогательные минуты прощания мы поклялись отомстить ненавистному врагу за гибель боевого друга — Г. Н. Ильчука.

Со всеми воинскими почестями он был похоронен в старинном местечке Новосиль Орловской области, в том самом, где мы занимали исходное положение для наступления в начале Орловской операции. Новосиль тогда значился лишь на карте, он был превращен врагом в груду развалин, второй раз за время своего существования. Мы выбрали в нем самое видное место и установили на могиле героя обелиск с красной звездой. Живые цветы у обелиска заменили раскрашенные в розовые и черные тона бинты индивидуальных пакетов. Солдаты [136] дали прощальный салют. Через многие бои они пронесли светлый образ своего командира.

Благодарные жители Новосиля до сих пор заботливо берегут память о Григории Никифоровиче Ильчуке, о других героях, сложивших свою голову в боях с врагом. В городском сквере под кронами деревьев покоится прах многих солдат и офицеров. На мемориальных плитах значатся их имена и надпись: «Никто не забыт, ничто не забыто». У обелисков и скульптуры коленопреклоненного воина — венки. Память стоит на часах у могил отважных.

Среди отличившихся в боях под Собакино, а их было немало, я вновь хочу назвать механика-водителя танка Екатерину Петлюк. Дело в том, что мужество мужчины — это, так сказать, явление вроде бы обычное. Мужчинам, как говорят, положено быть такими. Но когда ты видишь, что в ряду мужественных никому ни слова упрека не позволяет своим поведением сказать женщина, работающая на «мужской профессии», то это вдвойне, а вообще-то трудно измерить, во сколько крат, возвышает героизм человека. О нем говорят, что это — мужество особого порядка. Им, безусловно, обладала участница Сталинградской битвы Екатерина Петлюк, которая после войны, будучи занята самой мирной профессией, вручала в Одессе самым счастливым людям на свете — молодоженам путевки в большую и радостную жизнь. А тогда, в июле сорок третьего, я видел ее боевую машину в атаке.

Вот как сама Екатерина Алексеевна Петлюк, бывший механик-водитель танка, вспоминает о том рядовом событии в своей боевой жизни под Орлом:

«...Моя машина легко взобралась на пригорок.

— Короткая! — раздался в наушниках голос лейтенанта Колова.

На мгновение танк замер. Грянул выстрел.

— Недолет!

— Короткая!

— Отлично!

Шел краткий, самый деловой разговор между командиром танка и механиком-водителем. Лейтенант Михаил Колов стрелял по вспышкам выстрелов противника, появлявшимся на окраине села Протопопове, расположенного влево от Собакино. Все реже мне приходилось кричать ему «недолет» или «перелет». Командир действовал расчетливо, без спешки, и снаряды точно попадали в цель. Но и вокруг танка стали появляться разрывы. Я увеличила скорость, часто меняла направление движения.

Словно по волнам неслась наша семидесятка. Местность-то была пересеченная. Слева шел танк Романовского. Виктор старался помочь нам: все искал, кто же по нашему танку [137] стреляет. Искали и мы. Люк я держала открытым, обзор был достаточным. Впереди слева увидела разбитую повозку и привязанную к ней лошадь. Лошадь то и дело шарахалась в сторону. Как дернется, так вскоре рядом с нами падает снаряд. Значит, решила я, где-то поблизости от повозки замаскировано вражеское орудие. Увидела наконец.

— Дистанция шестьсот, по ходу тридцать градусов влево! — крикнула Колову.

Колов открыл люк, выглянул. Я тоже высунулась и рукой показала ему цель. Он и на этот раз не промахнулся.

Вдруг Колов увидел, что по полю со стороны Собакино к нам бежит человек. Присмотревшись, он узнал командира танка младшего лейтенанта Наума Львовского.

— Стоп! — скомандовал Колов.

И, обращаясь к подбежавшему, спросил:

— Что случилось, Наум?

— Помоги, Миша. Мой танк застрял в воронке. Никак не можем выбраться.

— Где?

— У деревни. Держи правее.

Воронка оказалась глубокой, с крутыми краями. А земля была влажная и мягкая как перина. Поэтому и зарылась машина.

 — Катя, я своим мотором буду тебе помогать, — сказал механик-водитель сержант Георгий Куликов, накинув трос на крюк моего танка.

Выбрались. По нашим открытым люкам застучали пули. Люки мы быстренько закрыли и поехали вдоль дороги, поливая фашистов пулеметным огнем. Потом стало тихо. Но стоило Колову открыть люк, как по броне снова, будто град, застучали пули. Вражеский пулеметчик стрелял из блиндажа... Указала командиру цель. Выстрел. Пулемет противника смолк.

...Колов стал докладывать комбату боевую обстановку. В это время поблизости разорвался вражеский снаряд, и лейтенант со стоном рухнул на землю. Его ранило в ногу.

Место Колова в танке занял командир роты старший лейтенант Семиволос. Нам с ним не повезло. На следующее утро во время воздушного налета разорвавшаяся поблизости бомба вывела танк из строя. Мне приказали пересесть на Т-70 к младшему лейтенанту Петру Федоренко. Его механика-водителя тяжело ранило, а машина была на ходу, хотя и имела две пробоины. Я заткнула дыры полотенцами, и мы поехали...»

Все кажется очень просто. Женщина рассказывает о своей боевой жизни совершенно бесхитростно, спокойно. Будто ничего особенного не случилось тогда. Просто человек выполнял доверенную ему работу. Но какую! Самую трудную, самую рискованную, связанную обручами гамлетовского вопроса «быть [138] или не быть». Вот почему я снова говорю, что мужество женщины-бойца — это мужество высшего порядка. Это мужество, безусловно, было присуще многим и многим нашим женщинам, воевавшим на фронте. На примере Екатерины Алексеевны Петлюк я хотел лишь подчеркнуть это.

...С падением важного узла сопротивления в районе Собакино и продвижением бригады в глубину немецко-фашистские войска были вынуждены оставить Протопопове, Юдино, Мишково и отходить на юг. Создались благоприятные условия для развития наступления главных сил нашей гвардейской танковой армии. К исходу 23 июля она совместно с соединениями 63-й армии прорвала оборону противника и вышла к реке Оптуха — последнему оборонительному рубежу врага на подступах к Орлу, а через день форсировала реку в новом районе, южнее, перекрыла железную дорогу Орел — Курск.

На этом боевые действия 3-й гвардейской танковой армии в составе Брянского фронта закончились. Здесь она выполняла исключительно важные задачи Ставки. Своими активными действиями она оказала содействие общевойсковым армиям в их наступлении на Орел, сковала восемь дивизий противника и привлекла к себе главные силы авиации врага, действовавшей на орловском направлении.

Ставка Верховного Главнокомандования высоко оценила действия армии. 26 июля приказом Народного Комиссара Обороны СССР все ее корпуса были преобразованы в гвардейские: 12-й и 15-й танковые — в 6-й и 7-й гвардейские танковые, а 2-й механизированный — в 7-й гвардейский механизированный корпус.

3-я гвардейская танковая армия, а с ней и наша бригада, была включена в состав Центрального фронта генерала К. К. Рокоссовского. Ей предстояло, взаимодействуя с 48-й армией, которой командовал генерал-лейтенант П. Л. Романенко, прорвать заблаговременно подготовленный оборонительный рубеж противника на реке Малая Рыбница, форсировать Оку и за день продвинуться на глубину до 30 км. Ввод танковой армии в сражение в полосе 48-й армии должен был не только содействовать достижению успеха войск правого крыла Центрального фронта, но и сыграть в связи с этим важную роль в общей борьбе наших фронтов за Орел.

О генерале П. Л. Романенко я слышал немало хорошего, он командовал 3-й танковой армией в начальный период ее существования. И вот очное знакомство. Командующий 48-й армией пригласил меня на свой КП и, внимательно выслушав, куда следует 91-я отдельная танковая бригада и какая задача ей определена, заметил, что действовать будем вместе, бок о [139] бок, и он надеется, что воины 3-й гвардейской танковой армии и впредь не подведут. С этой армией у него связано немало памятного, многих генералов, в частности Ф. Н. Рудкина, М. И. Зиньковича, В. А. Митрофанова и других, он хорошо знает и глубоко верит в их организаторские способности.

П. Л. Романенко произвел исключительно сильное впечатление. Точен и решителен, почти безошибочно может разбираться в людях, умеет подметить и развить в них хорошие черты, в действиях энергичен и скор, хотя не любит скоропалительных выводов. В этом мы не раз убеждались в ходе боевой работы. Впечатление о генерале Романенко уверенно подтвердил член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии С. И. Мельников, который сказал, что это очень способный командующий, по-настоящему знает военное дело, таких побольше бы надо в войсках.

Несмотря на то что последующие совместные действия 3-й гвардейской танковой и 48-й армий не всегда достигали желаемого результата, я не склонен видеть в этом серьезные просчеты их командующих. Весьма и весьма сложная обстановка в полосе Центрального фронта, сильное сопротивление врага порой становились большим препятствием на пути к осуществлению принятых командармами решений. Оба они неуклонно стремились к боевому успеху, преодолевая все трудности.

В конце июля и первых числах августа нашей бригаде пришлось вести тяжелые бои южнее Орла, в районе Философово, где противник оказал особенно яростное сопротивление. Шесть дней во взаимодействии с частями 170-й стрелковой дивизии полковника А. М. Черяка мы выбивали гитлеровцев из этого села, которое было ключевым во вражеской обороне.

Философово было сильно укреплено. Гитлеровцы использовали свое выгодное положение на господствующем, западном берегу реки Малая Рыбница, которая рассекала село на две части. У противника имелись танки «тигр», самоходные орудия «фердинанд». Вражеская авиация действовала активно, часто наносила бомбовые удары по наступающим.

Мост через реку Малая Рыбница под Философово был взорван, подступы к переправе заминированы и непрерывно простреливались. В течение ночи на 29 июля наши саперы сделали проходы в минных полях, навели переправу, и утром части бригады продолжили наступление.

В тех боях высокое мужество проявил командир танковой роты старший лейтенант Сергей Алексеевич Филиппов. В одной из атак его тридцатьчетверка стремительно ворвалась на первую позицию вражеской обороны, давя пулеметные гнезда, блиндажи, прокладывая путь пехоте. Однако гитлеровцам удалось отсечь наступающих пехотинцев от танков. Старший лейтенант [140] Филиппов, приказав экипажам продвигаться вперед, вернулся к залегшим пехотинцам, поднял их в атаку, заменив погибшего командира стрелкового подразделения. Атака развивалась успешно. Но старший лейтенант Филиппов получил смертельное ранение, погиб как настоящий герой в решающем броске на врага.

Отважно дрались тогда командир взвода коммунист лейтенант Лашманов, парторг роты старший сержант Ракита, командир танка младший лейтенант Жданов и многие другие бойцы и командиры.

С каждым днем наши части все плотнее охватывали орловскую группировку врага. Вскоре мы услышали радостную весть о том, что войска Брянского при содействии соединений Западного и Центрального фронтов освободили Орел.

Знаменательно то, что с этим городом была связана одна из блестящих побед Красной Армии в гражданской войне. О ней слагали легенды и песни. Помните, «Орел и Каховка — этапы большого пути». В грозном девятнадцатом, в пору смертельной опасности, нависшей над Москвой, в ожесточенном сражении под Орлом и Кромами войска 14-й и 13-й армий И. П. Уборевича и А. И. Геккера, красные латышские стрелки и червонные казаки, разгромив отборные офицерские части белогвардейского генерала Кутепова, сорвали наступление деникинских полчищ на столицу. Тогда в Орел первой вступила 9-я стрелковая дивизия под командованием питерского рабочего, коммуниста Петра Солодухина и комиссара Семена Бескова, чей прах ныне покоится в Ленинграде на Марсовом поле.

Немеркнущую славу героев гражданской войны умножили герои Великой Отечественной. На рассвете 5 августа 1943 года в Орел на плечах отступающего противника ворвались 17-я гвардейская танковая бригада полковника Б. В. Шульгина, части 5, 129 и 380-й стрелковых дивизий, которыми соответственно командовали полковники П. Т. Михалицын, И. В. Панчук, А. Ф. Кустов. Всем этим соединениям, а также многим авиационным было присвоено почетное наименование Орловских.

Орел снова стал советским. Но двадцатидвухмесячное хозяйничанье в нем оккупантов не осталось бесследным. Фашистские громилы разграбили и разрушили старинный русский город, давший миру Тургенева, целую плеяду знаменитых литераторов, музыкантов, артистов, известных военачальников и революционеров. Заводы и фабрики, больницы и учебные заведения, музеи и театры были превращены в руины. Общий ущерб, причиненный фашистами городу, составил 912 миллионов рублей. За время оккупации гитлеровцы угнали из Орловщины в Германию большое количество советских граждан, из [141] них почти двадцать тысяч, не вынеся рабского труда, погибли в неволе. О варварстве гитлеровцев свидетельствует их отношение к культурным ценностям нашего народа. С первых же дней оккупации Орла они превратили областную библиотеку в казарму для солдат, а книги уничтожали или вывозили в Германию. Они осквернили почитаемое каждым русским человеком место — музей И. С. Тургенева, не пощадили его родное Спасское-Лутовиново. Очевидцы рассказывали, что один из немецких офицеров, подойдя к флигелю, где когда-то жил Иван Сергеевич, срывающимся голосом крикнул пожилой колхознице: «Чей это дом?» Старушка ему ответила, что это родовой дом Тургенева. «Так где же он?» — еще громче закричал бандит. Женщина, как могла, растолковала, что речь идет о всемирно известном русском писателе, умершем еще в прошлом веке. Но фашистский офицер не унимался: «Врете, он скрывается». Оккупант сам себе подписал характеристику дикаря и невежды.

5 августа 1943 года советскими войсками была одержана еще одна важная победа. Соединения Степного и Воронежского фронтов, сломив упорное сопротивление противника, овладели Белгородом. В тот же день вся наша страна с затаенным дыханием слушала слова приказа Верховного Главнокомандующего: «Сегодня, 5 августа, в 24 часа столица нашей Родины — Москва будет салютовать войскам, освободившим Орел и Белгород, двенадцатью артиллерийскими залпами... Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины!» Орел и Белгород стали городами первого победоносного салюта.

Этой победой гордились не только наши воины, но и французские летчики, которые вместе с советскими отважно сражались с общим врагом. Вот несколько строк из воспоминаний, которыми поделился кавалер ордена Отечественной войны Игорь-Ришар Эйхенбаум, ныне генеральный секретарь содружества французских ветеранов полка «Нормандия — Неман»: «В цепи радостных побед Орел для нашего полка занимает особое место. Впервые... мы, французы, почувствовали, что и мы можем бить фашистских захватчиков и побеждать... Французские летчики, находясь в среде таких настоящих людей, как Маресьев, Голубов, Заморин и многие другие, проявляли героизм, самоотверженность... Люди, рожденные в далекой Франции, отдавали жизнь за вечно синее небо над Францией и Советским Союзом... 5 августа 1943 года я... вдруг слышу по радио позывные Совинформбюро... Всесоюзное радио передавало радостную весть об освобождении Орла. Что делалось на платформе, трудно передать словами. Творилось что-то невообразимое... И тогда я дал слово, что до самой своей смерти [142] не забуду этот радостный день, не забуду боевых советских и французских товарищей, которых мы потеряли в лютой войне, не забуду миллионы советских людей, ценою жизни которых многие народы Европы освобождались от фашистского рабства».

С освобождением Орла наступательная операция на орловском плацдарме еще не была завершена. В течение 5 — 9 августа нашей 3-й гвардейской танковой совместно с войсками 13-й армии генерала Н. П. Пухова пришлось прорывать сильный оборонительный рубеж противника на реке Крома и в районе города Кромы, который был важным узлом дорог и базой снабжения немецко-фашистских войск. Танковые соединения форсировали реку на участке Похватиловка, Рыжково, прорвали ряд промежуточных рубежей и к исходу 9 августа вышли к сильно укрепленной позиций врага на линии Гнилое Болото, Ивановка, Сосково, Еньшино.

Танковой армии снова предстоял прорыв заблаговременно подготовленной обороны, в то время как ее ударная сила из-за потерь была значительно снижена. Поэтому для выполнения боевой задачи была создана ударная танковая группа в составе 91-й отдельной танковой бригады, танковых подразделений 6-го гвардейского танкового корпуса, 33-й танковой бригады и танковой роты 50-го мотоциклетного полка — всего 110 танков. Группа была усилена одной истребительной противотанковой бригадой и двумя полками гвардейских минометов — «катюш».

Местность, где нам предстояло действовать, изобиловала безлесными, пологими холмами и глубокими балками, там, у мелких речушек, ютились деревни. Окажешься на высоте — обзор хороший, на несколько километров. Но за каждую высоту надо было бороться. Особенно тяжелые бои разгорелись за высоту с отметкой 271,5, между деревнями Хмелевая и Сосково. Она господствовала над всей округой и была превращена гитлеровцами в сильный опорный пункт, насыщенный артиллерией, минометами, самоходными установками и танками «тигр».

В течение ночи на 10 августа наши саперные подразделения сняли во вражеских минных полях у подножия высоты около 3,5 тысячи противотанковых и 880 противопехотных мин.

Утром началась наша атака. Вал за валом накатывались танки на высоту, уничтожая вражескую артиллерию и самоходки.

Помню, докладывают: погиб комроты старший лейтенант Ф. С. Семиволос. Его заменил командир взвода. Подбито несколько танков в батальоне П. В. Лусты. Пополняем поредевшие экипажи, и роты вновь идут на штурм высоты. [143] Поддерживавшая нас артиллерия нанесла в конце дня сильный удар по двум линиям вражеских окопов и скоплению боевой техники.

Кровопролитный бой завершился трудной победой лишь к ночи. Высоту 271,5 удалось взять фланговым ударом. Вскоре танки и пехота освободили и деревню Сосково. На поле боя горело до 20 вражеских танков и штурмовых орудий. Остатки немецких частей в беспорядке стали отходить в западном направлении. К их преследованию приступили войска 13-й армии.

Жители Сосково и окрестных деревень Катыши, Мелихово, Хмелевая, Троицкое, где захоронены в братских могилах павшие в боях советские воины, свято берегут память о них. На высоту 271,5 в День Победы обычно приходят сотни людей. Пионеры и комсомольцы получают там уроки мужества. Ныне местные жители называют высоту 271,5 высотой Советских танкистов.

В ходе боев в этом районе 3-я гвардейская танковая армия нанесла противнику значительный урон, но и сама понесла большие потери. 11 августа она была выведена в резерв Ставки и сосредоточена в районе Сухая, Торхово, Апальково, Холодово. На этом наступательные действия 3-й гвардейской танковой армии в Орловской операции закончились. Вскоре была получена телеграмма командующего бронетанковыми и механизированными войсками генерала Я. Н. Федоренко, в которой сообщалось, что Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин высоко оценивает боевые действия 3-й гвардейской танковой армии и объявляет благодарность всему личному составу армии. В ходе боев на орловском плацдарме в армии родилось немало героев. Я уже рассказывал о подвигах воинов нашей танковой бригады, и хотелось бы продолжить эти славные страницы боевой летописи танковой армии на примерах других частей и соединений. Вот некоторые, наиболее памятные мне.

Наша пехота штурмовала вражеский опорный пункт в районе деревни Никольское. Командир танка из 88-й бригады лейтенант М. П. Окорков, получив задачу поддержать ее атаку, стремительно ворвался в деревню и смело ринулся навстречу вражеской колонне. Отважный экипаж вывел из строя танк, орудие, поджег несколько автомобилей с гитлеровцами, но и сам попал в критическое положение: от вражеского снаряда загорелась боевая машина. Пришлось укрыться в близлежащем доме и до позднего вечера вести неравный бой в окружении. В ходе схватки лейтенант был ранен, но продолжал стрелять. Экипаж вел огонь из ручного пулемета, автоматов, забрасывал немцев гранатами. Но кончились боеприпасы. Готовились к рукопашному — последнему, смертному бою. И вдруг радость: подоспела подмога. Гитлеровцы откатились, усеяв [144] трупами подступы к дому, на время заменившему танкистам броню. За этот подвиг М. П. Окорков был удостоен звания Героя Советского Союза. Высокие награды получили и другие члены экипажа.

Я уже упоминал имя талантливого комбрига полковника Леонида Сергеевича Чигина. Командуя 113-й танковой бригадой, он проявил исключительную храбрость и героизм в боях за населенные пункты Голубок и Гусево, где разгорелась одна из жестоких схваток с врагом. Фашисты имели превосходящие силы, вели губительный артиллерийский и минометный огонь. В трудную минуту, когда вот-вот могла захлебнуться наша атака, комбриг смело повел бойцов и командиров вперед и... был смертельно ранен. Воины бригады достойно отомстили за гибель любимого командира, они уничтожили пятнадцать танков и до полутора сот гитлеровцев, освободив эти две орловские деревни. Л. С. Чигину посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Этого высокого звания был удостоен и заместитель командира мотострелкового батальона 106-й танковой бригады офицер П. Ф. Самохин, который с небольшой группой автоматчиков отразил контратаку врага. Он был ранен в грудь и, истекая кровью, продолжал в упор расстреливать гитлеровцев из автомата. Воины Самохина стояли до конца, и противник не смог овладеть важным рубежом, а подоспевшие части бригады опрокинули и сокрушили врага.

Бои на орловском направлении носили упорный и ожесточенный характер. «Нам в буквальном смысле слова, — писал в своих воспоминаниях К. К. Рокоссовский, — приходилось прогрызать одну позицию за другой»{39}. Каждый километр продвижения требовал от наступающих большого напряжения сил, упорства, воинского мастерства. В ходе Орловской операции советские войска нанесли поражение крупной группировке противника. В результате их мощных ударов был ликвидирован орловский плацдарм, который гитлеровская пропаганда называла кинжалом, направленным в сердце России. Находившиеся в нем гитлеровские войска были разгромлены. Перед нашими армиями открылись благоприятные условия для дальнейшего развития наступления к Днепру и в пределы Белоруссии. В ходе сражения на орловском направлении немецко-фашистское командование не только лишилось возможности переброски отсюда войск, но и было вынуждено с 12 по 30 июля направить на орловский плацдарм одиннадцать дивизий, в том числе три танковые и две моторизованные{40}. [145]

В разгроме противника под Орлом большую роль сыграли крупные танковые соединения и объединения, в том числе 3-я гвардейская танковая армия, которая активно содействовала соединениям Брянского и Центрального фронтов в разгроме мценской, кромской и орловской группировок врага. Ей пришлось семь раз прорывать оборону противника на заранее подготовленных рубежах, причем два раза с форсированием водных преград. Каждое появление 3-й гвардейской танковой на том или ином направлении ставило врага в затруднительное положение, вынуждало его бросать в бой резервы и ослаблять свои группировки на других направлениях.

Применение 3-й, как и других танковых армий, в сражениях на Курской дуге является одной из замечательных страниц вооруженной борьбы нашей армии в минувшей войне. Бронетанковые войска в Курской битве применялись с обеих сторон в таких масштабах, которые не имели себе равных за всю историю второй мировой войны. Об этом сами за себя говорят цифры. В оборонительном сражении на Курской дуге с нашей стороны участвовало около 4350 танков и САУ, противник насчитывал около 2700 танков. В ходе нашего контрнаступления на орловском и харьковском направлениях в составе советских войск действовали имевшиеся у нас к тому времени все 5 танковых армий, 14 отдельных танковых и механизированных корпусов, большое количество отдельных танковых бригад и полков, всего свыше 6 тысяч танков и самоходок. Вражеская группировка имела в своем составе до 1800 танков и штурмовых орудий.

Говоря о действиях 3-й гвардейской, как и 2-й и 4-й танковых армий, на орловском направлении летом 1943 года, хотелось бы особенно подчеркнуть, что это был первый опыт боевого применения танковых армий новой организации. К этому времени в Красной Армии уже имелся опыт использования танковых войск, накопленный в предыдущих боях. На основе его сложились определенные взгляды и на применение во фронтовой операции танковой армии. Согласно этим взглядам, она должна развивать наступление после прорыва обороны противника стрелковыми войсками и, не ввязываясь в затяжные бои, стремительно продвигаться вперед к намеченной цели в оперативной глубине. Однако проверка этих положений на практике усложнялась особенностями обстановки, сложившейся на Курской дуге.

Дело в том, что к началу Курской битвы советское командование создало здесь такую мощную группировку, которая могла первой перейти в наступление и сокрушить врага. Но решено было первоначально измотать его преднамеренной обороной. Далее, специфическая обстановка сложилась и в ходе нашего контрнаступления под Орлом. Здесь наши войска нанесли [146] удар в тот момент, когда наступление противника захлебнулось, но он еще имел достаточно сильную группировку войск, в том числе танковую. Кроме того, враг располагал многополосной позиционной обороной, которую он создавал в течение полутора лет. Взлом этой обороны и разгром вражеской группировки являлись главной задачей наших войск в Орловской операции, которая в общей системе контрнаступления наших войск на Курской дуге должна была оказать решающее влияние.

Это своеобразие обстановки не могло не повлиять на характер боевых действий танковых армий. Его, несомненно, учитывало советское командование, которое в Курской битве творчески решало вопрос использования танковых объединений. Особенно наглядно это видно на опыте применения 3-й гвардейской танковой армии, наносившей таранные удары по подготовленной обороне врага, сосредоточившего свои основные силы в первом оперативном эшелоне. Последнее обстоятельство хорошо понимала Ставка и не случайно поставила цель: решительным наступлением левого крыла Западного, Брянским и Центральным фронтами разгромить вражеские войска к северу, востоку и югу от Орла, то есть там, где действовали основные группировки противника.

Вместе с тем отсутствие боевого опыта применения танковой армии новой организации создало, естественно, определенные трудности. Так, на результатах наступления 3-й гвардейской танковой армии сказались частые и резкие изменения ее задач, значительные перегруппировки на большие расстояния и другие обстоятельства.

Все это, видимо, послужило причиной разноречивых и нередко негативных оценок как самих принципов применения, так и результатов боевых действий 3-й гвардейской танковой армии в Орловской операции. Считаю, что полностью согласиться с такими оценками нельзя.

Если, например, иметь в виду действия танковых объединений в оперативной глубине, то, вне всяких сомнений, танковая армия П. С. Рыбалко и другие танковые армии в Орловской операции не были введены в прорыв, как обычно делалось в операциях третьего периода войны. В этом отношении использование 4-й танковой армии на Западном, 3-й гвардейской танковой на Брянском и 2-й танковой армии на Центральном фронтах было, так сказать, пробным камнем для их новой организационной структуры. Этот первый опыт, полученный под Орлом, был учтен в Белгородско-Харьковской операции Воронежского и Степного фронтов, где 1-я и 5-я гвардейская танковые армии вводились в сражение для завершения прорыва главной полосы обороны и развития успеха в оперативной глубине. [147]

В последующих операциях танковые армии, являясь фронтовым средством, как правило, вводились в прорыв после захвата общевойсковыми армиями главной полосы обороны, прорывали вторую ее полосу и затем развивали успех в оперативной глубине. Только 2-я и 5-я гвардейская танковые армии в Белорусской, 1-я гвардейская танковая армия в Львовско-Сандомирской, 6-я танковая армия в Ясско-Кишиневской и 5-я гвардейская танковая армия в Восточно-Прусской операциях вводились в прорыв после овладения общевойсковыми армиями всей тактической зоной обороны противника, то есть главной и второй полос.

В годы войны частыми были случаи, когда танковые армии завершали прорыв главной полосы передовыми отрядами. Например, 3-я гвардейская танковая армия в Киевской, 1-я и 3-я гвардейская танковые армии в Житомирско-Бердичевской,

4-я и 3-я гвардейская танковые армии в Проскуровско-Черновицкой, 2-я и 5-я гвардейская танковые армии в Уманско-Ботошанской операциях.

В третьем периоде войны Ставка стремилась не привлекать танковые армии для завершения прорыва главной полосы обороны противника, и если танковые армии привлекались для этой цели, то только в тех случаях, когда общевойсковые армии не могли решить данную задачу в высоком темпе. Так обстояло дело с вводом в сражения танковых армий в минувшую войну.

Что же касается применения 3-й гвардейской танковой армии в Орловской операции, то и там она планировалась для ввода в прорыв. Однако создалась такая обстановка, когда, как уже отмечалось, враг имел под Орлом крупную группировку войск, насыщенную танками и артиллерией, развитую, заранее подготовленную систему обороны, которую наши общевойсковые армии не смогли своими силами прорвать и тем самым создать условия для обеспечения ввода в сражение танковой армии.

В ходе операции ей приходилось совместно с общевойсковыми армиями, а иногда и самостоятельно крушить вражескую оборону. Не будь этого, войска Брянского и Центрального фронтов, с которыми она взаимодействовала, очевидно, не имели бы успеха, В этом отношении нельзя не согласиться с мнением генерала армии С. М. Штеменко, бывшего в ту пору начальником Оперативного управления Генерального штаба. В своих воспоминаниях об Орловской операции он пришел к выводу, что действия 3-й гвардейской танковой армии «оказали решающее влияние на развитие наступления войск Брянского фронта и сыграли отнюдь не маловажную роль в успешном исходе всей операции по разгрому орловской группировки противника»{41}. [148]

Хотелось бы подчеркнуть еще и следующее. То, что для решения подобных важных задач была использована именно танковая армия, не является случайностью. Именно она, обладая большой подвижностью и боевой самостоятельностью, смогла так резко и быстро менять направления своих действий, чтобы своевременно прийти на помощь общевойсковым армиям.

Разумеется, в использовании 3-й гвардейской танковой армии были и недостатки. Мы уже упоминали, что нельзя признать вполне обоснованными все ее повороты. Причем частые и резкие изменения направлений наступления танковой армии ставили ее в трудные условия. Соединения и части не имели достаточно времени на организацию взаимодействия, управления, боевого обеспечения. Имелись упущения в подготовке войск и их материально-техническом снабжении. При прорыве обороны противника армия не имела достаточного артиллерийского усиления и авиационного обеспечения.

Мы уже говорили, что после Курской битвы танковые армии, танковые и механизированные корпуса новой организации явились в руках советского командования средством развития успеха на большую глубину и достижения высоких темпов наступления. Умелое и массированное применение танковых объединений и соединений на главных направлениях наступающих фронтов в минувшую войну стало определяющим фактором эффективности стратегических операций.

Об этом свидетельствуют победоносные действия советских войск в битве за Днепр, в сражениях на Правобережной Украине, в Белоруссии, в Ясско-Кишиневской, Висло-Одерской, Верхне и Нижне-Силезской, Берлинской, Пражской и других операциях.

Конечно, после войны танковые войска претерпели дальнейшие изменения. Они продолжаются и поныне. Но когда я вспоминаю годы минувшей войны, то меня невольно охватывает чувство глубокой благодарности к тем советским военным руководителям, которые вложили огромный труд в реорганизацию танковых войск в трудное время войны, кто создавал новые бригады, корпуса и армии, кто умело вел их от победы к победе.

Подводя итог Курской битве, необходимо подчеркнуть, что в оборонительных боях войска Воронежского и Центрального фронтов, которыми командовали соответственно генералы армии Н. Ф. Ватутин и К. К. Рокоссовский, нанесли поражение ударным группировкам противника. В разгар оборонительных сражений войска Западного фронта генерал-полковника В. Д. Соколовского и Брянского фронта генерал-полковника М. М. Попова нанесли мощные удары на орловском направлении. Вскоре к ним присоединился и Центральный фронт. [149]

Затем в наступление в Донбассе перешли войска Юго-Западного фронта генерала армии Р. Я. Малиновского и Южного фронта генерал-полковника Ф. И. Толбухина, начали контрнаступление на белгородско-харьковском направлении войска Воронежского, а также Степного фронта, которым командовал генерал армии И. С. Конев.

Тщательно спланированное и хорошо скоординированное наступление семи советских фронтов привело к блестящим результатам. Орловская и белгородско-харьковская группировки немецких войск, рвавшиеся к Курску, были наголову разгромлены.

Германской военной машине был нанесен сокрушительный удар, после которого фашистское командование не смогло восстановить былую ударную мощь своих армий. За пятьдесят дней боев гитлеровцы потеряли около полумиллиона человек, до полутора тысяч танков, три тысячи орудий и более трех с половиной тысяч самолетов. Подготовленная всем предшествующим ходом вооруженной борьбы на советско-германском фронте, и прежде всего победой под Сталинградом, Курская битва явилась одной из крупнейших битв и решающих событий минувшей войны. «Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, — отмечал И. В. Сталин, — то битва под Курском поставила ее перед катастрофой». Она продемонстрировала всему миру способность Советского Союза своими силами, без помощи извне разгромить фашистскую Германию и ее сателлитов.

В битве под Курском провалилась последняя попытка гитлеровской клики осуществить мощное наступление, чтобы повернуть ход войны в свою пользу. Немецко-фашистскому командованию не удалось вернуть потерянную стратегическую инициативу и взять реванш за Сталинград. Оно вынуждено было окончательно отказаться от наступления и перейти к обороне на всем фронте. Отныне условия вооруженной борьбы диктовало советское Верховное Главнокомандование.

В конце лета и осенью 1943 года Курская битва переросла в грандиозное по размаху стратегическое наступление советских войск, в ходе которого было разгромлено около 90 вражеских дивизий, освобождена от гитлеровских оккупантов вся Левобережная Украина и захвачены плацдармы на реке Днепр.

В результате тяжелого поражения нацистской Германии на советско-германском фронте в этот период еще больше обострился кризис внутри фашистского блока: вышла из войны Италия; окончательно отказалась от войны против СССР Япония; усилились тенденции к выходу из войны на стороне Германии Румынии, Венгрии, Финляндии; активизировалась борьба патриотов в порабощенных гитлеровцами странах. Все [150] это ознаменовало собой завершение коренного перелома во второй мировой войне.

Ныне фальсификаторы истории на Западе преднамеренно извращают события Курской битвы, замалчивают ее военно-политические результаты или пытаются представить эту борьбу как заурядный эпизод второй мировой войны, с тем чтобы скрыть от общественности своих стран историческую правду, принизить значение блестящей победы советского оружия на Курской дуге. Однако факты и цифры, характеризующие размах и накал развернувшейся здесь вооруженной борьбы, говорят сами за себя. Они со всей очевидностью свидетельствуют о том, что сражение на Курском выступе явилось одним из кульминационных событий не только Великой Отечественной, но и всей второй мировой войны. После Курской битвы Красная Армия на нелегком пути к окончательной победе провела еще десятки крупных победоносных сражений, но именно там, под Ольховаткой и Понырями, Обоянью и Прохоровкой, на орловском и белгородско-харьковском направлениях был предрешен разгром вермахта и третьего рейха.

На Курской дуге, как под Москвой и Сталинградом, встретились две гигантские силы. Кстати, именно такая образная идея лежит в основе проекта будущего монумента в ознаменование разгрома немецко-фашистских войск под Курском в 1943 году. Она, на мой взгляд, как нельзя лучше отражает сущность сражения. На поле боя столкнулись два огромных монолита, спрессованных из человеческой энергии и боевого металла. Столкнулись и вздыбились. И одна из них, олицетворяющая фашистского агрессора, не выдержала, рухнула от нашего неотразимого удара. И пусть оставшаяся часть этой глыбы какое-то время продолжала двигаться, но это было уже движение вспять, навстречу своей позорной гибели.

Здравствуй, Славутич!

Еще в ходе битвы на Курской дуге, предвидя ее исход, Ставка Верховного Главнокомандования отдала директивы о развертывании общего наступления на огромном фронте от Великих Лук до Азовского моря. В соответствии с замыслом летне-осенней кампании основные усилия советских войск сосредоточивались на юго-западном направлении. Перед ними стояла задача освободить Левобережную Украину и Донбасс, выйти к Днепру в его среднем и нижнем течении, с ходу форсировать реку и захватить на ее правом берегу плацдармы для последующего развития наступления.

Освобождение Левобережной Украины было осуществлено в конце августа — сентябре войсками трех фронтов: Центрального, Воронежского и Степного. Они наступали на киевском [151] стратегическом направлении. Сосредоточив здесь главные усилия, Ставка добивалась разгрома сильной группировки врага, рассечения стратегического фронта противника и создания серьезной угрозы его войскам в Донбассе.

В этих целях Воронежскому фронту, которым командовал генерал армии Н. Ф. Ватутин, первоначально была поставлена задача: после разгрома противника в районе Харькова совместно с соседним Степным фронтом наступать на Полтаву, Кременчуг к Днепру, где захватить переправы. В направлении Севск, Конотоп, Нежин, Киев наступал Центральный фронт под командованием генерала армии К. К. Рокоссовского, Стенной фронт под командованием генерала армии И. С. Конева выходил к Днепру через Красноград, Верхнеднепровск.

Наступление наших войск на киевском направлении согласовывалось с действиями партизан. На них возлагалась задача построить или захватить и удержать до подхода частей Красной Армии ряд переправ через Десну, Днепр и Припять.

Центральному, Воронежскому и Степному фронтам противостояли 2-я армия из группы армий «Центр», а также 4-я танковая и 8-я немецкие армии группы армий «Юг». Они насчитывали 37 дивизий. В состав наших трех фронтов входили 114 дивизий и 15 танковых корпусов. Превосходство было на стороне советских войск: по живой силе — в 2 раза, по орудиям и минометам — в 4, по самолетам — в 1,6 раза. По танкам и САУ силы были равны.

Немецко-фашистское командование стремилось любой ценой удержать в своих руках Левобережную Украину и Донбасс. Еще в середине августа Гитлер отдал приказ о немедленном возведении укреплений на рубеже, проходившем по рекам Молочная, Днепр, Сож, восточнее Орши, Пскова, и далее по реке Нарва, назвав его Восточным валом.

Враг полагал, что на Днепре ему удастся окончательно остановить наше наступление. «Линия Днепр — Сож, — свидетельствует западногерманский военный историк Рикер, — должна была быть превращена в Восточный вал, о который русские сломали бы себе шею, после чего Гитлер хотел снова предпринять наступление против врага, ослабленного безрезультатными атаками»{42}. Однако расчеты противника были сорваны активными наступательными действиями советских войск.

Характерная особенность битвы за Днепр, по сравнению с битвами под Москвой, Сталинградом и Курском, состояла в том, что она начиналась не с оборонительных сражений, а с одновременного наступления группы фронтов на нескольких операционных направлениях, без оперативной паузы. [152]

Однако в связи с непрерывными, более чем полуторамесячными боевыми действиями под Курском многие наши части и соединения имели большой некомплект личного состава, вооружения и боевой техники, испытывали особенно большой недостаток в боеприпасах и горюче-смазочных материалах. Нужно было также в ограниченные сроки произвести перегруппировку войск, подтянуть тылы и накопить запасы материальных средств.

Чтобы пополнить войска всем необходимым для нового грандиозного наступления, к линии фронта непрерывно шли железнодорожные эшелоны. Фактор времени играл решающую роль. «В Генеральном штабе понимали глубину и величие происходящих событий, — пишет в своих воспоминаниях генерал армии С. М. Штеменко. — Мы отдавали себе ясный отчет в необходимости как можно быстрее и полнее реализовать результаты грандиозной победы под Курском»{43}.

К имевшимся трудностям в войсках добавлялось и то, что в битве под Курском партийные и комсомольские организации понесли значительные потери, выбыли из строя многие политработники, особенно в батальонах и ротах. В связи с этим политорганы усилили работу по приему воинов в ряды партии и комсомола, систематически занимались подбором и расстановкой парторгов и комсоргов в подразделениях. Благодаря этому уже в сентябре численность партийных организаций Воронежского фронта увеличилась на 22 тысячи человек. Рост рядов партии явился ярким свидетельством высокого боевого духа и любви воинов к Родине.

На киевском направления наступление наших войск началось в конце августа. В результате успешных действий трех советских фронтов противник уже в начале сентября утратил на Левобережной Украине ряд заранее подготовленных оборонительных рубежей. Вражеские войска оказались рассеченными на изолированные друг от друга группы.

В этих условиях Ставка Верховного Главнокомандования директивами от 6 сентября установила новые разграничительные линии между фронтами и уточнила их задачи. Теперь непосредственно на киевском направлении предстояло развивать наступление войскам Воронежского фронта. Им было приказано нанести главный удар на Переяслав-Хмельницкий, форсировать Днепр в районе букринской излучины, захватить плацдарм на правом берегу, а затем обойти Киев с юга и овладеть им. Для решения этой задачи фронт был усилен 3-й гвардейской танковой армией и 1-м гвардейским кавалерийским корпусом. В Степной фронт была передана 5-я гвардейская армия. [153]

К середине сентября общая оперативно-стратегическая обстановка на Левобережной Украине для немецко-фашистских войск еще более ухудшилась. Тем не менее они стремились удержать за собой Полтаву, надеясь сковать здесь значительное количество наших сил.

Успешное продвижение правого крыла Воронежского фронта и взаимодействовавшего с ним Центрального фронта на нежинском направлении, поражение гитлеровцев на юге привели к нарушению оперативно-стратегического фронта группы армий «Юг». Командование этой группы отдало 15 сентября приказ об отводе своих войск за Днепр, а на южном фланге советско-германского фронта — за реку Молочная.

Приказ обязывал гитлеровцев при отступлении оказывать упорное сопротивление. Отступая, вражеские войска сжигали города и села, неубранные хлеба, разрушали фабрики и заводы, подрывали мосты и железнодорожное полотно. От рук фашистских палачей гибли мирные жители, трудоспособное население угонялось в Германию. В специальном приказе Гиммлера от 7 сентября 1943 года, адресованном высшему руководителю войск СС и полиции на Украине, предписывалось: «Необходимо добиться того, чтобы при отходе из районов Украины не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни одного центнера зерна, ни одного рельса; чтобы не остались в сохранности ни один дом, ни одна шахта... чтобы не осталось ни одного колодца, который бы не был отравлен. Противник должен найти действительно тотально сожженную и разрушенную страну»{44}.

В создавшейся обстановке перед войсками Воронежского и других фронтов встала неотложная задача: упредить отступавшего противника в выходе к Днепру. Чтобы сорвать его планомерный отход и сохранить население, города, села, промышленные объекты Советской Украины, командующий Воронежским фронтом потребовал быстрейшего сосредоточения армии П. С. Рыбалко в районе Ромн. 3-я гвардейская танковая армия еще с середины августа, сразу же после участия в Курской битве, была выведена в резерв Ставки. Передав технику на доукомплектование 7-го гвардейского механизированного корпуса, который остался в составе Центрального фронта, она сосредоточилась южнее Курска.

В этом районе наша армия находилась немногим более полумесяца. Там в начале сентября в нее влился 9-й механизированный корпус, до того дислоцировавшийся под Ясной Поляной. Кроме того, в составе армии по-прежнему были 6-й и 7-й гвардейские танковые корпуса, 91-я отдельная танковая бригада, 50-й мотоциклетный полк и другие армейские части. [154] Всего армия насчитывала 680 танков и САУ, что составляло 70 процентов танковой техники фронта.

Весь этот период в соединениях и частях армии проходила напряженная работа. Шло укомплектование войск новой материальной частью, людьми. Ремонтировались вооружение, боевая техника, автотранспорт, средства связи. Обкатывались новые танки, устранялись обнаруженные неисправности. Большой вклад в подготовку к предстоящим походам внесли медицинские учреждения, проявлявшие неустанную заботу о раненых бойцах и командирах. День и ночь работали ремонтные части и подразделения, которые вернули в строй не один десяток боевых машин. Непрерывно курсировал транспорт к станциям снабжения — склады пополнялись возимыми запасами.

Одной из главных забот всего командного и политического состава армии была подготовка личного состава к новым боям. Круглосуточно шла боевая учеба в поле. В ее организации принимали участие все командиры, штабы и политорганы. Необходимость такой учебы была особенно важна потому, что в войска влилось молодое пополнение, которое перенимало боевой опыт у героев Сталинграда и Курской дуги, вдохновлялось их стремлением как можно скорее изгнать врага из пределов нашей Родины.

В конце августа — начале сентября воины 3-й гвардейской танковой ожидали нового, большого дела — участия в стратегическом наступлении к Днепру — и предчувствовали, что наша армия, коль она находится непосредственно в распоряжении Ставки, будет использована в этом наступлении на главном направлении.

В этой связи мне вспоминается одно из совещаний, которое провел с руководящим составом П. С. Рыбалко. Это было сразу же после окончания сражения на Курской дуге. Командующий армией только что вернулся из Москвы, где вместе с командующим бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генералом Я. Н. Федоренко был у Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина.

«Хочу вручить ордена отличившимся, — обратился к присутствующим П. С. Рыбалко, — а пока расскажу о встрече с Верховным. Обстановка в Кремле была деловая. Мне сразу же была предоставлена возможность доложить об участии армии в сражении на Курской дуге и о состоянии частей и соединений. Иосиф Виссарионович внимательно меня выслушал, посмотрел на лежавшую перед ним карту и после небольшой паузы сказал, что предстоят события не менее грандиозные, чем были раньше. Нашей армии придется выполнять ответственную роль. Задача будет сложная».

О какой задаче шла речь, мы, участники того совещания, могли только догадываться, но одно знали твердо: нам предстоит [155] идти к Днепру, освобождать Украину. Нас вдохновило то, что о подготовке нашей армии проявляет особую заботу Верховный Главнокомандующий, возлагая на нее большие надежды. Мы гордились и тем, что И. В. Сталин осведомлен о состоянии армии, хорошо знает ее командные кадры. Об этом, например, свидетельствует разговор между И. В. Сталиным и Я. Н. Федоренко, о котором поведал нам П. С. Рыбалко, рассказывая о памятной встрече в Ставке.

Присутствовавший на той встрече Я. Н. Федоренко обратил внимание И. В. Сталина на то, что 3-я гвардейская танковая армия в течение всей Орловской операции мужественно сражалась в составе Брянского и Центрального фронтов, а людей в этой армии награждено сравнительно немного. И. В. Сталин в свою очередь спросил, есть ли у нас представления к наградам. Я. Н. Федоренко ответил, что есть. И. В. Сталин взял представления и начал перечислять генералов и офицеров, давая им точные характеристики, как хорошо знакомым людям. О командире 6-го гвардейского танкового корпуса генерале Зиньковиче отозвался как о хорошем генерале. Заметил при этом, что тому, однако, надо быть потактичнее с подчиненными, что строгость должна быть всегда справедливой.

Увидев фамилию генерала К. Ф. Сулейкова, И. В. Сталин спросил, почему он командует 7-м танковым корпусом. П. С. Рыбалко доложил, что предшественник Сулейкова генерал Рудкин освобожден от занимаемой должности командующим фронтом. Сулейков сменил его. Сталин тогда заметил, что командарм Рыбалко и командование фронта просили присвоить Рудкину звание генерала. Звание ему было присвоено. Теперь он представляется к награде. И в то же время мы, как сказал И. В. Сталин, «угробили» человека, сняв его с должности комкора. И далее: никого без серьезных причин заменять не надо. Торопливость никогда не давала успеха. Так поступать не следовало. Ценить и учить надо командиров, дорожить каждым.

И. В. Сталин называл других генералов и офицеров. По всему было видно, что он знал всех командиров корпусов, чуть ли не всех комбригов танковой армии, живо интересовался их судьбой. И так, очевидно, не только по нашей армии. Верховный Главнокомандующий пристально изучал военные кадры, которые были непосредственными организаторами боев и операций, исполнителями замыслов Ставки.

Генерал П. С. Рыбалко после вручения наград объявил, что в ближайшее время на совещании командного состава мы в деталях обговорим предстоящее дело. Однако уже сейчас, не ожидая подробных указаний, нужно готовить войска к форсированию водных преград, совершенствовать управление, взаимодействие, тщательно заниматься вопросами материального [156] обеспечения подчиненных частей и соединений. Гитлеровцы, как всегда, оставляют после себя опустошенную территорию, разрушают пути сообщения. И потому наши войска должны быть готовы быстро наводить мосты, восстанавливать дороги и т. д.

Где конкретно предстояло участвовать нам в предстоящей операции, мы, естественно, не знали заранее. Но общая ориентировка была ясна. Особое внимание при подготовке бригады мы обратили на совершение стремительных маршей, преодоление рек. За ходом наших учений пристально следили командарм и член Военного совета армии. Они часто бывали в соединениях и лично контролировали действия командного состава.

Генерал П. С. Рыбалко имел привычку прибывать в корпуса и бригады без предупреждения, неожиданно. Случалось, что в ходе марша он встречает командирскую машину на каком-нибудь перекрестке дорог и тут же дает вводную: «Ваш пункт управления находится здесь. Бригаде надо форсировать реку... Определяйте место форсирования. Средства — подручные. В вашем распоряжении мало времени. Действуйте!»

На одном из таких учений побывал у нас член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генерал С. И. Мельников. Танкисты бригады тренировались в оборудовании бродов. Заметив, что, возможно, нам придется своими силами наводить мосты, Семен Иванович приказал собрать командиров батальонов и пригласил нас на переправу, где действовала соседняя бригада.

— Сегодня вы в роли строгих судей, а завтра — командиры этой бригады будут оценивать ваше умение. У вас будут необходимые элементы мостовой переправы. Постарайтесь выполнить задачу в лучшем варианте,

И вскоре такая проверка для нас состоялась. Не все прошло без сучка и задоринки, но в целом наши танкисты справились с задачей успешно. Конечно, это стоило больших усилий, потребовались многие тренировки.

В ходе подготовки к выполнению предстоящих задач большую работу проделали политорганы и партийные организации частей и соединений. Основное внимание в партийно-политической работе в тот период уделялось воспитанию у воинов необходимых качеств для стремительного преодоления такой серьезной водной преграды, каким был Днепр.

Командиры и политорганы проявляли максимальную заботу об обеспечении войск табельными переправочными средствами. Однако их поступило весьма ограниченное количество. Поэтому приходилось в частях и подразделениях своими силами заготавливать отдельные элементы мостов и подручные переправочные средства. [157]

Неоценимую помощь оказало нам Наставление по форсированию рек, изданное Генеральным штабом Красной Армии, в котором был обобщен боевой опыт войск. В соответствии с этим наставлением политуправлением Воронежского фронта совместно с инженерным управлением была издана специальная Памятка бойцу о переправах, в которой излагались способы преодоления крупных водных преград, порядок использования табельных инженерных средств, особенно подручного материала, для переправы личного состава, боевой техники и вооружения, сведения, относящиеся к боевому и другим видам обеспечения.

В тот ответственный период, когда наша армия ожидала сигнала для броска к Днепру, танкисты дневали и ночевали возле боевых машин. Они хорошо сознавали, что, прежде чем выйти к реке, им предстояло преодолеть с боями десятки километров, а всякая неисправность танка в ходе марша могла обернуться отставанием от своей части. Поэтому в нашей бригаде, например, совместно с личным составом ремонтных подразделений с энтузиазмом работали все экипажи. Здесь, как и везде, коммунисты были впереди, став инициаторами борьбы за высокое качество регулировочно-ремонтных работ.

Постоянной заботой командиров, политработников, всех коммунистов нашей бригады было обеспечение частей всем необходимым на марше и в бою. Уточнялся порядок подачи горючего и боеприпасов, ремонтных летучек, санитарных машин, продовольствия. Мы стремились к тому, чтобы никакие неожиданности не сорвали снабжение подразделений материально-техническими средствами. Однако боевая обстановка оказалась сложнее, чем мы предполагали. Трудности возникали непредвиденно. Забегая вперед, расскажу об одном случае, связанном со снабжением личного состава. Уже в ходе наступления к Днепру в районе Прилук мой заместитель по тылу подполковник Н. В. Воловщиков доложил, что с армейского склада, далеко отставшего от передовых частей, недодают некоторые продукты питания, временно ограничилось снабжение хлебом. Правда, бойцы не почувствовали перебоев, так как наши хозяйственники организовали выпечку хлеба у местных крестьян. Однако это не выход из положения.

Что же делать? В бригаде есть зерно, но мука на исходе. Я обратил внимание Воловщикова на то, что сам он из сельской местности и, конечно, знает, что крестьяне при необходимости мелют зерно на домашних ручных мельницах. А мы имеем технику. У нас есть трофейная пекарня, которую мы взяли еще под Сталинградом и с тех пор предусмотрительно, возим с собой. Для создания механической мельницы можно использовать большегрузные немецкие машины, а жернова нетрудно достать в селах. [158] И вот на базе семитонных «бюссингов» мы соорудили две мельницы. Привод к жерновам шел от заднего моста машин. Каждая мельница давала около тонны муки в сутки.

Слух о наших бригадных умельцах проник в армию. Уже на подходе к Днепру, где-то в районе Переяслав-Хмельшщкого, в бригаду прибыли командующий и член Военного совета армии и заслушали мой доклад о состоянии частей и их готовности к форсированию Днепра. После этого П. С. Рыбалко сказал: «А теперь показывайте ваше изобретение. Пришлем к вам хозяйственников из других соединений. Пусть этот опыт будет использован в тыловых подразделениях».

Но вернемся к обстановке в полосе Воронежского фронта. Как уже упоминалось, для развития его наступления нужна была ударная сила, которая с ходу, ломая преграды на своем пути, смогла бы стремительно выйти к Днепру. Такой силой для фронта стала наша 3-я гвардейская танковая армия.

В назначенный район армия перегруппировывалась комбинированным способом: танки, вся тяжелая техника и грузы перевозились из Курска и Тулы по железной дороге; все остальное передислоцировалось своим ходом ночными маршами по трем маршрутам. К 13 сентября колонны колесного транспорта втянулись в леса 50 км северо-восточнее Ромн, в район Терны, Ольшана, Руда. Танки и вся тяжелая техника еще двигались по железной дороге. Фронт в это время уже откатился на запад, и армия получила задачу выйти западнее Ромн. Сюда она прибыла только к 19 сентября. Но в район сосредоточения еще не успели подвезти понтонные части и склады с горючим. Слабая пропускная способность железных дорог не позволила сократить срок перегруппировки войск. Железнодорожные станции Сумы и Виры не были подготовлены для принятия эшелонов, так как противник при отходе разрушил железнодорожное полотно и взорвал мост через реку Псел. Передвижению тяжелой техники армии по железной дороге сильно мешало и авиационное воздействие противника.

Как только главные силы танковой армии вышли в район Ромн, командующий фронтом приказал ей преследовать отступавшего противника в общем направлении на Прилуки, Яго-тин, Переяслав-Хмелышцкий, к 24 сентября выйти к Днепру в готовности незамедлительно форсировать его. В соответствии с этим П. С. Рыбалко решил: преследовать противника, имея в армии двухэшелонное оперативное построение с выделением резервов различного назначения. В первом эшелоне должны были действовать три корпуса: справа, на Ковалин, — 7-й гвардейский танковый, в центре, в направлении на Козинцы, — 9-й механизированный, на левом фланге, на Городище, — 6-й гвардейский танковый; второй эшелон составлял 1-й гвардейский кавалерийский корпус. [159] В связи с ограниченным количеством горючего командующий армией приказал в первую очередь дозаправить боевые машины передовых отрядов — танковые и механизированные бригады, усиленные артиллерией и инженерно-саперными подразделениями.

Наша 91-я отдельная танковая бригада вместе с 50-м мотоциклетным полком составляла резерв командующего армией и была нацелена на решение внезапно возникающих задач.

Принимая такое решение, командующий армией учитывал целый ряд специфических обстоятельств. В частности, ввиду отсутствия мостов на тыловых коммуникациях и большого удаления складов не представлялось возможным полностью заправить всю материальную часть горючим. В армии не было и достаточных разведывательных данных об условиях, в которых придется форсировать Днепр. На путях выхода к реке все дороги были забиты войсками, идущими к линии фронта, и обратным потоком местного населения, возвращающегося из оккупации.

Оценивая решение П. С. Рыбалко, можно с уверенностью сказать, что оно полностью соответствовало сложившейся обстановке. Глубокое оперативное построение танковой армии, создание сильных передовых отрядов в корпусах и мощного армейского танкового резерва позволяло вести преследование отходящего противника круглосуточно, непрерывно наращивая по нему удары. Кроме того, открывались большие возможности для маневра силами и средствами в стороны открытых флангов. Наличие в центре оперативного построения армии — в первом эшелоне — механизированного корпуса создавало благоприятные предпосылки для форсирования Днепра с ходу.

Большое внимание было уделено организации взаимодействия с авиацией. Уточнялись рубежи нанесения массированных ударов для подавления и уничтожения отходящих вражеских группировок и в ходе форсирования реки нашими передовыми отрядами. Определялись районы и время высадки воздушных десантов в районе букринской излучины, а также возможности снабжения по воздуху материальными средствами частей и соединений. Согласовано было взаимодействие с подвижными группами и отрядами общевойсковых армий. Штабы для непрерывной информации об обстановке перед фронтом наступления в ходе боя обменялись офицерами связи.

В танковой армии проводились и другие мероприятия по подготовке к преследованию противника. Однако основная подготовка войск, о которой уже упоминалось, была проведена еще в период нахождения армии в резерве Ставки в районе Курска. Это сыграло решающее значение в достижении армией успеха не только в борьбе за днепровский рубеж, но и во всех последующих операциях на Правобережной Украине. [160]

В минувшую войну заблаговременная подготовка и сколачивание войск, особенно частей, связанных со сложной боевой техникой, как, например, танковой, играли важную роль, давали возможность достичь победы малой кровью. Это особенно хочется подчеркнуть. В танковых частях ратный труд бойцов и командиров — это в первую очередь уровень их воинского мастерства. Танк — оружие коллективного боя, его экипаж — это одно целое. Здесь принцип «один за всех и все за одного», как нигде, является законом жизни.

Несомненно, что воинское мастерство, которое в годы войны было отличительной чертой воинов всех наших родов войск, всегда шло рука об руку с их высоким боевым духом как одной из основ победы. Все воины армии, мастерски владея вверенным им оружием и боевой техникой, горели неугасимым желанием ринуться в бой.

В подъеме высокого боевого духа воинов важную роль сыграла директива Ставки от 9 сентября 1943 года. Ставка приказывала: за успешное форсирование крупных водных преград и закрепление на плацдарме представлять воинов к высшим правительственным наградам; за преодоление Днепра в районе Смоленска и ниже, а также равных Днепру по трудности форсирования рек — к присвоению звания Героя Советского Союза. Содержание директивы было доведено до всего личного состава частей и соединений. Командиры, политработники, партийные и комсомольские организации, фронтовые, армейские и дивизионные газеты широко пропагандировали важность успешного выполнения требований Верховного Главнокомандования по форсированию водных преград с ходу. Новая мощная волна наступательного порыва всколыхнула советских воинов.

Важным средством мобилизации воинов на выполнение боевых задач явилось обращение Военного совета 3-й гвардейской танковой армии ко всему личному составу, в котором, в частности, говорилось: «Спеши, воин! Ты слышишь стоны измученного украинского народа, стонущего под немецким игом. Он с надеждой смотрит на восток и ждет тебя. Пусть тебя на крыльях несет любовь к Родине, пусть неугасимым пламенем в твоем сердце горит огонь священной ненависти к врагу. Вперед, на запад, гвардейцы!»{45}

С сознанием высокого долга перед Родиной гвардейцы-танкисты в весьма ограниченные сроки завершили подготовку к наступлению и в ночь на 20 сентября 1943 года приступили к выполнению боевой задачи. Боевые действия 3-й гвардейской танковой армии развернулись в полосе наступления центральной группировки фронта — 40-й и 47-й армий. 27-я армия [161] генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко была выведена во второй эшелон. На правом фланге фронта, в направлении Киева, наступала 38-я армия; на левом — войска 52-й, 4-й гвардейской и 6-й гвардейской армий обходили полтавскую группировку противника с севера.

Обогнав общевойсковые соединения, 3-я гвардейская танковая армия устремилась к букринской излучине Днепра. Каждый корпус первого эшелона армии наступал в колоннах по двум маршрутам, имея впереди, на удалении 50 — 70 км от главных сил, передовые отряды.

При непрерывной поддержке штурмовиков и бомбардировщиков 2-й воздушной армии передовые отряды стремительно прорывались в тылы и на коммуникации отходивших вражеских войск, захватывали переправы, узлы дорог, с ходу уничтожали арьергардные части и подразделения прикрытия противника, оставленные для обороны опорных пунктов и узлов сопротивления. Преследование велось днем и ночью. Враг не успевал закрепляться даже на выгодных промежуточных оборонительных рубежах. Вслед за передовыми отрядами стремительно продвигались к Днепру главные силы танковой армии, взаимодействующие с общевойсковыми соединениями 40-й и 47-й армий.

В ходе преследования командующий танковой армией на основе новых данных о характере обороны противника на западном берегу Днепра в районе букринской излучины, полученных от штаба фронта и воздушной разведки, внес некоторые коррективы в ранее принятое решение на форсирование. Они заключались в том, что, не ожидая подхода табельных переправочных средств, надо было преодолеть с ходу водный рубеж передовыми отрядами корпусов. Затем, под их прикрытием, развернуть главные силы армии, прежде всего мотопехоту, и форсировать ими Днепр на участке Трактомиров, Канев. Оперативное построение армии не изменялось.

В соответствии с этим решением были уточнены боевые задачи соединений и частей, определены участки форсирования Днепра в букринской излучине. Они составляли для каждого корпуса 10 — 12 км по фронту; протяженность общей полосы форсирования армии достигала 36 км. Танки и артиллерию предусматривалось переправить через реку с подходом понтонно-мостовых переправочных средств и после наводки свайных мостов.

В связи с невозможностью подвести корпусные и армейские табельные переправочные средства к Днепру ко времени выхода туда передовых отрядов командование и штаб армии предусмотрели ряд дополнительных мер, направленных на обеспечение форсирования реки с ходу. Инженерные части собрали на пути движения корпусов деревянные и металлические [162] бочки, лодки различных видов, заготовили бревна и доски от разрушенных строений и другие подручные переправочные средства. Кроме того, с выходом к Днепру предполагалось выделить специальные подразделения для заготовки леса, необходимого для сооружения переправ. К решению этих задач предусматривалось также привлечь местное население.

К исходу 21 сентября передовые отряды 3-й гвардейской танковой армии вышли к Днепру южнее Киева, в районе Козинцы, Григоровка, преодолев за двое с половиной суток около 200 км.

Широкой черной лентой впереди лежал Днепр. Могучий и величавый, он неторопливо катил свои воды в такой непривычной сейчас, гулкой, настороженной тишине, готовой вмиг быть разорванной громогласным гулом орудий, бешеным стрекотом пулеметов и автоматов. Яркие, цветные дуги ракет отражались в зеркальной глади реки. Тишина. Было ясно, что гвардейцы 3-й танковой упредили врага и вышли к Днепру в слабо обороняемом им районе.

Мы все знали: здесь предстоят тяжелые бои. Люди были измотаны в предшествующих боях, но душа советского солдата, которую не истребить, не запугать, радовалась этой долгожданной встрече с Днепром, овеянным славой и легендами.

Здравствуй, Днепр-Славутич, купель русского, украинского и белорусского народов! Много битв ты повидал на своем долгом веку, многих богатырей вырастил. Песчаные откосы твои хранят память о набегах кочевников на Киевскую Русь, о кровопролитных сражениях с половцами и печенегами. Ты отправлял русские полки для битвы на Калке, а в водах твоих гибла татарская конница. Русское, украинское и белорусское воинство основало на твоих берегах десятки крепостей, чтобы защитить Русь от алчных чужеземцев. Ты собирал под крылья свои вольнолюбивых людей и пел славу мужеству казаков Запорожской Сечи. Живительной влагой своей и силой поил Днепр войска Петра Великого, наголову разгромившего шведскую армию под Полтавой. Седой и мудрый Днепр помнит походы славян в Византию и громкие победы Александра Суворова. Могучей преградой вставал Днепр перед армией Наполеона.

Из Херсона — колыбели русского Черноморского флота — уходили на славные ратные дела корабли адмирала Ф. Ф. Ушакова.

Стремительные волны могучей реки несли к ратной доблести корабли Днепровской военной флотилии в годы гражданской войны. На весь мир разнеслась молва о легендарной Каховке, плеяде полководцев, которые водили свои войска по просторам твоих берегов, освобождая их от захватчиков. Днепр вспоил героев-комсомольцев Триполья, погибших за власть Советов, и многих отважных бойцов грозового сорок первого [163] года. Он станет потом свидетелем подвигов свыше двух тысяч Героев Советского Союза, рейдов партизанского соединения дважды Героя Советского Союза С. А. Ковпака, тысяч народных мстителей. Полноводная артерия степей и промышленных гигантов, река легендарной славы ждала теперь своих спасителей.

Наши войска вырвались к Днепру уже на многих участках. На восточном берегу шла подготовка к форсированию. Противник имел пока ограниченные силы. Надо было торопиться, тем более что авиационная разведка выявила выдвижение к рубежу Трактомиров, Григоровка 10-й моторизованной, 19-й танковой и 167-й пехотной вражеских дивизий.

Необходимо было возможно быстрее перебросить на западный берег реки войска и боевую технику, захватить плацдарм и обеспечить сосредоточение на нем главных сил армии для дальнейшего наступления на Белую Церковь. Сразу же после выхода к Днепру была организована разведка русла реки, установлена связь с местным населением, собраны рыбацкие лодки, из подручных материалов заготовлено несколько плотов.

В ночь на 22 сентября 1-й батальон капитана Г. Ш. Балаяна из 69-й механизированной бригады, которой командовал полковник М. Д. Сиянии, с помощью жителей села Козинцы С. Г. Дубняка и А. В. Кречека первым начал переправу. На лодках, плотах и других переправочных средствах подразделения батальона внезапно форсировали Днепр в районе Зарубенцев. Как только первая группа лейтенанта А. И. Алексеева вступила на западный берег реки, она сразу же установила связь с группой партизан из отряда имени В. И. Чапаева во главе с М. А. Спежевым. Партизаны рассказали советским воинам о характере оборонительных сооружений противника, о местах расположения его огневых средств. Они подняли со дна реки затопленный паром грузоподъемностью 100 человек и нашли еще несколько рыбацких лодок. С помощью этих переправочных средств к середине дня 22 сентября Днепр форсировал весь батальон с легким вооружением.

Не успели еще подразделения мотострелкового батальона капитана Балаяна закрепиться на захваченном плацдарме, как к месту переправы подошли передовые части 19-й танковой дивизии гитлеровцев. Они с ходу перешли в атаку, намереваясь сбросить батальон в реку. Долго длился неравный бой. Гвардейцы стояли насмерть. Одна за другой следовали вражеские атаки. В этих боях смертью героя пал капитан Балаян. Командование батальоном принял его заместитель по политической части майор Д. Г. Чубарь. Вот что позже рассказал о подвиге своего друга и командира Дмитрий Григорьевич Чубарь, ставший, как и Гарегим Шегиевич Балаян, Героем Советского Союза. [164]

22 сентября батальон выбил врага из приднепровского села Козинцы. Предстояло форсирование Днепра. В это время командир мотострелков стоял на левом берегу и говорил молодым солдатам: «Поймите, не легко снаряду ночью попасть в утлую лодку. Фашист будет по этому берегу бить, тут опасно. На воде — безопасней. А как за тот берег зацепимся — еще безопаснее будет». И когда батальон форсировал Днепр, Балаян быстро подготовил людей к смертельной схватке с врагом. Задача была одна: удержать и расширить плацдарм.

Вскоре на правобережные позиции со стороны села Григоровка двинулись превосходящие силы вражеской пехоты в сопровождении танков. Наши воины встретили противника метким огнем с близких дистанций. Атака врага захлебнулась, но последовала вторая, за ней бомбежки, и так до следующей ночи, когда через Днепр возобновилась переправа наших войск.

В эту ночь многие солдаты и офицеры батальона подали заявления о приеме в партию. И когда капитан Балаян писал последнюю рекомендацию лейтенанту Ступке, он как бы за, своего подчиненного произнес клятву: «Я тебя, Ступка, недавно знаю. Но я тебя в бою знаю. Большевистской честью за тебя ручаюсь. Бой будет — не подведешь. Сам впереди пойдешь, всех за собой поведешь. Ручаюсь!»

Потом пришел приказ: выбить немцев из Григоровки. И как ни скрытно двигались, противник заметил — открыл шквальный огонь. Появились танки с крестами. Батальон залег. Росли потери. «Или мы поднимем солдат, или нас тут всех положат», — сказал комбат, а потом вдруг крикнул: «Смотрите, это же лейтенант Ступка». Капитан показал на правый фланг, туда, где в предрассветной мгле навстречу вражескому огню, как былинные богатыри, поднимались советские воины — мотострелки батальона. Прошло немного времени, и красная ракета взвилась с окраины села. После полудня батальон уже овладел северо-восточной частью Григоровки. Потери были большие с обеих сторон.

Прошла еще одна ночь. На рассвете фашисты атаковали позиции батальона. Сначала была огневая разведка. Потом полезли танки. А когда загорелись три вражеские машины, противник обрушил шквальный минометный и артиллерийский огонь.

Командир батальона в эти трудные минуты показывал бойцам пример стойкости. Он был на самых жарких и опасных участках, где шел напряженный бой. На одном из участков комбат был тяжело ранен. Вражеский осколок настиг героя в боевых порядках. «Держитесь, держитесь!» — были последние слова Балаяна. А потом он что-то тихо прошептал на азербайджанском языке, может быть, имя своей подруги жизни, [165] имена самых близких ему людей, друзей из родного села Гюлистан Шаумянского района, из которого он в 1939 году ушел в армию, стал кадровым командиром, посмертно — Героем Советского Союза.

Успешно действовал в этом же районе, только несколько южнее, мотострелковый батальон старшего лейтенанта А. А. Пищулина из 51-й гвардейской танковой бригады моего боевого товарища подполковника М. С. Новохатько. Он форсировал Днепр также 22 сентября.

Под покровом густого тумана, незаметно для противника первыми преодолели Днепр четыре отважных комсомольца — сержант Н. Е. Петухов, рядовые В. Н. Иванов, И. Д. Семенов, В. А. Сысолятин. Вступив на берег реки, они сразу же завязали бой с вражеским охранением и отвлекли на себя его внимание. Тем временем на другом участке реки на подручных средствах на противоположный берег переправились несколько групп бойцов из роты лейтенанта Н. И. Синашкина.

Передовые части 10-й моторизованной дивизии противника, подходившие к переправе в районе Григоровки, открыли сильный артиллерийско-минометный огонь. Несколько лодок и плотов, пробитые осколками, начали тонуть. Воины вплавь добирались до правого берега. Вслед за ротой Синашкина преодолели Днепр и остальные подразделения батальона старшего лейтенанта Пищулина. Они сразу же установили связь с партизанами из отряда имени В. И. Чапаева и совместными усилиями выбили врага из Григоровки. Зацепившись за маленький клочок земли, батальон трое суток отражал непрерывные вражеские атаки. В этих боях многие воины пали смертью храбрых, но остальные не отступили с занимаемых рубежей. Старший лейтенант А. А. Пищулин был тяжело ранен, но продолжал командовать батальоном до тех пор, пока не подошло подкрепление.

В это же время в районе Подсино форсировал Днепр мотострелковый батальон капитана В. В. Никитина из 54-й гвардейской танковой бригады (командир полковник И. И. Сергеев). Вступив на правый берег, гвардейцы решительным ударом отбросили противника и обеспечили переправу других подразделений.

За мужество и героизм при форсировании Днепра и захвате плацдарма на его западном берегу многие солдаты и офицеры разведывательных подразделений и передовых частей танковой армии вскоре были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. Среди них: полковники М. Д. Сиянии, И. И. Сергеев, подполковник М. С. Новохатько, майор Д. Г. Чубарь, капитаны Г. Ш. Балаян и В. В. Никитин, старший лейтенант А. А. Пищулин, лейтенант А. И. Алексеев, сержант Н. Е. Петухов, рядовые В. Н. Иванов, И. Д. Семенов, В. А. Сысолятин. [166] Несколько позже звание Героя Советского Союза было присвоено командиру партизанской группы А. В. Тканко.

Весть о первых героях Днепра молниеносно облетела части и соединения не только танковой армии, но и всего фронта. В те дни в войсках широкое распространение получило поздравительное письмо Военного совета фронта, адресованное героям переправы и всему личному составу 51-й гвардейской танковой бригады. В ответ на него комсомольцы соединения приняли обращение, которое было разнесено по войскам армейскими и фронтовыми газетами.

«Комсомольская организация и весь личный состав нашего соединения, — говорилось в обращении, — гордятся смелостью и умением героев переправы через Днепр товарищей Петухова, Сысолятина, Иванова и Семенова.

Их подвиг и поздравление Военного совета фронта воодушевляют нас на новые боевые дела во имя нашей Родины.

Мы, солдаты, не закрываем глаза на предстоящие трудности. Их впереди немало.

Фашистский зверь истекает кровью, предчувствуя свою неизбежную гибель, лютует. Он будет оказывать и оказывает отчаянное сопротивление. Он всячески старается помешать переправе советских богатырей на правый берег великой реки. Он будет пытаться сбросить в Днепр наших героев, переправившихся на западный берег. Будем же стойки, боевые друзья! Мы победили в историческом сражении у Орла! Мы свернем немцу шею и в битве на Правобережье!

Победа зависит от нас, от нашей храбрости и стойкости, нашего боевого мастерства! Мы дорожим великой честью — освободить родную Украину от гитлеровской нечисти, сражаться на Днепре и здесь сломить хребет фашистскому зверю. Для достижения полной победы над врагом мы приложим все силы, знания, умение, мы будем драться так, как наши герои — Петухов, Сысолятин, Иванов и Семенов.

Многие наши комсомольцы следуют их примеру.

Гвардии рядовой В. Голубцов в боях за Днепром уничтожил расчет пулемета противника, захватил пулемет и из него расстрелял 32 фрица.

Автоматчик В. Хабаров уничтожил 2 ручных пулемета противника, захватил вражеский станковый пулемет и из него истребил 40 фашистов.

Рядовой Неманов в атаке был ранен в спину, но в госпиталь не пошел, а сказал: «Пока я способен держать автомат в руках, буду уничтожать фашистов». В этом же бою вышел из строя командир отделения т. Бобашко. Тов. Неманов принял на себя командование отделением и лично уничтожил 5 солдат противника. [167]

Так дерутся все наши комсомольцы, так они выполняют присягу Родине на правом берегу Днепра!

Мы заверяем вас, что будем драться по-суворовски, смело, ловко, стремительно. Не щадя жизни, мы готовы защищать каждый клочок отвоеванной советской земли, готовы двигаться все дальше, вперед, на запад!

Вперед, через Днепр к Киеву и Днепропетровску, Виннице и Львову, к освобождению всей украинской земли!

Смерть немецким захватчикам!»{46}

В дни битвы за Днепр широкоизвестным стало имя механика-водителя гвардии старшего сержанта Марии Лагуновой из 56-й гвардейской танковой бригады. Имя этой мужественной русской женщины носит теперь интернациональный клуб в городе Грейфсвальд в Германской Демократической Республике. Ее именем названа одна из улиц в городе Бровары на Украине. О Марии Ивановне, «сестре Маресьева», создан теперь по сценарию лауреата Ленинской премии писателя С. С. Смирнова документальный кинофильм «Настоящий человек». О ней с благоговением отзываются в части, которая унаследовала традиции гвардейского соединения.

Поначалу о Лагуновой, неистовой в своем стремлении попасть на фронт, заговорили в одном из военкоматов Свердловска, куда она, девятнадцатилетняя девушка, обратилась в сорок первом году с просьбой послать на курсы танкистов. Не отставала до тех пор, пока просьба не была удовлетворена. А судьбу комсомолки, электромонтера с фабрики «Уралобувь», помог определить Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин, которому она послала письмо. В порядке исключения ей разрешалось стать танкистом. Недолгая учеба — и доброволец Мария Лагунова направляется на Волховский фронт. Бой за Малую Вишеру и Будогощь. Первое ранение и возвращение в боевой строй. Участие в знаменитой Курской битве. Танк, управляемый хрупкой девушкой, сквозь огонь дошел до Днепра. Ратные заслуги Марии увенчаны медалью «За отвагу», орденом Красной Звезды. На подступах к Киеву в сентябре сорок третьего ее машина ворвалась в расположение противника. Танк, ведомый ее твердой рукой, неожиданно обрушился на гитлеровцев, которые никак не предполагали, что он может появиться в их тылу. Охваченные паникой, враги разбежались, артиллерийский расчет без единого выстрела бросил свою противотанковую пушку. А советский танк догонял и давил фашистов.

На исходе этого победного боя машина Лагуновой была подбита. Механик-водитель получила тяжелое ранение и очнулась [168] лишь спустя несколько суток в одном из сибирских госпиталей. Горе со всей беспощадностью обрушилось на нее: ампутированы обе ноги. Жизнь, как говорят, висела на волоске. Вопрос «быть или не быть» решался не только врачами, не только однополчанами Марии, которые часто навещали ее и слали ей душевные, ободряющие письма, но и силой воли самой девушки. «Я должна жить, чтобы снова воевать» — этому настойчивому стремлению она подчиняла все свое существо, все свои действия. И смерть отступила от настоящего человека.

«Я не обещаю тебе легкой жизни, Мария, — напутствовал ее при выписке из госпиталя московский профессор В. М. Чаклин. — Но ты пройдешь ее с честью, потому что ты мужественный человек».

После лечения Лагунова вернулась в родную часть, переучилась на телеграфистку и прослужила там до конца войны, вдохновляя своим подвигом танкистов бригады. Она первой принесла однополчанам долгожданную весть о великой победе над фашизмом.

Мария Ивановна из той плеяды русских женщин, каждая из которых, как говорил Н. А. Некрасов, «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», мерой красоты и обаяния которых являются мужество, несгибаемая сила воли, жизнелюбие и патриотизм. Не случайно Марию Ивановну Лагунову встречают танкисты как самого почетного гостя, как бойца-героиню, как любимую маму, как живую легенду. Командир части рапортует ей перед строем об успехах воинов, перед ней торжественным маршем проходят роты полка, к ней обращают люди слова уважения и любви.

Во время одной из встреч с танкистами Мария Ивановна в присутствии изумленных гостей села в танк Т-34 и провела его по полигону.

Как тогда, в сорок третьем, на днепровских рубежах, так и теперь Мария Лагунова восхищает современников сердцем несгибаемого бойца, своей нравственной красотой и силой.

Возвращаясь к рассказу о событиях на Днепре, на главном направлении наступления войск фронта, хотел бы подчеркнуть, что захват мотострелковыми подразделениями передовых отрядов танковой армии населенных пунктов Зарубенцы и Григоровка, а также ряда высот, прилегающих к Днепру, положил начало созданию на правом берегу реки первого плацдарма, получившего название букринского. В последующем этот плацдарм сыграл значительную роль в борьбе за Киев и всю Правобережную Украину.

С вводом в сражение 3-й гвардейской танковой армии морально-психологическое воздействие на противостоявшую группировку противника резко возросло. А это, в свою очередь, лишило вражеское командование всякой надежды на организованный отвод своих войск к Днепру и закрепление на его западном берегу. В то же время стремительный бросок танкистов к букринской излучине создал благоприятные предпосылки для решения войсками фронта главной задачи операции — форсирования Днепра с ходу и освобождения Киева.

В своих воспоминаниях о битве за Днепр Маршал Советского Союза Г. К. Жуков так оценивает роль танковой армии: «Введенная в сражение на участке Воронежского фронта 3-я гвардейская танковая армия П. С. Рыбалко, прибывшая из резерва Ставки, внесла в дело решительный перелом»{47}.

На букринский плацдарм предусматривалось переправлять подходившие к реке главные силы 3-й гвардейской танковой армии и следовавшие за ними войска 40-й армии. 47-я армия получила задачу захватить плацдарм в районе Канева. 27-я армия — второй эшелон фронта — находилась в это время в районе Лубн, то есть в 100 — 125 км восточнее букринской излучины.

Чтобы максимально использовать достигнутый успех, командующий фронтом 22 сентября приказал: войскам 40-й и 47-й армий не позднее 26 сентября выйти на рубеж Юшки, Синявка, Хмельна; 3-й гвардейской танковой армии выполнять ранее поставленную задачу и развивать наступление в направлении Кагарлык, Белая Церковь; 38-й армии форсировать реки Днепр и Ирпень севернее Киева и к 27 сентября овладеть рубежом Демидове, Приорки. Войскам левого крыла фронта{48} — 52-й и 4-й гвардейской армиям — задача не менялась: после разгрома во взаимодействии со Степным фронтом полтавской группировки противника они должны были выйти к Днепру в районе Черкасс.

События развивались стремительно. С наступлением темноты 22 сентября к излучине Днепра южнее Переяслав-Хмельницкого уже подходили главные силы 3-й гвардейской танковой. Мы находились в местах, которые были безмерно дороги каждому нашему бойцу и командиру. И даже в тех, нелегких условиях марша, используя короткие минуты передышки, политработники старались найти возможность, чтобы поведать личному составу об исторических фактах героического прошлого братских народов — русского и украинского, об истоках их давней, нерушимой дружбы, о братской дружбе солдат нашей многонациональной армии, которые не щадили своей жизни ради освобождения Украины. [170]

Я до сих пор помню эти беседы политработников с бойцами, пусть скоротечные, но емкие, зажигательные, которые, без всякого преувеличения, надолго западали в души людей, поднимали их боевой дух, обостряли и усиливали чувство родства между ними, чувство интернационального долга. И теперь я нередко возвращаюсь к тем дням, когда наша фронтовая жизнь давала бесчисленное множество примеров братской дружбы, проверенной и закаленной в огне сражений, заново осмысливаю, насколько важно, удивительно сильно и взрывчато слово старшего о дружбе и товариществе, слово, сказанное вовремя, обращенное к сердцу и разуму солдата.

Да, тогда мы воевали на землях Поднепровья, где за долгие века отгремели многие и многие битвы, в которых прославились богатыри России, Украины, Белоруссии. Память о былом хранят здесь села и города. Она запечатлена даже в их названиях. Великий Букрин, Переяслав. Рассказывали легенду о происхождении названия Переяслав. В 993 году при встрече русского войска с печенегами на реке Трубеж около Переяслава отважный воин Никита Кожемяка вышел на единоборство с печенежским великаном и победил его умом и силой, «перея славу» непрошеного гостя. Город, приняв это громкое имя, издавна берег свою честь, честь русского бойца, мощной крепости на южных границах Киевской Руси. И по сей день, как боевые шрамы, свидетельствуют о его мужестве и стойкости остатки крепостных сооружений в самом Переяслав-Хмельницком и Змиевы валы на подступах к нему.

Уже будучи на букринском плацдарме, мы узнали, что знаменитый Переяслав освобожден частями 10-го танкового корпуса генерал-майора В. М. Алексеева. А некоторое время спустя мы читали Указ Президиума Верховного Совета СССР о переименовании города Переяслав в Переяслав-Хмельницкий в память об исторической Раде, выразившей волю украинского народа быть навеки вместе со своим старшим братом — русским народом. Читали Указ об учреждении ордена «Богдана Хмельницкого, которым награждались отличившиеся в боях офицеры, и поздравляли первых кавалеров этого ордена.

Поздно вечером 21 сентября, не задерживаясь в Переяслав-Хмельницком, части 10-го танкового корпуса, находившегося в оперативном подчинении 40-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко, форсировавшие Днепр правее танковой армии Рыбалко, вышли к букринской излучине в районе Яшников. Считанные часы потребовались передовым частям корпуса для приготовления к одновременному форсированию Днепра несколькими разведывательными группами.

Всему фронту стал известен героический подвиг капитана А. К. Болбаса, заместителя командира 77-го отдельного мотоциклетного батальона, который на рассвете 25 сентября с небольшой [171] группой бойцов форсировал Днепр в районе деревни Балык на самодельных плотах.

Под прикрытием передовых подразделений форсировали Днепр главные силы 309-й стрелковой дивизии, а затем и 68-й гвардейской стрелковой дивизии полковника Г. П. Исакова. В это же время действовавшие в полосе 3-й гвардейской танковой армии части 161-й и 38-й стрелковых дивизий, которыми командовали соответственно генерал-майор П. В. Тертышный и полковник А. В. Богданов, в тесном взаимодействии с мотострелковыми подразделениями 8-го гвардейского танкового корпуса преодолели Днепр в районах Трактомирова и Григоровки.

В эти дни в 40-й армии стало широко известно имя командира 1850-го истребительно-противотанкового полка капитана В. С. Петрова. Его полк одним из первых переправился через Днепр. Это было в ночь на 23 сентября. А утром, уже на плацдарме, снова разгорелся ожесточенный бой. Фашисты яростно атаковали. Таяли силы защитников, но они выстояли. Артиллеристы удержали плацдарм. Враг отступил. В ходе боя командира полка ранило в обе руки, но он не покинул своего боевого поста. Потом были госпиталь, ампутирование обеих рук, полная инвалидность. Казалось, закончился боевой путь офицера-артиллериста. Но Петров вернулся в строй. Он продолжил список Маресьевых — настоящих советских людей, у которых сила воли, любовь к Родине побеждали тяжелый недуг и они снова становились у орудий, садились в самолеты, танки и творили чудеса в бою.

После Днепра Василий Степанович Петров вместе со своей родной частью дошел до Одера и закончил войну дважды Героем Советского Союза.

Осенью сорок третьего среди многочисленных героев 40-й армии прославилась и двадцатилетняя комсомолка из-под Волочанска, с Харьковщины, Мария Щербаченко.

Мария до войны рано познала трудовую жизнь. Умерли родители. Воспитывала братьев. Потом война. Перенесла шесть месяцев фашистской неволи. А когда пришла родная армия, добровольно вступила в ее ряды и стала дочерью полка.

Санинструктор сержант Мария Щербаченко на правом берегу Днепра вынесла из боя 116 раненых бойцов и командиров.

Мария Захаровна с волнением вспоминает тот день, когда весь личный состав родного полка под сенью боевого Знамени поздравил ее с присвоением звания Героя Советского Союза. Командир полка подполковник Подопригора хотел написать ее родным. Но выяснилось, что девушка круглая сирота. Тогда он торжественно объявил перед строем о том, что отныне для Марии отец — командир, а полк — ее родная семья. Позже командир был тяжело ранен и скончался. Спустя 20 лет мукачевские [172] юные следопыты разыскали могилу погибшего героя и сообщили его жене. На могиле приемного отца побывала Мария Захаровна. Она выразила святое чувство благодарности к тем, кто чтит память ушедших в бессмертие.

Уже в наше время боевой подвиг М. З. Щербаченко получил международное признание. 12 мая 1971 года Общество Красного Креста и Красного Полумесяца наградило ее, как человека, проявившего необычайную храбрость при спасении раненых, платиновой медалью «Флоренс Найтгем». Эта медаль учреждена в честь английской медицинской сестры, которая прожила долгую жизнь и около 70 лет посвятила делу оказания помощи раненым на поле боя, вложив в него все свои немалые средства. Флоренс была в России, ухаживала за русскими воинами, получившими ранения в Крымской войне.

За успешное форсирование Днепра, удержание плацдарма на его западном берегу и проявленные при этом героизм и боевое мастерство из состава 40-й армии удостоились звания Героя Советского Союза генерал П. В. Тертышный, полковники М. К. Шапошников, Д. Ф. Дремин, Г. П. Исаков, подполковник Г. М. Шевченко, капитаны А. К. Болбас и Д. П. Потылицын, лейтенант И. Н. Кинешов, младший лейтенант И. М. Бейда, сержанты Г. Т. Ивин и И. М. Котов, рядовые С. И. Козлов, А. М. Куц, Г. С. Гарфункин, Б. Д. Ларионов, А. Д. Воробьев и многие другие. Только в одной 309-й стрелковой дивизии этого высокого звания было удостоено 47 воинов.

Мне бы хотелось назвать еще одного героя тех дней, танкиста генерал-майора М. И. Зиньковича. В период боев за Днепр он командовал 6-м гвардейским танковым корпусом, который действовал совместно с 40-й армией.

Митрофана Ивановича, моего земляка с Могилевщины, я хорошо знал по Курской битве. К началу новой операции он уже пользовался заслуженной боевой славой. За успешное руководство действиями корпуса, за личную храбрость и мужество Советское правительство удостоило его ордена Суворова II степени и двух орденов Красного Знамени. Но 24 сентября жизнь его оборвалась. Руководя переправой частей корпуса через Днепр, он был тяжело ранен и вскоре скончался. Ныне в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны можно увидеть китель Героя Советского Союза Митрофана Ивановича Зиньковича, пробитый вражеским осколком.

Теперь несколько слов об обстановке, в которой проходили бои 6-го гвардейского танкового корпуса в полосе 40-й армии.

С выходом передовых частей Воронежского фронта к Днепру Ставка отдала директиву, в которой указывалось: «... Немедленно форсировать его на широком фронте с целью рассредоточить [173] внимание и силы противника. Зенитные средства выдвинуть к переправам для падежного обеспечения их от ударов противника»{49}.

Ставка требовала также немедленно ликвидировать предмостные укрепления противника восточное Киева и у Канева и завершить освобождение всей Левобережной Украины.

Командующий Воронежским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин в соответствии с этой директивой уточнил задачи войск: 3-й гвардейской танковой армии было приказано ускорить переправу главных сил на захваченные плацдармы, а частью сил нанести удар вдоль левого берега Днепра на Канев и во взаимодействии с войсками 47-й армии отрезать гитлеровцев от переправ. Командующий фронтом потребовал от генерал-лейтенанта авиации С. А. Красовского принять необходимые меры для незамедлительного перебазирования частей и соединений на ближайшие к Днепру аэродромы, сосредоточивая их главные усилия на обеспечении ударной группировки фронта, ведущей бои по расширению плацдарма в районе букринской излучины.

В то время как главные силы 3-й гвардейской танковой и 40-й армий вели боевые действия по форсированию Днепра, 6-й гвардейский танковый корпус генерал-майора М. И. Зиньковича нанес удар вдоль левого берега реки на Канев. Как только противник установил движение гвардейцев-танкистов, он выставил против них сильные заслоны и приостановил их наступление, продолжая спешно отводить свои дивизии за Днепр. С подходом главных сил армии удары по врагу усилились. Гитлеровцы вынуждены были оставить плацдарм и отойти за Днепр, взорвав за собой переправы. Предмостный плацдарм у Канева был ликвидирован.

Когда 40-я армия выбила противника с предмостного плацдарма в районе Канева, сюда же подошли и войска 47-й армии. 206-я и 218-я стрелковые дивизии, которыми командовали соответственно полковники Н. М. Ивановский и С. Ф. Скляров, с ходу форсировали реку на подручных средствах и закрепились на захваченном плацдарме. Еще один плацдарм в районе Селище (севернее Киева) в эти дни был создан частями 23-й и 30-й стрелковых дивизий.

Большие заслуги в успешном выходе главных сил 47-й армии к Днепру принадлежат ее подвижной группе — 3-му гвардейскому механизированному корпусу, которым командовал генерал-майор В. Т. Обухов.

Решение командующего армией о выдвижении впереди своих войск механизированного корпуса, думается, было вызвано не только чисто оперативными соображениями и обстоятельствами. [174] Командующий по достоинству ценил большой боевой опыт генерала В. Т. Обухова, глубоко верил в его командирский талант, в его способность организовать действия корпуса в весьма сложных условиях.

Говорю об этом не интуитивно, а по праву человека, хорошо знавшего Виктора Тимофеевича Обухова по многим фронтовым делам. Военная судьба свела нас еще в самом начале Великой Отечественной войны на полях Белоруссии. В. Т. Обухов командовал 26-й танковой дивизией, а я — ее 51-м полком, о чем уже говорилось в предыдущей главе. Хотелось бы только добавить, что и в тех труднейших условиях комдив Виктор Тимофеевич Обухов сумел показать себя умелым, волевым организатором боя, находил разумный выход из самых критических ситуаций, которых тогда было немало. Под напором численно превосходящего противника мы отходили на восток, ведя тяжелые сдерживающие бои.

О незаурядных качествах своего первого комдива времен минувшей войны я был наслышан уже в те далекие дни июня сорок первого, многое о нем узнал позже. Очевидно, о некоторых штрихах его нелегкой биографии небезынтересно будет знать всем читателям, поскольку эти штрихи являются характерными для образа наших командиров той поры.

Свой солдатский путь В. Т. Обухов начал в мае 1918 года бойцом Оренбургского красногвардейского отряда. Через месяц он лишился отца, который был убит бандой атамана Дутова за то, что сын казака встал под Красное знамя Советов.

В классовых боях с врагами Советской власти выкристаллизовалось мировоззрение молодого бойца. Он стал коммунистом. Воевал помощником командира сотни на Восточном фронте, был инструктором политотдела армии. Служил в экипаже поезда ВЦИК «Красный казак» на Южном фронте, командовал кавалерийским полком на Туркестанском фронте, воевал с басмачами, был комиссаром полка, начальником Минского кавалерийского училища, участвовал в разгроме японской военщины на Халхин-Голе.

В Викторе Тимофеевиче гармонически сочетались хорошие навыки военачальника и политического работника. Образованный, культурный генерал, окончивший до войны Высшую кавалерийскую школу, Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе, он быстро «переквалифицировался» на танковые войска в предвоенный период. Нас, людей, знавших В. Т. Обухова по фронтовым дорогам, всегда восхищали его непреклонная воля и душевность, способность быстро и уверенно оценивать обстановку, принимать наиболее целесообразные решения.

С генералом В. Т. Обуховым мне довелось встречаться и когда он был заместителем генерал-инспектора кавалерии Красной Армии, а также в послевоенную пору в Группе советских [175] войск в Германии, где он занимал один из высоких командных гостов. Талант генерала В. Т. Обухова был признан многими.

Но вернемся к событиям конца сентября 1943 года, продолжим рассказ о действиях 3-го гвардейского механизированного корпуса под командованием генерал-майора танковых войск В. Т. Обухова.

Боевые действия корпуса вылились в преследование отступавших частей 24-го танкового корпуса противника, которое велось круглосуточно по двум маршрутам. В голове колонн следовали передовые отряды в составе танкового батальона, усиленного десантом автоматчиков, истребительно-противотанковой артиллерией и саперами. Отдельные мотострелковые части из-за большого некомплекта автотранспорта совершали преследование пешим порядком.

Несмотря на весьма сложные условия, гвардейцы механизированного корпуса стремительно продвигались вперед, сбивая отряды прикрытия вражеских войск. К 19 сентября они достигли города Хорол и внезапной атакой с ходу овладели им. В этот же день корпус форсировал реку Сула южнее Лубн и устремился на Золотоношу, чтобы перерезать пути отхода вражеских войск из-под Полтавы на Канев и Черкассы, а также железнодорожную магистраль Нежин — Черкассы.

Обходя опорные пункты и узлы сопротивления вражеских войск, передовые части 7-й и 8-й гвардейских механизированных бригад, которыми командовали полковник М. И. Родионов и генерал-майор Д. Н. Белый, на рассвете 22 сентября ворвались на северо-западную и восточную окраины Золотоноши. Вслед за ними продвигалась 9-я гвардейская механизированная бригада полковника П. И. Горячева. В городе поспешно переходили к обороне разрозненные части 112-й и 34-й пехотных дивизий, прикрывавших отход главных сил 24-го танкового корпуса гитлеровцев на Канев.

Командир корпуса решил, не ожидая сосредоточения всех сил, нанести удар по вражескому гарнизону одновременно с северо-запада и востока, расчленить его на части и уничтожить.

После короткой артиллерийской подготовки части 7-й и 8-й гвардейских механизированных бригад, ворвавшихся в город, возобновили наступление. Вскоре была введена в бой подошедшая 9-я гвардейская механизированная бригада, которая нанесла удар по гарнизону врага с юго-запада. Завязался жаркий бой. Отдельные улицы и дома по нескольку раз переходили из рук в руки.

В уличных боях отличились многие воины-гвардейцы механизированного корпуса. Смертью героя нал заместитель командира 8-й гвардейской механизированной бригады по политической [170] части подполковник В. М. Тюлин, руководивший боем частей бригады на одной из улиц города. Верный сын Родины, пламенный коммунист, Тюлин личным примером мужества и презрения к опасности вдохновлял бойцов в критический момент боя. Умело маневрируя по улицам города, смело действовал танковый батальон капитана А. С. Данилова из 45-го гвардейского танкового полка.

Как яростно ни сопротивлялись фашисты, гарнизон Золотоноши был расчленен на части и, понеся огромные потери, вынужден был отступить.

Не успели части корпуса привести себя в порядок после ожесточенных боев, как разведка установила приближение к Золотоноше колонн танков и мотопехоты с артиллерией из состава 24-го танкового корпуса, отходивших из-под Полтавы на соединение с каневской группировкой. Гитлеровцы стремились выбить танкистов генерала Обухова из Золотоноши, прорваться к Каневу и сохранить за собой в этом районе переправы через Днепр.

Несмотря на физическую усталость личного состава, большой некомплект в частях боевой техники и вооружения, командир корпуса решил встретить противника организованным огнем и разгромить его. Снова вспыхнули уличные бои, завершившиеся поздним вечером, с подходом в этот район 218-й стрелковой дивизии полковника С. Ф. Склярова, полной победой над врагом и освобождением города. Над Золотоношей взвился Государственный флаг нашей Родины.

Успех 3-го гвардейского механизированного корпуса закрепили главные силы 47-й армии. К 23 сентября ее соединения вышли на рубеж Чепилки, Гельмязово, Золотоноша. Здесь они снова встретили упорное сопротивление главных сил 24-го танкового корпуса, прикрывавших подступы к переправам через Днепр у Канева. Соединения армии находились всего в 20 — 35 км восточнее Канева, но из-за большой усталости и слабой обеспеченности танками и артиллерией не смогли пробиться через вражеский заслон и сорвать начавшуюся переправу войск противника через Днепр. Не оказала должной поддержки войскам армии и взаимодействовавшая с ней авиация 2-й воздушной армии, которая летала на предельном радиусе, весьма ограниченными силами. Днем позже передовые части 47-й армии достигли Днепра севернее и южнее Канева и приступили к форсированию с ходу.

Наступление ударной группировки Воронежского фронта па Левобережной Украине завершилось выходом к Днепру и захватом отдельных разрозненных плацдармов на правом берегу реки, в районе букринской излучины. Начались боевые действия по их объединению в один общий плацдарм. Однако темпы наращивания усилий войск передовых частей ударной [177] группировки были недостаточными, так как из-за отсутствия тяжелых понтонов задерживалась переправа на захваченные плацдармы танков, самоходно-артиллерийских установок и артиллерии.

В то же время к букринской излучине Днепра гитлеровское командование спешно перебрасывало из состава 4-й танковой и 8-й армий четыре пехотные, две танковые и одну моторизованную дивизии. Этими силами оно рассчитывало разгромить советские войска на плацдарме, сбросить их в Днепр и восстановить свою оборону на его западном берегу.

Чтобы ускорить разгром вражеских войск, подошедших к букринской излучине, и оказать содействие наступавшим войскам, в ночь на 24 сентября в тыл противника были выброшены 3-я и часть 5-й воздушно-десантных бригад — всего около 4,5 тысячи человек. Общее руководство десантированием осуществлял заместитель командующего авиацией дальнего действия генерал-лейтенант авиации Н. С. Скрипко. Десантирование было произведено на большой площади, в полосе от Ржищева до Черкасс, в 10^-15 км от линии фронта. Значительная часть десантников из-за плохой разведки районов десантирования была выброшена на боевые порядки вражеских войск.

Несмотря на сложные условия, десантники мелкими группами с ходу вступали в неравный бой с противником, сковывая его силы. К концу сентября с помощью партизанского отряда «Батя» около тысячи десантников под общим командованием подполковника Сидорчука удалось объединить в воинскую часть, которая располагалась в Таганчанском лесу. К десантникам вскоре присоединились партизаны Каневского и Черкасского районов. Совместными усилиями они развернули борьбу с немецко-фашистскими захватчиками, содействуя войскам фронта в форсировании Днепра и боях по расширению плацдармов на его восточном берегу. Однако должного влияния на ход операции они не оказали.

Но, несмотря на неудачу воздушного десанта, советские войска непрерывно наращивали свои силы на букринской излучине. К 26 сентября все стрелковые войска 40-й армии (без артиллерии) находились уже на плацдарме. 3-я гвардейская армия к этому времени переправила три механизированные бригады 9-го механизированного корпуса генерала К. А. Малыгина и мотострелковые батальоны танковых бригад с легким вооружением.

Переправа танков и другой тяжелой техники задерживалась из-за отсутствия тяжелых понтонов. Правда, были попытки использовать для этой цели другие средства. Так, в ночь на 24 сентября в 3-й гвардейской танковой армии было решено переправить самоходно-артиллерийские установки и танки [178] на легких переправочных средствах, предназначенных для десантно-паромной переправы живой силы с легким вооружением. В связи с тем, что грузоподъемность этих переправочных средств была весьма ограничена, пришлось с помощью специального настила соединять вместе по два таких парома. За ночь удалось переправить более десяти легких самоходок в районе Трактомирова. На этих же легких лодках-паромах, дополнительно усилив их специальным настилом, были переправлены два средних танка. При погрузке третьего танка паром не выдержал. Танк затонул у берега, но его быстро извлекла из воды заранее созданная ремонтно-эвакуационная группа. Дальнейшую переправу танков пришлось временно приостановить.

Для наращивания усилий ударной группировки на букринском плацдарме командующий Воронежским фронтом 27 сентября ввел в сражение свой второй эшелон — 27-ю армию генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко, находившуюся в районе Переяслав-Хмельницкого.

Второй эшелон фронта начал переправу через Днепр в полосе боевых действий 3-й гвардейской танковой и 40-й армий. Переправа проводилась под воздействием сильного артиллерийско-минометного огня и бомбовых ударов противника. По мере переправы и сосредоточения на плацдарме частей 147, 100 и 155-й стрелковых дивизий они вводились с ходу в бой для отражения вражеских контратак. Поэтому продвижение наших войск на плацдарме оставалось незначительным.

Но так было на главном направлении, в центре наступления фронта. В то время как действовавшие здесь войска вели бои за удержание и расширение букринского плацдарма, не менее интересные и напряженные события развернулись на правом крыле войск фронта, где соединения 38-й армии вели борьбу с противником непосредственно на киевском направлении. Боевые действия армии развернулись первоначально у Дарницы. Передовые части армии, наступавшие непосредственно на Киев, отбросили противника на рубеж Летки, Бобрик, Барышевка, но прорвать этот предмостный, заранее подготовленный рубеж, удаленный от Киева на 30 — 35 км, не удалось. Вражеское командование развернуло там до семи дивизий, прикрывая отход главных сил 4-й танковой армии за Днепр по двум уцелевшим мостам.

Учитывая, что дальнейшие фронтальные атаки могут привести к излишним потерям в живой силе и боевой технике, к утрате драгоценного времени, генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов по приказу командующего фронтом оставил для продолжения наступления на прежнем направлении три левофланговые дивизии и одну танковую бригаду, а главные силы перегруппировал в район севернее Киева. Эти силы вышли к Днепру на [179] участке Сваромье, Осещена и с 25 сентября приступили к форсированию реки.

Армия не располагала табельными переправочными средствами. Часть их была задействована для преодоления Десны, а основные силы 108-го понтонно-мостового батальона из-за недостатка автотранспорта значительно отстали. Растянулась на большую глубину по оси наступления и артиллерия. Только часть артиллерийских полков и несколько дивизионов гвардейских минометов — «катюш» передовых стрелковых дивизий переправились через Десну и развернулись на новых огневых позициях. В связи с большой растяжкой путей подвоза многие части, вышедшие к Днепру, испытывали острый недостаток в боеприпасах и продовольствии.

К моменту выхода 51-го стрелкового корпуса генерал-майора П. П. Авдеенко к Днепру противник уже успел переправить на правый берег 208, 82 и 327-ю пехотные дивизии, которые закрепились на рубеже Казаровичи, Приорка (в окрестностях Киева).

Поздно вечером 26 сентября группа в 25 человек, возглавляемая коммунистом старшим сержантом П. П. Нефедовым из 842-го полка 240-й стрелковой дивизии полковника Т. Ф. Уманского, на четырех рыбацких лодках переправилась через Днепр и к рассвету окопалась на правом берегу реки.

Вслед за этой группой форсировали Днепр стрелковые батальоны капитанов В. А. Саввы и Ф. В. Ванина, а за ними — главные силы дивизии. Большую помощь воинам оказывали местные жители приднепровских сел и деревень. Они охотно выполняли роль проводников, разведчиков, помогали готовить переправочные средства, подносили к реке припрятанные от гитлеровцев лодки. Только в полосе наступления 38-й и частично 60-й армий, на участке Казаровичи, Староселье (севернее Киева), советским частям и соединениям было передано 330 рыбацких лодок.

Почти одновременно с 240-й стрелковой дивизией Днепр под Ново-Петровцами форсировала 180-я стрелковая дивизия полковника Ф. П. Шмелева. Утром следующего дня на западном берегу Днепра оказались воины 167-й стрелковой дивизии генерал-майора И. И. Мельникова, форсировавшие Днепр в районе Вышгорода. Подразделения дивизий с ходу вступили в бой с передовыми частями 82-й и 327-й пехотных дивизий, поспешно закрепившихся на правом берегу реки. Под прикрытием 167-й дивизии днем и ночью преодолевали реку все новые и новые подразделения и части корпуса.

За проявленную доблесть, мужество и отвагу только в 240-й стрелковой дивизии звания Героя Советского Союза удостоились 45 солдат, сержантов и офицеров во главе с ее командиром полковником Т. Ф. Уманским. [180] При форсировании Днепра севернее Киева сначала были образованы два тактических плацдарма, которые вскоре были объединены в один. Это был плацдарм оперативного значения, получивший название лютежского, сыгравший в ноябре решающее значение в освобождении Киева. А в конце сентября вражеское командование было вынуждено перебрасывать сюда дополнительные силы и средства из-под Киева и Дарницы. В результате существенно ослаблялась вражеская группировка, оборонявшая предмостные укрепления на восточном берегу Днепра.

Ликвидацию дарницкого плацдарма гитлеровцев командующий 38-й армией возложил на 50-й стрелковый корпус генерал-майора С. С. Мартиросяна. В помощь корпусу по приказу командующего фронтом была направлена 56-я гвардейская танковая бригада из 3-й гвардейской танковой армии. Танкисты нанесли удар вдоль левого берега Днепра в северном направлении, совместно со стрелковыми соединениями выбили врага из населенных пунктов Гоголев, Борисполь и создали угрозу охвата фланга дарницкой группировки с юга. Стремясь предотвратить нависшую угрозу окружения своих войск на восточном берегу Днепра, вражеское командование 28 сентября отвело свои части за Днепр, а имевшиеся в районе Дарницы переправы взорвало.

Успеху 38-й армии при форсировании Днепра и особенно осуществлению маневра силами и средствами на лютежское направление во многом способствовало стремительное наступление соседнего справа Центрального фронта. Этому успеху помогли действия войск его левого крыла: 13-й и 60-й армий и 7-го гвардейского механизированного корпуса, которыми командовали соответственно генерал-лейтенанты Н. П. Пухов, И. Д. Черняховский, И. П. Корчагин.

Наступление Воронежского фронта при подходе к Днепру и в ходе его форсирования осуществлялось, как уже упоминалось, на широком фронте. Если центр был нацелен на Переяслав-Хмельницкий, правое крыло — на Киев и севернее, то левое крыло выходило на черкасское направление. В состав войск этого крыла Воронежского фронта входили 52-я армия генерал-лейтенанта К. А. Коротеева и 4-я гвардейская армия генерал-лейтенанта И. В. Галанина.

К 22 сентября эти армии отбросили противостоящие части противника на рубеж Бригадировка, Деменцы, Даньки. В результате его полтавская группировка, насчитывавшая семь дивизий, оказалась охваченной с северо-запада. Над ней нависла угроза окружения. Одновременно с востока к Полтаве подошли войска 5-й гвардейской армии генерал-лейтенанта А. С. Жадова и 53-й армии генерал-лейтенанта И. М. Манагарова из Степного фронта. Затем воины Степного фронта обошли город [181] с севера и юга. 23 сентября они ворвались на его окраины и при содействии 4-й гвардейской армии Воронежского фронта ночным штурмом освободили от гитлеровских оккупантов древний украинский город, важный узел железных дорог — Полтаву.

В ознаменование этой победы столица нашей Родины Москва салютовала 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий. 12 соединений и частей Степного фронта были удостоены почетного наименования Полтавских.

Войска двигались пологоволнистыми полями, сменяющимися рощами и светлыми борами, в которых, казалось, вымерла жизнь. Однообразную степь лишь кое-где прерывали курганы, западины да глубокие воронки.

Полтава, раскинувшаяся на правобережном плато Воркслы и трех высоких холмах, встречала своих освободителей хлебом-солью. Люди отрывали от себя последний запас, чтобы от всего сердца угостить солдат, отблагодарить за столь желанную свободу, за возвращенную радость.

Войска проходили мимо памятников старины, которые говорили о бессмертной доблести петровских полков, разгромивших у стен Полтавы армию Карла XII. Мимо взметнувшейся ввысь стальной колонны — памятника Славы русского оружия, мимо монументального сооружения в честь Петра Первого на том месте, где он почивал после подвигов своих. Бойцы и командиры вглядывались в памятник коменданту Полтавской крепости полковнику Келину, герою Отечественной войны 1812 года, в надгробные плиты братских могил русских солдат, отстоявших свое Отечество,

Былая слава роднилась с новой. Новая черпала вдохновение в былой. Солдаты мысленно клялись с честью пронести боевые Знамена своих частей через грядущие бои и сражения. К этому звали их героические традиции мужественных предков, вел пример героев-командиров.

Разгромив совместно с войсками Степного фронта полтавскую группировку врага, войска левого крыла Воронежского фронта продолжали теснить противника в юго-западном направлении. С выходом к Днепру соединения 52-й армии передали свои участки 4-й гвардейской армии, а сами перегруппировались в полосу 47-й армии с целью форсирования реки у Канева.

Как показал опыт преследования отступавшего противника на Левобережной Украине и последовательного форсирования крупных водных преград, особенно Днепра, такие операции сопряжены с огромными трудностями. Переправы уязвимы: они могут быть разрушены артиллерийско-минометным огнем и ударами авиации. Реки затрудняют маневр из глубины вторыми эшелонами и резервами, изолируют переправившиеся войска, ведущие боевые действия по расширению плацдарма, [182] от органов тыла. А это, в свою очередь, вызывает перебои в снабжении войск всем необходимым.

Но и в таких сложных условиях войскам Воронежского фронта к концу сентября удалось форсировать Днепр всеми армиями и захватить на западном берегу девять небольших по размерам, но очень важных в оперативно-тактическом отношении плацдармов. Наиболее крупными из них были букринский и лютежский.

Оценивая ход боевых действий по расширению захваченных плацдармов, командующий Воронежским фронтом в своем боевом распоряжении от 28 сентября отмечал недопустимо медленное продвижение войск. «Необходимо, — указывал генерал армии Н. Ф. Ватутин, — всемерно ускорить темпы переправы войск на правый берег Днепра, особенно артиллерии, танков, минометов и PC. Всю артиллерию, ожидавшую переправы, расположить на огневых позициях на левом берегу, имея передовые наблюдательные пункты в боевых порядках войск на плацдарме»{50}.

Немецко-фашистские войска, непрерывно контратакуя, прилагали огромные усилия, чтобы сбросить наши части в реку и восстановить фронт обороны по западному берегу Днепра, Развернулась ожесточенная борьба и в воздухе. Несмотря на сложную обстановку, когда еще не были оборудованы захваченные у немцев аэродромы на подступах к Днепру, летчики 2-й воздушной армии проявили высокое воинское мастерство и массовый героизм. Особенно напряженными были воздушные бои над районом букринской излучины. Только во второй половине сентября там было проведено 211 воздушных боев, в которых враг потерял около 200 самолетов.

На плацдармах

К концу сентября Днепр был форсирован нашими войсками на огромном фронте севернее и южнее Киева. Ставка приказала Воронежскому фронту прочно закрепить за собой плацдармы па правом берегу Днепра, подготовить и нанести удар в направлении Кагарлык, Фастов, Брусилов во взаимодействии с войсками левого крыла Центрального фронта, которые должны были нанести удар в общем направлении на Чернобыль, Иванков, Радомцшль, разгромить киевскую группировку противника и овладеть Киевом.

Для выполнения этой задачи Н. Ф. Ватутин решил охватить фланги киевской группировки противника с севера и юга. Наша 3-я гвардейская танковая армия входила в состав главной ударной группировки фронта. Этой группировке предстояло [183] первоначально объединить разрозненные плацдармы в районах букринской излучины, Канева и Селище в один общий плацдарм, а потом развернуть общее наступление на Брусилов. Танковой армии П. С. Рыбалко было приказано не позднее утра 3 октября завершить переправу танков на букринский плацдарм, имея в виду наступать в полосе 27-й армии в качестве подвижной группы фронта.

Подготовка к наступлению проходила в сложной обстановке. Войска отражали яростные контратаки противника и продолжали бои по расширению плацдарма. Тем не менее командиры, штабы, партийно-политические органы провели большую работу по подготовке войск к выполнению ответственной боевой задачи.

Большое внимание по-прежнему уделялось накапливанию сил и средств на букринском плацдарме. 29 сентября, спустя неделю после выхода передовых отрядов 3-й гвардейской танковой армии к Днепру, в ее состав прибыла 6-я понтонно-мостовая бригада. Под непрерывным огнем артиллерии и ударами авиации противника она построила шесть паромных переправ и два понтонных моста, что резко повысило темпы переправы на букринский плацдарм танков, самоходно-артиллерийских установок и артиллерии.

Наступление ударной группировки фронта началось 30 сентября после мощного удара артиллерии и авиации по боевым порядкам противника. Пехота с танками, сопровождаемая огневым валом артиллерии, ринулась в атаку, но натолкнулась на плотную, хорошо организованную оборону врага{51}. Поэтому продвижение наших войск было незначительным. Нашим танкистам и стрелковым частям удалось лишь достичь северовосточной окраины Великого Букрина и соединиться с войсками, действовавшими на плацдарме в районе Григоровки. Дальнейшее наступление из-за ограниченного количества танков и самоходной артиллерии развития не получило.

В первых числах октября противник перегруппировал с неатакованных участков и из глубины дополнительные силы и средства и предпринял ответные контратаки и контрудары. Контратакующие пехота и танки поддерживались авиацией, которая совершала от 500 до 2200 самолето-вылетов в день. В результате наши активные действия под Букрином временно прекратились. Мы здесь готовились к возобновлению наступления, которое было назначено на 12 октября.

Тем временем на правом крыле фронта войска 38-й армии продолжали наращивать силы и средства на лютежском плацдарме. С потерей Лютежа немецко-фашистское командование перегруппировало свои силы и возобновило контратаки по всему [184] фронту. Стало очевидным, что дальнейшая борьба за расширение плацдарма будет зависеть от быстроты переправы на правый берег тяжелого вооружения, особенно танков и самоходно-артиллерийских установок.

И здесь мне хочется рассказать об одном замечательном эпизоде из боевой деятельности наших танковых войск в минувшую войну, который положил начало вождению танков по дну, получившему в наше время широкое распространение.

Это случилось в 5-м гвардейском танковом корпусе генерал-лейтенанта танковых войск А. Г. Кравченко. Корпус получил задачу форсировать Днепр в полосе 51-го стрелкового корпуса у Лютежа и совместно с его соединениями расширить плацдарм, имея в виду в дальнейшем нанести удар в обход Киева с северо-запада. При постановке этой задачи командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин обратил внимание генерала Кравченко на сложность преодоления Десны на подступах к Днепру и указал, что на постройку моста через нее под грузы потребуется не менее 8 — 10 суток. Таким образом, будет упущено главное — своевременность оказания поддержки передовым частям 38-й армии, ведущим тяжелые бои за удержание плацдарма на правом берегу Днепра. Надо искать возможность преодолеть Десну вброд.

Штаб корпуса организовал разведку. Был выбран участок переправы в районе Летки, где ширина реки достигала 280 м, при максимальной глубине 2 м. Во время разведки реки комсомольцы 20-й гвардейской танковой бригады сержанты С. Кривенко и И. Горбунов несколько раз ныряли в ледяную воду, чтобы изучить дно реки.

Так как глубина брода значительно превышала тактико-технические возможности танков по преодолению водных преград, особое внимание было уделено их подготовке к подводному вождению. Все люки и отверстия танков уплотнялись паклей и ветошью, промасленными солидолом, выхлопные трубы двигателей удлинялись специально изготовленными брезентовыми рукавами и при погружении танков в воду выводились на поверхность реки. Оптические приборы обертывались водонепроницаемыми материалами. Личный состав проявлял большую изобретательность в подготовке машин к переправе. Так, например, в 22-й гвардейской танковой бригаде были изготовлены и установлены на башнях специальные козырьки для прикрытия пушек. В некоторых подразделениях были сделаны плавающие воздухоприемники с гофрированными шлангами, обеспечивавшие доступ воздуха в танк даже при полном погружении его в воду.

Инженерные войска 38-й армии, возглавляемые генерал-майором Н. В. Крисановым, оборудовали пути подхода танков к реке и места спуска их на воду, навели паромные переправы. [185] На ряде болотистых участков поймы саперы уложили жердевые и хворостяные настилы.

Переправа корпуса через Десну началась на рассвете 4 октября. Танки шли вброд, а остальные части корпуса — по двум паромно-десантным переправам и на рыбацких лодках. Скорость танков не превышала 6 — 7 км в час. Механики-водители вели танки по азимуту, руководствуясь указаниями командиров танков, которые передавались по танковому переговорному устройству. По одной колее можно было пропускать не более трех танков, так как грунт вымывался из-под гусениц, что приводило к увеличению глубины брода.

На практике преодоление таких широких и глубоких водных преград танками вброд осуществлялось впервые. Опыт этой переправы показал, что тактико-технические возможности танков при преодолении рек вброд, даже при самых примитивных усовершенствованиях, могут быть значительно повышены.

Переправившись через Десну, 5-й гвардейский танковый корпус в тот же. день вышел к Днепру, в течение последующих двух ночей под прикрытием стрелковых соединений переправился на четырех паромно-десантных переправах на лютежский плацдарм и принял участие в его расширении.

5 октября Ставка передала из Центрального в Воронежский фронт 13-ю и 60-ю армии, а тремя днями раньше переподчинила 52-ю и 4-ю гвардейскую армии Воронежского фронта Степному фронту. Соответственно были установлены новые разграничительные линии между фронтами. Этим мероприятием преследовалась цель сосредоточить управление всеми армиями, действовавшими на киевском направлении, в руках одного командующего, направить усилия этих армий на выполнение главной задачи — освобождение Киева.

В связи с резким увеличением количественного состава войск правого крыла Воронежского фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин решил охватить левый фланг 4-й танковой армии противник{52} и во взаимодействии с войсками, наступавшими в букринской излучине в направлении на Брусилов, разгромить ее. Главный удар нанести с букринского плацдарма силами 40, 27 и 3-й гвардейской танковой армий. Второй удар планировался силами 38-й армии с лютежского плацдарма, а обеспечивался с запада ударом 60-й армии с плацдарма в районе Страхолесье.

В период подготовки к новому наступлению, которая длилась с 6 по 10 октября, инженерные войска фронта, возглавляемые генерал-майором инженерных войск Ю. В. Бордзиловским, собрали на Днепре 40 паромов. Одновременно они [186] навели 15 наплавных паромных мостов. Два из них, в районе Григоровки и южнее Зарубенцев, находились под воздействием не только артиллерийско-минометного, но и ружейно-пулеметного огня противника. Поэтому движение по ним осуществлялось главным образом ночью. С рассветом мосты разводились, а их паромы отводились от участков переправ на расстояние до 1,5 км и рассредоточивались в прибрежных кустах. Кроме того, были построены три свайных моста: войсками 38-й армии — у Сваромья, 40-й — в 6 км южнее Ржищева и 3-й гвардейской танковой армии — у села Козинцы.

О строительстве последнего моста мне хотелось бы рассказать несколько подробнее.

Военный совет фронта принял решение о строительстве моста через Днепр у села Козинцы, возложив эту задачу на инженерно-саперные части нашей танковой армии и усилив их инженерными средствами фронта. Для заготовки строительного материала было привлечено около двух тысяч жителей Переяслав-Хмельницкого района. Общее руководство строительством моста было возложено на временно созданный штаб во главе с членом Военного совета танковой армии генерал-майором С. И. Мельниковым, Начальником строительства был назначен опытный инженер А. В. Топальский.

Военный инженер Алексей Васильевич Топальский был сравнительно недавно призван из запаса, раньше в армии не служил, боевого опыта не имел. Но как гражданский специалист он обладал глубокими знаниями, имел хорошую практику, полученную на проектировании и строительстве ленинградских городских мостов. Его заботливым «шефом» стал генерал-майор танковых войск Семен Иванович Мельников.

— Вы будете строить, а мы вам помогать. Все, что понадобится, мы сюда доставим, — встретил прибывшего инженера генерал.

Время на строительство моста было крайне ограничено. Учитывая это, генерал С. И. Мельников энергично мобилизовывал все наличные силы инженерно-саперных частей и местных крестьян для быстрого подвоза и заготовки материалов для будущего моста, впоследствии названного строителями мостом генерала Мельникова. Под его непосредственным руководством в прибрежном лесу был создан в кратчайшие сроки хорошо организованный лесозавод. Генерал сам вникал в детали наскоро готовившегося проекта моста. Он утвердил его, внеся весьма существенную поправку: уменьшить пролет между сваями, чтобы мост мог выдержать самые тяжелые грузы.

Член Военного совета армии не спал по нескольку суток подряд. Казалось, он был вездесущим. По самым неотложным делам он приезжал на лесозавод в самое неожиданное время — ночью, ранним утром. Был в курсе всех событий на каждом [187] строительном участке, на каждом из восьми мест, где забивались сваи, где саперы и понтонеры работали по пояс в ледяной воде. Непосредственными деятельными помощниками генерала С. И. Мельникова были офицеры политотдела армии, которых Семен Иванович ввел в штаб и привлек к строительству моста, придавая ему исключительно важное значение как одному из решающих условий успеха будущей операции.

Обстановка на участке строительства была крайне напряженной. Люди работали действительно самоотверженно, самозабвенно, геройски. Перед нами несколько дневниковых записей инженера А. В. Топальского, вошедших в официальный отчет о строительстве моста. Они, пожалуй, лучше иных рассказов свидетельствуют о том, на что способны наши воины, стремившиеся ускорить освобождение советской земли от гитлеровской нечисти.

Вот эти записи:

«...Вчера в 15.50 на левом берегу Днепра была забита первая свая, а сегодня утром старший лейтенант Михайлов доложил об окончании первых трех опор.

...После колоссальных усилий побеждает воля людей — забита первая свая на втором участке. Майор Юрченко в этот день торжествует победу. Ему удается забить еще три сваи. Однако забивка свай отстает от плана. Люди работают день и ночь, но результаты пока неутешительны. Враг разгадал нашу цель. Усилился огонь по переправам выше моста. Немецкие самолеты произвели налет в район моста.

...Прекрасное утро. Всюду кипит работа. В 7.45 в линию моста введен копер. Юрченко, уступив другому начальнику с таким трудом завоеванный участок, перебирается со своим отрядом дальше. Бьет седьмой десяток свай и идет дальше живой и энергичный начальник участка Михайлов. Организует своих бойцов и обеспечивает копры лесоматериалами неутомимый Бахарев. Широко развернули работы на правом берегу саперы командира Алексеева... Пикируя на участки моста, немцы ожесточенно бомбили нас. Но нельзя убить мужество и волю русского воина. Наши самолеты быстро отогнали немцев. Встали снова на свои места бойцы и офицеры. Мост будет построен — таков приказ.

...Заново создается первый участок. Убитого Михайлова сменяет старший лейтенант Скрягин. Майора Юрченко сменяет на боевом посту капитан Соболев. Восстанавливаем разрушенное хозяйство участков. Снова вырастают подмости. Но враг все еще не унимается. Сегодня в 8.10 — новый налет авиации. Бомбежке подвергся правый берег».

За одиннадцать суток через Днепр был построен свайный мост длиной 750 м, шириной 4 м, грузоподъемностью около 45 тонн. Чтобы представить объем работ по строительству [188] моста, достаточно отметить, например, что потребовалось заготовить около 3,5 тысячи кубометров леса и переправить его на противоположный, западный берег.

Строительство моста велось круглосуточно, несколькими строительными командами, которые работали одновременно на нескольких участках: непосредственно в русле реки, с правого и левого берегов. Артиллерийско-минометный огонь и частые бомбардировки вражеской авиации выводили из строя многих воинов. Среди погибших был начальник инженерных войск 3-й гвардейской танковой армии полковник М. В. Онучин, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза.

В результате поистине героической работы строителей в строго установленный срок, 14 октября, мост был пущен в эксплуатацию. Военный совет танковой армии доносил в те дни в штаб фронта: «С началом строительства моста как в зеркале отразилось высокое политико-моральное состояние всей массы строителей, их трудовой энтузиазм и патриотический героизм»{53}.

За мужество, героизм и трудовую доблесть, проявленные личным составом инженерных войск в обеспечении форсирования Днепра, многие были награждены правительственными наградами. Наиболее отличившиеся удостоились звания Героя Советского Союза. Среди них — начальники инженерных войск 38-й армии генерал-майор Н. В. Крисанов и 60-й армии полковник З. А. Концевой, командир 23-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона майор А. П. Тихонов и другие.

Наступление войск фронта со всех плацдармов началось 11 — 12 октября. Противник оказывал ожесточенное сопротивление. Наибольший успех наших войск наметился в районе Лютежа.

18 октября Военный совет Воронежского фронта доложил в Ставку Верховного Главнокомандования соображения о дальнейших действиях: «В настоящее время на плацдарме непосредственно в 20 — 30 км севернее Киева (плацдарм в районе Лютежа) 38-я армия сломила сопротивление противника и преследует его. Имеется полная возможность развивать дальнейший успех в юго-западном направлении; однако резервов для этого не имеем. Имеется также возможность развить успех с плацдарма 60-й армии (Черняховского), но так же не имеем сил... Развитие успеха севернее Киева значительно облегчало бы прорыв фронта с букринского плацдарма и облегчило бы полное выполнение поставленных Вами задач фронту»{54}. К концу октября лютежский плацдарм приобрел первостепенное [189] значение для борьбы с киевской группировкой противника и освобождения Киева.

В эти же дни войска фронта, сосредоточенные на букринском плацдарме, дважды переходили в наступление, но прорвать вражескую оборону на участке Ржищев, Канев не смогли. Гитлеровское командование успело создать здесь мощную, глубоко эшелонированную оборону с достаточным количеством войск, огневых средств и всевозможных инженерных сооружений и заграждений.

Таким образом, в ходе октябрьского наступления на букринском и лютежском плацдармах освободить Киев не удалось. Сказались физическое перенапряжение войск, отсутствие резервов, растянутость тылов. На выполнение задачи повлияла и резко пересеченная местность букринской излучины, ограничивающая боевое применение крупных соединений и объединений танковых войск. Немаловажным было и то, что войска фронта утратили оперативную внезапность, которая была достигнута в первые дни 3-й гвардейской танковой и 40-й армиями, с ходу форсировавшими Днепр. Наши войска вышли к Днепру, почти не имея табельных переправочных средств, что затрудняло наращивание сил на плацдармах с целью их расширения.

Однако октябрьское наступление войск ударной группировки Воронежского фронта сыграло свою положительную роль. Отдельные небольшие тактические плацдармы, захваченные в районе букринской излучины и Канева, были объединены в единый плацдарм. К этому направлению было приковано десять вражеских дивизий, в том числе пять танковых и моторизованных, что создало благоприятные условия для успешного форсирования Днепра севернее Киева и захвата на его западном берегу лютежского плацдарма, а также для успешного форсирования Днепра на других операционных направлениях. Эти плацдармы послужили в последующем исходным районом для проведения Киевской наступательной операции, а затем — для широкого наступления советских войск с целью освобождения Правобережной Украины.

В результате стремительного выхода Воронежского фронта к Днепру и форсирования его с ходу в тесном взаимодействии с Центральным и Степным фронтами был освобожден жизненно важный район нашей страны — Левобережная Украина, положено начало освобождению Правобережной Украины и Белоруссии. От гитлеровской тирании были спасены миллионы советских людей.

Форсирование с ходу, при ограниченном количестве переправочных средств, такой водной преграды, как Днепр, одновременно на нескольких направлениях явилось результатом исключительно высоких морально-боевых качеств и массового [190] героизма советских воинов, воспитанных Коммунистической партией в духе беспредельной преданности Родине.

В битве за Днепр советские воины проявили подлинно массовый героизм. Так, например, в 9-м механизированном корпусе нашей 3-й гвардейской танковой армии орденами и медалями были награждены 2 тысячи солдат, сержантов и офицеров. В 1-м батальоне капитана Г. Ш. Балаяна 69-й механизированной бригады, наиболее отличившемся при форсировании, весь личный состав был награжден орденами и медалями, а 32 воина удостоились звания Героя Советского Союза. Это высокое звание было присвоено: в 40-й армии — 136, в 38-й — 117, в 3-й гвардейской танковой армии — 125 воинам.

При развитии наступления к Днепру, форсировании его, в боях за плацдарм ярко раскрылись полководческие дарования наших командных кадров, обогативших теорию и практику советского военного искусства. Искусство стратегического руководства со стороны Ставки Верховного Главнокомандования проявлялось прежде всего в творческой организации и проведении целого ряда последовательных операций. Наступление войск Воронежского фронта на главном, киевском направлении во взаимодействии с Центральным и Степным фронтами в полосе более 600 км распылило усилия оборонявшегося противника, не позволило ему осуществлять маневр резервами для оказания противодействия. В конечном итоге это наступление привело к крушению всей обороны немецко-фашистских войск, в том числе и на такой крупной водной преграде, как Днепр.

Вместе с тем в ходе преследования на Левобережной Украине нашим войскам не удалось осуществить глубокий прорыв стратегического фронта противника, чтобы выйти ему в тыл. Наступление, по существу, вылилось во фронтальное преследование отходящего врага от рубежа к рубежу. Это явилось следствием того, что наши соединения и части испытывали серьезные трудности с горючим и боеприпасами, войска фронтов были значительно ослаблены и наступали фактически в той же группировке, в какой осуществляли контрнаступление в районе Курского выступа.

Однако важен главный итог наступления наших войск от Курской дуги до Днепра. Он заключался в том, что враг был выброшен из важнейшего промышленного и сельскохозяйственного района страны — Левобережной Украины. Он не в состоянии был остановить Красную Армию перед Днепром. Быстрое форсирование этой крупной водной преграды на огромном фронте свидетельствовало о возросшем воинском мастерстве советских войск, о их способности решать самые сложные боевые задачи.

Существенную помощь регулярным войскам в битве за Днепр оказали партизаны. Их действия были детально спланированы [191] и четко согласованы по месту и времени с наступлением войск на киевском направлении.

Особенно резко возросла боевая активность партизан с подходом советских войск к Днепру. Создались условия для установления бесперебойной связи регулярных войск с партизанскими отрядами и соединениями, действовавшими в полосе фронта.

Партизаны захватили и удержали до подхода советских войск 25 переправ на Десне, Днепре и Припяти, освободили несколько районов Киевской, Житомирской, Ровенской, Волынской и Каменец-Подольской областей.

Летопись тех дней хранит много примеров помощи партизан и населения нашим войскам при форсировании Днепра. Мы уже рассказывали о партизанском отряде имени В. И. Чапаева, который сумел за один день переправить на правый берег 520 бойцов и офицеров.

Это было на букринском плацдарме. Не менее существенную помощь оказал войскам 38-й армии партизанский отряд «За Отечество» в районе лютежского плацдарма. Партизаны отряда помогали частям в оборудовании переправ, указывали слабые места в обороне противника, были проводниками нашей пехоты на правом берегу.

В этом районе, как и в других, местные жители всем, чем могли, оказывали помощь войскам. Так, 66-летняя колхозница А. П. Трегуб, мать двух бойцов Красной Армии, всю ночь, под огнем, в спрятанной от фашистов лодке перевозила через Днепр наших бойцов. Целые подразделения через реку переправили рыбаки Т. Г. Шиян, С. Т. Повинчаный, Д. С. Левковец и другие.

С приближением советских войск к днепровскому рубежу партизанское движение активизировалось и на всей Правобережной Украине. Особенно ощутимыми стали операции на вражеских коммуникациях. Здесь партизанские отряды и группы непрерывными ударами парализовали движение вражеских эшелонов и колонн на главных железнодорожных и шоссейных магистралях.

На киевском направлении украинские партизаны уже в июне — августе 1943 года активизировали свои действия, тесно взаимодействуя с войсками генерала Ватутина. Как это было, рассказал нам Герой Советского Союза Всеволод Иванович Клоков: «Мы оказывали помощь нашим наступающим войскам и в сравнительно глубоком тылу врага. Так, например, в июле моей группе подрывников в составе одиннадцати человек удалось на двадцать шесть дней полностью прервать движение вражеских эшелонов по линии Брест — Пинск. В августе мы то же самое повторили на участке Ковель — Ровно». [192]

Кстати, история партизана Клокова — это один из наглядных примеров того, как советские воины, попав в тяжелое положение, не прекращали борьбу. Война застала артиллериста-десантника Всеволода Клокова в Белоруссии, в городе Пуховичи. Сражался на смоленском направлении. Под Гомелем вместе с частью попал в окружение и в числе небольшой группы пробился к черниговским партизанам.

Ныне некоторые буржуазные авторы главной причиной возникновения всенародной войны считают жестокости и репрессии, которые чинили якобы только гестапо и гитлеровские оккупационные власти. По их мнению, если бы шла «чистая» война и не было бы актов насилия над мирным населением, то и не было бы мощного партизанского движения. Подобными утверждениями фальсификаторы истории хотят не только обелить немецкую военщину, оправдать вермахт, свалив всю вину на аппарат Гиммлера, но, самое главное, принизить значение партизанской войны как национального и социального факторов.

Конечно, никто не станет отрицать того факта, что гитлеровские бесчинства явились одной из существенных причин невиданного размаха народной войны в тылу врага. В преступлениях перед человечеством фашистские войска превзошли своих предшественников — от крестоносцев Фридриха Барбароссы и тевтонских псов-рыцарей до пруссаков Фридриха II и кайзеровской армии. Верные призыву бесноватого фюрера, ничем не уступая в жестокостях гестаповцам, они бомбили мирные советские города и села, убивали, жгли и истязали людей. Смерть, разорение и рабство оставляли позади себя гитлеровские полчища.

Но советские люди на оккупированной территории не склонили перед врагом головы, не встали на колени. В глубоком его тылу они открыли новый фронт — фронт партизанской войны. Так было в прошлом, когда на нашу землю двигались орды иноземных пришельцев. В бесславной гибели «великой» армии Наполеона — немалая заслуга русских партизан Отечественной войны 1812 года. Вместе с армией Кутузова они спасли родную землю от позора порабощения.

В Великую Отечественную войну советские патриоты, тысячами вступая в партизанские отряды и соединения, хорошо знали, что они не только защищают землю пращуров, дедов и отцов, а по велению сердца ведут смертельный классовый бой с немецко-фашистскими захватчиками. Их силы умножала неугасимая ненависть к врагу, посягнувшему на святая святых — революционные завоевания народа.

Победа на Днепре осенью 1943 года запечатлела величественный подвиг советского народа и его воинов, явилась яркой страницей боевой летописи Великой Отечественной войны. [193] Итак, впереди был Киев — столица Советской Украины. Каждому из нас он был дорог не только как город, имеющий важное политическое и военно-стратегическое значение, но и как одна из бесценных сокровищниц истории нашего великого государства, откуда «Русь быть пошла». Был дорог как мать городов русских, украинских и белорусских, древний политический и культурный центр Киевской Руси — колыбели трех братских народов.

С историей Киева связаны многие замечательные страницы боевой летописи Руси. Как повествует легенда «Повести временных лет», город, который основали три брата — Кий, Щек и Хорив, стоявшие во главе древнерусского племени полян, был городом-бойцом. Находясь на перекрестке важных восточноевропейских торговых путей: днепровского «из варяг в греки», «залозного», «соляного», — Киев издревле отправлял на защиту от своих многочисленных врагов «по мечу от дыма». Так было при Кие, при Аскольде и Дире, во времена правления новгородской династии князей, начиная от Олега, положившего начало объединению Руси. Так было при Ярославе, в честь победы которого над печенегами были заложены Золотые ворота — парадный въезд в Киев и Софийский собор, имеющий мировую известность. Так было при отражении нашествия монголо-татарского войска Батыя, когда киевляне, все как один, поднялись на отпор врагу. Даже трагический финал героической обороны города не сломил киевлян. Город был разрушен до основания, но оборона Киева, сопротивление других русских городов подорвали силы войска Батыя, спасли Западную Европу от порабощения и кровавого монгольского ига.

Город возродился из пепла, как мифическая птица Феникс. Спасшиеся от врага киевляне заново отстроили его. Город мужественно боролся против татарских орд, литовских феодалов. История его связана с борьбой Северина Наливайко — предводителя крестьянско-казацкого восстания против польской шляхты. В честь казацкого войска великого сына украинского народа гетмана Богдана Хмельницкого, принесшего городу свободу, Киев салютовал из орудий и ружей. После знаменитой Переяславской рады, оформившей воссоединение Украины с Россией, киевляне торжественно принесли присягу на верность Российскому государству.

Город к обороне от нападения шведов готовил Петр Первый, который своим прозорливым глазом определил, что «для фортеции место способное» в районе Киево-Печерского монастыря, и заложил здесь Киево-Печерскую крепость. Военным губернатором Киева в свое время был выдающийся русский полководец М. И. Кутузов. Под его руководством город пился как важный центр обороны юга страны. [194]

В Отечественную войну 1812 года магистрат Киева, поднимая жителей на борьбу с наполеоновской армией, принял решение: «Подражая своим предкам города Киева, сей древней... столицы, которые издревле... составляя из между себя ополчение, одевшись во всеоружие брани, с воеводами своими от нашествий иноплеменников сей город Киев защищали и, никакими изменническими прелестями не обольстясь, врагов Отечества мужественною силою поражали... И ныне граждане сего города Киева готовы принять оружие на отражение неприятеля»{55}. Киевляне добровольно пошли в армию и в ополчение, заслонили город-крепость от врага.

Киев издавна был одним из центров революционного движения. С его историей связана деятельность декабристов, в городе бывали А. С. Пушкин, К. Ф. Рылеев, А. С. Грибоедов. В активной борьбе против самодержавия и крепостничества участвовал гениальный украинский поэт-революционер Т. Г. Шевченко. Здесь вели революционную работу Анна Ильинична, Мария Ильинична, Дмитрий Ильич Ульяновы. В Киеве создавали произведения многие революционные поэты и писатели. Здесь развивались героические традиции рабочего класса столицы Украины, проходила деятельность Я. Б. Гамарника и С. В. Косиора, Д. З. Мануильского и Г. И. Петровского, Н. И. Подвойского и А. С. Бубнова, росла и крепла слава воинов, руководимых В. М. Примаковым, В. А. Антоновым-Овсеенко, Е. А. Щаденко, Н. А. Щорсом.

Но пришло лето сорок первого, и над древнейшим из русских городов нависла угроза фашистского порабощения. Однако украинская столица мужественно встретила врага. Ее жители спешили вступить в ряды Красной Армии. Военкоматы были заполнены добровольцами. В связи с угрозой прорыва противника к Киеву 30 тысяч коммунистов города и области ушли на фронт, более 13 тысяч юношей и девушек столицы Украины с оружием в руках встали на ее защиту. В те грозные дни в армию влилось более 200 тысяч киевлян. В городе было сформировано 11 партизанских отрядов общей численностью 1800 человек.

Был создан штаб обороны города. В него вошли секретарь Киевского обкома КП(б)У М. П. Мишин, секретари Киевского горкома партии Т. В. Шамрило, К. Ф. Москалец, председатель исполкома областного Совета депутатов трудящихся Т. Я. Костюк и председатель исполкома городского Совета депутатов трудящихся И. С. Шевцов. Начальником штаба обороны города был назначен полковник А. Ф. Чернышев, начальником инженерной службы — майор М. Д. Чукарев. [195]

Благодаря огромной организаторской работе ЦК КП(б)У, Военного совета Юго-Западного фронта и Киевской городской партийной организации в районе Киева была создана сильная оборона. Войска, отряды народного ополчения, истребительные батальоны, все киевляне были полны решимости отстоять столицу Советской Украины.

Гитлер отдал своим войскам приказ: 8 августа во что бы то ни стало овладеть Киевом и провести на Крещатике военный парад. Уже готовился торжественный ужин. Но этот «ужин» обошелся немцам в 20 тысяч убитыми и ранеными.

Оборона Киева, длившаяся семьдесят четыре дня, вошла в историю как один из волнующих примеров беззаветной любви советских людей к Родине и к родному городу, как изумительное по силе проявление массового героизма. Доблестные защитники столицы Советской Украины, удостоенной впоследствии звания города-героя, показали, как нужно бороться за каждую пядь советской земли.

Это было осенью сорок первого. А теперь, спустя два с лишним года после черной ночи фашистской оккупации, под Киевом снова разворачивались горячие сражения. Над городом стояло темно-кровавое зарево. Рядом катил свои воды Днепр, гневный и яростный, напоенный горем и кровью. Наши бойцы залегли на Трухановом острове, в Предмостной слободке. Громыхает орудийное эхо, шумит и пенится Славутич под взорванными мостами.

Час освобождения Киева был уже близок. «Перед Днепром, — писал в те дни во фронтовой газете известный украинский писатель Андрей Малышко, — стоят первые храбрые, а войска наши идут, и конца им не видно. Еще плывут с твоих затонов по Днепру измученные люди, еще выходят ночами матери на правый берег и узнают в плывущих дорогие лица детей своих, но это уже последний крик нечеловеческих испытаний и горя. Перекинуты через Днепр на правый берег наши понтоны»{56}.

...Киев ждал своего вызволения, ждал и боролся вместе с нашими войсками, неудержимо рвавшимися к столице Украины. [196]