На помощь героям Днепра

В конце сентября советские войска вышли к Днепру на семисоткилометровом фронте. С ходу форсировав эту великую реку, они создали на правом берегу ряд плацдармов оперативного значения.

Наша 28-я гвардейская стрелковая Харьковская дивизия, пополнившаяся людьми и боевой техникой, с 17 сентября находилась на марше к Днепру. Двигались мы только ночью и преимущественно по проселочным дорогам, соблюдая все меры маскировки. В населенных пунктах, через которые проходили, повсюду были видны следы хозяйничанья оккупантов — пепелища и руины. Наши гвардейцы пылали гневом, еще сильнее проникались стремлением отомстить фашистам за совершенные зверства. И это прибавляло силы, помогало преодолевать тяготы изнурительного форсированного марша.

Пройдя 230 км, дивизия к 7 часам 3 октября сосредоточилась в селении Левые Кишеньки недалеко от Днепра. Там мы вошли в состав 49-го стрелкового корпуса 7-й гвардейской армии. К тому времени соединения первого эшелона армии уже вели напряженные бои за удержание захваченного еще 25 и 26 сентября плацдарма в районе Днепровокаменка, Домоткань.

Несмотря на большие потери, понесенные противником, в частности моторизованной дивизией СС «Великая Германия», гитлеровское командование не отказалось от попыток расчленить наши войска на плацдарме и по частям сбросить их в Днепр. Подтянув из Днепропетровска 9-ю танковую дивизию и часть сил 6-й танковой дивизии из Черкасс, гитлеровцы утром 5 октября вновь перешли в контратаку. На этот раз им ценой огромных потерь все же удалось вклиниться между 25-м гвардейским и 49-м [94] стрелковыми корпусами и в районе высоты 147,4 выйти к Днепру.

Положение создалось тяжелое. Командующий 7-й гвардейской армией генерал М. С. Шумилов принял срочные меры для укрепления занимаемых рубежей за счет внутренних перегруппировок войск и наращивания сил на плацдарме.

* * *

Приказ о переправе через Днепр был получен во второй половине дня 5 октября. Им предписывалось: в ночь на 6 октября полку скрытно совершить марш к Переволочной, переправиться на правый берег реки и, сосредоточившись в Днепровокаменке, быть в готовности к наступлению. Следом за нами должен был переправляться 92-й гвардейский полк. Для 86-го полка переправа намечалась в нескольких километрах юго-восточнее Переволочной.

Получив приказ, Василий Романович Орехов тотчас же ознакомил нас с обстановкой и подчеркнул, что, возможно, придется вступить в бой сразу же после переправы.

К тому времени в полку имелось только два стрелковых батальона. Первым командовал старший лейтенант С. М. Полищук — храбрый и грамотный офицер. На эту должность он был выдвинут лишь в начале сентября и, естественно, еще не имел достаточного опыта. Головным было решено переправить через Днепр второй батальон, которым командовал опытный офицер капитан П. З. Витюк.

Главной моей заботой во время марша была организация разведки и службы регулирования. Находясь трое суток в районе Левые Кишеньки, мы наряду с боевой подготовкой личного состава занимались еще и рекогносцировкой направлений к переправам, на которые нас ориентировало командование дивизии. Разведали мы и маршрут к переправе у Переволочной. Путь этот был недлинным, но сложным. Он проходил через реку Ворскла, населенные пункты Правые Кишеньки и Переволочная. Наиболее трудным для марша оказался участок через Переволочную. Протянувшееся километров на пять по берегу реки, это селение утопало в зелени. Его северная часть примыкала к обрывистым возвышенностям, изрезанным глубокими оврагами. Пройти к переправе можно было только по юго-восточной и южной частям Переволочной. [95]

На противоположной стороне реки, 8–10 км шириной и 4–6 км глубиной, простиралась полоса плавней. Южнее высился крутой берег. Там находились крупные населенные пункты: Мишурин Рог, Днепровокаменка, Сусловка, Тарасовка, Бородаевка. В полутора-двух километрах южнее Днепровокаменка, Сусловка по северо-западным и северным скатам безымянных высот с курганами +1,5, + 1,7, +1,8 проходила линия соприкосновения с противником. Вот там-то и предстояло нам вступить в бой.

После совещания у Орехова я возвратился в штаб. Вместе с помощником по оперативной части В. И. Мазным и начальником разведки С. Л. Лукониным еще раз изучил по карте маршрут движения полка, определил пункты, где требовалось выставить посты регулирования. Таких пунктов насчитывалось более десятка. Да иначе и быть не могло. Ведь маршрут на протяжении 8 км из 14 пролегал по улицам населенных пунктов. А на противоположном берегу нам предстояло пройти еще около 8–9 км в лабиринтах плавней. Словом, было о чем тревожиться. Решив вопросы с организацией службы регулирования, мы определили задачи пешей разведки, ее состав, разработали план марша и график переправы.

Марш прошел успешно. К 3 часам 6 октября полк сосредоточился в садах на западной окраине Переволочной. Прибыли мы точно в назначенное время. Однако переправа оказалась занятой артиллерийской частью. Нам приказали ожидать своей очереди. Трудно утверждать, знал ли противник о переправе у Переволочной, но наш берег он весьма методично прочесывал артиллерийско-минометным огнем. Огневые налеты следовали через каждые 15–20 минут. Чтобы избежать потерь, Орехов приказал укрыть личный состав в окопах и траншеях, кем-то отрытых до нашего прихода.

Представителем полка на переправе был назначен новый заместитель командира полка майор Г. И. Велибеков. Костенко в начале сентября выдвинули на должность командира 86-го полка. До этого Герай Илдримович был командиром учебного батальона дивизии. Человек горячий, истинно кавказского темперамента, Велибеков тем не менее во всем, что касалось вопросов службы, был предельно пунктуальным, даже педантичным. От него-то мы и ждали сигнала на выдвижение первого рейсорасчета.

Прошло уже более часа, а сигнала этого все еще не поступало. [96] Беспокоясь о том, чтобы еще затемно переправить полк, как это и планировалось, Орехов несколько раз вызывал к телефону Велибекова, но каждый раз получал один ответ: комендант переправы просит подождать. Наконец, часам к шести утра, подошла и наша очередь.

Точно по намеченному расчету подразделения 2-го батальона подходили к переправе и, погрузившись на паром, тихо отчаливали от берега. С последним расчетом батальона к переправе прибыл я со штабом. Когда мы вышли из зарослей на песчаный берег, перед нами открылась изумительная по красоте картина: широкая гладь Днепра, окаймленная зеленью камыша, красноватого ивняка и песчаными косами, казалась недвижимой, словно на полотне живописца. И только стремнина сверкала и переливалась под лучами восходящего солнца.

Однако любоваться красотами природы было некогда. Надо было грузиться на паром. Одним рейсом переправились Орехов и я со штабом.

Пройдя некоторое расстояние от берега реки в глубь плавней, мы нашли укрывшийся в камышах наш 2-й батальон. Сначала Орехов намеревался поджидать здесь остальные подразделения, однако противник внес свои коррективы. В небе появилась «рама».

— Этого-то я и опасался, — сказал Орехов, провожая взглядом фашистского разведчика. — Теперь уже жди «юнкерсов».

И точно. Вскоре в небе появилось не менее двух десятков вражеских бомбардировщиков. На левом берегу и на самой реке вздыбились султаны разрывов. Одновременно гитлеровцы открыли огонь из дальнобойных орудий. Переволочную заволокло дымом. Переправу пришлось прекратить.

Наблюдая эту тревожную картину, Орехов изменил свое решение. Он приказал мне срочно вести батальон Витюка и штаб в район сосредоточения на восточную окраину Днепровокаменки. Сам же остался на берегу руководить переправой остальных подразделений.

Встав вместе с Витюком в голову колонны, мы двинулись в Днепровокаменку по тропе, пунктиром отмеченной на карте. Пройдя километра четыре, вышли на широкий заливной луг. Витюк предложил сделать привал, не выходя на открытое поле. За час непрерывной ходьбы по песку я сам изрядно устал и тоже хотел разрешить людям [97] короткий отдых. Но в этот момент впереди мы увидели человека, бежавшего к нам. Он подавал какие-то сигналы. Я поспешил навстречу. Это был офицер из штаба 49-го стрелкового корпуса. Узнав, кто мы, он от имени комкора распорядился ускорить движение батальона, бегом преодолеть открытую местность. Мне же он предложил следовать за ним к командиру корпуса на НП, расположенный на небольшой возвышенности в километре вправо от дороги.

Отдав необходимые распоряжения командиру батальона, я побежал вслед за офицером. Вскоре мы оказались в небольшом блиндаже, точнее — в перекрытой щели. Там находились командир корпуса генерал Г. Н. Терентьев, командир нашей дивизии генерал Г. И. Чурмаев и еще несколько офицеров. Едва переведя дыхание, я доложил командиру корпуса о прибытии.

Генерал Терентьев спросил:

— Скоро ли подойдут остальные силы полка?

Я объяснил причину задержки.

— Значит, все зависит от воздушной обстановки? — переспросил комкор и, обращаясь уже к комдиву, сказал: — Генерал Чурмаев, поставьте майору задачу на ввод в бой прибывшего батальона.

Комдив отошел со мной в сторону и потребовал мою рабочую карту. По ней он разъяснил, что на стыке 15-й гвардейской и 213-й стрелковых дивизий образовалась весьма опасная брешь. Сюда-то и вводится наша дивизия. Остро отточенным карандашом Г. И. Чурмаев начертил разграничительные линии для нашего полка и рубеж, который надлежало занять 2-му батальону. Возвратив мне карту, он спросил:

— Понятна задача?

— Так точно.

— Выполняйте.

Я поспешил к батальону. Застал его на привале в небольшом лесочке севернее Днепровокаменки. Вместе с комбатом мы оценили обстановку, продумали, как лучше выполнить поставленную батальону задачу.

Витюк повел батальон в указанный район, а я занялся размещением штаба на юго-восточной окраине Днепровокаменки. К 14 часам от Витюка поступило донесение: батальон занял свой рубеж и уже вошел в соприкосновение с противником. А вслед за этим поступило и другое донесение: [98] силою до роты пехоты при поддержке двух танков гитлеровцы перешли в контратаку. В моем распоряжении никаких огневых средств не было. Помощи батальону оказать я не мог.

— Ни шагу назад! Выстоять! — приказал я Витюку.

Контратака была отбита. Я уже собирался идти на НП к Витюку, но в это время в штаб пришел Орехов, рассказал, что бомбежкой повредило паром, утоплена одна пушка. Я доложил обстановку, сложившуюся на фронте 2-го батальона. Василий Романович достал свою рабочую карту и приказал нанести на нее боевую задачу, поставленную полку командиром дивизии.

Когда это было сделано, Орехов в глубокой задумчивости склонился над картой.

— Да, обстановочка не из легких, — заметил он. — Как говорится, с корабля — на бал. А точнее: из воды — в огонь!

— На Северо-Западном фронте это называлось: «наступление с ходу или с марша», — попытался я уточнить мысли командира.

— Северо-Западный! Что было там — это семечки, а здесь орехи. Да еще какие! Там враг оборонялся, а здесь стремится сбросить нас в Днепр. И не пехотой, а «тиграми» да «фердинандами». А что имеем мы? Пехоту с несколькими пушками. Да и боеприпасов у нас маловато. Тылы находятся еще на том берегу. Вот и получается, что воюем голыми руками.

— Ну это не совсем так, — возразил я. — По боевому комплекту боеприпасов ко всем видам оружия мы все ж имеем. На сутки хватит. А там и тылы подойдут.

— Конечно! — согласился Орехов. — Все будет именно так. Просто хандра на меня напала. Так что же нам известно о противнике?

— Немногое, — признался я. — Знаем только, что перед нами подразделения восемьсот шестьдесят шестого пехотного полка триста пятьдесят пятой пехотной дивизии, усиленные танками и штурмовыми орудиями. Об этом сообщил командир дивизии. Но я уже поставил Луконину задачу на разведку.

— Хорошо. Посмотрим, что ему удастся сделать.

Орехов стал излагать план действий полка по захвату высот с курганами +1,7, +1,8. Однако до конца изложить свои мысли не успел. Донесшийся до нас подвывающий [99] гул вражеских бомбардировщиков, а затем и грохот бомбовых разрывов заставили насторожиться. Вскоре от комбатов поступили доклады о новой контратаке противника. На этот раз он силами до батальона пехоты при поддержке танков нанес удар по позициям 1-го стрелкового батальона, который, только что заняв оборону правее 2-го, еще не успел окопаться, организовать систему огня.

На помощь батальону Полищука Орехов бросил всю полковую артиллерию. Общими усилиями стрелков, минометчиков и артиллеристов и эта контратака была отбита.

К 18 часам уступом вправо за нашим полком занял оборону 92-й гвардейский стрелковый полк. Стало полегче. А чуть позже был получен приказ на наступление.

Полку ставилась задача: наступать в юго-восточном направлении, перерезать грейдерную дорогу Анновка — Бородаевка и выйти в район высоты с отметкой 172,2. Там во взаимодействии с соседями разгромить группировку врага, прорвавшуюся к реке.

Наступление началось после полуночи. Противник встретил шквалом огня. Атака нашего и 92-го полков захлебнулась. Сказался значительный перевес сил противника.

В эту ночь лишь 86-му полку удалось продвинуться вдоль реки и занять Тарасовку.

Задача оставалась невыполненной. За гряду безымянных высот с курганами +1,7 и +1,8 развернулись кровопролитные бои. Эти высоты имели большое тактическое значение. Они господствовали над местностью. С них гитлеровцы просматривали не только боевые порядки дивизии, но и населенные пункты Днепровокаменка, Сусловка, Тарасовка, а также значительную часть поймы и саму переправу южнее Днепровокаменки. И хотя основная оборона врага проходила по дороге Анновка — Бородаевка в полутора-двух километрах южнее высот, за оврагом с крутыми, обрывистыми скатами, фашисты за эти курганы держались цепко. Их контратаки поддерживались массированными ударами авиации, мощным огнем артиллерии и минометов.

7 октября враг предпринял четыре контратаки. Однако все они были отбиты.

Наше командование понимало, что для выполнения задачи мы не имели достаточно средств. Были приняты меры, чтобы усилить нас. В ночь на 8 октября на правый [100] берег Днепра переправились дивизионная артиллерия и тылы полков. Наш полк вновь усилили дивизионом Лаврентьева.

Отражая непрерывные контратаки, мы тщательно готовились к повторному наступлению. Изучили и обобщили разведывательные данные и на их основе определили слабые места в обороне противника, произвели перегруппировку сил, заново поставили боевые задачи подразделениям, организовали их взаимодействие. Много внимания было уделено партийно-политической работе. В этом нам помог прибывший в полк начальник политотдела дивизии подполковник Г. М. Молчанов. Геннадий Михайлович пришел в дивизию в середине сентября. О нем я слышал много хорошего, но встречался всего два раза: на марше и на переправе перед посадкой на паром. И вот, когда Молчанов прибыл к нам на командный пункт, я познакомился с ним поближе. От Геннадия Михайловича так и веяло энергией. Его дружелюбная улыбка, приятный голос сразу располагали к себе собеседника.

Собрав офицеров на КП, Молчанов рассказал нам об успехах Волховского и Северо-Западного фронтов. Потом он напомнил, что надо добиться, чтобы каждый гвардеец знал сильные и слабые стороны врага, умел бить его по уязвимым местам.

— Вот, к примеру, скажите, в чем сила противостоящего нам врага? — спросил Молчанов. — В танках «тигр», «пантера» и штурмовых орудиях «фердинанд»? Правильно! Командование дивизии тоже так считает. Их хотя и не так уж много, но они у гитлеровцев являются ударной силой. Вот о них-то и надо поговорить с людьми, разъяснить, как с этими «зверями» бороться. Этой цели хорошо помогут листовки, изготовленные Главным политическим управлением, «Немецкий танк Т-6 и борьба с ним». Их я привез вам в достаточном количестве.

— До начала наступления времени мало, — заметил ему Орехов.

— Ничего, уж о распространении листовок позаботимся мы, политработники.

В то утро Геннадий Михайлович многое сделал, чтобы партийно-политическая работа в полку велась более боевито и оперативно. По его указанию во всех ротах были проведены беседы с бойцами. В этих беседах инструктор по пропаганде майор И. М. Черкасов, секретарь дивизионной [101] партийной комиссии майор В. Г. Егоров и другие офицеры, прибывшие вместе с Молчановым, а также и наши, полковые политработники разъяснили гвардейцам их задачи, рассказали о том, что сохранение и расширение плацдарма обеспечит успех скорого наступления наших войск, освобождение от захватчиков Правобережной Украины.

Воинов воодушевило сообщение о наступлении наших войск на Волховском и Северо-Западном фронтах и о полном очищении от фашистских захватчиков Таманского полуострова. Политработники рассказали о противостоящем нам противнике, его силах и технике, раздали бойцам листовки, в которых рассказывалось о приемах борьбы с танками Т-6.

* * *

Незадолго до начала наступления Орехов вызвал меня на НП, расположенный в километре южнее восточной окраины Днепровокаменки. Погода была препротивнейшая: холодный осенний ветер, холодный осенний дождь. И песок, песок в сапогах, за шиворотом, на зубах. Орехов, видимо, продрог. Набросил на плечи плащ-накидку.

На переднем крае было тихо. Из-за недостатка боеприпасов мы огня не вели. Молчал и противник. Орехов предложил мне изучить подступы к двум ближайшим курганам с отметкой +1,7 и +1,8.

— Обрати внимание на овраг северо-западнее курганов, — предупредил Василий Романович.

Поднося бинокль к глазам, я понял, что командира полка не устраивает лобовая атака 1-го батальона и он решил обходным маневром перехитрить гитлеровцев. Я внимательно осмотрел подступы к курганам и тот овраг с обрывистыми склонами, на который указал Орехов.

— Ну, что скажешь? — спросил Василий Романович.

— Батальону Полищука будет трудно преодолеть обрывистый овраг на виду у противника.

— Вот именно! Такой вариант атаки нежелателен. И я хочу избежать его. Видишь небольшой отрожек, отходящий от основного оврага к западу от курганов?

— Да, вижу.

— Вот его-то и используем. Выдвинем туда главные силы батальона и одновременно ударим с фронта и во фланг гитлеровцев. [102]

Я одобрил идею Орехова, но заметил, что приказ-то уже отдан, да и времени на маневр осталось маловато.

— Задачу батальону поставлю на месте. Ну а что касается времени, то маневр мы осуществим в период артподготовки. Так вот, оставайся здесь! А я пойду в батальон к Полищуку.

В этот момент наблюдатель подал команду: «Воздух!» Мы подняли головы и увидели в небе фашистские «юнкерсы» и «хейнкели». Часть самолетов ушла бомбить переправы, а остальные развернулись над нашими боевыми порядками. Несмотря на налет авиации, Орехов сбросил плащ-накидку и вместе с адъютантом Голубевым поспешил на НП Полищука.

Первые бомбовые удары «юнкерсы» обрушили на артиллерийские позиции и тылы в Днепровокаменке. Затем прилетела еще одна партия самолетов — не менее 30. Они обрушили свой удар на стрелковые батальоны. Связь с Полищуком оборвалась. Я приказал немедленно восстановить ее. Не успели отбомбиться «юнкерсы», как близ НП разорвалось несколько мин. Задрожала земля. Нас обдало гарью. Следующая серия мин пришлась по боевым порядкам рот. И началась артиллерийско-минометная подготовка. Все говорило за то, что они готовят сильную контратаку.

События развивались стремительно. Предупреждаю командира 2-го батальона Витюка: смотреть в оба, а в случае контратаки держаться крепко. Не закончил еще разговора с Витюком, как телефонист дивизионной связи зовет:

— Товарищ гвардии майор, возьмите трубку, будете разговаривать с Первым.

Беру трубку, называю себя.

— А где Орехов? — слышу бас Чурмаева.

— В первом батальоне.

— Какой дьявол его туда понес?

— Нашлись дела. Полищук-то у нас командир молодой.

— Ну ладно. Следите за противником повнимательнее. Он готовит что-то серьезное.

— Есть!

— Начало наступления откладывается. Ждите дополнительных указаний.

— Есть! [103]

Начальник артиллерии полка Г. В. Декань, наблюдавший за противником, доложил: пехота гитлеровцев силою до батальона вышла из траншей. Артиллерийско-минометный огонь врага усиливается. Открывают огонь и наши гвардейцы. Разрывы снарядов и мин, трескотня автоматов и выстрелы винтовок — все это сливается в сплошной гул. Передний край заволокло дымом. Наблюдение за полем боя ухудшается. Однако по ряду признаков догадываемся, что фашистская пехота залегла. Но это еще не значит, что ее контратака отбита.

Находившиеся поблизости командир 1-го дивизиона Н. Г. Лаврентьев и командир полковой батареи 120-мм минометов И. И. Змитриченок подают команды батареям на ведение огня то по указанным мною, то по самостоятельно выбранным целям. Накал огневого боя начинает спадать. Связываюсь по телефону с Витюком.

— Пехоту положили, ведем борьбу с огневыми средствами и танками, — докладывает он.

Заработала связь и с 1-м батальоном. Докладываю обстановку Орехову. Он удовлетворенно повторяет:

— Молодцы, молодцы! Гвардейцы первого тоже дерутся отменно. А что известно о начале наступления?

Передаю указания Чурмаева.

— Все понятно. Скоро прибуду на НП.

На НП Василий Романович возвратился часам к двенадцати, когда вражеская контратака была отбита, противник понес большие потери...

Уже к вечеру в штаб полка начали поступать от командиров подразделений представления к награждению отличившихся. О некоторых из них хотелось бы рассказать.

На участке 2-го батальона наиболее сильный удар врага пришелся по 4-й роте старшего лейтенанта Н. В. Шорохова, усиленной пулеметным взводом младшего лейтенанта В. И. Шемшура. На них противник бросил до роты пехоты, поддержанной танком и штурмовым орудием.

Плотным прицельным огнем гвардейцы прижали вражескую пехоту к земле. Только немногим гитлеровцам, укрывшимся за броней танка и штурмового орудия, удалось подойти к траншее поближе. Вот тогда-то командир расчета станкового пулемета коммунист младший сержант Дмитрий Кузьмич Агеев вместе со своим товарищем [104] рядовым Михаилом Яковлевичем Жуковым выкатили пулемет вперед и фланговым огнем скосили гитлеровцев, укрывавшихся за танком и штурмовым орудием. Обе боевые машины, оставшись без поддержки пехоты, попятились назад. Расчет Агеева уложил более двух десятков фашистов.

Так же стойко, умело отражали контратаку гвардейцы 1-го батальона. Расчет под командованием младшего сержанта Александра Ивановича Егорова уничтожил до полутора десятков гитлеровцев, а ефрейтор Иван Васильевич Завальнюк вступил в рукопашную схватку с двумя фашистами, одного уничтожил выстрелом в упор, второго задушил.

Но вернемся к тому времени, когда на НП возвратился командир полка. Прибыл он возбужденным, даже радостным. Поблагодарил Н. Г. Лаврентьева и И. И. Змитриченка за хорошую работу артиллеристов и минометчиков.

А меня Василий Романович спросил:

— Начало наступления откладывается, говоришь?

— Да, об этом сказал командир дивизии.

— Послушаем, что он скажет мне.

Командир полка приказал соединить его с первым. Разговор Орехова с комдивом затянулся. Василий Романович доложил о том, как была отражена контратака, и предложил Чурмаеву ускорить начало наступления или разрешить полку атаковать противника самостоятельно. Обосновывая свою просьбу, Орехов сослался на то, что противник из-за неудавшейся контратаки нарушил систему своей обороны, значительная часть его пехоты все еще лежит на нейтральной полосе под огнем наших минометов и артиллерии.

— Атаковать противника надо именно сейчас, без промедления, чтобы не дать ему занять свои укрепления и вновь организовать систему огня. Полк же наш от его контратаки понес незначительные потери, готов к наступлению.

Чурмаев не сразу согласился с предложением Орехова. Он порекомендовал ему еще раз проверить готовность подразделений полка и средств усиления к наступлению. Но уже спустя минут 30–40 из штадива поступил приказ: готовность к наступлению в 12 часов 55 минут. [105]

Перед началом наступления артиллерия провела мощный огневой налет. Взвилась в воздух зеленая ракета, гвардейцы устремились в атаку. Гитлеровцы, до сих пор укрывавшиеся в рытвинах и воронках на нейтральной полосе, стали отползать в свои траншеи. Но было уже поздно.

Рывок гвардейцев был настолько стремительным, что противник не успел опомниться и открыть огонь, как они оказались в его траншее. Во 2-м батальоне первым в рукопашную схватку с врагом вступило отделение комсомольца сержанта Ибрагима Дюсенова. Командир лично уничтожил трех гитлеровцев. Не отстали и другие воины батальона.

Упорный бой разгорелся на направлении атаки 1-го батальона. Но и там враг, не выдержав напора гвардейцев, начал отходить.

К 16 часам полк продвинулся до 2 км. Батальон Полищука овладел высотой с курганом +1,7 и вышел к глубокому оврагу, поросшему кустарником. Гвардейцы Витюка достигли северных скатов гребня с курганом + 1,8. На этом рубеже враг сильным огнем артиллерии и танков задержал наше продвижение. Не желая мириться с потерей господствующих высот, гитлеровцы подтянули резервы и к вечеру предприняли контратаку. После мощной артподготовки они двинули вперед до двух рот пехоты, поддержанных шестью танками и несколькими штурмовыми орудиями. Наши воины не дрогнули, стойко отражали яростный натиск врага. Особенно отличились гвардейцы пулеметного взвода лейтенанта Степана Тимофеевича Якутова. На позицию взвода лейтенанта Якутова шли «тигр» и более 20 гитлеровцев.

В ходе дневного боя пулеметчики израсходовали противотанковые гранаты, не оказалось у них и бутылок с зажигательной смесью. Якутов посмотрел на бойцов. Они молчали, ожидая приказа своего командира. «Отвести взвод в укрытие, недоступное для танков, находившееся позади позиции? — промелькнула мысль у командира взвода. — Но это же значит оставить обороняемый рубеж, который мы завоевали кровью. Нет! Будем драться до победы, пока есть силы». Громко, уверенно звучит команда Якутова:

— По атакующей пехоте врага, взвод, огонь!

Басовитый говор наших «максимов» слился с беспорядочной [106] трескотней гитлеровских автоматов. Фашисты вынуждены были залечь, но «тигр» продолжал ползти на позиции отважных воинов, ведя огонь на ходу. «Тигр» уже в 30 метрах от позиции. Расстояние сокращается каждую минуту. 20... 10 метров... Но пулеметчики не прекращают огня по пехоте врага. Вдруг земля задрожала, стенки траншеи, где находился командир взвода, начали рушиться, обсыпая гвардейцев комьями земли и пылью. Это, лязгая гусеницами, через траншею перевалил «тигр» с камуфляжем степной ящерицы. Не успел танк пройти и пяти метров, как гвардейцы по команде Якутова снова открыли огонь по пехоте врага. На помощь пулеметчикам пришел расчет 45-мм противотанкового орудия, командование которым в тот момент принял старший лейтенант Д. И. Шутемов. Огонь противотанкистов заставил «тигра» укрыться за складками местности, а затем и вовсе уйти назад. За ними попятилась и гитлеровская пехота.

С криком «ура» гвардейцы бросились за отступающими фашистами...

Так же отважно и умело действовали воины других подразделений. Контратака была отбита. А с наступлением темноты батальон вновь перешел в наступление и выполнил свою задачу. Весь гребень возвышенности, господствующий над местностью, оказался в наших руках. Теперь уже мы просматривали всю вражескую оборону вплоть до дороги Анновка — Бородаевка.

Потерпев неудачу в боях за господствующие высоты, гитлеровцы 10 октября нанесли по нашим боевым порядкам и Днепровокаменке четыре авиационных удара. Особенно мощный налет начался в 9 часов 50 минут по Днепровокаменке. Более полусотни Ю-88 сбросили бомбы на переправу и на село. На этот раз крепко досталось штабу и тыловым подразделениям полка. Правда, наши зенитчики сбили несколько стервятников. Но большая их часть все кружила и кружила в небе.

Одна бомба разорвалась у дома, в котором размещался наш штаб. Ударной волной сорвало крышу, осколками изрешетило стену и сразило моего ординарца С. Колянова и дежурного радиста Сипычева. Несколько человек было ранено.

Тяжелые потери понес наш полковой медицинский пункт. Бомба попала в дом, где располагались медработники. [107] Погибли военфельдшер Евгения Шек, санинструктор Нина Зелинская. Смертельно ранило начальника санитарной службы полка капитана медицинской службы Алексея Петровича Чунихина. Во время этого же налета на командном пункте погиб заместитель командира дивизии полковник Шуклин.

Да, в первых боях на плацдарме полк потерял многих замечательных людей. Погибли командиры рот старшие лейтенанты Петр Павлович Филимонов, Владимир Исакович Томилин, Николай Васильевич Шорохов, лейтенант Иван Иванович Горячев и другие офицеры. Их похоронили со всеми воинскими почестями на самом высоком месте в Днепровокаменке. Гвардейцы поклялись отомстить врагу за своих командиров и товарищей.

* * *

С улучшением позиций 28-й гвардейской стрелковой дивизии в полосе 49-го стрелкового корпуса появилась возможность для перехода к более активным боевым действиям.

Вскоре наша дивизия, находившаяся в центре группировки корпуса, получила приказ нанести удар левым флангом с задачей овладеть рубежом 1 км восточнее высоты 177,0. В дальнейшем, развивая успех в направлении Каменского, нам предстояло выйти к исходу дня на рубеж хутора Веселый. Дивизию усилили 114-м гвардейским истребительным артполком, 92-й танковой бригадой (без батальона танков Т-70).

Готовность к наступлению назначалась к исходу 13 октября. В соответствии с поставленной задачей генерал Чурмаев принял решение наступать боевым порядком в два эшелона. В первый эшелон он назначил наш 89-й и 92-й полки, во второй — 86-й полк.

В ночь на 13 октября в дивизии была осуществлена перегруппировка. Наш полк, сузив свою полосу, остался на прежнем месте. 92-й полк вывели с правого фланга на левый. Он занял исходное положение в районе высоты с курганом +1,8, сменив часть нашего 2-го батальона. 86-й полк сдал свой участок частям 15-й гвардейской стрелковой Харьковской дивизии и сосредоточился на юго-восточной окраине Сусловки.

В тот день противник активности особой не проявлял, [108] и это, естественно, способствовало тщательной организации нашего наступления.

К исходу 13 октября, как это и приказывалось, в полку все было готово к наступлению.

Готовясь к наступательным действиям, мы вместе о тем укрепили и нашу оборону. На участке полка была создана тщательно продуманная система огня, оборудованы противотанковые опорные пункты из полковой противотанковой артиллерии и части сил дивизионной артиллерии.

Гитлеровское командование, видимо, весьма беспокоила потеря господствующих высот южнее Днепровокаменки, а также образовавшийся выступ, вдававшийся в оборону врага в полосе нашего соседа справа — 82-го стрелкового корпуса 37-й армии. 13 октября фашисты также проводили перегруппировку своих войск. А 14 октября они на этом направлении нанесли сильный удар, упредив наше наступление. Это был последний и, пожалуй, самый сильный контрудар противника. Расскажу о событиях тех дней по порядку.

В ночь на 14 октября бойцы из взвода пешей разведки во главе с коммунистом старшим сержантом И. Е. Поляковым, действуя на участке обороны 1-го батальона, добыли важные сведения. Оказалось, что подразделения 866-го пехотного полка 355-й пехотной дивизии противника сменились частями моторизованной дивизии СС «Великая Германия». Это нас насторожило. Командир полка срочно связался с командиром дивизии. Тем временем опасное направление было нами усилено противотанковыми средствами. Приняли мы дополнительные меры и к укрытию личного состава от возможного артиллерийского огня и бомбовых ударов противника.

Как только в дивизии стало известно о надвигающейся опасности, в полк прибыли офицеры штаба и политотдела. Начподив Г. М. Молчанов собрал политработников полка, подсказал им, как лучше мобилизовать личный состав на предстоящий трудный оборонительный бой. Парторг капитан В. Д. Костюк, агитатор старший лейтенант Ф. И. Кузьмичев, комсорг старший лейтенант А. М. Крехов провели в подразделениях полка большую разъяснительную работу с воинами, выступили с беседами на тему «Не отдадим ни клочка земли, завоеванной на правом берегу Днепра». [109]

Было также проверено знание бойцами задач в обороне, еще и еще раз рассказано о методах борьбы с «тиграми».

Утро 14 октября выдалось пасмурным, над землей плыли серые густые облака. Лишь изредка в них появлялись и быстро исчезали бледно-синие просветы. С запада дул холодный, пронизывающий ветер.

На наблюдательном пункте, куда я вскоре пришел, собрались артиллеристы, минометчики, саперы, штабные работники — весь боевой актив Орехова.

В наскоро сооруженном блиндаже Василий Романович сидел за самодельным столиком. Ладонями обеих рук он держал зеленую эмалированную кружку, наполненную крепким чаем.

— Присаживайся, начштаба, выпей горячего чайку. Крепкий чаек полезен. И согревает, и бодрости прибавляет.

Я посмотрел на своего командира. Глаза воспалены, волосы всклокочены — признак тревожно проведенной ночи. Поблагодарив, я присел за стол. Адъютант Голубев поставил кружку, до краев наполнил ее дымящимся чаем из термоса.

Документы, принесенные мною на подпись, Орехов просмотрел быстро. Подписывая боевое донесение, сказал:

— Ночь прошла, наступило утро. А фашист молчит. Не ошиблись ли мы в прогнозах о его намерениях?

— Как знать, — ответил я. — Подготовленное наступление отложено. Принимая такое решение, командование, по-видимому, руководствовалось более полными сведениями, чем те, что получило от нас.

— Начало наступления могло быть отложено и по другим причинам.

— Возможно, гитлеровцы ждут погоды для своей авиации?

— Возможно...

В прогнозе о намерениях врага мы, однако, не ошиблись. В 8 часов 45 минут земля в нашем расположении вздрогнула от разрывов множества снарядов и мин. Особенно сильный удар враг нанес по боевым порядкам 1-го батальона и соседа справа.

Орехов выбежал из блиндажа в траншею — и скорее за бинокль. Я последовал его примеру.

Наш НП был расположен на гребне высот между курганами [110] +1,7 и +1,8. Отсюда хорошо просматривались и южные скаты высот, и глубокий овраг, поросший кустарником, и северные скаты следующей гряды высот. На участке батальона Полищука и соседа оправа — левофлангового батальона 213-й стрелковой дивизии земля клокотала от разрывов. Сверкал огнями, дымился весь передний край. И все же мы заметили, как по юго-восточным скатам высоты с курганом +1,5 в развернутом строю двинулось 70 танков и САУ. В их числе было свыше 20 «тигров» и столько же «фердинандов». Обходя с запада овраг с обрывистыми берегами, танки разделились. Большая их часть двинулась к кургану +1,5, меньшая — к кургану +1,7. За танками густо повалила пехота, на ходу строча из автоматов.

На подразделения Полищука навалилось 13 танков и до батальона пехоты. Увидев такую картину, Орехов схватился за телефонную трубку.

— Видишь? Держись! — только и сказал он Полищуку.

Затем командир полка доложил обстановку Чурмаеву.

— Есть, выстоять! — услышал я ответ Василия Романовича.

Наши артиллеристы и минометчики открыли огонь по танкам и пехоте. Две боевые машины тотчас остановились. Столбы черного дыма потянулись от них к пасмурному небу. Остальные танки, ускорив ход, ворвались в нашу первую траншею. Положение создалось крайне опасное. Орехов приказал Лаврентьеву выдвинуть на прямую наводку еще одну батарею 76-мм орудий.

— Петя, выводи батарею на рубеж номер три. Сразу же убирай тягачи. Береги тягачи, Петя! — услышал я необычную для военного человека команду.

И надо отдать должное командиру 2-й батареи Петру Колыбельникову. По раскисшему полю, да еще под огнем фашистских танков, он быстро выдвинул орудия на прямую наводку. Тягачи на гребень вышли в колонне, а затем, словно по взмаху дирижерской палочки, развернулись веером и замерли на указанных местах. Водители работали умело, огневики действовали дружно. И вот уже отцеплены пушки, сняты с машин и снарядные ящики. И только один тягач был подбит.

Позднее по распоряжению командира дивизии нам на помощь прибыл 33-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый [111] артиллерийский дивизион — противотанковый резерв дивизии.

Наступал критический момент. Враг прорвался к НП 1-го батальона. Было это всего в 700 м от места, где находились мы. Орехов приказал всем офицерам, не занятым непосредственным управлением подразделениями, занять оборону вокруг наблюдательного пункта.

Вооружившись противотанковыми гранатами, мы заняли места в заранее подготовленных окопах, полукольцом опоясавших НП. Однако танки до нас не дошли. Их остановили гвардейцы 1-го батальона и артиллерийских подразделений. Позже нам стали известны некоторые подробности.

Когда вражеская артиллерия перенесла огонь в глубь нашей обороны, командир 1-й пулеметной роты лейтенант Григорий Акимович Дубров увидел перед собой два «тигра». За «тиграми» ползли «пантеры», а на флангах неуклюже переваливались «фердинанды». За танками быстрым шагом шла пехота.

Командиру пулеметной роты показалось, что вся эта бронированная масса наползает на участок, который обороняли его пулеметчики вместе с бойцами 1-й роты старшего лейтенанта Диброва.

Но вот два танка остановились, зачадив черным дымом. Это была работа батареи 76-мм полковых пушек капитана А. И. Чистякова.

И все же около десяти танков перевалили через траншеи и, не задерживаясь, устремились в глубь обороны, а два принялись утюжить окопы. Но гвардейцы не дрогнули. Боец С. А. Кулупаев метким броском противотанковой гранаты остановил один из танков, а бутылкой с горючей смесью поджег его.

Как только танки перевалили через траншеи, пулеметчики и стрелки вновь заняли свои позиции. По вражеской пехоте первым открыл кинжальный огонь расчет, которым командовал сержант Егоров. Он сам лег за пулемет. Его «максим» бил длинными очередями. Красноармейцы Худжанов, Умаров и Товсталев подносили новые ленты, помогали своему командиру перезаряжать пулемет, И «максим» работал без перебоев.

Как бы вторя пулеметчикам, открыли залповый огонь воины взвода коммуниста младшего лейтенанта Шеремета из роты старшего лейтенанта Диброва. Вражеская цепь [112] залегла. Сержанта Егорова ранило в руку. Его место у пулемета занял Худжанов. И пулемет снова заработал. А сам Егоров, перевязав рану, лег рядом вторым номером. Но вот вблизи разорвалась мина, ранены Худжанов, Умаров и Товсталев. И тогда за пулемет первым номером ложится командир взвода младший лейтенант Б. Д. Петрушин. Ему продолжал помогать Егоров. Одна из «пантер» устремилась к пулемету, чтобы раздавить его. Но гвардейцы вместе с пулеметом вовремя укрылись в траншее. Едва только танк прошел над ними, как Петрушин и Егоров снова открыли огонь. Поднявшиеся было в атаку гитлеровцы тут же залегли.

Не отставали от пулеметчиков и воины стрелкового взвода Шеремета. Особенно отличились комсомольцы Г. В. Мещерский, Д. Назипов и Н. П. Черкасов. Они уничтожили более двух десятков гитлеровцев.

Отважно дрались гвардейцы роты А. Г. Гончарова из 2-го батальона. Пулеметчики комсомольцы сержант И. Дюсенов, рядовой С. Атаниязов и сержант М. И. Пилеев надежно прикрыли стык между батальонами, не пропустили сюда врага.

Общими усилиями стрелки, пулеметчики, минометчики и артиллеристы отсекли пехоту противника от танков.

Однако на левом фланге нашего правого соседа врагу удалось прорвать оборону. Правый фланг 1-го батальона оказался оголенным. Несколько танков ринулись на НП Полищука, но Семен Макарович не растерялся. Он направил своего заместителя старшего лейтенанта Дистерова к небольшому резерву, располагавшемуся уступом за 1-й стрелковой ротой, почти на том направлении, куда прорвались танки и пехота гитлеровцев.

Лейтенант Дистеров действовал быстро. Подбежал к командиру резерва младшему лейтенанту Дэзо и приказал ему, развернув свой взвод фронтом на юго-запад, остановить противника. Пулеметчик рядовой Саид Бекеев тотчас ударил из своего «максима» по продвигающимся за танками вражеским автоматчикам. Фашистов срезало, как траву косой. Однако танки неумолимо продолжали надвигаться. И когда один из них подошел почти вплотную к огневой позиции, Бекеев, укрыв пулемет в щели, пропустил его над собой. Затем снова открыл огонь.

Мужественно дрались с врагом все воины взвода младшего лейтенанта Дэзо. Коммунист ефрейтор Завальнюк, [113] тяжело раненный, дрался до тех пор, пока не потерял сознание. Погиб под танком и сам командир комсомолец Дэзо, до конца выполнив свой долг перед Родиной.

Смяв батальонный резерв, вражеские танки устремились на НП Полищука. Но в эту минуту на помощь прибыла, став на прямую наводку, 2-я батарея дивизиона Лаврентьева. В бой с танками вступили и полковые артиллеристы. Расчет сорокапятки гвардии ефрейтора А. Д. Казанцева, благодаря точной наводке ефрейтора A. С. Бикчурина и четкой работе заряжающего рядового И. М. Чапкаева, подбил танк, уничтожил до десятка фашистов. Храбро дрался и другой расчет в составе сержанта Д. И. Шуметова, наводчика В. А. Одегова и заряжающего И. П. Филиппенко. Эти воины уничтожили бронетранспортер и несколько автоматчиков, двигавшихся за танками.

Продолжали результативно действовать артиллеристы полковой батареи 76-мм пушек коммуниста А. И. Чистякова. Расчет в составе гвардейцев Н. П. Зекина, B. С. Саянина и Ипата Умарова уничтожил два танка. Второй танк был подбит ими уже на НП Полищука. Когда же пехота врага вновь атаковала курган +1,7, где размещался наблюдательный пункт, коммунист старший адъютант лейтенант И. Д. Комолов, связные комсомольцы сержанты В. И. Кондаков, В. В. Коровкин и другие воины, находившиеся тут, открыли дружный огонь из пулеметов и автоматов. Сам С. М. Полищук с ручным пулеметом взобрался на подбитый танк, бил оттуда прицельными очередями. А старший лейтенант Г. Н. Дистеров стрелял по фашистам из пулемета, снятого с подбитого гитлеровского танка. Цепи гитлеровцев редели с каждой минутой.

Потерпев неудачу, противник перенацелил удар на другой участок. Он решил обойти курган +1,7 справа. Но гвардейцы и на этот раз разгадали его замысел.

C. М. Полищук перегруппировал свои силы и встретил врага дружным огнем. Тем временем на помощь стрелкам подоспели артиллеристы противотанкового резерва дивизии. Метким огнем они помогли гвардейцам нашего полка и артиллеристам дивизиона Лаврентьева удержать господствующие высоты.

Не могу не рассказать о подвиге, совершенном в этом [114] бою командиром орудия сержантом И. А. Улько — кандидатом в члены партии, дважды орденоносцем. Иван Афанасьевич сам встал у прицела орудия и в упор расстрелял вражескую боевую машину с черно-желтыми крестами на броне. Но другие танки приблизились к орудию. За ними шла пехота. Вражеский снаряд повредил пушку. Тогда командир огневого взвода младший лейтенант Синицин и сержант Улько взялись за автоматы, стали помогать наводчику Мигранову и заряжающему Бусыгину, которые ранее были выделены для прикрытия орудия от вражеской пехоты. Синицин и Улько со своими товарищами истребили не один десяток гитлеровцев.

Осколком снаряда сразило младшего лейтенанта Синицина. Смертельно ранило и сержанта Улько. Собрав последние силы, он попытался бросить гранату. С большим трудом выдернул предохранительную чеку. Но сил для броска уже не хватило. Граната разорвалась в руках героя.

Мстя за смерть командиров, бойцы Мигранов и Бусыгин в этом бою истребили еще около десятка фашистов.

* * *

К 10 часам погода прояснилась. Над полем боя появилась наша авиация. Штурмовики ударили с бреющего полета по вражеским танкам и пехоте. Радостно смотрели гвардейцы, как прославленные «ильюшины» били по фашистам реактивными снарядами. Большинство танков, вклинившихся в нашу оборону, было уничтожено.

В течение дня гитлеровцы еще трижды пытались сбить нас с господствующих высот, но всякий раз откатывались назад. Свыше десятка танков и до двух рот пехоты потерял противник в этом бою. А за весь период боевых действий на плацдарме только воинами 89-го стрелкового полка было уничтожено свыше 350 гитлеровских солдат и офицеров, 16 танков, в том числе 2 «тигра», 10 орудий, 12 автомобилей различного назначения.

Немалые потери понесли и мы. Но оставшиеся в строю воины были полны решимости сражаться до полного изгнания захватчиков с нашей священной земли.

Ночь на 15 октября выдалась по-осеннему темной. После напряженных боев мы укрепляли свои позиции. Противник вел себя спокойно. Лишь изредка прослушивалось урчание его танков, эвакуировавших с поля боя подбитую технику. [115]

В 7 часов утра гитлеровцы произвели сильный артиллерийский налет. Но и после этого активности не проявляли. А спустя три часа из-за Мишурина Рога донесся до нас гул канонады. Это соседи — соединения 37-й и 5-й гвардейской армий перешли в наступление. Нам же было приказано пока лишь удерживать занимаемый рубеж.

В наступление мы двинулись только на другой день — с утра 16 октября. Однако каких-либо значительных результатов не достигли. И лишь в ночь на 17-е специально созданным боевым группам удалось, вклиниться в оборону противника, а к утру сбить его с сильно укрепленного рубежа на дороге Анновка — Бородаевка и достичь высоты 177,0. Надо сказать, что этому во многом способствовало то, что 16 октября в полосах 37-й и 5-й гвардейской армий была введена в бой 5-я гвардейская танковая армия генерала П. А. Ротмистрова.

В полосе наступления 28-й гвардейской стрелковой Харьковской дивизии враг начал отход, прикрываясь моторизованными арьергардами, артиллерийско-минометным огнем и ударами авиации. Однако наши гвардейцы под покровом ночи смело проникали в промежутки, образовавшиеся между группами прикрытия, теснили врага в южном направлении. И уже к 19 октября полк продвинулся на глубину до 30 км, освободил шесть населенных пунктов: Каменский, Веселый, Воробцово, Новая Павловка, Соколов, Матреновка.

К этому времени на левом фланге ударной группировки фронта создалась сложная и весьма своеобразная обстановка. В результате стремительного продвижения войск 5-й танковой и 37-й армий на правом фланге 49-го стрелкового корпуса 7-й гвардейской армии образовался значительный разрыв. Чтобы прикрыть его, командир 28-й гвардейской стрелковой дивизии по указанию командира корпуса генерала Терентьева перебросил с левого фланга на правый 92-й и 86-й полки, которые заняли рубеж Красная Андреевка, Матреновка. В последующую ночь наш полк совместно с другими частями дивизии, преследуя врага, продвинулся вперед более чем на 20 км и вышел на рубеж, проходящий по восточной окраине Осиковатой, что находилась в 3 км к востоку от Пятихатки. Однако и на этом направлении нам впоследствии не пришлось действовать.

Стремясь задержать продвижение советских войск [116] южнее Пятихатки, гитлеровцы предприняли контратаки во фланг выдвинувшейся вперед ударной группировки — на фронте 49-го стрелкового корпуса. Генерал Терентьев был вынужден во второй половине дня 21 октября вывести нашу дивизию из боя и перебросить ее на левый фланг корпуса, в северо-восточном направлении, на рубеж Ново-Богдановка, Друже-Надеждовка с задачей наступать в образовавшемся разрыве на Лидово, Пасуньки.

Совершив 20-километровый марш вдоль фронта, наш полк к 4 часам 22 октября вышел на указанный ему рубеж. Развернувшись в боевой порядок, батальоны перешли в наступление и с ходу овладели населенным пунктом Пасуньки. Об этом Орехов немедленно доложил генералу Чурмаеву. И, надо признаться, поспешил. Батальоны не успели закрепиться, как были контратакованы крупными силами гитлеровцев, поддержанных четырьмя танками и двумя штурмовыми орудиями и мощным артиллерийским огнем. Удар оказался неожиданным. Наши воины не смогли сдержать натиск врага и были оттеснены на западную окраину села. Отошли и наши соседи.

За отступление без приказа с занятого рубежа с виновных взыскивалось строго. И конечно, от командира дивизии в первую очередь попало Орехову. Однако ни неудача в бою, ни «разгон» комдива не обескуражили Василия Романовича. И он, и мы все были полны решимости повторным ударом восстановить положение. Орехов приказал нам немедленно направиться в батальоны, выяснить обстановку и тщательно подготовить новую атаку.

В 12 часов враг снова был выбит из села Пасуньки. Однако гитлеровцы не хотели примириться с потерей выгодного рубежа. И вскоре вновь перешли в контратаку. Но на этот раз потеснить наши подразделения им уже не удалось.

Отразив контратаку, гвардейцы сами перешли в наступление. Пройдя с боями более 10 км, полк к утру 24 октября освободил село Алферово и вышел на реку Саксогань.

К тому времени соединения соседнего 82-го стрелкового корпуса 37-й армии продвинулись глубоко вперед, а 57-й стрелковый корпус уже завязал бои за город Кривой Рог. Естественно, что командование нашей 7-й гвардейской армии потребовало от командира 49-го корпуса [117] действовать решительнее, смелее продвигаться вперед. До нас эти требования доходили в виде частых письменных и устных распоряжений командира или штаба дивизии. Мы втянулись в изнурительные бои, которые, однако, не давали видимых результатов. Наши гвардейцы дважды и даже трижды в день поднимались в атаку. И всякий раз успех оказывался весьма скромным. Гитлеровцы из 88-го полка 15-й моторизованной дивизии сопротивлялись упорно, ожесточенно. Враг непрерывно вел артиллерийский огонь, многократно наносил бомбовые удары, цепко держался за оборонительные рубежи, которые, как правило, были очень выгодными в тактическом отношении.

Было неимоверно трудно, но все же гвардейцы, закаленные в непрерывных боях, не падали духом, продвигались хотя и медленно, но упорно. В ночь на 27 октября полк вышел к Борисовке.

А утром следующего дня вся дивизия была опять выведена из боя. Ее перебросили на правый фланг корпуса. Заняв исходное положение южнее Чумаковки, наш 89-й полк вместе с 86-м вновь перешел в наступление. Но и тут нам, лишенным поддержки дивизионной артиллерии, отставшей из-за нехватки горючего, не удалось добиться ощутимых результатов. Незначительным было наше продвижение и в последующие два дня.

28 октября в долине реки Ингулец, северо-западнее Кривого Рога, гитлеровское командование крупной танковой группировкой нанесло контрудар по ослабленным в предыдущих боях войскам 37-й армии. Наиболее сильный нажим противник оказывал на кировоградском направлении. На правом фланге армии создалось тяжелое положение. Несколько дивизий были отрезаны от главных сил.

Для отражения танкового удара врага и деблокирования окруженных соединений командующий 2-м Украинским фронтом (с 20 октября так стал называться Степной фронт) генерал армии И. С. Конев перебросил на это направление крупные силы, в том числе 7-ю гвардейскую армию.

Наша дивизия оставалась на старых рубежах и вошла в состав 37-й армии генерала М. Н. Шарохина. Продолжая вести активные боевые действия, дивизия 30 октября улучшила свое тактическое положение. В частности, наш [118] полк овладел селением Диканька и закрепился на его южной окраине. Но гитлеровцы, которых, естественно, не устраивала потеря тактически выгодного опорного пункта, уже вечером предприняли сильную контратаку, поддержанную «тиграми».

Вновь, как и прежде, выручили нас артиллеристы дивизиона Лаврентьева. Командир 3-й батареи старший лейтенант Михаил Петрович Морозов без промедления выдвинул на угрожаемое направление свои орудия, которые почти в упор открыли огонь по танкам гитлеровцев. Контратака была отбита. В этом скоротечном, но жарком бою были ранены комбат Михаил Морозов и командир взвода управления батареи старший лейтенант Всеволод Софинский. Забегая вперед, скажу, что Морозов в полк возвратился месяца через два, а вот Софинский, впервые расставшийся со своим братом Николаем, пролежал в госпитале около полугода. И бывает же такое совпадение: 15 мая 1944 года Всеволод выписался из бакинского госпиталя, а Николай в тот же самый день был ранен на кицканском плацдарме Днестра. Вновь в полку братья встретились только через девять месяцев, уже перед началом Ясско-Кишиневской операции.

3 ноября мы узнали, что в результате решительных мер советского командования положение в долине реки Ингулец начало стабилизироваться. А вскоре нашу дивизию вывели из боя. Распоряжением командующего 37-й армией генерала М. Н. Шарохина она передислоцировалась в район могил Рядовые, что в 6 км к северу от рудника Первомайский.

В те дни В. Р. Орехова в полку не было. Он заболел и оказался в медсанбате дивизии. Обязанности командира полка исполнял его заместитель майор Г. И. Велибеков.

Распоряжение на марш мы получили из штаба дивизии уже поздно вечером. В нем указывалось, что дивизия совершает марш одной колонной. Полку, назначенному в авангард, предстояло преодолеть путь 52 километра. И это за одни сутки!

Ночь на 9 ноября почти целиком ушла на организацию марша, подготовку техники и транспорта. Выступили мы лишь на рассвете. Путь наш пролегал по проселочным дорогам, через гряды небольших холмов, изрезанных многочисленными балками. Что и говорить, трудным был этот марш! Он запомнился надолго. От непрерывных [119] осенних дождей проселочные дороги так развезло, что бойцам пришлось идти буквально по колено в непролазной грязи. Тяжело нагруженные оружием, снаряжением и боеприпасами, шли они с заткнутыми за пояс полами шинелей, пригибаясь к земле, с трудом вытаскивали ноги из липкого месива. Еще труднее пришлось полковой артиллерии и обозам, 45-мм и 76-мм орудия транспортировались на конной тяге. При преодолении ручьев, канав и подъемов из балок лошади выбивались из сил. И тогда на помощь им приходили уставшие бойцы. Брались за постромки, колеса и тянули орудия и повозки вместе с конями. А когда это не удавалось, на руках вносили на гору снаряды, телефонные катушки с кабелем, продукты и другое имущество, а затем помогали коням вывозить облегченные повозки.

В 16 часов 10 ноября на южной окраине Тамаровки мы решили сделать большой привал. И как только поступила команда, люди тут же попадали на мокрую землю. Но спать было нельзя. Разгоряченные маршем, гвардейцы легко могли простыть, и командиры постарались не допустить этого.

Накормив людей горячей пищей, мы в 20 часов двинулись дальше. Дождь унялся, небо вызвездило. Стало подмораживать. Теперь мы шли вдоль фронта. Линия соприкосновения с противником проходила слева от нас, в 5–6 км. И потому мы строго соблюдали меры светомаскировки. Было запрещено курение. Только на малых привалах солдатам разрешалось потихоньку потягивать свои самокрутки, припрятав их в рукава шинелей.

Велибеков и я ехали верхом, стремя в стремя. Разговор у нас то ли от усталости, то ли от тревожной тишины осенней темной ночи не клеился. Возможно, каждый из нас был занят своими думами. Но вот я взглянул на Велибекова. Его поза меня удивила. Герай Илдримович, держась обеими руками за переднюю луку седла, маятником покачивался в нем. «Дремлет», — подумалось мне. Я заговорил с ним, От неожиданности он вздрогнул и выпрямился.

— Где мы идем? — спросил Велибеков.

— Подходим к Мотиной Балке.

— Далековато еще до места. Вот что, Иван Абрамович, веди колонну, а я немного подремлю в комендантской повозке... [120]

Велибеков отстал, а мы с Мазным и другими офицерами продолжали ехать во главе колонны.

Мороз крепчал. С каждым километром идти становилось легче. Но вскоре возникла иная трудность. Стало сложнее вести колонну. Кончились дороги, ведущие в нужном нам направлении. Они были хотя и проселочные, но все же облегчали ориентирование на открытой степной местности. Теперь же эти дороги пролегали по крутым изгибам от селения к селению. Следуя по такому маршруту, мы удлиняли свой путь, по меньшей мере, на одну треть. К тому же следить за поворотами было сложно, так как дорожных колей, расходившихся в разные стороны, было бесчисленное множество. По намеченному маршруту от Мотиной Балки мы должны были круто повернуть влево, пройти Владимировку, а от нее снова двинуться в западном направлении на Петрино.

Посоветовавшись со своим помощником Мазным, я решил вести колонну от Мотиной Балки на Петрино по компасу прямо по полю, минуя Владимировку. Это, разумеется, было рискованным. Но кто же на фронте не рисковал! В проходимости полей мы не сомневались. Этим полем — мы уже это проверили — было и шагать, и ехать легче, чем по разбитой дороге. Риск же заключался в том, что, идя по полю, мы могли напороться на еще не снятые минные заграждения, да еще и отклониться от заданного маршрута. Однако Василий Иосифович убедил меня, что мин не должно быть. Не будет и нарушения приказа, так как маршрут командованием дивизии выбирался с учетом осенней распутицы. Теперь же, когда подморозило, поле стало проходимым. И я согласился.

Определив азимут по карте, мы двинулись вперед. К регулировочному пункту в Петрино вышли примерно на час раньше срока. Мы полагали, что сделали доброе дело: выиграли час, сохранили силы воинов. Но не тут-то было! Не всякая инициатива на войне бывает целесообразной. Наше движение не было зарегистрировано контрольным пунктом дивизии во Владимировке. Командование дивизии посчитало нас заблудившимися. Кроме того, во Владимировке нас должны были перенацелить на новый пункт сосредоточения, о котором командованию дивизии стало известно уже во время марша. Все это, конечно, вызвало беспокойство у командира дивизии, а позже — и гнев. Этот урок запомнился мне надолго. [121]