Первый салют Родины

3 августа я вышел из блиндажа в начале пятого. Небо, червонным золотом окрашенное на востоке, было чистым, без единого облачка. День обещал снова быть жарким.

Я стоял у блиндажа и зачарованно наблюдал, как из-за горизонта появлялся пурпурный диск дневного светила. На какой-то миг позабылись тревоги и заботы, одолевавшие все последние дни. И вдруг в голову пришла такая мысль: мы ведь еще не все представляем себе, чего лишила нас война. Она ведь не только оторвала от родных и близких, не только вынудила отказаться от нормальных условий жизни, не только отодвинула на долгий срок исполнение наших планов и надежд. Она, война, не дает нам радоваться солнцу, ясным зорям и закатам, наслаждаться красотой природы.

Прекрасно, скажем, выглядит березовая роща, окаймленная проселком. Кому как, а мне она раньше, до войны, напоминала хоровод школьниц-выпускниц. Но вот тут, на фронте, эта же рощица стала для меня прежде всего участком местности, требующим тщательной разведки. А вдруг там враг устроил засаду?

Красиво смотрится на фоне безоблачного неба и холм, до самого гребня усыпанный кудряшками кустов. Но вот в боевой обстановке он для меня становится не украшением пейзажа, а уже высотой с определенной отметкой на карте, высотой, которая господствует над местностью и на которой противник скорее всего и оборудовал опорный пункт.

Да и сам восход солнца на войне воспринимается по-иному. В мирную пору он радует, потому что предвещает [35] ясный день. А на фронте такая вот ясная зорька настораживает. Она предупреждает о весьма реальной угрозе многократных налетов вражеской авиации.

Рождается новый день... Трудно представить себе картину более прекрасную! А вот тут, на фронте, встречая утренний рассвет, невольно ловишь себя на мысли: не окажется ли он последним в твоей жизни и в жизни твоих боевых товарищей?

Прошу читателя не посчитать мое признание бахвальством. Но это факт, что на втором году фронтовой жизни я, как, наверное, и многие друзья-однополчане, о собственной смерти, которая могла настигнуть в любую минуту, думал уже не столько со страхом, сколько с тревогой. Если пуля или осколок оборвет твою жизнь, то как же, думалось, все будет без тебя, кто продолжит то, чем ты жил эти дни, кто доведет до конца все, что тобой было начато, но не завершено до смертного часа? Ну а если все же он наступит... жизнь будет отдана за Родину, а она, Родина, своих героев, павших на войне, не забывает!

Подобные размышления, не очень-то веселые и, если можно сказать, философские, прервал помощник по тылу Николай Матвейчук. Он вернул меня к прозе жизни, обратился с самым что ни есть будничным предложением — позавтракать.

За длинным столом, наскоро сколоченным из сырых жердей, уже разместились все офицеры, находившиеся при штабе. Разговор за завтраком не клеился. Все были заняты своими мыслями, своими заботами. Да и время подгоняло нас. До начала артиллерийской подготовки оставалось совсем немного.

Вскоре позвонил начальник штаба дивизии полковник А. И. Кащеев. Разговор был коротким. Он сообщил, что время, назначенное для «Урагана» и «Шторма», остается неизменным. Анатолий Иванович предупредил и о прибытии танкистов, которых я должен был встретить и быстро вверти в обстановку.

Танкисты на сей раз не заставили себя долго ждать. Не успел я переговорить по телефону с командиром полка и старшим адъютантом 3-го батальона, как невдалеке от штаба остановился грузовой автомобиль. В его кузове находилось около десятка людей, одетых в комбинезоны. Один из них, плотный, широкоплечий, справившись о чем-то [36] у оказавшегося поблизости связиста, направился ко мне.

Я встретил его. Это был командир 148-го танкового полка полковник Л. М. Лифиц. Я кратко рассказал ему о сложившейся обстановке и посоветовал пройти на НП командира полка. А чтобы быстрее танкисты туда добрались, назначил им в проводники капитана Ожередова.

Проводив танкистов, почувствовал наконец облегчение. Для организации атаки у друзей-танкистов было еще около двух часов.

Солнце давно уже оторвалось от горизонта. Его лучи становились все горячее. Предупредив дежурных телефонистов и радиста о том, что надо ежесекундно быть начеку, я стал ждать сигнала «Ураган», то и дело поглядывая за движением минутной стрелки по циферблату часов.

* * *

Ожидаемый сигнал из штаба дивизии поступил ровно в пять. И понесли его телефонные провода по всем батальонам и ротам. Почти одновременно с НП командира полка и командиров батальонов в воздух взвились ракеты светло-зеленого цвета. И томительная тишина раскололась. Воздух дрогнул от орудийных залпов. В сторону врага полетели снаряды PC, оставляя за собой огненные шлейфы. У меня возникло желание выйти на опушку леса, откуда был виден небольшой кусочек вражеской обороны.

И я уступил этому желанию, взглянул на поле боя. Там, над передним краем противника, будто в азартной пляске горцев, поднимались и опускались столбы земли, черного дыма, багрового огня.

После первого мощного огневого налета накал артогня, казалось, несколько спал. Но вдруг в воздух поднялись полосы огня и черного дыма, сопровождаемые мощным грохотом. Сработали УЗ в минном поле противника. Эту картину наблюдали и другие офицеры штаба. Все мы молча, но не без восхищения слушали грозную музыку артиллерии.

В воздухе появилась наша авиация. В сторону противника на небольшой высоте устремилась восьмерка штурмовиков. Следом, уже на значительной высота, прошли и бомбардировщики Пе-2. А еще выше кружились парами истребители. [37]

Наблюдаю за «илами». Вот они делают разворот, идут на штурмовку-бомбежку. Враг бьет из зениток. Но «илы» решительно атакуют наземного врага, огнем эрэсов и бомбовыми ударами громят его резервы, командные пункты, позиции артиллерии и минометов.

Насмотревшись, как бушующий вал огня и дыма играет на поле боя, как вздымается земля, перемешиваясь с щепой разрушенных укреплений, я возвратился к штабному блиндажу.

Более двух часов не затихала канонада. Но вот зазуммерили телефонные аппараты. По проводам понеслись вопросы и ответы, доклады и распоряжения: «Как ведет себя противник?», «Все ли запланированные цели разрушены?». «Довольна ли пехота артиллерийским огнем?». В эти напряженные минуты я успел переговорить со старшим адъютантом 3-го батальона старшим лейтенантом Сметанкиным, ответить на вопросы начальника штаба дивизии полковника Кащеева, артиллерийских начальников...

До начала атаки оставалось минут двадцать, когда в воздухе появилась новая группа краснозвездных самолетов. Их было очень много. С новой силой раздался грохот артиллерии и минометов, в который вплелась и звонкая, а точнее, звенящая песня «катюш». Затем послышался грохот двигателей, лязг металла. Задрожала земля возле штаба. Это танки непосредственной поддержки пехоты, как их тогда называли, танки НПП, из выжидательного района двинулись на исходные позиции.

В 7.55 по телефонным проводам и по радио понеслись сигналы «Шторм, шторм!». Одновременно над полем взвились ракеты красного огня — сигнал атаки. Я отчетливо представил себе, как артиллеристы и минометчики перенесли свой удар в глубь обороны противника. Они теперь крушили врага в последних траншеях его первой позиции, а также на второй. А вскоре донеслось до нас и дружное «ура». Гвардейцы 3-го батальона поднялись в атаку. Чувствовалось, что началась она успешно. Пронеслась над нами в сторону врага еще одна группа «ильюшиных». Спустя полчаса позвонил Орехов.

— Оборона врага прорвана, наступление развивается успешно. Бой идет уже за тракт Москва — Белгород на участке Редин, колхоз «Смело к труду». — Голос Василия Романовича звучал радостно. — Перехожу на новый НП. Не задерживайся и сам. Подтягивай первый батальон. [38]

Сажусь за телефон. Информирую об обстановке Шишковца и передаю ему распоряжение командира полка. Даю команду на подтягивание и 2-му батальону, а также ротам автоматчиков. Сообщаю обстановку в штабы частей средств усиления и соседям.

Оставалось одно: получить разрешение на перемещение штаба полка у полковника Кащеева. Но поговорить с ним в тот момент не удалось. Вблизи штаба остановилось несколько «виллисов». К блиндажу направилась группа генералов и офицеров. Впереди крупным шагом шел высокий генерал. Еще издали я узнал троих. То были командующий Степным фронтом генерал-полковник И. С. Конев, командующий 53-й армией генерал-лейтенант И. М. Манагаров и член Военного совета армии генерал-майор П. И. Горохов.

Екнуло сердце. «Пропал, — подумалось мне, — получу сейчас нагоняй за то, что отстал со штабом от полка». Бросаю телефонную трубку, выбегаю из щели, докладываю Коневу по всем правилам устава.

— Где, где ведет бой ваш полк? — пожимая мою руку, переспросил у меня командующий фронтом.

Я достал карту и показал положение 3-го батальона, о котором мне сообщил Орехов. И. С. Конев посмотрел на карту и, привлекая внимание Манагарова и Горохова к карте, щелкнув указательным пальцем по тому месту, где было отмечено положение нашего полка, сказал:

— Молодцы гвардейцы! Хорошо начали. Куришь? — с веселыми искорками в глазах спросил у меня Иван Степанович.

— Никак нет, — отрезал я.

— Все равно бери, бери. Хорошими вестями порадовал! — настаивал И. С. Конев, протягивая открытую коробку «Генеральских».

Я не стал больше отказываться. Поблагодарив за угощение, взял одну папиросу.

— Где командир?

— Впереди. На новом НП.

— Правильно поступает! Веди за ним и штаб, а то останешься позади командующего фронтом.

— Этого не будет, — заверил я генерала.

— Ну-ну. Действуй!

Позвав своих спутников, генерал-полковник Конев быстрым шагом направился к автомобилям. [39]

Проводив высокое начальство, посмотрели на длинную, толстую и ароматную папиросу. На ее мундштуке золотыми буквами было написано «Генеральские». «Такой я еще не видел», — подумалось мне.

При докладе обстановки начальнику штаба дивизии А. И. Кащееву не преминул похвастаться и папиросой, которой угостил меня командующий фронтом. Получив разрешение на перемещение штаба, отдал указания своим помощникам. А сам, не дожидаясь, когда подадут лошадей, пешком с несколькими офицерами и связистами отправился вперед. У бывшего нашего переднего края обогнала тридцатьчетверка и неожиданно остановилась, подняв густую пыль.

— Взбирайся на танк, начальник штаба! Подбросим! — крикнул мне командир танкового полка полковник Лифиц. Одним махом взобрался на броню. Рядом разместились и мои спутники.

Взревел двигатель. Танк, набирая скорость, помчался по целине. Полковник Лифиц находился в башне, по грудь возвышаясь над ее люком. Стоя на правом крыле танка, крепко держась за кольцо застопоренной крышки верхнего люка, я смотрел то вперед, то на запорошенную пылью грудь командира танкового полка. На ней из-под расстегнутого комбинезона поблескивали два ордена Красного Знамени и медаль «XX лет РККА». Полковник Лифиц, перехватив мой взгляд и улыбнувшись, сказал:

— Здесь не все. За зимнюю кампанию дали еще одно Красное Знамя. Но получать его сейчас не буду. Надеюсь, что после войны мне его вручит в Кремле Михаил Иванович Калинин.

Забегая вперед, скажу, что не довелось осуществиться мечте бравого танкиста полковника Лифица получить орден из рук Всесоюзного старосты. На войне пули и осколки не милуют и самых храбрых. Вскоре дошла до нас печальная весть: полковник Л. М. Лифиц погиб смертью храбрых. Он сделал все, что мог, для победы, отдал за нее самое дорогое — жизнь.

* * *

Командира полка мы догнали на небольшой возвышенности западнее колхоза «Смело к труду», в узкой траншее, отбитой у гитлеровцев. Орехова окружала большая группа офицеров. Наблюдая в бинокль за полем боя, Василий [40] Романович давал указания офицеру с артиллерийскими эмблемами. Потом он повернулся в нашу сторону. Полковник Лифиц и я доложили о своем прибытии.

— Хорошо, — сказал Орехов и, лукаво прищурив глаза, обращаясь ко мне, добавил: — А я думал, что не видать мне моего штаба до самой ночи.

— Могло и так случиться, — ответил я. — Спасибо танкистам: выручили, подбросили.

— Танкисты молодцы! Они и в бою отменно работают. Вон как рванули! Без них так не получилось бы. — И, протягивая руку командиру танкового полка, Орехов произнес: — Душевное спасибо вам, товарищ Лифиц. За хорошую поддержку.

— Рад услышать от вас доброе слово о танкистах, — ответил Лифиц.

Василий Романович приказал расположить штаб в ближайшей лощине, а мне самому оставаться с ним. Я отдал указания своему помощнику по учету С. П. Гриню, затем подошел к Сирику, Селиверстову и Рогалевичу.

— Ну, как началось наступление? — спросил я.

Вот что узнал я из их рассказов, дополненных потом другими.

...После того как артиллерия и минометы перенесли огонь в глубину обороны, гвардейцы Жиделева дружно поднялись в атаку, первыми двумя траншеями овладели почти без боя. Вслед за танками и пехотой двинулась артиллерия сопровождения — 45-мм противотанковые и 76-мм полковые пушки.

Однако вскоре фашисты пришли в себя, и на третьей траншее ожило несколько их огневых точек. Вот здесь-то и пригодились пушки, двигавшиеся вслед за пехотой. С коротких остановок, в упор вместе с танками непосредственной поддержки уничтожали они вражеские пулеметы и орудия.

Ожесточенный бой завязался на правом фланге — на юго-восточной опушке рощи Журавлиная. Эта роща, размером около двух километров в ширину и столько же в глубину, находилась на стыке с нашим соседом справа, причем большей своей частью перед его фронтом. Созданный фашистами в роще опорный пункт задержал левофланговые подразделения 252-й стрелковой дивизии. Косоприцельным, фланговым огнем враг задержал продвижение и 9-й роты нашего 3-го батальона. Артиллерийско-минометным [41] налетом подавить опорный пункт врага не удалось. И тогда Орехов осуществляет смелый маневр. Он сажает группу автоматчиков во главе со старшим лейтенантом Римским на три танка с задачей обойти рощу через полосу правого соседа и с тыла ударить по гитлеровцам.

Немного времени потребовалось на выполнение этого маневра. По сигналу Римского наши орудия и минометы вновь нанесли удар по вражескому опорному пункту. Вслед за этим вместе с танковым десантом устремились в атаку и воины 9-й стрелковой роты старшего лейтенанта В. А. Чепурова. Грозен и стремителен был этот удар гвардейцев. До полусотни фашистских солдат и офицеров было уничтожено в этом небольшом лесочке. Около десятка гитлеровцев взяли в плен. Уж об этом позаботились воины взвода пешей разведки полка — сержант П. П. Коваль, рядовые Н. К. Карнаков, Н. Л. Волгин, П. М. Безматерных и А. Л. Бабыкин.

Ликвидировав опорный пункт врага на юго-восточной опушке рощи Журавлиная, гвардейцы 3-го батальона снова стали быстро продвигаться вперед. Но враг не собирался отходить без боя. Сопротивление его нарастало. Особенно цепко держался он за населенные пункты.

Встретив ожесточенное сопротивление гитлеровцев с фронта, гвардейцы Жиделева стали обходить селение Гонки с запада. Левый фланг батальона уже поравнялся с населенным пунктом, когда наблюдателями были замечены в Гонках и юго-восточнее клубы пыли. Вскоре между домами показались башни танков. Их было более десятка. Враг готовился к контратаке во фланг.

Капитан Жиделев, обнаружив эту угрозу, попросил Орехова подавить танки и пехоту врага огнем полковых средств и разрешить ему остановить 7-ю стрелковую роту для отражения контратаки. Но Орехов, оценив обстановку, пришел к выводу: задержать 7-ю роту для отражения контратаки врага — значит ослабить первый эшелон, затормозить наступление.

Орехов принимает иное решение. Жиделеву он приказывает не останавливать наступление, смелее вгрызаться в оборону противника. Отражение контратаки он возлагает на батальон Шишковца, следовавший во втором эшелоне, а также на противотанковый резерв и артиллерию поддержки. [42]

Огневой налет артиллерии и минометов, продолжавшийся минут пять — семь, заставил гитлеровцев рассредоточиться. Потом фашисты вновь приняли боевой порядок, открыли огонь из орудий и пулеметов. Вот туда-то и выдвинулись артиллеристы батареи 33-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, поддерживающего полк, взвод 45-мм противотанковых пушек лейтенанта Б. Г. Сусорова и рота противотанковых ружей. Когда гитлеровцы перешли в контратаку, на помощь артиллеристам уже подошли гвардейцы 1-й роты батальона Шишковца во главе с лейтенантом Н. П. Тарасовым. Заняв выгодную позицию, они открыли огонь по фашистской пехоте, двигавшейся за танками. Гитлеровцы заметались, затем залегли. Метким огнем артиллеристов один танк был подбит. Остальные замедлили ход.

Но вот танки врага вновь рванулись вперед, ведя огонь на ходу. За ними поднялась и пехота. Артиллерийско-пулеметная и ружейная перестрелка усилилась. За первой линией танков шло несколько огнеметных боевых машин. Они начали поливать огненными струями наших воинов. Но это не испугало их. Лейтенант Н. П. Тарасов поднял роту в атаку. С противотанковой гранатой бросился он к одному из танков и подбил его. Но и сам получил ранение, оказавшееся смертельным. Роту возглавил командир первого взвода младший лейтенант Н. К. Шильников.

По приказу комбата Шишковца на помощь подоспела рота старшего лейтенанта Ситникова. Понесли потери от огнеметных струй бойцы и этой роты. Погиб и сам командир. Но роты стойко отражали натиск врага.

В бой включилась рота противотанковых ружей. Точный выстрел красноармейца М. Тудыбаева, действовавшего в паре с бойцом И. Максимцевым, достиг цели. Танк закрутился на месте. Еще одного «тигра» подбили артиллеристы истребительно-противотанковой батареи.

Словно наткнувшись на непреодолимый барьер, танки гитлеровцев остановились, огрызаясь огнем, затем они попятились назад. Отошла и вражеская пехота.

Контратака отбита. На поле горело четыре танка, около трех десятков фашистов было уничтожено.

Понесли потери и гвардейцы. Смертью храбрых пали командиры рот Ситников и Н. П. Тарасов. Несколько наших бойцов, пораженных струями огнеметов, не поднялись [43] с дотлевавшей ржи. Этих героев мы поклялись не забыть никогда. Вступив в единоборство со страшными огнеметными танками, они не дрогнули, не отступили. И теперь лежали мертвые, обратив обугленные лица только в сторону врага.

А тем временем в центре полосы наступления полка батальон Жиделева продолжал прогрызать оборону гитлеровцев. Очаги сопротивления врага он обтекал с флангов и при поддержке танков, артиллерии сопровождения и минометов уничтожал в коротких яростных схватках...

Так сражались наши гвардейцы в первые часы наступления.

Когда я прибыл на наблюдательный пункт, бой шел уже на подступах к безымянному ручью, по диагонали пересекавшему полковую полосу наступления. На его противоположном берегу виднелись постройки двух населенных пунктов: южной части Гремучего и северной — Ерика. Между ними имелся полукилометровый просвет. Сюда-то и стремились вклиниться гвардейцы Жиделева.

Однако этот важный рубеж гитлеровцы успели укрепить, сосредоточив здесь подразделения, отошедшие с первой позиции, и резервы, выдвинутые из глубины. Воины 3-го батальона были остановлены плотным прицельным огнем. Несмотря на все усилия комбата и его помощников, находившихся в боевых порядках рот, темп наступления замедлился.

Обстановка требовала дальнейшего наращивания сил. И майор Орехов решил ввести в бой 1-й батальон старшего лейтенанта Шишковца, следовавший после отражения контратаки за первым эшелоном. Возник вопрос, в каком направлении его вводить. Ответ подсказала сама обстановка: из-за правого фланга 3-го батальона, где образовался разрыв между нашим боевым порядком и соседом справа.

Чтобы поставить боевые задачи командирам 1-го батальона и подразделениям переподчиненных ему средств усиления и поддержки, Орехов вызвал их к себе. Но начать работу с ними не удалось. Наблюдатель подал сигнал: «Воздух с юго-запада!»

Там, на горизонте, мы заметили множество маленьких черных точек, быстро превратившихся в «юнкерсы» и «мессершмитты». Их было не менее трех десятков. Они образовали зловещий круг и начали бомбить, поливать [44] нас огнем из пулеметов. Это был первый налет вражеской авиации с начала нашего наступления. Укрывшись в траншеях, щелях, мы беспомощно смотрели на стервятников. Но вот застучали скорострельные пулеметы, захлопали зенитные пушки, а вскоре появились наши «яки» и «лавочкины». Завязался воздушный бой.

Стрелой пошел к земле один «мессер». Потом зачадил двумя черными полосами «юнкерс», за ним — другой. Однако остальные стервятники продолжали свое разбойничье дело. Правда, основным объектом бомбежки они избрали не нас, а ближайшие резервы и тылы. Наблюдая за районом, где рвались бомбы, Орехов сказал:

— Положение там невеселое. Выясни, Вязанкин, что они там натворили.

Наконец наши истребители вынудили стервятников убраться восвояси. А вскоре стало известно, что наши боевые подразделения не пострадали. Удар пришелся по обозам полка. Убито и ранено несколько лошадей. Но 86-му полку — второму эшелону дивизии — досталось крепко.

— Цыганским табором, наверное, располагались, — с досадой заметил Орехов, узнав о потерях в конском составе. Он приказал мне навести в тылу порядок.

Я немедленно направил своего ординарца Шевченко к Матвейчуку с запиской, содержащей строгие указания и предупреждения.

Между тем майор Орехов продолжал напряженную работу. Он переподчинил 1-му батальону часть танков НПП и артиллерии сопровождения. Артиллерийским и минометным начальникам поставил задачу: мощным огневым налетом подавить опорные пункты врага, прикрыть выдвижение батальона на исходные позиции, поддержать атаку танков и пехоты. Были указаны и вражеские батареи, которые требовалось немедленно подавить.

Командиру батальона старшему лейтенанту В. А. Шишковцу Орехов приказал: под прикрытием артиллерийско-минометного огня выйти на правый фланг полка и ударом по северной окраине Гремучего овладеть этим селением. В дальнейшем, блокировав одной ротой противника, находившегося на высоте 218,0, батальону Шишковца совместно с батальоном Жиделева было приказано развивать наступление в южном направлении.

Владимир Антонович Шишковец был примером исполнительности. Службу он знал, любил, относился к ней [45] с большим рвением. Вот и сейчас, получив боевую задачу, он, прижимая рукой кобуру с пистолетом, побежал в расположение батальона. Не теряя ни минуты, комбат обошел стрелковые роты и другие подразделения, поставил командирам задачи.

Когда через некоторое время начался артналет, Шишковец уже успел вывести свой батальон на исходные позиции. Оба батальона поднялись в атаку точно в назначенное время. Бой закипел жаркий, особенно перед фронтом 1-го батальона. С наблюдательного пункта было видно, как танки, выйдя из укрытий и обогнав нашу пехоту, ринулись на врага.

Ожила и оборона противника. Застрочили его пулеметы, прежде нами не замеченные. Но это не остановило гвардейцев.

На пути отделения старшего сержанта А. Д. Иванова был полуразрушенный сарай, из которого фашисты вели сильный пулеметный огонь. Не уничтожив эту огневую точку, двигаться дальше было невозможно. Но орудий сопровождения поблизости не оказалось. Тогда рядовые Ф. М. Малышев, С. К. Жданов ползком подобрались к сараю и в проемы, имевшиеся в крыше, бросили противотанковые гранаты. Оглушающе грохнул взрыв. Фашисты, засевшие в этом сарае, — а их, как потом выяснилось, было семь — все убиты.

Овладев сараем, гвардейцы старшего сержанта Иванова вышли к центру села.

Отважно дрались и бойцы отделения сержанта А. В. Басова. Ефрейтор И. П. Овсянников, рядовые Ахмед Гелиздинов, Г. И. Дежко первыми ворвались на окраину Гремучего, уничтожили более десятка фашистов.

Умело действовали артиллеристы батареи 76-мм полковых пушек. Командир орудия сержант П. П. Рыжанков, наводчик младший сержант В. М. Балантин, рядовые А. С. Бикчурин и М. М. Колесников огнем прямой наводки уничтожили до десятка пулеметных точек и не менее двух десятков гитлеровцев. Они тесно взаимодействовали с бойцами стрелковых рот.

Фашисты откатились на следующую улицу Гремучего. Противник цеплялся за каждый дом, за каждое нежилое строение. Но вот наши танки, обошедшие селение с севера, ударили по врагу с тыла. Гитлеровцы заметались, начали перестраивать свои боевые порядки. Этим [46] воспользовался командир 2-й роты старший лейтенант Александр Максимович Балыкин. Он снова поднял своих бойцов в атаку, И атака эта была дружной, стремительной.

Вскоре Гремучий был полностью очищен от вражеской пехоты. Она отошла на Ерик, оставив на поле боя до 70 трупов.

Радость этого успеха была омрачена гибелью командира роты. На южной окраине селения старшего лейтенанта Балыкина смертельно ранило. Командование принял находившийся рядом с Балыкиным командир 2-го взвода младший лейтенант Иван Николаевич Матвеев. Он и парторг батальона лейтенант Б. П. Охапкин личным примером увлекли за собой гвардейцев, развивая наступление в глубь обороны противника.

После взятия Гремучего в полосе наступления нашего полка в бой был введен передовой отряд 19-й мехбригады 1-го механизированного корпуса. На первые часы боя боевые задачи передового отряда и полка совпадали. Наступление пошло успешнее. За танками и пехотой полковые артиллеристы вручную перекатывали свои сорокапятки и 76-мм орудия. Побежали вперед и минометчики со стволами на плечах и плитами за спиной.

И все же сопротивление врага еще не было сломлено. Он снова открыл бешеный артиллерийско-минометный огонь. Особенно опасным был огонь его шестиствольных минометов. Вскоре от И. А. Костенко, находившегося в 3-м батальоне, поступило печальное известие. Осколком снаряда сразило старшего адъютанта батальона коммуниста старшего лейтенанта Михаила Поликарповича Сметанкина. Тяжело контузило командира батальона капитана Михаила Алексеевича Жиделева. Комбата заменил парторг батальона лейтенант Борис Петрович Охапкин, опытный политработник, волевой, энергичный офицер.

Позднее нам стали известны подробности подвига, совершенного Сметанкиным.

...Когда батальон поднялся в атаку, на опушке леса, вдоль которой наступала 7-я стрелковая рота, застрочил вражеский пулемет, тщательно замаскированный и потому не уничтоженный огнем нашей артиллерии. Под его огнем во фланг роты атака взвода, что продвигался слева, захлебнулась. Сметанкин решил лично выяснить обстановку, выправить положение. Добравшись до залегшего [47] взвода, он приказал пулеметчику сержанту И. Т. Кожину прикрыть слева атаку взвода, а сам с призывам «За Родину!» устремился на врага. И в этот миг рядом разорвался снаряд...

Офицер Сметанкин погиб, но бойцы, поднятые им в атаку, свою задачу выполнили. Они ворвались в траншеи противника. Там завязалась рукопашная. В разгаре этой ожесточенной схватки был смертельно ранен командир взвода младший лейтенант Гончаров. Его тут же заменил помощник сержант М. З. Шейкин. И бойцы этого взвода уничтожили более 20 гитлеровских солдат.

Наступление полка развивалось успешно. Ни на минуту несмолкавший грохот орудий, перемежавшийся пулеметными и автоматными очередями, стал удаляться. Поднявшиеся над землей облака дыма затрудняли наблюдение за боем. И майор Орехов решил сменить наблюдательный пункт. Мне же он приказал оставаться в штабе и управлять подразделениями полка до его прибытия на новый НП.

Жаркий бой разгорелся за высоту 227,4. Но и тут командир полка своевременно разгадал замысел врага, непрерывно наращивал силу удара вводом в бой рот автоматчиков. К двадцати часам 3-й батальон вместе с 1-м закрепились на достигнутом рубеже.

Нам требовалась передышка. Это понимало и вышестоящее командование, разрешившее приостановить наступление. Необходимо было дать гвардейцам, хотя бы несколько часов отдыха, накормить их, пополнить боеприпасы, подтянуть тылы.

* * *

С наступлением темноты Орехов возвратился в штаб, созвал своих заместителей. В небольшом котловане, накрытом плащ-палаткой, при свете трофейных свечей, мы подвели итоги первого дня наступления.

Во взаимодействии с соседями и средствами усиления полк прорвал оборону противника на глубину до 9 км, овладел населенными пунктами Редин, Гремучий, содействовал 92-му гвардейскому стрелковому полку в освобождении колхоза «Смело к труду», населенных пунктов Гонки, Брик. Противник понес немалые потери. До 400 гитлеровцев осталось на поле боя. Подбито 4 танка, 9 автомобилей, 4 шестиствольных миномета, около 10 орудий. [48] Взято в плен 18 гитлеровцев из 339-го и 331-го пехотных полков 167-й пехотной дивизии.

Понесли потери и мы, особенно в офицерском составе. И все же эти потери не шли ни в какое сравнение с тем уроном, который был нанесен противнику.

Итак, задача первого дня была выполнена.

В полночь полку была поставлена новая задача: развивая наступление в направлении Стрелецкого, овладеть им, перерезать железную дорогу и шоссе Архангельское — Ближний и закрепиться на безымянных высотах с отметкой +1,0, что 2,5 км южнее Стрелецкого.

Батальоны первого эшелона были еще боеспособными. Поэтому Орехов решил выполнять задачу в прежнем боевом порядке, нанося главный удар силами первого эшелона по западным скатам высоты 218,3. Василий Романович обошел 1-й и 3-й батальоны и на месте поставил им задачи, организовал взаимодействие. Я по его указанию согласовал наши действия с соседями.

Наступление возобновилось на рассвете мощным артиллерийским налетом. Под его грохот батальон Шишковца, обойдя по лощине высоту 218,3 справа, нанес удар по ее юго-западным скатам. Батальон Басова (старший лейтенант Иван Григорьевич Басов вступил в командование после контузии капитана Жиделева), прикрываясь частью сил слева, ударил по высоте с фронта. В результате сопротивление врага в этом опорном пункте было сломлено. Гитлеровцы, оборонявшие высоту, были почти полностью уничтожены. Батальоны пошли вперед.

А к 6 часам гвардейцы с ходу овладели еще одним опорным пунктом, оборудованным гитлеровцами на высоте 201,8. Сосед слева — 92-й полк к этому времени овладел высотой с отметкой 180,0. Однако ни полки нашей дивизии, ни передовой отряд 19-й бригады 1-го мехкорпуса, ни сосед справа дальше продвинуться не смогли. С северо-восточной окраины Стрелецкого, а также из балок южнее высоты 180,0 гитлеровцы открыли массированный огонь из орудий и шестиствольных минометов, предприняли ряд контратак. Это остановило наше продвижение. Только через четыре часа, отбив все контратаки, мы снова начали продвигаться вперед.

Обороняясь, противник использовал каждую складку местности, каждую выгодную позицию. Но наш полк и поддерживавшие его танкисты не давали ему возможности [49] закрепиться на промежуточных рубежах. Особенно хорошо взаимодействовали с танкистами воины батальона старшего лейтенанта Шишковца. Бойцы каждого отделения знали номер танка, за которым следовали в бою, и при необходимости защищали его. А когда требовалось, садились десантом на танк.

В организации такого поистине классического взаимодействия основная заслуга принадлежала комбату. Он всегда шел непосредственно за боевыми порядками рот, непрерывно наблюдал за ходом боя, руководил им.

Но вот при очередном переходе на новый НП с комбатом случилась беда. На взгорье, куда старший лейтенант Шишковец поднялся, чтобы наблюдать за боем, вражеская пуля ранила его в ногу. Находившийся рядом старший адъютант старший лейтенант Зыков перевязал его и приказал ординарцу В. А. Звереву доставить комбата на медпункт. Сам же стал руководить боем. Темп наступления батальона не снизился.

К 18 часам полк вышел к Стрелецкому и с ходу овладел его северной частью. Здесь враг вновь оказал сильное огневое сопротивление. Наступление опять застопорилось. Все наши попытки развить его успеха не имели.

Огневое сопротивление противник оказал как с фронта — южной части Стрелецкого, так и с флангов: справа — с высоты с курганами +1,3, слева — с высоты 180,0. Смежные фланги батальонов оказались в своеобразном огневом мешке, насквозь просматриваемом и простреливаемом. Не уничтожив фашистов, засевших в опорных пунктах, продолжать наступление было невозможно. К тому же, по данным полковой разведки, было известно, что основные опорные пункты противника на этом рубеже обороны находились на южной окраине Стрелецкого и южнее — за рекой Везелка, противоположный берег которой возвышался над Стрелецким. Были замечены и вражеские танки в садах юго-восточной части селения. По мнению майора Орехова, штурмовать эти опорные пункты можно было только в темное время.

Обстановку и свое решение майор Орехов доложил командиру дивизии. Согласившись с его доводами, генерал Чурмаев приказал готовить полк к ночной атаке.

Солнце скрылось за горизонтом. В потемневшее небо то и дело взмывали осветительные ракеты. Оставив на [50] наблюдательном пункте своего заместителя капитана И. А. Костенко, Василий Романович возвратился в штаб. Адъютант Ф. И. Голубев принес ему ужин. Наскоро поев, командир полка развернул на столе рабочую карту и, склонившись над ней, задумался.

Многообразие дел и забот требовало от командира полка, как и от всех нас, его помощников, непрерывного умственного и физического напряжения. Для нас стерлась грань, отделявшая день от ночи. Понятно, что бессонница последних суток уже давала о себе знать. Состояние почти непреоборимой усталости овладело майором Ореховым, не имевшим даже короткого отдыха в течение четырех минувших дней. И, вместо того чтобы продумать план ночных действий полка, он уснул. Такое с Василием Романовичем случалось редко, но, видно, всему бывает предел. Услышав его тихое, ровное посапывание, я вышел на открытый воздух. Хотелось, чтобы командир хотя бы час отдохнул. Однако этому не суждено было сбыться. К котловану, в котором мы находились, подкатил мотоцикл. Из коляски выскочил вестовой. Он вручил мне пакет, который я должен был, не вскрывая, передать командиру полка. Но Орехов уже не спал. Шум мотоцикла разбудил его. Он сразу же вскрыл пакет, В нем содержалось боевое распоряжение на ночные действия. Прочитав его, Василий Романович сообщил, что комдив решил ввести в бой второй эшелон дивизии — 86-й гвардейский стрелковый полк. Поэтому начало наших действий оттягивалось до момента выхода этого полка на исходный рубеж.

— Ну что же. «пусть солдаты немного поспят», — как бы про себя сказал Орехов, а затем уже громче добавил: — А мы пока займемся разработкой боя в деталях.

Василий Романович приказал вызвать командиров средств усиления, командира 2-го батальона и начальников артиллерии и инженерной службы полка. Пока мои помощники занимались этим, Орехов наметил план действий.

Вызванные офицеры вскоре прибыли. Разговор с ними Орехов начал с подведения итогов двухдневного наступления. Недавно буквально валившийся с ног от усталости, Василий Романович вдруг снова предстал перед нами бодрым, задорным, энергичным. Похвалил танкистов, поблагодарил артиллеристов. Отметил удачные эпизоды боя, [51] разобрал причины задержки наступления при овладении северной окраиной Стрелецкого, оценил обстановку, сложившуюся перед фронтом дивизии, и под конец сообщил о распоряжении командира дивизии на ночную атаку.

Выдержав паузу, Василий Романович обратился к присутствующим:

— Как же будем, товарищи дорогие, прорывать оборону врага? Какие будут соображения?

Вопрос Орехова заставил всех задуматься. Молчание нарушил мастер острого слова капитан Кублов, командир 3-го дивизиона 61-го гвардейского артиллерийского полка:

— Вы, Василий Романович, у нас работаете Чапаевым. Вам и принимать решение. А мы обеспечим его огоньком.

Шутка Кублова вызвала улыбки. Понравилась она, видимо, и самому Орехову.

— Ну коли так, то придется начинать самому. Мы с начальником штаба перед вашим приходом немного уже обмозговали сей вопрос и пришли к кое-каким выводам.

Орехов обычно свои решения формулировал и объявлял четко и по-академически кратко. На этот раз он почему-то отказался от установившейся практики. Сейчас изложение решения у него походило больше на разъяснение плана действий полка. Оно сводилось к следующему: атакой стрелковых батальонов Басова и Зыкова сковать противника в опорных пунктах, 2-м батальоном Витюка нанести главный удар в промежуток между ними. Боевой порядок полка построить в один эшелон, имея две роты автоматчиков в резерве. 2-й батальон на исходные позиции между 3-м и 1-м батальонами было намечено вывести под покровом ночи.

По нашему плану, батальон капитана Витюка при поддержке всеми имеющимися в нашем распоряжения танками НПП должен был прорвать вражескую оборону и затем частью сил с тыла ударить по опорному пункту на высоте с курганами +1,8 и, взаимодействуя с 1-м батальоном, овладеть им. После чего развивать наступление в южном направлении.

Уничтожение противника в опорном пункте на высоте 180,0 планировалось силами 3-го батальона во взаимодействии с подразделениями 86-го гвардейского стрелкового полка, вводимого в бой из второго эшелона дивизии в стыке между нашим и 92-м полком. [52]

Для того чтобы обеспечить внезапность удара 2-м батальоном, было принято еще и такое решение: вслед за артиллерийским налетом в атаку сначала переходят только 3-й и 1-й батальоны. И как только противник все огневые силы сосредоточит на отражении атаки этих батальонов, нанести удар 2-м батальоном во взаимодействии с танками.

Замысел этот был поддержан всеми командирами. Тут же майор Орехов по телефону доложил его командиру дивизии. Получив одобрение, он перераспределил средства усиления, поставил боевые задачи командирам подразделений, согласовал вопросы взаимодействия, определил сигналы.

Дав еще несколько напутственных советов, Орехов отпустил комбатов и артиллерийских начальников. Время близилось к полуночи. Снова почувствовав усталость, Орехов потер виски и задумчиво произнес:

— Теперь осталось проследить, чтобы все было сделано, как намечено...

— Сделаем все, как надо, — заверил его замполит Сипягин.

От командира полка я ушел вместе с Синягиным. У Александра Дмитриевича дел было по горло. Требовалось проинструктировать политработников перед ночным боем, сделать все, чтобы сберечь и развить наступательный порыв гвардейцев. И еще — проследить за эвакуацией раненых, за обеспечением боя всем необходимым.

У меня же были свои заботы. Заглядываю в наспех вырытую землянку оперативного дежурного по штабу. У телефона над топографической картой сидит переводчик штаба Иван Иванович Лазаревич. Приказываю вызвать Баранова, Сирика и Ожередова. Коротко информирую их о предстоящих действиях полка. Нацеливаю Баранова на то, чтобы вести разведку на флангах полка, советую обратить особое внимание на действия вражеских танков, что укрываются на юго-восточной окраине Стрелецкого. Сирику поручаю обеспечить контроль за выдвижением батальона Витюка на исходные позиции. Ожередову — организовать надежную связь с этим батальоном.

Задания помощникам даны. Все вопросы уяснены. Из тускло освещенной каморки, наполненной копотью самодельных светильников, выхожу на свежий воздух. Только [53] теперь вдруг замечаю, какой темной выдалась ночь. Казалось, без вытянутой руки рискованно было сделать и шаг.

Впрочем, такое впечатление было недолгим. Зрение быстро восстанавливалось. Вскоре стало достаточно и света звезд, мерцавших между облаками, чтобы ориентироваться, действовать.

Ночная темень на войне для смелых, умелых, инициативных — это союзница. Противника же ночь пугала, тревожила. Он беспрерывно пускал осветительные ракеты. Но стрельбы с его стороны слышно не было.

Ко мне подошел Лазаревич и сообщил: меня вызывает майор Орехов.

Василия Романовича я застал переобувающимся. Не прерывая этого, без иронии говоря, необходимого на фронте дела, он произнес:

— Хрюкин (командир 86-го гвардейского стрелкового полка) завершает свою волынку. Большую часть ночи занял на выдвижение своего полка.

Натянув наконец сапоги, Василий Романович продолжал:

— Начинать будем в три сорок. Оповестите об этом батальоны, танкистов и артиллеристов.

— Есть!

Спустя 15–20 минут докладываю командиру о выполнении его приказа.

— Вот и прекрасно, — удовлетворенно говорит Орехов. — А теперь и горяченьким чайком не мешало бы побаловаться.

Котелок крепкого чая, принесенный адъютантом командира полка Голубевым, подбодрил нас. Времени было уже около трех часов. Мы поспешили на наблюдательный пункт.

* * *

Бой начался точно в установленное время мощным огневым налетом. Пока наши артиллеристы и минометчики крушили выявленные днем вражеские огневые точки, фашисты молчали, перестали даже ракетами освещать местность. Но вот настало время атаки. В небо взвились наши сигнальные ракеты. И тотчас же передний край противника ощетинился огневыми трассами.

Я сел за телефон. Недавно принявший 3-й батальон [54] старший лейтенант Басов доложил, что противник сопротивляется ожесточенно, огонь ведет почти из всех огневых точек. Атака батальона развития не получает. Зато старший лейтенант Зыков сообщил, что перед фронтом его батальона артналет дал хорошие результаты, огневая система врага значительно ослаблена. Когда я доложил Орехову сообщения комбатов, он посмотрел на свои часы со светящимся циферблатом и приказал дать сигнал к дополнительному артналету и началу действий 2-го батальона.

Грохот боя усилился. Теперь он бушевал в центре полосы наступления полка. И Орехов и все мы были уверены в успехе батальона Витюка. Батальон этот имел свежие силы.

Вскоре стало известно, что атака началась успешно. Вслед за огневым налетом 4-я и 5-я роты ворвались в траншею врага и завязали рукопашный бой. Нескольких минут им было достаточно, чтобы обратить в бегство оставшихся в живых гитлеровцев. Бой переместился в глубину обороны. Командир 4-й роты старший лейтенант С. М. Полищук внимательно следил за развитием схватки и, когда назрела опасность контратаки с высоты с курганами + 1,3, приказал командиру пулеметного взвода младшему лейтенанту Северину огнем станковых пулеметов прикрыть справа действия роты. По его же команде был открыт и минометный огонь по скоплению гитлеровцев. Командир отделения комсомолец младший сержант А. С. Курчев выдвинулся вперед и занял выгодную позицию. Меткими выстрелами он подавил пулемет, под прикрытием которого гитлеровцы сосредоточивались для контратаки. А когда враг эту контратаку все же предпринял, расчет Курчева отразил ее, уничтожив около полутора десятков фашистов.

Сам командир взвода Северин подавал бойцам пример бесстрашия и находчивости. Он ползком подобрался к другому вражескому пулемету и забросал его гранатами.

Тем временем гвардейцы 4-й роты продолжали продвигаться вперед. Командир стрелкового отделения сержант П. М. Троцко в траншейном бою, действуя штыком и гранатой, уничтожил семь гитлеровцев, а сержант С. И. Плешаков вместе с рядовым Ермолаевым заставили замолчать три пулемета, уничтожили более десятка фашистов, а троих захватили в плен. [55]

Отважно сражались и гвардейцы 5-й роты. Командир взвода этой роты комсомолец младший лейтенант А. Г. Гончаров, действуя со своими воинами в локтевой связи с бойцами 4-й роты, уничтожил более двух десятков гитлеровцев и, овладев тремя траншеями, одним из первых вышел на северный берег реки Везелка. С высоты 221,8, расположенной на ее противоположном берегу, взвод 5-й роты был обстрелян из пулеметов и минометов. Бойцы залегли. Тогда-то и появился в роте парторг полка А. С. Атаманов. С возгласом «Вперед, за Родину!» поднял он коммунистов роты. За коммунистами пошли все гвардейцы. Броском они преодолели водную преграду, дружно атаковали окопавшегося на высоте врага.

Успешно развивалось наступление и на правом фланге полка. Когда стрелковая рота старшего лейтенанта Полищука уничтожила противника в первых двух траншеях и совместно с несколькими танками НПП стала заходить в тыл опорному пункту на высоте с курганами +1,3, гвардейцы 1-го батальона усилили натиск с фронта. Фашисты дрогнули, стали отходить.

Здесь отличились воины 2-й роты. Отделение старшего сержанта В. А. Синийина первым ворвалось в траншею врага. Бойцы этого отделения А. Муланур, А. Гелизинов и М. Утямкулов в ближнем бою уничтожили в общей сложности более двух десятков гитлеровцев. Умело действовало и отделение младшего сержанта К. И. Соловьева, подавившее несколько огневых точек. А когда выбыл из строя командир взвода, Соловьев принял командование взводом и грамотно руководил боем.

В результате смелых и решительных действий батальонов Витюка и Зыкова опорный пункт на юго-западной окраине Стрелецкого был разгромлен. Полк начал развивать наступление в южном направлении. Оба батальона с ходу форсировали реку Везелка, выбили фашистов, оборонявшихся на полотне железной дороги, и завязали бои за опорный пункт в районе высоты 221,8.

И тут продвижение наших батальонов опять застопорилось.

Требовались танки. А они застряли на северном берегу Везелки. Два моста, захваченные нашими воинами, оказались заминированными. Узнав об этом, майор Орехов направил к мостам полковых саперов во главе с начальником инженерной службы П. Ф. Рогалевичем. [56]

Не прошло и получаса, как оба моста были разминированы. Саперы сняли более 100 противотанковых мин! Наиболее отличились при этом красноармейцы А. М. Кузнецов, обезвредивший около 20 мин, и В. Н. Тихонов — 30. Путь был свободен не только для танков НПП, но и для части сил 19-й мехбригады 1-го механизированного корпуса генерала Соломатина, подразделения которой уже подошли к переправам.

Менее удачно протекал бой за юго-восточную часть Стрелецкого. Атака 3-го батальона, проводимая с введенным в бой 86-м гвардейским стрелковым полком, не увенчалась успехом. Мы понесли ощутимые потери. Тогда 86-й полк по распоряжению командира дивизии, прикрывшись частью сил с фронта, вошел в полосу нашего 2-го батальона и с тыла нанес удар по опорному пункту на высоте 180,0. Удар этот достиг цели. Противник был почти полностью уничтожен.

После падения опорного пункта и овладения нашими войсками юго-восточной частью Стрелецкого враг был сломлен и на высоте 221,8. В этом бою высокое ратное мастерство показали минометчики и артиллеристы. Особенно отличились командиры минометных взводов лейтенант И. С. Минаев и лейтенант А. Д. Шевченко. Со своим взводом Минаев уничтожил четыре огневые точки и до полутора десятков фашистов, а Шевченко — две огневые точки и до взвода вражеских автоматчиков, оборонявшихся на южном берегу Везелки. От минометчиков не отставали и артиллеристы полковой батареи. Командир огневого взвода младший лейтенант П. К. Сергеев и командиры орудий сержант С. Н. Картошин и старший сержант Ф. И. Кожокин своевременно выкатывали орудия в боевые порядки рот, огнем прямой наводки расчищали путь пехоте. Хорошую выучку показали и наши противотанкисты. Взвод сорокапяток, которым командовал лейтенант Б. Г. Сусоров, следуя в боевых порядках стрелковых подразделений, уничтожил 4 пулемета, подбил бронетранспортер, истребил до 20 фашистских солдат и офицеров.

Метко разили врага и артиллеристы из частей и подразделений усиления. Особо хочется сказать о гвардейцах дивизиона Н. Г. Лаврентьева из 61-го гвардейского артиллерийского полка. Ночью в этом дивизионе находился заместитель командира полка по политической части [57] Александр Дмитриевич Левашов. Утром он заглянул к нам в штаб как к друзьям, с которыми провоевал более года, и поделился впечатлениями о боевых делах артиллеристов. Запомнился его рассказ о братьях-близнецах Николае и Всеволоде Софинских.

Всеволод командовал взводом управления, Николай — огневым взводом той же батареи. Они были всегда бодры, энергичны, веселы, любили шутку. Оба выглядели крепышами и были похожи друг на друга как две капли воды. Не сразу можно было определить, который из них Николай, а который Всеволод. Родом братья были из Саратовской области. До войны жили они в городе Бологдево, где работал их отец — хирург, известный во всей области. В суровые дни 1942 года, когда им еще не было и восемнадцати, они вступили в ряды Красной Армии. Окончив в апреле сорок третьего 1-е Ленинградское артиллерийское училище, Николай и Всеволод прибыли в нашу дивизию. Их назначили в одну батарею. С первых же дней братья показали себя грамотными артиллеристами, хорошо подготовленными командирами. Николай умело вел огонь из орудий, будь они на закрытых огневых позициях или на прямой наводке, Всеволод смело вел разведку, грамотно корректировал огонь, находясь, как правило, в непосредственной близости от объекта поражения.

Еще в бою под селением Редин Всеволод с двумя разведчиками занял наблюдательный пункт в подбитом вражеском танке, находившемся в нейтральной полосе, и точно корректировал огонь батареи во время артиллерийской подготовки. А позднее, уже в бою за Стрелецкое, он вновь на танке, но уже на нашем, ночью выдвинулся в расположение противника и оттуда корректировал огонь. В результате батарея уничтожила несколько вражеских пулеметов, истребила до двух взводов пехоты. За этот подвиг Всеволод был удостоен ордена Красной Звезды. Эта награда лишь на короткое время помогла нам отличать его от брата.

* * *

В бою за Стрелецкое гвардейцы нашего полка истребили более 200 фашистов. 20 гитлеровцев они взяли в плен. Было также захвачено около десятка автомобилей, склад с горючим (более полутора сотен бочек бензина), 2 вполне исправных шестиствольных миномета, 5 орудий, 11 пулеметов, [58] большое количество боеприпасов и много другого военного имущества.

С разгромом опорного пункта врага на высоте 221,8, господствующего над Стрелецким, еще один оборонительный рубеж врага на нашем направлении был прорван.

Наступление полка пошло успешнее. С оперативной группой майор Орехов перешел на новый НП еще во время боя — за полотно железной дороги и высоту 221,8. Потянулась на новые позиции артиллерия. Обстановка потребовала перемещения и штаба полка.

По телефону информирую штабы соседних частей и средств усиления о положении подразделений полка, даю распоряжение о подтягивании тылов и, наконец, докладываю обстановку в штаб дивизии. Получив у полковника Кащеева разрешение, даю указание о свертывании штаба.

Вперед мы двинулись одной колонной. Мне казалось, что, используя конный транспорт, мы быстрее догоним командира полка. Однако в Стрелецком наша колонна наткнулась на пробку, образовавшуюся на мосту через Везелку. Там как раз переправлялись подразделения 19-й мехбригады 1-го мехкорпуса.

Мне не хотелось терять времени. Назначив старшим штабной колонны своего помощника по учету С. П. Гриня, я с остальными офицерами и радистами пошел пешком.

Вскоре мы поднялись на высоту 221,8. Отсюда отлично просматривалась лежащая впереди местность. Бой в тот момент шел за гряду безымянных высот в 2,5 км южнее Стрелецкого. Султаны серого дыма, поднимавшиеся в утреннее небо, обозначали линию фронта.

Справа от нас находился глубокий меловой карьер, который гитлеровцы приспособили под склад горючего. По докладу старшего адъютанта 3-го батальона, захватившего этот склад, там находилось свыше полутора сотен бочек с бензином.

Хорошо просматривалась отсюда и северо-западная Часть Стрелецкого. Там, у мостов и переездов через железную дорогу, скопились танки, бронетранспортеры, артиллерия на автомобильной и конной тяге, повозки тылов нашей дивизии.

Я дал команду на развертывание радиостанции, чтобы связаться с командиром полка. Радист сержант П. Ф. Перфильев быстро соединил меня с майором Ореховым. Из разговора с Василием Романовичем я узнал обстановку. [59]

Мы собрались продолжать наш путь, как вдруг раздался крик:

— «Рама»!

«Фокке-Вульф-190» кружился над западной окраиной Стрелецкого. Там выдвигались части корпуса генерала Соломатина и 84-я стрелковая дивизия полковника П. И. Буняшина. С разных сторон по «раме» били зенитные орудия. Шапки разрывов возникали совсем близко, но «раму», по-видимому, это мало беспокоило. «Не ожидало гитлеровское командование, что ночью мы прорвем его очередной оборонительный рубеж, — подумалось мне. — Вот и решило оно узнать, что же произошло с их обороной, куда и какие силы наших войск нацеливают свой удар».

Подал команду на движение. Но не прошли и нескольких десятков метров, как в небе послышался рев фашистских самолетов. Их было более полусотни. Шли в два яруса. В нижнем надрывно ревели груженые «Юнкерс-87», выше шли легкие и тонкие, словно осы, «мессершмитты». Вот один самолет откололся от строя, развернулся на цель. За ним второй, третий... Образовав чертову карусель, «юнкерсы» начали бомбежку. В Стрелецком заработали наши зенитки. Одного стервятника сбили. Оставляя за собой черный шлейф, он врезался в землю где-то севернее селения.

Остальные же «юнкерсы» продолжали свое разбойничье дело. Над переправой через Везелку поднялось облако разрывов. Летели комья земли, горели постройки, автомашины. Смрад пожарищ доходил и до нас. Но вот самолеты свой круг сместили южнее. Его обод стал захватывать и нас. На высоте, где мы лежали распластавшись в канавах, зениток не было. Стервятники пикировали на какой-то железнодорожный объект, всего метрах в ста от нас. Нам хорошо было видно, как из их чрева зловеще вываливались бомбы. Земля дрожала от разрывов. И вдруг один «юнкерс» отошел от круга и стал пикировать прямо на нас. Что делать? Хотелось переползти, поглубже зарыться. Однако мозг сверлила и другая мысль: «Поздно! Не успеть!» Я видел, как открылся люк самолета и оттуда вывалились черные чушки. На бомбы они не походили. Что же это могло быть?

Размышлять долго не пришлось. Сильный удар подбросил меня над землей. Боль пронзила поясницу и голень [60] левой ноги. Открываю глаза, шевелю ногами. Все будто цело. Смотрю на небо. «Юнкерсы» продолжали кружиться, а где-то в стороне рвались бомбы и ухали наши зенитки.

Наконец появились краснозвездные истребители. Самолетная карусель разрушилась, бомбежка прекратилась. Несколько вражеских бомбардировщиков было сбито, остальные ушли на юго-запад.

С трудом поднимаюсь с земли. Боль в пояснице и ноге не проходит. Отряхиваюсь и осматриваюсь. Рядом зияет щель, пробитая каким-то продолговатым предметом. Догадываюсь: удар в ногу получил от отскочившего голыша, а толчок в спину от сотрясения земли.

— Все ли целы? — спрашиваю у своих спутников.

— Кажется, все, — отвечает Ожередов.

— Вот каналья! — ругается старший лейтенант Б. М. Кривопол. — Чуть не угробил нас.

— «Чуть» не считается, — хрипловатым голосом говорит Ожередов. — Это бомбы замедленного действия. Надо быстрее уходить, пока не взлетели на воздух.

— Нет, товарищ гвардии капитан, — улыбнулся П. М. Личагин. — Это не бомбы, это всего-навсего обрезки рельсов. Вон один ударился о валун и еще тепленьким валяется...

Мы посмотрели на полутораметровый обрезок, успокоились. Посчитали пробоины в земле. Помнится, их оказалось более десятка.

— Неужто этими железяками фашист хотел нас уничтожить? — спросил писарь штаба Сережа Агеев.

— Нет, не нас, Сережа, вон склад бензина, — ответил Личагин.

Он был прав. Эти рельсы фашист действительно притащил сюда для склада. И если бы он не промахнулся, несдобровать бы и нам. Сгорели бы от взрыва такого большого количества бензина, находившегося от нас в каких-нибудь двух десятках метров.

— Счастливчики все же мы, — заключил кто-то из радистов.

«Юнкерсы» улетели, а над Стрелецким все еще стлался дым от горевших машин и построек. Удары фашистской авиации пришлись в основном по частям механизированного корпуса и 84-й стрелковой дивизии. Досталось [61] артиллеристам 61-го артполка и нашим тылам. Эти подробности стали известны позднее, уже вечером.

* * *

В то время когда происходил налет фашистской авиации, стрелковые батальоны полка преследовали отступавшего врага. Уставшие от ночного боя, наши гвардейцы продвигались медленно. Чтобы ускорить темп наступления и с ходу захватить безымянные высоты, Орехов решил создать подвижную группу под командой И. А. Костенко. Часть солдат он посадил десантом на танки, а часть — на «студебеккеры». Танки сразу ушли вперед, а вот «студебеккеры» приотстали. В это время налетели «мессершмитты». На бреющем полете они обстреливали танковый десант и нашу пехоту на машинах. Пехотинцы и артиллеристы спешились, укрылись в воронках и канавах. От прямых попаданий несколько автотягачей загорелось. А когда огонь стал подбираться к неотцепленным пушкам, командир огневого взвода коммунист младший лейтенант К. Д. Чигрик первым бросился спасать орудия. За ним последовали другие воины. Под огнем фашистских стервятников они сумели отцепить орудия от горящих тягачей.

Спасенные орудия установили на огневые позиции. И до прибытия других транспортных средств артиллеристы поддерживали полк за грядой безымянных высот.

За день боев подразделения полка сбили врага с трех промежуточных рубежей и, выйдя на рубеж урочища Гостенок, продвинулись до 8 км. На этом рубеже враг оказал сильное сопротивление. Пытаясь удержать железнодорожную магистраль Белгород — Харьков, он предпринял три контратаки силою до батальона пехоты и роты танков. Эти контратаки были отбиты.

* * *

В полночь на командном пункте полка, разместившемся в небольшом овражке в километре северо-западнее высоты с отметкой 201,3, собралось почти все командование. Подводились итоги дня. Они, итоги эти, могли бы радовать, если бы не потери близких друзей. Смертью храбрых пал ответственный секретарь партийного бюро полка А. С. Атаманов. Ранило моего помощника по оперативной части капитана Николая Сирика. [62]

По существующему тогда правилу офицеры управления полка, будь то работники штаба или партийно-политического аппарата, в ночное время готовили донесения старшим начальником. Подготовка проекта итогового боевого донесения у нас возлагалась на помощника начштаба по оперативной части Сирика. Но замену ему еще не удалось подыскать. За составление документа пришлось сесть мне самому. Помнится, в ту ночь комендант штаба Букреев со своим хозяйством прибыл к новому месту с опозданием, не успел оборудовать места для работы. Офицеры устроились кто где мог. Мы с писарем штаба Сережей Агеевым забрались под штабную телегу, предварительно прикрыв ее плащ-палатками.

Сережа Агеев, ветеран полка, служил у нас с 1941 года. Был он невысок, имел спокойный, а точнее сказать, невозмутимый характер. В любой обстановке его можно было видеть насвистывающим мотивчик песенки из кинофильма «Дети капитана Гранта». А еще он отличался каллиграфическим почерком. Вот и сейчас, поджав под себя ноги калачиком, склонив голову набок, Сережа при слабом свете «летучей мыши» старательно выписывал диктуемые мной слова донесения.

Работа у нас подходила к концу, когда мы услышали голос замполита А. Д. Синягина:

— Василий Романович, из политотдела дивизии сообщили, что в двадцать четыре часа Москва будет передавать важное сообщение. Надо послушать.

Майор Орехов распорядился включить радиоприемник. Когда, закончив боевое донесение, я вылез из-под телеги, у радиоприемника, который настраивал сам командир роты связи А. А. Лазарчук, собралось уже много людей. В притихшем овражке зазвучал знакомый голос Левитана, читавшего приказ Верховного Главнокомандующего. В нем говорилось о том, что нашими войсками освобождены два старинных русских города Орел и Белгород, назывались войска, отличившиеся при освобождении этих городов. Упоминалась и наша дивизия. За отличные наступательные действия всем нам объявлялась благодарность. В честь одержанной победы приказывалось произвести в столице нашей Родины Москве салют двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати орудий. Это был первый салют Москвы, вскоре ставший традиционным. [63]

Весть, услышанная по радио, вызвала у всех огромную радость.

Стихийно возник короткий митинг. Выступили Орехов, Синягин и еще кто-то из управления полка. Тут же было принято решение провести в подразделениях, где это было возможно, митинги, а где нет — беседы. В батальоны были посланы все политработники и некоторые офицеры штаба.

Весть о салюте и благодарности Верховного Главнокомандующего, объявленной и нашей 28-й гвардейской дивизии, вызвала у бойцов большой подъем. Воины поздравляли друг друга, как в день великого и долгожданного праздника.

* * *

В результате разгрома основных сил белгородской группировки немецко-фашистских войск была решена задача первого этапа Белгородской-Харьковской наступательной операции. Оборона врага оказалась прорванной. В связи с этим командующий войсками Степного фронта генерал-полковник И. С. Конев уточнил задачи общевойсковым армиям. 53-й армии генерала Манагарова предстояло теперь наступать вдоль шоссе на Харьков, нацеливая главный удар в направлении на Дергачи.

28-я гвардейская стрелковая дивизия по-прежнему оставалась в составе ударной группировки армии, имея осью наступления Харьковское шоссе. Задачу на продолжение наступления наш полк получил 6 августа в три часа ночи. Примечательным в ней было то, что полк впервые был ориентирован по глубине наступления больше чем на боевую задачу дня. Это дало командованию и штабу полка возможность осуществить ряд мероприятий, направленных на улучшение скрытого управления подразделениями в ходе боя, детальнее продумать и организовать связь, заблаговременно обеспечить офицерский состав топографическими картами, лучше спланировать действия полковых разведчиков, наметить рубежи подтягивания тыловых подразделений и служб.

В ту ночь я провел совещание со своими помощниками. Подвел итоги работы штаба, определил новые задачи. Помнится, тогда я отметил хорошую работу помощника начштаба по оперативной части капитана Сирика и по разведке старшего лейтенанта Баранова. Помощника начштаба [64] по спецслужбе старшего лейтенанта Кривопола пришлось пожурить. Ему попало за то, что не все офицеры в батальонах имели правильно закодированные рабочие карты и потому некоторые из них не могли свободно пользоваться кодовыми таблицами при радиопереговорах.

До начала нового наступления Кривополу пришлось основательно поработать в подразделениях, чтобы наверстать упущенное. И надо сказать, что ему удалось многое сделать. За ночь он успел обойти не только штабы всех трех батальонов, но и побывать ему у командиров некоторых рот, проверить у офицеров кодировку рабочих карт, разъяснить им, как пользоваться кодированной картой при разговорах по техническим средствам связи.

К рассвету 6 августа, по данным полковой разведки, информации штаба дивизии и личных наблюдений, у нас сложилось довольно ясное представление об обороне противника. Она проходила по насыпи железнодорожного полотна Белгород — Харьков и южному берегу безымянного ручья. В полосе наступления полка основу этой обороны составлял опорный пункт на высоте с отметкой 199,0, где оборонялись подразделения 417-го полка 168-й пехотной дивизии, ранее находившейся перед соседом слева.

Командир полка, оценив обстановку, решил сковать действия противника с фронта силами 3-го батальона. Главный же удар нанести 2-м батальоном при поддержке танков 148-го танкового полка во фланг опорного пункта с запада.

В 7 часов утра 6 августа после мощного артиллерийского налета началось общее наступление дивизии. Наши батальоны, преодолевая упорное сопротивление врага, овладели опорным пунктом и полотном железной дороги. Вскоре овладели железной дорогой и подразделения левофлангового 86-го стрелкового полка нашей дивизии.

Гитлеровцы не примирились с утратой железной дороги. Пытаясь отбить ее, они дважды переходили в контратаку. Но наши гвардейцы стойко удерживали занимаемые рубежи. Они не только отразили контратаки, но и вновь перешли в наступление и к 21 часу овладели Новой Деревней, а затем вышли и на подступы к Головино.

К трем часам утра 7 августа в полосу полка вышла 219-я танковая бригада из корпуса генерала Соломатина. Ее командир подполковник С. Т. Хилобок с группой офицеров встретился с майором Ореховым. Василий Романович [65] очень обрадовался этой встрече. Командиры обменялись сведениями о противнике и своих боевых задачах, которые, к их удовлетворению, совпадали по направлению действий.

По имеющимся у нас в то время сведениям, противник, прикрываясь подвижными арьергардами; отводил главные силы на новый рубеж обороны. Одна его колонна, двигавшаяся по дороге из Веселой Лопани на Головино, была замечена нашими разведчиками.

Было принято решение организовать две группы танкового десанта с задачами: первой группе в составе 2-го батальона на 17 танках, не ввязываясь в бой с отходящим противником, с ходу атаковать гитлеровцев в совхозе «Тракторист»; второй группе в составе 1-го батальона на 9 танках настичь отходящую колонну врага и, разгромив ее, с ходу овладеть селом Головино. В дальнейшем десанты должны были действовать совместно вдоль шоссе с задачей выйти на рубеж Микояновка, Варваровка.

На организацию десантных групп и постановку огневых и боевых задач времени много не потребовалось. И вот уже зарокотали двигатели, тридцатьчетверки с десантом на броне двинулись вперед. Вскоре заместитель командира батальона старший лейтенант Василий Гурьянович Глухов доложил по радио, что отходившая колонна врага силою до батальона настигнута и уничтожена. Батальон ведет бой за Головино.

Поступили сведения и от 2-го батальона. Капитан Витюк доложил, что его десант с ходу атаковал совхоз «Тракторист», но противник оказал там сильное сопротивление огнем танков и артиллерии. Завязался жаркий бой. Однако он длился не более часа. Враг и там был разгромлен.

Помнится, в этом бою вновь отличился сержант М. З. Шейкин. Когда тридцатьчетверки подходили к усадьбе совхоза, гитлеровцы открыли сильный огонь из танков и противотанковой артиллерии. Гвардейцы спешились и развернулись в цепь. Сержант Шейкин повел своих бойцов в атаку на фашистов, окопавшихся на окраине селения. Враг не выдержал натиска гвардейцев, начал отходить к кирпичному зданию ремонтной мастерской. Но группа гвардейцев, предусмотрительно посланная Шейкиным, фланговым огнем из ручного пулемета и автоматов преградила им путь. На помощь вражеской пехоте поспешили [66] «пантеры». Танкисты из бригады подполковника Хилобока только этого и ждали. Они почти в упор расстреляли вражеские машины. В этом бою сержант Шейкин был ранен, но не покинул своих подчиненных до конца боя.

А тем временем группа 1-го батальона с танками продолжала развивать наступление. Она овладела полевым аэродромом. Всего в этом бою гвардейцами нашего полка и танкистами было уничтожено несколько сот гитлеровских солдат и офицеров, четыре танка, два штурмовых орудия «фердинанд», около двух десятков автомашин. Захватили большие склады с продовольствием, велосипедами, мотоциклами, десятью автомобилями различного назначения, склад с авиационным горючим, один исправный самолет.

Преследуя разрозненные группы противника, наши десанты к 10 часам 8 августа вышли на рубеж юго-восточная часть Микояновки, Варваровка. Там они встретили сильное, заранее организованное сопротивление частей 168-й пехотной дивизии. Вновь разгорелся жаркий бой. Первая атака нашей пехоты и танков успеха не имела. Гитлеровцы открыли массированный огонь из шестиствольных минометов и артиллерии, нанесли удары авиацией.

Наша же артиллерия, значительная часть которой действовала на конной тяге, еще не успела подтянуться. Поотстали и соседи, действовавшие без танковой поддержки. И только с их подходом удалось сломить сопротивление врага. К вечеру он был отброшен еще на 5 км. Полк вышел на рубеж северная окраина Отрадного, высота 223,7, продвинувшись за день до 14 км. [67]