В Феодосийском заливе
1
Немецко-фашистское командование спешило со взятием Севастополя, чтобы иметь возможность перебросить свою 11-ю армию на другой участок советско-германского фронта, в помощь группе армий «Юг». Кроме того, взятием Севастополя гитлеровское командование стремилось реабилитировать себя за провал наступления на московском направлении.
Но Севастополь стоял. Бойцы Приморской армии, части морской пехоты героически обороняли столицу Черноморского флота.
Большую помощь защитникам города в эти дни оказывали боевые корабли. Ежедневно гремели [42] над бухтами залпы мощных корабельных орудий. Лишь ненадолго уходили корабли на Кавказ, чтобы заправиться топливом, и опять вели огонь по вражеским позициям. И опять берег багровый от пожаров, опять золотые свели над горящими зданиями и небо, усеянное цветными звездами трассирующих пуль...
Помню, в одну из зимних ночей мы стояли в Южной бухте у причала холодильника и вели огонь по скоплению вражеских войск. Три раза за эту ночь фронт требовал огня, и каждый раз мы открывали его по позициям противника.
Фашистское командование решило усилить свои войска, чтобы к Новому году еще раз попытаться захватить город. Выполняя директиву Гитлера, в которой ставилась задача взять Севастополь в ближайшее время, Манштейн отдал приказ на «последнее большое наступление».
Оно началось 17 декабря. Главный удар наносился из района селения Дуванкой через Бельбекскую долину на Мекензиевы горы. Вспомогательный удар был направлен по долине реки Черная на Инкерман. В результате длительных и неравных боев наши части были оттеснены к югу. Севастополь оказался в критическом положении.
21 декабря Военный совет Черноморского флота обратился с воззванием ко всем защитникам города: «Ни шагу назад в борьбе за Севастополь!»
То затухая, то разгораясь с новой силой, вражеский штурм Севастополя продолжался. Особенно напряженной была обстановка в последние дни года.
25 декабря наши войска начали Керченско-Феодосийскую десантную операцию. Проводилась она по указанию Ставки Верховного Главнокомандования. Сперва предполагалось начать ее 21 декабря силами 44-й и 51-й армий Закавказского фронта при поддержке соединений Черноморского флота и Азовской военной флотилии. Но к тому времени фашистские войска, находившиеся под Севастополем, вплотную подошли к Мекензиевым горам, и городу потребовалась немедленная помощь. Поэтому операция была проведена несколько позже, последовательно в два этапа: на северо-восточном побережье — 26-го, в Феодосии — 29 декабря.
Мы принимали участие во втором ее этапе, в Феодосии, [43] когда высаженные накануне части передового отряда кораблей уже овладели портом. На «Сообразительном» находились командир дивизиона эсминцев капитан 2-го ранга М. Ф. Романов и батальонный комиссар Б. В. Сучков.
Нелегким был наш путь к Феодосии. На вторые сутки плавания погода резко ухудшилась. Сильный норд-вест заставил нас уменьшить и без того малый ход. Вскоре командир отряда высадки запросил у М. Ф. Романова время и место прибытия десанта и приказал форсировать переход с расчетом выгрузиться до рассвета. Надо спешить. Пытаемся выжать максимальную скорость, но транспорты могут увеличить ход не более чем на один узел.
Недалеко от порта нас обнаружил вражеский самолет. Он атаковал один из транспортов конвоя. Но все обошлось благополучно — бомбы упали рядом с транспортом, не причинив ему вреда.
Мы направились к берегу, не имея каких-либо сведений об обстановке в порту. К тому же густой туман и парение ухудшали видимость. Возможно, порт уже совсем рядом. Тяжело бьют пушки. А что, если Феодосия захвачена фашистами? Не хочется верить, что в городе враг...
Маневрируя в заливе, наконец связываемся с нашим корпостом на берегу. Оказывается, бои идут за городом. Противник отступает. Десант с первого отряда кораблей высадился успешно. Об этом свидетельствуют виденные нами транспорты первого эшелона, возвращавшиеся уже из Феодосии. Одни повреждены, другие, израсходовав топливо и боезапас, спешат его пополнить в кавказских портах.
Вскоре мы с транспортами «Курск», «Фабрициус» и «Красногвардеец», с двумя тральщиками и двумя сторожевыми катерами подходим к порту. В полночь с транспортов начинаются высадка войск и выгрузка военной техники.
В период с 28 по 31 декабря кораблями и транспортными судами Черноморского флота было перевезено в Феодосию 23 000 человек 44-й армии, доставлено множество танков, орудий, минометов, автома-1нин, много тонн боеприпасов и большое количество Других военных грузов.
Ощутимый итог! [44]
В час ночи с 30 на 31 декабря получаем семафор с крейсера «Красный Кавказ»: «Перейду к вам. Подойти к крейсеру. Командир высадки капитан 1-го ранга Басистый».
Как только Николай Ефремович Басистый со своим штабом перешел к нам с крейсера «Красный Кавказ», на эсминец «Сообразительный» одно за другим посыпались донесения. Шифровальщик то и дело поднимался на мостик и докладывал командиру высадки радиограммы. Это были доклады из порта Феодосия об окончании разгрузки кораблей, а также донесения армейского командования.
Но вот во второй половине дня на мостик, где находился Николай Ефремович, взбежал запыхавшийся старшина 2-й статьи Тимофеев и передал командиру высадки новую радиограмму. Она была зачитана всему экипажу корабля.
Верховный Главнокомандующий поздравлял командующего Кавказским фронтом генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова и командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского с победой над врагом и освобождением городов Керчь и Феодосия от немецко-фашистских захватчиков. В телеграмме — слова приветствия и нашим морякам из группы военных кораблей капитана 1-го ранга Н. Е. Басистого. В этот торжественный момент нас охватило волнующее чувство воодушевления, прилив новых сил. Нет, не хозяйничать фашистам на нашей земле!
Победа над врагом, поздравление из Москвы и, к тому же, солнце, выбивающееся из-за туч, — все это создавало бодрое, приподнятое настроение, придавало уверенность в победе над сильным и опасным врагом.
Но на войне как на войне. Тревожным и далеко не праздничным был день 31 декабря. Только что наш корпост, находящийся на берегу, запросил огня. Отразив воздушные атаки противника, выходим на боевой курс и с дистанции 108 кабельтовых бьем по огневым точкам противника.
Вскоре на корабль возвращаются Жуков, Романов и Дьяконов, отправившиеся на катере для уточнения обстановки в порту. Становимся на якорь. Промокшая одежда краснофлотцев, несущих вахту на открытых боевых постах, заледенела. Чтобы не замерзла смазка [45] на орудиях, беспрерывно проворачиваем механизмы. Ведь корпосты в любую минуту могут потребовать огня.
Вот так мы встречаем Новый год! Полная боевая готовность, беспрерывные стрельбы по вражеским позициям на берегу, по фашистским самолетам в воздухе. Ничего не скажешь, хороший новогодний подарок получили фрицы от наших зенитчиков и артиллеристов!
Вот и полночь. Бьют новогодние склянки...
— Дорогие товарищи! — звучит по трансляции голос военкома Квашнина. — Поздравляю всех с Новым годом и освобождением города Феодосия от немецко-фашистских захватчиков!..
Подхожу к микрофону, также поздравляю экипаж эсминца, желаю побед в предстоящих боях. В ответ раздается громкое «ура!».
Спускаемся с мостика, обходим кубрики, боевые посты... За праздничными столами — краснофлотцы и старшины, весь экипаж корабля...
После полуночи в каюту вбегает старший лейтенант Григорий Кириченко.
— Товарищ командир! Наш корпост требует огня. По дороге около селения Ближние Камыши большое движение танков и пехоты противника.
Боевая тревога! Снимаемся с якоря. Для успешного ведения огня необходимо точно определить местонахождение корабля. Однако ориентиров не видно. Туман. Малейшая неточность — и мы можем ударить по своим. Ведь фронт где-то совсем рядом...
— Постараюсь дать точный пеленг и дистанцию для стрельбы, — говорит штурман Иванов, словно угадывая мои мысли.
И вот в морозном воздухе раздался первый залп — уже в новом, 1942 году...
В течение первого дня 1942 года, отбиваясь от воздушных атак, мы вели беспрерывный огонь по Киету, Сейт-Ачаку и другим позициям врага.
«В селении Кой-Асан — скопление войск, — радирует армейский корпост. — Товарищи моряки, поддайте гадам жару!»
Пушки и палуба обледенели. Обкалываем с корабля лед. Ведем огонь с дистанции 120 кабельтовых. [46]
Ближе подойти не успеваем — торопит корпост. И вдруг — семерка пикирующих самолетов! Фашисты бомбят порт. С яростью бьем по гитлеровским войскам, по колоннам танков, по вражеской авиации.
Вскоре становимся на якорь. Потом меняем место. А еще спустя полчаса открываем огонь по аэродрому Киет. Дистанция стрельбы для артиллерии нашего корабля почти предельная. Корпост требует перенести огонь на селение Сейт-Асан.
— Огонь! — командует старший лейтенант Кириченко.
«Задача выполнена успешно», — докладывают с берега.
Лишних запросов не делаем. Прибудет командир корпоста на корабль, все узнаем подробно.
Уже пятые сутки мы находимся в море. Люди устали. Утомленные лица, воспаленные глаза... В кубриках, не раздеваясь, лежат на рундуках свободные от вахты краснофлотцы.
Беспалов подходит к спящему краснофлотцу, поднимает свесившуюся руку и бережно кладет на рундук. Захожу в ленинскую каюту. Какая досада! Только что окончили передавать сообщение ТАСС...
На корабле тишина. Вдруг все оживает. Внизу, в кубрике, раздается «ура!». Вбегает И. Г. Квашнин.
— Вы слышали? — обращается он ко мне. — Фашистские войска разгромлены под Москвой!
Радостное известие подняло на ноги весь экипаж. Срочно готовятся боевой листок, очередной выпуск радиогазеты...
Вблизи прошел транспорт «Кубань». Запрашиваем капитана, успел ли разгрузиться, кто остался в порту. Оказывается, в порту разгружается транспорт «Красногвардеец». Транспорт «Кубань» людей выгрузил, груз — не успел. С наступлением темноты он должен возвратиться в порт.
Корпост снова требует огня. С эсминца гремят залпы. Снаряды летят в направлении Старого Крыма. Через час открываем огонь по селению Изюмовка.
3 января. Бьем по минометным батареям врага. Ветер — восемь баллов. Температура низкая. Корабль обледенел. На палубе толщина ледяной корки достигает 25 миллиметров. [47]
На 5 января топлива осталось ровно восемьдесят тонн — этого едва хватит, чтобы дойти до Новороссийска. Снежная пурга, обледенение, штормы, бессонные ночи совершенно выбили из сил личный состав «Сообразительного». В связи с этим Н. Е. Басистый решает перейти со своим штабом на эсминец «Бойкии», а нас отправляет в Новороссийск.
Вскоре, связавшись по радио с командиром «Бойкого» Г. Ф. Годлевским, снимаемся с якоря и идем к эсминцу. Густой туман. Видимость плохая. Прошу командира дать несколько сигналов гудками. Движемся по пеленгу на гудки. Сигналы раздаются совсем близко. Уменьшаю ход, и вдруг прямо по курсу — силуэт эсминца. «Бойкий» развернуло левым бортом. В таком положении подойти к нему невозможно. Разворачиваемся и заходим с кормы. Радиолокации нет. Единственный ориентир — гудки.
Несмотря на сильный снос и ветер, мы наконец пришвартовались к «Бойкому».
В тот же день эсминец «Сообразительный» вышел в Новороссийск...
Значение Керченско-Феодосийской десантной операции огромно. Ее надо рассматривать как одну из составных частей стратегического десанта по захвату Керченского полуострова. В результате ее успешного выполнения на Керченском полуострове был создан плацдарм, на котором в дальнейшем были развернуты войска Крымского фронта.
Значительные силы противника были отвлечены от Севастополя. Была предотвращена возможность вторжения немецко-фашистских войск на Кавказ через Таманский полуостров.
Десантная операция по овладению Керченским полуостровом и городом Феодосия по составу участвовавших в ней сил вошла в историю Великой Отечественной войны как самая крупная.
Исключительное значение Керченско-Феодосийской десантной операции вынуждены были признать даже наши противники. Фашистский генерал Э. Манштейн писал впоследствии: «...Произошла высадка советских десантов сначала в Керчи, а затем у Феодосии. Это была смертельная опасность для армии в момент, когда все ее силы, за исключением одной немецкой дивизии [48] и двух румынских бригад, вели бой за Севастополь»{9}.
Успешные бои на Керченском полуострове вместе с другими наступательными операциями советских войск в этот период доказали, что мы можем и должны громить врага и добиваться над ним побед.
2
С каждым днем обстановка в Крыму осложнялась. На сухопутном фронте противник упорно сопротивлялся. Фашистская авиация продолжала активно действовать на наших морских коммуникациях. Пять вражеских дивизий перешли в наступление... Наши части были вынуждены отойти на Ак-Монайские оборудованные позиции.
Чтобы отвлечь силы 11-й немецкой армии от Севастополя, советское командование запланировало наступление наших войск с Керченского полуострова в глубь Крыма. При благоприятных условиях развитие такого удара могло привести к освобождению всего Крыма. Составной частью плана была высадка десанта в Судаке.
Для осуществления этой операции выделялся отряд кораблей под командованием начальника штаба эскадры капитана 1-го ранга В. А. Андреева. В отряд вошли крейсер «Красный Крым», эсминцы «Сообразительный» и «Шаумян», канонерская лодка «Красный Аджаристан» и шесть сторожевых катеров.
Эсминцу «Шаумян» предстояло высадить десант восточнее Алчак-Кая, а эсминцу «Сообразительный» — в бухте Новый Свет. Основные силы десанта должны были высадиться на судакский пляж между эсминцами. Обеспечение высадки десанта возлагалось на отряд поддержки под командованием контр-адмирала Л. А. Владимирского. В составе отряда — линкор «Севастополь», эсминцы «Безупречный» и «Железняков». Отряду поручено произвести артиллерийскую подготовку района высадки с обстрелом пунктов Судак, Большой и Малый Таракташ, Старый Крым и Салы.
Кроме основного в полночь должен был высадиться в районе Алушты демонстративный десант, задача которого [49] состояла в том, чтобы прервать линии связи, помешать движению вражеских войск по дороге и таким образом отвлечь внимание противника от основного пункта высадки десанта.
15 января, приняв на борт десант в составе стрелкового батальона, мы вместе с отрядом кораблей вышли из Новороссийска. Весь экипаж — на боевых постах. В кубриках разместились бойцы десанта.
При переходе морем фашистская авиация обнаружила наш отряд. Командующий эскадрой контр-адмирал Л. А. Владимирский приказал изменить курс кораблей. Идем к югу от меридиана Севастополя, чтобы запутать вражескую разведку. С наступлением темноты, резко изменив курс, направляемся к месту высадки десанта — в Судак.
В 22 часа 30 минут мы должны были встретить канонерскую лодку и сторожевые катера, но в назначенном месте их не оказалось.
Тем временем обстановка на берегу изменилась. Начальник штаба флота сообщил, что противник наступает на Артмутлук — Баракул. Занят Коктебель. Окружен отряд наших моряков. Им приказано выходить из окружения на Биюк. Это обстоятельство меняет план действий десанта. Обстрел Коктебеля отпадает.
В полночь мы прошли мимо зеленого огня нашей подводной лодки-маяка. В это время на крейсер «Красный Крым» поступило новое распоряжение: главный удар десант должен направить на Отузы — Коктебель, совместно с войсками 44-й армии уничтожить коктебельскую группу противника и выйти в район Насыпное. Эсминцам приказано обстрелять Изюмовку, Отузы и дорогу южнее Баракул, от Артмутлука до Гончарова...
Спустя полчаса, когда была обнаружена вторая подводная лодка, мы вышли из строя отряда кораблей и направились в бухту Новый Свет.
Тревожная, напряженная тишина. Темно. На берегу ни одного огонька. От сильного мороза обледенели тросы на шлюп-балках. Боцманы готовят катер и шлюпки к спуску на воду. И вдруг яркая вспышка. Звучат орудийные залпы — линкор и другие корабли, находящиеся недалеко от района высадки, открыли [50] огонь. Противник некоторое время молчит. Но вот огневые точки врага оживают. Сторожевые катера идут к берегу, обстреливая его минометно-пулеметным огнем. Стреляет и подошедшая канонерка. Только эсминцы «Сообразительный» и «Шаумян» с десантом на борту идут тихо, без единого выстрела. Экипажи кораблей замерли на боевых постах, готовые при первой необходимости открыть огонь.
Уменьшаем ход. Решаю высаживать десант, не становясь на якорь, — так безопаснее: противник неожиданно может открыть огонь с берега.
Входим в бухту. Падает глубина. Эхолот показывает девять, семь, шесть метров. Медленно гасим инерцию корабля.
Звучит команда:
— Всем на тали гребных судов. Суда к спуску!
При спуске катера заедает носовой трос. В базе мы с трудом поместили его на ростры{10}. Вскоре трос оборвался. Порядок выгрузки сразу нарушился. Сократились средства высадки. У другого катера, спущенного с правого борта, не заводится мотор. Ничего не поделаешь, производим посадку бойцов в шлюпки. Наконец заработал мотор, и катер с гребными судами направляется к берегу. В первой группе десанта — 80 человек. С ними старший лейтенант Виктор Иванов. Старший лейтенант Михаил Пяткин и недавно назначенный к нам старший инженер-лейтенант Владимир Миронов уже пошли к берегу на шлюпках. Слышно, как глухо постукивают моторы катеров. Краснофлотцы накрыли их ватными куртками, чтобы они производили как можно меньше шума.
Проходит несколько минут... Возвратившийся из рейса Михаил Пяткин рассказывает:
«Уже у самого берега шепотом командую:
— Весла!
Вдруг сильный толчок — наскочили на камень,
— Весла на укол!
Шлюпка с места не трогается. Тогда в воду прыгает краснофлотец Коваль. Вслед за ним — Жигарев, Валышев, Одинокое, Кононов, Челышев...
— Навались... Еще навались, — командует Коваль. [51]
Несколько усилий — и шлюпка снова в воде.
Когда мы пристали к берегу и начали переносить боеприпасы, шлюпку захлестнула волна. Коваль снова прыгнул в ледяную воду и удерживал шлюпку до тех пор, пока не высадились все бойцы и не выгрузили оружие. Но грести на обратном пути у него не хватило сил — кружилась голова, коченели руки. Шинель стала ломкой ото льда...»
Когда шлюпка подходила к «Сообразительному», я стоял на борту около трапа. Краснофлотец с трудом взобрался на эсминец и спустился по трапу в кубрик. Мы стали искать подмену, но Коваль тем временем переоделся и опять ушел с десантом.
Вернулся старший лейтенант Иванов. Надо спешить. Сажаем в его катер новую группу десантников.
— Товарищ командир! — торопливо докладывает старший лейтенант. — На катере подойти близко к берегу не удалось: помешали камни. Чтобы ускорить высадку, наши краснофлотцы Загуренко, Лузгарь, Корякин, Сингаевский, Пискунов сажали десантников на плечи и, по грудь в воде, переносили их на берег. Ведь моряки, возвратясь на корабль, обсохнут, а на суше воевать мокрыми в такой мороз худо.
Заменив возвратившихся из рейса краснофлотцев. Иванов садится в катер.
— Разрешите остаться, товарищ командир! — узнаю в темноте голос Александра Загуренко, строевого из расчета пушки главного калибра.
— Разрешаю, только переоденьтесь.
Главное, что создавало трудности при высадке, — плохие плавсредства. Но лучших не было — это все, чем располагала база.
В один из рейсов резиновый понтон боцмана Николая Пискунова заполнился водой и стал тонуть. К счастью, это произошло уже у самого берега, и солдаты успели высадиться прежде, чем он окончательно погрузился в воду.
Пискунов вытащил понтон на песок. Катер тем временем ушел за следующей группой десанта. Промокший боцман остался один. Когда, окоченевший, он потерял сознание, подоспел катер старшего лейтенанта Иванова. Почти замерзшего Николая Пискунова доставили в лазарет. [52]
В 3 часа 15 минут на подошедший к нам на помощь катер, баркас и шлюпки сажаем последнюю группу десантников и отправляем их на берег.
Через час все плавсредства возвратились. Не было только шлюпки со старшим инженер-лейтенантом Владимиром Мироновым. Прождав некоторое время, решаем с комдивом капитаном 2-го ранга М. Ф. Романовым затемно уходить в море. Шлюпку, если с ней ничего не случилось, подберут катера. Рисковать кораблем не имеем права.
Находясь милях в шестидесяти от берега, получили приказание снова возвращаться в Судак для оказания помощи канлодке «Красный Аджаристан», которая самостоятельно не могла сойти с мели.
Разворачиваем на обратный курс, но вскоре встречаем канонерку в охранении трех сторожевых катеров. Уменьшаем ход, принимаем на борт старшего инженер-лейтенанта Миронова и гребцов, подобранных канонеркой после нашего ухода.
Итак, высадка десанта прошла успешно благодаря массированному использованию корабельной артиллерии, хорошо продуманным действиям эсминцев на флангах. Широкий фронт высадки дезориентировал противника, да и вся операция была большой неожиданностью для врага. [53]