Война

1

День 21 июня 1941 года выдался погожим. В голубом небе — стайки облаков. От зноя скрутились тонкие листья акаций.

Севастополь — главная база Черноморского флота — в этот день жил обычной жизнью большого приморского города. Но спокойствие было внешним. За ним скрывались проводимые на флоте мероприятия, связанные с повышением боевой готовности.

Мне казалось, что день прошел незаметно и сразу наступил вечер. Я поспешил на корабль.

Ночь обещала быть тихой, только вот закат был какой-то необычный. Большой каравай солнца медленно опускался в море, окрашивая его в темно-пурпурный цвет.

Надстройки, мачты и палуба корабля светились в догорающей заре. Я смотрел на море, тонущее солнце, и становилось почему-то тревожно...

Пахло сыростью — прошел небольшой дождь. В маленькой Корабельной бухте, расположенной почти против Минной стенки, отражались электрические огни кораблей. Несколько левее, на Павловском мысе, зеленым огоньком светилась крошечная мигалка. Черные тени кораблей терялись в глубине Южной бухты.

Послышался бой полуночных склянок — четыре двойных удара... Я поднялся на стенку причала. Вокруг было пусто. Мои шаги гулко раздавались в ночи. Шелестели листья деревьев. С моря усиливался ветер. Небо заволакивало тучами...

Освеженный ночной прохладой, я возвратился на корабль. В каюте за письменным столом раскрыл книгу и попытался читать, но не читалось. Я лег спать. [8]

В начале второго ночи меня разбудил дежурный и доложил: «По флоту объявлена боевая готовность номер один». Я мигом отдал распоряжение: «Передать по дивизиону — боевая тревога!»

На мостике за моей спиной недовольно проворчал чей-то голос:

— Опять тревога... Что это им не спится, даже в воскресенье?

На него кто-то цыкнул. И снова стало тихо, только было слышно, как на боевые посты и командные пункты передавались распоряжения.

Рядом со мной на мостике пулеметчик Иван Курбыко готовил свой пулемет. Мне нравились его неторопливые движения. В них чувствовалась уверенность. Разговаривал он редко, больше молчал. Бывало, часами простаивал у пулемета, так за всю вахту и не промолвив ни единого слова.

Орудия были развернуты в море. По небу шарили прожекторы. Но мы пока пребывали в неизвестности.

Половина третьего... Личному составу выдали противогазы. Готовимся к выходу в море. Дым застилал всю Южную бухту — корабли поднимали пары. Ветер заметно усилился. Он разорвал облака и снова в просветах засверкали звезды.

Три часа пятнадцать минут... Лучи прожекторов вырвали из темноты самолет, еще один... Загремели залпы береговых батарей и корабельной артиллерии, вокруг самолетов замигали вспышки разрывов.

«Что это, война?» — подумалось мне. Как будто в ответ, где-то в городе раздались взрывы. Вспыхнули два очага пожаров. В сторону моря низкие щупальцы прожекторных лучей провожают дымящийся самолет. Но в это время и над нами слышится гул авиамотора. Приказываю артиллеристам открыть огонь.

— Зенитная батарея!.. По самолету... Огонь! — командует лейтенант В. П. Мазуркевич.

Слева от меня резко затрещал пулемет Ивана Курбыко. Он стреляет небольшими очередями, следя за склоняющимся к горизонту самолетом, и совсем не замечает, как перебил радиоантенну, натянутую между мачтами корабля. На зенитном мостике ухают 76-мм орудия Валентина Старикова, Александра Данильченко. А внизу резко бьет сорокапятимиллиметровка старшины [9] 2-й статьи Виктора Тарасова. Артиллерия задействована...

Обращаюсь к помощнику:

— Запишите в вахтенный журнал все события этой ночи.

Вскоре обстановка прояснилась. Враг базу не бомбил, он сбрасывал мины на фарватер, чтобы заблокировать севастопольские бухты. Одна или две из них упали на берег и взорвались. Попытки полностью заминировать бухты или подходы к ним не увенчались успехом. Однако на поставленных самолетом магнитных минах подорвались буксир, плавучий кран и на выходе из бухты — эсминец «Быстрый».

В полдень ко мне подошел политрук И. Г. Квашнин, невысокий, с крупным открытым лицом. Глухо промолвил:

— Сейчас будут передавать правительственное сообщение...

«Говорит Москва!.. — послышалось в микрофонах. — Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие...»

На корабле все замерли. У всех сосредоточенные лица. Возник митинг. Говорил И. Г. Квашнин:

— Товарищи! Трудно представить, какие испытания ждут нас впереди. Сейчас главное — это внутренне подготовить себя к тому, что произошло. Наша Родина дала нам новый корабль, хорошо оснащенный современной техникой. Мы его на сегодня еще по-настоящему не освоили. Да и времени на боевую подготовку у нас с вами не хватило. Все недоделанное придется решать в предстоящих походах и боях!

Я смотрел на Игнатия Галактионовича. Широкоскулое лицо с чуть раскосыми глазами от волнения покраснело, глаза горели.

— Призываю вас к защите Родины! — закончил Квашнин.

— Мы, машинисты, готовы к бою с врагом, — твердо сказал старшина 2-й статьи Дмитрий Максимов. [10]

Я хорошо его запомнил, нашего корабельного умельца, ухаживавшего за своими машинами и механизмами, словно за живыми существами.

Максимов подошел к нам и сказал!

— Вы не думайте, что не выдюжу, раз такой щупленький. Мы, волжане, хоть и худощавые, но жилистые. Сделаю все, что будет надо, товарищ командир.

И матросский бак сразу загудел, зашевелился, словно муравейник. Перебивая друг друга, матросы выкрикивали слова ненависти к фашистам, клялись сражаться с врагом до полной победы.

— А у меня мать и отец шахтеры, с Донбасса. Народ наш не особенно разговорчивый, — взял слово Федор Воробьев, сигнальщик. — Теперь самое главное для нас — пушки, чтобы они разили врага без промаха. И артиллерия не подведет. За артиллеристов ручаюсь. И я не подведу товарищей... — Он смутился своей длинной речи и отошел.

Федор Воробьев — высокий и стройный. Непослушные волосы то и дело сползали на лоб. И во всей его фигуре чувствовалась непокорность, твердость характера.

Митинг был короткий. Свое слово экипаж сказал. С бака люди разошлись маленькими группами на боевые посты и в кубрики.

...Итак, пришла война. Мы словно внезапно окунулись в крутую волну, которая с силой ударила в стальной борт корабля... [11]