8. Герои Дома профессуры
Между тем вал ожесточенного сражения все ближе перемещался к территории Тракторного завода, захлестывая прилегающие к нему участки. Отдельные опорные пункты гвардейцев, окруженные вражеской пехотой, продолжали отчаянно сопротивляться на всем рубеже, не позволяя гитлеровцам прорваться к Волге. Однако танки, подавив полковые батареи, и позицию 524-го полка, уже вышли на стадион, окружили школу и продвинулись на улицу Дзержинского, где в Доме профессуры размещался командный пункт 109-го гвардейского полка. Там находилось Боевое знамя и много раненых.
Что произошло на КП полка, мы узнали гораздо позже от самих участников героической обороны. На их долю выпало очень тяжелое испытание.
Дом профессуры представлял собой крепкое кирпичное здание, сильно поврежденное снарядами и бомбами. Окна и дверные проемы во всех этажах были выбиты, обвалилась и обгорела крыша, но подвальное помещение и первый этаж использовались офицерами штаба для работы и отдыха. Рядом с домом были устроены окопы, служившие укрытием личному составу и позицией круговой обороны. Впереди КП, среди развалин, стояла 120-миллиметровая минометная батарея [105] и был резерв командира — автоматчики и рота противотанковых ружей.
После отражения сильного удара гитлеровцев на Тракторный завод 7 октября батальоны сильно поредели. Омельченко основательно почистил все тыловые и обслуживающие подразделения и пополнил стрелковые роты. Вовремя переброшенный по приказу Жолудева к южному выходу улицы Ногина батальон Ткаченко сыграл свою роль. Боевые порядки были уплотнены, враг не смог прорваться через позиции полка.
В штабе полка все, конечно, понимали, что наступление гитлеровцев 7 октября — только первая неудавшаяся для них попытка прорваться к реке. Ф. С. Омельченко и его штаб старались сделать все возможное, чтобы воспрепятствовать этому. Активных штыков в полку было немного, но настроение гвардейцев оставалось самым боевым. Не было ни одного случая, чтобы кто-то нарушил дисциплину, уклонился от выполнения боевой задачи. А ведь вся жизнь бойцов на передовой и в штабе, на КП, проходила под огнем. Бомбежки, обстрелы, атаки на позиции... И так каждый день. Командиры и бойцы проявляли невероятную стойкость и мужество в этот трудный час.
Геройски дрались с врагом полки Пуставгара и Колобовникова, бойцы 112-й дивизии Ермолкина и подчиненные дивизии рабочие отряды СТЗ. Комиссар 109-го полка К. Я. Звягин установил личный контакт с руководством Тракторного завода, директором Задорожным, командиром рабочего отряда. Тракторозаводцы помогали воинам в доставке снарядов от мест выгрузки к пункту боепитания, а когда бои начались в цехах завода, они вместе с красноармейцами смело отбивались от гитлеровцев.
С каждым днем напряжение возрастало. С 11 октября, после перегруппировки, дивизий начала новые контратаки с целью овладеть Шестигранником и восстановить оборону у оврага Мытищи. На следующий день на КП появился начальник штаба дивизии Брушко, чтобы проверить выполнение приказа. Все комбаты и военкомы, как и раньше, были посланы в роты возглавить атаку.
Омельченко разослал на передовую офицеров, а сам пошел в батальон к Алексею Ананьеву, принявшему командование вместо раненого Богданова. Два батальона полка с приданными подразделениями должны атаковать Шестиугольный квартал с улиц Красина, Ногина, Устюжской и вместе с батальонами других частей дивизии выбить из него противника. [106]
Атака сначала развивалась успешно. После короткой, но мощной артиллерийской подготовки штурмовые группы гвардейских полков атаковали позиции фашистов и продвинулись вперед. Бои шли уже в двухстах метрах от исходного рубежа. С юга нажимали гвардейцы 118-го полка, первыми ворвавшиеся в Шестиугольный квартал. Но вскоре обстановка изменилась. Фашисты, отошедшие к истоку оврага Мытищи, получили подкрепление и перешли в контратаку. До пятнадцати танков двигалось в сторону улиц Ногина и Устюжской на подразделения первого и второго батальонов. В дыму и взрывах трудно было разобраться, что делалось на поле боя, в грудах развалин и щебня. Дорога была каждая минута.
Омельченко нашел выход. Рядом стояло изуродованное снарядами здание. Подходы к нему обстреливались, но это было удобное место для наблюдения. Не раздумывая, вместе с комбатом Ананьевым они быстро взобрались наверх. Картина боя теперь была видна. Западная часть Шестиугольного квартала находилась еще в руках фашистов.
— Скорее телефон! — приказал Омельченко комбату.
Ананьев камнем свалился вниз и через несколько минут возвратился в сопровождении связиста, тянувшего провод. Связь готова. «Только бы поспеть!» — думал он, передавая ориентиры на КП полка. Несколько минут пришлось ждать. Но не напрасно. Серии тяжелых мин сразу обрушились на расположение противника, вызвав переполох среди гитлеровцев.
— Еще! Еще! — радуется комбат.
Омельченко наблюдает молча, но сам готов запеть от радости.
Вражеская атака сорвана, подбито несколько танков. Штурмовые группы полков Пуставгара, Колобовникова и его батальоны снова двинулись вперед. Бой разгорался все сильнее. Враг снова подбрасывает резервы. Наступающие не могут пробиться дальше. Пули щелкают по стенам, но трое наблюдателей не покидают своего пункта.
Омельченко поздно возвратился на КП. Там уже был приказ: с семи утра 13 октября возобновить контратаку в направлении улицы Котельники. Но силы были ослаблены. Переброшенные к стыку гвардейцы батальона Ткаченко, понесшие большие потери, к вечеру были потеснены. Гитлеровцы захватили школу. Остальные батальоны удерживали свои позиции под непрерывным натиском. В районе поселка Баррикады и ближе было замечено большое скопление пехоты и танков. Разведчики докладывали о движении автомашин. [107]
Подготовка врага к крупному удару уже не вызывала сомнений. Омельченко приказал Килимнику оповестить батальоны, а сам связался с генералом, высказал тревогу:
— Чем я располагаю, вы знаете, прошу помочь...
— Готовьтесь к самому серьезному. Встретить их надо по-гвардейски, — ответил Жолудев.
Омельченко напомнил о своей просьбе, но Виктор Григорьевич отрезал:
— Просить легче, чем дать...
— Трудно будет...
— А разве до сих пор было легко?
Военком и начальник штаба стояли рядом с командиром. Они хорошо поняли, о чем шел разговор: обходиться наличными силами.
Омельченко прикинул все возможные варианты и решил ничего не менять в расположении своих подразделений. Единственное, что можно сделать, — использовать оставшееся время для закрепления позиций. Внутренне он сознавал, что только теперь для полка наступил самый тяжелый день.
Но только ли для полка?
Рядом, в 114-м полку Пуставгара, еще меньше бойцов. С первого дня он подвергался непрерывным атакам противника и сейчас, передав район полку Андреева, со всеми оставшимися силами закреплялся на новых позициях. В таком же положении Колобовников и остатки подразделений истощенного боями 524-го полка. Значит, везде тяжело, и надежда только на свои силы.
Ночь прошла в тревоге и ожиданиях. Батальоны закреплялись. Никто не отдыхал. Все понимали, что противник создал небывалый перевес сил здесь, на очень узком участке фронта.
Утро началось шквалом массированного огня. Первые же сообщения подтвердили тревожные предположения. Масса танков и пехоты направила удар в стык 109-го и 114-го гвардейских полков от истока оврага Мытищи через Горный поселок на стадион и южнее через проспект Стахановский, Одновременно были атакованы все другие участки обороны на подступах к Тракторному.
Телефонная связь с батальонами и дивизией сразу порвалась. Посыльные, отправляемые в подразделения один за другим, не возвращались. Вокруг КП свирепствовала буря. Серия снарядов разорвалась в расположенных рядом окопах, похоронив несколько человек. Командир полка перешел на управление по радио. Комбаты Ткаченко и Ананьев докладывали: [108] «Веду бой с танками. Отражаю атаки». Получено сообщение и от батальона 118-го гвардейского полка. По радио доложили обстановку в штаб дивизии, снова запросили поддержку.
И снова тягостный разговор с комдивом:
— Держитесь. Атакуют везде. У Пуставгара тяжелее. Подбиты все орудия! — ответил генерал, но добавил: — Если что найду — пришлю!
И Омельченко знал, что резервов у комдива нет. Значит, надо драться до конца. Он торопит начштаба, дает распоряжение, чтобы подготовили посыльных, а военкома просит установить связь с соседями.
В 9.30 Омельченко бросил к стадиону свой резерв — автоматчиков и роту противотанковых ружей, которые тут же были атакованы танками. В 10 утра стали поступать раненые. Все они говорили: «Враг везде наступает с танками. Наши дерутся». В это время удалось получить донесения: на участке Ананьева подбито четыре танка, у Ткачезко — два, гвардейцами второго батальона 118-го полка уничтожено три. Гриппас ведет бой, удерживает свои позиции, но в его тылу фашистские танки. Из района цирка, где стояли полковые батареи, донесли: «Танки расстреливаем в упор, уничтожено пять». Рота ПТР сообщила: «Атакованы танками и пехотой. Ведем бой». Сомнений уже не было — противник прорвался в стык и создал угрозу всему боевому порядку полка.
Так оно и было. Танковый таран врага, пробив позиции правофлангового батальона полка Пуставгара и прикрывавшие стык подразделения, глубоко вклинился в оборону, смял позиции защитников у стадиона и начал охватывать Ананьева. Это уже было опасно! Рушилась основная позиция полка в центре. Начальник штаба Килимник, узнав от раненых эту страшную новость, понял сразу, что все это значит, и побежал к командиру:
— Товарищ гвардии подполковник, танки заходят в тыл второму батальону, он ведет бой, школа окружена, связи с ней нет!
— Кто сейчас в школе?
— Взвод Потапова да разведчики дивизионной роты.
— Где соседи, оборонявшиеся за стыком?
— Связаться не удалось! Но где-то здесь их офицеры...
— Послать к ним связного, предупредить всех!
Потом Омельченко быстро набросал несколько слов на бумажке и, подав записку адъютанту Гуренко, приказал ему: [109]
— Отнесите им. Они в правом крыле. Что с ротой ПТР? — продолжал он уточнять у начштаба.
— Ведут бой. Сведения через раненых. Уничтожено четыре танка.
В комнате появилась фельдшер Соболева. Она доложила, что скопилось много раненых, спросила, как быть.
Комиссар Звягин поручил Хасину организовать ей помощь, а сам вместе с Омельченко склонился над схемой обороны. Что предпринять? Выдержит ли батальон Ананьева? Что у Гриппаса и Ткаченко? Вот вопросы, которые требовали ответа сейчас же. Килимник ждал молча.
— Полнее выясни обстановку во втором батальоне и у Ткаченко, — приказал командир полка и спросил: — Что в батареях? Рацию держать на приеме!
Начальник штаба спустился в отсек санроты. В тесном помещении раненые лежали плотными рядами, но вели себя мужественно. Многие не выпускали из рук оружия. Военфельдшер с помощью санитаров оказывала им помощь. Хасин привел нескольких бойцов, потом вместе, он и Килимник, стали выяснять обстановку, беседуя с ранеными. Удалось установить: шестая рота во главе с гвардии лейтенантом Ивановым и политруком Ерухимовичем, имевшая утром сорок человек, вся полегла в бою. От пятой роты остались посыльные. КП батальона окружен. Военком Акимов убит. Полковые батареи и резерв, посланный к стадиону, сражаются. Отбивается в окружении гарнизон школы.
К 11.30 Омельченко получил по радио сообщение открытым текстом: «Танки прорвались! Не сдадимся!» — и связь прекратилась. Он приказал любыми средствами установить контакт с батальоном Ананьева, предполагая, что сообщение от него. Но, выяснив положение у соседей, крикнул:
— Танки и пехота в ста метрах от КП!
Случилось самое худшее.
Омельченко отдал новое распоряжение находившимся тут своему заместителю и начальнику штаба:
— Губин! Немедленно организуйте оборону вокруг КП. Килимник, объедините всех здесь!
Так КП принял бой с противником. Губин собрал остатки роты автоматчиков и сумел на некоторое время задержать пехоту, что дало возможность укрепить оборону самого командного пункта.
Начальник штаба Килимник поднял всех кого мог. Подвал и первый этаж дома были превращены в крепость. Группу бойцов во главе с лейтенантом Бирюковым, отошедшую к КП, пополнили писарями, связистами и, вооружив противотанковыми [110] ружьями, расставили в оконных проемах этажа. В первые же минуты боя было подбито три вражеских танка, два из которых уничтожил сам Бирюков, а третий — гвардеец Иван Миронов. Это сразу подняло дух воинов. Офицеры, связисты, посыльные, оказавшиеся здесь бойцы других частей, даже легкораненые — все сражались, не помышляя об отступлении. Омельченко, не отходя от рации, отдавал распоряжения, руководил обороной. Политработники Зуев, Хасин во главе с военкомом Звягиным сражались вместе с красноармейцами. Грохот пальбы потрясал здание, рушились перегородки, стоял дым.
В 17.00 Омельченко приказал Килимнику послать в батальоны посыльных. Это была не первая попытка установить связь с подразделениями. Прошло более часа, и вот каким-то чудом возвратился гвардии сержант Евстратов. Его сообщения, что батальоны Гриппаса, Ткаченко продолжают драться в окружении, вселили в обороняющихся новую уверенность в своих силах. Полк был разрезан, но продолжал сражаться, гвардейцы гибли в неравной борьбе, но никто не покинул своих позиций.
Гитлеровцы, введя в бой свежие эшелоны, захватили поселок СТЗ. Бой шел уже на Тракторном заводе. Там находились лишь бойцы рабочего отряда, тыловые подразделения и группы бойцов из разных частей. Не было связи с соседними 114-м гвардейским и 524-м стрелковыми полками и северной группой.
Омельченко понял, что положение всех усложняется и надо быть готовым ко всему. Находившемуся рядом с ним капитану Ефанову Омельченко приказал принести гранаты. Положив их в карман, он произнес:
— Живыми не сдадимся!
Потом он вызвал к себе гвардии сержанта Петра Пискленова, который часто выполнял его отдельные поручения. Омельченко решил эвакуировать к Волге полковую кассу и некоторые документы. Подошел военком. При свете коптилки они внимательно рассматривали план города, затем командир сказал сержанту:
— Вот смотрите, эти сгоревшие дома еще не заняты немцами. Возьмите двух бойцов из взвода и осторожно пробирайтесь в сторону Мокрой Мечетки. Будете сопровождать начфина, — он показал на офицера, складывавшего в вещмешок документы, — дойдете до Волги, а там он дорогу сам найдет. Понятно?
Писклепов склонился к карте, немного подумал, что-то прикидывая в уме, а затем ответил: [111]
— Будет выполнено, товарищ гвардии подполковник!
— И еще по пути все осмотри, приметь ночные ориентиры, придется сразу возвращаться назад. Все делать осторожно и тихо. Не попадите к фашистам...
Через некоторое время группа из четырех гвардейцев поднялась на первый этаж и по коридору, заваленному щебнем, подошла к самому крайнему окну. Стрельба несколько стихла. Тихо, поодиночке, они вылезли на улицу и, прижимаясь плотно к стене, согнувшись как можно ниже, подошли к углу дома. Но тут вспыхнули ракеты. Группа замерла. Наметив следующий рубеж — сгоревшие развалины двух домов, — Пискленов махнул рукой, и все четверо в темноте перебежали туда.
Выполнив задание, гвардейцы возвратились в осажденный дом тем же путем часа через два.
Тем временем кольцо врагов вокруг КП все сжималось. О помощи не приходилось и думать. Омельченко запросил у Жолудева разрешение на смену КП и такое разрешение получил. Однако сменить его оказалось уже невозможно...
Гитлеровцы окружили КП сравнительно небольшими силами. До двухсот автоматчиков с двенадцатью танками полукольцом охватили его с трех сторон. Получив сильный отпор вначале и потеряв несколько танков, они остановились, залегли и начали обстреливать здание из орудий и пулеметов. В верхних этажах сразу же возник пожар. Снаряды крошили кирпичную кладку, увеличивая число раненых среди защитников командного пункта. Убиты были оборонявшиеся на улице командир транспортной роты гвардии лейтенант Русских и командовавший автоматчиками гвардии лейтенант Егоров, ранен руководивший группой замкомполка Губин, вышли из строя несколько бойцов.
Фашисты почувствовали, что силы обороны ослабли, и перешли в атаку с западной стороны дома. В проломы и по лестницам они ворвались на этажи.
Килимник организовал несколько групп для очистки здания. Ему помогали офицеры Бабаев, Ефанов и гвардии сержант Александров. Особенно отличился здесь переводчик полка гвардии лейтенант Н. А. Сидоров. Он принял командование комендантским взводом и первым начал бой внутри здания. Часть фашистских автоматчиков была отсечена и задержана остатками группы Губина, который, будучи раненным, продолжал сражаться на улице. Гвардейцы действовали гранатами и огнем в упор. Сначала они выбили гитлеровцев из одной комнаты, потом из другой и так, тесня и уничтожая, обратили остальных в бегство. [112]
В этот момент гвардейцам хорошо помогли наши ночные бомбардировщики. Они смело снижались над позициями врага и бомбили их с малой высоты.
Вот что рассказывают в письмах ко мне оставшиеся в живых участники обороны Дома профессуры. Свидетельствует М. М. Хасин:
«Все, кто был на КП полка, сражались с большим мужеством. Каждый оконный проем был превращен в огневую позицию, за которую отвечали определенные лица. Немцы несколько раз атаковали, но отбрасывались с большими потерями бойцами, которыми командовал офицер Бирюков. Гвардейцы поражали танки из противотанковых ружей (других средств не было). Очищение захваченной части здания велось штурмовыми группами под руководством начальника штаба Килимника...»
Другой свидетель, бывший комбат 149-й стрелковой бригады А. И. Лисицинский, сообщил:
«Наш четвертый батальон, сформированный из остатков первого, разведроты, тылов и спецподразделений бригады В. А. Болвинова, занимал в нижнем поселке СТЗ несколько опорных пунктов (цирк, больница и др.). Для усиления обороны нам были выделены семь корпусов танков без моторов. Штаб бригады располагался в Доме пионеров, а КП нашего батальона — в том же здании, где и штаб 109-го гвардейского полка, только в правом его крыле. Сам я и военком Кузнецов поддерживали с командованием этого полка связь.
Утро 14 октября началось с жесточайшей бомбежки. Фашистские самолеты налетали по пятьдесят — шестьдесят в заходе, непрерывно сменяя друг друга. Удары они наносили на участке шириной не более двух-трех километров по фронту. На земле происходило что-то невообразимое. Почти все орудия, огневые точки, танки (коробки) были уничтожены, находившиеся в домах люди завалены. На оборону через Верхний поселок и цирк шли сотни танков и бронемашин с пехотой. От термита горела сталь, но люди сражались в огне, пустив в ход все личное оружие. Несколько групп танков все же прорвались к заводу. Фашисты окружили КП 109-го гвардейского полка. Мы перешли к обороне. Первая атака гитлеровцев с ходу была отбита. Не забыть их ожесточения и изуверства: немецкие механики-водители вели танки по телам своих же раненых солдат, которые в ужасе хватались за гусеницы. Мы отбили еще несколько ожесточенных атак. Но тут случилось непредвиденное: фашистский снаряд разорвался и поджег ящик бутылок с горючей смесью. Начался пожар и удушье. Пришлось срочно выносить раненых [113] и отходить к зданию городской бани, в сквер около нее, к институту. Об этом я предупредил Ф. С. Омельченко. Положение КП 109-го в доме осложнилось...»
Майор В. В. Гусев, бывший инструктор политотдела 112-й дивизии, вспоминает: «Я находился тогда с группой бойцов и офицеров 385-го стрелкового полка в одном из отсеков дома, где был КП 109-го гвардейского полка. Когда разгорелся бой вокруг здания, Омельченко прислал к нам связного с запиской: «Мы будем драться насмерть! Призываю друг друга не оставлять, держаться вместе!» Замполит Юрченко написал на записке: «Только вместе». Герой Советского Союза Михайлицын, Безъязыков, Юрченко и я поставили подписи. Когда загорелся наш отсек, мы переместились в развалины рядом, но все пережили вместе...»
Много лет спустя удалось получить свидетельство фельдшера Ш. А. Соболевой (ныне Черенковой). Это событие запомнилось ей отчетливо и сохранило в памяти интересные подробности: «В ночь на 14 октября 1942 года военврач Саша Воронцов и фельдшер Змиевский вывели из обороны полка большую группу раненых для эвакуации, а меня направили в Дом профессуры за очередной партией. Там у нас был приемный пункт, и там же оказывали первую помощь. Мы были в подвале, когда к дому подошли фашистские тайки и начали стрелять. В обороне участвовали все: офицеры и хозяйственники, связисты и бойцы, легко раненные. До вечера находились под шквалом вражеского огня. Немцы заняли часть этажа, но их выбивали гранатами. В некоторых комнатах пол был устлан мертвыми телами. Потом получили приказ к эвакуации. Надо было вывести раненых, особенно нетранспортабельных. Всех их перенесли из подвала наверх, к выходу, и разделили среди бойцов. Было подготовлено таких три группы. Я несла на себе бойца, фамилию его не помню, и шла с первой группой, так как знала немецкий язык и в случае чего могла отвлечь внимание вражеских постов. Выходили под охраной бойцов. Одна из групп попала под артиллерийский обстрел, и многие из наших погибли. Другие две группы — и офицеры, и боеспособные бойцы — вышли...»
Бой вокруг КП продолжался уже более десяти часов. Вражеские трупы валялись вокруг, ослабели силы защитников, но овладеть командным пунктом фашистам не удалось.
В 23.00 гитлеровцы были выбиты из всех помещений здания. В воздухе снова появились большие группы наших ночных бомбардировщиков и, осветив район КП, начали с небольшой высоты бомбить расположение противника. Омельченко не замедлил этим воспользоваться. План прорыва у [114] него уже созрел, а путь был разведан. Бойцы Бирюкова должны остаться на месте и усилить огонь. Вперед двинется начальник штаба, за ним раненые, Знамя и группа Гуренко.
Как сохранить Знамя? Эту задачу взялся решить помощник начальника штаба Толкачев. В помощь ему для охраны Знамени была подобрана специальная группа хорошо вооруженных бойцов комендантского взвода. Гвардейцы с оружием наготове окружили его.
Возглавляемая гвардии подполковником Омельченко и военкомом Звягиным группа двинулась вперед. За ней потянулись раненые. Вынесли Знамя...
Кругом пожары. Но гитлеровцев поблизости нет. Только артиллерия противника продолжала короткими налетами обстреливать весь район. Колонна гвардейцев медленно продвигалась через развалины.
Немного спустя гитлеровцы, обнаружив, что блокированный ими КП покинут защитниками, пустились в преследование. В тылу колонны вспыхнула перестрелка. В темноте трудно было разобраться кто где: первая группа продолжала двигаться вперед, другие залегли, а прикрывавшие отход открыли огонь. Здесь погибли старший штабной группы командир роты связи Шевченко, писарь штаба Козел, ранены политрук Кавернин, взводный Клименков. Колонна разорвалась и выходила уже раздельно. Группа Омельченко вышла к Мечетке у СТЗ и попала на КП 124-й стрелковой бригады полковника С. Ф. Горохова. Через его радиостанцию Омельченко связался с Жолудевым. В дивизии их считали погибшими, да и не знали положение в батальонах этого полка.
«109-й гв. сп. был отрезан от главных сил дивизии и весь день 14.10.42 года вел бой в окружении. Судьба командования полка неизвестна!»{12} — говорилось в одном донесении штаба.
Из расположения полковника Горохова Омельченко переправился на новый КП, восточнее Тракторного завода. Гуренко с бойцами занял оборону на территории СТЗ.
Другую группу штаба возглавил гвардии капитан Ефанов. Она пробилась к штурмовому мостику. С ним оказалась рация, и она работала. Он связался с Брушко и получил приказание пробираться берегом на КП дивизии. Однако это не удалось. Потеряв в перестрелке еще двух бойцов, Ефанов получил новое приказание — выходить на остров Зайцевский и туда же эвакуировать всех раненых. [115]
Последним из Дома профессуры, вместе с остатками группы Бирюкова, отходил гвардеец-связист 118-го полка Петр Юткин. Он. весь день исправлял линии, не раз сам вступал в бой с фашистами, был утомлен и измотан и лишь перед рассветом присоединился к своим. Он рассказал, что весь район был уже наводнен гитлеровцами. Они прочесывали огнем все вокруг, добивали раненых. Наших там уже не было. Остатки этой группы пробились к заводу, присоединившись к бойцам Гуренко. Сам Бирюков погиб.
Так состав КП полка, оказавшись в окружении врага, благодаря выдержке командира и комиссара и стойкости всего личного состава сумел с честью выйти из тяжелого положения.
Уже глубокой ночью, находясь у Тракторного, Омельченко получил новые сведения о своих батальонах, дравшихся с врагом в поселке.
Вдоль северо-восточной стороны завода к КП пробиралась группа разведчиков во главе с Сухаревым, посланным комбатом Ткаченко. Гвардеец Игошин, патрулировавший у КП, встретил их и привел к командиру полка. Омельченко несказанно обрадовался появлению храбрецов и несколько минут подробно расспрашивал их обо всем. Они принесли добрые вести: остатки батальонов Гриппаса, Ткаченко и все, кто был с ними, продолжали сражаться. У них было потеряно много бойцов, были на исходе боеприпасы, но никто не покинул своих рубежей. Они только просили помощи.
Но какую помощь им можно было оказать? К южной части Тракторного завода, к улице Михайлова, уже подошли фашисты. Штаб дивизии находился где-то на другой стороне участка прорыва, за Минусинской. Омельченко не мог самостоятельно разрешить батальонам прорываться из кольца. Он приказал Сухареву расположить разведчиков в обороне вместе с бойцами Гуренко и сделал еще одну попытку связаться с командиром дивизии.