Победу ковал каждый
По мере продвижения наземных войск в глубь Керченского полуострова постепенно перебазировалась на новые точки и наша авиация. Для восстановления и строительства аэродромов, командного и наблюдательного пунктов сначала была высажена на плацдарм одна из рот 21-го отдельного инженерно-аэродромного батальона. Затем через пролив переправились остальные подразделения этой части и комендатура 535-го БАО. Воинам приходилось работать под огнем артиллерии противника.
Ответственным за организацию переправы грузов, техники и людей 4-й воздушной армии был назначен один из офицеров минно-саперной службы нашего тыла. В его распоряжении находилась команда в составе одиннадцати человек. Для их обслуживании выделили грузовую автомашину, а для обеспечения связи — три телефонных аппарата и 15 километров кабеля.
Движение катеров, мотоботов, барж, паромов и тендеров совершалось от косы Чушки до керченского плацдарма только по определенному фарватеру, который ежедневно проверяли: не появились ли там мины. Хотя суда ходили под прикрытием дымовой завесы, приходилось применять противоартиллерийский маневр, т. к. противник обстреливал плавсредства из минометов и орудий. Грузоемкие баржи иногда только за двое суток успевали совершать рейс, поэтому переправа огромного хозяйства армии шла медленно.
Помимо использования средств Азовской флотилии, работники нашего тыла изыскивали и дополнительные резервы. [315] Сначала они оборудовали небольшое наливное судно емкостью около десяти тонн горючего. Затем сварили воедино две железнодорожные цистерны общей вместимостью до 28 тонн авиабензина. Они буксировались через пролив в плавучем состоянии.
У причалов на Керченском и Таманском берегах были специальные места погрузки и выгрузки. Для слива бензина нашли две емкости: одну (95 тонн) на Керченском полуострове, вторую (250 тонн) — на косе Чушка. К этим емкостям бензин перевозился в бочках. Когда же возникла необходимость ускорить процесс переброски грузов и техники, тыловики раздобыли, отремонтировали и спустили на воду моторную лодку грузоподъемностью 3 тонны.
В установленные командованием сроки на плацдарме Керченского полуострова мы сосредоточили следующие материальные средства: авиабензина различных марок — 70 тонн; авиамасел — 3253 килограмма; авиабомб — более 25 тысяч штук; снарядов для авиапушек — 97 100; патронов разного калибра — 40900; реактивных снарядов — 806. Кроме того, перебросили 36 вагонов различного авиа-ционно-технического имущества и 100 тонн продовольствия. К этому же времени на Керченский полуостров переправили до двух тысяч человек личного состава обслуживающих частей и технику, необходимую для обеспечения боевой работы авиации.
В первых числах апреля 1944 года перед фронтом Отдельной Приморской армии на Керченском полуострове действовал 5-й армейский корпус в составе до двух немецких, двух румынских (горнострелковой и кавалерийской) дивизий, учебного пехотного полка и свыше десяти отдельных батальонов. В главной оборонительной полосе указанная группировка занимала три линии траншей и десять опорных пунктов.
Опасаясь, что румынские войска окажутся недостаточно стойкими, немецкое командование отвело их с первой линии обороны на вторую и в центр Крыма. Одновременно гитлеровцы, соблюдая меры маскировки, провели мероприятия, свидетельствующие о подготовке к эвакуации. С позиций снимались тяжелые средства вооружения и отправлялись к портам южного побережья. Вывозились материальные ценности. Отправлялся в тыл «лишний» старший офицерский состав: из Симферополя — самолетами, из Севастополя — морем. Солдаты и офицеры, состоявшие [316] на службе в керченской группировке, после отпуска оставались в тылу. Вывозились административные учреждения, часть личного состава гестапо, разведывательные органы. Проводились минирование и подготовка к взрыву крупных зданий и промышленных предприятий.
Численность самолетов противника не превышала 300. Мы имели 538 боевых машин: 146 бомбардировщиков, 236 истребителей, 21 разведчик и 136 штурмовиков. Кроме того, 4-й воздушной армии была оперативно подчинена группа ВВС Черноморского флота в составе 32 штурмовиков и 32 истребителей. Если же учесть и 8-ю воздушную армию, с которой нам предстояло взаимодействовать (157 бомбардировщиков, 209 штурмовиков, 282 истребителя, 14 разведчиков), то общее превосходство нашей авиации было более чем четырехкратным.
Из этого соотношения сил видно, что военно-воздушные силы противника не могли оказать серьезного сопротивления нашей авиации, тем более что гитлеровцы, по данным разведки, имели весьма ограниченные запасы горючего и боеприпасов. Нисколько опережая события, замечу, что с первого дня операции противник вынужден был бросить всю авиацию на главное направление наступления войск 4-го Украинского фронта, поэтому боевые действия 4-й воздушной армии на протяжении всего периода авиационного преследования, до выхода войск Отдельной Приморской армии к Севастопольскому укрепленному району, проходили в обстановке абсолютного господства наших ВВС. Только в районе Севастополя мы встретили активное противодействие вражеской истребительной авиации.
Наши воздушные разведчики выявили, что ПВО противника на Керченском полуострове имеет около 30 батарей малокалиберной зенитной артиллерии, 32 — среднего калибра и свыше 20 прожекторов. В последних числах марта наблюдалось значительное ослабление зенитного огня. Вполне очевидно, что немецко-фашистское командование оттянуло часть этих средств на помощь своим войскам, воюющим на юге Украины.
Замысел операции состоял в том, чтобы одновременным наступлением 4-го Украинского фронта из северной части Крыма и Отдельной Приморской армии с восточной части Керченского полуострова в общем направлении Симферополь, Севастополь разгромить вражескую группировку, [317] не допустить ее эвакуации. Главный удар наносили войска 51-й армии и 19-го танкового корпуса с плацдарма южнее Сиваша. Армия генерала Петрова, решая вспомогательную задачу, должна была прорвать оборону противника, разобщить его группировку и уничтожить ее по частям, не допуская к портам Крыма.
4-й воздушной армии были поставлены следующие задачи: нанести мощный бомбовый удар по вражеским штабам и командным пунктам, подавить огонь неприятельской артиллерии, не допустить подхода резервов гитлеровцев, срывать их контратаки, прикрыть с воздуха боевые порядки своих войск.
На этот раз мы решили не проводить авиационной подготовки, а авиационную поддержку осуществить двумя последовательными массированными налетами бомбардировщиков и штурмовиков. Был разработан подробный план, предусматривавший время вылета самолетов, состав групп, объекты для нанесения ударов.
Операции предшествовала тщательная разведка, которую вели летчики 536-го отдельного разведывательного авиаполка, 229-й, 329-й истребительных и 132-й ночной бомбардировочный авиадивизий. Нам удалось полностью выявить состояние оборонительных рубежей противника на керченском направлении, вскрыть интенсивность и характер движения на его коммуникациях вплоть до Севастополя, аэродромную сеть. 31 марта и 1 апреля была завершена фотосъемка основного рубежа обороны, 8 апреля — последняя фотосъемка запасных Ак-Монайских позиций. Она выполнялась летчиками 366-го отдельного разведывательного авиаполка. Размножив фотосхемы, штаб 4-й воздушной армии снабдил ими всех командиров авиационных и стрелковых частей.
К концу дня 10 апреля войска Отдельной Приморской армии заняли исходное положение и ожидали приказа на наступление. Однако когда наступило время «Ч», оказалось, что противник уже начал покидать первые траншеи оборонительной полосы. Подвижные группы наших воинов настигали врага уже на марше.
— Какая досада, — склонившись над тщательно разработанным планом использования авиации, произнес начальник штаба генерал А. З. Устинов.
Его недовольство можно было понять: теперь работу частей надо начинать не с нанесения массированных [318] ударов, как это было предусмотрено планом, а с преследования и уничтожения отступающих колонн врага.
— А ведь могло быть все иначе, — снова произнес Александр Захарович.
— Не только могло, но и должно было начаться все по-другому, — согласился я с начальником штаба.
Он молча кивнул головой.
Дело в том, что еще во второй половине дня наши воздушные разведчики заметили интенсивное движение транспорта по дорогам от Керчи на запад, взрывы и пожары в самом городе и прилегающих к нему населенных пунктах. О явных признаках отхода гитлеровцев я доложил Военному совету Отдельной Приморской армии. Но генерал А. И. Еременко, новый командующий, заменивший на этом посту Ивана Ефимовича Петрова, усомнился в данных разведки.
— Проверить еще раз, — приказал он.
Между тем начало смеркаться. В этих условиях на задание целесообразнее всего было послать экипажи ночных бомбардировщиков из полка Е. Д. Бершанской. Так мы и сделали. При свете САБ-ов с летчицы отлично видели отступающие войска противника, о чем немедленно доложили в штаб воздушной армии. Я тут же сообщил данные генералу армии Еременко, однако и на этот раз мне не удалось убедить его в достоверности сведений, добытых воздушными разведчиками.
— Разрешите доложить свое мнение маршалу Ворошилову? — спросил я командующего. Климент Ефремович являлся представителем Ставки Верховного Главнокомандования в Отдельной Приморской армии.
— Полагаю, что мы сами способны разрешить этот вопрос, — ответил Еременко. — Посылайте еще раз разведчиков, а я прикажу направить в район оборонительной полосы противника усиленную подвижную группу.
Складывалась странная обстановка: гитлеровцы отводят свои войска из-под удара, а мы бездействуем, зря теряем драгоценное время. Вместе с тем я понимал, почему колеблется генерал Еременко: окажись сведения воздушной разведки недостаточно точными, наступление наземных войск было бы преждевременным, и все планы командования на предстоящую операцию, все расчеты пошли бы не по ранее предусмотренному варианту, а совсем по-иному. [319]
На протяжении многих месяцев войны я убедился в высоком мастерстве воздушных разведчиков, в достоверности и объективности добываемых ими сведений. Они ни разу не подводили мой штаб. Сейчас я тоже был абсолютно уверен в правдивости данных, доставленных экипажами из полка майором Бершанской. Вот почему, вопреки возражению генерала Еременко, я все же нашел необходимым связаться по телефону с представителем Ставки и доложил ему о создавшейся ситуации.
Надо сказать, что Климент Ефремович Ворошилов любил авиацию и, будучи Наркомом обороны, много внимания уделял ее развитию и повышению боеспособности и боеготовности. И теперь он нередко бывал в наших частях, интересовался боевыми успехами, нуждами авиаторов, беседовал с летчиками, инженерами и техниками, десятки людей знал в лицо, особенно тех, кто неоднократно проявлял доблесть и героизм в боях с врагом. Бывал он и в 46-м гвардейском ночном бомбардировочном авиационном полку, которым командовала Евдокия Давыдовна Бершанская.
— Золотые девчата! — с похвалой отзывался маршал об отважных летчицах, бесстрашно сражавшихся с врагом наравне с мужчинами. — И днем летают, и ночью. А ведь не всякий мужчина сравняется с ними, не каждый овладел искусством ночных полетов. Как, верно?
— Не всякий, Климент Ефремович. На то они и гвардейцы.
— Не обходи их вниманием, Константин Андреевич: они заслуживают больше того, чем ты их поощряешь. Не скупись на награды. После войны о девушках-героинях будут слагать легенды. Если бы я был поэтом, написал бы о них поэму «Крылатые мадонны». — Маршал мягко, светло улыбнулся. — И вот еще что: береги их, Вершинин, не суй во всякое пекло...
Однако война есть война, от пекла никуда не денешься. Вот и сегодня тоже пришлось посылать экипажи По-2 на задание ночью. И они с честью выполнили боевое задание. Выполнили, а им вроде бы не верят. Обо всем этом я и доложил Ворошилову. Разобравшись в обстановке, он незамедлительно принял необходимые меры.
Подвижная группа, высланная генералом Еременко, лишний раз подтвердила объективность данных воздушной разведки. Началось преследование противника. [320]
Рассмотрим подробнее боевую работу частей и соединений 4-й воздушной армии на этом этапе.
В период с 22 часов 15 минут до 23 часов 63-й Краснознаменный бомбардировочный (самолеты Б-20, А-20-Ж), 889-й Новороссийский и 46-й гвардейский ночные легкобомбардировочные полки (По-2) в районе Булганак, Грязева Пучина, Гора Куликова, Катерлез подавляли артиллерию, прикрывавшую отступление вражеских войск.
В 22 часа 30 минут 46-й гвардейский был перенацелен на бомбометание неприятельских колонн, отходящих на запад и юго-запад от станции Керчь-2, затем (с 2 часов 30 минут) — на удары по фашистским штабам и узлам связи. Экипажи По-2 из полка Е. Д. Бершанской САБами освещали восточную и юго-восточную окраину Катерлез и Керчь-2, чтобы нацелить огонь артиллерии на гитлеровцев. С 2 часов 30 минут 889-й и 63-й авиаполки действовали по эшелонам на станции Багерово и на перегоне Багерово — Тышляр.
Всего с 10 на 11 апреля ночные бомбардировщики совершили 349 вылетов, намного перевыполним задание, предусмотренное планом. Об эффективности работы наших авиаторов свидетельствуют показания пленных гитлеровцев.
Обер-ефрейтор Карл Ф. говорил:
«В ночь на 11 апреля не было такой минуты, чтобы над передним краем или над расположением командного пункта батальона не висел самолет По-2 и не бомбил нас фугасными бомбами. Это очень осложняло подготовку к отходу, и мы вынуждены были непрерывно отсиживаться в укрытиях».
Бывший командир полевого запасного батальона майор Эльмар К. рассказывал:
«Бомбардировка значительно осложняла подготовку к отходу и вносила большую нервозность в и без того напряженную обстановку».
11 апреля в шесть часов утра наши наземные войска заняли город и порт Керчь. Темп наступления непрерывно нарастал. Действия 4-й воздушной армии стали носить характер ярко выраженного авиационного преследования.
Первые же разведчики донесли, что дороги, ведущие на запад от Керченского укрепленного рубежа до Ак-Монайских позиций, забиты отходящими колоннами противника, что на Керченском укрепленном рубеже его уже нет и наши передовые части успешно продвигаются вперед. [321]
В течение всего дня штурмовики действовали небольшими группами — по четыре — восемь самолетов. В условиях, когда истребительная авиация противника не оказывает сопротивления, применение малых групп наиболее целесообразно: они достаточно маневренны, позволяют делать максимальное количество заходов на цель, требуют меньшего времени для подготовки к повторному вылету. Все это увеличивает непрерывность давления на неприятеля.
В отдельных случаях, главным образом при атаке крупноразмерных целей — железнодорожных эшелонов и станций, штурмовики действовали группами по 12 — 14 самолетов, а бомбардировщики — по 18 — 20.
Особо важную роль играла воздушная разведка, ибо в условиях постоянного движения войск, быстрых изменений обстановки она оказалась единственным средством получения сведений об отступающих, а нередко и о преследующих войсках. Так, 11 апреля с 8 часов 20 минут до 9 часов 25 минут Герой Советского Союза гвардии капитан И. М. Горбунов и его напарник установили, что наша танковая колонна прошла станцию Багерово и подходит к восточной окраине совхоза Консервтрест. Вторая танковая колонна подходила к пункту Андреевка. В период с 15 часов 40 минут до 16 часов 15 минут гвардии майор М. Шевченко и его ведомый обнаружили, что в районе пункта Султановка наши части прошли промежуточный оборонительный рубеж противника, так называемый Турецкий вал.
Для наземного командования эти разведданные летчиков 42-го гвардейского истребительного полка имели исключительно важное значение. По ним оценивалась обстановка и принимались решения, как лучше организовать преследование и уничтожение отходящего противника.
Я знал Горбунова еще по боям на Кубани. Он дрался смело и расчетливо. Однажды шестерка Як-1, возглавляемая им, прикрывала наземные войска. Встретив большую группу вражеских бомбардировщиков, летчики расстроили их боевой порядок и заставили сбросить груз на головы гитлеровцев. Получив команду с земли, Горбунов и его товарищи тут же встретили новую группу «юнкерсов», атаковали их, два самолета сбили, остальных разметали, вынудили повернуть. Затем шестерка отважных воздушных [322] бойцов вступила в схватку с третьей группой бомбовозов и снова одержала победу.
В общей сложности «юнкерсов» было более сотни, но ни один из них не пересек линию фронта. За этот подвиг Иван Михайлович Горбунов был награжден орденом Александра Невского, а 2 сентября 1943 года за боевые дела свои удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
...В течение дня 11 апреля 1944 года я находился на ВПУ (вспомогательном пункте управления) в районе Маяк на Керченском полуострове и в соответствии с обстановкой на земле и в воздухе принимал решения о нанесении непрерывных ударов по отходящим частям противника.
Воздушные разведчики обнаружили большое скопление железнодорожных эшелонов на участке между Керчью и Владиславовкой. Это говорило о том, что противник намерен использовать эту дорогу для эвакуации своих войск и грузов. Мы немедленно направили туда несколько групп самолетов и, несмотря на противодействие фашистских истребителей, на сильный зенитный огонь, сорвали вражеские планы.
Участвуя в штурмовке фашистских колонн вместе с «илами», наши истребители сопровождения увеличивали мощь авиационного преследования. Так, ранним утром 11 апреля двенадцать ЛаГГ-3 88-го Новороссийского истребительного авиационного полка под командованием Героя Советского Союза капитана В. А. Князева прикрывали группу Ил-2, вылетавших на штурмовку вражеских автомашин и повозок по дороге из Ортаэли на Сараймин. Когда «илы» сбросили бомбы и начали бить по противнику из пушек и пулеметов, Князев приказал одному из своих командиров звеньев — капитану Лукину — присоединиться к штурмовикам. Снизившись до бреющего полета, истребители в упор расстреливали автомашины и подводы с пехотой противника. На обратном пути группа Князева встретила колонну, насчитывавшую около 30 автомашин и 15 подвод, и атаковала ее всем составом.
В тот же день, повторно сопровождая штурмовиков, капитан Лукин вместе с «ильюшиными» нанес удар по вражескому обозу. В результате было уничтожено 16 подвод, до 40 солдат и офицеров. Всего за первый день наступления [323] авиация 4-й воздушной армии и Черноморского флота совершила 1611 самолето-вылетов вместо 1244 запланированных.
В ночь на 12 апреля бомбардировочная авиация действовала по железнодорожным узлам, станциям, по отходящим колоннам противника. К 7 часам утра линия боевого соприкосновения проходила уже по пунктам Огуз Тобе, Парпыч, Дальние Камыши. О положении своих войск генерал армии А. И. Еременко мог узнавать только из докладов воздушных разведчиков. Ведь в течение всего дня 12 апреля он находился вместе со мной на командном пункте 4-й воздушной армии.
Противник делал попытку задержаться на Ак-Монайских позициях, чтобы дать возможность своим главным силам оторваться от преследующих их частей нашей армии, постоянно поддерживаемых авиацией. Но его попытки оказались безуспешными. Потеряв Ак-Монайские укрепленные рубежи, гитлеровцы покатились дальше на запад.
К 12 часам дня 12 апреля Старый Крым был занят партизанами, и противник, находясь под непрерывным огнем наших штурмовиков, пошел в обход города. В этот день мы произвели 844 вылета. Сокращение напряжения объясняется значительным удалением целей от мест базирования авиации и строгим лимитом расхода горючего.
13 апреля обескровленные части неприятеля, отступив с Керченского полуострова, устремились к единственной оставшейся у них дороге, которая проходила по южному берегу Крыма. На эту дорогу, ведущую к портам, и была перенацелена наша авиация. Одним из важнейших объектов являлся Судак. Чтобы сорвать погрузку уцелевших гитлеровцев на плавучие средства, мы подвергли эту гавань мощным ударам с воздуха. В течение дня бомбардировщики и штурмовики произвели на гавань 63 налета, потопили стоявшие там пять барж с войсками и грузами, не дали врагу возможности уйти морем.
Вот что говорил о налетах нашей авиации на Судак пленный командир взвода 6-й роты тяжелых минометов 2-й румынской горнострелковой дивизии лейтенант Мурешану (его заявление было опубликовано в оперативной сводке Совинформбюро за 19 апреля):
«Наша рота 13 апреля прибыла в Судак. Там скопилось много [324] немцев и румын. Немцы грузились на баржи. Как только три баржи, переполненные солдатами, отчалили от берега, налетели русские штурмовики. На наших глазах все три баржи пошли ко дну. После этого румынские солдаты, находившиеся в порту и видевшие гибель немцев, категорически отказались садиться на суда. На причалах поднялась невообразимая суматоха. Приказы офицеров не выполнялись. Между немцами и румынами произошли кровавые стычки. Немцы также прекратили погрузку. Они бросили вооружение, военное имущество и удрали по направлению к Алуште. Когда я вернулся в свою роту, меня окружили 300 солдат из разных подразделений и заявили, что они решили сложить оружие. Я также вместе с ними сдался в плен русским».
Спасаясь бегством, гитлеровцы устремились в горы и далее вдоль юго-восточного побережья Крыма. Но они не ушли от возмездия. Воздушные разведчики обнаружили места их скопления, и мы нанесли по ним ряд ударов с воздуха. Вот один из примеров.
Двенадцать ЛаГГ-3 во главе с командиром 979-го полка майором Г. И. Романцовым, поднявшись в 14 часов 35 минут, нанесли удар по колонне автомашин, подвод и пехоте на горной дороге юго-западнее Судака. В результате трех атак уничтожено и повреждено до 10 автомашин, шесть подвод, убито и ранено до 150 гитлеровцев. Вышедшие в этот район передовые отряды наших наступающих войск подтвердили, что после налета «лавочкиных» оставшиеся солдаты и офицеры противника, бросив технику и вооружение, бежали в горы.
В течение ночи 13 апреля и на следующий день противник отходил, устраивал завалы на пути наших войск. Части 4-й воздушной армии непрерывно бомбили и штурмовали неприятеля. Этому способствовала сама обстановка. Фашисты шли по горной дороге, свернуть с которой было некуда. Бомбардировщики, следуя один за другим с небольшим временным интервалом, выбирали для себя наиболее важную цель и на обратном пути атаковали ее. Этот тактический прием мы назвали блокированием.
Обнаружение целей в ночное время облегчалось тем, что автомашины противника двигались с зажженными фарами. Свет не выключался даже во время бомбардировки, [325] так как езда по извилистой и узкой дороге, проходящей по краям пропастей и ущелий, опасна.
Одновременно штурмовая и бомбардировочная авиация уничтожала плавучие средства в портах. 14 апреля в 10 часов 46 минут звено Б-20 277-го бомбардировочного полка нанесло удар по шести баржам противника, вышедшим из Алушты. Груженные войсками и техникой, они находились в 4 километрах восточнее мыса Аю-Даг. Одна баржа, получив сильные повреждения, направилась обратно к берегу.
В 13 часов две пары Ил-2 622-го штурмового полка во главе с капитаном Беляевым и старшим лейтенантом И. И. Самохваловым нанесли бомбовый и штурмовой удары по баржам в районе Гурзуфа. Баржа, атакованная парой Беляева, окуталась дымом и затонула, остальные получили повреждения.
В 14 часов 55 минут группа бомбардировщиков 277-го полка в составе четырех Б-20 под командованием майора Корнеева в сопровождении шести «аэрокобр» 329-й дивизии совершила налет на колонну противника, состоявшую из 20 автомашин и батальона пехоты. В результате пять машин было уничтожено, убито и ранено до 50 солдат и офицеров. Истребители и зенитные средства врага противодействия не оказали.
В 17 часов 40 минут четыре Б-20 того же полка во главе со старшим лейтенантом В. В. Бушневым атаковали семь барж в пяти километрах юго-восточнее Балаклавы. В результате бомбардировки одна баржа затонула.
Спустя 40 минут четыре «боинга» той же части под командованием младшего лейтенанта Морозова, действуя с высоты 2000 метров, бомбили колонну автомашин на дороге вблизи Ливадии. Экипажи уничтожили пять автомашин, 25 солдат и офицеров.
Действия в условиях горной местности оказывали влияние и на тактику. Как правило, налеты на колонны вражеских войск совершались малыми группами, цели атаковались с одного захода, с двух-трех — в исключительных случаях. Бомбометание производилось с пологого планирования или с горизонтального полета. Группы действовали одна за другой с временным интервалом 10 — 15 минут. На дорогах создавались пробки и даже обвалы. Так, в 13 часов 20 минут 14 апреля звено Б-20 277-го бомбардировочного [326] полка во главе с майором П. Г. Егоровым сделало обвал, нанеся удар по изгибу шоссе в восьми километрах северо-восточнее Алушты.
Темп наступления войск Отдельной Приморской армии стремительно нарастал. Соответственно все более активизировала свою деятельность и авиация. Поэтому уместно рассказать здесь о том, как тыловые органы, обслуживающие части и подразделения, обеспечивали бесперебойную боевую работу наших полков и дивизий.
Согласно плану одновременно с обеспечением вылетов с Таманского полуострова части тыла в кратчайший срок, исчисляемый буквально часами, должны были привести в порядок освобожденные от противника аэродромы — в первую очередь площадку Опасная, — развернуть там тыловые подразделения, завезти необходимые запасы боеприпасов, горюче-смазочных материалов и продовольствия, чтобы принять и обслужить прибывшие с боевого задания машины.
Эта задача выполнялась успешно. Разведывательные и аэродромно-восстановительные команды шли вслед за передовыми частями наземных войск, а в ряде случаев одновременно с ними вступали в тот или иной населенный пункт. Поэтому взлетно-посадочные полосы подготавливались всегда своевременно.
Необходимость оперативности в подготовке летных полей станет еще более понятной, если показать, как шло их освоение, то есть «заселение» авиационными полками. Вот один из характерных примеров. Площадка в Керчи буквально через час после ее подготовки была забита самолетами. Там приземлились: одиннадцать ЛаГГ-3 790-го полка, вслед за ними 88-й истребительный полк, 889-й ночной бомбардировочный полк. С утра 12 апреля сюда прилетела основная часть 790-го полка, часть 366-го отдельного разведывательного полка, управление 229-й истребительной дивизии, передовая команда 230-й штурмовой авиационной дивизии...
Аэродромы были нужны нам как воздух, и мы их получали. В связи с этим добрым словом вспоминаю солдат, сержантов и офицеров 435-го и 343-го БАО, готовивших площадки в районе Керчь, Багерово, Чурбаш, Семь Колодезей, Ак-Монай, Карагоз и т. д. [327]
Кроме перечисленных был подготовлен еще ряд аэродромов: Чалибы-Эли (Цюрихталь), Ойсул, Заморен, Стабань, Кенитез (Марфовка). Правда, для работы мы их не использовали: ввиду стремительного продвижения наших войск они сразу стали тыловыми. Авиация прошла мимо них и приземлилась на более передовые точки.
С утра 13 апреля на аэродроме Багерово началась напряженная боевая работа, для обеспечения которой в полки было завезено: 148 бомб типа Фаб-100; 800 противотанковых ПТАБ-2,5; 82 реактивных снаряда; 4720 снарядов для авиапушек; 37000 патронов; 164 тонны бензина... Эти цифры наглядно характеризуют объем работы 443-го БАО.
Надо сказать, что минирование крымских аэродромов было не таким плотным, как, например, кубанских. Очевидно, гитлеровцы не располагали для этого временем. В качестве фугасов они в основном использовали авиабомбы. На аэродроме Карагов разведывательные команды обезвредили 800 авиабомб и снарядов, в Багерово — 56 авиабомб, в Заморске — 256 противотанковых мин. Минированию подвергались подъездные пути, подходы, землянки, служебные помещения.
При освоении крымских площадок пришлось впервые встретиться с весьма коварным и своеобразным приемом минирования. Так, к исходу дня 11 апреля аэродром Багерово был очищен от мин и фугасов и полностью подготовлен к приему авиации. Ночью над ним несколько раз появлялся самолет противника. Он не стрелял, не бомбил, и на него почти не обращали внимания. А на следующий день обнаружили на рабочей площадке аэродрома свыше 700 немецких авиабомб СД-2 с взрывателем типа часового механизма. Наткнувшись на одну из них, семь человек получили ранения, на другой подорвалась автомашина.
Мы установили, что бомбы-мины были сброшены с борта самолета противника. Об этом приеме минирования сообщили во все части, чтобы предотвратить случаи беспечности, чреватой выводом из строя людей и техники.
Для правильного распределения горюче-смазочных материалов и общевойскового довольствия на Керченский полуостров мы направили представителей службы тыла, которые транспортировали грузы туда, где в них больше [328] всего нуждались, прежде всего на передовые аэродромы.
Перед операцией на армейской базе снабжения, организованной на Таманском полуострове при железнодорожной станции Сенная, было сосредоточено 48 вагонов различных авиационных боеприпасов, и в последующем пополнение шло непрерывно. В процессе наступления на Крымский полуостров перебросили 72 вагона, а израсходовали около 70. Наибольший расход был только в первые дни операции: 11 апреля — 25 вагонов, 12 апреля — 18, 13 апреля — 7,6. Следовательно, недостатка в боеприпасах не ощущалось. Единственным затруднением в этом отношении была доставка их на аэродромы, поскольку автотранспорта не хватало.
К сожалению, этого нельзя сказать о бензине. Нехватка горючего ощущалась остро. Ведь доставка его через пролив на Керченский полуостров и в Крым была крайне затруднительной. Не так-то просто возить горючее под огнем противника. А расход был очень велик: за три первых дня операции (11 — 13 апреля) полкам потребовалось 1270 тонн высокооктанового бензина и 151 тонна бензина марки Б-70 (для самолотов По-2).
Запасы авиатехнического имущества были вполне удовлетворительными. К началу операции у переправы на таманской стороне мы сосредоточили 54 вагона и 16 вагонов на Керченском полуострове. А израсходовано в ходе всей операции было всего лишь 25.
Несколько слов о роли медицинской службы 4-й воздушной армии в период подготовки и проведении Крымской операции. Керченский пролив хотя и не слишком большая водная преграда, но она серьезно осложнила работу наших медиков. Опыта по обеспечению операций подобного рода у них не было. Но жизнь, как говорится, научит всему. Надо было только представить себе, что вынужденные посадки будут совершаться не только на суше, но и на воде. А оказание незамедлительной помощи приводнившимся экипажам — дело непростое.
С этой целью мы организовали медицинские посты на воде в районе Жуковка, Глекки, коса Тузла, Юраков Кут. Из состава Азовской военной флотилии получили глиссер, торпедный катер и два мотобота, оснащенные спасательными лодками, поясами, необходимым набором медикаментов. [329] На аэродроме Жуковка и посадочной площадке севернее высоты 175,0 постоянно дежурили два самолета По-2 с надувными лодками. Вылет дежурных самолетов и выход катеров к месту приводнения летчиков, спускающихся на парашютах, осуществлялся по личной инициативе дежурных экипажей или по приказанию со станции наведения. Самолеты По-2 одновременно использовались и для наведения катеров на места приводнения.
На Таманском полуострове в станице Фанталовской силами 348-го и 524-го БАО мы развернули армейский хирургический лазарет на 30 коек. Войсковой лазарет на 25 коек был развернут на станции Запорожская силами 471-го батальона аэродромного обслуживания.
Для оказания медицинской помощи экипажам, приземлившимся по тем или иным причинам вблизи переднего края (на Керченском полуострове), развернули четыре медицинских поста. Они разместились при станциях наведения на горе Иваново, в районах завода имени Войкова, Колонка, станицы Спасская и западнее Баксы. На каждом посту находился фельдшер с выделенной в его распоряжение полуторатонной машиной, предназначенной для эвакуации раненых.
Цель и назначение этих постов сводились прежде всего к розыску раненого и оказанию ему первой помощи. Затем его доставляли на посадочную площадку санитарных самолетов, оттуда — в армейские хирургические лазареты. В дальнейшем в случае необходимости раненые отправлялись в краснодарский эвакогоспиталь.
Для оказания медицинской помощи раненым летчикам, совершившим вынужденную посадку на Таманском полуострове, в Тамани был развернут войсковой лазарет на десять коек.
В первых числах апреля на керченском плацдарме кроме медицинских постов на радиостанциях наведения были развернуты три хирургических лазарета, которые предназначались для оказания помощи летчикам в ходе наступательной операции.
Большую роль в условиях быстрого продвижения наших войск сыграли лазвреты, развернутые в станице Фанталовская и на станции Запорожская. Часть госпиталей не успела переправиться через залив, а те, которые переправились, быстро отстали. Эти же два лазарета, находясь [330] в составе своих частей (348, 524, 471-го батальонов аэродромного обслуживания), последовательно дислоцировались в пунктах Маяк, Капканы, Керчь, Багерово, Ленинское, Карагоз. Они и принимали всех раненых.
Немалую помощь авиаторы оказали войскам Отдельной Приморской армии в срыве железнодорожных перевозок противника. Много сделали они и для поддержки боевых действий крымских партизан. Но об этом разговор особый. [331]