Далеко тянущиеся нити

После нашей встречи в городском саду я подозревал, что Маргарита Васильевна не просто балерина. Но какую еще роль она играет, для меня было неясно. И я решил навестить ее. К этому меня побуждала и последняя встреча с Кожевниковым. Возможно, Маргарита Васильевна прольет свет на эту загадочную историю с некой мадам Сарычевой.

Поднявшись на второй этаж, где жила Маргарита Васильевна, я позвонил в соседнюю квартиру, заранее приготовившись извиниться за причиненное беспокойство. Мне просто хотелось услышать, знают ли здесь, кто живет с ними рядом. Дверь открыла уже немолодая женщина.

— Простите, Маргарита Васильевна здесь проживает?

— Квартира мадам Сарычевой рядом, — услышал я ошеломивший меня ответ.

И не успел я произнести заготовленное извинение, как дверь захлопнулась.

Внезапно все стало ясно. Так вот, значит, о ком говорил Дубинин! Мне захотелось немедленно встретиться с Кожевниковым и рассказать о своем открытии, но я поборол в себе это желание и подошел к уже знакомой двери.

Удивительно устроена жизнь, подумал я, в природе из мерзкой гусеницы выходит прелестная бабочка, а вот среди [100] людей наблюдается как бы обратный процесс: из прелестной бабочки получается отвратительная гусеница.

Увидев меня, Маргарита Васильевна, как мне показалось, немножко растерялась, но быстро взяла себя в руки. Через минуту она уже играла роль радушной хозяйки, не подавая и виду, что я для нее сегодня гость не только незваный, но и нежелательный.

В накуренной большой гостиной сидели двое: человек в черном костюме, которого я уже видел здесь, и чешский офицер с погонами майора.

— Это мой добрый знакомый коммивояжер Михаил Дрозд, — представила меня Маргарита Васильевна.

— Майор Пшеничка, — отрекомендовался чех.

— А вы, Анатолий Корнилович, кажется, знакомы с Михаилом Устиновичем. Мишель пришел, чтобы подтвердить свое согласие сопровождать меня в Белебей.

Анатолий Корнилович, не вставая, молча поклонился мне.

Майор многозначительно посмотрел на хозяйку и поднялся с кресла.

— Итак, дорогая Маргарита Васильевна, я имею огорчение покинуть вас на недельку-другую, — проговорил он по-русски и, отвесив общий поклон, направился в переднюю.

В открытую дверь мне было видно, как Пшеничка, надевая дымчатые очки в золотой оправе, что-то тихо говорит Маргарите Васильевне. Затем он накинул на плечи черную крылатку, взял шляпу и трость с серебряным набалдашником, которую я заметил, когда входил в квартиру, и скрылся за дверью. Где-то его уже ждали.

— Не угодно ли? — протянул мне портсигар Анатолий Корнилович. Затем он щелкнул изящной зажигалкой в виде миниатюрного пистолета, и мы закурили.

Проводив майора, Маргарита Васильевна возвратилась в гостиную...

— Мы сегодня обедаем в ресторане, и я должна переодеться. [101] Надеюсь, вы не обидитесь на меня, если я покину вас на короткое время, — и Маргарита Васильевна удалилась в спальню.

Поскольку меня не спрашивали, обедал ли я, и не приглашали разделить с ними компанию, я решил, что мне не следует здесь задерживаться, и только дожидался, когда Маргарита Васильевна вернется в гостиную, чтобы попрощаться с нею.

— Михаил Устинович, — услышал я голос из спальни, — как долго вы будете в Самаре? Дело в том, что нашу поездку в Белебей придется, видимо, отложить.

Пока я раздумывал, что ей ответить, Анатолий Корнилович неожиданно спросил:

— А кстати, какова нынче конъюнктура на патоку и мануфактуру?

Я молча пожал плечами, обдумывая ответ.

— Мужик, торгующий патокой, знает, по какой цене будет сегодня продавать свой товар, а вы, господин Дрозд, коммивояжер, — произнес Анатолий Корнилович, глядя на меня немигающими глазами.

— Меня прежде всего интересуют цены на кожу, зерно и фураж. Патока же и мануфактура, как вы знаете, не входят в рацион легионеров, — улыбнулся я.

Ответ, кажется, понравился моему собеседнику.

— В прибылях участвуете? — допытывался он.

— Какие там прибыли! Пятьсот рублей в месяц и двадцать в день на дорожные расходы. Правда, иногда кое-что перепадает...

— Послушайте, господин Дрозд, — после некоторого раздумья обратился ко мне Анатолий Корнилович. — Не хотите ли на взаимовыгодных условиях сотрудничать с нашей фирмой? Я — представитель американской фирмы «Нанкинвиль». Контора находится в Москве, а сотрудники работают в разных городах России.

— Когда мне предлагают новое дело, я всегда задумываюсь: стоит ли овчинка выделки? [102]

— Такая осторожность начинающего коммивояжера мне понятна, — кивнул Анатолий Корнилович, — но, будь я на вашем месте, господин Дрозд, располагай я такой свободой передвижения, ничто в мире не смогло бы заставить меня отказаться от возможности заработать. Дело в том, что в нашей стране пока ничтожно мало знают о современной России. А без достоверной информации не может быть развернутой торговли. В информации заинтересованы и Россия, и Соединенные Штаты. Общеизвестно, что торговля — двигатель прогресса. Но надо знать, с кем имеешь дело! Иначе ни один американец, ни одна фирма не станет рисковать своим капиталом. Вот почему мой шеф взял на себя труд организовать бюро по сбору торговой информации. Правительство и деловые круги Америки нуждаются в экономической информации. Вы меня поняли?

— И да, и нет! Сведения для вас придется подавать в письменном виде, не так ли? А попадись с ними к чехословакам или того хуже — к красным, меня тут же поставят к стенке и даже фамилию не спросят.

— Нам нужна объективная информация в плане коммерческих сделок, беспристрастная и точная. Боже упаси заниматься сбором шпионских данных. С любителями сильных ощущений нам не по пути. А вы, дорогой мой, должны усвоить следующее. — Анатолий Корнилович придвинулся и положил мне на плечо руку. — Соединенные Штаты — единственная страна в мире, сбросившая ярмо национальной ограниченности. Американца не интересует, кто вы: итальянец, поляк, испанец... Американцу подавай деловые качества, ему наплевать на национальную принадлежность. Какому идолу ты поклоняешься, ему безразлично. У нас полнейшее равноправие наций и вероисповеданий, я бы сказал — содружество наций и вероисповеданий! Живя в России, трудно представить неограниченную свободу слова американского гражданина. К примеру, можно сколько угодно ругать даже самого президента Соединенных Штатов — о сенате и министрах [103] и говорить нечего, — и никого это не интересует. А услышит рядовой американец, улыбнется: «Ругаешь? И правильно делаешь!»

— Неужели у американцев нет национальной гордости? — попытался я подлить масла в огонь.

Анатолий Корнилович улыбнулся:

— Это россиян обуяла национальная гордость, потому они и перебиваются с черного хлеба на дрянной квас. «Мы — русские!» Нашли чем хвастаться! Глушь, вши, вместо штиблет — лапти; вместо гаванских сигар — махорка, от которой дохнут тараканы. А русские солдаты? С одной винтовкой на троих шли на немецкие пушки: один стрелял, двое хлопали в ладоши. Вы знаете, сколько миллионов русских погибло в эту войну? Америка же только на поставках оружия воюющим европейским государствам создала огромные золотые запасы. Богатели и предприниматели, и рабочие, и фермеры, и чиновники — словом, все. Надо уметь жить, милый мой!

«Горе больного — доход врача», — подумал я, но вовремя сдержался и только сказал:

— Рабочим, говорите, тоже перепадает?

— А как вы думали! — Анатолий Корнилович даже удивился. — Капитал, конечно, в руках у Рокфеллеров, Морганов, Фордов и иже с ними по духу и крови, но и рабочие не в обиде... — Он неожиданно умолк, посмотрел на меня в упор и цинично спросил: — Ну так как же, согласны?

— Прежде чем решить, я должен знать, какое вознаграждение гарантирует ваша фирма.

— Пятьсот рублей в месяц и двадцать пять дорожных в сутки. Прочие расходы по предъявлении официальных или ваших личных счетов... Конечно, в разумных пределах...

— Я подумаю.

В это время в гостиную вошла переодетая Маргарита Васильевна, и я поспешил откланяться, сказав, что дня через два-три отправляюсь в поездку по губернии. [104]

Как-то в одной из самарских газет появилось объявление анонимного общества о покупке крупных лесных участков, угодий, экономии с оплатой в иностранных банках. За справками предлагалось обращаться к представителю общества, проживавшему в десятом номере гостиницы «Националь».

Я понимал, что подобными, на первый взгляд невинными, объявлениями обычно маскируются темные политические махинации, и решил поинтересоваться, что же это за общество.

Оказалось, что представителем этого общества в Самаре является француз Люке, тот самый, который в памятный день скандала в ресторане вручил мне свою визитную карточку.

Однажды вечером он увидел меня в вестибюле гостиницы и, улыбаясь, подошел ко мне.

— Нам нужно, как говорят русские, посидеть за чашкой чаю. Но сегодня у меня свидание с патроном... А вот завтра после семи жду вас.

Я поблагодарил его и сказал, что у меня есть и деловая необходимость встретиться с ним, чтобы предложить выгодную для обоих сделку.

В условленное время я подошел к номеру Люке. Дверь была приоткрыта, и я увидел Люке, не будучи замеченным им. Он сидел за письменным столом и что-то писал. Перед ним лежала стопка конторских книг, груда каких-то газет и пухлые пачки бумаг. Поминутно заглядывая в толстый гроссбух, он что-то сосредоточенно подсчитывал, шевелил губами и снова писал.

Я постучал в открытую дверь и вошел. Люке, увидев меня, вскочил и пошел мне навстречу.

— Рад вас видеть, — произнес он, выходя из-за стола и пожимая мне руку. — Очень любезно с вашей стороны, сударь! Будьте как у себя дома, присаживайтесь! Хотите трубку? А вот и турецкий табак — забава султана. [105]

На Люке был безукоризненно сшитый серый костюм. Видимо, он любил и умел красиво одеваться.

Усадив меня возле письменного стола, Люке положил перед собой книгу для записей и вооружился карандашом, будто я собирался дать ему интервью.

— В голове у меня туман от прочитанных за день газет... — Он лукаво посмотрел на меня и улыбнулся. — Помните тот вечер, когда пьяный русский офицер упрекнул нашу нацию в том, что мы провозгласили в Париже коммуну. Это есть чистое невежество! Коммуна — дело рук люмпен-пролетариата, босяков, парижских нищих, а не благородных французов. Такие чудачества, я думаю, возможны только в России. Сегодня я прочел в старой самарской газете прелюбопытнейшую вещь: самарский купец по имени... Пардон! — Люке порылся в лежавшей на столе подшивке, заглянул на пожелтевшую от времени страницу и продолжал: — Вот полюбуйтесь, купец, по имени Бабкин, завещал все свое состояние на памятник... кому бы вы думали, господин Дрозд? Гегелю! — И Люке расхохотался. — Гегелю, тому, кого неистовый социалист Маркс называл своим учителем. Как вам это нравится?

Люке продолжал смеяться так заразительно, как только может смеяться человек, которому действительно что-то кажется необычайно смешным. Но вдруг он перестал смеяться и посмотрел на меня с улыбкой, как бы призывая оценить по достоинству странное решение купца Бабкина.

Я понимал, что Люке не случайно привел пример с купцом Бабкиным. Он явно хотел видеть во мне своего единомышленника.

— Отцы города поставили на Дворянской памятник царю-освободителю, а купец Бабкин задумал памятник вольнодумцу Гегелю. Этого купчишку следовало отдать в арестантские роты, — сказал я, предоставив Люке самому решать, насколько серьезно я отношусь к этой истории с памятником. [106]

— Ну-с, а теперь поговорим о делах, — явно удовлетворенный моим ответом, произнес он. — Я мало знаю вас, сударь, а мы, французские предприниматели, предпочитаем точно знать, с кем придется иметь дело. Вы занимаетесь операциями по продаже участков профессионально или, так сказать, любительски?

— Я продолжаю деятельность моего покойного отца. Вся наша семья занималась куплей и продажей, — ответил я.

— О, это приятно. Я не терплю дилетантов в коммерции, — делая пометки в своей книжке, воскликнул Люке. — Где находится имение, о котором вы говорили раньше?

— Мне хотелось бы о своем предложении рассказать не только вам, но и вашему патрону...

— Но ведь я действую от его имени.

— Это не обычная купля-продажа. Владелец имения господин Дедулин согласен участвовать в обществе предпринимателей только на равных правах. На территории его имения обнаружена нефть.

— Нефть на Волге? — Люке недоверчиво посмотрел на меня. — В справочниках нет никаких упоминаний о наличии нефтеносного района в Поволжье.

— Вы недостаточно точно информированы. Еще в прошлом столетии под Сызранью был построен битумный завод.

— А на каких условиях владелец земли предлагает сделку, то есть как он представляет себе компанию по разработке недр его владений?

— Об этом я и хотел бы говорить в присутствии вашего патрона.

— Видите ли, генерал Жанно занят сейчас очень важными делами... Но я все же доложу ему о вашем предложении. Может быть, он найдет время принять вас, хотя не уверен в этом... А теперь не хотите ли послушать русские песни? Я очень люблю русские песни, даже знаю несколько. [107] Когда вернусь домой, буду петь их друзьям. О, это произведет фурор...

* * *

— Если капиталист учует запах нефти, он уже пб может уснуть, — заметил Кожевников, когда я рассказал ему о своей беседе с Люке. — Постарайся войти к ним в доверие. Хорошо бы иметь документ, пусть даже частное письмо, подтверждающее, что ты их представитель. Это нам пригодилось бы.

Утром следующего дня я проснулся от стука в дверь моего номера. Как я и предполагал, это был Люке.

— Как видите, сударь, я не терял времени, — вытирая вспотевший лоб, затараторил он. — У вас сегодня счастливый день, а вы спите как грудное дитя. Вам ничего не снилось?.. Я рассказал патрону о вашем предложении, и он уполномочил меня вести с вами переговоры. Поскорее одевайтесь, и мы где-нибудь не только потолкуем, но и позавтракаем.

В этот ранний час мы были первыми посетителями маленького ресторанчика на берегу Волги. Когда официант принял заказ и удалился, Люке наклонился ко мне через столик и рассказал, что накануне между эсерами и кадетами произошла стычка: начальник военного штаба полковник Галкин конфиденциально заявил, что у него есть сведения о намерении лидера партии эсеров господина Чернова посетить Самару и что меньшевики собираются потребовать портфели.

— Ах, месье Дрозд, если бы вы видели эту баталию... Под Верденом такого, вероятно, не было! Только это строго между нами, дорогой... — И тут же без обиняков спросил: — Генерал интересовался, какую цену назначает господин Дедулин за имение.

— Он не продает свои земли. Он предлагает организовать промышленную компанию по разведке и добыче нефти, если будет установлено, что добыча ее выгодна. [108]

— У вас есть официальные полномочия господина Дедулина?

— Пока нет, но я представлю их, если это будет необходимо. Я близкий друг семьи Дедулиных, в частности их дочери.

— Понимаю. Вы желаете быть полезным своему будущему тестю. Итак, каковы ваши условия?

— Прежде всего я хотел бы получить письмо на имя Дедулина с запросом о его условиях и письменное заверение в том, что генерал поручает вести это дело мне, если Дедулин предложит реальные условия.

Люке кивнул в знак согласия.

— Вам будут выданы нужные бумаги и некоторая сумма денег во французской валюте. Получить ее вы можете завтра утром у меня. Есть ли у вас какие-либо вопросы ко мне?

— Нет, но, если они возникнут, вы разрешите мне обращаться к вам по телеграфу или телефону?

— Мне нравится ваше отношение к делу. Кажется, мы с вами договоримся.

И мы расстались.

Об этой беседе я в тот же день рассказал Кожевникову.

Яша задумался и, дымя папиросой, долго молчал, обдумывая различные варианты трудной, сложной и опасной игры, чтобы выбрать один — самый надежный.

— Нет, понимаешь, что получилось? Ведь ты сыграл роль коммерсанта приличной величины, — наконец заговорил он. — На первый взгляд может показаться, что роль коммерсанта оправдывает твое пребывание в стане врагов, более того, эта игра с Маргаритой и Люке стала даже заманчивой. Однако ты и не заметил, как уселся в чужие сани: одна самая незначительная ошибка или случайность — и неминуемый провал!

— Я все отлично понимаю, Яша. Но велик соблазн — фортуна-то все ж улыбнулась мне! Я шел на ощупь и угодил [109] в осиное гнездо. Это счастливая случайность, и рассчитывать, что подобное может повториться, было бы наивно.

— Да, тебе повезло! Но у тебя не хватает знаний, которыми должен обладать коммерсант... А чем ты восполнишь их в критический момент? Нельзя рисковать жизнью, если этот риск не оправдан.

— Что же ты предлагаешь?

— Не торопись! Мы обязаны уверенно смотреть в завтрашний день. Ты как-то рассказывал мне о старшем сыне помещика Дедулина — капитане царской армии, получившем из рук царя орден. Фигура! Ты думаешь, о нем не знают в офицерском собрании? Знают. И вот представь, что ты случайно встречаешься с ним... Или он случайно узнает, что ты торгуешь землей его отца... Ну, да бог милостив, — улыбнулся Кожевников. — Будем надеяться... И последнее, чтобы закончить этот разговор: Семенов и Куйбышев ждут тебя со сведениями, так необходимыми штабу армии. Как только получишь от Люке нужные бумаги, немедленно отправляйся на занятую белыми территорию, с тем чтобы выяснить, как далеко проникли белогвардейцы в районе между Волго-Бугульминской и Самаро-Златоустовской железными дорогами и в каких пунктах происходит концентрация их войск...