Содержание
«Военная Литература»
Мемуары
Военврач 1 ранга Г. Иванов

Баня на фронте

Ночь. Мы прибыли в деревню Карвала. Деревня была наполовину сожжена отступившими белофиннами.

После дневного перехода мы были утомлены и голодны. Всем хотелось согреться чаем, но воды не было. Нашли колодцы, только все они были осушены или засыпаны мусором.

Завтрак и чай на 300 человек надо было приготовить к утру. Где достать воды?

Мы решили воспользоваться снегом. Но где может быть «самый лучший снег»? Конечно, на крышах. Они сверкали нетронутой белизной только что выпавшего снега. Чай и завтрак были приготовлены, как всегда, вовремя.

Вода нам требовалась постоянно — для умывания, приготовления пищи, мытья котелков, для бани. Первую баню мы организовали в районе станции Пэрк-ярви. Эта станция находилась в 5 километрах от переднего края главной оборонительной полосы противника. По воду ездили километров за пять, на озеро. Берегли мы воду, как драгоценность.

Но если испытывался недостаток воды на станции Пэрк-ярви, то на позициях дело обстояло еще хуже. Там особенно сильна была потребность помыться в бане.

Что же делать? У нас в медицинско-санитарной роте была обмывочно-душевая установка. И вот мы решили превратить ее в баню.

Это дело поручили доктору Брудеру. До войны он заведывал отделением новорожденных акушерской клиники в Ленинграде.

— Помилуйте, — говорил он, — я двадцать лет имел дело только с младенцами, никогда не занимался банным делом... Но приказ есть приказ.

Этот аккуратнейший человек отнесся исключительно добросовестно к своим новым обязанностям. Он без устали возился с душевой установкой. [373]

Вскоре доктор Брудер открыл «баню». Первый опыт вполне удался. За 10 часов был вымыт весь батальон.

— Вы знаете, — говорил довольный Брудер, — я никогда не думал, что зимой можно мыться в палатках, а ведь все довольны остались...

Импровизированная баня переезжала с места на место, из одного батальона в другой. Она была проста и удобна для пользования. Мы отыскивали мощный источник воды, очищали от снега площадку и устанавливали две палатки, соединявшиеся между собой брезентовым тамбуром. Одна палатка служила мыльной. К ней подводился шланг с горячей водой, которая подавалась на восемь душевых сит. Вторая палатка, утепленная войлоком и железной печью, была раздевалкой. Температура здесь доходила до 25 градусов. Мыльное отделение не отапливалось вовсе. Оказалось, что при подаче горячей воды во время мытья палатка достаточно обогревалась и дополнительного отопления не требовала.

В дальнейшем мы внесли усовершенствования в нашу «конструкцию» и устроили деревянный пол из толстых досок, защищавший ноги от холода.

Баня работала без перебоев, и мы дорожили ее репутацией. Не было отбоя от желающих помыться. Войсковые части, не имевшие душевой установки, с завистью смотрели на нашу баню и обращались к нам за помощью. Мы неизменно шли им навстречу.

Доктор Брудер говорил в таких случаях своим помощникам:

— Не снимайте палаток, завтра будем мыть гостей...

В феврале, незадолго до генерального штурма линии Маннергейма, было получено приказание — вымыть танковый батальон, стоявший на позициях между Пэрк-ярви и Бобошино.

Мы произвели разведку, нашли ручей, к вечеру доставили Дрова и палатки, а утром следующего дня баня уже работала. Группами по тридцать человек подходили к нам бойцы с передовой линии. Все шло хорошо. Но вот белофинны открыли орудийный огонь. Несколько снарядов упало вблизи палаток, обдав их грязью и землей. Люди продолжали спокойно мыться. Обошлось без человеческих жертв. А все дело заключалось в том, что наша баня расположилась возле батареи, и финны, обстреливая этот пункт, захватили в сектор обстрела и нашу палатку.

Наученные опытом, мы стали располагаться более укрыто. [374]

Подполковник Б. Бычевский

Саперы

Левый фланг линии Маннергейма проходил по перешейку между Ладожским озером и озером Суванто-ярви. Сжатый поздно замерзающими озерами перешеек пересекался рекой Тайпален-йоки с обрывистыми берегами и быстрым течением. Местность как нельзя более благоприятствовала обороне.

Когда наши саперы и понтонеры перебросили через Тайпален-йоки лодочный десант, а затем под прикрытием артиллерийского огня навели понтонный мост и части устремились вперед, отбрасывая финнов, оказалось, что передний край укрепленного района финнов проходит не у берега реки, а между озером Суванто-ярви и северным изгибом Тайпален-йоки.

Обход в этих условиях был невозможен. Предстояло атаковать укрепленный район в лоб.

Батальон капитана Нетребы, вырвавшись вперед, вклинился в финский передний край и овладел двумя дотами.

Я приехал на участок в день захвата этих укреплений. Передний край обороны противника еще не был разведан. Я решил лично осмотреть как захваченные сооружения, так и весь этот участок переднего края.

Белофинны делали отчаянные попытки выбить батальон капитана Нетребы с занятых им позиций, чтобы не дать нам возможности сосредоточить здесь войска. Нетреба «огрызался», вцепившись в захваченный клин, отвечал противнику штыковыми ударами. Помочь Нетребе в этот день было трудно, части только подтягивались. Второй эшелон полка был на опушке леса, за 800 метров от батальона. Их разделяла голая местность, простреливаемая вдоль и поперек.

Утром я пришел на опушку леса.

— Где капитан Нетреба, как к нему добраться? — спросил у начальника штаба батальона.

— Выйдите к дороге, а потом прямо по ней, метров семьсот. Только надо ползти по канаве. [375]

Я вышел к дороге. Финны занимали возвышенности, которые командовали над всей местностью. С деревни Коуккуниеми и с восточного берега Суванто-ярви они могли обстреливать этот участок фланкирующим огнем. Я пополз по канаве, а потом по окопу. Окоп привел меня к оврагу, который тянулся к доту, занятому батальоном капитана Нетребы.

Добравшись туда, я осмотрел сооружения. Они оказались пулеметными полукапонирами на две амбразуры каждый, с небольшими убежищами для гарнизона и выходами на наблюдательный пункт. Железобетон не ахти какого качества, стенки и перекрытия толщиной в 120–150 сантиметров. Но «подушки» из земли и валунного камня да еще хорошая маскировка делали эти небольшие железобетонные огневые точки весьма эффективными и малоуязвимыми. Одного взгляда через амбразуры на берега Тайпален-йоки было достаточно, чтобы убедиться, как тяжело пришлось нашим понтонерам и десанту, форсировавшим реку на виду у противника.

Дальнейшее знакомство с местностью привело меня в овраг глубиной до 12 метров и шириной поверху до 40. Овраг шел на запад к Суванто-ярви и являлся также противотанковым препятствием. Нетреба занял небольшой участок этого оврага, прямо по соседству с финнами. Но выбраться на северный откос финны ему не позволили. За оврагом опять шло голое поле и, судя по глухим звукам пулеметных очередей (такой звук бывает только при стрельбе из железобетонных сооружений), [376] где-то еще были доты. Одно сооружение финнов располагалось, очевидно, на краю оврага, так как всякие попытки движения в этом направлении финны встречали прицельным огнем. Овраг был хорошим рубежом для скопления перед атакой, но финны тоже учли это и вели по нему методический минометный огонь. Бойцы врылись в откос оврага пещерными окопами.

После обследования всего участка определились первые выводы.

Занятые нами укрепления — передовые доты, имевшие задачу — прикрывать реку, дороги и овраг. За оврагом начинается главная оборонительная полоса, упирающаяся флангом в озеро Суванто-ярви.

Разведка продолжалась. Полковник Лелюшенко, готовя свое танковое соединение к атаке, сам обследовал местность, определил боевой курс и предложил саперам устроить проходы в овраге.

Саперы сделали проходы за две ночи. Израсходовав больше тонны взрывчатки, они выровняли десятиметровые крутости, подбросили фашины. Но две ночи крупных подрывных работ не прошли мимо внимания финнов. Впоследствии не один танк был подбит в директрисе этих проходов.

Надо было найти способ делать проходы перед самой атакой или же к моменту атаки найти и уничтожить противотанковые орудия, поставленные соответственно направлениям проходов. Кроме того, саперы сделали проходы шириной лишь в одну машину. Следовательно, достаточно было одному танку застрять в проходе, чтобы прекратилось все движение. Если же таким образом закупорится несколько проходов, то продвижение танков будет ограничено.

Первые бои против укрепленного района, носившие разведывательный характер, многому нас научили. Они стали школой взаимодействия пехоты с танками.

Однажды, прорвавшись через овраг, танки попали в систему финских траншей. Пехота залегла под пулеметным огнем. Лелюшенко выскакивал из машины, возвращал танки к пехоте и снова вел их вперед. Немного удалось продвинуться в этот день.

Последующие бои, когда пехота двигалась за танками на бронесанях или шла, вплотную прижимаясь к танкам, дали совсем иной результат.

Просмотр материалов артиллерийской разведки переднего края оборонительной полосы и материалов инженерной разведки выявил разнобой в характеристике и оценке укреплений [377] противника. Саперы, разведывавшие передний край, утверждают, что данное сооружение — каменно-земляное. Артиллеристы наблюдающие за стрельбой по этому сооружению, отмечают его в схеме как железобетонное. Или наоборот.

Однажды я пошел на наблюдательный пункт одной из батарей, стрелявшей по сооружениям в районе Коуккуниеми. Наблюдательный пункт находился метров за шестьсот от противника. Разведчики корректировали огонь 122-миллиметровых гаубиц. Была морозная дымка, на опушке леса можно было с трудом различить очертания какой-то насыпи.

— Что это за сооружение? — спросил я у командира взвода разведчиков, наблюдавшего за местностью в стереотрубу.

— Бетон.

— Из чего вы это заключили?

— Вчера эта точка вела огонь. Я тоже стрелял по ней. Звук бетона и частые рикошеты. Два раза попал в самую точку. Кончила жить, замолчала.

— А почему сегодня в точку не бьете?

— Чего же бить? Она молчит.

Я связался с командиром батареи и попросил дать огонь по точке, которую считали мертвой.

После первых же выстрелов у дота стало заметно движение. Несколько фигур мелькнуло и скрылось на опушке. Потом попадание в точку и... рикошет. Еще. Рикошет... Еще. Разрыв. Огонь. Звук попадания не то в бетон, не то в камень. После трех разрывов заметно в бинокль и стереотрубу обнажение постройки от снега: дерево и камень. Дерево-каменное сооружение с насыпью земли и камня на перекрытии не разрушают с двух попаданий и 152-миллиметровые снаряды. Надо долбить до полного разрушения, бить 152-миллиметровым снарядом прямой наводкой. Молчание точки после первых попаданий может быть временным. Это молчание — хитрость.

Артиллеристы поняли это и продолжали добивать точку.

Возвращаясь, я думал о том, что на наблюдательном пункте артиллеристов надо чаще бывать командирам-саперам, вместе изучать передний край обороны противника, вместе делать выводы о характере сооружений.

После этого мы не раз с артиллеристами сверяли наши данные, и такая совместная работа помогла нам безошибочно разведать финский укрепленный район.

Во время подготовки к прорыву и разгрому укрепленного района на одном из участков тайпален-йокского сектора саперы начали готовить сеть траншей для исходных рубежей атакующих. В откосе оврага были только пещерные укрытия. За оврагом, как уже было сказано, тянулось открытое снежное [378] поле на 400–500 метров. Идти в атаку по этому полю стоило бы больших потерь. Надо было это поле подготовить для атаки.

Саперы работали ночью. Так как финны непрерывно освещали местность ракетами и систематически вели огонь по выходам из оврага, саперы вынуждены были выползать с зарядом взрывчатого вещества вперед метров на пять, взрывать заряд и рыть траншею до воронки, образовавшейся после взрыва. Затем они снова выползали с зарядом, взрывали его, опять рыли траншею до новой воронки и т. д. Сеть траншей быстро покрывала все поле. Пехота сразу ощутила все выгоды глубоких, во весь рост, траншей, подходящих почти вплотную к расположению белофиннов.

Однажды ночью группа наших разведчиков захватила удачным броском каменно-бетонный наблюдательный пункт белофиннов, находившийся в 150 метрах от наших траншей. Он был полуразрушен артиллерией и после этого ускользнул от нашего внимания. Финны посадили туда наблюдателя с перископом и телефоном. Обзор местности оттуда был очень хороший. Когда впоследствии я посмотрел из этого пункта ночью в свой тыл, мне было нетрудно пересчитать все синие огоньки наших машин, двигавшихся по берегу реки и на переправы.

Борьба за этот пункт шла всю ночь. На другой день саперы вместе с пехотой сомкнули свои траншеи с этим пунктом. [379]

Саперы-разведчики действовали самыми разнообразными приемами.

Разведывая исходный рубеж для атаки в устье реки Каарно-йоки, где были два железобетонных дота, саперы натолкнулись ночью на минное поле. Это был единственный путь в несколько десятков метров шириной для выхода во фланг финских укреплений. Саперы убрали мины. На другой день проход оказался снова минированным. Снова саперы нашли и убрали мины. И снова финны заминировали его.

В третий раз саперы убрали мины противника и потом поставили на подступах к проходу свои, поймав в эту ловушку несколько финнов. После этого у противника пропала охота заглядывать сюда.

На одном участке финское железобетонное сооружение, находившееся в складках местности на фланге наших частей, не давало покоя ни пехоте, ни саперам. Результаты артиллерийского огня по этому укреплению нельзя было наблюдать. А по всем признакам точка продолжала жить. С ней саперы разделались при помощи минного горна. Захватив ее в клещи траншейной сапой, саперы пробили под землей минную галерею в 60 метров длиной. Перед атакой горн был взорван. В 20-метровой воронке мы нашли потом только куски железобетона и железных балок.

* * *

Борьба сапер совместно с пехотой и танками против дотов шла по-разному в различных частях. Командир отделения сапер ночью пробрался со своими бойцами к финскому укреплению по воронкам и складкам местности, таща на лыжах три заряда по 120 килограммов. В то время, когда пехота с исходного рубежа для атаки вела огонь, отвлекая все внимание на себя, саперы заложили заряды у дверей и на перекрытиях дота и взорвали их. Пехота только этого и ждала. Стрелки бросились вперед. Опорный пункт был взят.

В другом месте тов. Сагонян с пятью храбрецами и танком ночью отправился к финскому железобетонному капониру. Где был в это время финский наблюдатель — неизвестно. Тов. Сагоняну удалось беспрепятственно добраться до капонира и подорвать бронекупол. Из капонира теперь можно было вести наблюдение лишь через фланговые амбразуры. Следовательно, он был ослеплен со стороны фронта. Пользуясь этим, пехота подошла к нему по ненаблюдаемой полосе, блокировала его и окончательно уничтожила.

Однажды бойцы саперного батальона при блокировке дота на реке Салмен-кайта взяли по 50 килограммов взрывчатки и в процессе боя совместно с пехотой подобрались к двери сооружения. Взорвали дверь. Обрушилась часть входа. [380]

Гарнизон был жив, а со стороны амбразур к доту нельзя было подойти. Тогда саперы влезли на дот и при помощи небольших зарядов взрывчатки обрушили часть перекрытия на амбразуры.

В ряде сооружений на этом рубеже артиллеристы разбили бронекупола дотов прямой наводкой из 152-миллиметровых орудий. А сами сооружения продолжали жить. В таких случаях саперы подходили к доту со стороны напольной стены, не имеющей наблюдения, и подрывали сооружение. Пехота в это время выбивала противника из траншей.

Так действовали саперы в боях на линии Маннергейма. [381]

Старший лейтенант С. Каширин

Истребители-разведчики

Однажды я получил задание: разведать звеном систему озер северо-восточнее Выборга. Если есть там временные площадки со стоянками белофинских самолетов — уничтожить их, если же нет — разведать железные и шоссейные дороги на этом участке.

Взлетели звеном в темноте. К рассвету пересекли линию фронта и змейкой пошли на озера. Там я ничего не обнаружил, и мы вышли на железную дорогу Выборг — Антреа. На станции Тали стояли два воинских эшелона. К одному из них был прицеплен паровоз на парах, около вагонов было много солдат. Я подал, сигнал первому ведомому, и мы парой быстро ринулись в атаку. Вскоре составы были объяты пламенем. Раздались взрывы. Солдаты стали разбегаться. Атаку парой я повторил, за нами произвел атаку и второй ведомый. Мы расстреляли паровоз и бреющим полетом ушли от станции, оставив за собой море огня.

Нам посчастливилось! Поднявшись до 600 метров, я заметил недалеко от разрушенной нами Станции, ближе к Выборгу, еще один движущийся эшелон. Густой пар от паровоза застилал его, видны были только черные крыши вагонов. Всем звеном пошли в атаку. Когда сделали затем левый боевой разворот, противник открыл сильный огонь. Мы быстрым пикированием ушли в сторону.

Оказывается это был бронепоезд. Вторично атаковать было неразумно, пришлось взять курс на свой аэродром. По пути замечаю одинокий паровоз, мчащийся по направлению к станции Пилпула. Ага, он спешит к эшелону! Атаковали. Паровоз остановился, окутался паром. Выскочили оттуда четыре человека, побежали в лес.

Летим домой. Попутно расстреляли два больших белых автобуса, которые быстро мчались к линии фронта. Видимо ехали офицеры...

В другой раз, накануне прорыва линии Маннергейма, мне была поручено произвести вечернюю разведку и отыскать наши [382] рейдирующие танки, — которые прорвались в тыл противника по направлению на Выборг.

Темнело, погода была неважная. Быстро взлетели и вскоре были уже над территорией противника. Своих танков мы не обнаружили, но зато возвращаясь, увидели на станции Кямяря эшелон. Паровоза не было. У вагонов — никакого движения. Но в ближнем лесу мы увидели большое количество повозок с лошадьми, прикрытыми белыми попонами. Присмотрелись тщательнее — солдаты. Подал сигнал — в атаку! — и двумя звеньями стал расстреливать скопление противника.

Так как стало уже совсем темно, мы поспешили на свой аэродром и после посадки доложили обо всем замеченном. В этот район немедленно были посланы самолеты с бомбами. На следующий день из показаний пленных выяснилось, что белофинны подбрасывали сюда подкрепления, но не успели они выгрузиться, как наша авиация основательно потрепала их.

В самый день прорыва укрепленной линии я вылетел в разведку, чтобы обнаружить артиллерию белофиннов в районе озера Сумма-ярви, уничтожить ее или заставить временно замолчать и трассирующими пулями показать своей артиллерии, где находятся батареи противника. Орудия врага вели сильный огонь по дороге, где были сосредоточены наша моторизованная пехота и танки.

Погода была не благоприятной для разведки. Сначала ничего установить не удалось. Но через 40 минут облака стали быстро редеть, изредка проглядывало солнце. Я набрал высоту 600 метров и стал наблюдать. Белофинны начали хитрить: ослабили огонь, ведя его небольшим количеством орудий. Но все-таки по вспышкам я установил расположение двух батарей: они стояли в лесу за озером, километрах в пятнадцати-двадцати. А впереди, как потом выяснилось, были два дота.

Подал сигнал ведомым — в атаку! Всем звеном мы обрушились на артиллеристов врага. Вражеские батареи вскоре замолчали. Мы произвели еще три атаки, стреляя трассирующими пулями из пулеметов. Погода такая, что трассирующие пули еле были видны, но наши артиллеристы заметили их и открыли ураганный огонь по белофинским батареям.

Танки и пехота пошли в наступление... [383]

Лейтенант А. Вдовин

Перед штурмом

По мере того как артиллеристы вырывали из-под земли вражеские железобетонные крепости, все нарастало нетерпение — поскорее бы покончить с белофиннами. Командиры подразделений едва сдерживали порыв бойцов. Гневом и яростью загорались люди, глядя на серые квадраты из железобетона и стали, ощерившиеся черными зевами амбразур. Мучила, тяготила бойцов эта неожиданная остановка перед вражеским укрепленным районом.

Враг укрепился основательно, капитально. Но у нас не голые руки, хороша наша техника. Мы в силах дать такой огонь, от которого враг с ума сойдет в своих железобетонных логовищах. Но чтобы бросить на штурм укрепленного района нашу технику, наших замечательных бойцов, чтобы взять и стереть с лица земли эти проклятые доты и дзоты, нужна, была подготовка. Серьезная, вдумчивая подготовка! Еще ни одной армии не приходилось прорывать такие укрепленные позиции.

Подготовка к штурму в 123-й стрелковой дивизии шла полным ходом. В трех километрах от передовых позиций был построен «укрепленный район», в точности воспроизводивший схему вражеской оборонительной полосы. Бойцы учились преодолевать надолбы и проволочные заграждения, брать штурмом доты. Сколачивались блокировочные группы. Артиллеристы-противотанковики учились поспевать со своими пушками всюду, где было необходимо поддержать пехоту. Танкисты практиковались в боевом взаимодействии с пехотой, подвозя блокировочные группы к макетам дотов на прицепленных к танкам бронесанях.

Не зная усталости, готовил к штурму свой батальон капитан А. Сорока. Это был один из самых энергичных организаторов прорыва. Его, спокойного и бесстрашного большевика, знал и любил весь полк.

Особое значение придавал капитан Сорока индивидуальной Выучке бойца. Он требовал от каждого — быть зорким и смелым [384] в бою, умело учитывать обстановку. Не только требовал этого, но и учил этому бойцов.

Большое внимание обращал капитан Сорока на взаимопомощь подразделений в бою. Тяжело доставалось артиллеристам. Колеса орудий вязли в глубоком снегу. Стоило больших усилий вытаскивать их и двигать орудия вслед за пехотой. Предвидя эти трудности в бою, капитан Сорока заранее выделил несколько стрелковых отделений в помощь артиллеристам.

Три раза мы инсценировали штурм вражеского укрепленного района. Сознавая всю ответственность перед страной за предстоящее боевое дело, бойцы и командиры подразделений действовали на учениях всерьез, не щадя сил. Могучие крики «ура» оглашали лес, когда над макетом вражеского дота взвивалось красное знамя. Большие серые глаза Сороки искрились, когда подразделения, поддерживая друг друга, стремительно врывались в траншеи, мастерски преодолевали проволоку, надолбы и другие препятствия.

— Отлично! Дело выйдет! — говорил капитан. Бойцы и командиры окружали его.

— Когда штурм, товарищ капитан?

— Штурм? — как бы не расслышав, переспрашивал Сорока и добавлял, улыбаясь: — Ничего необычного, товарищи, не будет. Самое обыкновенное дело. Горячее, правда, но самое обыкновенное. Прикажут нам с вами: «Взять доты, разгромить укрепленный район врага!» Возьмем и разгромим! Помните сталинские слова: нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики...

Спокойствию, хладнокровию и деловитости в бою учил бойцов капитан Сорока...

Окончив учения, батальон снова занял передовую линию. Вражеские железобетонные крепости были уже обнажены. Мы рыли траншеи поблизости от них. С каждым днем все ближе к врагу переносили наблюдательные пункты. По склонам рощи «Зуб» спустились в лощину взводы полковой артиллерии. Они били по дотам прямой наводкой. Там же, вблизи от врага, оборудовали огневые позиции минометчиков. Перенес в лощину свой командный пункт и капитан Сорока. Нетерпение нарастало.

— Когда штурм, товарищ капитан?

— Выдержка и спокойствие, товарищи!..

И вот долгожданные дни настали. 10 февраля капитан Сорока пришел с командного пункта командира полка майора Рослого в приподнятом настроении. Серые глаза его светились как-то по-особенному, задорно, вызывающе. Все мы, сидевшие в землянке командного пункта батальона, поняли: штурм и разгром укрепленного района врага — дело решенное. Сдерживая волнение, встали, окружили капитана. Он сказал: [385]

— Одиннадцатого февраля за нашими боевыми действиями будет следить из Москвы товарищ Сталин, вся страна будет думать о нас...

Все ясно: штурм вражеского укрепленного района назначен на завтра. Скоро на неприступных железобетонных крепостях врага будут развеваться красные знамена. Кто-то из нас закричал «ура». Капитан Сорока рассердился:

— Предстоит серьезное дело, а не забава!.. Вызвать ко мне командиров и политруков!

Собрались командиры рот: лейтенанты Дутов, Чирков, Маньков, командир подразделения пулеметчиков Шаповалов, политруки Шангулов, Тайгулов, Смирнов, комиссар батальона Циренщиков, командиры блокировочных групп, танкисты, саперы. Командир батальона начал объяснять задачу. Командование полка поставило перед батальоном сложную боевую задачу:

прорвать укрепленный район на высоте 65,5 и обеспечить свободный выход частей к станции Кямяря. На пути — центральный дот № 006, выступающий двумя серыми казематами, соединенными бетонированным тоннелем, в котором свободно может разместиться целый батальон. На пути — надолбы, ров, проволочные заграждения, глубокие вражеские траншеи, железобетонная стена для укрытия пехоты и минометов, доты и дзоты в глубине обороны.

С наступлением темноты, надев маскировочные халаты. Сорока и Циренщиков повели командиров подразделений на исходные рубежи. 6-я рота займет исходное положение в лощине, прямо перед дотом № 006, в 200 метрах. Задача — блокировать дот, занять траншею, парализовать действия глубинных огневых точек врага. 4-я рота наступает справа от дороги через высоту 65,5. Она врывается в траншею и занимает землянки, уничтожая противника. 5-я рота врывается за танками в промежуток между 6-й и 4-й ротами, прикрывает огнем действия блокировочных групп, обеспечивает движение по дороге.

Весть о наступлении облетела все землянки. Велико воодушевление бойцов. Вечером везде был прочитан приказ. Наконец-то! Бойцы осматривали свое оружие, чистили его, надежнее закрепляя на лыжах бронированные щитки. В отделениях, взводах и ротах командиры и политработники объясняли бойцам предстоящую задачу. Неутомимо работали связисты, проводя новые линии связи к подразделениям.

На командном пункте батальона — деловое оживление. Невдалеке от него уже встали за прикрытиями могучие танки с бронесанями для подвоза к дотам блокировочных групп. Сюда доставляли ящики со взрывчаткой.

Бойцы ужинали, получали штурмовой паек. Часов в десять вечера капитан Сорока отправился в подразделения, чтобы проверить боевую готовность батальона. Он побывал в стрелковых [386] ротах, у минометчиков, у артиллеристов, у танкистов. Всюду его встречали восторженно:

— Значит штурм, товарищ капитан?

— Штурм, товарищи, — отвечал капитан Сорока. — В бой пойдем с именем любимого Сталина на устах. Докажем, что никакие крепости не остановят нас, бойцов и командиров Красной Армии. Только — выдержка, спокойствие, хладнокровие! Каждый должен выполнить свою боевую задачу организованно, мастерски. На штурм во славу Родины!..

— Есть на штурм во славу Родины! — отвечали стрелки, пулеметчики, артиллеристы.

Была ночь, последняя ночь перед штурмом линии Маннергейма.

Дальше