В большой излучине Дона
С занятием железнодорожной станции Миллерово противник угрожал захватом важного стратегического пункта и крупнейшего промышленного района Сталинграда и выходом к реке Волге — жизненно важной водной артерии.
В этой тяжелой для наших войск обстановке от авиации дальнего действия требовалось усилить удары по железнодорожным узлам и станциям выгрузки немецко-фашистских войск, уничтожать вражеские группировки, продвигающиеся на сталинградском направлении.
Нас не удовлетворяла сложившаяся практика получения боевых задач. Обычно они поступали из Ставки и Генштаба во второй половине дня и рассчитаны были на боевые действия в предстоящую ночь. В результате в авиаполках на подготовку экипажей к заданию оставалось лишь один — два часа до взлета. Управление АДД волновал вопрос, как в такое сжатое время в соединениях и частях планируют бомбардировочные удары, как проходит подготовка к вылетам, какова их эффективность.
Решено было проверить 50-ю авиадивизию. Это соединение располагалось на отшибе, на левом фланге, а теперь оказалось на направлении главного удара врага — сталинградском направлении: базировалось в Морозовском.
Прорвавшиеся немецко-фашистские войска двигались в направлении аэродромов соединения. Но вместо с тем части 50-й авиадивизии имели наиболее подходящие условия для интенсивной боевой работы: противник все более приближался к аэродромам, расстояние до него сокращалось, а это позволяло экипажам днем и ночью совершать по несколько боевых вылетов и успешно наносить удары по подвижным войскам, скоплениям врага.
Командующий АДД, вечером 11 июля вернувшись из Ставки, сообщил, что обстановка на Юго-Западном фронте еще более ухудшилась; по приказу Верховного [194] Главнокомандования войска этого фронта и правого крыла Южного продолжают отход на новые рубежи. Мне Голованов дал указание вылететь утром в Морозовский.
В районе Москвы погода была плохая, а на юге — безоблачная, с хорошей видимостью, и до Камышина мы летели на средней высоте, в дальнейшем снизились на малую. Весь полет протекал спокойно. Под нами мелькали утопающие в зелени садов станицы, хуторки, связанные паутиной степных дорог.
Когда прилетели в Морозовский и вышли из самолета, на нас дохнуло горячим июльским воздухом. Основной аэродром выглядел пустым — здесь не было ни одного бомбардировщика. Несколько транспортных и лсгкомоторных связных самолетов, а также шесть истребителей отдельной эскадрильи капитана Куманичкина, входившей в состав дивизии, были рассредоточены за границей летного поля и замаскированы. А вот на ближайшей к городу границе аэродрома скученно стояли самолеты-штурмовики Ил-2, пригнанные из строевых частей в ремонтный фонд окружных мастерских.
— Сколько раз напоминал руководителям мастерских, что самолеты надо рассредоточить! — с возмущением заметил командир дивизии полковник Ф. И. Меньшиков.— Жестоко поплатятся за это.
Меньшиков доложил, что над Морозовским участились пролеты воздушных разведчиков противника, поэтому свои бомбардировочные авиаполки он разместил на полевых площадках, находящихся в стороне от основного аэродрома. А вот штаб авиадивизии неудачно располагался в центре Морозовского; крупные белые здания его выделялись на фоне основных домов, мало того, к ним подъезжали и уезжали различные автомашины, поднимая облака пыли.
— Не на месте штаб, — предупредил я командира дивизии, — много демаскирующих элементов. — И дал указание перенести его, и возможно быстрее, в менее заметное место.
После напряженного дня я воспользовался предложением Федора Ивановича пообедать и немного отдохнуть с дороги. Однако отдых продолжался недолго — проснулся от близких разрывов авиабомб. Как оказалось, группа немецких бомбардировщиков отбомбилась по городку, и наш дом перекрыла серия бомб. Хорошо, что я накинул на [195] себя вместо одеяла кожаное пальто: вылетевшие из окон стекла не принесли вреда.
Начальник штаба дивизии доложил, что появились сообщения о тревожной наземной обстановке: из ряда населенных пунктов, находящихся в 50-60 километрах севернее и западнее Морозовского, работники сельсоветов, дежурные телефонистки сообщали о появлении немецких войск на автомашинах, местами были замечены и танки.
Когда мы вышли на улицу, то увидели, что вдоль северной окраины города, там, где проходила грунтовая дорога в направлении на Сталинград, стояла плотная пыль, поднятая колоннами автомашин, следовавшими в восточном направлении. Затем штаб авиадивизии получил краткое сообщении от начальника светомаяка, находившегося в 25 километрах северо-западнее аэродрома, что он видит немецкие автомашины, направляющиеся на Морозовский, и работу маяка свертывает и уезжает...
Посланные операторы выяснили, что мимо Морозовского движется в восточном направлении довольно разношерстная автомобильная колонна. А опрошенные командиры отходивших подразделений единодушно утверждали, что вслед за ними идут бронетанковые колонны немецко-фашистских войск. Противник приближался к Морозовскому.
Это неожиданное сообщение как-то не вязалось с моими представлениями о наземной обстановке и данными, полученными накануне в Генеральном штабе. Может быть, сведения о приближении противника к Морозовскому ложные и распространяются паникерами?
Высылаю два экипажа на самолетах Ил-4. Один — на запад, другой — на северо-запад. Им приказано разведать проселочные дороги, ведущие на Морозовский, и установить, где и данный момент двигаются наши колонны, а где — противник.
Одновременно связисты сумели восстановить телеграфную связь со штабом ВВС Южного фронта. Попросил к аппарату командующего ВВС фронта генерала К. А. Вершинина. Пока велся разговор о прорыве немецко-фашистских войск в нашем направлении, вернулись посланные на разведку экипажи. Они доложили, что к Морозовскому приближаются последние колонны наших автомашин, очевидно тыловые части, а вслед за ними, километрах в 30 северо-западнее и западнее аэродрома, идет, по-видимому, противник. Над дорогами висит такая плотная [196] пыльная завеса, что распознать принадлежность автомашин невозможно. Экипажам пришлось снизиться до 300 метров, но с земли открыли по ним сильный пулеметный огонь. Оба наши бомбардировщика получили повреждения. На одном Ил-4 возникла течь бензина, угрожающая пожаром, на втором оказалось поврежденным управление, и летчик с трудом произвел посадку.
В сложившейся обстановке я приказал командиру 50-й авиадивизии перебазировать части, как было предварительно намечено, на аэродром в районе Сальска. Тылы мы решили отправить оттуда своим ходом и воспользоваться еще действовавшей паромной переправой через Дон у станицы Константиновской.
Порядок перебазирования я определил такой: первым вылетает в Сальск полковник Меньшиков и организует там прием самолетов. Я покидаю Морозовский после взлета последнего экипажа дивизии и также произвожу посадку на аэродром Сальск.
Узнав, что помимо окружных авиаремонтных мастерских в городе дислоцируется запасной стрелковый полк, я, как старший начальник в Морозовском, вызвал командира и комиссара этой части, а также представителя военного коменданта железнодорожной станции, начальника окружных мастерских и прежде всего ознакомил их с наземной обстановкой. Затем выяснил наличные силы. Командир запасного стрелкового полка доложил, что в части около 2000 бойцов и 12 стволов артиллерии среднего калибра. Подразделения совсем недавно укомплектованы личным составом и пока еще не сколочены.
Выяснилось, что на железнодорожной станции скопилось несколько санитарных поездов, эшелоны с различным имуществом, подлежащим эвакуации на восток. Принимаются экстренные меры к их отправке. Но для того чтобы выполнить эвакуационные мероприятия, нужно хотя бы 3-4 часа времени.
В авиаремонтных мастерских, как удалось установить, имелось три полностью отремонтированных самолета Ил-2. Нашлись и летчики, которые смогли поднять штурмовики в воздух и перегнать их на тыловой аэродром. Но остальной ремфонд требовалось вывозить по железной дороге.
Командир запасного стрелкового полка доложил, что у него задача занять оборону, прикрыть эвакуацию санитарных [197] и прочих поездов с железнодорожной станции. По выполнении задачи полку отойти на Калач.
Вскоре авиация противника совершила налет на Морозовский. Группа фашистских бомбардировщиков нанесла удар по железнодорожной станции. Второй эшелон вражеских самолетов бомбил аэродром. Но там уже наших боевых машин не было. Удар пришелся в основном впустую. Правда, досталось скученно стоявшим штурмовикам ремонтного фонда Ил-2. Немецкие бомбардировщики буквально засыпали аэродром мелкими осколочно-зажигательными бомбами, так называемыми лягушками, — удалось разбить один самолет Ил-2 и три машины повредить. Несколько транспортных и легкомоторных связных самолетов получили несущественные повреждения.
А вылет экипажей 50-и авиадивизии был произведен в полном порядке. К 20 часам 12 июля 1942 года все самолеты находились в воздухе. Примерно в то время начали вытягиваться на дорогу и тыловые части дивизии. Они двинулись на паромную переправу у станицы Константиновской.
Перед наступлением темноты с опустевшего аэродрома взлетел последним и наш самолет.
На аэродроме в районе Сальска, где совершили посадку бомбардировочные полки 50-й авиадивизии, местных тылов почти не было. Это затрудняло боевую работу соединения, и полковнику Меньшикову пришлось лично вылететь в станицу Константиновскую и ускорить переправу через Дои батальонов аэродромного обслуживания, инженерно-технического состава авиаполков.
Все мои попытки установить контакты с Москвой не увенчались успехом: немцы, вышедшие к большой излучине Дона и непосредственно к Ростову, нарушили многие линии телеграфной и телефонной связи. Тогда я решил вылететь в Сталинград, куда еще не докатились боевые действия, и оттуда связаться со штабом АДД. Отбывая из Сальска, приказал командиру авиадивизии находиться в готовности для удара по войскам противника. Если не удастся связаться с Москвой, выполнять боевые задачи командующего ВВС фронта генерала К. А. Вершинина.
13 июля 1942 года я вылетел в Сталинград. От Сальска наш маршрут проходил строго на север. Голубую ленту Дона мы пересекли западнее станицы Романовская. [198] Шли на высоте 100-200 метров. Я находился в кабине на правом сиденье и хорошо видел, что делалось на земле.
Миновали Дон. На проселочной дороге Николаевская — Цимлянская я заметил облака пыли, поднятые большой колонной, двигавшейся на восток. Проносимся над немецкими бронетранспортерами, грузовиками. Противник, видимо, не ожидал появления советских самолетов с юга, а может быть, поздно обнаружил нас, во всяком случае, огня не открывал. Вражеские бронетранспортеры и автомашины с мотопехотой шли размеренно, на одинаковых дистанциях друг от друга. Припорошенная пепельной пылью колонна зловеще и медленно ползла по степи.
Довернули корабль вправо. Вскоре под крылом заметили реденькое охранение отходящих войск, ниточку нашего арьергарда.
На окраине станицы Цимлянская, где самолет шел низко над рекой, видели, как вброд через Дон переправлялись артиллеристы. Орудия вязли в илистом дне, номера расчетов с трудом выталкивали их на руках на берег. Пролетая через Тормосин, также было видно отходящие к этому населенному пункту немногочисленные подразделения стрелковых войск.
А вот и Сталинград — большой, дымный, раскинувшийся на многие километры вдоль правого берега Волги. Наш самолет совершил посадку на центральном аэродроме города. Здесь я встретился с командующим ВВС Северо-Кавказского военного округа генерал-майором авиации Козьминым. Он формировал тут из состава авиационных школ истребительные и штурмовые авиаполки. Летчики-инструкторы назначались командирами — подразделений, старшими летчиками, а изрядно поработавшие и довольно потрепанные самолеты И-153 и И-16 старых серий включались в боевой состав. Делалось это, разумеется, не от хорошей жизни. Обострившаяся обстановка на фронте вынуждала идти и на такие крайние меры. Вновь сформированные авиаполки уже использовались для воздушной разведки в междуречье Волга — Дон.
В течение всего дня до позднего вечера мы пытались связаться со штабом АДД, но безуспешно. На рассвете следующего дня вылетели в Москву.
И вот я докладываю командующему АДД о результатах поездки в 50-ю авиадивизию, передислокации ее частей, тревожной обстановке под Сталинградом. [199]
— Чует мое сердце, — озабоченно произнес Голованов, — авиации дальнего действия придется основательно поработать на сталинградском направлении...
К середине лета 1942 года АДД уже немного увеличилась и пополнила самолетный парк. Это позволило нам сформировать несколько новых дальнебомбардировочных авиадивизий. Однако задачи возрастали, и мы по-прежнему ощущали нехватку сил. [200]