Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Капитан Гастелло

Ранним утром 24 июня сорок первого года, когда на аэродроме Боровское инженеры, техники и младшие авиаспециалисты напряженно готовили свои бомбардировщики к выполнению боевого задания, послышался пронзительный вой сирены и тревожные крики: "Самолет противника!"

Возле аэродрома сторонкой пролетел одиночный бомбардировщик Ю-88. Невооруженным глазом были видны черные кресты на крыльях, зловещая фашистская свастика на его хвосте. Самолет проследовал в южном направлении.

Через несколько минут фашистский бомбардировщик появился с противоположного направления и, пролетая вблизи аэродрома, открыл с малой высоты пулеметный огонь изо всех своих огневых установок по нашим самолетам.

Командир 4-й эскадрильи 207-го дальнебомбардировочного авиаполка капитан Николай Францевич Гастелло прекрасно понимал, что бомбардировщик Ил-4 не истребитель, тем более когда он находится на стоянке и поставлен на колодки. Но на самолете есть бортовое оружие и оно подготовлено к боевому вылету. Оценив обстановку, участник боев на Халхин-Голе и войны с белофиннами, капитан Гастелло бросился к бомбардировщику, одним махом вскочил на верхнюю турельную установку и хлестнул длинной пулеметной очередью по штурмовавшему аэродром фашисту. Все видели, как на мгновение скрестились две огненные трассы, но Гастелло на какую-то долю секунды сумел упредить врага и сразил его. На "юнкерсе" задымил мотор, оставляя шлейф черного дыма, он пошел на снижение и приземлился на колхозном поле, неподалеку от синевшего леса.

Для поимки экипажа командир выслал стрелковое отделение из 257-го батальона аэродромного обслуживания. [75] Гитлеровцы, как выяснилось, выскочили из подбитого самолета, захватили колхозную подводу и. помчались к близлежащему лесу.

Настигая врага на автомашине, красноармеец Жбанов метким выстрелом из винтовки сразил лошадь. Гитлеровцы нырнули в высокую рожь и ползком пытались было пробраться к лесной чаще, но бойцы комсомольцы Савченко, Киреев, Жбанов при помощи колхозников прочесали местность и поймали фашистов.

Пленный немецкий летчик потом заявил, что его удивил такой неожиданный оборот дела:

— Я много летал над Францией, Бельгией, Голландией, Норвегией. Стоило там появиться немецкому самолету, как все разбегались в разные стороны. А ваши летчики даже с земли ведут по нас огонь. У вас не только солдаты, но местные крестьяне и крестьянки бросились на нас с дубьем. Непонятная страна, непонятная война...

Не скрою, приятно было услышать подобные признании из уст наших заклятых врагов. На священную освободительную борьбу против немецко-фашистских захватчиков поднялись все советский люди, от мала до велика, проявив высочайший патриотизм, беззаветную преданность делу партии Ленина, нерушимое единство народа и его армии. И недаром невиданная по своему размаху война с фашистскими захватчиками была названа народной, Великой Отечественной!

Изучение полетной документации, найденной в сбитом капитаном Гастелло фашистском самолете, показало, что немецкий экипаж производил разведку наших железнодорожных перевозок в направлении на Смоленск, что ранее он действительно участвовал в бомбардировках Франции, Бельгии, Норвегии и даже Англии. Это подтверждали Железные кресты, медали на мундирах захваченных нами и плен летчика и штурмана.

Трофейный Ю-88 доставили в расположение авиаполка. Не только личный состав, но и красноармейцы и командиры батальона аэродромного обслуживания с интересом знакомились с вражеской техникой, изучая уязвимые места "юнкерса".

За боевую инициативу, проявленную при отражении налета фашистской авиации на наш аэродром, и сбитый немецкий бомбардировщик командование авиадивизии представило капитана Николая Францевича Гастелло к правительственной награде. Но еще не успели документы [76] оформить, как летчик-коммунист совершил новый, поистине бессмертный подвиг, навеки прославив своё имя.

И на четвертый день войны наземная обстановка нам не очень-то прояснялась. Стало известно об оставлении нашими войсками Белостока. 3-я армия с Немана отошла на рубеж Скидель, Мосты, Ружаны — в район базирования армейской авиации. Позже появились данные об отходе 3-й и 10-й армий на рубеж Молодечно, Лида, Слоним.

Серьезная угроза нависла над Минском. 39-й немецкий моторизованный корпус из Вильно повернул на Минск через Ошмяны, Воложин, Раков. Одновременно моторизованные части противника, двигавшиеся по дороге Ораны — Вильно, повернули строго на восток.

С рассвета 25 июня 1941 года наша авиация действовала двумя волнами: первая волна — фронтовые бомбардировщики, вторая — дальние. Наш авиакорпус наносил удары по колоннам фашистских танков, двигавшихся на Ошмяны. В середине дня 207-й дальнебомбардировочный авиаполк совершил успешный налет на Виленский аэродром, где в результате внезапного удара было уничтожено около 40 немецких истребителей.

Но н мы ни сумели избежать удара. Я как раз приехал на аэродром Боровское, когда основная масса самолетов должна была вернуться с боевого задания. Вдруг появились немецкие бомбардировщики. Они шли с юго-запада, со стороны солнца. Три девятки фашистских бомбардировщиков До-17 летели как на параде, в плотном строю на высоте 1200-1400 метров.

Врага встретил огнем взвод зенитных пулеметов. Обстрел немецких бомбардировщиков с верхних турельных установок вели и экипажи самолетов, находящихся на стоянках, бойцы роты охраны. Но это, конечно, большой угрозы для гитлеровцев не представляло, и немецкие самолеты бомбили словно на полигоне. Однако результат бомбардировки оказался невысоким. Противнику удалось сжечь один неисправный ТБ-3, получили повреждения еще два самолета, а несколько красноармейцев аэродромно-технической роты были ранены. Остальной личный состав наземных служб, находившийся на аэродроме, укрылся в щелях и потерь не имел. Если сопоставить результаты нашей бомбардировки немецкого аэродрома, где экипажи 207-го авиаполка уничтожили около 40 фашистских [77] самолетов, с итогами налета авиация противника на Боровское, нетрудно убедиться, что удары советских летчиков по врагу оказались гораздо эффективнее.

После отбоя воздушной тревоги началось оживление, около домов появились женщины, дети. К своему удивлению, я узнал, что в авиагородке осталось еще много семей летчиков и технического состава. Приказание об их эвакуации оказывается выполнялось медленно. Впрочем, боевых подруг понять было можно. Они неохотно покидали авиагородок, потому что беспокоились о судьбе своих мужей, с тревогой и волнением ждали возвращения их с боевых заданий, ждали с робкой надеждой даже тех, кому вернуться уже было не суждено...

Мы с бригадным комиссаром А. К. Одноволом обсудили этот сложный вопрос и дали указание командирам соединений — не позднее следующего дня все семьи военнослужащих вывезти из опасной зоны в населенные пункты, предусмотренные планом эвакуации.

К слову сказать, с авиационной техникой у нас дело обстояло все хуже. Части 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса, летавшие без истребительного прикрытия, несли потери и новыми самолетами не пополнялись. Измотанные бессонницей, осунувшиеся, инженеры и техники, специалисты-ремонтники сутками не отходили от поврежденных машин, стремясь быстрее ввести их в строй. Подразделения полевого ремонта, технические наземные расчеты работали с наивысшим напряжением.

Особенно тяжелое положение сложилось в 207-м полку. К началу войны здесь и так было мало самолетов, а из-за большого количества повреждений, полученных в ходе боев, командир авиаполка подполковник Г. В. Титов 25 июня смог поднять в воздух всего лишь два звена. Но так называемые безлошадные, не имеющие боевых машин летчики и техники, тоже не сидели без дела и старались как можно скорее освоить новый для них самолет ББ-22 (Як-4). К началу войны это был самый современный ближний бомбардировщик конструкции А. С. Яковлева, обладавший максимальной скоростью полета — до 560 километров в час. Он почти не уступал в скорости модернизированному немецкому истребителю Ме-109Е.

Эти машины попали к нам, можно сказать, случайно. В самый канун вероломного нападения фашистской Германии свыше десятка самолетов ББ-22, перегоняемых с [78] авиазавода в бомбардировочные полки фронтовой авиации, произвели посадку на одном из наших аэродромов для дозаправки топливом и технического осмотра. Немногочисленные экипажи-перегонщики, вылетевшие еще в мирное время, находились на заводе, некоторые — уже на фронтовых аэродромах.

В первые дни войны, когда развернулись напряженные боевые действия, у меня не было даже времени доложить о совершивших у нас посадку ближних бомбардировщиках. Поэтому, приняв решение передать новые самолеты 207-му авиаполку, я приказал изучить правила эксплуатации их и использовать машины в боевой работе. Что и было сделано.

25 июня летчики 42-й авиадивизии обнаружили скопление немецких танков уже в 25-30 километрах северо-западнее Минска. Откровенно говоря, я не сразу поверил этому сообщению, поскольку танки наблюдали со значительной высоты — могли их перепутать со своими. Во второй половине дня данные подтвердились. Экипажи 212-го отдельного дальнебомбардировочного авиаполка при возвращении с боевого .задания отчетливо наблюдали фашистские танки с их опознавательными знаками. Об этом мы немедленно донесли в Генеральный штаб Красной Армии и ВВС Западного фронта, но я решил еще раз проверить данные воздушных наблюдений. Инспектор техники пилотирования авиакорпуса Герой Советского Союза майор Орест Николаевич Боровков произвел разведку на малой высоте — большое скопление замаскированных немецких танков и автомашин подтвердилось. Это был уже не передовой отряд, замеченный здесь 24 июня, а крупная группировка гитлеровцев,

Одновременно немецкая танковая группа Гудериана обходила Минск с юга и вырвалась на подступы к Барановичам, где встретила упорное сопротивление наших частей. Тяжелые бои с превосходящими силами противника вели войска соседнего Северо-Западного фронта.

Так все яснее вырисовывался замысел немецко-фашистского командования — окружить главные силы Западного фронта и отсечь от него войска соседних фронтов. Стремясь не допустить окружения 3-й и 10-й армий, Ставка 25 июня приказала командующему фронтом отвести войска из западных областей Белоруссии. Но недостаток автотранспортных средств и горючего усложнил выполнение этой задачи. [79] А мы с рассвета и в течение всего светлого времени следующего дня наносили удары по скоплениям моторизованных войск противника в районе Радошкевичн, Молодечно, Ошмяны, Крево, Раков. Несмотря на большой некомплект бомбардировщиков, наш авиакорпус 26 июня совершил 254 самолето-вылета.

Как и другие части, немногочисленный по своему составу 207-й дальнебомбардировочный авиаполк выполнял в тот день второй боевой вылет. Подвесив бомбы и дозаправившись горючим, вторично вылетал и экипаж капитана Николая Францевича Гастелло. Имея за плечами несколько десятков боевых вылетов на Халхин-Голе, в Финляндии, он участвовал и в боевом вылете корпуса в первый день Великой Отечественной войны. На митинге перед боем коммунист Гастелло горячо и взволнованно сказал:

— Что бы ни ждало нас впереди, все пройдем, все выдержим. Никакой буре нас не сломить, никакой силе не сдержать!..

Примерно через полтора часа полета экипажи вышли в район южнее Радошкевичи. Обнаружив на шоссе большую вражескую моторизованную колонну, Гастелло выбрал наибольшее скопление заправлявшихся фашистских танков, автомашин и атаковал врага. Штурман Анатолий Бурденюк точно положил авиабомбы в цель.

Командир эскадрильи делает второй, третий заход, воздушный стрелок-радист старший сержант А. А. Калинин и занявший место люкового стрелка адъютант эскадрильи (начальник штаба) лейтенант Г. Н. Скоробогатый обстреливают разбегающихся в панике гитлеровцев. Захлебываясь, непрерывно бьют по нашему самолету вражеские зенитки.

И вот уже при отходе от цели в бензиновый бак самолета попадает снаряд. Возникает пожар. Попытка сбить пламя не удалась. Огонь все более разгорался от встречного потока воздуха. Это с болью в душе наблюдали, не в силах ничем помочь, летевшие в паре с капитаном Николаем Гастелло заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Федор Воробьев и штурман лейтенант Анатолий Рыбас.

На их глазах самолет, объятый пламенем, стал крениться вправо. Гастелло сумел выровнять его, затем развернул машину на скопление фашистских танков и автомашин, перевел в пикирование и врезался в гущу [80] неприятельской техники. Вплоть до роковой секунды из пылающего самолета летели по врагам огненные трассы разящих пуль. Это вели огонь лейтенанты А. А. Бурденюк, Г. Н. Скоробогатый и старший сержант А. А. Калинин. Они сражались до конца...

Когда командир 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии полковник М. X. Борисенко доложил о героическом подвиге капитана Николая Гастелло, совершившего огненный таран, я приказал выслать самолет с фотоустановкой и сфотографировать с малой высоты место гибели экипажа. Буквально на другой день мы с бригадным комиссаром А. К. Одноволом держали в руках снимок, на котором отчетливо были видны воронка, образовавшаяся на месте удара самолета о землю, отброшенные при взрыве части корабля и много сгоревших вокруг фашистских танков и автомашин. Дорогой ценой заплатил враг за гибель легендарного экипажа Гастелло!

Я держал в руках снимок и думал, какая же огромная нравственная сила нужна человеку, чтобы пойти на такой жертвенный подвиг!

Все летчики соединения были потрясены героической гибелью экипажа, испытывая одновременно глубокую печаль и гордость. Печаль оттого, что потеряли такого хорошего, душевного и отзывчивого летчика, как Николай Гастелло, членов его экипажа. А гордость — потому, что своим подвигом Гастелло и его экипаж продемонстрировали непревзойденный моральный дух, доблесть и боевые качества советского воина. Ничто, даже угроза смерти, не может заставить его покориться врагу. До последней минуты жизни он помнит о высоком долге перед Родиной и даже смертью своей утверждает победу!

Мы с бригадным комиссаром А. К. Одноволом сделали обоснованное представление о присвоении капитану Николаю Францевичу Гастелло звания Героя Советского Союза. И 6 июля 1941 года в сообщении Советского информбюро, переданном по радио, вся страна узнала об огненном таране летчика.

Ровно через месяц после совершения подвига, 26 июля, капитану Гастелло посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Орденами Отечественной войны I степени Родина отметила членов героического экипажа — штурмана коммуниста А. А. Бурденюка, воздушного стрелка-радиста комсомольца А. А. Калинина, люкового стрелка комсомольца Г. Н. Скоробогатого. [81] Мне хочется дословно привести письмо Франца Павловича Гастелло, присланное командиру авиаполка, где служил его сын-герой. Оно очень правильно, по-моему, показывает истоки советского патриотизма и мужества Героя Советского Союза Н. Ф. Гастелло. Вот оно:

"Фамилию нашу правильно писать "Гастылло". Это потом, когда в тысяча девятисотом пришел на заработки в Москву, меня по-московски стали называть "Гастелло".

Происхождение наше из-под города Новогрудок, деревенька Плужины. Сырая земля в тех местах: очень много крови впитала. В девятьсот четырнадцатом и в гражданскую тоже фронт был, как теперь.

Я все думал, нашу деревеньку сровняли с землей. Нет, стоит. Летом перед самой войной Николаю случилось над теми местами летать. Прислал письмо.

"Ну, папа, — пишет, — вчера Плужаны с воздуха разглядел. Только очень высоко летел. Вот какими они показались мне" — и внизу кружочек обвел.

Всегда любил пошутить. Но заметно: шутит, а самому приятно, что увидел наконец отчий край (он Плужан и не знал до этого — он в Москве рожден).

А Ворончу не увидел. Ворончу в революцию, наверное, сожгли. Имение было. Там на панской конюшне моего отца и мать секли в крепостное время. Там и я смолоду батрачил.

...Я свою судьбу подле вагранки нашел. Больше двадцати лот проработал на Казанской железной дороге в литейных мастерских, состоял при огне. Сначала страшно было, потом приловчился, понравилось. Искры брызжут. Чугун в ковши пошел. Белой струёй хлещет. По-моему, ничего красивее нет.

Сыны мои, Николай и Виктор, с детства приучены были не бояться огня.

Николай, как подрос, тоже в литейную определился, сначала стерженщиком, потом формовать стал. Я из вагранки сливаю, а он формует, металл от отца к сыну плывет.

Пошабашили, сидим, а он просит:

— Теперь, расскажи, папа, как вы с Лениным одной артелью работали.

Очень любил слушать про это. Первые коммунистические субботники ведь с нашей Казанки пошли. Ильич назвал их Великим почином. И сам выходил на субботник, работал со всеми.

Франц Павлович Гастелло". [82]

Это письмо политработники зачитывали во всех подразделениях, рассказывали о жизни и мужественных делах легендарного однополчанина.

Родился Гастелло в 1907 году в Москве, в рабочей семье, и сам был рабочим. В 1924 году вступил в комсомол, а в 1928 — в ряды Коммунистической партии, В 1932 году Московский комитет ВКП(б) направил Николая по спецнабору в ВВС Красной Армии, и он был зачислен курсантом 11-й военной школы пилотов в Луганске. Став военным летчиком, Николай Гастелло командовал кораблем, потом отрядом тяжелых бомбардировщиков.

В начале 1941 года капитан Гастелло был назначен командиром эскадрильи, быстро освоил новый для него самолет Ил-4 и стал одним из лучших летчиков полка.

Однополчане рассказывали, что Николай Гастелло не раз тепло и сердечно вспоминал своего наставника военкома авиаполка батальонного комиссара М. А. Ююкина, который ранее был его инструктором. Они вместе воевали на Халхин-Голе, и, когда бомбардировщик комиссара был подбит, он направил горящую машину на японский дзот.

А примеру Гастелло последовали многие герои Великой Отечественной войны. Буквально через несколько дней после его огненного тарана, 5 июля, в соседнем, 2-м дальнебомбардировочном авиакорпусе этот славный подвиг был совершен дважды. В донесении говорилось:

"...Сегодня экипажи совершили коллективный подвиг при нанесении удара по переправе в районе города Борисова. Ведущий звена старший лейтенант Крымов по радио дал лейтенанту А. Булыгину команду покинуть горящий бомбардировщик. Булыгин ответил ведущему: "Идем на таран!" — и направил машину в переправу. А через несколько минут... второй экипаж этого же, 53-го дальнебомбардировочного авиаполка под командованием капитана С. Д. Ковальца, врезался в колонну гитлеровских танков, выходящих из Борисова"{15}.

Газета "Правда" сообщала, что, по уточненным данным, теперь не 100, как считалось ранее, а 327 летных экипажей совершили огненные тараны в годы Великой Отечественной войны. В картотеку героев занесены имена 617 летчиков, штурманов, воздушных стрелков-радистов, [83] борттехников — представителей всех республик нашей страны.

В Москве одна из улиц названа именем Николая Гастелло. Приказом Министра обороны СССР имя Героя Советского Союза Николая Францевича Гастелло навечно занесено в списки Н-ской авиачасти. Свято хранится и светлая память о членах огненного экипажа кавалерах ордена Отечественной войны I степени лейтенантах А. А. Бурденюке, Г. Н. Скоробогатом, старшем сержанте А. А. Калинине. Неподалеку от Радошковичей стоит скромный обелиск легендарному экипажу. Благодарные советские люди приносят к подножию памятника цветы, преимущественно розы. Ведь в тот день, когда экипаж совершил бессмертный подвиг, у него был позывной "Роза". [84]

Дальше