Война!

Утро выдалось тихое, ясное, безоблачное. Пришла пора летнего солнцеворота, настали самые продолжительные светлые дни и самые короткие ночи. В субботу 21 июня 1941 года с восходом солнца начались полеты, и на протяжении всего дня я находился на аэродроме Боровское.

22 июня полеты в авиакорпусе не планировались, личный состав отдыхал, и заместитель командира 98-го дальнебомбардировочного авиаполка по политчасти батальонный комиссар Василий Егорович Молодцов пригласил меня на аэродром Шаталово, где в местном Доме Красной Армии должен был состояться вечер художественной самодеятельности.

В ту пору мы всячески поощряли и создавали все условия для развития массовой самодеятельности, чтобы личный состав не только напряженно занимался полетами, боевой подготовкой, но и культурно отдыхал. Самодеятельные коллективы выступали перед однополчанами, выезжали с концертами в соседние части. Особой популярностью пользовались выступления, построенные на местном материале о жизни и учебе летно-технического состава. Зрители с подкупающей сердечностью принимали артистов, и вечер самодеятельности, состоявшийся в самый канун воины, запомнился многим. Люди расходились, оживленно обсуждая наиболее удачные номера концерта.

Около 22 часов 30 минут уехал и я, унося с собой тепло этого замечательного вечера. Прибыл в Смоленск уже ночью. По установившемуся порядку зашел в штаб, где бодрствовали должностные лица. Оперативный дежурный доложил, что никаких распоряжений из Москвы и округа не поступало.

Затем я заслушал доклад начальника метеослужбы. Синоптическая карта выглядела необычно бледной, а изображенная на ней территория Германии и Польши представляла собой белое пятно.

— В чем дело? — спросил я. [44]

— Радисты жалуются, — доложил дежурный синоптик, — что из-за сильных помех в эфире они не смогли принять сведения о погоде в этих странах.

— Откуда же взялись помехи?

Развернули на столе утреннюю синоптическую карту — над территорией Германии, Польши и Белоруссии была зафиксирована зона хорошей погоды. Циклона с грозовыми фронтами ничто не предвещало. Раньше если даже и возникали помехи при приближении циклонов, то радиоприем обычно нарушался лишь в относительно небольших районах, и радисты все же принимали сведения о погоде. На этот раз были сплошные пропуски!

Сообщение о радиопомехах в условиях хорошей погоды невольно настораживало: было что-то другое — не атмосферные помехи. Задним числом не хочу говорить о том, что предугадывал начало войны, но чувство озабоченности и беспокойства не оставляло, и, как всегда, я просмотрел ежевечернюю справку о боевом составе авиаполков. Уже глубокой ночью, перед уходом из штаба, решил проверить, где находятся командиры и начальники штабов дивизий — по моему указанию кто-то из них непременно должен был находиться на КП авиадивизии. В 52-й дальнебомбардировочной на месте оказался начальник штаба соединения полковник Н. В. Перминов. Поскольку в тот поздний час он отдыхал в служебном помещении, будить его я не разрешил. А в штабе 42-й дивизии из руководителей соединения никого не оказалось. Лишь спустя несколько минут мне позвонил начальник штаба полковник Н. Г. Хмелевский. Как выяснилось, он находился на квартире, расположенной рядом со штабом.

— Что случилось, какие будут приказания? — спросил он.

На мой вопрос, где командир дивизии, уклончиво доложил, что полковник Борисенко ненадолго отлучился из авиагарнизона.

— Адрес его известен точно, — добавил Николай Григорьевич. — Если возникла необходимость, через несколько минут комдив будет у телефона.

Я сказал, что пока в этом нет необходимости. Значительно позднее Н. Г. Хмелевский раскрыл секрет этой отлучки. Будучи заядлым рыбаком, командир дивизии М. X. Борисенко отправился на пруд, расположенный поблизости с аэродромом.

Далеко за полночь я лег спать, а через какие-нибудь [45] три часа, на рассвете 22 июня 1941 года, меня поднял телефонный звонок. Оперативный дежурный по управлению авиакорпуса доложил, что из Минска меня вызывают к аппарату ВЧ, находившемуся только в штабе. Поскольку звонками нас тормошили довольно часто и даже по незначительным вопросам, я приказал дежурному передать начальнику штаба авиакорпуса, чтобы он, не теряя времени, подошел к телефону, а сам начал быстро одеваться.

Мгновенно последовал повторный звонок. На этот раз докладывал уже начальник штаба полковник Ф. М. Козинцев:

К аппарату ВЧ вызывают именно вас.

Бегу в штаб. На улице прохладно и тихо. Солнце только что начало подниматься над горизонтом.

Около 4 часов 40 минут к телефону подошел командующий ВВС Западного особого военного округа генерал-майор авиации Герой Советского Союза И. И. Копец. Он сразу же задал вопрос:

— Имеете ли вы какие-либо указания из Москвы?

Я доложил, что не получал никаких указаний, и в свою очередь спросил:

— Что случилось?

Копец возбужденно скороговоркой ответил:

— Немецкая авиация бомбит аэродромы Лида, Белосток, Гродно, Пружаны, Барановичи и другие. На аэродромах горят наши самолеты. Немедленно приведите все части авиакорпуса и Смоленского авиагарнизона в боевую готовность. Если не получите боевую задачу из Москвы, вам ее поставит округ.

Все стало предельно ясно: война!

Сотни гитлеровских самолетов почти одновременно нанесли бомбовые и штурмовые удары по 26 аэродромам Западного особого военного округа (фронта). Противник атаковал решительно все аэродромы армейской авиации, на которых базировались истребительные авиаполки 9, 10 и 11-й смешанных авиационных дивизий. Бомбардировке подверглись четыре аэродрома фронтовой авиации: Минск, Барановичи, Жабчинцы, Бобруйск.

Небольшие группы фашистских бомбардировщиков одновременно наносили удары по городам Гродно, Вильно, Каунас и более мелким населенным пунктам. Один из аэродромов 9-й смешанной авиадивизии, расположенный [46] вблизи границы, был даже обстрелян немецкой артиллерией.

Нападение вражеской авиации на наши аэродромы оказалось внезапным.

Гитлеровцы уже с 1940 года усиленно разведывали группировку наземных войск и авиации округа. Одиночные немецкие самолеты частенько залетали в приграничную зону. К началу войны на западной границе было зарегистрировано много нарушений нашего воздушного пространства. Как же велась борьба с немецкими самолетами? Чтобы не дать повода фашистской Германии спровоцировать военное столкновение, советским истребителям запрещалось сбивать вторгшиеся немецкие самолеты, рекомендовалось иными методами выпроваживать их на свою сторону.

Обнаглевшая разведка германских ВВС перестала довольствоваться фотографированием аэродромов с больших высот и стала засылать к нам "заблудившиеся" экипажи. Так, в начале июня 1941 года летчики 41-го истребительного авиаполка 9-й смешанной авиационной дивизии принудили к посадке на аэродром в Белостоке фашистский самолет учебного типа. На его борту оказались офицеры-разведчики, переодетые в форму унтер-офицеров. На корабле обнаружили не предусмотренную конструкцией самолета установку с фотоаппаратом, и на проявленной пленке отчетливо были видны снимки наших аэродромов, сделанные с небольших высот. Несмотря на явные улики, немецкий экипаж с самолетом возвратили германским властям.

Следует заметить, что через этот аэродром периодически пролетали и немецкие самолеты компании "Люфтганза". Трасса проходила на запад по оси белостокского выступа, прикрываемого 10-й армией. Наши аэродромы, и в первую очередь Белостокский, находились под наблюдением экипажей немецких транспортных самолетов, которые под различными предлогами неоднократно совершали посадку на этом крупном военном аэродроме, где базировались два наших истребительных авиаполка.

В середине июня 1941 г. в Минск прибыл заместитель наркома обороны по боевой подготовке генерал армии К. А. Мерецков. По заданию Сталина Кирилл Афанасьевич должен был проверить боевую готовность ВВС Западного особого военного округа. В своих воспоминаниях он писал, что в последнее воскресенье перед войной, утром, [47] он заслушал доклад подчиненных, а во второй половине дня объявил тревогу авиации ЗапОВО.

Вечером 21 июня 1941 года, за несколько часов до начала войны, продолжалось командно-штабное учение. По проводным средствам связи и частично по радио из штаба ВВС округа шли учебно-боевые распоряжения, поступали донесения из авиачастей и соединений.

Около полуночи 21 июня 1941 года за подписью наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко и начальника Генштаба РККА генерала армии Г. К. Жукова в Ленинградский, Прибалтийский особый, Западный особый, Киевский особый и Одесский военные округа была направлена директива следующего содержания:

"1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задачи наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

и) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить"{1}.

Эта директива о приведении всех частей в боевую готовность стала известна командующему ВВС [48] Западного особого военного округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года.

Как потом выяснилось, до начала войны оставалось каких-нибудь три с половиной часа. Но штаб сумел за это время передать приказ лишь 10-й смешанной авиадивизии, а остальные соединения не получили никаких распоряжений, поскольку еще с 23 часов 21 июня прекратилась телефонно-телеграфная связь. Позднее стало известно, что диверсионные группы гитлеровцев, переодетые в красноармейскую форму, были сброшены на парашютах, а также просочились иными путями на нашу территорию. В ряде мест они перерезали провода и нарушили линии связи, проложенные к аэродромам армейской авиации, постам ВНОС, к штабам частей и соединений и управления ВВС округа.

Обращает на себя внимание, что директива наркома обороны, предупреждающая о возможном нападении фашистской Германии, обязывала Военно-Воздушные Силы быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников, предписывала рассредоточить всю авиацию по полевым аэродромам и тщательно замаскировать ее, по поддаваясь ни на какие провокационные действия. Но директива запрещала проводить какие-либо другие мероприятия без особого на то распоряжения. Это, несомненно, ограничивало боевую активность наших авиачастей.

Согласно плану "Барбаросса" на стратегическом направлении Минск, Москва, которое прикрывал Западный особый военный округ (фронт), развернулась группа немецко-фашистских армий "Центр" под командованием фельдмаршала фон Бока. Ее поддерживал 2-й воздушный флот фельдмаршала Кессельринга, имевший около 1680 боевых самолетов, в том числе 800 новых, модернизированных истребителей Ме-109Е.

Всего для нападения на СССР гитлеровцы и их союзники подготовили 4980 боевых самолетов, причем более одной трети их общего числа было брошено против нашего Западного фронта.

Но количество самолетов и даже их качество определяло еще не все. Немаловажное значение имело то обстоятельство, что немецко-фашистские ВВС накопили опыт в ходе боевых действий против Польши, Бельгии, Франции, Англия и в других кампаниях 1939/41 года, в результате чего их авиационные части и соединения [49] были слетаны, тактика боевых действий отработана и проверена непосредственно на войне.

Немецко-фашистское командование придавало решающее значение внезапному, ошеломляющему первоначальному удару, для чего вводились в действие почти все наличные авиационные силы, оставлять резервы считалось необязательным. Таковы были не только военно-теоретические взгляды гитлеровского командования, но и их практические действия.

Как потом признавали сами гитлеровцы, для ударов немецких ВВС по нашим аэродромам была подготовлена 61 авиационная группа. Каждая такая группа насчитывала от 30 самолетов и более. Время удара по аэродромам было определено одно и то же. Командующий 2-м германским воздушным флотом бросил против нас не только подавляющее большинство бомбардировочных эскадр, но и все наличные истребители, что обеспечило противнику превосходство над истребительной авиацией ВВС Западного особого военного округа (фронта).

Вот как вспоминал о вероломном нападении на СССР бывший нацистский генерал Гюнтер Блюментрит:

"...На другом берегу Буга перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, все было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи, когда вся артиллерия пехотных дивизий первого и второго эшелонов готова была открыть огонь, международный поезд Москва — Берлин беспрепятственно проследовал через Брест. Это был роковой момент.

Через три часа немецкие боевые самолеты поднялись в воздух, и вскоре только их бортовые огни виднелись далеко на востоке. Фельдмаршал фон Клюге и его штаб находились в расположении 31-й пехотной дивизии к северу от Бреста. К 3 часам 30 минутам — это был час "Ч"— начало светать, небо становилось каким-то удивительно желтым. А вокруг по-прежнему было тихо. В 3 часа 30 минут вся наша артиллерия открыла огонь..."{2}

Узнав о нападении гитлеровцев, я объявил боевую тревогу авиадивизиям и частям корпуса. Оповещены были и части, расположенные на Смоленском аэродромном [50] узле, не входящие в состав авиакорпуса, в том числе 212-й отдельный дальнебомбардировочный авиаполк подполковника А. Е. Голованова, окружные авиаремонтные мастерские.

На Смоленском аэродроме, кроме самолетов нашего корпуса, находились истребители И-16 ремонтного фонда, а главное, здесь скопилось несколько десятков новых скоростных бомбардировщиков ББ-22, Пе-2, перегоняемых в части ВВС округа. Их требовалось немедленно рассредоточить.

По сигналу боевой тревоги личный состав дальнебомбардировочных авиаполков действовал слаженно, четко — сказались многочисленные учебные тревоги, которые мы проводили зимой и весной. С 5 часов утра стали поступать доклады командиров авиадивизий о ходе приведения авиаполков в состояние боевой готовности. Вот как многотиражная газета 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии, редактируемая Г. И. Грабченко, писала о начале войны:

"...Тревожный сигнал сирены известил о боевой тревоге. Люди молниеносно вскакивают с коек и занимают свои боевые посты.

Летчики, техники, стрелки, мотористы — все неслись на аэродром. Стрелки занимают оборонительные рубежи, связисты развертывают линии, включаются в телефонные сети. Без суеты, методично и быстро, техники расчехляют самолеты, подвешивают авиабомбы. Моторы один за другим взрывают утреннюю тишину, оглашая поле неистовым ревом. Каждый летчик, штурман и стрелок-радист, каждый боец всем нутром чувствовал, что где-то на границах нашей Родины развернулись отчаянные схватки в воздухе и на земле, тяжелые бои за каждую пядь советской земли.

И вот в полдень раздался голос заместителя Председателя Совнаркома СССР, объявившего по радио о том, что 22 июня 1941 года в 4 часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, вероломно, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы на широком фронте и подвергли бомбардировке города Киев, Житомир, Севастополь, Каунас и некоторые другие населенные пункты.

Сердца всех переполнялись гневом и негодованием. Никакой пощады фашистским варварам — врагам человечества! [52]

Приказ о вылете получен. Стремительно один за другим несутся по бархатной траве самолеты и взмывают в небо. Там строятся в звенья и берут курс на запад. Корабли ведут летчики Слепухов, Токмаков, Воробьев, Сычев и другие.

Великая Отечественная война началась. "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!.."

Однако боевую задачу мы получили не сразу. После звонка генерала И. И. Копца о приведении авиакорпуса в боевую готовность я донес об этом в Москву начальнику Главного управления ВВС Красной Армии и просил дальнейших указаний.

Некоторое время спустя по телефону ВЧ от начальника штаба ВВС последовало подтверждение: "Находиться в боевой готовности, задачу получите от нас".

Но мы уже давно находимся в боевой готовности. Об этом командиры соединений доложили еще к 6.00 утра... Поскольку метеосводки с территории, занятой противником, не поступали, ориентируемся на вчерашние синоптические карты. Предположительно можно ожидать простые метеорологические условия, благоприятные для молодых летчиков и штурманов, которые по внеаэродромным маршрутам в плотных боевых порядках летали мало.

В то тревожное военное утро 22 июня 1941 года на аэродромы наших авиачастей стали производить посадку одиночные истребители полков армейской авиации Западного фронта. После напряженных воздушных боев многие из них уже не могли сесть на свои поврежденные аэродромы, а некоторые сразу были перенацелены на запасные аэродромы, в том числе и на наши. До выяснения, куда возвращать эти истребители, я приказал свести их в звенья и прикрывать наши аэродромы, город и железнодорожный узел Смоленск.

Время идет, а задачу не получаем. Командиры авиадивизий, как и я, беспокоятся. Ведь когда поступит боевая задача, нас начнут торопить со взлетом, а пока уходят драгоценные минуты!

По открытому городскому аппарату мне позвонил командир 212-го отдельного дальнебомбардировочного авиаполка подполковник А. Е. Голованов и начал излагать недавно переданную ему по моему же распоряжению информацию о бомбардировке немецкой авиацией наших аэродромов. Я объяснил ему происхождение этой информации и подтвердил приказ командующего ВВС [53] Западного фронта о приведении всех авиачастей, в том числе и 212-го отдельного дальнебомбардировочного авиаполка, в боевую готовность.

Около 10 часов утра по поручению начальника Главного управления ВВС Красной Армии генерала П. Ф. Жигарева мне поставили следующую боевую задачу — всеми силами корпуса уничтожать скопление войск противника в сувалковском выступе, в районах Сувалки, Прасныш. Вылетать по готовности. Действовать мелкими группами. Командующий ВВС Западного фронта уточнит эту задачу.

Затем трубку взял П. Ф. Жигарев. Он говорил очень возбужденно, неоднократно повторял, что действиями авиации надо возможно дольше задержать продвижение бронетанковых колонн противника, что немецкие танки движутся прямо по шоссе, не встречая противодействия наших наземных войск, которых в глубине попросту нет.

На мою просьбу обеспечить прикрытие наших дальних бомбардировщиков истребителями Жигарев ничего не ответил, будто не слышал ее, и уклончиво сказал:

— Связи с Минском не имею, выполняйте поставленную задачу...

Вскоре поступила телеграмма от командующего ВВС Западного фронта генерала И. И. Копца. Ее передали почему-то через узел связи 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии, входившей в наш авиакорпус.

Телеграмма гласила:

"Уничтожать мотомехвойска противника в двух районах — Сувалки, Сейны, Августов, Квитемотис и Седлец, Янов, Луков; тяжелобомбардировочным авиаполкам — 3-му тяжелому авиаполку одиночными ночными налетами разрушить склады в районе Сувалки и сувалковского выступа, 1-му тяжелому авиаполку одиночными налетами уничтожить матчасть самолетов противника на аэродромах Соколов, Седлец, Луков, Бяла-Подляска; 212 дбап в течение 22-23.6.41 г. ночными налетами уничтожать авиационные заводы в Кенигсберге".

Позже эта задача 212-му дальнебомбардировочному авиаполку подполковника А. Е. Голованова была отменена.

Где наши войска, какие имеются данные о противнике в районе наших целей? На этот вопрос никто не мог дать точного ответа. Требовалось самим уточнить воздушную и наземную обстановку в районе наших боевых действий, самим обнаружить наиболее крупные и опасные [54] скопления прорвавшихся в оперативную глубину гитлеровцев и бомбардировать врага.

Дальние бомбардировщики предназначены, разумеется, для выполнения иных задач. Но если авиакорпусу приказывают уничтожать прорвавшиеся подвижные войска противника на нашей территории, то это, конечно, мера вынужденная и вызвана тревожным положением, решил я. Штаб ВВС фронта наши заявки на обеспечение пролета дальнебомбардировочных авиаполков принял и вскоре подтвердил, что маршрут будет сообщен истребительной авиации и наземным войскам. Когда я запросил прикрытие, генерал И. И. Копец категорически заявил:

— Истребителями прикрыть не можем!..

Я тогда был удивлен и даже возмущен подобным заявлением. Но я еще не знал, в каком тяжелом положении оказалась истребительная авиация ВВС фронта после удара 2-го германского воздушного флота по нашим приграничным аэродромам.

Иван Иванович Копец, 34-летний генерал-майор авиации, был отличный и храбрый летчик. Однако приобрести необходимый опыт командования крупным авиационным объединением он еще не успел.

Службу в ВВС И. И. Копец начинал, как и многие другие. Окончив курс обучения в школе военных летчиков, в течение семи лет он успешно летал в строевых авиачастях. Затем как доброволец-интернационалист участвовал в боях в Испании и командовал там истребительной авиационной эскадрильей. За личную храбрость и отличия в воздушных боях с немецкими и итальянскими фашистскими летчиками и франкистскими мятежниками он был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. По возвращении из Испании в 1938 году командир эскадрильи И. И. Копец сразу же был назначен на высокий пост заместителя командующего ВВС Ленинградского военного округа, а вскоре — командующим ВВС Западного особого военного округа, насчитывавшего в своем составе почти 2000 самолетов!

Став командующим, И. И. Копец в штабе не засиживался, часто бывал на аэродромах вверенных ему частей, занимаясь преимущественно контролем переучивания летчиков на новых самолетах. Особенно часто он посещал авиаполки 9-й смешанной авиационной дивизии. Прилетал генерал И. И. Копец на несколько часов один на истребителе И-16, без офицеров штаба, специалистов служб, [55] которые ездили отдельно по своим планам. Естественно, в одиночку обеспечить полноценный и действенный контроль боевой подготовки частей было просто невозможно. Упущения в организации управления авиацией дали себя знать в первые же минуты войны.

Когда вспыхнула война, в Минске отсутствовал начальник штаба ВВС округа (фронта) полковник С. А. Худяков (впоследствии маршал авиации), который обладал большим опытом и организаторскими качествами. Он находился в Москве, в госпитале. После перенесенной хирургической операции 23 июня С. А. Худяков вернулся в Минск. До его приезда обязанности начальника штаба временно исполнял его заместитель по тылу полковник П. М. Тараненко, который недостаточно знал авиасоединения и части, их боевые возможности, не имел надлежащей практики в оперативной работе.

Не получая донесений от авиационных дивизий из-за нарушения связи и управления, штаб ВВС Западного фронта необоснованно считал, что армейская авиация действует по составленным в мирное время планам прикрытия. В действительности же этого не было.

Командующий войсками Западного фронта генерал армии Д. Г. Павлов потребовал от ВВС фронта усилить прикрытие городов Минск и Бобруйск, их железнодорожных узлов от возможных ударов бомбардировщиков противника. Выполняя это указание, генерал И. И. Копец решил подтянуть ближе к упомянутым городам единственно имевшуюся в его распоряжении 43-ю истребительную авиадивизию — она фактически составляла всю фронтовую истребительную авиацию. К 12 часам 22 июня авиаполки этого соединения выдвинулись на аэродромы, расположенные в районах Минска и Бобруйска.

Итак, первый боевой вылет части 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса, вооруженные самолетами Ил-4, выполняли днем без истребительного прикрытия. Учитывая это обстоятельство, тяжелые бомбардировочные авиаполки на кораблях ТБ-3 я предназначил для действий ночью. Экипажи в основном брали 100-килограммовые фугасные авиабомбы, лишь наиболее опытные и подготовленные взяли и более крупные калибры — ФАБ-250, ФАБ-500, даже ФАБ-1000, то есть весом в одну тонну. Примерно 20 процентов авиабомб составляли осколочные и зажигательные. [56] Маршрут полета был задан преимущественно над лесными массивами или над малонаселенной местностью, по возможности в стороне от железных и шоссейных дорог. В приграничной зоне он проходил через аэродромы нашей истребительной авиации, что облегчало встречу с истребителями на тот случай, если они все-таки будут сопровождать нас к цели. Одновременно это представляло возможность отсечь истребители противника во время возвращения наших самолетов после бомбометания.

Боевой порядок авиаполков состоял из отдельно летящих звеньев в строю "клин" на сомкнутых дистанциях и интервалах. Отражение атак истребителей противника предусматривалось сосредоточенным огнем всех пулеметных установок звена. Радиообмен сокращен до минимума — не только для радиомаскировки, но и для того, чтобы стрелки-радисты усилили наблюдение за воздухом и находились в постоянной готовности к отражению атак противника.

Как же действовали полки и подразделения 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса?

В 13 часов 40 минут 22 июня первым взлетел командир 207-го авиаполка подполковник Г. В. Титов и его ведомые. Для сокращения времени экипажи взлетали звеньями. Вслед за командиром полка поднялись со своими подчиненными капитан Козлов, старшие лейтенанты Кошельков, Мультановский, Чистяков и другие командиры звеньев.

Подполковник Г. В. Титов быстро собрал свои подразделения и взял курс на запад. Стала образовываться кучевая облачность. По расчету времени звенья вышли под облака; в районе Мерканс обнаружили большую мотоколонну противника, протянувшуюся на многие километры, и в 15 часов 40 минут ведущее звено, возглавляемое командиром авиаполка, нанесло первый бомбардировочный удар по врагу. Бомбардировка с высоты 1000 метров была прицельной, точной. Наблюдались прямые попадания бомб в бронетранспортеры и автомашины противника.

Примеру командира последовали и другие. Затем авиаполк бомбардировал другую немецкую колонну, которая приближалась к населенному пункту Лептуны. Бомбы попали в центр колонны. Вторым заходом с высоты 600 метров и ниже наши экипажи проштурмовали огнем пулеметных установок скопление гитлеровцев.

В более трудных условиях протекал боевой вылет 96-го [57] дальнебомбардировочного авиаполка. Поскольку командир авиачасти А. Г. Мельников смог вернуться из отпуска только на второй день войны, первый боевой вылет полка возглавил его заместитель майор А. И. Слепухов. Ведомые им 29 экипажей с высоты 1200-1500 метров бомбардировали моторизованные колонны противника, двигавшиеся по шоссе и большакам в районе Сейны, Сувалки, Августов, Квитемотис.

На подходах к небольшим мостам, где возникали значительные скопления танков, мотопехоты и артиллерии гитлеровцев, командир эскадрильи старший лейтенант М. П. Бурых, командир звена лейтенант И. Г. Капля и их ведомые нанесли фашистам большие потери в живой силе и технике.

Наши бомбардировщики были обстреляны с земли малокалиберной зенитной артиллерией немцев и неоднократно атакованы истребителями Ме-109.

После того как воздушный стрелок-радист Хабалов длинной очередью из верхней турельной установки отразил нападение "мессера", вражеский истребитель пытался повторно атаковать бомбардировщик Ил-4 снизу, с хвоста. Ранее эта полусфера меньше всего была защищена, и враг не знал, что дополнительно на самолете уже есть нижняя люковая установка. Хабалов успел перейти к ней и дал очередь. Объятый пламенем фашистский истребитель рухнул на землю.

Но и мы потеряли в тот вылет три самолета, в том числе бомбардировщик, где командиром экипажа был лейтенант Иван Григорьевич Капля. В неравном поединке с немецкими истребителями машина получила тяжелые повреждения. Из пробитого бензобака начало течь и воспламенилось топливо. По приказу командира все члены экипажа оставили горящий бомбардировщик. Последним прыгнул лейтенант Капля. Переплыв несколько рек, преодолев множество трудностей и невзгод, он пришел к своим. И первая просьба лейтенанта была о вылете на боевое задание!

22 июня в более южном направлении действовал 98-й дальнебомбардировочный авиаполк 52-й авиадивизии. 31 экипаж, возглавляемый командиром полка подполковником А. И. Шелестом, вылетел по маршруту Осиповичи, Пружаны, Янов с задачей бомбардировать скопления танков и моторизованной пехоты гитлеровцев на дорогах Янов, Луков, Седлец, Бяла-Подляска. [58] Экипажи поднялись на задание после короткого митинга, на котором летчики, штурманы, воздушные стрелки-радисты поклялись отдать все силы, а если потребуется, и жизнь, для защиты Советской Родины.

В боевом порядке авиаполка, вылетевшего на задание, находился заместитель командира по политической части батальонный комиссар В. Е. Молодцов. Его партийное слово подкреплялось боевым делом.

Обнаружив в заданном районе двигавшиеся на восток колонны фашистских танков и моторизованной пехоты, звенья самолетов Ил-4 бомбардировали скопления гитлеровцев. Над целью и на обратном маршруте экипажи неоднократно атаковывались группами вражеских истребителей.

Вечером, ко времени посадки 96-го дальнебомбардировочного авиаполка, возвращавшегося после удара по немецким танковым колоннам, я приехал на аэродром Боровское. Много самолетов вернулось поврежденными, были раненые, убитые. Поскольку одной штатной санитарной машины оказалось недостаточно, для перевозки раненых пришлось применить бортовые грузовики. Некоторые подбитые бомбардировщики не могли рулить, но тягачей для буксировки не хватало. Тогда стали использовать тракторы, наиболее мощные спецмашины.

Из 70 Ил-4, совершавших первый боевой вылет, к концу дня на свой аэродром не вернулись 22 машины. Кроме того, один бомбардировщик 96-го полка во время разбега взорвался на своей же бомбе ФАБ-1000: летчик слишком рано "подорвал" самолет на взлете.

Привычки мирного времени оказались настолько сильными, что командир 42-й авиадивизии полковник М. X. Борисенко сразу же прекратил вылет на задание остальных экипажей. Позвонив мне, он доложил о происшествии, просил выслать аварийную комиссию. Спрашиваю, а почему приостановили боевой вылет части? Приказал продолжать работу, а по выполнении боевого задания лично заняться расследованием происшествия.

Из самолетов, отнесенных штабами к боевым потерям, на следующий день часть их вернулась. Из-за повреждений, полученных от огня истребительной авиации и зенитной артиллерии противника, они вынужденно совершали посадки на аэродромах фронтовой авиации, где произвели необходимый ремонт и дозаправились горючим. [59] Истребители противника, как правило, атаковывали наших бомбардировщиков с задней полусферы снизу. Они сосредоточивали огонь по кабине воздушного стрелка-радиста, правильно учитывая, что на его огне держится оборона бомбардировщика. Но стрелок-радист был ограничен в стрельбе назад хвостовым оперением своего же самолета.

Первый боевой вылет подтвердил наше убеждение в том, что огонь верхней стрелковой установки для обороны самолетов Ил-4 недостаточен. Кроме того, он не имел и броневой защиты. Несколько человек сохранили жизнь тем, что в предвидении атак истребителей вместо бронеспинок поставили парашюты, которые перехватывали пули легких пулеметов, выпущенные с дальних дистанции.

Перед войной наши рационализаторы и изобретатели разрабатывали проекты дополнительных огневых точек на бомбардировщике — так называемые люковые установки. Лучшие предложения были одобрены, в полках их установили своими силами на нескольких кораблях, и в первом же боевом вылете они прекрасно зарекомендовали себя. Так что, посоветовавшись с командирами авиадивизий, инженерами, я приказал такие люковые пулеметные установки поставить на все самолеты.

Главный инженер корпуса В. Н. Кобликов горячо взялся за дело. В течение короткой ночи на 23 июня во всех полках, летавших на Ил-4, началась установка дополнительного вооружения. Но в составе экипажей был лишь один штатный стрелок-радист на две огневые установки. При нападении истребителей ему приходилось переходить с турели самолета, стоявшей сверху, на пол фюзеляжа или же наоборот. Это было неудобно, ненадежно. Поэтому мы ввели дополнительно из числа наземных специалистов-вооруженцев воздушного стрелка люковой установки. Часто в качестве воздушных стрелков на задание вылетали начальники служб, штабные офицеры эскадрилий и управления авиаполка.

Результаты не замедлили сказаться. Фашистские летчики-истребители, не зная о нашем нововведении, лезли под хвост бомбардировщиков, в предполагаемую "мертвую зону", и в результате попадали под прицельный огонь люковой установки. Так был сбит не один десяток вражеских истребителей.

Разработанные нашими же инженерами бронеспинки для воздушного стрелка были заказаны главным инженером авиакорпуса на одном из металлургических заводов. [60] В считанные дни эта броня была изготовлена для всех самолетов авиакорпуса, и мы сохранили жизни многих летчиков, штурманов, стрелков-радистов, да и сами воздушные корабли.

В ночь на 23 июня 3-й тяжелобомбардировочный авиаполк на самолетах ТБ-3 нанес первые удары по скоплениям войск противника в районе Сейны, Сопоцкин, Луков, Радин, Венгров. Цели подсвечивались САБами. А противник, хотя и оказывал противодействие, но огонь его малокалиберной артиллерии не отличался меткостью и не служил препятствием для точного бомбометания. Все корабли вернулись без потерь.

Об эффекте наших бомбардировочных ударов свидетельствует, в частности, медленная переправа гитлеровских танков через водные преграды — многие понтонные или мостовые переправы были повреждены авиабомбами. Немцы усилили зенитно-артиллерийское прикрытие войск и объектов, бросили на борьбу с нашими бомбардировщиками большие силы истребительной авиации, непрерывно патрулировавшей над переправами. О том, какое сильное моральное воздействие на танкистов врага производили наши налеты, свидетельствует следующая запись немецкого унтер-офицера из танковой армии генерала Гудериана:

"... 22.6.41 около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Бомба за бомбой падают на нас, мы прячемся за танки. Мы продвинулись на несколько сот метров от дороги. Бомбардировщики противника опять настигли нас. Взрывы раздаются со всех сторон. Наших истребителей не видно. Война с русскими будет тяжелой.

23.0.41. Бомбардировщики и истребители противника наступают. Становится очень тяжело..."{3}

Поздно вечером 22 июня мною была получена копия директивы Ставки Верховного Главнокомандования, подписанная наркомом обороны С. К. Тимошенко в 21 час 15 минут 22 июня. В директиве говорилось, что войска Западного фронта совместно с Северо-Западным должны нанести контрудар по группировке противника в районе Сувалки и к исходу 24 июня овладеть этим городом. 3 дбак было приказано: одним вылетом авиакорпуса поддержать боевые действия войск Западного фронта{4}. [61] Западный особый военный округ (фронт) прикрывал нашу государственную границу протяженностью в 470 километров от Гродно до Бреста включительно. Каждая армия с приданными ей смешанными авиадивизиями оборонялась в своей полосе. На правом фланге округа (фронта) участок границы № 1 прикрывали войска 3-й армии, в состав которой входила 11-я смешанная авиадивизия, базировавшаяся в районе Гродно, Лида. Она имела три хорошо подготовленных и сколоченных истребительных авиаполка на самолетах И-16 и И-153, а также один бомбардировочный авиаполк.

Участок № 2, занимавший центральное положение, прикрывала 10-я армия. Основу ВВС армии составляла наиболее мощная в округе 9-я смешанная авиадивизия. В этом соединении было четыре истребительных авиаполка, перевооружавшихся на новые современные самолеты МиГ-3. Штаб авиадивизии, так же как и штаб армии, находился в Белостоке. Там же на аэродроме стояли самолеты И-16 и И-153 двух истребительных авиаполков, а МиГ-3 базировались на полевых аэродромах в 8 и 24 километрах от государственной границы, в так называемом белостокском выступе, вдававшемся на 120 километров на запад.

К июню 1941 года на новых МиГ-3 вылетели самостоятельно 140 летчиков, но, к сожалению, освоить боевое применение не успели.

Наряду с вновь поступавшими "мигами", в авиаполках 9-й авиадивизии оставалось 127 устаревших самолетов И-16 и И-153, которые поддерживались в боеготовном состоянии. Именно на них предстояло вылетать по боевой тревоге.

На левом крыле округа (фронта) государственную границу на участке № 3 прикрывали 4-я армия с приданной ей 10-й смешанной авиадивизией. Это авиационное соединение состояло из двух истребительных авиаполков на самолетах И-16 и И-153, одного штурмового и одного бомбардировочного авиаполков. Части ее базировались в Бресте, Кобрине и Пинске. Штабы 4-й армии, ВВС армии и 10-й смешанной авиадивизии находились в Кобрине.

Бомбардировочные авиадивизии фронтового подчинения были сосредоточены восточное меридиана Полоцк — Бобруйск.

Западный особый военный округ, как и все остальные приграничные округа, имел план прикрытия рубежей [62] нашей Родины. Ему ставилась задача "оборонять государственную границу от внезапного вторжения вооруженных сил противника на территорию СССР, прорвавшегося через госграницу части противника окружать и уничтожать"{5}.

Все стрелковые соединения и части, составлявшие нашу первую линию обороны, находились в районах дислокации и располагались в населенных пунктах на значительном удалении от своих рубежей обороны. На все мероприятия по приведению частей в боевую готовность, марш и занятие рубежа обороны стрелковой дивизии требовалось от восьми до десяти часов. Армейская авиация базировалась в полосах своих объединений и действовала по их планам.

Так что, получив приказ на поддержку боевых действий войск, я поставил всем частям авиакорпуса задачу: с рассвета 23 июня быть в готовности к вылету в район Сувалки для уничтожения скоплений войск противника. Уточнение целей должно было последовать дополнительно.

А вскоре мы получили еще одну боевую задачу: нанести бомбардировочный удар для нарушения перевозок не железнодорожному узлу Прага в районе Варшавы, вывести из строя аэродром Мокотов. Запасная цель — патронно-снарядный завод в районе Ромбертув.

Так как после боевого вылета 22 июня до 25 процентов самолетов Ил-4 находилось в ремонте, а контрудар войск требовалось поддержать возможно большим числом кораблей, то при очередном докладе Жигареву я просил разрешить привлечь к боевым действиям корпуса 212-й отдельный дальнебомбардировочный авиаполк А. Е. Голованова. Получив согласие, я вызвал командира авиаполка подполковника А. Е. Голованова и поставил ему боевую задачу: вечером 23 июня нанести бомбардировочный удар по объектам в районе Варшавы, а с рассвета 24 июня быть в готовности уничтожать колонны немецких танков и моторизованных войск в районе юго-западнее Гродно и частью сил — такие же цели на шоссе Брест — Слоним — Пружины и Брест — Картуз-Береза.

23 июня наземная обстановка в районе Сувалки изменилась, боевой вылет 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса не потребовался. Все части простояли в 30-минутной готовности к вылету, а задачи так и не поступило. [63] Боевые действия вел только 212-й отдельный дальнебомбардировочный авиаполк А. Е. Голованова. Вечером он нанес бомбардировочный удар тремя звеньями по целям в районе Варшавы.

В 19 часов 17 минут эти самолеты с высоты 8000 метров бомбили в окрестностях Варшавы железнодорожный узел Прага, заполненный немецкими воинскими эшелонами, следовавшими на фронт. Затем экипажи бомбардировали немецкий аэродром Мокотув, патронно-снарядный военный завод в Ромбертуве.

Противник, очевидно, не ожидал столь глубокого проникновения советских бомбардировщиков в свой тыл, поэтому с его стороны противодействия не оказывалось, но при возвращении наши самолеты были перехвачены вражескими истребителями, один из которых сбил воздушный стрелок-радист Цикишвили. Во время полета уже над своей территорией, в 25 километрах северо-восточное Мннска, "илы" были обстреляны нашей зенитной артиллерией, несмотря на подаваемые сигналы "я — свой самолет". Более того, их атаковали пять истребителей И-16 и повредили два корабля. Экипажам пришлось совершить вынужденные посадки на ближайших аэродромах.

Почему же дальние бомбардировщики подвергались атакам своих истребителей? Это случалось в первые дни воины, когда молодые летчики-истребители еще не освоились с боевой обстановкой. Хорошо зная фронтовые бомбардировщики и часто базируясь вместе с ними, они не были знакомы с конфигурацией наших кораблей. Некоторые из них, как выяснилось, самолет Ил-4 видели лишь на картинке.

Обнаружив возвращавшийся с задания наш дальний бомбардировщик, издали походивший на немецкий Хе-111, молодые пилоты в боевой горячке иногда не обращали внимания на сигналы ракет : "я — свой самолет" и шли наперехват.

23 июня к нам из Москвы прилетела группа инспекторов управления дальнебомбардировочной авиации во главе с полковником А. Г. Гусевым. Они прибыли для контроля за маскировкой и рассредоточением самолетов на аэродромах, а также для расследования причин нарушения связи между 3-м дальнебомбардировочным корпусом и штабами ВВС Красной Армии и ВВС Западного фронта.

Я был удивлен сообщением инспектора о нарушении связи, предложил снять трубку аппарата ВЧ и соединиться [64] с Москвой. При мне полковник доложил генералу Жигареву, что штаб 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса находится в Смоленске, на прежнем месте, никуда не выезжал, что он говорит из моего кабинета и я нахожусь рядом. После этого полковник Гусев передал трубку мне. Начальник Главного управления ВВС Красной Армии задал единственный вопрос: "Что делают части?" Выполнив свои задачи, комиссия улетела в Москву.

23 июня всю ночь, начиная с 24 часов до 5 утра, 1-й и 3-й тяжелобомбардировочные авиационные полки на кораблях ТБ-3 бомбардировали аэродромы противника: Сувалки, Можебово, Остроленка, Бяла-Подляска. Это был ощутимый удар по авиации противника. Наряду с фугасными авиабомбами, устанавливаемыми как на замедление, так и на мгновенный взрыв, широко применялись контейнеры, наполненные мелкими ротативно-рассеивающимися авиабомбами (РРАБ). Они наносили значительные повреждения открыто стоявшим самолетам врага.

24 июня на правом фланге Западного фронта сложилась очень тяжелая обстановка. Немецко-фашистские войска овладели Каунасом, Вильно, Гродно. Танковая группа Гота, захватившая переправы через реку Неман в районе Алитус и Маречь (Меркиле) и не обнаруженная нашей фронтовой авиацией, которая за этим районом не вела наблюдение, своими авангардами открыто и быстро продвигалась к Минску. К исходу 24 июня танки гитлеровцев находились уже в 30 километрах северо-западнее города.

Неблагоприятная обстановка сложилась и на южном фланге Западного фронта. Танковая группа Гудериана продвигалась по двум направлениям: по шоссе Пружаны — Слоним и Кобрин — Картуз-Береза. По донесениям экипажей дальних бомбардировщикев, в районе Слоним происходили ожесточенные бои между нашими частями, выдвинувшимися со стороны Слуцка, и наступавшими немецко-фашистскими войсками.

12-я и 13-я бомбардировочные авиадивизии ВВС Западного фронта нанесли удары по подходящим резервам и танковым группировкам противника в районе Листопады, Молодечно, Ошмяны. Одновременно с рассвета и до 19 часов 35 минут вечера авиачасти 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса действовали по немецким танковым и моторизованным колоннам, двигавшимся по [66] Брестскому шоссе и по улучшенным грунтовым дорогам. Машины противника шли в плотных колоннах, поэтому бомбардировочные удары были эффективными. Серии фугасных бомб, перекрывая походные порядки, вызывали пожары, уничтожали живую силу и технику врага. Действия бомб дополнялись пулеметным обстрелом с малых высот.

По тем же целям действовали и самолеты 212-го дальнебомбардировочного авиаполка. Экипажи бомбардировали колонны противника впервые и тем не менее успешно выполнили боевую задачу. Одну из эскадрилий лично вел командир полка Александр Евгеньевич Голованов. Бомбардировочный удар по скоплениям войск противника в районе Гродно, Маловеры был нанесен 20 самолетами этого полка в 13 часов 32 минуты с высоты 3800 метров. В 18 часов 40 минут вылетела последняя эскадрилья этого полка в составе 9 самолетов для бомбардировки автоколонн с войсками в районе Картуз-Береза. При подходе к цели она была перехвачена большой группой истребителей противника. В результате неравного воздушного боя с превосходящими силами врага эскадрилья потеряла 8 самолетов Ил-4. Только один самолет вернулся на свой аэродром. Эти тяжелые потери еще раз подтвердили необходимость обязательного сопровождения бомбардировщиков истребителями. Но прикрытия не было.

Всего в этот день 212-й полк потерял 14 самолетов. Большие потери понесли и части 42-й дальнебомбардиовочной авиадивизии. Только 98-й дальнебомбардировочный полк 52-й авиадивизии, действовавший последним, потерь не имел, хотя бомбардировал те же цели. Наблюдалось, что немецкие истребители атаковывают в основном подразделения, наносившие удары первыми. Очевидно, израсходовав горючее, они возвращались на дозаправку, поэтому не успевали вылететь вторично и атаковать последующие эшелоны наших бомбардировщиков.

По быстроте появления первых крупных групп гитлеровских истребителей в районах Гродно и Бреста можно было предполагать, что немцы уже успели подтянуть свою истребительную авиацию, перебазировав ее на захваченные у нас аэродромы.

В этот день резко возросли потери и в 207-м дальнебомбардировочном авиаполку. В первый день войны этот полк потерь не имел, но 24 июня из 18 самолетов, бомбардировавших фашистские танки и войска на шоссе [66] западнее Пружаны и Кобрина, вернулось только 8, а 10 были сбиты. Примененная авиаполком тактика ударов звеньями, бомбивших с интервалом 15 минут с высоты 800-600 метров без прикрытия истребителей, не оправдала себя. Правда, вражеские колонны задерживались, им наносились значительные потери, но и дальние бомбардировщики несли большой урон. Из сбитых экипажей только девять человек вернулись в авиаполк, а потери в самолетах оказались необратимыми. Обстановка диктовала необходимость борьбы с фашистскими истребителями.

В целях уничтожения самолетов противника на аэродромах решением командующего Западным фронтом 3-му дальнебомбардировочному авиакорпусу приказали, 24 июня бомбардировать аэродром Вильно. Воздушная разведка выявила здесь большое скопление немецких самолетов.

Мы отправили на задание 9 экипажей от 96-го дальнебомбардировочного авиаполка. Задачу эту они выполнили успешно. В момент налета на аэродроме Вильно находилось 36 немецких истребителей, 9 двухмоторных и 4 четырехмоторных бомбардировщика, а также военно-транспортные самолеты. Несмотря на сильный огонь зенитной артиллерии, прикрывавшей аэродром, бомбардировщики нанесли точный удар, но сразу же после выполнения боевого задания были атакованы "мессершмиттами". В результате эскадрилья потеряла 5 самолетов Ил-4.

Так, 24 июня наш авиакорпус произвел 170 самолето-вылетов. Некоторые экипажи совершили по два боевых вылета. Это было немалым напряжением: расстояние от аэродромов до цели свыше 500 километров, экипажи в каждом вылете находились в воздухе до четырех часов. И, как правило, завязывались тяжелые бои с вражескими истребителями. Исправных самолетов у нас становилось все меньше, на некоторые машины мы уже закрепляли по два экипажа. А боевая задача 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса оставалась прежней — уничтожать немецкие танки и моторизованные части группы генерала Гота, наступавшей непосредственно на Минск.

Однако почему нас не прикрывали истребители? Как действовала армейская авиация?

В ночь на 22 июня 1941 года командир 11-й смешанной авиадивизии полковник П. И. Ганичев и штаб [67] находились на командном пункте, размещенном в бетонированном бомбоубежище на окраине аэродрома Лида. Шли командно-штабные учения. Около 3 часов утра по телефону позвонил начальник штаба 122-го истребительного авиаполка, ближе других находившегося к государственной границе:

— Со стороны границы слышен сильный шум танковых моторов...

Затем последовал новый доклад:

— Слышим нарастающий гул большой группы самолетов, объявлена боевая тревога! Командир полка и все эскадрильи полка выруливают для взлета на перехват противника.

Объявив боевую тревогу другим частям дивизии, полковник П. И. Ганичев на И-16 вылетел на аэродром 122-го истребительного авиаполка.

122-й полк в составе 53 самолетов И-16 и И-153 находился в воздухе: истребители шли на перехват врага. На аэродроме осталось 15 неисправных самолетов. Они-то и подверглись атакам фашистской авиации.

В развернувшемся воздушном бою даже на устаревших самолетах летчики 122-го авиаполка сбили 4 фашистских бомбардировщика До-215, несколько Ме-109. Это был первый воздушный бой. Бомбардировщикам гитлеровцев не удалось нанести организованный удар по аэродрому. Атакуемые советскими истребителями, они беспорядочно сбросили свои бомбы несколько в стороне на второстепенные объекты и ушли на запад.

Командир авиадивизии, объективно оценив обстановку, убедившись, что месторасположение аэродрома, находящегося рядом с границей, для нас невыгодно, принял решение оттянуть авиачасть несколько в глубину. Во главе 122-го авиаполка он прилетел на аэродром Лида, где находился его командный пункт. Но вскоре и над этим аэродромом появилась группа фашистских бомбардировщиков. Но приказу комдива звенья наших истребителей атаковали врага. Загорелся один Ю-88. Однако гитлеровцы все же прорвались к аэродрому Лида — на летное поле посыпались вражеские бомбы.

Полковник П. И. Ганичев не внял просьбам подчиненных, не ушел в бомбоубежище, где находился его командный пункт, даже не захотел лечь на землю, когда начали вокруг рваться бомбы. Тяжело раненный в живот осколками, по дороге в госпиталь он скончался. Вскоре [68] получил ранение и вступивший в командование дивизией подполковник Юзеев.

В сложной, напряженной боевой обстановке 11-ю смешанную авиадивизию возглавил подполковник Гордиенко, командовавший до этого 127-м истребительным авиаполком. Получив донесение поста ВНОС о том, что немецкие самолеты держат курс на аэродром, где базировался 16-й ближнебомбардировочный авиаполк, Гордиенко поднял 127-й истребительный авиаполк наперехват. В районе населенных пунктов Черлена, Мосты, Гродно летчики этого полка дерзко атаковали группу самолетов противника и сбили 4 бомбардировщика, 3 истребителя, потеряв 4 своих машины.

Немецкие бомбардировщики, сопровождаемые истребителями, численностью от 10 до 30 самолетов неоднократно подвергали налетам все шесть аэродромов 11-й смешанной авиадивизии. Над ними не прекращались упорные бои. В результате летчики 122-го и 127-го истребительных авиаполков за первый день войны в воздушных боях сбили 35 фашистских самолетов, в том числе: истребителей Ме-109 -17, двухмоторных истребителей-бомбардировщиков Ме-110-11 и бомбардировщиков Ю-88-7.{6}

Командир эскадрильи 127-го истребительного авиаполка лейтенант С. Я. Жуковский, впоследствии генерал, в течение дня 22 июня 1941 года девять раз поднимался на перехват фашистских самолетов и провел столько же напряженных воздушных боев. Делясь воспоминаниями о первом дне войны, он рассказывал, что порой и дух перевести некогда было. Рубашка на нем была мокрая — хоть выжимай, сквозь комбинезон проступал соленый пот. Комэск лейтенант С. Я. Жуковский в течение 22 июня сбил 4 самолета врага{7}.

От командира эскадрильи не отставал в боевой работе и его заместитель по политической части старший политрук А. А. Артемов. Он тоже совершил 9 боевых вылетов и сбил в воздушных боях 3 фашистских самолета.

Заместитель командира эскадрильи по политчасти старший политрук А. С. Данилов вступил в бой с 9 самолетами [69] Ме-110, сбил два из них. Расстреляв все патроны, дерзко и решительно он пошел на таран...

В официальных материалах отмечалось, что в первые часы войны с фашистской Германией, 22 июня 1941 года, советские летчики совершили восемь воздушных таранов, причем три из них — А. С. Данилов, Д. В. Кокорев, П. С. Рябцев — летчики частей ВВС Западного фронта{8}. Считаю своим долгом пополнить этот славный список девятой фамилией и рассказать о неизвестном пока Родине герое. Однополчанин А. С. Данилова по 11-й смешанной авиадивизии капитан А. С. Протасов утром 22 июня также самоотверженно таранил врага. Его фамилия не попала в донесения, вероятно, по той причине, что капитан Протасов не являлся летчиком-истребителем, а пилотировал бомбардировщик СБ — ему не положено было взлетать на перехват противника.

Однако на войне всякое случалось. Когда к аэродрому, где и базировался 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк, приблизились фашистские самолеты, командир эскадрильи капитан Л. С. Протасов немедленно взлетел на своем бомбардировщике и неожиданно для гитлеровцев врезался в головное звено истребителей Ме-110. Воспользовавшись замешательством, разбив их строй, капитан Протасов пулеметным огнем сбил один "мессер". А расстреляв все патроны, героический экипаж таранил своей машиной второй самолет гитлеровца и погиб.

Защищая товарищей по оружию, заместитель командира 122-го истребительного авиаполка капитан В.М. Уханев один атаковал шестерку Ме-110, приближавшихся к аэродрому 16-го скоростного бомбардировочного авиаполка. На истребителе, вооруженном двумя легкими скорострельными пулеметами ШКАС, внезапной атакой он сбил вражеский Ме-110 и расстроил группу фашистских самолетов, сбросивших бомбы неприцельно.

Пополнив боеприпасы и дозаправившись горючим, капитан Уханев вновь вылетел в бой. Также отважно и умело сражался с гитлеровцами капитан К. Ф. Орлов, другие истребители.

В результате внезапного нападения гитлеровцев в самом тяжелом положении оказалась 9-я смешанная авиадивизия, которой командовал Герой Советского Союза генерал-майор авиации [70] С. А. Черных. Вместе с командующим ВВС округа генералом И. И. Копец он участвовал в боях в небе Испании. Дивизия под его командованием базировалась в белостокском выступе, охваченном с трех сторон превосходящими силами противника. Эскадрильи 129-го истребительного авиаполка находились, например, на посадочной площадке в районе Тарново, всего в 8 километрах от границы.

На рассвете 22 июня 1941 года, услышав начавшуюся артиллерийскую канонаду, командир 129-го истребительного авиаполка капитан Ю. М. Беркаль в 4 часа 05 минут объявил боевую тревогу и выслал две эскадрильи на самолетах МиГ-3 на прикрытие города Острув-Мазовецка, а эскадрилью И-153 — в район Ломжи. Четвертую эскадрилью, которая тоже была вооружена старыми машинами, он оставил для прикрытия своего аэродрома от воздушного нападения противника.

После продолжительного патрулирования группы самолетов МиГ-3 сели на аэродром для дозаправки горючим. Затем произвели посадку два звена И-153. В этот момент над аэродромом появились фашистские бомбардировщики. Оставшееся в воздухе звено истребителей, возглавляемое старшим лейтенантом М. Добровым, атаковало их. Летчики сбили ведущего гитлеровцев, но поскольку запас горючего заканчивался, истребители пошли на посадку. На самолетах устаревшей конструкции пилоты сделали все, что смогли, прикрыв аэродром на несколько драгоценных минут, необходимых для дозаправки МиГ-3.

И вот на смену им поднялось 12 боевых машин, ведомых заместителем командира эскадрильи по политчасти старшим политруком А. Соколовым. Эта группа успешно атаковала вражеские самолеты, заходившие для удара по аэродрому. В результате фашистские бомбардировщики беспорядочно сбросили свои бомбы и повернули назад.

В воздушном бою Анатолий Соколов сбил немецкий истребитель Ме-109. Открыли боевой счет и младшие лейтенанты Александр Кузнецов, Вениамин Николаев. Они сразили по одному фашистскому бомбардировщику Хе-111.

Выполнили летчики 129-го авиаполка и боевую задачу по прикрытию Ломжи. В напряженном воздушном поединке младший лейтенант В. Цебенко поджег [71] "мессер". Через какой-нибудь час жаркий бой разгорелся над посадочной площадкой в районе Тарнова, также подвергшейся налетам вражеской авиации.

Учитывая сложность боевой обстановки, капитан Беркаль решил вернуть полк на аэродром постоянного базирования, и без передышки летчики приступили к прикрытию города и железнодорожного узла Белосток.

Забегая вперед, скажу, что 129-й истребительный авиаполк, организованно вступивший в Великую Отечественную войну, столь же стойко и отважно действовал и в последствии. Этот полк одним из первых в Военно-Воздушных Силах Красной Армии стал гвардейским.

Сражаясь в тяжелых и неравных условиях, летчики истребительных авиаполков 9-й смешанной авиадивизии 22 июня 1941 июня сбили в воздушных боях 85 фашистских самолетов{11}.

В сложной обстановке вела боевые действия и 10-я смешанная авиадивизия, командный пункт которой находился в Кобрине .

Высокой организованностью и тактической грамотностью отличались боевые действия 123-го истребительного авиаполка этого соединения. Полком командовал майор Б. Н. Сурин -отважный, волевой воздушный боец. Борис Николаевич первым в соединении освоил новый истребитель Як-1. При отражении налетов фашистской авиации на штаб 4-й армии и аэродром, расположенные в Кобрине, майор Сурин в течение 22 июня участвовал в четырех воздушных боях, лично сбив три гитлеровских самолета. В последнем неравном бою командир полка получил тяжелое ранение, но, собрав последние силы, привел самолет на свой аэродром. Уже здесь, над аэродромом, он лишился сознания, и неуправляемый самолет столкнулся с землей. Так погиб на боевом посту командир 123-го истребительного авиаполка майор Б. Н. Сурин.

Хорошо подготовленные этим замечательным командиром подразделения успешно сражались против превосходящих сил врага. Прикрывая наши наземные войска в районе Бреста, четверка истребителей И-153 под командованием капитана Можаева отважно вступила в бой с восемью немецкими истребителями Ме-109Е. В неравном воздушном бою лейтенант Жидов уничтожил "мессер". [72] Однако его самолет получил повреждение. Три фашистских истребителя, видя легкую добычу, пошли в атаку на снижавшийся самолет. Тогда, верный законам войскового товарищества, капитан Можаев надежно прикрыл его и сбил еще один "мессер". Одновременно лейтенант П. С. Рябцев, израсходовавший все боеприпасы, таранил Ме-109Е. Гитлеровцы поспешно ретировались.

Наши летчики не щадили себя в бою. Сражаясь с численно превосходящим врагом лейтенант Завгородний сбил один самолет, но получил ранение в ногу. Совершив посадку на своем аэродроме, он дал перевязать себя врачам, снова поднялся наперехват. На этот раз он сбил немецкий бомбардировщик{12}.

В боевой готовности встретил войну и 33-й истребительный авиаполк, базировавшийся в 75 километрах от государственной границы, в районе Пружан. Летчики авиачасти неоднократно перехватывали большие группы фашистских бомбардировщиков Хе-111 на дальних подступах к своему аэродрому, заставляя гитлеровцев сбрасывать бомбы неприцельно и спешно удаляться на свою территорию.

После одного из таких воздушных боев наши летчики вернулись на аэродром почти с пустыми топливными баками. У некоторых экипажей едва хватило горючего, чтобы зарулить на стоянки. В этот момент к аэродрому на малой высоте подошли, незамеченные постом ВНОС, 10 фашистских "мессеров". Они с ходу атаковали рулящие, заправлявшиеся топливом истребители, расстреливая их огнем из пушек, пулеметов. Противовоздушной обороны здесь не было, и нападение противника продолжалось более часа.

В течение 22 июня немцы совершили четыре налета и на аэродром 39-го бомбардировочного авиаполка 10-й смешанной авиадивизии, базировавшегося западнее Пинска, а полевой аэродром 74-го штурмового авиаполка, находившийся в 14 километрах от границы, в первые же минуты войны был обстрелян немецкой артиллерией, к середине дня туда уже прорвались вражеские танки.

В первый день войны гитлеровцы заняли и Кобрин, где до этого находились штабы 4-й армии, ВВС этой армии и 10-й смешанной авиадивизии, лишившейся почти всех аэродромов. [73] Сложную обстановку, в которой оказались подразделения 10-й смешанной авиадивизии, в некоторой море характеризует записка заместителя командира 123-го истребительного авиаполка, посланная им в штаб ВВС фронта.

"Штаб 10 сад эвакуировался не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю группу истребителей сборных.

Вчера, 22.6.41 г., провели восемь воздушных боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчик. Сам я участвовал в бою под Пинском, сбил 2, сам невредим. Сегодня группа сделала 3 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше.

За ком. 123 иап к-н Савченко"{13}.

18 экипажей СБ 39-го скоростного бомбардировочного авиаполка в 7 часов утра 22 июня нанесли удар по скоплению фашистских танков и моторизованных войск в районе переправы через реку Буг, возле Мельника. Было зафиксировано прямое попадание бомб в переправу, pазбито и подожжено несколько вражеских танков, автомашин, уничтожено много гитлеровцев.

Так, несмотря на нарушенное управление, утрату приграничных аэродромов и понесенные потери, армейская авиация самоотверженно и стойко сражалась с численно превосходящими ВВС фашистской Германии. Немцы понесли невиданный доселе урон.

Это признали позже бывшие гитлеровские генералы. В книге "Мировая война 1939-1945 годы" они писали:

"За первые 14 дней боев было потеряно самолетов даже больше, чем в любой из последующих аналогичных промежутков времени. За период с 22 июня по 5 июля 1941 года немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 по 19 июля — 477. Эти потери говорят о том, что, несмотря на достигнутую немцами внезапность, русские сумели найти время и силы для оказания решительного противодействия"{14}.

Но внезапное нападение фашистской авиации на аэродромы наших истребителей все же позволило противнику захватить господство в воздухе в начальном периоде войны. Мы потеряли в неравных боях много самолетов. И естественно, командование не могло выделить должного количества истребителей для прикрытия действий фронтовой и дальнебомбардировочной авиации. [74]