На полях Украины
На криворожском направлении
28 августа 1943 года со станции Парфино отбыл первый эшелон, а в ночь на 30-е застучали колеса вагонов с управлением дивизии. Прощай, Северо-Западный!
Позади остались Валдай, Бологое, Калинин. И вот уже миновали Москву...
В районе Орла и Курска все напоминало о скрежете танковых гусениц и залпах артиллерийских орудий: здесь, казалось, еще не остыла земля, на которой разыгралась великая битва. Впрочем, приближение к фронту мы ощутили непосредственно. На эшелон управления и 1-го дивизиона артполка налетели вражеские самолеты. Несколько человек было убито и ранено. В числе раненых были командир полка С. В. Петров (он сменил погибшего в бою К. Н. Зайкина) и начальник штаба майор Р. М. Амирьян. Одна из зажигательных бомб угодила в платформу с боеприпасами. Начался пожар. Вот-вот могли взорваться снаряды. В этой опасной для всего эшелона ситуации бойцовский характер проявил артиллерийский техник В. М. Силантьев. Обожженный, он бросился в очаг пожара и погасил огонь. Катастрофа была предотвращена.
9 сентября мы прибыли на станцию Слатино и после небольшого марша сосредоточились в районе Черкасская, Лозовая, в 10–12 километрах от Харькова.
Предстояли бои в новом, отличном от прошлого районе боевых действий. До этого дивизия сражалась в лесисто-болотистой местности, где было ограничено визуальное наблюдение и где командиры и штабы многое делали по карте. Боец подчас обнаруживал противника, столкнувшись с ним лишь нос к носу. На Северо-Западном реже приходилось встречаться с действиями больших масс вражеских танков, авиации. По-иному решались там и вопросы маскировки. Теперь, войдя в состав войск Степного фронта, перед которым лежал широкий Днепр, дивизия должна была решать задачи, связанные с форсированием реки. Между тем [128] опыта преодоления водных рубежей такого масштаба мы не имели. Некоторые солдаты даже не умели плавать.
Да, многому предстояло нам учиться. Это казалось важным еще и потому, что дивизия получила новое пополнение. Сразу же, не теряя времени, штаб разработал специальную программу обучения, рассчитанную на десять дней. Начались занятия и тренировки. Учились, как говорится, от зари до зари. На восьмой день в район показных тактических учений батальона, которые мы проводили, прибыл командир 82-го стрелкового корпуса генерал П. Г. Кузнецов. Выслушав доклад комдива полковника В. Я. Даниленко, он неторопливо сказал:
— Академия ваша закончилась. Сегодня, в 20.00, начнете марш к Днепру.
— Как же, товарищ комкор, — обратился к нему комдив, — мы же еще не закончили обучение по программе.
— Что поделаешь, война, — ответил чуть сипловатым голосом комкор и, немножко помолчав, добавил: — Марш будете совершать по ночам, а днем доучиваться. Обращаю внимание, — сказал он, — на необходимость строжайшей дисциплины и организованности. Учтите, местность здесь открытая, поэтому тщательно продумайте способы маскировки и организацию противовоздушной обороны.
Не буду подробно рассказывать о марше, который был, в общем-то, не из легких. За короткую летнюю ночь мы шагали по 20–25 километров. И так несколько суток подряд. И у каждого за плечами оружие, другая солдатская поклажа — в общей сложности 25–30 килограммов!
Уже в первые дни марша мы начали готовить митинги, посвященные задаче завершения освобождения Украины.
...Митинг в 523-м стрелковом полку открыл заместитель командира полка по политчасти майор Н. И. Ряховский, сменивший на этой должности Кощеева, который перешел на другую работу. Один за другим на импровизированную трибуну поднимались воины полка и местные жители. С гневом говорили они о страшных бедствиях и разрушениях, которые принесли Украине гитлеровцы, и клялись не жалеть сил для ее освобождения.
Слово предоставлено лейтенанту Пищене, хорошо знавшему места, по которым двигался полк. От волнения он долго не мог начать свою речь.
— Здесь были богатые колхозы, — говорил он. — Все погубили оккупанты. Они принесли на Украину кнут и виселицу, сожгли наши села. Ненависть к врагу и жажда мести переполняют мое сердце. Быстрее в бой! — гневно крикнул [129] лейтенант. — Мои пулеметы будут без промаха косить проклятых фашистов.
— Каждый сожженный дом, — сказал красноармеец Е. М. Бушля, — каждый замученный человек зовет нас к беспощадной мести фашистским людоедам. Скорее в бой! В предстоящей схватке я не пощажу сил и самой жизни для уничтожения врага.
— Мои родные края — Воронежская область, — сказал капитан А. Н. Бурдаков, — уже свободна. Но на Правобережной Украине стонут под ярмом оккупации миллионы моих братьев. Они с надеждой и мольбой смотрят на Восток и ждут освобождения. Настал час исполнить наш долг перед Родиной. И мы не пожалеем для этого сил и крови. Клянусь перед вами, товарищи, только смерть может остановить меня. Смерть немецким оккупантам!
Командир роты капитан А. Ф. Соломин зачитал на митинге письмо, полученное от односельчан, в котором сообщалось, что его 63-летний отец, мать, жена и двое детей замучены оккупантами.
— Клянусь, — заявил Соломин со слезами на глазах, сжимая кулаки, — отомстить за муки и смерть моих близких, за страдания советских людей!
Тут же, на митинге, воины полка приняли письмо, адресованное жителям поселка Парижская Коммуна Ворошиловградской области, в котором до этого проживала семья капитана Соломина. В письме говорилось, что личный состав полка будет самоотверженно драться с врагом, до конца выполнит свой воинский долг.
Столь же организованно и целеустремленно прошли митинги и в других полках. Выступления на них, как правило, были короткими, но предметными и эмоциональными, до предела искренними. Помнится, один из офицеров-однополчан, возвращаясь с митинга, сказал: «Слушаешь оратора-фронтовика, и сердце начинает биться учащенно, а пальцы, поверишь ли, до хруста сжимают автомат».
На привалах-дневках, в соответствии с планом, занимались боевой учебой с молодыми воинами, изучали материальную часть оружия, правила стрельбы, отрабатывали тактику действий бойца и отделения. Если попадался водоем, учили плавать, пользоваться подручными средствами для переправы. Большое внимание уделялось борьбе с танками. Бойцы и сержанты изучали типы вражеских танков, их уязвимые места, отрабатывали способы уничтожения. В подразделениях проводили беседы о боевом пути дивизии, ее полков, о героях и подвигах, о поощрении за форсирование [130] рек и уничтожение вражеских танков, о требованиях присяги, о моральной стойкости и наступательном порыве советских воинов.
К рассвету 30 сентября полки 188-й дивизии вышли на подступы к Днепру, сосредоточились в районе Обдушевка, Морозы, Баранники в готовности форсировать реку.
Командиры уточняли задачи подразделений, связанные с переправой. Политотдел, замполиты полков занимались расстановкой коммунистов (а их в дивизии насчитывалось 868 человек, в том числе 501 кандидат в члены партии), инструктировали политработников и парторгов.
1 октября поступило распоряжение командующего армией — начать переправу через Днепр в районе Переволочной. Эта задача была возложена на 580-й стрелковый полк. Передавая командиру полка И. Н. Еремину приказ на форсирование, начальник штаба дивизии С. С. Сенин не без умысла пошутил:
— Ну вот, Иван Николаевич, в свое время после боя под Полтавой Петр I послал в район Переволочной своего любимца Меншикова, и тот завершил здесь разгром шведского короля Карла XII. Теперь и тебе предоставляется возможность отличиться.
— Будет сделано, — пряча улыбку, в тон ему ответил Еремин.
В 21.30 первый батальон полка в полукилометре юго-западнее Переволочной успешно преодолел Днепр. Спустя двое суток — в ночь на 3 октября и утром 4 октября — в районе Мишурин Рог на правый берег переправились также 523-й и 595-й стрелковые полки.
Переправа частей дивизии проходила на уже захваченный войсками плацдарм под покровом темноты и потому особенно больших трудностей не вызывала, хотя, конечно, Днепр в то время был далеко не таким «чудным и тихим», каким его описывал Гоголь.
Глубина плацдарма была незначительной. Господствующие высоты, занятые противником, позволяли ему наблюдать и обстреливать переправу. Вода кругом, казалось, кипела от разрывов снарядов и бомб. Случалось, что в воздух подымались не только водяные столбы, но и утлые плотики с людьми. Словом, преодолеть реку на подручных средствах — наспех сбитых плотах и паромах — было не просто. Однако главные испытания — бои за удержание и расширение плацдарма — ждали нас впереди.
К 17.00 4 октября 580-й стрелковый полк, сменив на плацдарме подразделения 24-го гвардейского воздушно-десантного [131] полка соседней дивизии, получил боевую задачу: ударом в направлении высоты 122,2 и деревни Михайловка, взаимодействуя с частями 62-й гвардейской дивизии, окружить и уничтожить противника в районе колхоза «Незаможник».
На следующее утро в районе Калужно вступили в бой и остальные полки дивизии. Это диктовалось не только интересами расширения плацдарма, но и необходимостью оказать помощь частям соседней 7-й гвардейской армии, которые теснил противник.
Немецко-фашистское командование изо всех сил пыталось ликвидировать плацдарм, сбросить нас в Днепр. Для противника это имело не только большое оперативное значение. Речь шла о том, чтобы хоть как-то сохранить и без того подорванный дух своих солдат.
— Когда мы отходили к реке Днепр, — показал пленный ефрейтор 2-й роты 81-го пехотного полка 15-й дивизии, — настроение было неплохим, так как солдаты надеялись, что на рубеже Днепра они займут готовую оборону и удержать русских будет легко. Сейчас, когда русские продвинулись за Днепр, настроение заметно ухудшилось, уже можно слышать голоса, что следующим рубежом будет Висла.
— Когда мы отходили к Днепру, — вторил ему рядовой 4-й роты 126-го полка 23-й танковой дивизии, — то солдаты знали, что это делается по приказу главнокомандующего. Теперь же русские переправились на западный берег, и между немецкими солдатами открыто ведутся разговоры о возможном отходе на Вислу, многие считают, что конец наступит очень скоро.
Падение духа вынуждены были признать фашистские генералы. Вот выдержка из приказа командующего 11-м армейским корпусом генерала Рауса от 10 сентября 1943 года: «За последнее время участились случаи, когда немецкие солдаты, попавшие в плен, сообщают о небольшом численном составе своих подразделений и отходе. Немедленно провести беседы о том, как должен держать себя попавший в плен солдат, и разъяснить, что после окончания войны все, причинившие своими показаниями немецкой армии вред, будут привлечены к судебной ответственности.
...Объявить офицерам о том, что они не имеют права вести при подчиненных разговоры о положении на фронте, если при этом говорится о наших неуспехах, или вообще высказывать даже личные предложения»{20}. [132]
Против войск, находившихся на плацдарме, направлялись все новые и новые фашистские соединения. Вражеская авиация группами по 30–40 самолетов почти непрерывно бомбила плацдарм и переправы. Земля буквально содрогалась, как при землетрясении, а дым от взрывов бомб и пожаров нередко застилал небо сплошной пеленой, и тогда трудно было определить время суток. Вражеская пехота и танки атаковали боевые порядки нашей дивизии по 10–12 раз в день.
Надо было выстоять, пока не подойдет подкрепление. И люди самоотверженно оборонялись, а нередко и сами переходили в контратаки, чтобы расширить плацдарм, улучшить исходное положение для наступления.
Особенно тяжело было в первые дни, когда дивизионная артиллерия еще оставалась на левом берегу. Бывало, что вражеские танки прорывались на позиции и в тыл наших подразделений, утюжили окопы. Однако гитлеровская пехота ни разу пробиться не смогла. Растрепанные танковые подразделения, теряя часть машин, всякий раз вынуждены были возвращаться обратно. В памяти сохранилось немало примеров, свидетельствующих о мужестве и героизме воинов. Приведу лишь некоторые.
Комсомолец командир отделения сержант И. З. Захаров, восемнадцатилетний русский паренек из Мордовии, отличился при отражении вражеской атаки. Он и его напарник расположились с противотанковым ружьем несколько впереди своей роты, окопались и тщательно замаскировались. Фашистские танки перешли в атаку. Одна из машин была сразу же подбита бронебойщиками. Фашисты вылезли из танка, пытаясь спастись бегством. Но Захаров уничтожил и их. Через несколько дней добычей бронебойщика стала фашистская броневая громадина «пантера».
Коммунист ефрейтор Т. А. Чайкин, родом из Бурятии, под ураганным огнем первым ворвался в траншею противника, забросал гранатами вражеский пулемет и тем самым обеспечил взводу возможность для расширения плацдарма. После гибели командира Чайкин возглавил отделение и истребил несколько десятков гитлеровцев.
Комсомолец старший сержант М. Е. Зубенко, призванный на службу из Змеевского района Харьковской области, вместе со своим отделением отразил атаку взвода вражеской пехоты. В нескольких метрах от окопа сержанта застыл вражеский танк с перебитой гранатой гусеницей.
— Чего же раньше не бросал? — спросил сержанта офицер. [133]
— Ближе-то надежнее.
С близкого расстояния действительно легче попасть. Но какая для этого требуется выдержка, если на тебя несется с предельной скоростью стальное чудовище, готовое раздавить на своем пути все живое!
Подлинное бесстрашие и мастерство проявил и молодой коммунист командир взвода противотанковых орудий младший лейтенант А. Е. Штанько. Находясь в боевых порядках пехоты, его взвод, поддерживая огнем наступление батальона, в первом же бою уничтожил минометную батарею, два станковых и три ручных пулемета противника. Но вот противник, пытаясь вернуть утерянные позиции, перешел в контратаку. Семнадцать танков и самоходных орудий, сопровождаемые пехотой, обрушились на наступавших. Конечно, силы были неравные: против танков Штанько смог выставить лишь 45-миллиметровую пушку. Но в мужественных и умелых руках пушка была неотразимым оружием.
— Заряжай! — скомандовал Штанько. — Без команды не стрелять!
И тут успех был обеспечен хладнокровием и выдержкой. Команда «Огонь!» раздалась, когда враг подошел на 250–300 метров. Прозвучал выстрел, и головной танк завертелся на одной гусенице. Последующими выстрелами артиллеристы подбили еще два танка. Пехота противника, понеся большие потери, отошла.
Можно было бы рассказать еще о многих и многих боевых эпизодах. Ведь сотни воинов проявили в тех боях подлинный героизм.
Работники политотдела, как и политработники полкового звена, непрерывно находились в окопах и траншеях. Показывая личный пример мужества и отваги, они разъясняли воинам значение плацдарма, требования присяги. Главная цель всей партийно-политической работы состояла теперь в том, чтобы поддерживать у личного состава дух превосходства над врагом. На восточном берегу оставался лишь заместитель начальника политотдела майор Я. Т. Лотник, занимавшийся в основном работой в тыловых подразделениях.
Мы заботились о своевременной замене выбывших из строя парторгов рот, агитаторов и редакторов боевых листков, инструктировали их, каждый день уточняли расстановку коммунистов и комсомольцев по подразделениям. Опыт тяжелых боев за плацдарм еще раз показал, что необходимо заранее готовить резерв низового партийного актива. [134]
В подразделениях проводились беседы о 25-летии Ленинского комсомола, о статуте вновь учрежденного ордена Богдана Хмельницкого... Для сообщений о подвигах воинов широко использовались боевые листки, или, как их тогда еще называли, «боевые весточки». Бланки для них изготовлялись в типографии дивизионки.
Ротные партийные организации активно отбирали лучших воинов, отличившихся в боях, в ряды партии. Заявления о приеме рассматривались непосредственно в окопах, В окопах же производилась и выдача партийных документов. Для этого использовались короткие перерывы между боями, ночное время.
...Отражена очередная атака противника. Вместе с заместителем командира 523-го полка по политчасти Н. И. Ряховским обходим траншеи. Их стенки во многих местах обвалились. Санинструкторы продолжали перевязывать и выносить раненых. Но вот замечаем группу о чем-то беседующих бойцов и офицеров. Недовольный скоплением людей, Николай Иванович готов был высказать им упрек. Но не успел он и рта раскрыть, как навстречу поднялся сержант П. П. Киселев, парторг роты, и доложил:
— В роте проводим партсобрание.
Заметив недоумение на лице Ряховского, он добавил:
— Обсуждали итоги боя и задачи коммунистов по укреплению обороны. Собрались на несколько минут.
Упрекать не было оснований. Собрания накоротке служили важной формой мобилизации коммунистов на выполнение боевых задач.
Контратаки противника не ослабевали. Его артиллерия и авиация продолжали почти непрерывно наносить удары по нашим позициям. Немецко-фашистское командование пыталось любой ценой сбросить нас с плацдарма. Но эти попытки были тщетными. С наступлением темноты и даже днем через реку переправлялись на западный берег все новые и новые силы. В тылу нашей дивизии появилась артиллерия 1-го гвардейского механизированного корпуса генерала М. Д. Соломатина.
12 октября дивизия была передана в состав 57-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал А. И. Петраковский. Мне было приказано явиться к начальнику политотдела корпуса полковнику И. Н. Карасеву с докладом о состоянии дел.
В тот же день мы получили приказ командующего 37-й армией, в котором предписывалось:
«188 сд с 324 истребительно-противотанковым полком и [135] артиллерией 1 гв. механизированного корпуса в ночь с 12 на 13 октября, передав боевой участок правофланговых частей 1 гв. воздушно-десантной дивизии и левофланговых — частям 92 гв. стрелк. дивизии, нанося главный удар правым флангом в направлении юго-западные скаты высоты 122,2, высота 120,8, прорвать оборону противника на участке (иск) перекресток дорог юго-восточнее колхоза «Незаможник», отм. 85,5, с ближайшей задачей овладеть рубежом: хут. Васильевка и к исходу дня выйти на рубеж: выс. с отм. 119,2 западная окраина Лиховка.
Готовность к наступлению — 20.00 13.Х.43 г. Начало атаки — особым распоряжением. Шарохин, Багнюк, Блажей»{21}.
По решению командира дивизии боевой порядок для наступления предполагалось построить в два эшелона: 523-й стрелковый полк подполковника И. Т. Старащука и 595-й полк майора И. И. Кулика — в первом эшелоне, 580-й стрелковый полк подполковника И. Н. Еремина, ослабленный в предшествующих боях несколько больше других, — во втором. Второй эшелон намечалось использовать для наращивания сил при завершении прорыва вражеской обороны и последующего развития успеха наступления.
Ночью занимались перегруппировкой. Полки, сдав часть участка обороны, уплотняли и перестраивали боевые порядки для наступления.
Группа разведчиков сержанта И. Г. Пивкина из 595-го стрелкового полка, как и было намечено ранее, провела поиск. Незаметно для противника разведчики подползли к его окопам, забросали их гранатами и, используя замешательство врага, захватили в плен рядового 767-го полка 376-й пехотной дивизии, который сообщил, что прибыл он на фронт с пополнением совсем недавно из Голландии и что часть понесла значительные потери в боях на Днепре.
На следующий день командиры и офицеры штабов занимались рекогносцировкой, уточняли свои решения и вопросы взаимодействия. Политотдел и партийно-политический аппарат частей продолжали работу по подготовке личного состава к наступлению. На рассвете 13 октября непосредственно в траншеях, на стыке флангов полков первого эшелона, состоялось совещание заместителей командиров по политчасти, парторгов, комсоргов и агитаторов частей. Были обсуждены задачи по разъяснению личному составу обращения Военного совета в связи с наступлением, боевых задач каждого подразделения. [136]
Командующий фронтом отложил начало наступления на двое суток. Мы успели провести не только партийные собрания, но и семинары политработников и агитаторов, проинформировать их о военно-политической обстановке, разъяснить, какое значение для страны имеет Криворожский рудный бассейн. Об особенностях предстоящего боя перед офицерами выступили командиры полков и батальонов. Со всем личным составом были проведены занятия и беседы о способах отражения контратак пехоты и танков противника, о подвигах однополчан. В 580-м полку политработники и агитаторы рассказали, в частности, о мужестве и находчивости парторга пулеметной роты сержанта М. М. Росницина.
Дело было так. При отражении контратаки противника — а они следовали одна за другой — пулемет Росницина вдруг замолк. Противник быстро приближался. Стрелки усилили огонь из винтовок, но заменить пулемет, конечно, это не могло. Опасность нарастала с каждой минутой. Фашисты уже подошли метров на 30–40. И тут пулемет Росницина вновь заговорил. Гитлеровцы залегли, а потом поползли обратно.
После отражения контратаки командир роты направился к пулеметчикам, чтобы упрекнуть их за задержку с огнем.
— Что у вас случилось, товарищ Росницин? Заело? Лучше знать надо оружие!
Оказалось, что у Росницина кончились боеприпасы. Тогда он и его напарник собрали патроны у тяжелораненых и погибших товарищей, набили ленты и возобновили огонь. Вместо упрека командир роты обнял и расцеловал пулеметчиков.
В беседах с личным составом мы говорили о том доверии, которое оказало командование именно нашей дивизии, поручив ей наступать на главном направлении, подчеркивали, что от действий каждого бойца и командира зависит успех дивизии в целом, а от успеха дивизии — в конечном счете исход всей армейской операции.
Ночь перед наступлением... Казалось бы, к бою готово все. Теперь хорошо бы выспаться, отдохнуть. Распоряжение на этот счет командир отдал. Но сам он, как правило, продолжает какое-то время бодрствовать. Не спится и политработнику. Не сговариваясь, тот и другой вновь и вновь перебирают в памяти, что сделано и нет ли каких-либо упущений, стараются предвидеть ход событий, всякого рода неожиданности.
Бойцы, особенно молодые, в канун наступления обычно возбуждены. Они пишут письма родным, прислушиваются к советам бывалых воинов, к задушевным словам старших. [137]
В политотделе дивизии было правилом: перед боем — максимум общения с воинами, заботы об их отдыхе. Это не считая, разумеется, тех забот, которые связаны с обеспечением снабжения, эвакуации, всего того, что осуществляется загодя. Поручения на проведение встреч и бесед с людьми в канун наступления получали все коммунисты, не говоря уже о политработниках.
...Командный пункт 523-го полка был оборудован в омшанике — просторной искусственной пещере, где до войны зимовали колхозные пчелы. Когда я зашел на КП, подполковник И. Т. Старащук, один из наиболее опытных полковых командиров, склонился над картой и о чем-то думал. Рядом находился начальник штаба полка майор М. С. Мажуга, по возрасту годившийся командиру в сыновья.
— Думаем, как усилить свой левый фланг, — рассуждал Иван Трофимович. — В случае если сосед слева отстанет, противник может использовать это для контратаки нам во фланг. Но мы не можем ослаблять и свой правый фланг — направление главного удара. Начальник штаба предлагает за этим флангом сосредоточить артиллерийско-противотанковый резерв. Придется согласиться.
Заместителя командира полка по политчасти Н. И. Ряховского на КП не оказалось — ушел во 2-й батальон. В дивизии Николай Иванович сравнительно недавно, хотя на фронте был не новичком. Впечатление он производил хорошее — человек грамотный и смелый. Правда, большого опыта работы в качестве замполита полка у него еще не было. Именно поэтому мне хотелось перед наступлением поговорить с ним. И я поспешил во 2-й батальон.
Командир батальона А. Н. Бурдаков доложил о готовности к наступлению. Вместе пошли по траншеям, накоротке беседуя с офицерами, активистами, бойцами. А Ряховский в это время уже был в соседнем батальоне, где мы и встретились с ним. Легко было убедиться, что он хорошо знает людей, уверенно ориентируется в лабиринте траншей, что в подразделениях замполит полка нередкий гость. Настроение у Николая Ивановича, как и у всех, с кем мне пришлось беседовать в ночь перед наступлением, приподнятое.
В ту же ночь побывал в батальонах 595-го полка, где вместе с замполитом полка Н. М. Гудковым побеседовал с комбатами, их заместителями по политчасти и многими воинами. На обратном пути мы заглянули к командиру полка И. И. Кулику.
Иван Иванович, моложавый энергичный блондин, пришел к нам с должности заместителя командира стрелковой [138] бригады и уже больше полугода возглавлял полк. Зарекомендовал он себя храбрым и подготовленным командиром, но иногда в обращении с людьми проявлял ненужную горячность. При встрече он доложил о подготовке к предстоящему бою, о планах на день. В голосе его чувствовалось воодушевление и уверенность в успехе.
За Днепром заалел чистый горизонт, предвещая ясный день. Вместе с агитатором политотдела П. Н. Тихомировым (он был в одном из батальонов) мы возвратились на НП дивизии. Предбоевая возбужденность и утренняя свежесть заглушали усталость. А перед глазами все еще стояли, точно живые, картины ночных встреч. Виделись ефрейтор 523-го полка А. И. Смирнов, с какой-то необыкновенной страстью говоривший о неминуемом разгроме врага; командир батареи противотанкового дивизиона старший лейтенант М. Т. Германков, четко и уверенно доложивший о готовности к бою; командир 595-го полка Иван Иванович Кулик, когда он, прощаясь со мной, сказал: «После боя хочу подать заявление в партию». Да разве забудешь все это, сказанное перед началом боя, от чистого сердца!
Прочитав мое повествование о практике коротких встреч с личным составом перед боем, один из рецензентов заключил: это — гастролерство. Столь категоричное суждение заставило меня задуматься: может, и впрямь все четыре года мы обманывались в пользе таких встреч? Но на память пришли многочисленные примеры того, как воины реагировали на эти встречи, а также послевоенные свидетельства ветеранов-однополчан. Нет, не напрасны были наши ночные походы, окопные встречи и рукопожатия.
15 октября... Утреннюю тишину разом взорвали мощные артиллерийские залпы огневого налета. Казалось, само безоблачное небо задрожало. Артиллерия обрушила на вражескую оборону удары по всему фронту днепровского плацдарма в районе Мишурин Рог. Спустя немногим меньше часа цепи атакующих двинулись в наступление. В гул артиллерийской канонады и трескотню пулеметной стрельбы вплелось раскатистое солдатское «ура».
Первыми преодолели ничейную полосу и успешно атаковали противника 2-й и 3-й батальоны 523-го стрелкового полка, которыми командовали А. Н. Бурдаков и Е. М. Городецкий. Искусно маневрируя, они обошли и атаковали с флангов наиболее укрепленный узел обороны врага на высоте с отметкой 122,2, затем овладели вторым узлом его обороны на высоте с отметкой 85,5. [139]
Противник всеми силами пытался отстоять свои позиции. Одна за другой группы вражеской авиации по 50–60 самолетов совершали налеты на боевые порядки наступающих. Используя результаты воздушных бомбардировок, гитлеровцы перешли в контратаку. На левом фланге 523-го полка около двух рот пехоты и 11 танков контратаковали роту старшего лейтенанта Е. К. Пономарева. Заняв оборону, воины роты вместе с выдвинутым на это направление противотанковым резервом полка дважды заставляли пехоту и танки врага откатываться назад. В третий раз фашисты контратаковали с 18 танками и самоходными орудиями. Часть танков подошла непосредственно к залегшим в наскоро отрытых окопах воинам. Несколько машин вклинилось в боевой порядок роты. Не без тревоги мы наблюдали с НП за этой контратакой. Но коммунист Пономарев, его бойцы, несмотря на ощутимые потери, не дрогнули. В ход пошли бутылки с горючей смесью и противотанковые гранаты. Позже стало известно: первый вражеский танк подбил гранатой сам командир роты. Второй связкой гранат он поджег еще один немецкий танк, подходивший к окопу с другой стороны. Воины роты дружным огнем заставили залечь следовавшую за танками пехоту. Пономарев поднялся со связкой гранат навстречу третьей машине, но был сражен очередью из танкового пулемета.
Молодой коммунист старший лейтенант Е. К. Пономарев погиб смертью героя, но врага на отвоеванную кровью родную землю не пропустил.
— Отомстим за смерть командира!
Это воскликнул старший сержант Н. А. Яковлев, молодой рабочий из Новосибирской области, воевавший с первого дня войны. Был он уже дважды ранен. Вначале служил стрелком, а когда в дивизии появились противотанковые ружья, стал истребителем танков. В бою всегда вел себя смело, отличался хладнокровием и выдержкой, поражал цель без промаха. В 1942 году его приняли в партию, назначили командиром отделения.
Бойцы уверенно продолжали отражать натиск противника и удержали высоту. Одна подбитая вражеская машина была и на счету Яковлева. Вскоре, однако, шесть танков противника прорвались на участке соседа и вышли в тыл роты Пономарева, к позициям взвода противотанковых орудий, которым командовал лейтенант П. М. Гаев, парторг батареи.
Славный путь был у этого офицера. Родом из смоленской деревни Анисимово, он по комсомольской мобилизации [140] строил московское метро. Отслужив в армии, вернулся к полюбившейся профессии, а когда началась война, добровольцем ушел на фронт. Воевал рядовым, потом окончил армейские курсы младших лейтенантов и стал командиром топографического взвода в артполку. Здесь же, на фронте, Гаев вступил в партию и вскоре попросил перевести его в подразделение противотанковых орудий. Получив взвод, он упорно учил своих подчиненных и учился сам, прославился боевыми делами.
И в этом бою Гаев, как всегда, сражался храбро. Быстро развернув орудия, он подбил два танка. Однако третий танк раздавил одно из орудий взвода. Гаев едва успел отскочить, спрыгнул в окоп, находившийся рядом. Но как только машина миновала окоп, офицер выскочил из него и подбежал к соседнему орудию. Первым же снарядом и этот танк был уничтожен. Врагу так и не удалось прорваться на левом фланге полка. Отбив контратаку, рота продолжила наступление.
На других участках примеров героизма было не меньше. В боевых листках, наскоро написанных простым карандашом, сообщалось:
«Комсомолец казах Икрам Нижанов первым поднялся в атаку, и, когда солдаты взвода залегли под сильным пулеметным огнем, он скрытно подполз к вражескому расчету и уничтожил его гранатами».
«Пулеметчик Скажутин уничтожил в бою шестнадцать вражеских солдат, командир полка наградил его медалью «За отвагу».
«Орудийные расчеты коммунистов Лукомского и Чернявского подбили два «тигра» и один «фердинанд».
«Старший лейтенант В. А. Новгородов уничтожил из пулемета пикирующий бомбардировщик и представлен к правительственной награде».
Да разве перечислишь все. Скажу лишь, что эти листки, переходившие из рук в руки, из отделения в отделение, умножали силы бойцов, пробуждали благородное желание подражать героям.
Стремление к победе было поистине всеобщим. Даже раненые, способные передвигаться, всячески старались остаться в строю. Красноармеец коммунист Александр Безнин был ранен в самом начале боя. Его отправили на батальонный пункт медицинской помощи. Там бойца перевязали и послали на полковой медпункт. Но Безнин поспешил в свою роту, продолжавшую наступать. По пути, как говорится, нос к носу столкнулся с двумя солдатами противника. Из поединка [141] Безнин вышел победителем: одного гитлеровца уничтожил, а другого взял в плен и сдал в штаб батальона.
Командир отделения сержант Иван Чернышев, член ВЛКСМ, к началу наступления не успел снять повязку с раны, полученной в бою на плацдарме. Когда его собирались отправить в медсанбат, он отшучивался:
— Боюсь, без меня война кончится. Рассказать нечего будет!
И вот он снова отличился: в первый же день взял трех пленных. А несколькими днями позже, уже в момент преследования противника, его отделение захватило в районе деревни Яковлевка 6 грузовых машин с имуществом.
Бой продолжался с неослабевающей силой. Фашисты отчаянно сопротивлялись, используя хорошо подготовленные в инженерном отношении позиции, цеплялись за каждый окоп, за каждый участок траншеи. Но ни упорство, ни яростные контратаки врагу не помогли. В первый день нам удалось продвинуться на глубину от двух до трех километров, прорвать первую позицию, захватить господствующие высоты и в значительной степени нарушить противотанковую оборону противника.
С утра 16 октября начала портиться погода. На небе появились тучи, а над землей поднялся туман. В 8.00 после короткого огневого налета атака возобновилась. Враг снова упорно сопротивлялся, налеты его авиации, несмотря на плохую видимость, усилились. Но уже ничто не могло спасти гитлеровцев от разгрома. В полосе нашей дивизии и соседа справа — 1-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, обгоняя цепи пехоты, перешел в наступление 7-й механизированный корпус. Сопротивление врага было сломлено окончательно. Прикрываясь арьергардом, он вынужден был отходить.
С 17 октября начались затяжные осенние дожди. Развезло дороги. С трудом (и то не везде) двигались артиллерия и автомашины с грузом. Тяжело было людям и лошадям. Но это не могло снизить царящий в частях наступательный порыв. Все понимали: нельзя позволить противнику закрепиться. Воины, шедшие под дождем мокрыми, грязными дорогами Правобережной Украины, готовы были преодолеть любые трудности.
Командир взвода лейтенант А. В. Кшеня (до войны — железнодорожник, трудился на станции Магдагачи Амурской железной дороги) и десять разведчиков глухой ночью проникли в деревню Богдано-Неждановка. С противоположной окраины доносился какой-то шум. Разведчики пошли [142] на него. Оказалось, что там скопилось много грузовых машин. Немцы по одной вытягивали их на гору трактором. Лейтенант развернул группу в цепь, а сам зашел с фланга и забросал противника гранатами. Вражеский офицер, стоявший у легковой машины, был сразу же убит. По сигналу Кшени разведчики открыли огонь из автоматов. Началась паника. Часть немцев была уничтожена, другая — разбежалась. В качестве трофеев разведчикам достались 20 грузовых и 4 легковые машины, 2 мотоцикла, трактор, несколько повозок, 10 раций, а также продовольствие и обмундирование. Были и пленные — 4 солдата и офицер.
С рассветом враг предпринял атаку — против горстки разведчиков шло до полусотни гитлеровцев. Их удалось отбить. Но атака могла повториться. Между тем передовой отряд полка еще не подошел. Что делать? Лейтенант Кшеня обратился к местным жителям, вооружил их трофейным оружием, наскоро рассказал, как пользоваться им.
Противник действительно повторил атаку. Но и она успеха не принесла. Вскоре к месту боя подошел вражеский танк. Сделав несколько выстрелов, дальше идти он не посмел. К деревне подходили подразделения нашего полка, и фашисты поспешили ретироваться.
Или еще пример. Отделение сержанта Алексея Атласова ворвалось в одно из сел на рассвете. В крайней хате сержанту сообщили, что большая группа оккупантов неподалеку расположилась на отдых. Уточнив данные, Атласов и его бойцы атаковали сонных гитлеровцев. Тех, кто оказал сопротивление, уничтожили, остальных взяли в плен.
А дождь шел уже четвертый день подряд. Дороги развезло еще больше, но наступление по-прежнему развивалось стремительно. Каждый новый день приносил свободу жителям десятков сел.
В Пятихатке мы захватили три железнодорожных эшелона с танками, автомашинами, мотоциклами и другой техникой, выкрашенной в песочный цвет. Бойцы без разъяснений поняли: Гитлер готовил все это для отправки Роммелю в Африку, а пришлось послать на Украину. Спешил, даже перекрасить не успел.
Пригодились нам и захваченные в одном из эшелонов лошади. Их в артиллерийском полку приспособили взамен «студебеккеров», которые застревали на раскисших дорогах.
В ходе наступления все работники политотдела, включая начальника, находились в боевых порядках частей и подразделений. При существовавших тогда транспортных возможностях [143] (шли в основном пешком) и ограниченных средствах связи взаимная информация была затруднена. Выручали инициатива и находчивость. А в Пятихатке удалось обзавестись трофейным вездеходом. Это позволило повысить оперативность в работе аппарата, выработать систему общения с политработниками частей. При необходимости по радио назначаю время и место встречи с замполитом того или иного полка, заслушиваю при встрече его доклад, передаю нужные рекомендации, на месте решаю назревшие вопросы.
Наступление продолжалось днем и ночью. Погода наконец-то улучшилась. 21 октября прекратились дожди. 23 октября части дивизии, преодолевая сопротивление арьергардов противника, освободили деревни Вольная Долина, Алексеевка, рудники имени В. И. Ленина и Калачевский, поселок Жилкооперация. Умело маневрируя, 580-й полк к концу дня овладел высотой 147,2, а 523-й полк — южной окраиной рудника Александровский.
Стало известно, что на подступах к руднику Красногвардейский геройский подвиг совершил младший сержант А. Д. Киров.
4-й роте 523-го полка, в которой служил Киров, путь к руднику преградил вражеский пулемет, тщательно замаскированный на возвышенности. Местность кругом была открытая. Продолжать атаку в лоб означало бы понести тяжелые и неоправданные потери. Встал вопрос: как уничтожить пулемет? Выполнить задачу вызвался комсомолец Александр Киров. Обойдя высоту незаметно для противника, он подполз к пулемету и бросил одну за другой две гранаты. Однако пулемет продолжал стрелять. Гранат больше не было. Возвращаться, не выполнив задачи, Киров не хотел. Тогда он поднялся во весь рост и с возгласом «Нет, гад, не удержать тебе наше наступление!» бросился на врага, закрыв телом амбразуру. Ценой своей жизни он спас жизнь десяткам других воинов.
Бойцы роты были потрясены подвигом товарища. Пока вражеский пулемет несколько коротких минут молчал, они бросились вперед, овладели высотой, а вслед за ней — всем рудником Красногвардейский.
Саша Киров, восемнадцатилетний юноша из подмосковного села Малое Грыдино, худенький, небольшого роста, внешне совсем не был похож на богатыря. В парнишке, похожем на школьника, трудно было найти внешнее сходство с Алешей Поповичем или другими былинными героями, но какую силу и величие духа он проявил! Имя его достойно долгой жизни в памяти народной. [144]
А. Д. Киров прибыл в дивизию накануне форсирования Днепра, и поэтому мы не много знали о его прошлом. Биография его нам стала известна позже... Отец Саши Даниил Павлович воевал на соседнем фронте и погиб почти в те же дни при освобождении Запорожья. Жизнью двух самых родных и дорогих людей — сына и мужа — заплатила за свободу Родины простая русская женщина Марьяна Николаевна, доярка колхоза «Путь Ильича» из Подмосковья. Как много на нашей земле людей, чьи сердечные раны и поныне кровоточат при мысли о близких, не вернувшихся с поля боя.
...В ночь на 24 октября были заняты деревни Атамановка, Глиеватка, Зеленый Яр, Великий, Дубовая Балка, рудник Сухая Балка...
Никогда не забыть лица людей, измученных долгой оккупацией, истощенных в неравной борьбе с фашистскими поработителями. Старики, женщины, дети плакали от радости, обнимали друг друга, целовали огрубевшие солдатские руки. Они наперебой рассказывали о пережитом горе, спешили хоть чем-нибудь помочь воинам. В поселке Калачевский под треск еще не затихшей перестрелки все жители, пренебрегая опасностью, вышли на улицу, кланялись солдатам в пояс, благодарили за освобождение. Несколько человек — Крюков, Вихвестов, Степанов и другие, вооружившись трофейным оружием, пошли вместе с бойцами бить врага, помогали уточнять расположение противника. Они в первый же день уничтожили двух мотоциклистов и три вражеские огневые точки.
В одном из поселков местная жительница Надежда Григорьевна Куркина, подняв красный флаг, повела на врага группу вооруженных рабочих. Рабочий Лазарев с риском для жизни помогал войсковым разведчикам. Мария Григорьевна Зобина из Красногвардейского рудника под огнем противника перевязывала раненых бойцов, при этом сама получила тяжелое ранение.
Беспредельная радость и счастье освобожденных от фашистской неволи людей, их безграничная благодарность Красной Армии были для воинов высшей наградой.
Гитлеровцы перебросили из Западной Европы в район Кривого Рога шесть дивизий, в том числе четыре танковые и моторизованные. Сюда же были стянуты и части с соседних участков фронта. С помощью этих сил фашисты нанесли ряд контрударов, рассчитывая развить их в контрнаступление и отбросить советские войска за Днепр. [145]
Уже 24 октября резко усилилось сопротивление противника, возросла активность его обороны, увеличилось число контратак. Но еще пять дней 188-й дивизии, как и другим войскам армии, ставились задачи продолжать наступление. Должен признаться, что продвижение наше было очень скромным. Наступательные возможности частей были почти полностью исчерпаны. Сказывались потери в людях и технике, трудности с подвозом боеприпасов. Но основной преградой стало, разумеется, резкое усиление группировки противника.
Вечером 29 октября нам было приказано закрепиться на достигнутом рубеже. Командир дивизии уточнил: «Закапываться поглубже». Работники штаба и политотдела снова отправились в части, чтобы разъяснить приказ и мобилизовать личный состав на его выполнение.
Я выехал в 523-й полк. Замполит полка М. К. Соловьев, сменивший на этом посту получившего тяжелое ранение Ряховского, уже успел проинструктировать парторга полка Г. И. Порошина, агитатора Г. С. Сидорова и комсорга Н. И. Романова, и те ушли в батальоны. Выслушав короткий доклад замполита о положении дел, отданных указаниях и плане работы, мы тоже отправились в подразделения.
В течение коротких ночных часов предстояло сделать многое: разъяснить общую обстановку и решение командира, уточнить расстановку коммунистов, комсомольцев и боевого актива, тщательно всех проинструктировать, подготовить личный состав к выполнению большого объема инженерных работ.
Частью сил дивизия располагалась на отбитых у врага позициях. Гитлеровцы неплохо оборудовали их в инженерном отношении, да и наши бойцы, уже отразившие на этих рубежах несколько контратак противника, успели дооборудовать окопы и траншеи. Это облегчало нашу задачу, но не решало ее полностью. Известно, что противник в наступлении прежде всего использует танки. Это было незыблемым правилом его тактики. И нужно было сделать нашу оборону прежде всего противотанковой.
Об этом и думалось по пути в 1-й батальон. Беспокоило и другое. После месяца непрерывных боев люди устали, да и потери не восполнялись. Туго было с боеприпасами, особенно с противотанковыми средствами.
— Разобьем немцев, товарищ полковник, пусть только сунутся, — как бы угадывая мои мысли, заметил М. К. Соловьев, шедший впереди. [146]
Михаил Кондратьевич прибыл в дивизию недавно. В отсутствии смелости и мужества упрекнуть его было нельзя. Это подтверждала и целая «лесенка» красных и желтых нашивок на его гимнастерке — свидетельство полученных им легких и тяжелых ранений. А вот хладнокровия ему, пожалуй, не хватало. Он мог ринуться в атаку с первой же цепью. В боях за рудники Красногвардейский и Александровский он так и поступал. Но не всегда это бывало оправданным. Ведь у замполита полка не только солдатские обязанности.
Полк занимал оборону в районе высоты 122,2, прикрывая важное направление на хутор Великий и село Лозоватка. Личный состав окопался хорошо. Однако 1-й батальон, занимавший ключевую позицию, вызывал и некоторое беспокойство. В нем насчитывалось всего лишь 35 человек. Его командир накануне был ранен, и комбатом теперь стал заместитель — старший лейтенант Евгений Трофимович Бабичев. Он прибыл к нам из госпиталя еще на Северо-Западном фронте, незадолго до переезда на юг. В боях на Днепре был легко ранен и вернулся в строй совсем недавно. Знали мы его еще маловато. Что ж, сейчас представлялся случай познакомиться поближе.
Вместе со старшим лейтенантом обошли роты, побывали на позициях артбатарей, поговорили с заместителем по политчасти В. В. Пономаревым, командирами и бойцами. Впечатление отрадное: ни усталость, ни малочисленность никого не смущали. Все хорошо понимали задачи, уверены в себе и готовы к отражению вражеских ударов.
Ни один человек не пожаловался на трудности, недомогание, никто не заикнулся об отдыхе, не сказал, что людей мало. А вот с боеприпасами картина была менее утешительной.
— На батарее всего полтора десятка снарядов. Чем бить будем фашистские танки? — спрашивал меня с характерным кавказским акцентом командир батареи Л. Г. Ревишвили.
Этот тбилисец был известен в полку своей энергией и веселым нравом. Я знал, что его никак не отнесешь к робкому десятку. Тревога командира была обоснованной.
— Наступать противник будет прежде всего танками, — поддержал артиллериста комбат. — Снарядов действительно мало. Да и с противотанковыми средствами не густо. Всего два противотанковых ружья на батальон да одна противотанковая граната на трех-четырех солдат. Бутылок с горючей смесью и тех нет. [147]
Возразить было нечего. Бабичев принял батальон всего два дня назад, но чувствовалось по всему, что этот уже много повидавший на войне офицер с делом справляется хорошо, в себе и людях уверен. Жалобы его были справедливыми, а помочь ему, к сожалению, мы были не в силах. В дивизии к тому времени из-за плохих дорог и отставания тылов имелось всего 0,10–0,15 боевого комплекта снарядов для дивизионной артиллерии и немногим больше для 45-миллиметровых противотанковых пушек. Самих орудий тоже было значительно меньше положенного. Я все же позвонил начальнику штаба дивизии полковнику С. С. Сенину, попросил его вместе с командующим артиллерией дивизии посмотреть, чем можно помочь батальону Бабичева.
На рассвете я уже был на дивизионном НП. В полку оставался старший инструктор политотдела по оргпартработе П. Н. Чаплинский. Петр Никитич пользовался репутацией настоящего партийного вожака и умел справляться с самыми трудными поручениями.
Утро 30 октября было тревожным. Командиры полков и батальонов, прильнув к окулярам стереотруб и биноклей, внимательно следили за поведением противника. Но тот молчал.
Пользуясь этим, в подразделениях продолжали совершенствовать оборону: намечали новые ориентиры и рубежи, определяли расстояние до них, уточняли задачи каждого воина.
Солнце уже было в зените, когда я связался по телефону с майором Соловьевым и спросил, подвезли ли то, что было обещано батальону Бабичева (имелись в виду боеприпасы).
Соловьев ответил:
— Да, подвезли. Но фрицы, наверное, раздумали наступать. Тихо.
Время приближалось к обеду, а противник все еще молчал. И лишь в 14.30, когда, казалось, прошли все сроки, гул выстрелов и сливавшийся с ним грохот разрывов снарядов и мин положили конец ожиданию. В трубках телефонов и от бойца к бойцу понеслась команда:
— Приготовиться к отражению атаки пехоты и танков противника!
Артиллерия врага еще продолжала вести огонь по переднему краю нашей обороны, когда на горизонте показались танки. Главный удар в полосе дивизии противник наносил [148] в направлении высоты с отметкой 98,5 и Лозоватки, где занимал оборону 1-й батальон 523-го стрелкового полка.
Танки и самоходные орудия противника двигались тремя группами. Шесть машин в развернутом строю направлялись на правый фланг батальона, четырнадцать, зайдя справа и держась от батальона на почтительном расстоянии, следовали параллельно линии фронта. Еще дальше от переднего края находилась третья группа, насчитывавшая девятнадцать машин. Это были главным образом самоходки. Вскоре обе дальние группы развернулись и медленно, как бы крадучись, направились к фронту. Через бинокли мы стали ясно различать желто-зеленый камуфляж вражеских машин. Тридцать девять вражеских танков и самоходных орудий шло против тридцати пяти воинов 1-го батальона!
— Многовато! — сказал со вздохом командир дивизии.
— И еще до батальона пехоты, — добавил начальник оперативного отделения А. И. Кузичев.
Чем помочь батальону? Вся артиллерия стояла на прямой наводке. Еще вчера в резерве командира дивизии находился 324-й истребительный противотанковый полк, но его перебросили на другой участок фронта. А как бы он теперь пригодился! Командир дивизии, доложив обстановку на КП армии, попросил помощи. Командарм обещал дать залп «катюш». Но когда?
Первыми открыли огонь с дальней дистанции танки и самоходки противника. Наши орудия молчали, чтобы раньше времени не обнаружить себя. С НП казалось, что вражеские машины подошли к переднему краю уже вплотную, и молчание батальона кое-кого начинало тревожить.
— Не волнуйтесь, на месте виднее, — успокаивал командующий артиллерией.
И все же не волноваться было трудно. Уж больно значительным было численное превосходство противника.
Проследим, однако, как развивались события непосредственно в боевых порядках 1-го батальона. По свидетельству комбата, как только появились танки, командир артбатареи лейтенант Ревишвили, не отрывая бинокля от глаз, сказал бойцам: «Ну, теперь, ребята, держитесь. Придется нам трудно, даже совсем трудно, но назад пути нет!» И строго потребовал: «Без команды не стрелять!»
Когда до танков противника оставалось метров 500–600, последовала энергичная команда: «По танкам противника — огонь!» А затем уже неуставное: «Спокойно, ребята!»
Первым подбил вражеский танк орудийный расчет старшины [149] Алексея Артемьева. Наводчик орудия рядовой Николай Сумароков, не отрываясь от окуляра панорамы, во весь голос закричал: «Есть, братцы, попал!»
И тут все действительно заметили, что ближний танк завертелся на месте. Почти в тот же миг расчет сержанта Василия Баранова подбил еще одну машину. Она окуталась дымом, и из нее один за другим выскочили гитлеровцы. Потом подбили еще несколько вражеских танков.
Однако неравный бой с танками и самоходками принимал все более драматичный характер. Погиб наводчик рядовой В. С. Друзенко. Место у панорамы занял командир орудия сержант Баранов. Ранение в голову получил заряжающий В. И. Ерлецкий, парторг батареи. Кровь текла по лицу, слепила ему глаза, но партийный вожак оставался в строю, продолжая вести огонь. Прямым попаданием вражеского снаряда разбило орудие, а вслед за ним выбыло из строя и второе орудие. Артиллеристы, вооружившись винтовками, перебрались в окопы и залегли рядом со стрелками.
Танки противника, поддержанные огнем самоходок, подходили все ближе. Для борьбы с ними в батальоне оставалось всего два противотанковых ружья и несколько гранат. По одному танку подбили из ПТР сержант Лопатин и младший сержант Егоров. Стрелки били по смотровым щелям машин, одновременно держали под огнем наседавших автоматчиков.
Силы были неравными, и танки прорвались на позиции батальона. С яростной злобой фашисты утюжили окопы и траншеи гусеницами, даже открывали люки, бросая в окопы гранаты. Одного из таких высунувшихся фашистов лейтенант Ревишвили прикончил из пистолета.
С начала танковой атаки прошло больше часа. Нам, находившимся на НП, казалось, что от батальона ничего не осталось. Но нет, он жил и сражался! Вражеская пехота, прижатая к земле, не смогла подняться.
Давно кончились гранаты. На исходе были и патроны. Но воины батальона продолжали драться, не щадя крови и самой жизни.
В этот тяжелый момент боя совершил героический подвиг комсомолец сержант Дмитрий Миронович Ананченко, юноша, призванный в армию из Житомирской области. Заметив рядом с окопом самодельный фугас из тола, он тут же выскочил наверх, схватил фугас и кинулся с ним навстречу вражескому танку. Раздался взрыв. Ананченко погиб, уничтожив вражескую громадину вместе с ее экипажем. [150] Находившийся в боевых порядках батальона агитатор полка капитан Г. С. Сидоров написал о подвиге сержанта несколько боевых листков, которые передавались из окопа в окоп.
К исходу второго часа боя вражеская пехота снова предприняла атаку. Но наши воины, выдержав танковый натиск, почувствовали, что у них хватит сил одолеть и автоматчиков. Боеприпасов, правда, было совсем мало, и комбат Е. Т. Бабичев приказал подпустить гитлеровцев как можно ближе. И когда те подошли к переднему краю на 100–150 метров, их встретили прицельным ружейным и пулеметным огнем сержанты С. Ф. Конков, А. И. Олексенко, А. Гибадулин, младший сержант Ю. С. Васин, стрелки А. И. Дронов, В. И. Немцев, В. Е. Суменьков и другие. Стрелков поддержали минометчики расчетов сержанта Смыслова и Климова. Автоматчики противника снова залегли, а когда танки ушли, ретировались и они. Поначалу гитлеровцы передвигались ползком, а потом торопливо побежали.
На участке 580-го полка противник, потеряв пять танков, тоже не добился успеха и отступил.
Дивизия успешно отразила вражеские атаки и на других участках обороны. Высокое мастерство и мужество проявили в том бою бойцы противотанковой батареи старшего лейтенанта М. Т. Германкова. Орудийный расчет взвода лейтенанта В. А. Сиротина в составе ефрейтора Федора Николаева, рядовых Андрея Червяткина и Петра Бодрова первым выстрелом перебил гусеницу вражеского танка. От двух следующих выстрелов танк загорелся. Экипаж пытался убежать, но стрелки ему помешали.
Вскоре небо заволокло тучами, начал накрапывать мелкий осенний дождь. Бойцы смертельно устали, но надо было восстанавливать окопы, пострадавшие от огня и гусениц вражеских танков. Не без гордости говорили воины о минувшем бое. А командиры расставляли огневые средства на случай нового наступления противника, принимали меры к доставке боеприпасов. В душе теплилась надежда, что противник больше не полезет.
Но гитлеровцы все-таки полезли.
Двадцать шесть танков и самоходных установок в 16.55 появились перед учебной ротой и 523-м стрелковым полком со стороны деревни Веселый Кут. Они шли вдоль дороги на село Недай Вода. На этот раз бой не был продолжительным. Правда, пять танков все же прорвались через боевые порядки на хутор Великий. Остальные повернули обратно. [151]
— Да, тяжелый сегодня денек! — сказал комдив В. Я. Даниленко, вытирая вспотевшую бритую голову. — Но, кажется, выдержали.
Можно было подвести некоторые итоги. За день противник потерял перед фронтом дивизии 14 танков и САУ, в том числе 7 «тигров» и 2 «фердинанда». Было уничтожено около двухсот солдат и офицеров врага.
На рассвете 31 октября мы получили приказ об отходе на новый рубеж. Оказалось, что немецко-фашистские войска на правом фланге армии вклинились в оборону и создали угрозу выхода в ее тыл. Через полосу соседа враг вышел на фланги и даже в тыл нашей дивизии. В этих условиях от командиров и всего личного состава потребовалось немало усилий, чтобы организованно и без потерь совершить отход. Сошлюсь хотя бы на такой пример.
Одна из рот 352-го отдельного саперного батальона получила задачу прикрыть фланг отходящих частей, но была обойдена противником. Путь роте отрезал вражеский пулемет. Атака в лоб повлекла бы значительные потери. Тогда парторг батальона лейтенант И. Б. Тарасевич попросил командира роты провести ложную атаку с фронта, с тем чтобы отвлечь внимание пулеметного расчета, а сам незаметно для гитлеровцев подполз с фланга к огневой точке и забросал ее гранатами. Лейтенант Тарасевич погиб, но рота вышла из окружения без потерь, выполнив свою боевую задачу.
Бесконечно трудно было смириться с вестью о гибели Игоря Борисовича Тарасевича. Двадцатилетний юноша из украинского города Прилуки начал службу в дивизии рядовым, потом воевал заместителем политрука, комсоргом разведывательной роты. На наших глазах он рос и мужал, стал офицером и много раз отличался в боях.
Подвиги Игоря Тарасевича, Александра Кирова, Дмитрия Ананченко воскресили в памяти вещие слова декабриста Рылеева из поэмы «Думы»:
Славна кончина за народ!Да, именно из века в век! Не забыты герои Чудского озера, Куликова поля, Бородинских редутов, Сенатской площади, сотни и тысячи других героев, кто принял кончину за народ. Богата ими российская многотрудная история, велики их свершения и неистребимы они в памяти народной. И все-таки история нашего народа не знала героизма столь массового, как в годы Великой Отечественной войны. [152]
В эти огненные годы даже выдающиеся свершения отдельных людей часто сливались в общее пламя всенародного подвига, оттого их не всегда отмечали, выделяли, славили. Прошли уже десятилетия, но мы и поныне узнаем все новые и новые имена героев и со все большим восхищением говорим о титанической духовной силе советских людей. Они — известные и безымянные — перешагнули границы возможного, их и впредь будут славить в поэмах, романах, скульптуре и музыке. Ибо никогда не померкнет народная им признательность и, как сказал поэт, из поколения в поколение передаваться будут их деянья.
Андрей Васильевич Власко, назначенный на должность командира 523-го стрелкового полка вместо направленного по ранению в госпиталь подполковника Старащука, был немногословен:
— Родился в 1906 году в Полтавской губернии. Юношей работал на заводе. В 1931 году закончил Харьковское пехотное училище. Член Коммунистической партии. К вам прямо с курсов «Выстрел». До учебы на курсах воевал, был заместителем командира полка...
Биография как биография, похожая на тысячи других. Власко был роста небольшого, но скроен ладно и крепко, Весь он словно излучал энергию, а карие глаза на смуглом лице светились живой мыслью. Беседа с ним, естественно, не ограничилась уточнением биографии. Говорили мы о прежней службе, о фронтовых делах, об отношении к людям. У нового командира было немало вопросов. Он спрашивал о положении в части, о ее людях. Но вот, как говорят дипломаты, вопросы, «представляющие взаимный интерес», исчерпаны. И тогда Андрей Васильевич с болью и гневом в голосе сказал:
— По пути в дивизию побывал в родных местах. Никак в себя прийти не могу. Что они, сволочи, натворили! Куда ни посмотришь, сплошные развалины. Села стерты с лица земли, даже пепелище не везде сохранилось. Хозяйства порушены. В Харькове мне рассказывали, что гитлеровцы книгами из библиотеки имени В. Г. Короленко мостили грязную улицу, чтобы можно было пройти. Какое варварство!
И еще добавил:
— Без русского народа не отбиться бы нашей Украине от оккупантов. Гитлеровцы хорошо это понимают и изо всех сил стараются поссорить Украину и Белоруссию, народы [153] Прибалтики и Кавказа с русскими. Большие надежды возлагали гады на распри между нашими народами.
Да, у гитлеровцев не вышло. Сила народов Советской страны в их единстве и дружбе, в их сплоченности вокруг русского народа.
— Хорошо о достоинствах русских сказал Белинский, — вмешался в разговор агитатор политотдела дивизии А. Н. Калинин. — «Русскому равно доступны и сознательность француза, и практическая деятельность англичанина, и туманная философия немца». Заметим, сказано это было почти сто лет назад.
Было далеко за полночь, когда Власко ушел в полк. А я долго не мог уснуть. Думалось о людях, пришедших в дивизию из различных районов страны, о ленинской мудрости партии, сплотившей народы необъятной Родины в единую дружную семью, маленькой частицей которой был и наш воинский коллектив.
При форсировании Днепра в дивизии были воины тридцати четырех национальностей. Кроме русских, которых было три четверти, и украинцев в дивизии воевали белорусы, узбеки, казахи, евреи, татары, мордвины, осетины, чуваши, грузины, армяне и сыны многих других советских народов и народностей. Память воскрешала одно за другим имена воинов и их подвиги.
Узбек Хасамбай Исматдинов, рядовой... В ходе наступления рота, в которой он воевал, попала под сильный огонь. Зная о том, что в подразделении много казахов и узбеков, Исматдинов поднялся во весь рост и с криком «юр» (вперед) бросился на врага. За ним дружно поднялись остальные. Рота добилась успеха.
Казах Хаджи Жунусов, командир пулеметного расчета... Меткой стрельбой из пулемета он расчистил путь наступающим, а когда фашисты перешли в контратаку, прочно занял оборону и пулеметным огнем преградил путь противнику.
Казах Абдужамтыр Кахаров, рядовой... Это он на красноармейском собрании с юношеским задором заявил: «В бою буду храбрым и беспощадным к врагу, как Амангельды!» Слово свое воин сдержал. За мужество и храбрость он был награжден орденом Отечественной войны II степени.
Белорус А. Д. Луговской, младший сержант, пулеметчик... В ходе наступления на господствующую высоту он уничтожил до 20 гитлеровцев.
Широко были известны в дивизии боевые подвиги украинца А. В. Кшени, лейтенанта, командира пулеметного взвода, русских П. Н. Кашнова и Я. А. Василенко из Алтайского [154] края. О Якове Василенко следует сказать особо. В бою он был ранен, но не оставил поля боя. А когда погиб командир, он заменил его и сражался до конца дня.
В 1-м батальоне 523-го полка среди 35 воинов, отражавших атаку 39 фашистских танков, были воины семи национальностей — русские, украинцы, казахи, белорусы, татары, узбек, башкир.
В наши дни еще более окрепло великое единство советских людей, нашедшее свое выражение в новой исторической общности людей, имя которой — советский народ. Но в западных странах не перевелись оракулы в профессорских мантиях — «достопочтенные» историки, философы и политики, которые по-прежнему не теряют надежды на распри среди советских народов. И хочется твердо сказать им от имени ветеранов: напрасно стараетесь, господа!
Дивизионную газету «На врага!» мы знали хорошо, читали каждую ее строчку. Да и усилия небольшого коллектива редакции и типографии всегда были на виду. Работники политотдела довольно часто беседовали с журналистами, особенно после директивы Главного политического управления о повышении роли армейской печати в воспитании личного состава.
В декабре 1943 года было решено проанализировать содержание газеты в свете требований этой директивы. Изучением газетных выступлений занялись агитатор политотдела П. Н. Тихомиров и старший инструктор по оргпартработе П. Н. Чаплинский. В свою очередь сотрудники редакции готовились к отчету на предстоящем совещании в политотделе.
Накануне совещания я еще раз перечитал директиву ГлавПУ РККА, выписал ленинское определение газеты как коллективного пропагандиста, коллективного агитатора и коллективного организатора, указание о том, что «газета должна сама искать, сама вовремя находить и своевременно помещать известный материал. Газета должна искать и находить нужные ей связи»{22}.
Заново просмотрел обзоры печати, опубликованные в армейской и фронтовой газетах. «Газета «На врага!», — говорилось в одном из них, — постоянно улавливает биение пульса своей дивизии, не отстает от ее славных боевых дел, оперативно откликается на все события, по-настоящему, [155] горячо, с задором показывает героев Отечественной войны, систематически освещает их боевой опыт...
Газету «На врага!» полюбили бойцы и командиры дивизии. Она сумела стать их лучшим другом потому, что тесно с ними связана, опирается во всей своей работе на военкоров, всегда знает, что интересует, волнует читателя, и старается своевременно ответить на его запросы»{23}.
Немало добрых слов было и в других обзорах. Газету хвалили за воспитание бойцов в духе смелости, решительности и инициативы, высокой боевой активности: «Красноармейская газета «На врага!» умело и настойчиво воспитывает у бойцов эти драгоценные волевые качества, учит бойцов военному мастерству, зовет их на героические подвиги... прививает активность»{24}.
Что ж, все справедливо. Наша дивизионка сделала немало. Ее коллектив все время менялся, но традиции боевой партийной журналистики продолжали жить и работать. Нынешний редактор — высокий худощавый москвич Б. Ф. Диденко, человек большой скромности и исключительной добросовестности, был третьим на этом посту. Два других — Мошихин и Рутман — переведены с повышением. А. И. Рутман стал редактором газеты воздушной армии «Сокол». Трижды сменился и литературный состав. Литсотрудник Митя Березин, статный юноша со светло-серыми глазами за толстыми стеклами очков, недавно пришел в газету, что называется, с переднего края — был заместителем политрука в разведроте, военкором. Старший лейтенант Е. И. Новиков, заместитель редактора, начинал работу литсотрудником.
Коллектив газеты — от редактора до шофера и наборщика — работал дружно, жил как одна семья. Все отличались большим трудолюбием, чувством ответственности за порученное дело, инициативой, профессиональным мастерством. Сотрудники газеты часто находились среди бойцов переднего края, участвовали в боях, хотя редакция и размещалась в дивизионном тылу. И не раз журналисты показывали истинно солдатскую смелость и отвагу.
Летом 1943 года погиб в бою литературный сотрудник Л. С. Айнштейн-Самойлов. Он не просто часто бывал на передовой, а, кажется, вообще оттуда и не уходил: неизменно оказывался на самых опасных участках, в случае необходимости вел огонь по врагу в обороне или шел в атаку. [156]
По возрасту и состоянию здоровья он не подлежал призыву в армию. Все мы видели, как нелегко ему было переносить тяготы фронтовой жизни. Но пришел он к нам добровольно, поначалу был начальником библиотеки, потом перешел в редакцию. А сделанное как-то предложение вернуться в тыл воспринял с большой обидой.
Писал он хорошо, его корреспонденции любили, но в дивизии знали его не только по газетным материалам, но и по встречам с солдатами. Он писал о тех людях, которых видел, знал, любил.
Пример активности, основанной на тесной связи с воинами, подавали редактор газеты Борис Федорович Диденко и его заместитель Евгений Иванович Новиков. Так, для того чтобы описать подвиг 35 бойцов, отразивших атаку 39 фашистских танков, Новиков трое суток находился в батальоне, беседовал с каждым участником этого боя.
Вот такое общение с бойцами и обеспечивало газете успех. Она действительно чувствовала пульс жизни, потребности дня, предвидела завтрашние задачи, раскрывала перспективы. Здесь, разумеется, редакции помогал политотдел.
Обо всем этом и шла речь на совещании. Мы вспомнили, как по совету политотдела газета воспитывала бойцов в духе активных и смелых действий по уничтожению вражеских танков и САУ, как помогала воинам в изучении их уязвимых мест. Говорилось, что газета внесла заметный вклад в преодоление танкобоязни. В частности, был отмечен привлекший внимание воинов рассказ одного из лучших наших бронебойщиков младшего сержанта Якова Жмурова «Теперь я знаю, как бить фашистские танки и «фердинанды».
Газета стремилась укреплять связи с партийными и комсомольскими организациями, с парторгами и комсоргами рот, распространяла положительный опыт, воспитывала у коммунистов и комсомольцев стремление быть всегда впереди. Она публиковала поучительные материалы под рубриками «В помощь парторгу», «В помощь агитатору». Интересны были подборки, рассчитанные на комсомольцев и молодежь: «Слабого поддержи, неопытному — помоги», «Делай, как я!».
Число военкоров, постоянно пишущих в газету, колебалось от 70 до 90 человек. Конечно, желательно было бы, чтобы их число возрастало.
Лейтмотивом всех выступлений на совещании была мысль: не довольствоваться достигнутым, а идти дальше, добиваться дальнейшего улучшения содержания газеты. Указывалось, что пропаганда боевого опыта, опыта партийно-политической [157] работы должна быть на страницах газеты более предметной и поучительной, что наряду с этим следует печатать материалы, изобличающие недостатки, отдельные факты беспечности и расхлябанности. Речь шла и о привлечении в качестве авторов наиболее опытных офицеров, о системе поощрения военкоров и их учебе, о встречающихся погрешностях в стиле и языке.
Словом, не без взаимных упреков был этот разговор. Отрадно, что в ходе дискуссии родилось немало разумных предложений. Условились, что редакция предложит темы статей для замполитов и парторгов частей, офицеров штаба. Конечно, во всем этом потребуется помощь политотдела. Было решено провести в частях и подразделениях семинары политработников и агитаторов о работе с газетой среди личного состава, организовать постоянно действующие семинары военкоров и редакторов боевых листков. Это было тем более важно, что состав военкоров в ходе последних боев сильно обновился.
Мысли, высказанные на совещании, стали конкретными пунктами рабочих планов политотдела и редакции. Говорят, лучшее — враг хорошего. Работа редакционного коллектива действительно была неплохой. Но вместе с тем новые задачи, выдвинутые перед газетой, требовали поиска и новых возможностей дальнейшего ее улучшения.
Газета, как известно, дело сугубо творческое, не терпящее равнодушия, шаблона, застоя. Люди, делающие газету, призваны проявлять максимум инициативы, обладать чувством нового. Очень важно, чтобы и в самой редакции поддерживалась атмосфера взаимной требовательности и непрерывного поиска.
Творческому настрою редакции во многом способствовали ее связи с журналистами фронтовой печати. Хотелось бы сказать доброе слово о тех, кто своими советами и участием помогал нам в становлении дивизионной многотиражки с грозным названием «На врага!». Я имею в виду редакторов армейских газет — несколько медлительного В. Б. Фарберова и подвижного, как ртутный шарик, Юрия Королькова из 11-й армии, размеренного и спокойного Евгения Поповкина — редактора газеты 27-й армии. Это были опытные, квалифицированные журналисты. С каждым из них меня связывала фронтовая дружба, завязавшаяся еще при совместной работе в политотделе армии.
Упомяну других военных журналистов, усилия которых, пусть косвенные, тоже способствовали улучшению дивизионки. [158]
Это батальонный комиссар Иван Фотиевич Стаднюк, литературный сотрудник армейской газеты «Мужество». Небольшого роста, внешне ничем, пожалуй, не приметный, он был неутомимым тружеником и храбрым воином. В дивизии появлялся часто и всегда неожиданно. На командном пункте никогда не задерживался и не ограничивался информацией, полученной в штабе или в политотделе. Иван Стаднюк сам ползал по передовой позиции, искал и находил там героев своих репортажей, по крупинкам собирал и обобщал опыт тяжелого ратного труда, подавая пример личного мужества...
А Михаил Матусовский? Внешне несколько неуклюжий и сугубо штатский даже в военном мундире, чем-то похожий, как правильно кто-то заметил, на толстовского Пьера Везухова. Он тоже не раз прославлял доблесть воинов дивизии в стихах и прозе.
Запомнились проникновенные строки из его «Баллады о возвращении»{25}, посвященной рядовому 595-го полка Ковальчуку, который в ночном бою в расположении противника лишился зрения и через полутора суток ползком вернулся в свою часть.
Мы находили к Родине путьБывал в дивизии и писал о ее воинах М. Горбунов, автор «Ледолома», отмеченного Максимом Горьким как «хорошая и своевременная книга», а также известный журналист-международник Б. Изаков.
Всем им наше фронтовое спасибо.
Когда мы, закончив совещание, вышли на улицу, густая темнота декабрьской ночи уже окутала землю, укрыла искалеченные дома шахтерского поселка на окраине Кривого Рога. Лишь редкие вспышки ракет выхватывали из темени громады терриконов. Тишину нарушали разрывы снарядов и беспорядочные очереди пулеметов. Как все это отличалось от той красочной картины, которая сохранялась в памяти с довоенных времен. Гудел здесь рабочий накал, заревом светились домны металлургического гиганта...
Больно щемило сердце. Как бы угадав мои мысли, редактор газеты, прощаясь, сказал: [159]
— Что ж, товарищ полковник, дни оккупантов тут сочтены.
Он, как и я, думал о предстоящем наступлении, хотя не мог о нем знать ничего конкретного.