Передышки не будет
За дни наступательных боев мы изрядно устали. И когда в Голофеевку вошли подразделения 6-й лыжной бригады, признаться, не верилось, что нам тут же прикажут выступать.
Но такова война. Нельзя откладывать на завтра то, что условия позволяют (а точнее, требуют) сделать сегодня, тотчас, немедля. Незамедлительного выступления требовала сама обстановка. Воронежский фронт успешно продвигался вперед на всех направлениях. До отдыха ли было в этих условиях танкистам, тем более что бригада сохранила свою боеспособность.
Дальнейшее направление боевого пути бригады на оперативной карте работники штаба обозначили стрелой, нацеленной на город Старый Оскол. Радиосвязь со штабом армии, соседями, взаимодействующими частями, а также для управления подразделениями работала в основном нормально.
Мастер эфира принимает на слух радиограммы автоматически. Сочетания точек и тире как бы механически преобразуются в цифры, буквы и ложатся на бумагу. А это все дается длительной и упорной тренировкой. Такой тренировкой для каждого была работа в сложной боевой обстановке.
Я помнил совет Георгия Корнеевича Стриленко о маневрировании. [59] Во время стоянки на нашей РСБ развертывалась выносная антенна, увеличивавшая радиус действия передатчика и обеспечивавшая лучшую слышимость при приеме. На ходу же работа велась через штыревую антенну, которая, конечно, ограничивала возможность радиостанции. Несмотря на экранизацию, приемник к тому же испытывал серьезные помехи от двигателя своего автомобиля и идущих рядом машин. А перемещаться приходилось часто и работать на ходу много.
Очень тяжело было дежурить радистам ночью. От постоянного шума и треска в наушниках наливалась свинцом голова. Неимоверно клонило в сон, хотелось забыться хотя бы на несколько минут. Но дежурство есть дежурство. И забыться — значило совершить тягчайшее преступление. Это связисты понимали отлично. Ночью обычно они дежурили по 2–3 часа, так как больше выдержать трудно.
Труд связистов нелегок еще и потому, что и во время передышки они находились на боевом посту. Радисты несли вахту у приемников и передатчиков, телефонисты, нагруженные катушками с кабелем, обеспечивали связь штаба с подразделениями, нередко по глубокому снегу, в стужу и слякоть прокладывали линии, дежурили на коммутаторе, в любое время суток выходили на устранение повреждений.
Когда отдана команда сниматься, связисты должны быстро смотать километры кабеля, нередко только-только проложенного, и опять тянуть линию вслед за наступающими. Тянуть под огнем, до предела напрягая силы.
Связисты нашей бригады мужественно несли свою службу, способствуя выполнению боевых задач.
Перед выходом из Голофеевки пошел снег. Для колесных машин дороги стали снова почти непроходимыми. Но наша РСБ шла и шла за танками. Машине помогали на трудных участках бойцы. В одном месте машина так безнадежно застряла в снегу, что сдвинуть ее с места мы [60] не могли. Танки ушли и никакой надежды на буксир... На наше счастье, подошли автоматчики. Командир роты старший лейтенант Кулеев, не спрашивая меня ни о чем, приказал бойцам помочь. Мотострелки облепили машину со всех сторон и, можно сказать, вынесли ее на руках.
— Спасибо, — сказал я Кулееву, идя вместе с ним за машиной, медленно ползущей по снегу.
— За что? Разве за это говорят спасибо?
— Ну как же! Без вас я бы ни за что не выбрался.
— Да брось ты, в самом деле. Лучше скажи, какие новости, что делается на белом свете.
Я рассказал ему о недавно прослушанной сводке Совинформбюро. Сведения были приятными.
— Вот теперь тебе спасибо, — сказал Кулеев.
— А за это разве спасибо говорят?
Мы с Кулеевым невольно рассмеялись.
— Будем считать, что мы квиты.
У нас теперь был запасной приемник, снятый в Голофеевке с разбитой машины. С его помощью мы прослушивали волны, на которых работали батальонные и танковые рации, а в свободные минуты ловили Москву. Поэтому мы были осведомлены о событиях на фронтах и в тылу лучше других.
Автоматчики Кулеева и дальше не раз помогали нашей машине преодолевать снежное месиво.
Волжанин Кулеев был годом старше меня. Военное училище окончил перед самой войной. По натуре это был человек веселый, общительный. Разговаривая, мы много шутили, смеялись и, конечно, были далеки от мысли, что больше нам встретиться не суждено.
За деревней Верхне-Чуфичево к Кулееву подбежал посыльный и передал приказ комбата капитана Грачева ускорить движение и выйти к деревне Верхне-Атамановской. Мотострелки свернули с дороги, а вскоре и я остановился у танков командира бригады и начальника штаба. [61]
Радиостанция находилась за небольшой высоткой, на которой был наблюдательный пункт комбрига.
В сторону Верхне-Атамановской выслали разведку на двух танках. Не доходя до окраины метров 400, наши машины остановились, а затем начали пятиться.
Молчавшая и, казалось, свободная от противника деревня вдруг огласилась пушечной пальбой. Нервы у немецких артиллеристов сдали, и они обнаружили себя. Наши машины, давая задний ход, открыли ответный огонь. Лобовой броне прославленных КВ снаряды противника не причиняли вреда.
Комбриг принял решение: танкам и мотострелкам атаковать деревню, а взаимодействующим с нами лыжникам зайти в тыл противника, отрезать пути отхода.
С наблюдательного пункта Новака было хорошо видно, как танки с десантниками двинулись вперед. Не дойдя до деревни, машины перестроились. Одна группа пошла прямо, а две нацелились на фланги.
Немцы открыли по наступающим артиллерийский и минометный огонь. Десантники, спешившись, шли за танками. Сугробы сковывали их движение, но вместе с тем и облегчали маскировку.
Нескольким танкам вскоре удалось ворваться на окраину Верхне-Атамановской. Некоторые же застряли в занесенных снегом балках и оврагах. Основная тяжесть боя за овладение деревней пала на бойцов мотострелкового батальона под командой знающего и мужественного офицера капитана Ивана Тихоновича Грачева.
Вперед вырвалась рота старшего лейтенанта Василия Кулеева. На какие-то секунды она залегла, потом поднялась и вошла в деревню вслед за танками, где навязала врагу ближний бой, бой, которого фашисты старались избегать. А в это время старший лейтенант Василий Украинский и лейтенант Никита Орешко со своими бойцами ударили с флангов.
Лыжники отрезали врагу дороги к организованному [62] отступлению. Оставив автомашины, орудия, склад боеприпасов, фашисты пустились наутек.
После боя я узнал, что среди погибших при взятии Верхпе-Атамановской был и Василий Гаврилович Кулеев. Я уже писал выше, мы видели, как у деревни на какие-то секунды рота залегла под сильным вражеским огнем. Потом воины услышали клич командира:
— За мной, вперед! Смерть фашистским гадам!
Кулеев устремился на врага, за ним бойцы. Но в деревню они ворвались уже без командира: он был убит.
Командование ротон Кулеева принял на себя секретарь партийного бюро батальона лейтенант Федор Мещеряков. Во главе с ним бойцы дрались с врагом за Верхне-Атамановскую.
На заранее подготовленных рубежах, в приспособленных к обороне населенных пунктах противник оказывал наступающей бригаде яростное сопротивление. Он подрывал мосты, лед на переправах, минировал дороги и подступы к населенным пунктам, устраивал засады...
На дворе стоял февраль. Украинцы и белорусы в своих краях называют этот месяц лютым. Метели, вьюги, словно подтверждая эту молву, продолжались и на нашем пути.
Снежные заносы на дорогах ограничивали возможности переброски войск, маневрирования резервами, обходных действий. Обеспечивать наступающих боеприпасами, горючим, продовольствием, не снижая общего темпа продвижения, было весьма и весьма трудно. Как работники тыла умудрялись доставлять все необходимое по бездорожью — уму непостижимо! Их ратный труд — одна из ярких героических страниц наступления.
5 февраля 1943 года войска 40-й армии освободили Старый Оскол, превращенный врагом в мощный узел сопротивления. В этом городе мне довелось быть еще в ноябре — декабре 1941 года. Там размещался наш 63-й, впоследствии 2-й гвардейский полк связи. Радостно было [63] сознавать, что войска, преодолев все тяготы, выпавшие на их долю, вернулись сюда победителями.
Большую роль в боях за город сыграла 107-я стрелковая дивизия под командой полковника П. М. Бежко. Ее бойцы и командиры проявили здесь неукротимый наступательный порыв, высокую организованность и дисциплину. Вместе с воинами этой дивизии в освобождении Старого Оскола участвовали наш 1-й танковый батальон капитана Брыка, мотострелковый батальон капитана Грачева, а также бойцы 6-й отдельной лыжной бригады, с которыми мы взаимодействовали.
Перед наступлением на Старый Оскол мы получили газеты за 4 февраля, в которых было опубликовано донесение командования Донского фронта Верховному Главнокомандующему. В нем говорилось, что войска фронта полностью завершили разгром окруженной сталинградской группировки противника. Перечислялось множество вражеских частей, нашедших бесславный конец на подступах к волжской твердыне, назывались имена пленных генералов во главе с фельдмаршалом фон Паулюсом.
Влияние этого победного сообщения на боевой дух наших войск, развивавших наступление, трудно переоценить.
6 февраля на первых страницах газет было напечатано о том, что наши войска заняли города Старый Оскол, Изюм, Купянск, Щигры, Тим...
Щигры, Тим... Это также для меня памятные места. Здесь в рядах 160-й стрелковой дивизии мне довелось участвовать в декабрьских боях 1941 и январско-февральских 1942 года. В эту дивизию я был временно откомандирован из 63-го полка для помощи молодым радистам.
В сообщении Совинформбюро, опубликованном 6 февраля, речь шла и о нас. Бойцы и командиры бригады испытывали большой подъем боевого духа. В обстановке всеобщего воодушевления личный состав 116-й получил приказ наступать на Белгород. [64]
Много было видано и перевидано в боях, но поход на Белгород показался нам наиболее трудным. Вспоминая минувшее, снова и снова думаешь о мужестве и выносливости автоматчиков, которые в лютые морозы, в пургу сидели на обжигающей холодом стальной броне, готовые немедля вступить в смертельную схватку с врагом. Фашисты сопротивлялись с отчаянием обреченных, и схватки с ними были ожесточенными.
Вместе с танками двигалась и наша радиостанция РСБ. Считалось, что наш автомобиль имел повышенную проходимость. Тем не менее часто приходилось толкать машину, отбрасывать снег, подкладывать под буксующие колеса все, что попадало под руку, в том числе и собственные шинели. Иногда в наиболее трудных местах нас брал на буксир танк.
Как-то мы основательно засели в снежном плену, а танки тем временем ушли далеко вперед. Мы тащились по их следу, пока не выбрались на грейдерную дорогу Двигаться стало легче. Потом танки свернули, пошли полем. Их след потянулся рядом. В сумерках мы не заметили, как этот след отделился.
Впереди показалась деревня. У первого же дома остановились. Подошла женщина, недоуменно посмотрела на нас:
— А вы чьи будете?
Вопрос удивил нас.
— Как чьи? Разве не видишь, мамаша?
— Родимые! Наши! — И спохватившись: — А тут ведь у нас немцы.
— Какие немцы? А наши танки?
Противник, видимо, собирался покинуть деревню и находился на другом ее конце. Гитлеровцам было не до нас: не заметили. Мы быстро развернулись и подались обратно. Отъехав километра полтора, услышали лязг и шум идущих нам навстречу танков. Чьи? Должно быть, наши. Но всякие бывают неожиданности на войне. Признаться, [65] при этой мысли пошли мурашки по телу. Но вот передняя машина остановилась.
Раздался злой голос Брыка:
— Это ты, Шиманский? Откуда черти вас несут? Какая хвороба занесла сюда? Чуть не долбанули по вас...
Мы были рады и этой неласковой встрече. Рассказали Брыку, как потеряли след подразделения, с которым шли. Об этом эпизоде стало известно Новаку. Он крепко отчитал меня за беспечность. Да и сам я понимал, что допустил такую оплошность, которая могла стоить нам жизни.
При большой маневренности наступательных действий нашей танковой бригады, плохих дорогах проводная связь применялась редко. Основная тяжесть легла на плечи радистов. Радистам РСБ, поддерживавшей связь со штабом армии и соседями, часто приходилось работать на ходу. Бывало, мы хорошо слышали, что нас вызывают, а наши ответы не доходили, хотя приборы и показывали, что передатчик работает на пределе. Большие помехи создавали вражеские передатчики, работавшие на тех же частотах, на которых работали и мы. Вообще в эфире было крайне тесно. И если мощность передающей радиостанции была слабой и она находилась на значительном удалении, поймать ее было делом весьма нелегким. Из-за плохой слышимости принять радиограмму нередко стоило больших трудов.
Естественно, что все переговоры со штабом армии и штабами соседей, как и положено, шли закодированными. Начальник шифровального отделения старший лейтенант Тельбуков, ставший как бы членом нашего экипажа, ни на секунду не расставался с толстым портфелем, где хранилась святая святых — шифровальная документация. Выполняя свою кропотливую работу, он испытывал много мытарств и неудобств. Отгородившись плащ-палаткой, подсвечивая «переноской» или карманным фонариком, он колдовал над своими таблицами, строго требуя от нас, чтобы не смели и одним глазом заглянуть в его «лабораторию [66] «. Это требование всеми нами соблюдалось неукоснительно.
Нередко из-за плащ-палатки слышался его ворчливый голос:
— Напутали, наврали, черти полосатые. Запросите (такие-то) группы...
Связь с частями бригады поддерживалась тогда посредством переносных раций РБМ. Радисты с аппаратурой ехали на танках комбатов, разделяя с мотострелками десанта все трудности похода. Передача команд производилась во время боя открытым текстом.
9 февраля 1943 года на окраину Белгорода вместе с другими частями ворвался на броне танков наш мотострелковый батальон. Его автоматчики, соскочив с машин, тотчас растеклись по улицам. Быстро меняя места и стреляя на ходу, они создавали у противника впечатление, что против него действует по меньшей мере полк, поддерживаемый танками.
И вот Белгород наш! С чувством исполненного долга собрались мы в заранее условленном месте. Туда же вскоре «десантом» на танке прибыли заместитель командующего 40-й армией генерал-майор Ф. Ф. Жмаченко и наш командир бригады подполковник А. Ю. Новак. Генерал Жмаченко от имени командования 40-й армии объявил благодарность участникам освобождения Белгорода и пожелал им новых боевых успехов. Сюда же, в Белгород, прибыла небольшая штабная группа нашей бригады во главе с подполковником П. И. Ступиным.
Скоро на самолете У-2 прилетел начальник штаба 40-й армии генерал-майор З. З. Рогозный. Он собрал командиров соединений и поставил им задачу форсировать наступление с целью овладения Харьковом.
Для наступления на Харьков была образована танковая группа, в которую целиком вошла наша 116-я отдельная танковая бригада и три отдельных танковых полка. Возглавил эту группу заместитель командующего [67] 40-й армией по бронетанковым и механизированным войскам полковник В. Г. Романов.
Сильная огнем и маневренностью, подвижная группа в дальнейшем сыграла большую роль в овладении Харьковом.
А. Ю. Новак, оставаясь командовать бригадой, в то же время исполнял обязанности заместителя командующего этой танковой группой, а на штаб бригады возлагались функции оперативного штаба группы. Связь группы со штабом армии и взаимодействующими соединениями и частями поддерживалась через нашу радиостанцию РСБ.
Здесь же, в Белгороде, генерал-майор Рогозный объявил, что Анатолию Юльевичу Новаку присвоено звание полковника, а за умелое выполнение заданий командования в наступательных боях он и его заместитель по политчасти Герц Иосифович Кривицкий награждены орденом Красного Знамени. В тот же день многие наши офицеры — Брык, Грачев, Ткачев, Бобровицкий, Глебов, Лукин и другие, о которых я рассказывал, были повышены в звании и также награждены орденами. Награждение бойцов и командиров было большим праздником.
Многие бои, в которых мы участвовали, и населенные пункты, которые мы освобождали, упоминались в сводках Совинформбюро. А это каждый воспринимал как высшую почесть.
10 февраля 1943 года в три часа ночи танки подвижной группы построились в батальонные колонны и двинулись по дороге Белгород — Харьков.
На рубеже Долбино, Новая Деревня противник оказал сильное сопротивление головным подразделениям группы, но задержать продвижение танкистов не смог. Усиленная разведка тщательно следила за действиями вражеского заслона и сбивала его каждый раз, когда он пытался закрепиться на промежуточных рубежах.
Утром 11 февраля в районе села Отрадное и совхоза [68] «Трактор» противник навязал группе бой с применением танков и авиации, стремясь остановить ее продвижение. Бой этот длился почти 8 часов. Враг не выдержал и отошел. Танкисты получили приказ: двигаться вперед и, не давая врагу закрепиться, ворваться в Харьков.
В этот день в радиосхеме на нашей рации добавились новые треугольнички с ломаной стрелкой, отходящей от верхнего угла. Так обозначались радиостанции, включенные в радиосеть. А это значило, что нам теперь предстоит поддерживать связь с новыми соединениями. В частности, на нашей схеме появились позывные 5-го гвардейского танкового корпуса, которым командовал генерал А. Г. Кравченко. Его фамилия часто упоминалась в сводках Совинформбюро. Только накануне мы прочли в газетах, что 4-й танковый корпус за выдающиеся заслуги в разгроме вражеских войск под Сталинградом и Воронежем переименован в 5-й гвардейский. И вот приятное соседство, которому все мы, естественно, были очень рады.
12 февраля на рассвете наступление возобновилось с новой силой. Чем ближе Харьков, тем борьба принимала все более ожесточенный характер. Враг нередко контратаковал. Приходилось вести встречные танковые бои. Немало досаждала вражеская авиация. Но войска настойчиво продвигались вперед. И в этом, думается, была также большая заслуга наших артиллеристов, которые интенсивно подавляли огневые точки врага, взламывали его оборону, расчищали путь танкистам и пехоте.
В сражении за Харьков снова отличился Николай Бобровицкий. Его танк «Александр Невский», несмотря на многочисленные бои, оставался неуязвимым и в числе первых ворвался на северо-восточную окраину города. Рядом с ним действовала машина лейтенанта Александра Мокроусова. Перед тем, на подступах к Харькову, они обратили в бегство большую группу вражеских солдат, раздавили орудие и уничтожили его прислугу. [69]
В боях за Харьков много выпало работы саперам лейтенанта Сергея Викторовича Смирнова. Я ревностно следил за делами моего друга, впрочем, как и он за нашими. Саперы Федор Сериков и Харис Азаматов обнаружили на окраине города противотанковые и противопехотные мины. Под огнем противника они обезвредили их, проложив путь танкам и мотострелкам.
В ночь на 16 февраля 1943 года усилиями танковых и стрелковых частей и соединений Харьков окончательно был очищен от врага.
О встречах с населением Харькова и впечатлениях можно рассказывать и рассказывать. Это было великое торжество воинов и освобожденных ими советских людей. Каждый, кто воевал, вызволяя из-под вражеского гнета наши города, знает, какие это непередаваемо счастливые минуты.
По бригаде был зачитан приказ комбрига, в котором подводились итоги боев. Начиная со сторожевского плацдарма, рощи Ореховой и до Харькова 116-я отдельная танковая бригада прошла с боями 300 километров. Она участвовала в освобождении более 90 населенных пунктов, в том числе районных центров, городов. Наши боевые дела были одним из многих ручейков, из которых образовался могучий поток зимнего наступления Красной Армии.
В жестоких сражениях бригада несла потери в людях и технике. Война без жертв не обходится. После боев за Харьков потребовалось доукомплектовать все подразделения.
Вскоре поступил приказ: сдать оставшуюся материальную часть 5-му гвардейскому танковому корпусу, а личному составу бригады сосредоточиться в селе Красное — пригороде Белгорода. Бригаду передали в резерв Верховного Главнокомандования. В начале марта, погрузившись в эшелоны, мы прибыли в Тамбов, неподалеку от которого и разместились в лагере. [70]