Есть такая станция Голофеевка
Русская зима-зимушка. И чего только не подбавляла она в январе 1943 года к тяготам солдата на войне! Неистовые вьюги, свирепые морозы, высокие сугробы, заторы на дорогах... Но еще большим злом непогодь была для противника, обутого в эрзац-валенки и кутавшегося в награбленное разное тряпье.
Уже далеко позади остались Сторожевое-1, и Урыво-Покровское, и роща Ореховая, и Довгалевка, и Платава. В морозы и метели одни населенные пункты приходилось брать с боем, другие враг поспешно оставлял, пытаясь в удобных местах огнем арьергардов задержать наше наступление, дать возможность своим главным силам уйти от преследования и занять позиции на заблаговременно оборудованном рубеже обороны.
Наша бригада наступала примерно по тем районам, которые мне и многим моим товарищам пришлось с боями покидать осенью 1941 и летом 1942 года.
Мы с болью оставляли тогда богатые и цветущие деревни и села. Теперь же в этих местах повсюду царило полное опустошение. Встречались деревни, в буквальном смысле слова выжженные дотла. Только остовы печей с почерневшими трубами да обгоревшие деревья напоминали о том, что еще недавно здесь жили люди.
И тем не менее эти места были особенно дороги нашему [43] сердцу, как мать, выжившая после тяжелой болезни. И хотя она худа и лицо побурело, торчит на нем один нос и смотрят на тебя потускневшие глаза, но ты ее все равно беззаветно любишь, ибо она твоя мать, ибо перед тобою знакомые материнские черты, дорогое и единственное лицо женщины, давшей тебе жизнь.
Проезжая через одно из таких пепелищ, я увидел, как в стороне медленно-медленно поднимается крышка над каким-то подземельем, очевидно погребом. Кто-то осторожно выглядывает из-под крышки, но вылезать не спешит. Но вот крышка резко отбрасывается. Из проема показалась голова старика. В глазах и удивление, и радость. Он что-то пытается сказать, но не может. Рядом появляется еще кто-то. Раздается радостный крик: «Наши! Наши пришли!» Люди выбираются из погребов и укрытий, спешат к нам, протягивают руки, обнимают, целуют. Улыбки и слезы. Слезы и улыбки.
Родные люди, перенесшие большое горе и вызволенные теперь из неволи. Остановились мои товарищи, всматриваются в их лица. Закаленные бойцы, не раз смело глядевшие смерти в глаза, вдруг проявляют какую-то неловкость, растерянность. Иной украдкой смахивает набежавшую слезу.
Николай Бобровицкий как-то сказал мне:
— Когда я вижу пепелища и изможденные лица стариков, я не чувствую, что я тот, которому нужно воздавать почести за их освобождение. Все кажется, что мы еще очень и очень мало сделали. Надо быстрей идти вперед. Ведь нас ждут. Никто не освободит наших людей, кроме нас.
Что ж, любой из нас был готов подписаться под этими словами собственной кровью.
Иногда в выжженных деревнях не оказывалось ни одного живого человека. Помню, как в одной из таких деревень мы, разгребая снег, увидели руку со скрюченными пальцами, потом и трупы женщины и подростка. [44]
А сколько было заметено снегом других следов фашистских злодеяний — тысячи и тысячи!
И если деревня, село не подвергались разрушению, то это вовсе не значит, что были пощажены. Просто враг, драная на запад, не успел здесь сделать свое черное дело. Не успел! Значит, вперед, как можно скорее вперед, чтобы предотвратить злодеяния. Так размышляли мы на дорогах наступления.
...На пути 116-й отдельной танковой бригады — Истобное, село, также превращенное фашистами в опорный пункт. По-видимому, здесь они попытаются задержать нас. Новак приказывает выслать в сторону Истобного разведку. Одновременно уточняет боевую задачу подразделениям, устанавливает, кто с кем взаимодействует в предстоящей атаке.
Я неотрывно нахожусь на РСБ. Страшно хочется переключить свой приемник на волну танков. Но сделать этого я не имею права. Моя радиостанция работает в сети армии. И перестройка на другую волну, уход из сети был бы грубейшим нарушением воинской дисциплины. Поэтому радисты, свободные от дежурства на РСБ, включают приемник РБМ и по тому, что передают танковые радиостанции, следят за складывающейся ситуацией.
Наши танкисты и мотострелки уже накопили опыт взламывания обороны противника на промежуточных рубежах. По приказу Новака к Истобному подтягивается батарея капитана Николая Ефремовича Авраменко. Под руководством Авраменко и его заместителя старшего лейтенанта Дмитрия Петровича Кормилова артиллеристам с помощью мотострелков удалось скрытно подтянуть орудия, разведать, где противник окопал танки, которые использовал как неподвижные огневые точки. Меткими выстрелами артиллеристы подбили несколько машин и орудий противника. Под прикрытием их огня к Истобному подтянулись и танкисты, которые также открыли по селу огонь из орудий. [45]
Пока батарея Авраменко и танкисты вели обстрел, к селу, совершив обходный маневр, почти с тыла подошли другие наши танковые подразделения, автомашины с автоматчиками и ворвались на улицы.
Первым ворвался в село экипаж танка «Фурманов» под командованием командира роты старшего лейтенанта Николая Проценко. Но вскоре от прямого попадания снаряда его танк загорелся. Рядом подбит другой. Но Проценко и экипаж, невзирая на пламя, не покинули машину, а продолжали вести бой, увлекая за собой пехоту. Одновременно шла борьба и с огнем, который удалось погасить. От нового попадания вражеского снаряда заклинило башню. Тогда водитель ставит танк под углом к движению, и он с места продолжает поддерживать наступающую пехоту.
Отличилась в бою за Истобное и рота легких танков Т-70 старшего лейтенанта Тимофея Федоровича Коптилкина. С нею взаимодействовали автоматчики роты старшого лейтенанта Василия Гавриловича Кулеева. Когда один из взводов под пулеметным огнем был вынужден залечь в укрытиях, встреченных на пути, Кулеев приказал рядовому Василию Волкову снять вражеского пулеметчика. Чтобы отвлечь внимание гитлеровца, автоматчики стали высовывать из укрытий на палках каски и шапки. Пока фашистский пулеметчик обстреливал эти цели, Волков в маскхалате полз и полз по-пластунски, зарываясь в снег. Наконец он приблизился к пулеметчику, метнул одну за другой три гранаты. Вражеский пулемет смолк. Около него было обнаружено 8 фашистских трупов. Василия Волкова наградили медалью «За отвагу».
Продвижению стрелков мешали два вражеских дзота. Чуть в стороне от них вела огонь артбатарея противника. Чья-то машина, притаившаяся за домом, вдруг взревела и, набирая скорость, рванулась к дзотам. Снежные вихри, взметенные гусеницами, скрыли ее по самую башню. Все, кто видел это, затаили дыхание. А танк смельчака наваливался [46] на один дзот, затем на второй... Вражеские артиллеристы сперва оторопели, а потом стали быстро разворачивать пушки в сторону танка. Воспользовавшись замешательством, грозный танк мчался уже на них. Под его гусеницами оказалась одна, потом другая пушка. Третье вражеское орудие разделило судьбу первых. Та же участь постигла и четвертое. Прислугу, пытавшуюся удрать, настигли пулеметные очереди.
Героический экипаж этой машины, как потом стало известно, возглавлял командир взвода Алексей Михайлович Мокроусов. Вел танк сержант Иван Смирнов. Механик-водитель в бою решает очень многое. От того, как быстро и точно он исполнит команды, сориентируется на местности, сманеврирует, в большой мере зависит не только урон, причиняемый врагу, но и жизнь самой машины, ее экипажа. Смирнов обладал сполна всеми качествами, необходимыми механику-водителю. Без этого он не сумел бы так четко действовать.
Героически дрался в этом бою экипаж танка командира батальона капитана Николая Аржанова. Танк ворвался на центральную улицу, огнем и гусеницами уничтожая живую силу и огневые точки противника. В конце боя один из снарядов вражеской пушки, укрывшейся за церковью, пробил бортовую броню командирского танка. Вместо Аржанова комбатом стал Ефим Брык.
Навсегда врезались в память похороны Аржанова и других наших воинов, павших в том бою. Кто-то из политработников произнес над их могилой вещие слова писателя о том, что павшие находятся всегда среди живых, в их борьбе. Бойцы поклялись беспощадно мстить фашистским захватчикам за гибель советских людей.
После освобождения Источного был принят по радио приказ развивать наступление.
...Есть такая станция Голофеевка — на железной дороге, связывающей Воронеж с Донбассом, на полпути между [47] Старым и Новым Осколом. Ее-то и приказали бригаде взять и удерживать до подхода других частей армии. Надо сказать, задача была непростая. Голофеевка находилась в сравнительно глубоком вражеском тылу. Чтобы добраться до нее, требовалось стремительно пройти через ряд населенных пунктов, в которых находились различные по силе немецкие гарнизоны. С захватом этой станции нарушались вражеские коммуникации, противник лишался возможности перебрасывать резервы в район наступления наших войск. Немаловажно было и то, что, обладая этой станцией, мы прикрыли бы левый фланг своих войск от возможных ударов немецких частей, окруженных в районе Острогожска, при попытке их вырваться из этого окружения. Именно танкисты могли надежно решить задачу, совершить быстрый маневр, внезапно появившись в том месте, где противник их не ждет.
В деревню Городище-1 танки бригады вошли без боя. Было это вечером 21 января 1943 года. Усилив охранение, А. Ю. Новак и его заместитель по политической части Г. И. Кривицкий собрали командиров. Разместившись в просторной избе, офицеры попытались представить себе действия, которые, вероятно, предпримет противник, и особенности предстоящего боя. На таком совещании я присутствовал впервые, и можно понять мое состояние.
— Итак, нам приказано овладеть Голофеевкой, — повторил подполковник Новак. Свет переносной лампы освещал профиль его осунувшегося лица. По блеску глаз, по тону голоса командира мы улавливали, что, несмотря на усталость, он сохраняет бодрость духа, и это передавалось всем нам, — Форсируя наступление, мы сразу же направляем передовой отряд, ядро которого составит танковый батальон капитана Селиванова...
Виктор Владимирович Селиванов встал.
— В передовой отряд выделяется, — сказал Новак, — рота автоматчиков, батарея противотанковых орудии, минометная рота, зенитный взвод, отделение разведчиков [48] на бронетранспортере. Передовой отряд поведет мой заместитель подполковник Ступин.
Павел Иванович Ступин был назначен на эту должность недавно, перед самым наступлением со сторожевского плацдарма. Каждый, кого называл комбриг, выслушивал задачу стоя, подчеркивая тем самым непреложность ее выполнения и личную ответственность.
— Во время движения, — сказал Новак, — связь с передовым отрядом будет поддерживаться но радио. За обеспечение связи отвечает младший лейтенант Шиманский. Выступать через час. Сверьте часы...
Мы покинули совещание в сосредоточенном молчании. Вышли из избы и снова встретились лицом к лицу с метелью, нашей союзницей. Каждый обдумывал, что бы еще сделать.
Идти по глубокому снегу колесные машины не могли. С собой мы брали только то, что крайне необходимо. Из радиосредств взяли две переносные радиостанции РБМ, испытанные в прошлых боях и маршах. Радистами на них были Сергей Желнов и Виктор Башарин. Тщательно проверили исправность аппаратуры, поставили свежие батареи, захватили комплект запасных ламп, получили необходимую документацию.
Ровно через час, выстроившись в колонну, танки двинулись в сторону Голофеевки. Впереди боевой разведывательный дозор — взвод легких танков лейтенанта Василия Степановича Ткачева. На броне одной из машин пристроился со своей радиостанцией Сергей Желнов. За разведдозором на положенном расстоянии — головная походная застава в составе роты танков КВ. Ее вел Бобровицкий. За ней — остальная часть отряда. Ночь стояла темная, разыгралась сильная вьюга, и боковые дозоры решили не высылать.
Мне и Виктору Башарину с рацией тоже пришлось устроиться на броне вместе с мотострелками. Включили рацию на прием, но нас не вызывают, значит, впереди все [49] нормально. Мы знаем, что и в штабе бригады на ту же волну настроен приемник и там тоже внимательно вслушиваются в эфир, чтобы тотчас принять и доложить самую свежую боевую информацию.
Двигались осторожно. Населенные пункты старались обходить, в бой с мелкими подразделениями не ввязывались. Главное — скрытно подойти к Голофеевке и внезапно атаковать врага.
Механики-водители вели танки на малых оборотах, ориентируясь по колее, проложенной машинами разведдозора, и по еле различимым соломенным вешкам, стоявшим вдоль грейдерной дороги. Командиры танков, чтобы не сбиться с дороги, открывали верхние люки и, высунувшись по грудь из башен, до боли напрягали зрение, всматривались в снежную мглу, готовые ко всяким неожиданностям. Заряжающие, радисты-пулеметчики были наготове. На жалюзи за башнями молча сидели десантники. Одни дремали, согретые теплом от мотора, другие думали свои бесконечные солдатские думы. Никто не курил. Завывание вьюги, порывистый ветер гасили шум моторов.
Судя по карте, вблизи большое село, где должен быть противник. Танки разведдозора свернули в поле. За ними — остальные. Прошло немало времени, прежде чем мы опять вышли на грейдер. Перед тем произошло событие, которое мы потом не раз вспоминали. Километрах в двух от села была обнаружена застрявшая в снегах колонна вражеских автомашин: около десятка грузовиков. Немецкие водители дремали в кабинах, дожидаясь рассвета. Но вот подошли наши танки. Десантники быстро собрали обалдевших от неожиданности немцев. Автомобили и груз решили не трогать. Для охраны пленных Бобровицкий оставил танк и отделение автоматчиков, а сам поспешил к Голофеевке.
Когда к застрявшей колонне подошли основные силы нашего отряда, грузовики прицепили к танкам. За руль [50] в одних автомобилях сели наши бойцы, другие вели обезоруженные немецкие шоферы.
Перед рассветом танки Ткачева подошли к Голофеевке. Она была рядом. Враг ничем себя не проявлял. На станцию выслали отделение автоматчиков. В белых халатах они казались призраками, быстро растворившимися во мгле.
Потянулись минуты ожидания. Как замедляют свой ход часы, знают только те, кто ждет возвращения разведчиков. Так же как и исчезли, бледные силуэты людей в халатах вдруг проступили в белесой пелене. Разведчики доложили, что на путях стоят три состава с паровозами под парами. Судя по всему, живой силы у противника мало. Возле переезда через железнодорожную линию замечен дзот. У вокзала и у товарных составов выставлена охрана.
У Ткачева созрело решение — атаковать без промедления, используя все преимущества внезапности. Он приказывает огня без необходимости не открывать.
И только после этого Желнов включил свой передатчик. Мы услышали его взволнованный голос:
— «Луна», «Луна». Я «Марс», я «Марс». Подошли к пели. Порядочек в сонном царстве. Командуем подъем. Как поняли? Прием.
Все было понятно. Между тем танки уже рассредоточились и двинулись к станции. Показались контуры зданий, составы на путях. Один из составов тронулся. Ближе всего от него был танк лейтенанта А. Ямыгина. Два снаряда, посланные Ямыгиным, угодили точно в цель: паровоз застыл на месте. Машина младшего лейтенанта А. Пащая ударила по дзоту у переезда и покончила с его гарнизоном. Танк Ткачева прорвался к вокзалу, обрушив огонь на железнодорожную комендатуру.
Солдаты вражеской железнодорожной охраны выскакивали из помещения в чем попало, но тут же нарывались на огонь наших автоматчиков. Командир мотострелкового [51] отделения сержант Петр Астапов уничтожил 16 гитлеровцев, а его товарищ сержант Березкин — 6.
О ходе боевых действий докладывал по радио Желнов. Когда подошел со своими танками Селиванов, Голофеевка уже была взята. Я передал по радио на командный пункт бригады, что Голофеевка наша, сообщил предварительные итоги боя. Расстояние, отделявшее нас от КП бригады, с трудом перекрывалось моим маломощным передатчиком. Но радиограмма была принята. И мне было приятно услышать голос РСБ, который подтвердил это.
Наступило утро 22 января. Ступин и Селиванов организовали оборону Голофеевки, выслали разведку в близлежащие населенные пункты. Осмотрели трофейные машины, в них оказалось продовольствие.
Появились жители пристанционного поселка. Они собирались кучками вокруг танкистов, стали нетерпеливо расспрашивать о новостях с фронтов. Отвечая, бойцы уговаривали всех разойтись по домам. Неровен час, нагрянет фашистская авиация.
Метель прекратилась. Выглянуло солнце. Вернувшиеся разведчики донесли, что в близлежащих селениях противника нет, а полицаи, узнав, что в Голофеевке советские войска, разбежались.
На запад от Голофеевки находилась непроходимая для машин пойма реки Оскол. Отсюда противник едва ли мог контратаковать, скорее всего, следовало ожидать его с севера, т. е. со стороны Старого Оскола. Это и учло командование при организации нашей обороны.
Часть роты танков Т-70 расположилась на приусадебных участках северо-западной окраины. Один взвод этой роты прикрывал дорогу, ведущую в сторону Корочи. Тут же был бронетранспортер с отделением автоматчиков. Рота КВ под командованием Бобровицкого находилась в резерве. Батарея противотанковых орудий заняла огневые позиции между железной дорогой и поселком, прилегающим к станции. По косогору недалеко от железнодорожной [52] линии оборудовала окопы в снегу мотострелковая рота старшего лейтенанта Глебова, усиленная минометами.
В 300 метрах от станции, на небольшой возвышенности стояло складское помещение. Оттуда хорошо просматривалось все северное направление. Здесь разместился командный пункт и наша радиостанция. Вместе с Башариным мы оборудовали выносную антенну, направив ее лучи в сторону командного пункта бригады. Проверили связь. Получили подтверждение, что нас теперь слышат хорошо.
Среди многочисленных трофеев, взятых в Голофеевке, оказались полевой кабель и телефонные аппараты. Все это пригодилось. С помощью нескольких бойцов, выделенных нам, командный пункт Ступина соединили проводной связью со всеми участками обороны.
В 9 часов над станцией появился вражеский самолет-разведчик. Зенитчики получили приказ — огня не вести. Наши подразделения, замаскировавшись, не подавали признаков жизни. Самолет покружился и улетел.
Для немцев танки 116-й бригады в Голофеевке были как гвоздь в сапоге. Поэтому едва ли кто сомневался, что противник смирится с потерей этой станции.
«Повысить бдительность. Не проморгать врага, появится — встретить как следует» — таков приказ Ступина, переданный по всем линиям связи.
Примерно через час запел зуммер телефона. Наблюдатель доложил, что от деревни Шмарино (северная сторона) по проселочной дороге движется колонна противника с несколькими танками. Недалеко от Голофеевки гитлеровцы начали развертываться в боевой порядок.
Первыми открыли огонь по врагу наши минометчики. Немецкая пехота сразу же залегла. Противник начал обстрел станции из минометов, а затем из танковых пушек. Когда вражеские танки подошли к станции метров на 700, заговорили наши орудия. Одна машина запылала, [53] другие повернули обратно. Пехота фашистов стала отходить.
Было очевидно, что противник предпринял разведку боем. Надо ожидать новой, более мощной атаки.
П. И. Ступин распорядился внести некоторые коррективы в организацию обороны, и его указания связисты тотчас передали в подразделения.
Однако новых атак противник не предпринял, и остальная часть дня прошла спокойно. Танкисты позаботились о дополнительной маскировке укрытий и машин. Жители поселка помогали им всем, чем могли. Мне со связистами пришлось разместиться в небольшой покосившейся хатенке. Ее хозяевами были пожилые люди. Старик — в прошлом путевой рабочий, а старушка — няня в детском саду. С какой радостью суетились они вокруг нас, стремясь хоть чем-то угостить. Пренебречь их скромным вниманием значило кровно обидеть.
Сели за стол. Разговорились. Два сына стариков были в Красной Армии. Оба танкисты. Накануне появления немцев от обоих сыновей приходили письма. Старушка извлекла из-за иконы, висевшей в углу, несколько треугольников. Присела, молча развернула письма и подала нам. А у самой, как сейчас вижу, в глазах стоят слезы.
— Может быть, и мои сыночки теперь где-то греются? А может, мерзнут в поле? А может...
Старик прерывает жену.
— Солдат на то и солдат, чтоб службу нести. А то как же? А хлопцы наши живы, — уверенно сказал хозяин. Успокаивая жену, он вспомнил, как в пятнадцатом году ходил в штыковую атаку, с «Георгием» вернулся с фронта.
Наступила ночь. Часовые, наблюдатели, боевое охранение не смыкали глаз. Было тихо. Казалось, немцы смирились с потерей Голофеевки. Однако Ступин приказал усилить караулы, выдвинуть в поле заставы и секреты, в избах иметь дежурных... [54]
Около полуночи из Городища-1, где находился КП бригады, прибыли А. Ю. Новак и его заместитель по политической части Г. И. Кривицкий. Отряду подбросили боеприпасы, горючее, продукты, средства связи. Ступин и Селиванов доложили обстановку, познакомили со схемой обороны Голофеевки.
Новак и Кривицкий обошли позиции, встретились с бойцами и командирами, проверили, все ли знают свои боевые задачи. Командование сообщило, что на подкрепление в Голофеевку форсированным маршем движется 6-я лыжно-стрелковая бригада. Отряду Ступина надо удержать станцию до ее подхода. Танкисты Селиванова, артиллеристы Авраменко, автоматчики Украинского и Глебова, бронебойщики Волощенко — все, кто занимал оборону в Голофеевке, узнав об этом, почувствовали себя еще увереннее.
А утром в небе появились вражеские самолеты. Зайдя со стороны солнца, «юнкерсы» стали бомбить станцию и поселок. Не успела отбомбиться одна группа, как показалась другая. Бомбы разметали несколько строений, попали в вагоны, стоявшие на путях, повредили станционные сооружения. Существенных потерь в боевой технике мы но понесли. Жертвами налета стали те немногие жители поселка, которые не успели укрыться.
Вскоре опять послышался шум моторов. С того места, где была укрыта наша радиостанция, отчетливо было видно, как с севера в сторону Голофеевки шли развернутым фронтом около 20 вражеских танков, за ними до двух рот пехоты.
Километра за полтора танки с ходу начали обстрел станции и поселка. Непрерывно рвались снаряды, свистели осколки. Оборона пока ничем не обнаруживала себя. Враг все ближе. Когда до передних его машин осталось метров 600–700, загрохотали наши пушки и минометы. Открыли с моста огонь и танки. Вот в боевых порядках немцев рвутся наши снаряды. На снегу все больше неподвижных [55] точек: убитых и раненых гитлеровцев. Но враг продолжает наступать. В дело включаются наши бронебойщики и пулеметчики. Атакующие фашисты, однако, достигают окраины поселка.
— Селиванов, контратакуй! — приказывает по радио Ступин.
Одновременно в небо взвились красная и зеленая ракеты. Взревели моторы. Грозные КВ и легкие Т-70 вырываются из засад и устремляются на врага. Сухо и зло бьют пушки, длинными очередями строчат пулеметы. Лязг стали, рев моторов, трескотня автоматов...
Потеряв 4 танка и много убитых, фашисты были вынуждены отойти.
У нас сгорело два Т-70. В одном из танков КВ заклинило башню, но он остался на ходу. Товарищей, которые пали в том бою, мы захоронили в братской могиле. Среди тяжелораненых был инструктор политотдела бригады М. А. Никулин, участвовавший в контратаке с одним из танковых экипажей.
Привели пленных. Стало ясно, почему так нахраписто лез противник: перед боем немцам выдали по изрядной порции шнапса. Теперь почти каждого из них бил нервный озноб. Руки тряслись. В глазах таился звериный страх. Глядя на них, я вспомнил трупы замученных женщин и подростков, торчащую из-под снега ручку ребенка. Руки, творившие это черное дело, тогда не тряслись. Фашисты, не колеблясь, пускали автоматные очереди в беззащитных советских людей, детей, подносили огонь, чтобы поджечь крестьянский кров. Но пленным мы не мстили. Сдался — живи.
Вечером Кривицкий и Селиванов обошли избы, где были размещены воины отряда, побеседовали с ними. Перед тем организовали отправку раненых и пленных.
Утром следующего дня фашисты предприняли новую попытку вернуть Голофеевку. Теперь они атаковали и с севера и северо-запада. Как и накануне, первыми приняли [56] бой наши артиллеристы и минометчики. И снова на заснеженном искрящемся на солнце поле трупы и трупы фашистских солдат. Враг продолжает лезть вперед.
Наши сухопутные броненосцы повел в контратаку комбат Виктор Владимирович Селиванов.
Бой танков с танками требует молниеносных решений, большого мастерства и мужества. Кто первый обнаружит цель и первым откроет огонь, у кого крепче окажутся нервы, тот и побеждает. Темп и меткость стрельбы, умелое маневрирование, способность занять по отношению к противнику закрытый и удобный для стрельбы участок — все это имеет важное значение.
Пока одна группа наших танков вела огневой бой с врагом, наседавшим с северо-запада, а другая демонстрировала попытку контратаки на север, около десятка КВ и Т-70, прикрываясь за строениями и используя складки местности, подошли к противнику незамеченными и ударили по его левому флангу. Две немецкие машины сразу же загорелись. Внезапность нападения и отвага наших танкистов заставили врага дрогнуть. Тут же пошли в контратаку и остальные танки, находившиеся в поселке. Наступил перелом. Продвижение немцев приостановилось. Яростно огрызаясь огнем, они начали пятиться.
И снова в этом бою отличился экипаж «Александра Невского», возглавляемый Николаем Бобровицким. Маневрируя и метко ведя огонь, он расправился с двумя машинами врага. На минуту я представил себе Николая, высокого, жилистого. Обычно лицо его освещали по-детски ясные глаза, выдававшие в нем доброту. Но парни из его экипажа рассказывали, что в боях он был совсем другим. Суровое лицо, холодные глаза, в которых не было и следа от наивности и доброты. Просто невозможно было поверить, что они в иное время могли быть другими.
В этом бою мы потеряли немало наших людей. Погиб еще один комбат — Виктор Владимирович Селиванов. Его [57] КВ во главе контратакующих решительно шел на сближение с противником, расстреливая машины с черными крестами на бортах. Но в пылу боя комбат, желая поточнее сориентироваться, выглянул из командирского люка башни и был сражен пулей. Это произошло, когда исход боя был уже предрешен. Намертво застыли 11 вражеских танков и самоходных установок. Пехота противника, преследуемая нашими Т-70, несла большие потери.
Утром 26 января на окраине Голофеевки появились первые бойцы 6-й отдельной лыжной бригады, с которой мы заблаговременно установили радиосвязь.
Личный состав 116-й отдельной танковой бригады с честью справился с поставленной перед ним боевой задачей. За время Острогожско-Россошанской наступательной операции только в плен бригадой взято 3500 солдат и офицеров неприятеля. Немало вражеских танков было сожжено и подбито. Сотни гитлеровцев нашли могилу под огнем и гусеницами.
За успешное выполнение задания по захвату и удержанию Голофеевки командующий 40-й армией генерал Москаленко объявил воинам бригады благодарность и приказал отличившихся в этих боях представить к правительственным наградам.
Выражаясь образно, можно сказать, что уже в этих боях наши воины через смотровые щели танков, прицелы автоматов и пулеметов, через приборы наводки видели грядущую Победу. [58]