В действующей армии

Издали показалось, что домики стояли пустыми, вокруг них — ни души. Но когда мы подошли поближе, то увидели тщательно замаскированные автомашины, лошадей у коновязей, снующих в разных направлениях бойцов.

Встретил нас молодой красивый лейтенант, стоявший непринужденно, заложив пальцы рук за туго подпоясывавший гимнастерку ремень.

Связной, как видно здесь свой человек, обратился к нему не совсем по форме:

— Товарищ начштаба, вот младшего лейтенанта привел, направлен к нам в полк.

Слово «к нам» он произнес как-то особенно значительно, но меня удивило другое: лейтенант — начальник штаба полка! Что-то о подобном и слышать не приходилось. Но надо было представляться:

— Товарищ лейтенант, младший лейтенант Сергеев прибыл в 617-й стрелковый полк для прохождения дальнейшей службы в должности командира стрелковой роты.

— Здравствуйте. Сироткин Петр Иванович.

Обменялись рукопожатиями. Не знал я в ту минуту, что пожимал руку человеку, который станет одним из моих ближайших друзей.

Из завязавшегося разговора выяснилось, что командиры рот в полку очень нужны, ибо некоторыми ротами командуют старшины. Однако только командир полка может решить, дать ли мне роту сейчас, или придется подождать до прибытия пополнения. Выяснилось также, что командир полка капитан Гриднев находился на КГ! в селе Пригаровка и что лучше всего воспользоваться полуторкой, которая повезет сейчас туда патроны.

Сироткин поинтересовался, есть ли у меня оружие. Узнав, что есть карабин, похвалил:

— Штука удобная в походе и в окопе. Но для ближнего боя командиру необходим револьвер или пистолет. Только где бы их достать? [23]

Лейтенант на минуту задумался.

— Постойте, сейчас найдем выход, — сказал он, увидев проходившего мимо военврача с двумя шпалами в петлицах.

— Товарищ Вилиг, — твердо, несмотря на разницу в званиях, сказал лейтенант, — у меня просьба: снимите, пожалуйста, свой пистолет и передайте его младшему лейтенанту. Он идет командовать ротой.

— Товарищ начштаба, а как же я без оружия?

— Обещаю, что скоро вам что-нибудь подыщем. Берите, младший лейтенант, и бейте без промаха.

Принял я от врача отличный пистолет ТТ и не расставался с ним более двух лет. По предложению лейтенанта Сироткина оставил я в штабе полка чемодан, явно более пригодный для поездок на курорт, перебросил через плечо полевую сумку и уселся рядом с шофером в кабине полуторки.

— Езжай быстро, — напутствовал Сироткин водителя. — Помни, что дорога, особенно на бугре, пристреляна фашистами. Попадешь под минометный или артиллерийский обстрел — не вздумай останавливаться или поворачивать назад — пропадешь. Меняй только скорость. Ясно?

Поехали. Вот и бугор, о котором шла речь. Машина то и дело подпрыгивала на ухабах, но водитель не снижал скорости. Еще несколько сот метров — и мы въехали в село. Остановились у дома, где находился командир полка. Вошел в дом и увидел моложавого, с симпатичным худощавым лицом человека, которого на гражданке никогда не принял бы за командира, занимающего такую высокую должность. Только добротная, хотя и видавшая виды, коверкотовая гимнастерка да безупречная строевая выправка безошибочно выдавали в нем кадрового военного.

Капитан расспрашивал меня тактично, делая вид, что не замечал, как я невольно вздрагивал от близких разрывов мин: фашисты вели беспорядочный, непрекращающийся минометный огонь по селу.

— Это — беспокоящий огонь, — спокойно пояснил Гриднев, когда мина шлепнулась где-то рядом, словно речь шла о елочной хлопушке.

— Вот что, товарищ младший лейтенант, — сказал капитан после непродолжительной беседы. — Несколько дней вы будете при мне для отдельных поручений. Попривыкнете, тогда и получите роту.

Когда стемнело, приехал верхом на кауром жеребце Сироткин. Минометный обстрел продолжался, но уже не [24] производил на меня особого впечатления. Едва сели ужинать, вошел командир — танкист:

— Хочу проститься, товарищ капитан. Перебрасывают нас на другой участок фронта.

— Очень ты меня огорчил, друг, — ответил Гриднев. — Совсем другая жизнь, когда знаешь, что у тебя за спиной «коробочки». Ну, сие от нас не зависит. Желаю одного: будь здоров!

Вот так просто, силой приказа и обстоятельств, сходились и расходились на войне люди. Только что вместе, плечом к плечу, стояли на одном огневом рубеже, а теперь разлучила судьба фронтовых побратимов, и никто не знал, увидятся ли они когда-нибудь вновь. Не оставалось даже времени на то, чтобы посидеть, проститься как следует, сказать друг другу добрые слова.

Едва закрылась дверь за танкистом, вошли трое разведчиков, принесли в вещмешке большую круглую противотанковую мину. Пояснили, что добрались до подбитых на «нейтралке» вражеских танков и там ее обнаружили. Похоже, что гитлеровцы уже успели оборудовать противотанковое минное поле.

Гриднев сразу же оживился:

— А ведь это может означать, что на нашем участке противник переходит к обороне. Нет ли немецкого боевого охранения около танков? Вот бы взять «языка»! (Мы тогда не знали, что 12 сентября враг уже начал наступление на кременчугском плацдарме. Поэтому и ушли от нас танки.)

Ночью поспать почти не удалось: нервы были напряжены, да и расположились пока для меня непривычно — прямо на полу, расстелив шинели. А главное, Гриднев и Сироткин разговорились вполголоса, вспомнили минувшие бои, вот я и прислушивался к воспоминаниям боевых командиров. Узнал немало интересного. Например, что под Мироновкой пьяные гитлеровцы устроили психическую атаку. У Гриднева хватило выдержки подпустить их на близкое расстояние и только тогда дать команду открыть огонь. «Похоже на то, что мы видели в кинофильме «Чапаев», — говорили командиры. — Но если по-честному, то психическая атака — не для слабонервных». Многие бойцы потом признавались, что едва выдержали напряжение, с трудом удержались от преждевременного открытия огня. Но уж потом-то, когда увидели, как валились под дружным огнем фашисты, как в панике бежали уцелевшие, поняли, [25] что фашистских фанатиков лучше всего бить в упор, наверняка.

На следующий день Гриднев приказал мне сопровождать его при обходе переднего края обороны полка. С нами пошел также его адъютант лейтенант Токмачев — высокий и поэтому немного сутулившийся молодой человек. Он неотступно следовал за капитаном, не снимая руки с висевшего на груди автомата ППШ — предмета всеобщей зависти, ибо такого надежного и удобного оружия в полку было еще очень мало.

Погода стояла солнечная, немцы прекратили обстрел Пригаровки, и как-то не верилось, что мы идем на передний край обороны. А когда дошли, то он, долгожданный, меня просто разочаровал. Вместо представляемых ходов сообщения, окопов в полный рост, дзотов и прочих фортификационных сооружений, о которых нам говорили на тактических занятиях в университете и в лагерях во время сборов, я увидел наспех отрытые вдоль деревенской околицы, мелкие, по пояс, окопчики. Перед ними проходила проселочная дорога, а за ней стеной стояла высокая перезревшая пшеница. Обзора практически не было. Только поднявшись из окопа на бруствер и став в полный рост, можно было разглядеть метрах в трехстах впереди два подбитых немецких танка, о которых шла речь вчера вечером, а за ними — деревеньку, выходившую в нашу сторону садами.

— Там немцы, — коротко бросил Гриднев.

Поколебавшись, я все же сказал Гридневу, что по пшеничному полю гитлеровцы могут скрытно подползти к нашей передовой и одним коротким броском оказаться в окопах. Внес и предложение: воспользовавшись тем, что ветер дует в сторону противника, поджечь пшеницу сразу вдоль всего занимаемого полком участка.

— Верно, — согласился капитан. — Только отдать такой приказ смогу, лишь согласовав его со штабом дивизии: там должны знать причину пожара. Свяжусь со штадивом немедленно, после того как осмотрим позицию противотанковой батареи.

Батарея располагалась метрах в двухстах от переднего края. Молоденький лейтенант-артиллерист четко отдал рапорт. Гриднев поздоровался с ним как со старым знакомым. Стоим, разговариваем. Вдруг слышим со стороны противника минометный залп, зловещий шелест над головой.

— Мины! — крикнул лейтенант. — Всем — в укрытия! [26]

И опять нас спасли щели, вырытые неподалеку от орудий, такие же узкие и глубокие, какие мы в свое время отрывали под Броварами.

Гитлеровцы точно засекли батарею. Несколько минут подряд вокруг нас рвались мины. Потом враг перенес огонь в глубину села, и тут же послышался треск автоматов. Было 12 часов 13 сентября 1941 года.

Выскочив первым из щели, Гриднев крикнул командиру батареи:

— Отражать вражескую атаку! — и, обращаясь уже ко мне и адъютанту, добавил: — Бегом на КП!

Добежав до своего командного пункта, Гриднев по телефону коротко доложил обстановку, выслушал указания и, положив трубку, объявил:

— Приказано отходить в общем направлении на станцию Кобеляки, сдерживая всеми средствами продвижение врага и нанося ему максимальный урон.

Полк начал отход, когда враг уже вошел в Пригаровку. Я старался держаться рядом с капитаном. Остаток дня и всю ночь шли мы в направлении на железнодорожную станцию Кобеляки. Временами попадали под огонь немецких минометов. А к утру выяснилось, что части перемешались: в рядах нашего 617-го полка оказалось немало воинов из других частей. Только к обеду вышли к станции, но она горела и, как доложили высланные туда разведчики, находилась уже в руках противника.

Гриднев собрал командный состав подразделений, каждому определил маршрут, поставил задачу — собирать встреченных бойцов, командиров, отдельные группы, формировать из них команды и сосредоточивать на сборном пункте в колхозном саду севернее станции, куда подойдут и походные кухни.

К пункту сбора я пришел во главе доброй сотни бойцов и младших командиров, «найденных» по дороге и сведенных в отряд. Здесь нас уже ждали кухни, и после сытного горячего обеда настроение у всех несколько поднялось.

В большом колхозном саду, раскинувшемся в низине у сильно заболоченной речушки, под укрытием фруктовых деревьев собралось до шестисот человек. Капитан Гридпев, не мешкая, приступил к формированию подразделений и назначению командиров из числа тех, кого он лично знал и на кого мог положиться. В конце концов пять или шесть командиров, в том числе и я, остались без войска.

— Вы — мой резерв, — объявил Гриднев. — Будете постоянно рядом. [27]

Из пункта сбора станцию Кобеляки не было видно, ее заслоняла высота, на скате которой поспешно окапывались немцы. Они это делали так недалеко от нас, что можна было разглядеть мелькавшие лопаты.

В саду оказалось несколько обложенных дерном погребов, сейчас пустых, а предназначенных, вероятно, для храпения яблок. Около одного из них Гриднев приказал построить сформированные подразделения, поднялся на погреб, как на трибуну, и произнес речь, смысл которой сводился к тому, что командование приказало нам занять станцию Кобеляки, но враг оказался там раньше нас. Поэтому, чтобы выполнить приказ, необходимо решительной атакой выбить противника с его позиции.

Вдруг откуда-то из гущи деревьев полетела в нашу сторону цветная ракета, указывая, где скопились бойцы. И тут же на них, стоявших в тесном построении, посыпались мины.

Когда грянул первый залп, Гриднев мгновенно оценил ситуацию и крикнул во весь голос:

— Строю — рассыпаться! Отходить к поселку!

После этого он соскочил с погреба на землю и оказался рядом со своим резервом. По блеску глаз и ходившим на скулах желвакам я видел, что капитан лихорадочно ищет выхода из создавшегося положения. Наконец, приказав нам лежать пока на месте, капитан пружинисто поднялся во весь рост и побежал к поселку, куда отходили люди. За ним, пригнувшись, последовал Токмачев.

Старшим никого из нас Гриднев не назначил, не до этого было. Кто-то проявил инициативу и предложил занять удобную позицию, чтобы можно было стрелять по врагу, который, скорее всего, может появиться со стороны, откуда пустили ракету. Все мы словно вдруг вспомнили, что находимся на фронте, в каких-то сотнях метров от фашистов. Быстро извлекли из кобур пистолеты, наганы — у кого что было. У меня кроме ТТ был еще и «киевский» карабин, еще у одного командира — винтовка со штыком.

Мимо погребов, рядом с которыми развернулись события, проходила тропинка, скрывавшаяся метрах в 80–100 от нас за пирамидальными тополями. Из-за них-то и вышла группа фашистских солдат. Восемь или десять гитлеровцев шли без видимой опаски, переговариваясь между собой. У идущего впереди были засучены рукава, на груди болтался автомат. Его-то я и взял на мушку.

— Огонь!

Недружно прогремели выстрелы. Тот, что с автоматом, [28] словно споткнувшись, рухнул на землю. Думаю, что в него целились если не все, то большинство из нас. Уверен, что достала его и моя пуля. Остальные солдаты залегли и начали наугад строчить из автоматов в нашу сторону. Теперь превосходство врага в вооружении и плотности огня стало подавляющим. Пришлось нам сначала отползти за погреб, а потом перебежками добираться до поселка. В нем, однако, не оказалось ни души.

Покинув поселок, мы, уже почти в полной темноте, вышли к железной дороге и у переезда заметили большую группу людей. Оказались наши — из 617-го полка. Тут я прямо-таки столкнулся с Токмачевым. Спросил его, где командир полка?

— Убит капитан Гриднев, — с тоской в голосе ответил лейтенант и рассказал такие подробности.

Когда капитан вбежал в деревню, чтобы собрать бойцов, враги дали очередной залп из минометов. Услышав свист мин, Гриднев свернул за угол хаты, а Токмачев, находившийся от него метрах в десяти, упал на землю. Он видел, как одна мина разорвалась перед капитаном, а другая ударила в стену хаты, которая рухнула и накрыла уже распростертого на земле командира полка.

На душе было тяжело. Не успел я как следует познакомиться с первым своим фронтовым командиром, а его уже не стало. Отдавая дань личной храбрости Гриднева и глубоко переживая нелепую, в общем-то, потерю, я подумал о том, что зря капитан не выставил вокруг сада боевое охранение...

Уже за полночь прискакал на лошади посыльный из штаба дивизии. Не спешиваясь, спросил, какой полк, и, услышав, что 617-й, облегченно вздохнул.

— Вас-то мне и надо. Подскажите, где найти капитана Гряднева?

— Убит капитан, — ответил Токмачев. — Да и из штаба полка мы сами никого отыскать не можем. Так что, если хотите что-то передать, обращайтесь к командирам, которые здесь находятся.

— Ладно, — согласился конник, довольный, видимо, удачным завершением нелегкого и опасного пути. — Командир дивизии приказал занять окопы на этой высотке, за железной дорогой, — он указал рукой в сторону, где в густом мраке ничего не удалось разглядеть, — и держать здесь оборону до нового распоряжения. Если же натиск врага окажется очень сильным, то организованно, сохраняя людей и оружие, отойти по полю на Новые Санжары. [29]

Посыльный ускакал, а мы отправились искать укрытую темнотой, неведомую пока высотку.