Наступил год сорок первый

В ночь на 22 июня 1941 года фашистская Германия вероломно напала на нашу Родину. Мирный созидательный труд советского народа был прерван. Началась Великая Отечественная война.

В те дни я жил одной мыслью, одним стремлением — как можно быстрее оказаться на фронте, среди танкистов, но меня направили на курсы усовершенствования командиров танковых бригад Бронетанковой академии РККА, а после их окончания получил назначение на должность заместителя начальника 1-го Горьковского танкового училища. Оно разместилось в районе Гороховца, у Ильина-Озера, в еще не обжитых помещениях, в землянках. Офицерский и курсантский состав энергично взялся за благоустройство и создание материально-технической базы. Были построены учебный полигон и танкодром, классы снабжены необходимыми учебными пособиями. Потрудиться пришлось немало, работали не считаясь со временем.

Все свободные часы я посвятил детальному изучению находящихся на вооружении Советской Армии танков, истории советского танкостроения. Еще весной 1918 года, на заре Советской власти, В. И. Ленин поставил перед военными специалистами задачу создать свои отечественные танки для усиления боевой мощи Красной Армии.

Трофейный танк «Рено», подаренный В. И. Ленину 2-й Украинской советской армией, был не единственным в Москве. В конце апреля по просьбе Владимира Ильича В. И. Межлаук приказал срочно передать в Москву один танк для участия в первомайском параде. Танк был отправлен 26 апреля 1919 года с лучшим механиком танкового отряда дивизиона Андреем Зарубенко. 1 Мая 1919 года оба танка прошли по улицам Москвы, по Красной площади, а затем для показа жителям столицы были выставлены в Манеже.

После этого по распоряжению В. И. Ленина подаренный танк направили на Сормовский завод (ныне «Красное Сормово») в качестве образца. Здесь было начато срочное изготовление советских танков. На броне первой боевой машины были начертаны слова «Борец за свободу товарищ Ленин». В изготовлении 15 танков этого типа, выпущенных весной 1920 года, принимали участие коллективы [152] заводов АМО (ныне автозавод имени И. А. Лихачева) и Ижорского под Петроградом. Завод АМО поставлял четырехцилиндровые двигатели мощностью в 30–35 лошадиных сил, а Ижорский — 16-миллиметровые броневые листы. Танки имели на вооружении пушку и пулемет.

За годы довоенных пятилеток была создана мощная социалистическая индустрия, в том числе и оборонная. В 1931 году в Красную Армию поступили на вооружение легкие танки БТ и Б-26, а в середине 1932–1933 годов — средние танки Т-28 и тяжелые Т-35.

Мне вспомнились жаркие споры на ВАКе с конниками. Многие из них позже пересели на стального коня. Как и многие из нас, они не могли представить себе тогда столь стремительного развития военной техники и танкового дела.

В конце 1939 года коллектив конструкторов под руководством А. А. Морозова, М. И. Кошкина и Н. А. Кучеренко завершил работу для запуска в производство танка Т-34. Почти одновременно под руководством Ж. Я. Котина был разработан проект тяжелого танка КВ. В конце 1943 года на вооружение Советской Армии поступил новый, еще более мощный танк ИС. Вооруженный 122-миллиметровой пушкой, он по техническим показателям превосходил хваленые немецкие «тигры». Обладая широкими гусеницами, ИС легко передвигался по топкому грунту.

Танк Т-34 был признан лучшим танком второй мировой войны. По своим качествам ему значительно уступали все иностранные танки. Вооруженный 76-миллиметровой пушкой с увеличенной бронепробиваемостью, Т-34 имел наклонные броневые листы, что повысило защиту экипажа от снарядов. Машина была оснащена мощным танковым дизелем с большим запасом хода, с меньшей вероятностью воспламенения, чем выгодно отличалась от иностранных танков, работающих на бензине.

Появление «тридцатьчетверок» в начале сентября 1941 года в районе Орла в бою с 4-й немецкой танковой дивизией было для врага полной неожиданностью. Танки Т-34 продемонстрировали свое превосходство в вооружении, броне и маневренности над немецкими. Снаряды из 76-миллиметровой пушки пробивали броню немецких танков с полутора — двух тысяч метров, тогда как пушки немецких танков поражали Т-34 с расстояния не более чем 500 метров и только в том случае, если снаряд попадал в их бортовую или кормовую части. [153]

Немецкие танки по толщине лобовой (40 миллиметров) и бортовой (14 миллиметров) брони уступали танку Т-34, который нес лобовую бронь в 70 миллиметров и бортовую в 45. Попытки фашистской Германии создать свой танк по образцу Т-34 оказались безуспешными.

Не одна тысяча курсантов прошла через наше училище. Со многими питомцами пришлось позже встречаться в боевой обстановке на фронтах. Они были благодарны, что их учили тому, с чем пришлось столкнуться в боевой обстановке. Еще не нюхав пороха Отечественной войны, я и мои коллеги тщательно изучали опыт офицеров-фронтовиков, направленных к нам на преподавательскую работу. А опыт этот свидетельствовал о том, что ряд теоретических положений, на основе которых строилась подготовка танкистов в мирное время, явно устарел и требовал пересмотра. Однако с этим не все были согласны. Некоторые преподаватели утверждали: если теория говорит «нельзя», то нечего и пытаться ее опровергать. На это следовал ответ: «Теория не вправе ставить предел дерзанию». «Чистые теоретики» утверждали, что технику в училище надо беречь и не выводить преждевременно из строя сложными упражнениями, преодолением крутых и опасных подъемов и спусков. Учение — есть учение. «Нет! — возражали мы им, — учить, как на войне».

Разрабатывая совместно с офицерами-фронтовиками план практических учений в поле, мы ставили целью создать максимально усложненную обстановку, где могли и должны были проявиться не только знания курсантов, но и умение самостоятельно действовать и принимать быстрые решения. И в этом нас крепко поддерживал генерал А. П. Николаев и его заместитель по политчасти полковник А. М. Левицкий.

Конечно, методы подготовки и обучения, которых придерживались наши «чистые теоретики», страдали существенными недостатками, в чем вскоре сами они могли убедиться, когда на проверочном учении курсанты-»командиры» экипажей, лучшие по их отзывам и оценкам, вместо того, чтобы действовать и принимать решения, проявили растерянность и нервозность. Но надо сказать, что эти офицеры были действительно большими знатоками теории и многое дали курсантам. [154]

Еду на фронт

Как ни важна была работа в училище, я рвался на фронт. Битва шла под Москвой.

Получив командировку в столицу, попал на прием к генералу П. А. Маркову.

— Ну, что ты рвешься на фронт? Боишься опоздать? — откладывая в сторону рапорт, спросил генерал. — Тебе уже не раз говорили... Ты нужен училищу. Не всем же быть на фронте.

— Я думал... — начал было я.

Но генерал перебил:

— Думал!.. Наше дело солдатское — выполнять приказы...

— И все же, товарищ генерал, позволю привести слова полководца Отечественной войны: «Теперь каждый солдат должен думать, как спасти Россию...»

Марков нахохлился:

— Кто же это?

— Кутузов, товарищ генерал.

— Гм! — генерал взглянул на меня и рассмеялся. — И все же, дорогой, не могу! И начальник училища против.

Но я был настойчив. Ходатайство поступило к генерал-полковнику Я. Н. Федоренко. Он знал меня еще по гражданской войне.

Матрос-черноморец, большевик с февраля семнадцатого, Я. Н. Федоренко в октябре того же года, командуя ротой красногвардейцев, отличился при разгроме контрреволюционного гнезда — штаба Одесского военного округа. Позже, будучи командиром тяжелого бронепоезда № 4, принимал активное участие в боях с немецкими оккупантами, петлюровцами, махновцами, белополяками. Вступал в артиллерийские дуэли с военными кораблями интервентов, прикрывавшими огнем эвакуацию из Крыма остатков врангелевской армии.

Он любил шутку и в беседах, выступлениях на митингах мастерски использовал украинские народные поговорки и пословицы.

Душевные качества Якова Николаевича — отзывчивость, мужество влекли к нему людей.

За большим столом передо мной сидел генерал-полковник, плотный, с посеребренной головой — заместитель наркома обороны, командующий бронетанковыми и механизированными войсками Советской Армии. Внешне он сильно [155] изменился. И все же это был тот же Я. Н. Федоренко, простой и внимательный, прекрасный знаток не только своего дела, но и своих кадров.

Человек большого пытливого ума, выдающихся организаторских способностей, сильного характера, один из авторов разработки основ и принципов боевого применения танковых войск, он пользовался большим авторитетом в Вооруженных Силах.

Крепко пожав руку и откинувшись на спинку кресла, Я. Н. Федоренко пристально посмотрел на меня.

— Значит, на фронт хочешь? — сразу перешел к делу.

— Так точно.

— Так точно... — иронически повторил Я. Н. Федоренко. — Надоело сидеть в тылу. Там, мол, дерутся, а я здесь отсиживаюсь. Так, что ли? Неверно это! Люди везде нужны: и там, и здесь. А сейчас, когда промышленность дает нам все больше и больше танков и мы формируем не только бригады, корпуса, но и танковые армии, нужны кадры. Понимаешь, хорошо подготовленные офицеры и экипажи. Кадры нужны! Ну, а кто их подготовит, как не ты, старый, опытный танкист, и тебе подобные... Знаю тебя, знаю и отзывы. Я тоже хотел бы на фронт, тряхнуть стариной, да вот, видишь, сижу здесь. Говорят — надо. А я солдат партии и армии. Отвечаю: слушаюсь!

Федоренко провел рукой по усталому лицу и посмотрел на меня.

— Ну, что на это скажешь? — спросил он.

Я не сдавался.

— Упрямый, черт... был и таким остался. Ну, что ж! Поезжай, — генерал Федоренко на мгновение призадумался. — Поезжай в Кантемировский корпус генерала Полубоярова. Вот опять вновь и сойдутся ваши пути. — Встал, прошелся по кабинету и закончил: — У Павла Павловича можно и надо многому научиться. Отличный боевой генерал. Даже в самый сложный, критический, казалось бы, момент не теряет присутствия духа и отлично разгадывает замыслы врага! Извини, больше времени нет. Боевого счастья и успехов тебе! Не задерживайся!

От генерала Федоренко я вышел окрыленный и взволнованный. Сбылось мое желание — еду на фронт воевать под командованием Павла Павловича Полубоярова — это ли не счастье? Генерала П. П. Полубоярова я знал с далеких 20-х годов по Харьковскому танковому дивизиону, в 6-м отряде которого он служил. [156]

Запомнился долгий путь на фронт. По дороге встречались подбитые и сожженные танки с паучьей свастикой на броне, белыми и желтыми крестами. На обочинах дорог, в кюветах валялись перевернутые автомашины, повозки, огромные фургоны. Видел и следы «рельсовой войны» — спущенные народными мстителями — партизанами под откос железнодорожные эшелоны, разбитые и сожженные паровозы, платформы, скелеты вагонов, исковерканные машины, пушки, самолеты.

Проезжали мы и мимо бесконечных полей с белыми крестями, увенчанными стальными касками. Кладбища фашистских солдат были немым свидетельством разгрома врага, отступавшего под напором советских войск.

Вслед за Сталинградской битвой отгремела и Курская. Расчеты на реванш обернулись погребальным звоном.

Здесь был завершен коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны и всей второй мировой войны. Стратегическая инициатива фашистской армии была бесповоротно утеряна. Она перешла к Советской Армии, которая горела одним желанием — как можно скорее очистить родную землю от фашистской нечисти. Это желание, уверенность придавали ей несокрушимую силу, неутомимость в борьбе, мужество. Родина, народ давали нашей армии во все большем количестве могучую технику — самолеты, танки, пушки.

Наш путь лежал через сожженные города и села. Из землянок навстречу нам выходили люди. Их глаза светились радостью.

Однажды, остановив машину, мы пошли по полю к одиноко стоявшему тяжелому танку КВ. Башня его была сбита, и весь он хранил на себе следы тяжелых ран. Стало ясно: экипаж дрался до последнего дыхания. Сняв фуражки, мы стояли, опустив головы, отдавая солдатский долг погибшим неизвестным героям.

Заднепровскии плацдарм

6 ноября 1943 года, в канун 26-й годовщины Великого Октября, после ожесточенных боев 38-я армия генерала К. С. Москаленко во взаимодействии с 3-й гвардейской [157] танковой армией генерала П. С. Рыбалко освободили столицу Советской Украины — Киев. Войска 1-го Украинского фронта вышли на рубеж Чернобыль, Малин, Житомир, Фастов, Триполье.

4-й гвардейский Кантемпровский танковый корпус перебрасывался в эшелонах на заднепровский плацдарм. Штаб корпуса я нагнал на окраине города Малина.

Командир корпуса генерал-лейтенант П. П. Полубояров радушно принял меня. Протянув руку, улыбнулся:

— Давно не виделись... Годы летят быстро!

Землянка, где мы сидели, сотрясалась от сильного артиллерийского налета и разрывов авиабомб. С потолка сыпалась земля. Немецкая артиллерия и авиация пытались нанести удар по прибывающим эшелонам корпуса.

Вспомнили далекие годы гражданской войны и нашу совместную службу в отдельном танковом дивизионе в 1920 году накануне тяжелых боев с врангелевцами.

Расспросив о работе в Горьковском танковом училище, о Москве, а затем кратко изложив положение на своем участке фронта, генерал-лейтенант предложил мне отправиться в 13-ю гвардейскую танковую бригаду в качестве заместителя комбрига Л. И. Баукова.

Киевской группировке гитлеровских войск, после разгрома получившей пополнения, было приказано ликвидировать советские части на правом берегу и, прижав их к Днепру, вновь захватить Киев. Удары наносились в направлении Киева под самый корень советских войск. Гитлеровское командование полагало, что после летне-осенней кампании 1943 года Красная Армия не сможет скоро предпринять широкие наступательные действия.

Но советское командование подготовило опережающий удар. В его нанесении должны были принять участие 60-я армия генерала И. Д. Черняховского и приданный для усиления армии танковый корпус генерала П. П. Полубоярова. Им поставили задачу наступать из района Малина и выйти на реку Случь на участке Рогачев — Любар.

Через реку Ирша у Малина стоял мост. Он уцелел потому, что фашистское командование сохраняло его для проектируемого броска на Киев, а советское — чтобы преодолеть этот водный рубеж и гнать врага дальше, на запад.

В штаб 13-й гвардейской танковой бригады корпуса прибыли генералы И. Д. Черняховский и П. П. Полубояров. [158]

Ознакомившись на месте с положением дел, они поставили бригаде задачу прорваться через мост в Малин и уничтожить сосредоточенные там танковые подразделения врага.

Командир бригады полковник Л. И. Бауков тщательно разработал план действий. С ним были ознакомлены командиры батальонов, а затем каждый этап действий отработан с командирами рот. Провели собрания коммунистов в каждом батальоне, рассказали о предстоящей операции.

Ровно в 00 часов танковый батальон с находившимися на броне автоматчиками и стрелками мотострелкового батальона стремительным броском захватил мост и ворвался в город Малин, расстреливая пушечным и пулеметным огнем, давя гусеницами мечущихся в панике фашистов.

22 немецких танка было сожжено и подбито, на улицах валялись убитые и раненые фашисты. Руководивший действиями танкистов и стрелков майор Б. И. Чернис был награжден орденом Красного Знамени.

А затем под городом Чоповичи фашисты, рвавшиеся к Киеву, в боях с нашей бригадой потеряли еще 16 танков и перешли к обороне. Чтобы ночью противник не смог отбуксировать на тягачах свои подбитые танки, их расстреляли с близких дистанций.

После этого бригаде поставили новую задачу: выйти на исходные позиции у перекрестка дорог Чоповичи — Киев, стремительно атаковать врага и уничтожить немецкие танки, находящиеся в капонирах вдоль лесной опушки и стоявшие открыто в лесу.

Комбриг Бауков четко определил, по каким проселкам и дорогам должны двигаться танковые роты. План движения подробно проработали с их командирами. Командиры рот точно вели тайки по намеченным для них направлениям. Ночь была темная. Валил мокрый снег. После разминирования дорог бригада сосредоточилась на исходных позициях. В воздухе нарастал гул самолетов.

— Наши летят!

Бомбы сброшены, Осветительные погорели в небе и опустившись погасли, а зажигательные не сработали.

Сохранявший в самые трудные моменты хладнокровие и выдержку, комбриг Бауков пошутил:

— Не горит и не светит! Ну, что ж пойдем на прямую в темноте, а там видно будет! — и отдал приказ по рации: «Вперед!» [159]

Грохот заведенных моторов, лязг гусениц всполошили врага. В воздух взвились осветительные ракеты.

— Ну, вот, — заметил Бауков, — и иллюминация... Немцы помогут найти ориентиры.

Два залпа «катюш» — и над головой пронеслись, прорезая огненными линиями черное небо, реактивные снаряды.

Выйдя к просекам, Бауков приказал включить мощные фары. Удар «катюш» и ослепительный свет фар парализовали врага. Танки ворвались в расположение фашистов. Автоматчики устремились к капонирам, поджигая бутылками с горючей смесью танки врага и уничтожая огнем и гранатами их экипажи.

В этом бою отличился молодой боец Ваня Злобин. Ему, очевидно, не было и 17 лет, хотя он утверждал, что с «гаком». В одном из полуразрушенных, только что освобожденных населенных пунктов к командиру обратился юноша с просьбой взять его на службу, так как родителей убили фашисты и нет крова. Ваню направили ко мне ординарцем. Был он смышленым веселым пареньком и не отставал от меня ни на шаг. В беседе с танкистами, сохраняя важность на лице, Ваня называл меня не иначе, как «мой командир». Привязался к нему и я, полюбил, в шутку называя своим телохранителем. Ваня действительно в опасную минуту, не раздумывая, мог прикрыть грудью командира.

В воздухе пахло горелой краской, толом и порохом. Сквозь стволы деревьев виднелись горевшие танки. Бой был уже закончен, но еще рвались снаряды в горевших танках и где-то в лесу надсадно, одиноко, по-собачьи лаял немецкий пулемет.

Подозвав автоматчиков, я приказал ликвидировать огневую точку и, оглянувшись, заметил, что стоявший у танка Злобин исчез. Пулемет оборвал свой лай, и через некоторое время я увидел своего «телохранителя».

— Ты куда отлучался? — строго спросил я.

Вытянувшись и не в силах сдержать радостного волнения, Ваня отрапортовал:

— Товарищ заместитель командира бригады, мною уничтожен пулемет врага и его боевой расчет! — и в доказательство протянул немецкий автомат и пачку каких-то бумаг.

— А это что?

— Документы убитых офицеров!

В душе я был рад подвигу Злобина и испытывал к нему в эту минуту особую нежность, но сурово произнес: [160]

— За проявленную отвагу будешь представлен к награждению, а за самовольную отлучку следовало бы наказать... Впредь без разрешения ни шагу.

Медаль «За отвагу» Злобин скоро получил. Он очень гордился наградой и часто посматривал на грудь, где сияла медаль.

Танковый корпус генерала Полубоярова, преследуя отступавшего врага, освободил Червоноармейск, Любар, Дзержинск. Гитлеровцы минировали дороги, выставляли танковые заслоны, использовали все для обороны рубежа, пытаясь задержать нас, чтобы оторваться и произвести перегруппировку своих частей.

Стремительно и неожиданно для врага передовые батальоны нашей бригады ворвались в город Володарск-Волынский. По улице, растянувшись почти на километр, спокойно в два ряда двигался немецкий обоз. Фургоны и повозки были загружены боеприпасами, техническим имуществом и награбленным добром. Появление советских краснозвездных танков совершенно ошеломило обозников и охрану. С выпученными от страха глазами, бледные, трясущиеся, они не сделали ни одного движения, чтобы спастись бегством, а, бросив оружие, подняли руки. В городе был захвачен не только этот обоз, но и многие тыловые команды и учреждения.

Разведка 12-й и 13-й танковых бригад нашего корпуса в районе села Высокая Печь, у спуска перед мостом через реку Случь, обнаружила скопление большого количества автомашин, автофургонов с пехотой, бронетранспортеров и танков. Тяжелый танк «тигр», проваливший деревянный настил на середине моста, оглушительно ревел, выбрасывая из выхлопной трубы облака сизого дыма. Дорога была перекрыта.

Донесение комбрига Баукова о результатах разведки поступило в штаб корпуса. Генерал Полубояров приказал 12-й бригаде с правого фланга, 13-й с левого стремительно атаковать врага, окружить и уничтожить.

Полковник Л. И. Бауков и командир 12-й бригады Н. Г. Душак приняли решение атаковать фашистов с ходу. Развернувшись, танки сблизились с противником и, ведя сильный огонь, врезались в колонны транспортных машин и бронетранспортеров. Взорвались бензоцистерны. В небо взметнулось пламя, с воем полетели в воздух бочки с горючим. Казалось, что горит не только земля, но и небо. Загорелись [161] постройки расположенного вблизи населенного пункта.

В этот момент в боевых порядках бригад появился генерал-лейтенант П. П. Полубояров и взял руководство боем на себя.

Фашисты метались в панике, попадали под гусеницы танков, бросались в реку, сбрасывали друг друга с моста в воду, пытаясь спастись, и тонули. Застигнутые врасплох танки врага так и остались стоять на месте. Часть из них была уничтожена. Пламя лизало пробитую броню транспортеров, фургоны и грузовики, в небо поднимались клубы черного дыма.

Я направился к стоявшей в стороне колонне автофургонов. Открыв дверь кабины одного из них, увидел раненого офицера... Он выхватил из кобуры пистолет, что-то крикнул, но выстрелить не успел. Ваня Злобин опередил его. Фашист с пробитой головой вывалился из кабины на землю.

Груды исковерканного и искореженного огнем металла, разбитых кузовов, трупы гитлеровцев и дым от горящих танков и машин — вот что осталось от фашистов на берегу реки Случь в районе Высокой Печи.

Знамена полков с паучьей свастикой, штандарты с желтыми крестами и ящики, набитые «железными крестами» для поддержания упавшего духа немецких солдат, танки, большое количество машин, оперативные документы стали трофеями танкового корпуса генерала П. П. Полубоярова.

Опередив другие части корпуса, 13-я танковая бригада устремилась к Шепетовке. Разведчики подтвердили полученные от партизан сведения о том, что туда прибыла крупная танковая группа противника. Бригада по приказу генерала П. П. Полубоярова заняла круговую оборону.

Полковник Л. И. Бауков созвал на совещание своих заместителей и командиров батальонов. Начальник штаба бригады майор Б. И. Чернис ознакомил с разработанным планом действия.

— Ну, как? — спросил комбриг.

— Должно получиться хорошо, — подтвердили собравшиеся.

— Отлично! — Бауков посмотрел на часы. — Итак, ровно в двадцать три ноль-ноль согласно плану начать рассредоточение частей бригады.

Гитлеровцы, очевидно, решили что к Шепетовке подошел весь корпус генерала П. П. Полубоярова. [162]

Утром появилась «рама». Ее надоедливый вой действовал на нервы, напоминая о скором появлении фашистских бомбардировщиков.

И действительно, вскоре в небе показались самолеты с черным крестом на фюзеляжах. Зенитчики и танкисты встретили их огнем. Один «юнкерс» загорелся и рухнул на землю.

Включив сирены, самолеты с оглушительным воем начали пикировать. Огонь зениток заметно ослабел. «Видно накрыли батарею», — подумал я.

И тут в воздухе появились советские краснозвездные истребители. Они смело атаковали противника.

Юнкерсы не выдержали и, беспорядочно сбросив бомбы, ретировались.

В наступившей тишине я высунулся из башни танка. Пахнуло сожженным порохом, чесночной гарью и толом. Самолеты ушли. Огляделся по сторонам. Стоявшие вблизи замаскированные танки были целы. По радио командиры экипажей докладывали о потерях. Соскочив с танка, я зашагал к землянке, где находился полковник Л. И. Бауков.

Самое опасное для военного — привыкнуть к опасности. Занятый своими мыслями, я неторопливо обходил завалы, рассматривал поломанные и вырванные с корнем деревья и не слышал шума приближавшихся самолетов. До землянки оставалось метров тридцать, когда один из самолетов сбросил бомбу. Взрывная волна оглушила меня и бросила на землю.

Я потерял сознание.

Контузия была тяжелой, и в январе 1944 года меня эвакуировали в московский военный госпиталь, на фронтоне которого была выбита старинная надпись: «Военная гошпиталь за рекою Яузой». Этот госпиталь носит имя выдающегося советского хирурга академика Бурденко.

В Москве я встретился со своим братом Николаем Селявкиным. Пройдут годы, и его именем назовут улицу в Харькове. А тогда он тоже лечился в госпитале после ранения под Сталинградом.

В последние годы мы редко с ним виделись. Николай расстался с армией в 1924 году, работал в Харькове, почти бессменно руководил Харьковским жилсоюзом. С первых дней Великой Отечественной пошел на фронт и воевал до Победы, командуя артиллерийским полком. Нам обоим уже написали, что нашего брата Александра расстреляли немецко-фашистские захватчики. «Надо скорее ехать в [163] часть. Война еще не окончена. Скорее!» — не выходило из головы. Но в свою 13-ю гвардейскую танковую бригаду я больше не вернулся. Генерал-полковник Я. Н. Федоренко направил меня на 3-й Украинский фронт в качестве командира 22-го отдельного учебно-танкового полка.