В школе красных командиров

В 1923 году приказом Реввоенсовета республики меня отозвали из конвойных войск и назначили помощником начальника бронечастей РККА по технической части. Это выдвижение вызвало во мне двоякое чувство — благодарность за оказанное доверие и... неуверенность. По силам ли мне эта работа после такого длительного отрыва от бронечастей? Жизнь не стоит на месте. Многое изменилось в этих частях. Справлюсь ли я с большим, сложным и столь ответственным делом и поставленными задачами?

Нелегкой была и разлука с корпусом, которому отдал много сил и энергии, сроднился с бойцами и командирами. В Москве начал работать вместе с начальником Главного управления броневых частей Красной Армии Петром Ионовичем Барановым. Позже он стал начальником Военно-Воздушных Сил РККА. Новизна дела увлекла меня.

Красная Армия и ее броневые силы, в частности, переходили на положение мирного времени. При значительном сокращении численности армии надо было обеспечить ее высокую боеспособность и мобилизационную готовность. За 1924 годом среди военных работников утвердилось название «года реформ». Под руководством М. В. Фрунзе в этом году все важнейшие стороны военной работы подверглись основательному пересмотру. [130]

И хотя я был не новичком, ведь в бронечастях начиналась моя служба еще в старой армии, все же хорошо понимал, что на старом багаже далеко не уедешь. В свободное от работы время изучал специальную литературу, пытался разобраться во всем новом: в технике, тенденциях и перспективах развития этого рода войск. Часов в сутках не хватало.

Я все отчетливее чувствовал — надо учиться. И это горячее желание вскоре осуществилось. По инициативе В. И. Ленина Реввоенсовет республики создал Высшие академические курсы командного состава РККА (ВАК), которые возглавил Главнокомандующий Красной Армией С. С. Каменев.

Многие командиры обладали огромным практическим опытом, но не имели достаточной теоретической подготовки. Ликвидировать этот пробел и были призваны Высшие академические курсы.

Выдающиеся полководцы гражданской войны, видные военные деятели М. В. Фрунзе, М. Н. Тухачевский, С. С. Каменев, В. А. Антонов-Овсеенко, А. С. Бубнов, профессора военной академии А. Свечин, А. М. Зайончковский, А. И. Верховский, Д. Н. Надежный, А. Незнамов, Д. М. Карбышев проводили учебные занятия, читали лекции по тактике, эволюции и истории военного искусства, стратегии, военно-инженерному делу. Но особый интерес у слушателей ВАКа вызывали занятия и лекции о характере будущей войны, о фронте и тыле, об основных закономерностях гражданской войны, о классовой стратегии.

В ходе занятий возникали острые дискуссии с преподавателями. Особенно часто спорили со Слащевым. В недавнем прошлом этот царский генерал командовал корпусом у Врангеля. После разгрома черного барона бежал в Турцию, а затем вернулся из эмиграции. Его взяли в Военную академию вести курс общей тактики. Слащев говорил, что у Красной Армии не было стратегии в том смысле, как это понимается военной наукой. Отдельные блестящие операции надо рассматривать как результат таланта командиров, а стратегии не было.

И не только Слащев, многие представители высшего командного состава придерживались взглядов, сформировавшихся у них в недрах старой, царской армии. Они недооценивали [131] опыт гражданской войны и отрицали стратегию Красной Армии.

— Нет, — возражал против такой точки зрения начдив Фабрициус, — была и есть у нас стратегия и тактика борьбы рабочего класса. Это учение Ленина о том, что и как надо делать, чтобы пролетариат мог победить.

Я. А. Мелькумов, начальник кавалерийской дивизии, герой борьбы с басмачами, пряча озорной огонек умных глаз, спрашивал:

— Профессор, скажите, а наука о войне всей страной, с подчинением всей внутренней жизни страны войне, где фронт и тыл органическое целое — имеет какое-либо отношение к стратегии? А установление первоочередного значения фронтов... Это творческая импровизация или гениальная стратегия?

Мое внимание, конечно, приковывали вопросы, связанные с бронетанковым делом, его развитием и перспективами. Взгляды на роль техники в будущей войне были различны. Разгорались жаркие споры, обсуждались доклады на эту тему.

Некоторые, например, явно недооценивали роль техники, считая войну моторов не заслуживающей внимания выдумкой буржуазных теоретиков. Ссылаясь на опыт гражданской войны, они заявляли, что будущее за кавалерией. Таково было мнение одних.

Другие придерживались диаметрально противоположной точки зрения. Прославленный летчик-истребитель И. Павлов убеждал, что будущее за авиацией.

— Конница! Конница! Одна звезда в небе! Не конница, а авиация станет героем дня!

— Какой потолок? Ружейным огнем сбивали... не боялись, — парировали конники.

— Сегодня потолок не высок, самолеты-тихоходы изготовлены из дерева и полотна. Верно! Но надо видеть завтра, а вы не видите этого завтра, — горячился Павлов. — Кто знает, во сколько раз увеличится скорость самолета, его потолок? Будут новые, мощные моторы, а они, безусловно, будут, ведь техника не стоит на месте, будет новая скорость... и потолок!

Мы, представители зарождавшихся бронетанковых войск, считали броневики и танки главной ударной подвижной силой армии, называли танки бронированной кавалерией на моторе, которой будут нипочем ни рытвины, ни бугры, ни овраги. [132]

Споря между собой, кавалеристы, летчики, «броневики» с глубоким уважением относились к мыслям о характере будущей войны, которые высказывал М. В. Фрунзе.

Михаил Васильевич утверждал, что будущая война станет войной революционно-классовой, войной двух различных миров. Исход ее будет решаться не только на фронтах, но и на тех линиях, где стоят гражданские силы страны. При столкновении сторон победа не будет достигнута одним ударом, а война примет характер длительного жестокого состязания, подвергнет испытанию все экономические и политические устои воюющих стран.

Повышение технической оснащенности Красной Армии М. В. Фрунзе считал самой насущной задачей. Недооценивать роль техники крайне опасно, говорил Фрунзе, но и нельзя оказаться загипнотизированным ею. За техникой всегда находится живой человек, без которого техника мертва.

Слушая наши споры, Я. Фабрициус покручивал свои длинные усы, пряча в них улыбку. Он был доволен тем, что нас так захватывает дело подготовки страны к обороне.

— Слушаю я вас и, по правде сказать, горжусь вами, радуюсь молодому задору. В спорах рождается истина, — говорил Ян Францевич. — Недооценивать авиацию, танки — нельзя, опасно. Это грозное оружие. Сегодня мы в техническом отношении отстаем, промышленность еще не восстановлена, а она и при царизме не была развитой. Техника военная досталась от старой армии. Во Франции, Англии техника сильнее. Промышленность смогла дать их армиям танки. А наша нет. Но они у нас будут! Твердо говорю и верю — будут! Будут и новые самолеты. Кавалерии предстоит еще играть важную роль... Она будет технически оснащаться. И все же не пойму, почему забыли о матушке пехоте — царице полей и о боге войны — артиллерии. Наверно это. И танки, и пушки, и самолеты — это мощные помощники пехоте.

— Ты согласен, Степан?

Начдив Степан Вострецов расправил богатырские плечи и, поглядывая остро небольшими, глубоко запавшими глазами, неожиданно заговорил. Он обычно редко вступал в спор. Но все знали и уважали этого героя Спасска и Волочаевки, четырежды краснознаменца. Голоса внезапно затихли.

— Пехота была и будет матушкой пехотой, но тоже [133] иной. Наш командующий Тухачевский, полностью разделяя взгляды Михаила Васильевича Фрунзе об опасности переоценки техники, признает, что кавалерия, конечно, будет еще играть роль, но у нее нет перспективы. На первый план выходят танки, авиация, моторизованная пехота. В этом он единомышленник Фрунзе, — твердо, как клинком отрубил, закончил Вострецов.

На курсах практиковалась организация докладов на различные военные темы, с которыми выступали сами слушатели. Они делались в свободное от обязательных курсовых занятий время и, несомненно, были полезны, потому что готовились к ним основательно, а широкое обсуждение темы командирами, имевшими богатый боевой опыт, способствовало расширению наших знаний и более глубокому изучению программных дисциплин.

Я выступал с докладом о роли и значении бронетанковых частей как мощной маневренной и ударной силы Красной Армии. В нем были использованы материалы Центроброни, мысли, высказанные М. В. Фрунзе, приведены выдержки из трудов зарубежных военных теоретиков. Строительство социализма в нашей стране, говорилось в докладе, неразрывно связано с созданием могучей социалистической тяжелой индустрии. Она обеспечит новую боевую технику для Красной Армии.

— Кавалерия, конечно, себя еще не изжила, — закончил я. — В гражданскую войну она, бесспорно, сыграла выдающуюся роль!

— Что-то мудрено, Алексей. И так и эдак, поконкретнее нельзя? — бросил кто-то реплику.

Я начал отвечать.

— Что ты все о технике? Говори о коннице! — вновь перебил тот же голос.

— Я полностью разделяю точку зрения, что конница свою роль еще... еще не исчерпала и на полях будущих сражений покажет себя. Но и она будет не той, что сегодня. Появится в ней новая техника. Вместо тачанок — машины, броневики, танки. Ведь уже Первой конной были приданы автоброневые машины и даже бронепоезда...

— Опять техника. Пугаешь кого? Нас! Гражданскую войну закончили! Конь был, есть и будет! Дайте нам две-три кавалерийских дивизии — и от вашей танковой дивизии останутся рожки да ножки. Пока доползете со своим танком-черепашкой, мы пять раз обскачем вас! [134]

— С клинком на танк? — усмехнулся Э. Ф. Аппога. — Недооценивать мощь техники опасно... Шапками не закидаешь!

Этот замечательный человек имел большой авторитет среди слушателей. Сын рабочего, командир корпуса Эрнест Фрицевич Аппога с юных лет включился в революционную борьбу. В годы гражданской войны пошел добровольцем на фронт и проявил себя способным, энергичным военно-политическим и штабным работником. За мужество и отвагу был награжден орденом Красного Знамени. После окончания ВАКа прошел курс обучения в Военной академии имени Фрунзе, получил назначение на должность начальника военных сообщений РККА и был введен в состав Военного совета наркомата обороны. Он много сделал для укрепления обороны страны и ее Вооруженных Сил. К мнению Э. Ф. Аппоги всегда внимательно прислушивались.

— С клинком на танк... А ведь правда, друзья, на их стороне... Надо готовиться к тому, что кавалерию скоро посадят на машину.

— Меняю коня на танк! — раздался дружеский смех...

— Ренегат!

Товарищеские споры очень многое давали слушателям ВАКа. Герои гражданской войны, боевые командиры — Я. Ф. Фабрициус, С. С. Вострецов, Э. Ф. Аппога, Г. Д. Хаханьян, Н. Д. Каширин, И. А. Халепский и многие другие — охотно делились своим опытом и знаниями, рассказывали о боях, принятых решениях и хитрых ловушках, в которые они завлекали врага. Мы узнавали ближе друг друга, и дружба связывала нас прочно на долгие годы.

Мы все с большим уважением относились к начальнику курсов Главкому С. С. Каменеву. Суровый взгляд его больших карих глаз из-под кустистых бровей повергал в трепет и смущение даже лихих кавалеристов, которым «сам черт не брат». Но многие знали, что за этим грозным взглядом кроется чуткость и внимательность. Кадровый офицер с 1900 года, полковник Генерального штаба, выбранный командир 30-го пехотного полка и член армейского комитета после Февральской революции, он один из первых офицеров добровольно вступил в ряды Красной Армии. Был командующим Восточным фронтом, а затем Главкомом всех вооруженных сил Республики. Военный до мозга костей, С. С. Каменев органически не терпел недисциплинированности и неисполнительности, не выносил зазнайства [135] и ухарства, но высоко ценил здоровую инициативу, организаторскую хватку и предусмотрительность командира, твердость и волю его в проведении принятого решения и оперативного замысла.

Несмотря на большую занятость по основной работе, Сергей Сергеевич всегда находил время для курсов.

— Я учу, — говорил он, — и сам учусь. Я прошел новую академию после старой. Отличную притом! По организации и руководству военным делом, по боевому руководству Красной Армией и организации борьбы в период гражданской войны. Учился у Владимира Ильича. Именно Владимир Ильич дал непревзойденный в военной истории пример создания Красной Армии. Воевать не формально, а действительно драться за победу, научило меня его руководство. Раз дело дошло до войны, то все должно быть подчинено интересам войны. Не был военным, а как изумительно верно и дальновидно решал стратегические вопросы. Я мог бы многое рассказать, но... И вот что еще. В самые трудные моменты на фронте Ленин был спокоен. Он верил в силы рабочего класса и его армию. Это великий полководец!

Всенародный траур

21 января в 6 часов 50 минут вечера в Горках под Москвой скончался Владимир Ильич Ленин.

Слушатели ВАКа узнали об этом рано утром 22 января. Страшное, ошеломляющее известие. Подавленные горем, мы читали обращение экстренного Пленума ЦК РКП (б) «К партии, ко всем трудящимся»:

«Никогда еще после Маркса история великого освободительного движения пролетариата не выдвигала такой гигантской фигуры, как наш покойный вождь, учитель, друг... имя которого стало символом нового мира от запада до востока, от юга до севера».

Партия призывала с особой настойчивостью выполнять заветы Владимира Ильича. Все мы дали торжественную клятву быть верными делу В. И. Ленина.

Не узнать партийного вожака наших курсов Яна Фабрициуса. Этот легендарный герой, несгибаемый большевик, не раз смотревший в глаза смерти, сидел молча, подперев [136] голову руками, и не скрывал своих слез, как не скрывали их и Степан Вострецов, и Григорий Хаханьян, и многие, многие другие.

23 января в час дня на Павелецкий вокзал прибыл траурный поезд с гробом Владимира Ильича. От самого вокзала до Дома Союзов с двух сторон по движению траурной процессии стояли красноармейцы и командиры, выделенные от частей Красной Армии. Нас, слушателей ВАКа, поставили у Дома Союзов и в его Колонном зале. Когда траурная процессия приблизилась к Москворецкому мосту, над ней пролетели эскадрильи самолетов, разбрасывая листовки с лозунгами, посвященными памяти В. И. Ленина.

В морозном воздухе скорбно плыли звуки похоронного марша. Над Домом Союзов развевался траурный флаг, а на фронтоне был вывешен призыв партии: «На смерть вождя ответим еще большей сплоченностью, выдержкой и железной дисциплиной».

Начиная с вечера 23 января по улицам Москвы, одетой в глубокий траур, и мимо гроба В. И. Ленина текли нескончаемые людские реки.

В Колонном зале стояла гулкая тишина. Многие проходили, сдерживая рыдания, и со слезами на глазах. Люстры в зале были затянуты крепом, с колонн спускались, чередуясь, красные и черные флаги.

На высоком постаменте лежал в открытом гробу во френче защитного цвета Владимир Ильич Ленин. По бокам возвышались огромные пальмы, лавровые деревья, было много цветов и венков.

Мы, слушатели ленинской школы красных маршалов, так потом назвали ВАК РККА, несли воинский караул у гроба. Я несколько раз стоял в карауле то сбоку у изголовья, то в ногах и видел лицо Владимира Ильича. Болезнь и смерть почти не изменили знакомые черты. Лицо спокойно, губы плотно сжаты. Выделяется высокий крутой лоб. Владимир Ильич как будто спал. На френче орден Красного Знамени. Его прикрепил Н. И. Подвойский.

Почетные караулы, в которых стояли виднейшие руководители партии и правительства, военачальники, деятели науки, становились у гроба и через считанные минуты сменялись. Только неподвижно, не сменяясь, сидела у гроба с низко опущенной головой верный друг, соратник и помощник В. И. Ленина Надежда Константиновна Крупская. Иногда она вставала и подолгу смотрела в лицо Владимира [137] Ильича и вновь тихо садилась в кресло, никого не видя и ничего не слыша.

Стояли лютые морозы. На Красной площади горели костры. Черно-сизый дым поднимался к темному небу. Плохо горели, сипя влагой, огромные круглые поленья, заготовленные для паровозных топок из только что срубленных деревьев. Сквозь дым в редких вспышках огня мелькали фигуры рабочих, отогревавших землю. Плотники угрюмо, молча пилили, тесали обледенелые бревна, доски, и звуки топоров, пил звонко отдавались во всех уголках Красной площади. Они строили временный деревянный мавзолей. Не слышно было громких голосов.

26 января в 24 часа доступ в Колонный зал был прекращен. Но народ не расходился, оставался на улицах, греясь у костров. Город не спал. 27 января утром в почетный караул встали В. В. Куйбышев, Г. К. Орджоникидзе, М. И. Калинин, Ф. Э. Дзержинский.

Из верхних окон Колонного зала льется холодный дневной свет. Последние минуты звучат траурные мелодии. Вот уже приподнимают прислоненные к ложе две крышки гроба, одну стеклянную, внутреннюю, и другую тяжелую, дубовую, выложенную цинком. Члены Политбюро поднимают гроб и несут к выходу.

В эти утренние часы слушатели ВАКа несли военный караул у Дома Союзов. Одеты мы были в шинели новой формы с красными полосами на груди, «разговорами», как их называли, и клапанами на рукавах, в остроконечных шлемах и кожаных сапогах.

Траурная процессия с гробом, поставленным на артиллерийский лафет, медленно двигалась по маршруту: площадь Свердлова — площадь Революции и далее через проезд Исторического музея вдоль Кремлевской стены на Красную площадь.

Ровно в 16 часов раздался траурный залп из орудий в Кремле, загудели гудки заводов, паровозов на вокзалах и железнодорожных путях. Приостановилось движение, работа. Словно тяжелый ком подступил к горлу, сжимая его. И горестный вздох вырвался из груди тысяч людей.

Никогда не забыть великой народной скорби и горя тех дней. Сильнее мороза и стужи сжимало до боли сердца сознание утраты самого дорогого, самого человечного человека, великого сына нашей Родины... [138]

Танковая эскадра РККА

По окончании ВАКа в 1924 году я был назначен командиром и комиссаром отдельной танковой эскадры Красной Армии. Эскадра дислоцировалась в Москве в бывших Лефортовских казармах.

История создания этой эскадры такова. В 1923 году сосредоточенные в военных округах танковые отряды экспериментально были переформированы в автобронетанковые дивизионы. В их состав вошли танки, броневые машины и моторизованная пехота. Чтобы создать единое мобильное танковое соединение и проверить его действия в различных условиях, из некоторых автобронетанковых дивизионов и танковых отрядов военных округов, переброшенных в Москву, формируется Отдельная танковая эскадра. Реввоенсовет Союза ССР полагал, что кроме морского и воздушного флотов крупное танковое соединение будет по существу являться наземным флотом, поэтому определил ему такое название.

Эскадра состояла из четырех флотилий (бригад). Первой — тяжелой флотилией, укомплектованной танками «Рикардо» — командовал Ф. И. Шибунин; второй — средней флотилией с танками «Тейлор» — Л. П. Дьяков. Третью — легкую флотилию — возглавлял С. М. Тимофеев. Она имела танки отечественного производства, а также французские типа «Рено». Четвертой — учебной флотилией — командовал А. Поликарпов. В эскадре имелись подразделения обеспечения и ремонта, танкодром, учебные полигоны и помещения, в которых размещались технические классы. Это на Ходынском поле. В летний период эскадра выходила в лагеря.

В эскадре насчитывалось 160 танков. 15 процентов машин находились в подразделениях в качестве учебно-боевых, а остальные — на консервации. Это было первое крупное танковое соединение РККА, с большим и сложным техническим хозяйством и значительным по численности постоянным и переменным личным составом.

Эскадра подчинялась непосредственно председателю Реввоенсовета и наркому по военным и морским делам СССР и являлась оперативно-тактическим резервом главного командования РККА. Вместе с тем она служила и мощной базой подготовки командных и командно-технических кадров для существовавших танковых частей, а в дальнейшем [139] для вновь формируемых бронетанковых бригад и дивизий Советских Вооруженных Сил.

Социалистическая промышленность, быстро развиваясь и набирая темпы, значительно увеличила поставку армии танков отечественного производства. И в 1925 году Реввоенсовет Союза ССР из танковой эскадры сформировал четыре отдельных учебно-танковых полка. Они были направлены в Московский, Ленинградский, Украинский и Белорусский военные округа. В Москве остался 3-й отдельный учебно-танковый полк с командиром Ярошенко и его помощниками М. Чернявским и А. Поликарповым.

В дальнейшем на базе этих полков были созданы механизированные и танковые соединения (бригады, дивизии), которыми командовали: в Московском военном округе Н. Ракитин, в Киевском — Я. Н. Федоренко, в Ленинградском — А. Шмай.

По приказу Реввоенсовета Союза ССР броневые части были переданы в ведение Главного артиллерийского управления РККА и здесь создан броневой отдел. Его возглавил Александр Богданов. В военных округах вводится должность начальника артиллерии и бронетанковых сил.

После реорганизации танковой эскадры меня назначили заместителем начальника артиллерии и бронетанковых частей Вооруженных Сил Украины и Крыма. Моим непосредственным начальником стал Грендаль. В годы первой мировой войны он служил в тяжелой артиллерии Ревельской крепости (ныне Таллин) и был блестящим знатоком артиллерийского дела. К великому сожалению, с Грендалем мне довелось очень недолго работать.