Глава XV

Время решительных действий приближалось. Войска прибывали с каждым днем. Приходили и верблюжьи транспорты с довольствием. Подъехали также различные части полевого управления: казначейство, почта, контроль и т. п. Впоследствии многие из них неоднократно каялись, зачем только понесла их нелегкая в Закаспийский край. Появились маркитанты с лавчонками и несколько персов, специально занимавшихся приготовлением мучных лепешек на бараньем сале, которые у них моментально разбирались. Словом, лагерь стал как-то проникаться духом мирных граждан.

Кто-то из очень запасливых гражданских чинов прихватил с собою из Бами даже ломберный стол, что дало возможность устраивать винт... Однако, этому невинному развлечению пришлось существовать не долго, благодаря сильной назойливости текинских наездников, которые, в одну из ночей, произвели такую шумную демонстрацию на лагерь, пробив в нем пулями верхушки нескольких юломеек, что на другой день нельзя уже было узнать веселых «самурских» граждан. Оживление куда-то исчезло и на лицах явилась озабоченность. Некоторые стали поспешно переносить свои юломейки вплотную к стенам или же втискивали их между кулями с овсом, пытливо осматривая при этом новое положение своего обиталища с окружающей местностью. После этой злополучной ночи, составление партий в винт встречало большие затруднения, а если и устраивалось, то с наступлением темноты, когда требовались свечи, игра [112] быстро прекращалась, во избежание привлечь на огонь зоркие глаза текинцев.

Было бы, однако, несправедливо сказать, чтобы уже все гражданские чины выказывали такую щепетильную озабоченность о своих особах. Между ними находились и менее заботливые. Например, один из чиновников, обладавший штуцером и большим запасом коньяку, имел такую безмятежную наружность «широкой русской натуры», и рассказы его о русско-турецкой войне, где он был не только очевидцем, но зачастую и участником, были полны таких ужасов, что, казалось, для него еще не создана та опасность, которая могла бы родить не только чувство страха, но и даже просто ощущение неловкости.

«Погодите, господа, это что еще; даже не цветочки, а только листья, а вот как пойдут ягоды — вот когда вы затанцуете. Я уже много и видал, и слышал, и Скобелева знаю хорошо», — говаривал не раз «чиновник со штуцером» в кругу гражданских обывателей, у которых, несмотря на вытянутые и печальные физиономии, появлялась саркастическая улыбка, точно они сомневаются в правдивости рассказчика и давно привыкли к его разглагольствованиям.

11-го числа, утром, джигиты-разведчики принесли известие, что, будто бы, тэкинцы массами уезжают на верблюдах из крепости, по направлению к Мерву. Известиe это весьма успокоительно подействовало на сильно бьющиеся сердца «самурских граждан». Но, увы! не на долго. Генерал Скобелев рекогносцировкой того же дня и следующего, 12-го числа, убедился, что численность неприятеля не только не уменьшилась, но даже еще увеличилась прибывшей мервской кавалерией, которая была ошибочно принята джигитами за удалявшихся текинцев. В [113] эту последнюю рекогносцировку, в свите генерала Скобелева был тяжело ранен, с раздроблением плеча, доктор Малышевский, находившиеся в цепи подле генерала. Раненого, по причине сильного раздробления кости, несли до самого укрепления на носилках. Потеря в людях была больше, нежели в рекогносцировку 4-го декабря, благодаря многочисленной неприятельской кавалерии, сильно наседавшей на наш маленький отряд.

По прибытии в укрепление, всех раненых поместили в лазарет Самурского батальона, который накануне был опорожнен от находившихся в нем прежних раненых, — эвакуацией последних в Бамийский госпиталь.

С наполнением Самурского лазарета, увеличенного еще палаткой с носилками от перевязочного пункта, больничных мест для передового отряда более не имелось. В этот критический момент на выручку явился главноуполномоченный Красного Креста, князь С. Шаховской, прибывший в Самурское укрепление 12-го числа, вечером, который привез с собою: перевозочный транспорт (одноколки и фургоны), лазарет на 250 мест для передового отряда и запасный склад вещей для лазарета и перевязочных пунктов. Помимо этого, проехав по новой коммуникационной линии, главноуполномоченный Красного Креста устроил на постах медицинские околодки с маленькими складами и поставил еще два небольших лазарета.

Помощь, оказанная князем Шаховским, явилась, как манна небесная, в самые критические минуты.

Куда исчезли дивизионные лазареты{46}, которые должны были составить передовой лазарет? Остались ли они на [114] западном берегу, или затерялись где-нибудь в степи — об этом никто не знал, а тем менее отрядный врач Гейфельдер, приехавший в Самурское укрепление спустя несколько дней после князя Шаховского.

Чуждый интересов того ведомства, в котором он служил и поглощенный другими занятиями, в роде изучения слабых сторон генерала Скобелева или заботой о производстве своем в действительные статские советники «для пользы дела», отрядный врач провел совершенно бесполезно почти 4 месяца своего пребывания в Закаспийском крае, до начала наступательных действий.

Несмотря на очевидную несостоятельность в деле, представителем которого он являлся, отрядный врач все-таки не терял своего гонора и пускался на всевозможные средства, под общим названием «ловить рыбу в мутной воде», для поддержания своего престижа. Описание их{47}, как мало интересных для читателя, я оставляю в стороне. Невольно рождался вопрос: чем же руководствовалось кавказское военно-медицинское ведомство при назначении на такой важный и ответственный пост, как место главного врача экспедиционного отряда, подобного эскулапа? По счастью, однако, личность, в роде отрядного врача, являлась почти исключением. Весь остальной военно-медицинский персонал с полным геройством и самоотвержением исполнял свою трудную задачу. Особенно выделялись врачи при частях войск, подвергавшие свою жизнь одинаковой опасности, наравне с солдатами.

Вместе с отрядным врачом, в Самурское укрепление доставлен был и полугоспиталь, долженствовавший служить первым эвакуационным госпиталем опорного [115] пункта. Скудные средства его были пополняемы складом Красного Креста.

Прибыл, наконец, из форта Александровска на Аму-Дарье, прямо в Самурское, и полковник (теперь генерал-лейтенант, Военный Министр) А. Н. Куропаткин, сделавший в 22 дня 673 версты по необозримому солончаку, рискуя не только заблудиться, но и совершенно исчезнуть в неведомой пустыне, по которой рыскали только дикие кочевники. Отряд его состоял из 2-х рот, 2 ½ сотен и 2-х орудий.

Приезда Куропаткина генерал Скобелев ожидал с величайшим нетерпением, ценя в нем не только храброго, высоко-талантливого офицера, но и смотря на него, как на правую руку всех своих военных начинаний. В отряд возвратился также и начальник штаба, генерал Гродеков, исполнивший в Персии возложенное на него поручение. Ожидался только приход последней колонны войска.

Для ознакомления начальников частей с местом, на котором им придется вскоре действовать, генерал Скобелев назначил 18-го числа практическое чтение диспозиции вблизи неприятельской крепости, для чего им взята была только кавалерийская колонна. В числе лиц, сопровождавших Скобелева, находился из любознательности, между прочими, и начальник военных сообщений, генерал-лейтенант Анненков. После окончания кратковременной рекогносцировки, когда Скобелев собирался возвратиться обратно в Самурское, неприятельская конница стала упорно наседать на отряд, осыпая его пулями по всем направлениям. Одна из них зацепила генерала Анненкова в руку, но легко, так что ранения в действительности не было, а был скорее ушиб, не требовавший, в первое время, даже перевязки, а лишь две рюмки [116] красного портвейну, до которого потерпевший генерал был великий охотник. Ушиб вражьей пулей, надо полагать, был настолько силен, что генерал Анненков в последствии долго носил руку на повязке.

К 19-му числу все войска стянулись к опорному пункту (Самурское укр.), запасы довольствия также.

Численность отряда вторжения к этому времени была несколько меньше предполагаемой в начале. Отряд состоял: из 35 рот и 3 команд, т. е., 3,240 штыков, 11 ½ сотен, т. е., 1,045 сабель и 71 орудий. Довольствия на 2 месяца, в количестве 54,318 пудов.

Наступил момент решительных действий.