«...Чтобы влиться в этот поиск сохранившихся следов»
Память возвращает в тревожный 1941 год на Брянский фронт. Его ежедневную красноармейскую газету «На разгром врага» возглавил старший батальонный комиссар Александр Воловец. Это был человек высокой дисциплины, требовательный к себе и к сотрудникам и в то же время человек сердечный, заботливый. В его глазах всегда светилась доброта. Говорил он мягко, не прибегая к глаголам повелительного наклонения. Но любое его слово, пожелание, совет, просьба воспринимались нами безоговорочно. Все любили Воловца.
— Газета должна выйти завтра, — сказал редактор, когда мы выгрузились в лесу, примерно в 16 километрах от Брянска. — Сложите свои вещи так, чтобы каждый мог в случае надобности быстро найти их. Мы уже с вами на фронте.
Больше он нам никогда не напоминал, что на фронте надо постоянно находиться в полной боевой готовности. Мы это запомнили.
Вскоре с заданиями мы направились в части. Средств передвижения в редакции не было.
И тут же родилось слово «пешкоры». А потом, через много месяцев, на фронт пришли симоновские слова: «...как пешком шагали, как мы поспевали раньше всех».
Нежданно-негаданно я оказался в батальоне связи, в котором до войны проходил срочную службу. Командир взвода лейтенант А. Мухин был уже капитаном и командовал батальоном. Приняли меня, как родного, помогли добраться до стрелковой части. Мой блокнот быстро заполнился.
Когда вернулся в редакцию, начальник отдела фронтовой жизни Сергей Сретенский, познакомившись с материалами, сказал:
— Толково. Только прошу запомнить: командир не управляет боем. Он управляет подразделением (частью) в бою. — Сретенский требовал точности, и в следующих материалах я старался избегать ошибок в терминологии.
В первом номере газеты «На разгром врага», вышедшей 18 августа 1941 года, появилась моя корреспонденция «Выход из окружения», во втором — «30 часов в тылу у врага», в третьем — «Фашисты испугались нашей разведки (как были захвачены два «языка»)». Эти номера я храню по сей день.
К Сретенскому мы сразу прониклись уважением. И не только потому, что он стоял намного выше нас по своим военным знаниям и опыту, он обладал каким-то даром притяжения. Опрятный, подтянутый, всегда свежевыбритый, вежливый, не допускающий панибратства, но не чуждый всему человеческому, он сумел установить с нами такие отношения, что все его наставления и советы мы принимали всей душой. По отношению к нам Сергей Николаевич поступал по девизу: «Что ты спрятал, то пропало, что ты отдал, то твое». Он охотно делился своим опытом, знаниями.
В редакции были заместитель редактора И. А. Березин (бывший редактор газеты «Лесная промышленность») и ответственный секретарь редакции А. Я. Митлин (бывший редактор газеты «Кино»). Мы относились к ним с почтительным и искренним уважением, особенно к Митлину, чье трудолюбие, умение с пользой работать сколько надо в любых условиях, неприхотливость, энциклопедическая эрудиция, совершенное знание дела вызывали добрую зависть.
Но полагаю, что не ошибусь (впечатление это осталось по сей день), если скажу, что редактор Воловец считал своим главным советчиком Сретенского. Тот всегда был в курсе обстановки на фронте, держал тесную связь [151] с отделами штаба фронта и политуправления, возвращался оттуда полный идей и тем.
Он умел писать, как мы их называли, «методички», отвечавшие на вопрос «как?»: «Как применять бутылки с горючей смесью в борьбе с танками», «Как устранять задержки при стрельбе из ручного пулемета в ходе боя». Строил Сретенский эти статьи на конкретных примерах, а затем делал важные обобщения с практическими выводами и рекомендациями. Его инициативе принадлежали рубрики «Памятка бойцу», «В помощь командиру отделения», «Боевой опыт», под которыми отдел фронтовой жизни постоянно печатал актуальные статьи и заметки солдат и офицеров. В них находили место критические материалы с детальным разбором и с ответом на вопрос «почему?»: «Почему не удалась атака?», «Почему не взяли «языка?» и др.
Мы стремились ездить в командировки со Сретенским. Достаточно ему было явиться в батальон, роту, чтобы понять, о чем надо писать, какой материал брать, кто должен выступить — сам корреспондент или участник боя.
Когда ныне рассказываешь о том, как работали в боевой обстановке, нам не всегда верят: как это в окопе, под огнем или под бомбежкой тот или иной боец, сержант, лейтенант писал обстоятельные статьи? Утверждаю, если человеку есть, что рассказать, то плохо ли, хорошо ли, но он изложит это на бумаге в самой трудной обстановке.
Как-то с Михаилом Шумиловым — тоже корреспондентом отдела фронтовой жизни — мы приехали на передовую. Там было относительное затишье. Писать вроде не о чем. И тогда родилась мысль раздать бойцам и сержантам бумагу и попросить написать на любую тему: о товарище по оружию, о Родине, о том, что пишут из дому, о бедствиях, которые видели собственными глазами.
Когда прочитали все заметки, которых набралось не менее 20, то диву дались, как славно они написаны. В них все шло от чистого сердца. Им верилось беспредельно. И не было там избитых слов и выражений. Приведу выдержку лишь из одной заметки:
«Сегодня получил письмо от матери. Она живет в Велико-Устюгском колхозе Вологодской области. Разбередило душу мне ее письмо. Она пишет: «Шлю тебе, сынок Миша, материнский поклон. Обо мне, ради бога, не беспокойся. Хотя я уже старенькая, однако ж сила еще есть. Все в колхозе стали работать лучше. И я не отстаю. Конечно, хочу, чтобы ты живой, здоровый возвернулся. Но житья при немцах не будет ведь. Потому бей их до смерти, не давай им жить на нашей земле. Пусть не жгут деревень, не пускают по миру русских людей, детишек, стариков».
Как должен ответить своей матери я, сержант Красной Армии? У нее, у старушки, сил много. А у меня, у молодого, их более. Она ненавидит фашистов, а я сильнее. Она еще не видела, а я уже не раз видел дотла сожженные фашистами села, оставшихся без крова людей. Особенно жаль детишек. Они-то в чем виноватые?
Так неужели я и мои товарищи позволят врагу глумиться над нашими людьми, над нашей землей?!
Нет, не позволим! Знаю, сила ныне собирается большая, немец к тому же не тот. В нем нет уж того куражу. А мы свою задачу стали лучше понимать и выполнять. Разобьем врага.
Сержант М. Шулимов».
Сретенский познакомил Воловца с письмами, которые мы привезли. Редактор сказал:
— Начали доброе дело. Поговорим на летучке о том, чтобы все сотрудники привозили из командировок читательские письма.
В редакции произошли печальные события. Мы приехали на фронт раньше, чем походная типография. Газету печатали в типографии «Брянского рабочего». Ответственному секретарю А. Я. Митлину приходилось то и дело ездить из леса в Брянск. В одну из поездок он попал под бомбежку и ему оторвало ногу. Во время операции Митлин скончался.
А через некоторое время в бою был ранен поэт Иосиф Уткин, известный не только в нашей стране, но и далеко за ее рубежами.
По штату редакции полагалось три писателя. Иосиф Уткин, Леонид Ленч и Исай Рахтанов — все члены Союза писателей СССР — прибыли на фронт в разное время: Рахтанов — вместе с редакцией, Уткин и Ленч — чуть позже. Они сразу включились в работу, не чураясь никаких редакционных дел, охотно помогали нам советами, делились своими знаниями...
Леонид Сергеевич Ленч вел в газете сатирический отдел «Осиновый кол», который пользовался у читателей неизменной популярностью. [152] Он выезжал в войска передовой линии, писал очерки.
Иосиф Павлович Уткин сочинял стихи, очерки, частушки, помогал Л. Ленчу готовить «Осиновый кол», делал рифмованные подписи к карикатурам Евгения Ведерникова — нашего художника.
Исай Аркадьевич Рахтанов давал статьи, которые мы именовали «писательскими».
В сборнике «В редакцию не вернулся» (книга вторая. М., 1967) опубликованы воспоминания Леонида Ленча об Иосифе Уткине. Он пишет:
«Держался он в сложной армейско-редакционной обстановке просто и ровно, однако не допускал при этом никакого хлестаковского панибратства со стороны любителей так называемой «солдатской простоты». Что-то такое было в его манере говорить и смотреть на собеседника, чуть прищурясь, что удерживало самых разудалых любителей этой простоты от жгучего искушения покровительственно похлопать знаменитого поэта по плечу: «Ну что, брат Уткин, вместе служим, а?!»
Та же статья Л. Ленча — «Это был храбрый человек» — вошла в сборник воспоминаний об Иосифе Уткине «В ногу с тревожным веком» (Советский писатель. М., 1971).
Мне представляется, что Леонид Сергеевич, правдиво и тепло рассказывая о Иосифе Павловиче, видимо, сам не желая этого, как бы кладет тень на наших боевых сотрудников. Напрягаю память и не могу припомнить ни одного товарища, которого можно было даже в малой степени причислить к любителям «солдатской простоты», стремившегося проявить по отношению к Иосифу Павловичу хоть толику «хлестаковского панибратства». Мы в прямом смысле обожали Уткина.
Каждый из нас понимал и твердо знал: то, что может Иосиф Уткин, никто из нас сделать не в состоянии. Человек он был несказанно добрый, доступный, и мне постоянно виделось, что он страдает от нашего почтения к нему.
Отдел информации возглавил Борис Захарович Новицкий — безотказно трудолюбивый, талантливый, оперативный и остроумный журналист. Он близко знал Иосифа Уткина.
В книге «В ногу с тревожным веком» есть и воспоминания Бориса Новицкого — «От имени сверстников». Приведу выдержку:
«Помню, шли мы втроем по лесу. Старший политрук Яков Файншмидт сказал:
— Люблю ваш «Расстрел».
— Я его тоже люблю, — откликнулся автор.
— Прочитайте, если можно...
Уткин начал читать. Когда он произнес: «Могу и душу подарить — вон там, за следующей горкой...», Яша заметил:
— У вас, Иосиф Павлович, раньше не так было...
— А как?
— «Бросая хлеб, не прячут корку...»
— Вы помните? — удивился и обрадовался поэт.
— Я помню многие ваши стихи из сборника тысяча девятьсот двадцать седьмого года.
— Ну-ну, — недоверчиво протянул Уткин.
— Могу прочесть...
— А ну давайте!
В лесу зарокотал бас Файншмидта... Иосиф Павлович слушал свои стихи в чужом исполнении так, будто мысленно проверял что-то».
Далее Борис Новицкий приводит наш с Иосифом Павловичем диалог, который, по правде сказать, слабо помню. Однако уточню один момент. Когда я напомнил поэту строку из «Расстрела»: «Могу и душу подарить... бросая хлеб, не прячут корку», Иосиф Павлович пояснил:
— Сказано образно, но неверно и даже вредно. Это я написал по молодости, по неопытности. Разве хлеб бросают?! Не помню, кто сказал, что, наступая на хлеб, мы совершаем убийство. Хлеб — это жизнь».
Все это рассказано, чтобы еще раз подтвердить, как охотно и заинтересованно беседовал Иосиф Уткин со своими сослуживцами, не боясь, что кто-то из нас «похлопает его по плечу». Иосиф Павлович сам всячески искал с нами общения.
Итак, мы понесли тяжелую утрату: лишились ответственного секретаря и поэта. На смену Уткину прибыл поэт Яков Хелемский, на должность ответственного секретаря — Владимир Хмелевский, оба из «Комсомольской правды».
Хелемского и Хмелевского часто путали. Но это, конечно, были совсем разные люди. Общее у них было то, что оба сразу вошли в состав редакции так, словно приехали, как говорится, с первым эшелоном.
Мы все больше и больше чувствовали направляющую руку редактора — полкового [153] комиссара Воловца, раскрывали в нем новые и новые качества.
Сколько помню редакторов, под началом которых приходилось работать (а среди них были весьма хорошие), никто никогда так не одаривал вниманием и заботой своих подчиненных, как Воловец. Бывший рабочий-полиграфист, он получил военно-политическое образование, стал опытным журналистом, всесторонне знал армию, военную печать. Отправляя нас на передовую, он обычно говорил: «Постарайтесь сделать...» И мы старались. А когда лишились Митлина и был ранен Уткин, который ходил с батальоном в атаку под Почепом, Воловец сказал:
— Нам трупы в редакции не нужны. Не призываю покидать поле боя. Знаю, что никто из вас не трус. Но прошу помнить, что газете всегда требуется свежий боевой материал в номер. Это — главное.
5 декабря 1941 года мы собрались на летучку, чтобы обсудить номер, посвященный Дню Конституции. Ждали редактора, который с утра уехал в политуправление фронта.
Накануне мы плодотворно поработали над материалами, привезенными с передовой специально для этого номера. Владимир Хмелевский почти с каждым побеседовал, «обговорил» тему, размер материала. У него тут же рождались заголовки, шапки. В общем, это был. не ответственный секретарь, а кудесник каждого номера. Мы привезли много заметок красноармейцев, сержантов, командиров отделений, расчетов, экипажей, командиров подразделений, политических и партийных работников. Во многих заметках рассказывалось, кем был автор до войны, как жил, трудился, как воюет он и его товарищи.
На Брянском фронте стояла относительная тишина, шли бои местного значения и поиски разведчиков. И этим номером мы как бы подытоживали, что сделали наши воины, чтобы вынудить врага перейти к обороне.
Ожидая редактора, мы гадали, какое известие он привезет.
— Номер «наверху» понравился. Так держать! — сказал Воловец. — А теперь всем срочно выехать в части. Кажется, назревают большие события...
Мне снова повезло. Майор Сретенский взял меня с собой на Тульское направление.
— Постарайтесь встретиться с дивизионным комиссаром Пигурновым, — сказал на прощание Воловец.
Начальник политуправления Брянского фронта Афанасий Петрович Пигурнов уделял большое внимание нашей газете, подсказывал темы, отмечал удачные материалы. Часто звонил Воловцу по поводу того или иного материала. А то и телеграмму пришлет примерно такого содержания: «Благодарю Якова Хелемского за статью «Хозяин родной земли». Пигурнов».
Дорога была запружена танками, автомашинами, артиллерией и пехотой. Войска двигались непрерывным потоком.
Наконец добрались до штаба какой-то части. Никому до нас не было дела. И надо же — встретили Пигурнова.
— Только с дороги? Устраивайтесь на отдых. Потом такой возможности не представится.
— Почему, товарищ дивизионный комиссар?
— Потому что команда: «Вперед на врага!» — и, улыбнувшись, добавил: «На разгром врага»...
На рассвете нас разбудил грохот канонады. Тогда мы еще не знали, что это развертывалась грандиозная историческая битва под Москвой, состоявшая из нескольких операций, в том числе Тульской и Елецкой, которые проводил Брянский фронт.
— Мыться, бриться, завтракать и — на передовую! — скомандовал Сретенский.
К вечеру у нас были готовы материалы. Сретенский отправил информацию, в которой сообщал: части Героя Советского Союза Я. Г. Крейзера к исходу 6 декабря выбили противника из двух крупных населенных пунктов, истребив до двухсот солдат и офицеров. Далее рассказывалось о боях, проведенных 7 декабря. Бойцы И. Петрова в тот день истребили до ста вражеских солдат и офицеров и захватили много винтовок, пулеметов и минометов.
Хотя информация была радостной, у Сергея Николаевича осталась какая-то неудовлетворенность. Он написал еще две статьи — «Преследование» и «Бой на окружение». Как всегда, в них присутствовали конкретные примеры. Конечно, враг ретируется, советские города и веси становятся свободными. Главная же задача не вытеснять, «не выдавливать» противника, а не позволять ему уходить от разгрома. Нужно вести параллельное преследование, обгонять отступающего врага, становиться [154] на пути его бегства, окружать и уничтожать.
Мысли в статьях Сретенского были свежи и злободневны, полны веры в успех наступления. Недаром ответственный секретарь В. А. Хмелевский распорядился набрать обе статьи крупным шрифтом и поместил на видном месте под броской «шапкой».
7 декабря 1941 года начальник политуправления фронта дивизионный комиссар Пигурнов от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил ордена и медали бойцам, командирам и политработникам армии Героя Советского Союза Я. Г. Крейзера.
Сретенский поручил мне написать о вручении боевых наград. И я постарался, чтобы и в этом материале содержался боевой опыт.
Корреспонденции наших товарищей приходили со всех концов фронта, из разных армий и частей. Запомнились мастерски написанные рассказы Михаила Шибалиса о старшем лейтенанте Шипо Гидазарове, опубликованные в двух номерах. Первый рассказ назывался «Танки горят», второй — «Смерть «хейншеля».
Яков Хелемский посылал в редакцию корреспонденции о героических подвигах роты старшего лейтенанта Николая Севостьянова, о боевых делах бывшей 100-й, а затем ставшей 1-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Ивана Никитича Руссиянова, действовавшей в районе Ельца.
По всему фронту бойцы распевали песенку Якова Хелемского «Про Тулу»: «Била метко, била ловко убегающих солдат наша тульская винтовка, знаменитый автомат. Помнит Ясная Поляна, Плавск, Одоев и Белев, как полки Гудериана драпанули без штанов. Будет вечно славить Тула смелых болдинцев{2} дела. Тула, Тула перевернула, в наступление пошла».
До зачисления в редакцию Хелемский заведовал литературным отделом «Комсомольской правды». В Союз писателей его приняли во время войны заочно без заявления и анкеты, без рекомендаций, по инициативе самого правления Союза. Об этом Хелемского известил письмом председатель правления Союза поэт Николай Тихонов.
Выход сборника стихов Хелемского «По Орловской земле» был тоже для него сюрпризом. Стихи собрал и издал Павел Григорьевич Антокольский — добрый и заботливый учитель молодого поэта.
В сводке за 23 декабря 1941 г. Советское информбюро сообщало: «...наши войска, ведя бои с противником, продолжали продвигаться вперед, заняли ряд населенных пунктов, и в их числе крупный железнодорожный узел Горбачево...»
В тот день Сретенский, Марк Резников и я были на станции, куда вошли вместе с частью майора Е. Семехина. Втроем написали корреспонденцию — «Станция Горбачево взята обходом». Она была напечатана 25 декабря. Результаты боя за Горбачево весьма красноречивы: части 18-й танковой дивизии армии Гудериана, оказавшись в окружении, оставили восемь исправных (без горючего) танков, 300 повозок с различным военным имуществом. Было захвачено 180 пленных.
...Новый, 1942 год встретили в наступающих частях. В газете было опубликовано постановление Военного совета фронта о награждении майора Сретенского орденом Красной Звезды. (Я увидел и свою фамилию среди награжденных медалью «За отвагу».) Но майор непоколебимо считал, что он, окончивший Военную академию имени М. В. Фрунзе, занимается не своим делом. Его место в войсках. Просьбу Сретенского удовлетворили. Его назначили командиром полка 74-й стрелковой дивизии.
Прошло совсем немного времени, и мы узнали печальную весть. Тяжело раненный в бою подполковник Сергей Николаевич Сретенский скончался от ран.
Вспоминаю 1943 год, когда «в июль катилось лето». Конечно, мы толком не знали о назревавших больших, теперь уже можно говорить, великих исторических событиях. Но все предыдущие месяцы мы видели, как наши войска усиленно готовятся к предстоящим боям. После разгрома армии Паулюса у волжской твердыни, разумеется, следовало ожидать, что немецко-фашистское командование что-то предпримет летом. Об этом передавал из уст в уста солдатский «беспроволочный телеграф».
— По всей вероятности, — сказал Воловец, — немцы на днях начнут наступление. Так что собирайтесь в путь-дорогу. Главные темы: стойкость, [155] искусные оборонительные бои, изматывающие врага, взаимная выручка и четкое взаимодействие. И еще не забывайте: хорошую заметку на любую из названных тем в состоянии написать и боец, и командир, и политработник.
Писать им было о чем. Войска научились бороться с танками. С этой целью в тылу войск проводилась так называемая «обкатка» бойцов. Наш фотокорреспондент Анатолий Морозов опубликовал два снимка: на первом — танк наезжает на окоп, на дне которого скрылся боец. На втором — из окопа, по верху которого только что прошел танк, высунулся красноармеец А. Цыгичко. Рядом со снимками помещена заметка «Вот что значит хороший окоп». Сделав снимки, Анатолий Павлович дал бойцу Цыгичко листок бумаги и попросил написать, как его «утюжил» танк.
Просто, бесхитростно красноармеец написал: «Что и говорить, товарищи, танк, конечно, вещь грозная. Но если ты вырыл окоп добросовестно, не поскупился силой, он тебе защита, он тебе броня. Пройдет танк над тобой, полязгает гусеницами, присыплет землицей, а взять не возьмет, руки тут у него коротки. Ну а если у тебя припасены гранаты, то ему уже ты сделаешь неприятность такую, что он и целехоньким не уйдет, — ведь граната твоя попадет ему в моторную часть, и он загорится».
Во время учений, где отрабатывались приемы действий в обороне, мы получали от воинов много интересных заметок и статей, которые в редакции обрели термин «красноармейская публицистика».
Наши корреспонденты двигались вместе с войсками, посылали оперативные материалы о боях, очерки и статьи о героях наступления. Но мы не забывали наказ редактора — собирать заметки воинов.
Так появилась заметка сержанта 129-й стрелковой дивизии Г. Салихова «60 километров в наступлении». Скупыми словами автор рассказал, как он с отделением дрался на улицах Орла, был ранен, но не покинул поле боя, как преодолевал развалины домов и уничтожил до сорока фашистов.
Заметку опубликовали 6 августа, то есть на следующий день после освобождения Орла и приказа Верховного Главнокомандующего, которым, кстати, 129-й стрелковой дивизии было присвоено наименование «Орловская».
Но в заметке ничего не говорилось о том, что автор ее, когда вышли из строя командиры взводов и роты, принял на себя командование ротой.
И бойцы выполнили боевую задачу до конца. Через 22 дня был обнародован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Гатаулле Салихову звания Героя Советского Союза.
Вторая статья сержанта Г. Салихова была напечатана 31 августа 1943 года. Он рассказал, как действовало его отделение в наступательных боях. Рядом помещены сообщения (по телеграфу от наших корреспондентов) о вручении Г. Салихову партбилета и о том, что Герой назначен на должность командира взвода.
С Гатауллой Салиховичем Салиховым мы встретились через 40 лет. Случайно узнал, что живет он в Москве, работает в научно-исследовательском институте заместителем заведующего отделом объемного проектирования. Я подарил ему фотокопии его статей, опубликованные в газете «На разгром врага», и его портрет, мастерски исполненный Анатолием Морозовым и опубликованный тогда на первой полосе. Мне показалось, что Гатаулла Салихович украдкой смахнул слезу.
Работал в нашей редакции Константин Лапин, пришедший к нам из журнала «Смена». Он писал стихи, помогал готовить «Осиновый кол». Из-под его пера выходили сочные очерки, а когда было надо, писал и заметки.
Константин Лапин прослужил в редакции до конца войны. А потом вышло несколько сборников его произведений: «Военный корреспондент», «Очерки и рассказы», «Друзья недавних лет», «Его невеста», «Строители мира» и др. Он работал в «Литературной газете», стал членом Союза писателей СССР.
Константина Лапина, нашего славного фронтового друга, неутомимого и одаренного журналиста и писателя, уже нет в живых. И мне очень хочется, чтобы вместе с именами воинов, штурмовавших города Мценск, Орел, Карачаев, Брянск, мы вспомнили имя журналиста Константина Лапина...
Наши части шли вперед и вперед. Скоро они освободили севернее Брянска город Людиново, а южнее форсировали Десну и 16 сентября освободили Новгород-Северский. Я записал в свой фронтовой блокнот фамилии героев, их рассказы, мысли, высказанные вслух, помечал [156] даты и события. И вот впереди Брянск. Он был весь в дыму. Еще одно усилие...
17 сентября Брянск и Бежица были освобождены. Наши корреспонденты побывали в дивизиях, которые стали отныне называться Брянскими и Бежицкими. Были опубликованы полосы, посвященные этим дивизиям. Мы вернулись в Брянск, где родилась наша «На разгром врага».
3 октября 1943 года был для нас самым горьким. На боевом посту погибли полковник Александр Михайлович Воловец и сотрудница редакции Зоя Федоровна Хмелевская. В некрологе, подписанном членами Военного совета Брянского фронта, другими генералами и офицерами, говорилось: «В своих успешных боевых действиях войска Брянского фронта во многом обязаны нашей газете «На разгром врага», редактором которой был полковник А. М. Воловец».
Без Александра Михайловича было выпущено еще четыре номера. А 18 октября 1943 года наша газета именовалась уже «Суворовец». Весь состав редакции переехал на вновь образованный 2-й Прибалтийский фронт. Редактором «Суворовца» стал Николай Антонович Бубнов, под руководством которого мы работали до самого Дня Победы.
Наступил апрель 1944 года. После более чем двухнедельного пребывания в частях возвращался я в редакцию по расплывшимся дорогам на попутных машинах. Она размещалась в деревушке с лирическим названием Иночка. Хозяйка с радушием сообщила, что в печке стоит кипяток. Прихлебывая свежезаваренный чай, пробегал глазами столбцы нашей газеты. На последней странице номера за 8 апреля внимание привлек очерк «Вторая встреча» Рачия Кочара. В нем рассказывалось, как случайно встретились бывшие однополчане — парторг роты разведчиков Зармик Даниелян и политработник Василий Бартев.
Десятки раз встречался с ситуациями, о которых шла речь в очерке Кочара, и писал о них. То брат с братом встретились, то жена мужа нашла. Это были обычные корреспонденции. А в очерке Рачия Кочара все обрело весомую значимость благодаря умению автора точно выписать образ, придать фактам публицистичность, заставить читателя вместе с героями пережить все коллизии.
«Кто он, Рачия Кочар? Как этот материал попал к нам в «Суворовец»?» — думал я. И в ту минуту послышался голос:
— Здравствуйте! — на меня из-под густых бровей смотрели улыбающиеся глаза. — Будем знакомы. Я ваш новый сотрудник Рачия Кочар.
— Я прочитал «Вторую встречу». Очерк ваш — под стать перу писателя, — заметил я. Кочар не ответил.
С этой встречи и началась наша дружба. Мы не раз с Кочаром ездили в командировки. Рачия опубликовал в «Суворовце» много очерков. И в них талантливо, правдиво рисовал панораму дружбы народов на фронте.
Как-то он сказал мне о своем намерении показать, что все солдаты нашей армии — родные дети большого дома, имя которому — Советская Родина.
Пройдет время, и 31 декабря 1956 года Рачия Кочарович, будучи в Москве, подарит мне изданный на русском языке Воениздатом роман «Дети большого дома» с автографом: «Якову Файншмидту, фронтовому другу-товарищу, за все те чувства, которые сроднили нас в тяжелые годы войны, — от всей души Рачия Кочар».
Оказывается, уже тогда, весной 1944 года, а возможно еще и раньше, он замыслил это большое художественное полотно. Я прочитал роман и нашел в нем многое из того, о чем не раз говорили с ним.
Иногда наши беседы затягивались до полуночи. Он был великолепным собеседником, и слушать его доставляло истинное наслаждение. Он знал жизнь, историю, литературу, изобразительное искусство, беззаветно любил родную Армению, ее народ. Убежденный интернационалист, умел он в малом видеть большое. Мы тянулись к нему, как к мудрецу, у которого найдешь и поддержку и совет.
Но он и сам умел внимательно слушать. Казалось, как губка воду впитывает твой рассказ. И, лишь выслушав до конца, высказывал свое мнение.
В тесноте, в присутствии людей, занимавшихся своими делами, переговаривавшихся между собой, Рачия умел отключиться от всего и оставаться как бы наедине со своими мыслями. И из-под его пера выходили новые очерки.
Не раз был я свидетелем, как взводные и ротные агитаторы читали очерки Рачия Кочара воинам. И об этом рассказал ему. Он очень интересовался реакцией читателей и своими [157] вопросами старался выяснить, на что больше бойцы обращают внимание, что их трогает.
День Победы Рачия Кочар встретил на дороге в г. Либаву (ныне Лиепая). Его корреспонденция называлась «В районе Либавы» и помещена была 9 мая 1945 года. Он шел тогда вместе со стрелковым батальоном.
Рачия ушел из жизни, не завершив многих своих творческих планов. Но он навсегда остался в памяти своих читателей.
В дни зимних каникул 1984 года в редакцию «Красного воина» приехали гости — ребята 56-й полной средней школы Брянска. Это был их второй приезд в Москву.
Лет 15 назад следопыты обнаружили могилы полковника Александра Михайловича Воловца и Зои Федоровны Хмелевской. Ребята взялись ухаживать за могилами фронтовых журналистов.
А потом у школьников-следопытов родилась идея: найти всех живых журналистов и полиграфистов, издававших газету Брянского фронта. Штаб школьного «Поиска» решил также связаться и с родственниками фронтовых журналистов, не вернувшихся в редакцию. Начиная поиск, ребята даже не могли предположить, что их старания приведут к созданию вначале уголка, а затем и музея фронтовой журналистики.
Штабу «Поиска» повезло: в областной газете «Брянский рабочий» ответственным секретарем работал Александр Карлович Лапин — бывший сотрудник газеты «На разгром врага». Лапин рассказал им, что коллектив газеты «На разгром врага» сформировался в стенах редакции газеты Московского военного округа «Красный воин», что А. М. Воловец, С. Н. Сретенский, А. И. Байбиков, А. П. Морозов, В. Д. Портнов и другие — все это бывшие сотрудники «Красного воина». От А. К. Лапина ребята узнали много адресов фронтовых журналистов и полиграфистов, он помогал вести поиск.
Вот так пути следопытов 56-й школы и привели в «Красный воин».
Штаб «Поиска» начал получать письма с воспоминаниями, фотографии, экземпляры газет «На разгром врага», блокноты и записные книжки военных корреспондентов.
Виктор Дмитриевич Портнов, который в газете был начальником отдела партийной жизни и секретарем партбюро редакции и типографии, прислал в музей дневник, в котором содержатся ценнейшие сведения о нашей боевой работе.
Набралось более 500 экспонатов.
Удалось ребятам узнать, где стоял домик лесника (в 16 километрах от Брянска), в котором размещалась редакция «На разгром врага», что начальник фронтовой типографии Василий Александрович Кузьмин после окончания войны работал в типографии «Правда» мастером ротационного цеха и стал первым среди полиграфистов страны Героем Социалистического Труда.
Официальное открытие музея фронтовой журналистики состоялось в майские дни 1975 года.
Ныне ребята собирают для музея материалы об армейских и дивизионных газетах, издававшихся на Брянском фронте.
В школе стало традицией: первый урок первого дня учебы первоклассников начинать с посещения музея фронтовой журналистики и могил А. М. Воловца и З. Ф. Хмелевской.
Я был в этом музее. Вместе со следопытами посетил Брянский лес. Там недалеко от места, где ныне находится Поляна партизан, размещалась в годы войны редакция и типография «На разгром врага». Уголок этот, названный Поляной журналистов, ухожен, прибран.
В январском номере журнала «Знамя» за 1984 год Яков Хелемский опубликовал цикл стихов «Поздние беседы». В стихотворении «Давней повести строка...» поэт писал:
«В Брянске славные ребята школьный создали музей. Повествуют экспонаты о редакции моей. О газетных матерьялах, о спецкорах боевых, о друзьях моих бывалых, о погибших и живых.
Вот и сел я в скорый поезд через множество годов, чтобы влиться в этот поиск сохранившихся следов».
Все мы, ветераны, ныне в поиске сохранившихся следов нашей тревожной и боевой юности. [158]