Крепость внутри нас
Из фронтового блокнота журналиста
Велик подвиг ленинградцев в годы Великой Отечественной войны. В нечеловеческих условиях блокады они проявили величайшее мужество, стойкость, преданность Родине. Ни на один день ленинградцы не забывали о накопленных поколениями революционеров традициях города, передававшихся от сердца к сердцу. Мне, работавшему в те дни корреспондентом «Красной звезды» на Ленинградском фронте, приходилось не раз наблюдать, с какой любовью, подчас жертвуя остатками своих сил, ленинградцы заботились о сохранении памятных ленинских мест. Как зеницу ока берегли советские воины памятники В. И. Ленину, оказывавшиеся недалеко от переднего края, в зоне боевых действий. В эти тяжелые для всей Родины дни патриоты каждый свой шаг связывали с именем бессмертного вождя.
Особый пост
В войну в поселке Разлив под Ленинградом, где находится мемориальный музей В. И. Ленина «Сарай» и «Шалаш», мы, журналисты, бывали довольно часто, а накануне революционных праздников — обязательно. Писали о боевой жизни минометчиков, зенитчиков, огневые позиции которых находились недалеко от «Шалаша». Присутствовали на митингах воинов, которые проводились накануне годовщины Великого Октября у памятника В. И. Ленину. Мы видели, что музей не прекращал своей работы. В небольшом павильоне была развернута фотовыставка о жизни и деятельности В. И. Ленина. В свободное от боевой службы время приходили сюда небольшие группы воинов во главе с командиром, чтобы послушать беседу о жизни Владимира Ильича, о воинском долге защиты социалистического Отечества.
С наступлением сумерек в поселке Разлив появлялись хорошо вооруженные солдаты. Это был особый пост 106-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона. В его обязанность входила охрана ленинских мест. Историю создания поста рассказал бывший заместитель командира по политической части батальона майор А. Демидов. Осенью 1941 года, когда наши войска отошли на реку Сестру и памятник оказался недалеко от переднего края, командование поручило батальону охрану «Шалаша». Воины возвели вокруг него большой земляной вал для защиты от осколков снарядов. Были взяты под охрану все исторические постройки, а документы на них переданы Ленинградскому филиалу Центрального музея В. И. Ленина.
В отделе фондов Ленинградского филиала Центрального музея В. И. Ленина сохранилась небольшая в сером переплете тетрадь с надписью: «Книга отзывов и посещений. Разлив. 1944 год». В книге много записей. Вот одна из них: «Несмотря на попытки фашистских извергов разбить, уничтожить исторический памятник «Шалаш» В. И. Ленина, им это не удалось и не удастся». Следует несколько подписей. Две записи касались охраны памятника. Вот они: «28 июня 1944 года, 13.00.
Сегодня я, посетив исторический памятник дорогому Владимиру Ильичу Ленину, передаю охрану этого памятника другому офицеру. Надеюсь, что памятник будет так же сохранен, как это было в течение всех трех лет Отечественной войны. Снова тысячи трудящихся [108] будут осматривать это историческое место».
Командир подразделения части 18542 капитан Костыгов».
«28.VI.1944 г. 13 ч. 25 м.
Принимаю охрану памятника, где Владимир Ильич скрывался от преследования буржуазии в 1917 году. Сохраню этот памятник так же, как он сохранен был до моего прихода.
Командир подразделения части 13812 капитан Вакуленко».
Центральный архив Министерства обороны СССР помог расшифровать эти записи. Они своеобразный акт о передаче под охрану памятника из одного батальона в другой.
Узнал я и о судьбе командиров подразделений, подписавших акт. Капитан Костыгов участвовал в обороне Ленинграда, был награжден орденом Красной Звезды, в 1946 году демобилизовался и уехал в Волхов. А от Вакуленко получил письмо. Он сообщал: «При получении задачи на оборону рубежа я узнал, что в тылу роты, которой я командую, находится исторический памятник В. И. Ленину «Шалаш» и что я должен принять его под охрану. При организации патрулирования по охране памятника В. И. Ленину в роте были проведены партийное и комсомольское собрания с повесткой дня «О задачах личного состава роты по охране исторического памятника В. И. Ленину».
В письме сообщалось, что одновременно службу по охране памятника несли и зенитчики, в частности воины 2-го дивизиона 115-го зенитно-артиллерийского полка. С бывшим командиром этого дивизиона А. Феоктистовым мы недавно встретились. Он рассказал, что 7-я батарея его дивизиона располагалась в 300 метрах от «Шалаша». Она часто вела огонь по наземным целям и в течение трех лет не давала вражеской артиллерии стрелять по памятнику.
Почетное задание
Разгромить фашистские войска на Карельском перешейке — такая задача была поставлена перед 21-й армией, прибывшей на Ленинградский фронт. В нее вошли дивизии, уже сражавшиеся под Ленинградом. За несколько дней до начала операции политотдел армии разослал в политорганы корпусов и дивизии карту и справку о ленинских местах на Карельском перешейке и в Выборге. Они были подготовлены с помощью музейных работников. В них значились Куоккала (ныне Репино), Териоки (ныне Зеленогорск), Ялкала (ныне Ильичево), Выборг — места, где не раз бывал В. И. Ленин по партийным делам или скрывался от ищеек царского и Временного правительств. В справке указывались улицы, номера домов, которые нужно оберегать от разрушения.
На Териоки наступала 45-я гвардейская стрелковая дивизия. За день до атаки политработники, руководители партийных и комсомольских организаций рассказали в ротах о памятных местах. Некоторые солдаты получили почетное задание — установить флаг на зданиях, где бывал Ленин, охранять их.
Перед наступлением на Выборг в политотделе 21-й армии была напечатана памятка. В ней говорилось: «Дорогие товарищи! Штурмуя Выборг, спасайте от разрушений, поджогов фашистских извергов исторические ценности. В Выборге много раз бывал наш дорогой вождь В. И. Ленин. Он около двух недель жил здесь в августе 1906 года. Им был организован выпуск нелегальной большевистской газеты «Пролетарий», Был Ленин в Выборге и в 1907 году, больше месяца жил в этом городе в 1917 году. Останавливался он в рабочем предместье города, на Александровской улице, дом 15. Запомните этот адрес и постарайтесь все сделать, чтобы спасти его от разрушения врагом».
Город был взят к вечеру. Горели здания в центре, подожженные противником. Пройдя несколько улиц, мы увидели танки с десантами автоматчиков на борту. Командир танковой части полковник Проценко рассказал, что на южной окраине Выборга в рабочем поселке есть дом, где жил в 1917 году В. И. Ленин.
Путь на южную окраину оказался не из легких. В крепости продолжались бои. Доносилась артиллерийская канонада из-за города. Вот и рабочий поселок. Мы входим, всматриваемся в домики. Вскоре нашли и Александровскую улицу. Здесь, как и во всем городе, ни одного местного жителя — всех их угнали отступающие вражеские войска. Из-за угла показалась группа наших солдат. Их командир капитан Комаров пригласил нас идти за ним. Осматриваем здание и сообща сверяем приметы по имеющейся у капитана фотографии. Здание тут же было взято под охрану.
...Недавно нам снова довелось побывать в [109] этих памятных местах. Проехали на машине весь Карельский перешеек. Останавливались в Зеленогорске, Ильичеве, Выборге и, конечно, в Разливе. Стоял пасмурный, сырой день. Но, как всегда, шли и шли люди к ленинскому мемориалу.
Они следовали заветам великого Ленина
...Лето 1943 года. Обычный день осажденного Ленинграда. Улицы перегорожены бетонными призмами надолб и ежами-рогатками из обрезков рельс, сваренных автогеном. Гитлеровцы ведут очередной обстрел города. По тротуару спокойно идут редкие прохожие, в большинстве женщины. Опасность стала привычной, не все укрываются в подвалах.
Площадь у Финляндского вокзала. Здесь сейчас тихо, снаряды рвутся в центре на левом берегу Невы. Всемирно известный памятник Ленину заключен в прочный футляр — обложен мешками с песком и обшит досками. В первые дни войны мимо еще не укрытого памятника проходили, отправляясь на фронт, кадровые воинские части и полки народного ополчения. Ильич, стоящий на броневике, простирая руку, словно благословлял людей на ратные подвиги. Потом это стало традицией защитников блокированного Ленинграда приходить к Ильичу, постоять возле памятника укрытого, но зримого, живущего в памяти, поразмышлять, послушать рассказ о революционных традициях Питера.
В один из июньских дней я приехал на площадь у Финляндского вокзала и застал возле памятника большую группу военнослужащих.
Я заметил, что по рукам ходит довоенная фотография памятника, ее подолгу рассматривал каждый.
Офицер в звании майора рассказывал о приезде Ленина в Петроград в 1917 году, об Апрельских тезисах. Это оказался заместитель командира полка по политчасти А. К. Евсеенков. Его слушали парторги, комсорги, агитаторы одной из дивизий Ленинградского фронта. Тут были и юнцы, лиц которых еще не касалась бритва, и степенные, среднего возраста люди. Приехали они защищать крепость на Неве с Украины, из Белоруссии, Грузии, Киргизии. Никто из них прежде в Ленинграде не бывал.
Евсеенков кончил свой рассказ. И неожиданно прозвучала команда «смирно». Из первой шеренги вышли трое с букетами полевых цветов, собранными в то утро солдатскими руками у переднего края. Не раз приходилось мне наблюдать возложение венков к памятникам, могилам. Но такого необычайного чувства, как в тот день, я не испытывал никогда. Под орудийные раскаты три советских воина положили к подножию памятника букеты полевых цветов. И, выпрямившись, в один голос произнесли слова, повторенные всем строем:
— Клянемся, дорогой Владимир Ильич, в бою быть первыми, беспощадно бить врага.
Имена трех воинов, возлагавших венки к подножию памятника, я записал в свой корреспондентский блокнот. Это были старший сержант Алексей Баранов, сержанты Петр Королев и Михаил Митруков. Потом, бывая в полках, где они служили, я ими интересовался, следил за их судьбой.
Забегая вперед, скажу, что и в послевоенные годы не забыл об этих воинах.
...Полки 63-й гвардейской дивизии с рассвета вели бои на Синявинском направлении.
С Синявинской возвышенности фашисты хорошо просматривали Приладожскую низменность, отбитую у них в начале 1943 года, во время прорыва блокады, и держали под огнем единственную железнодорожную ветку, связывавшую тогда осажденный город со страной. Сбросить фашистов с Синявинских высот в болото — значило обеспечить работу железной дороги, улучшить снабжение города и фронта всем необходимым для жизни и боя.
И хотя операции на Синявинском направлении в сводках Совинформбюро именовались «боями местного значения», их размах был не так уж мал. Бои носили исключительно ожесточенный характер.
Гвардейцы медленно прогрызали сильную оборону противника. В разгар этих боев я приехал в батальон майора Панфилова. Гвардейцам этого батальона предстояло сделать стремительный бросок через овраг и овладеть высотой, господствующей над местностью.
И тут я вдруг встретил Алексея Баранова. Он был уже младшим лейтенантом, парторгом батальона. [110]
Конечно, разговор у нас шел о предстоящих боях. Баранов рассказал, что на тренировочных занятиях он выяснил, кому из коммунистов, на каком участке можно доверить лидерство в атаке — коммунист первым выскочит из траншеи и поведет за собой воинов.
Накануне наступления Баранов еще раз проверил, все ли коммунисты знают свои обязанности в бою.
И вот на рассвете, после артиллерийской подготовки, над оврагом взвилась зеленая ракета. Алексей Баранов выскочил на бруствер и на высокой, звенящей ноте выкрикнул:
— Вперед, за Родину, за великий город Ленина!
Бросок был настолько стремительным, что оставшиеся после артиллерийской подготовки гитлеровцы не успели изготовиться к бою.
Передовые траншеи противника заняты. Но все труднее и труднее идти вперед. Каждый новый шаг — это новые потери. Батальон продолжает наступление. В первых рядах коммунисты, принявшие накануне на коротком собрании резолюцию из одного пункта: «В предстоящем бою драться, как подобает гвардейцам, защитникам славного города Ленина».
Так и дрались. Коммунист старшина Горбачев уничтожил в рукопашной схватке семерых фашистов, парторг роты старшина Поляков, будучи ранен, не ушел с поля боя. Находясь на левом фланге, старшина заметил, что гитлеровцы, укрываясь в траншеи, не дают нашим продвигаться дальше. Взвод залег. Поляков с возгласом «гранаты в траншею!» поднял взвод в новую атаку. Загремели взрывы гранат, и сопротивление врага было сломлено.
Ожесточенные бои длились пять суток. На шестые сутки бой немного утих, и солдаты смогли перевести дыхание.
Тут я снова встретил Алексея Баранова. Он стоял в ватнике, с автоматом на груди. Среднего роста, худощавый. Глаза воспалены от бессонницы.
— Расскажите о бое, о действиях коммунистов. Что вы делали как парторг батальона?
— Я лично ничего особенного не сделал, а вот о коммунистах расскажу...
Все же кое-что о Баранове удалось мне узнать, главным образом от его однополчан. Воевал он на полуострове Ханко. Был минометчиком. Уничтожил немало вражеских пулеметов, потопил лодку с разведчиками противника. Во время прорыва блокады первым с группой солдат перебежал по льду Невы и ворвался во вражескую траншею. Под Арбузово в бою заменил тяжело раненного командира роты и шесть суток держал захваченный рубеж.
— Успех батальона — прежде всего успех коммунистов.
Это сказал командир батальона. И в его словах не было преувеличения. Коммунисты всюду шли первыми. Падали сраженные. На место выбывших в партию вступали новые бойцы. Невероятно, но факт: за пять дней ожесточенных боев парторганизация батальона не уменьшилась, а увеличилась. Вступали в бой — было 37 коммунистов, вышли из боя — стало 48. Правда, некоторые еще не были оформлены протоколом, но у парторга лежали их заявления, написанные под огнем, на листках бумаги, обагренных кровью.
— Не знаю, правильно это или неправильно, — сказал Баранов, — но я считаю коммунистом каждого с того момента, когда он подал заявление в партию в самое трудное для него время, перед боем или в бою, кто, возможно, за несколько часов до смерти думал о нашей победе, о ленинской партии. Может, это у меня оттого, что я сам вступал в партию в нелегкое для страны время.
Алексей Баранов вступил в партию в феврале 1942 года в Ленинграде, и принимали его в блиндаже на передовой, неподалеку от Кировского завода. Запомнил — блиндаж сырой, с потолка капает. Колеблется желтый огонек фонаря. Членов полкового партийного бюро пятеро. Сидят за маленьким столом в полушубках и зимних шапках, голодные, худые, с ввалившимися щеками. Нагнувшись к фонарю, секретарь прочел заявление рядового Баранова:
«Хочу жить и бороться коммунистом. Заверяю, в бою всегда буду первым, буду во всем следовать заветам великого Ленина».
— Как вы понимаете слова: «В бою всегда буду первым, буду во всем следовать заветам великого Ленина»? — спросил секретарь. — Достаточно ли вы их взвесили?
— Моя родина — Житомирская область. Недалеко от нас стоит памятник. Мы, мальчишки, любили ходить к нему. Нас всегда волновали слова, написанные на нем: «Здесь лежит коммунист. Убит кулаками 28 октября 1930 года. Светлая память товарищу. Да здравствует [111] коммуна!». Я много читал о коммунистах. Рядом с их именами часто стояло слово «первый». Первым повел трактор в своем селе. Первым положил кирпич в фундамент будущего завода. А на войне много раз видал, как коммунисты первыми поднимались в атаку. Быть такими завещал им Владимир Ильич Ленин. Вот как понимаю я эти слова.
— Сами в бою бывали? — спросил один из членов партбюро.
— Воевал на полуострове Ханко.
— Есть хорошая боевая характеристика, — сказал секретарь. — По-моему, все ясно. Мы принимаем тебя в ряды ленинской партии, и, встав из-за стола, он крепко пожал руку Баранову. — Поздравляю тебя! Верю, что станешь прекрасным бойцом партии.
А в мае 1942 года, через три с половиной месяца после вступления в партию, Алексей Баранов стал парторгом стрелковой роты.
Осенью 1943 года он был уже парторгом батальона. Вскоре после этого я и встретился с ним под Синявино...
Следующая наша встреча произошла в январе 1944 года. Перед решающими боями за полное освобождение Ленинграда группа журналистов прибыла в расположение 30-го гвардейского корпуса.
И вот началось. Воздух потряс артиллерийский залп. За ним — второй, третий, четвертый... Зарево охватило все вокруг. Часто дрожала земля.
Мы поспешили к переднему краю, чтобы видеть атаку гвардейцев. Солдаты стояли в траншеях, готовые по сигналу броситься вперед. Многие разминались: перед атакою люди целые сутки сидели в передовых траншеях, буквально боясь шелохнуться, чтобы не выдать врагу подготовку к наступлению.
Еще рвались в расположении врага снаряды последнего залпа, когда гвардейцы, выскочив по сигналу ракеты, рванулись вперед.
Стали поступать первые донесения. Наши штурмовые группы уже проскочили зону немецкого огня и завязали траншейный бой. И сразу — имя Баранова. Одним из первых он прыгнул в траншею противника. Вперед полетела граната. Поворот — новая граната. Так он бежал, расчищая себе путь. Дважды он вступал в рукопашную схватку с притаившимися гитлеровцами. Дважды выходил победителем. Новый бросок, и вот уже вторые траншеи. Сопротивление врага усиливается.
Ожили некоторые огневые точки. Наши пехотинцы прижимаются к земле. Баранов крикнул: «Не останавливаться! Вперед, за Ленинград!» Рота усилила темп наступления. Штурмом взяты вторые траншеи. Наступление продолжалось.
В пробитый гвардейцами узкий коридор вошли танки, самоходные орудия. Прорваны первая и вторая пинии вражеской обороны. На равнинном поле новые черные зигзаги. Это третья линия. Гвардейцы усиливают натиск. Непрерывно ведет огонь наша артиллерия. Грозно урчат танки. И всюду, куда ни посмотришь, трупы фашистов, горят штабные фургоны, стоят подбитые орудия.
С высоты «Самовар», что у деревни Большое Виттолово, на гвардейцев обрушился шквал огня. Упали несколько убитых бойцов. Повалился в снег сраженный пулей комсорг роты Горшков. Один за другим залегают бойцы батальона майора Панфилова. Панфилов переносит огонь на уцелевшие дзоты противника, а парторг с помощью коммунистов поднимает людей в атаку. Еще одно усилие — и третья линия обороны будет прорвана. Алексей Баранов ранен: лоб рассечен осколком мины, голова забинтована. Но он остается в строю. И еще больше десятка таких же «поцарапанных», как он, не покидают боевые порядки батальона. Наводчик орудия коммунист Минин был дважды ранен в бою. Остался у орудия. Случилось так, что весь расчет вышел из строя. Обессиленный от потери крови, Минин не мог стоять на ногах: ползком подтаскивал снаряды и стрелял. Последним выстрелом подбил вражеский танк.
Надвигалась ночь. Бой немного утих. Подвезли горячую пищу. Пользуясь затишьем, Алексей Баранов познакомил солдат со сводкой Совинформбюро, объяснил обстановку на участке. При свете коптилки показал на карте, каких рубежей достигли наши войска.
С рассветом наступление возобновилось. Десятки деревень и поселков уже взяли гвардейцы, а Воронья гора — крепость немецкой обороны вблизи Ленинграда — еще держалась. Падет Воронья гора — и рухнет вся вражеская оборона, наши войска выйдут на оперативный простор.
Густо покрытая лесом, крутая Воронья гора была видна отовсюду. Это самая высокая точка на южных подступах к Ленинграду. Здесь больше двух лет находились наблюдательные [112] пункты тяжелых вражеских батарей, обстреливающих Ленинград.
Ударом в лоб Воронью гору было не взять. Подступы к ней простреливались перекрестным огнем. Всякий маневр затруднялся множеством вражеских укреплений. Но гору взять надо, применив обходный маневр. Кто лучше всего это сделает? Выбор пал на Ленинградский полк. Путиловские рабочие создали в 1918 году этот славный полк.
Командир полка накоротке советуется с комбатами. Присутствуют здесь и парторги. Принимается решение: для обхода горы слева и последующего штурма создать ударную группу. Командиром ее назначили майора Панфилова, с ним пойдет и парторг лейтенант Баранов.
Группа сосредоточилась у подножия горы, в лесу. К вечеру наши овладели дотом и двумя дзотами. Некоторые доты удалось блокировать, но они еще простреливали местность перед горой. Бойцам приходилось искать укрытия или зарываться в промерзшую землю.
С наступлением темноты ринулись к высоте подводы, груженные боеприпасами. Брели в ночи бойцы с ящиками взрывчатки на плечах, Алексей Баранов подбодрял людей, находил время, чтобы рассказать новость. Под утро, узнав от командира группы план боя, побывал в каждой роте, помог парторгам правильно расставить коммунистов, чтобы обеспечить решающие участки.
Обходный маневр начали автоматчики роты капитана Массальского. Они под прикрытием темноты несколькими группами просочились в тыл противника. Во главе каждой группы стоял опытный командир. Был назначен и замполит группы. Об этом позаботился Алексей Баранов.
Увязая по колено в снегу, двигались в густом ельнике группы автоматчиков. Они вплотную подбирались к немецким штабным землянкам, сея смятение в тылу врага, и прорубили узкий коридор во вражеский тыл. В этот коридор устремилась вся группа майора Панфилова.
На решающем участке в составе танкового десанта был парторг лейтенант Алексей Баранов. Вместе с солдатами он умело действовал то гранатой, то автоматом. Последний раз его видели стоящим во весь рост, что называется, на самом виду у смерти. Такой подошел момент, что надо было парторгу подняться во весь рост. Не мог он лежать в укрытии, когда решалась судьба атаки...
Как я ни старался узнать, что сталось с парторгом после этой знаменитой атаки, никто толком ничего не мог сказать. В политотделе дивизии, куда я попал уже после взятия Красного Села, мне сказали, что Алексей Баранов погиб при штурме Вороньей горы.
В моем фронтовом блокноте появилась запись: «Прекрасный боец ленинской партии, во всем следовал традиции подвига...»
К этим записям я не возвращался много лет.
...В 1964 году праздновали 20-летие полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады. Мы с Николаем Шванковым, корреспондентом «Красной звезды», пробывшим на Ленинградском фронте с 1942 по 1944 год, были гостями ленинградцев. Мы всматривались в лица окружающих, искали тех, с кем нас свела суровая фронтовая судьба в годы долгой блокады.
Однажды вечером ко мне в номер гостиницы постучались. Открыв дверь, я увидел подполковника. Лицо его показалось мне знакомым.
— Как? Не может быть! Ведь вы...
— Убит? Нет, жив, да как еще живу, — смеясь сказал подполковник. — На Вороньей горе я был ранен сильно, но не смертельно. Два месяца провел в госпитале. После госпиталя всеми правдами и неправдами нашел свою дивизию. Снова в родном полку. На этот раз комсоргом полка. Воевал на Карельском перешейке, штурмовал Выборг. Затем назначили инструктором политотдела дивизии. После войны учился, закончил академию. Сейчас продолжаю службу. Вот и все!..
С партбилетом у сердца
Высокий, с орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу» на гимнастерке, с живым лицом — таким запомнился мне Митруков при первой встрече у памятника.
Потом я попал в батальон, где служил Михаил Митруков. Его, бойца и партийного агитатора, здесь знали и любили все. Он умел ясно и толково рассказать о положении на фронте. Он читал о Ленинграде все, что можно было достать, и говорил о городе, который защищал, как о любимом человеке.
Воевал он профессионально, серьезно, умело. На его личном боевом счету числилось более двадцати убитых фашистов. Агитацией [113] он занимался в любое время суток, днем и ночью, в любых условиях боевой обстановки. Он олицетворял собой славную плеяду армейских агитаторов, которые всегда с солдатами, неотделимы от них, ибо сами солдаты. Я слушал Михаила Митрукова на совещании агитаторов дивизии. Речь шла о том, как лучше, доходчивее вести пропаганду в ротах, во взводе.
— Здесь все говорят о беседах, о читках газет, — сказал он. — Это, конечно, надо. Солдат наш любознательный, хочет знать, что происходит на свете, на фронте, как живут, работают ленинградцы. Но этого мало. Мы должны подумать об отдыхе солдата. Солдат — не военная машина, а человек. Бои боями, учеба учебой, но нужно думать и о развлечениях — я не боюсь этого слова, — которые надолго заряжают человека хорошим, веселым настроением.
На другом совещании, посвященном развитию снайперского движения, он сказал так:
— Снайперское движение имеет не только военное и политическое значение. Оно служит воспитанию личной ответственности бойцов за судьбу войны.
Одинаково хорошо он пускал в ход и оружие и слово, которое, конечно же, считал тоже оружием.
При снятии блокады особенно упорные бои шли за Гатчину. Немцы закрыли подступы к городу несколькими ключевыми позициями. Первая из них — село Тайцы. Наши части должны были овладеть этим опорным пунктом немцев внезапной ночной атакой. Но с ходу сильно укрепленное село взять не удалось. И в ту же ночь командир полка бросил батальон лыжников в обход. С батальоном шел и младший лейтенант Митруков.
В полночь лыжники перерезали шоссе южнее села. Всю ночь в Тайцах шел жестокий штыковой и гранатный бой. На личном счету Митрукова — семь убитых фашистов. Ночной бой батальона дал большие результаты. Начала продвижение соседняя часть, форсировавшая речку.
Штурм Гатчины продолжался всю ночь. В городе все горело и взрывалось. Со стороны Гатчинского дворца доносилась сильная перестрелка.
— Там нашим туго приходится, — сказал командир батальона. — Кого бы послать на помощь? Где Митруков со своими орлами?
— Немного правее дворца, — доложил командир роты.
— Направьте их к дворцу.
Не прошло и десяти минут, как группы солдат, возглавляемые Митруковым, включились в штурм дворца. Они ворвались в здание, штыками выковыривая засевших за кирпичными бойницами гитлеровцев. Саперы тут же, на ходу, обрывали провода, идущие к фугасам, вынимали мины и взрывчатку. К утру над Гатчиной взвился красный флаг.
После освобождения Гатчины, выйдя на оперативный простор, наши войска устремились на Кингисепп и Нарву. Надо было организовать решительное преследование отступающего врага.
Фашисты отчаянно сопротивлялись, стремясь задержать продвижение наших войск к Луге и Кингисеппу. Введенные гитлеровцами в бой новые дивизии старались остановить наше наступление. На выгодных рубежах — высотках, речках — завязывались кровопролитные бои. В одном из них погиб Михаил Митруков. Он был убит во время контратаки противника. Его тело нашли невдалеке от немецкого пулемета. В кармане гимнастерки в пробитом пулей партбилете Митрукова лежала записка: «Если неожиданная пуля или снаряд сразит меня, то, коммунисты и комсомольцы, помните, что мы сражались за Родину, за своих родных отцов и матерей, братьев и сестер, за любимых невест. За это святое дело погибли тысячи сынов. Но близится день Победы. Крепче удар по врагу! Плотнее ряды! Пусть знает мир, что нас — миллионы, пусть знает враг, что мы сильны. И мы победим! Да здравствует Победа!»
Долг коммуниста выполнил
После встречи в Ленинграде у памятника Ленину мне не довелось больше увидеться с Петром Королевым. Знал я, что он осенью 1943 года был тяжело ранен и отправлен на Большую землю. Однополчане Королева пытались с ним связаться, но ответа не получили. Помнили и вспоминали его долго. «Никогда не унывал сам и не давал унывать другим, — рассказывал о нем один из комсомольцев, — не любил хлюпиков, шел всегда туда, где в битве нужна особая смелость и дисциплина, особая твердость духа и закалка. Мечтал стать коммунистом. Много читал. Любил стихи, особенно [114] героические, набатные. С однотомником Маяковского не расставался».
В кармане гимнастерки убитого Королева нашли письмо, адресованное жене и дочери:
«Милые мои Валюшенька и Галочка! Это письмо пишу вам, мои дорогие, на случай своей смерти. Получите вы его в том случае, если погибну в бою. Его вам пришлют мои товарищи.
Валюшенька, жить хочется, очень хочется. Ведь мы имеем право на жизнь, наша жизнь была и будет прекрасной. Мы очень часто недооценивали ее и осознали это в минуту опасности. Вот потому, что я люблю жизнь, что я безгранично люблю тебя, моя милая, люблю свою милую доченьку, весь свой народ, люблю свою Родину и ненавижу врагов, я без страха иду в бой, а если потребуется, отдам свою кровь до последней капли, отдам свою жизнь в битве с ненавистным врагом. Я знаю: не уничтожив врага, нельзя жить. И если умру на поле боя, то своей смертью я завоевываю счастливую жизнь своему народу, тебе и своей дорогой доченьке.
Будь уверена, моя любимая, что я честно выдержу испытания и тебе не придется за меня краснеть ни перед кем...
Твой Петя».
При каких обстоятельствах погиб Петр Королев? Сохранившиеся в архиве дела полка рассказали об этом.
...224-й гвардейский стрелковый полк вел бои в Трансильванских Альпах. Ни днем ни ночью не прекращалось наше наступление. Советские воины шли вперед через крутые перевалы. Полку преграждали путь немецкие части, хорошо подготовленные к ведению оборонительных боев в горах. А тут еще им помогала погода. Во второй половине сентября вершины Альп начали покрываться снегом и в долинах донимал нудный дождь.
Утро 29 сентября в полку началось, как обычно: артиллерия вела огонь по опорным пунктам врага, стрелковые подразделения медленно продвигались вперед. В первых рядах наступающих во главе своего пулеметного взвода шел и младший лейтенант Петр Королев. Хотя в полк он попал незадолго до того, но его все уже знали. Общительный, веселый, не останавливающийся ни перед какими трудностями, он пользовался заслуженным авторитетом. Уважали его за командирскую сметку, храбрость и за умение говорить с людьми просто, доходчиво объяснять происходящие события.
— Петр Королев — прирожденный агитатор, — говорили о нем в партийном бюро батальона.
В те осенние дни 1944 года солдаты проявляли естественный интерес к Венгрии, к ее истории. Командиры, политработники у бивуачных костров или в уцелевших домах, выбрав свободную минуту, рассказывали воинам о трудной судьбе венгерского народа. Среди тех, кого особенно охотно слушали солдаты, был и Петр Королев.
В это утро взводу Королева предстояло вместе со стрелковой ротой занять высоту и удерживать ее до подхода главных сил полка. Искусно маскируясь в складках местности, советские воины с трех сторон вышли к высоте. Немцы не выдержали решительной атаки, сбежали. Но ненадолго. Вскоре они перешли в контратаку. Оживился противник и на других участках.
Особенно настойчиво враг контратаковал высоту, удерживаемую пулеметным взводом Королева. Отбита одна, вторая, третья атака... Но враг все лезет и лезет.
Бой и на этот раз кончился поражением врага. Он был отброшен. Подразделения полка пошли вперед. Не было среди них Петра Королева. Он лежал на высоте, смертельно раненный. Санитары нашли в кармане его гимнастерки карточку кандидата в члены ВКП(б) и два письма: то, которое мы привели, и второе — товарищам.
Обо всем этом мы узнали из официальных источников: боевых сводок, политического донесения. Хотелось знать больше, и прежде всего — вручено ли письмо жене и дочке. Архивные документы ни прямо, ни косвенно не отвечали на этот вопрос. Хочется узнать побольше и о самом Королеве. Поиск надо продолжить. Советуюсь с работниками архива. Они подсказывают несколько путей. Один из них — найти дело по приему в партию.
Я знал, что в Центральном архиве Министерства обороны СССР есть отдел, где сосредоточены все дела по приему в партию на фронтах в годы Великой Отечественной войны. Дел миллионы. Как среди них найти нужное? Дела лежат не в алфавитном порядке, а по соединениям — по месту приема в партию. Просматриваю дела 72-й гвардейской стрелковой дивизии — последнего места службы Королева. Есть много Королевых — Иван, Василий, Сергей, а Петра нет. Ясно, что Петр [115] Королев принят в партию в другой дивизии. А в какой? Послужного списка, личного дела нет.
Наконец есть зацепка. Узнал, что Королев Петр Антонович, 1911 года рождения, уроженец Могилевской области Белорусской ССР, в ряды Красной Армии призван Джамбульским горвоенкоматом Казахской ССР. Его жена, Королева Валентина Федоровна, в 1942 году проживала на станции Джамбул, улица Ворошиловская, дом 201.
Я написал два письма: в Джамбульский горвоенкомат и по адресу вдовы Королева.
Ответа пришлось ждать довольно долго. Писал в Могилевскую область. Но и оттуда никакой весточки. Наконец получил письмо из Джамбульского горвоенкомата. Подполковник Гладышенко сообщал: «Проверкой по городу Джамбулу установлено: жена Королева, Валентина Федоровна, проживает в г. Джамбуле. Работает в отделе кадров депо ст. Джамбул.
Дочь Королева, Данилина Галина Петровна, проживает в городе Алма-Ата.
В беседе с женой Королева установлено, что он до мобилизации работал преподавателем Копланбакского зооветтехникума Чимкентской области и призван не Джамбульским РВК, а Сыры-Агочским райвоенкоматом Чимкентской области Казахской ССР».
Вскоре пришло и второе письмо — от самой Валентины Федоровны Королевой. Да, она получила посмертное письмо — уже после похоронной. «Извещение о смерти очень тяжело переживала. Жить не хотелось, хотя мне было всего 25 лет. Думала, что дочь вырастет и без меня. Я очень любила Петю. Любила большой любовью. Предсмертное письмо вернуло меня к жизни, дало цель жизни. И теперь, оглянувшись на прожитое, я могу сказать, что не зря прожила жизнь и он был бы доволен.
Наша дочь Галочка училась хорошо: с золотой медалью закончила десять классов, с отличием — физико-математический факультет университета. Защитила диссертацию и стала кандидатом технических наук».
Про Петра Антоновича она писала: «Любили его и большие и малые. Считался одним из лучших пропагандистов. Его лекции о международном положении с интересом слушали многие. На фронт он просился в первые дни войны и, когда его оставили до окончания выпуска последнего курса, очень огорчился. Обрадовался, когда весной 1942 года его призвали в армию».
Пришло письмо и от дочери Королева Галины Петровны.
Вместе со своим письмом Галя прислала несколько писем отца. Они написаны с курсов, на которых он учился в 1942 году. Вот строки из этих писем: «Могу тебе, Валюшка, похвастаться: я выпускаюсь по первой категории, а для этого нужно было по всем 17 предметам, которые проходились, иметь только пятерки, к тому же хорошую характеристику с практики и хорошую дисциплину. Так что могу сказать — задачи, возложенные на меня, выполнил неплохо. Теперь остается одно — знания, которые я здесь получил, применить практически на шкуре и головах гитлеровцев. Надеюсь, что и на практике неплохо выполню свой долг».
Коммунист Петр Королев свой долг выполнил.
Прошло более сорока лет. Каждый раз, бывая в Ленинграде, я стараюсь попасть на площадь Ленина у Финляндского вокзала. Она украсилась новыми зданиями, памятник Ленину стоит в пышном цветнике. Но три скромных букетика полевых цветов, возложенные к подножию монумента тремя молодыми воинами, не уходят и не уйдут из моей памяти. Они олицетворяли собой людей переднего края, бесстрашных бойцов и неутомимых организаторов. Они как бы говорили каждому: будь мужественным, отважным, крепость внутри нас. [116]