Во вражеском логове

...Это было в начале ноября 1941 года. Ранним морозным утром 9 ноября к берегу Волги спустились две девушки и двое военных в полушубках. Девушки, повязанные в старенькие платки, в стоптанных валенках и осенних холодных пальтишках о чем-то переговорили с военными и осторожно ступили на неокрепший, гладкий, как стекло, лед.

Лед потрескивал под легкими шагами, прогибался, но девчонки все смелее бежали к берегу. Вот они уже на том берегу, вышли на дорогу, пошли к городу.

Из-за сарая вдруг показался солдат в каске, что-то прокричал и вскинул автомат. Потом все скрылись за сараем.

— Эх, влипли, Илья Сергеевич, — сказал молодой лейтенант.

— Погоди, Коля, рано запричитал. Думаю, Баранова вывернется, — ответил Сорокин.

Казалось, вечность прошла до того, как они снова увидели девчат. Теперь подруги торопливо, не оглядываясь, направились по дороге в Калинин.

— Кажется, пропустили, — облегченно вздохнул Сорокин. — Ну что ж, пожелаем нашим беженкам удачи. Пошли, доложим капитану.

Капитан Артеменко, начальник одного из отделов УНКВД, командовал отрядом, разместившимся в поселке Первое Мая близ деревни Старая Константиновка. В этом отряде шла подготовка разведчиков, направляемых в захваченный гитлеровцами Калинин. И вот сегодня под видом беженок, возвращающихся в родной город, были переправлены за линию фронта Ольга Баранова и Надя Ахматова.

Родилась Оля в 1920 году в рабочей семье. Рано лишилась отца. Мать, работавшая уборщицей, осталась с двумя детьми.

Оля росла любознательной, пытливой девочкой. Училась легко, в классе была запевалой всех пионерских и комсомольских дел. В 1938 году окончила среднюю школу и поступила в педагогический институт на литературный факультет. И тут она всюду была первой — ив учебе, и в художественной самодеятельности, и на физкультурных соревнованиях.

Оля заканчивала третий курс, когда началась война. В октябре гитлеровцы подошли к Калинину, и Ольга с матерью эвакуировались в село Беле-Кушальское. [326]

В эти дни каждый из ее сверстников задавал себе вопрос: что он может сделать, чтобы выполнить свой долг перед Родиной? Ольга сказала матери: «Я знаю, что делать: пойду в партизаны».

Девушка пошла в ближайшую воинскую часть, откуда направили ее к капитану Артеменко. Здесь она прошла ускоренный курс подготовки для работы в тылу врага. И вот теперь отправилась на выполнение своего первого задания.

Появление девушек в Калинине ни у кого не вызвало подозрений. Многие горожане при эвакуации оказались в соседних деревнях, вскоре занятых оккупантами, и сами немцы дали приказ старостам возвращать их в город. Для любопытных у разведчиц был готов ответ: они вернулись из деревни по просьбе родителей, чтобы присмотреть за квартирой. И родители, мол, скоро вернутся.

В первые дни Ольга и Надя ходили вместе по улицам города, присматривались, запоминали, где разместились немецкие штабы, где стоят танки, артиллерия. Побывали в своих квартирах, но жить решили в доме одной из подруг, так же, как и они, вернувшейся в город, чтобы сторожить родительский дом. Вместе жить было удобнее — с наступлением холодов многие так делали.

Но однажды Ольга ушла в город одна и не вернулась. Надя, узнав, что Ольга осталась жить в своей прежней квартире на улице Достоевского, даже обиделась — пришли сюда вместе, задание получали вместе и назад возвращаться должны вдвоем. А она вот какой фокус выкинула!

Но фокуса никакого не было. Дело в том, что в доме, где поселилась Ольга, оккупанты открыли казино для офицеров, и тут разведчица могла быстрее найти путь к выполнению своей основной задачи, о которой Надя не знала.

Ольга быстро познакомилась с солдатами, обслуживающими казино, стала брать у них в стирку белье. Молодую, красивую прачку, знающую немного немецкий, приметили офицеры. Особенно присматривался один из штаба, что находился поблизости, на улице Софьи Перовской, в бывшем здании торфотреста. После двух-трех бесед он предложил ей работать при штабе переводчицей. Немного поколебавшись, Ольга согласилась. С первых же дней работы Ольга поняла, что нелегко ей будет в этом штабе, даже [327] страшно. Это был штаб немецкой полевой жандармерии. В подвале дома находились арестованные. Здесь их пытали, истязали, расстреливали. Пришлось собрать всю волю, чтобы, присутствуя при этих зверствах, не выдать своих подлинных чувств.

Ольга выдержала эту моральную пытку — «шефы» поверили в ее лояльность. Вскоре она была переведена в другой штаб, рангом повыше, — в штаб тайной полевой полиции (ГФП), что находился в Первомайском поселке, на улице Ткача.

Теперь она оказалась там, куда ей было поручено проникнуть, — внедриться в разведорган противника.

Тайная полевая полиция была частью аппарата гитлеровской военной разведки — абвера. Чекисты знали, что ГФП в Калинине занимается активной вербовкой агентуры для засылки в тыл Красной Армии с шпионскими и диверсионными заданиями.

Нелегкая задача была поставлена перед Ольгой Барановой. Она должна была знать все о работе ГФП в Калинине, как можно скорее выяснить, кого готовит ГФП, для каких целей, когда и где будут переправляться их агенты в наши тылы.

Как тяжело было работать комсомолке во вражеском логове! Офицеры ГФП, которых она должна была сопровождать как переводчица, целыми днями рыскали по городу, осматривали уцелевшие здания клубов, учреждений. Вслед за ними солдаты грузили в машины ценную мебель, картины, художественные изделия. А по ночам эти же «культурные» грабители пытали, расстреливали арестованных. В заснеженной Первомайской роще росла гора трупов советских людей, замученных и казненных оккупантами. Сопровождая гитлеровцев, Ольга не раз ловила на себе ненавидящие взгляды жителей города.

Однажды она встретилась с Надей Ахматовой, которую не видела уже несколько дней. И с первой же минуты Ольга поняла, что встретила не подругу, а непримиримого противника.

— Ну как, стараешься, красавица? — зло спросила Надя.

— Приходится, Надюша, — как можно миролюбивее и спокойнее ответила Ольга, надеясь, что у Ахматовой появится хоть какая-то догадка.

— Слишком быстро ты забыла, как твои товарищи за нас дерутся! Дорого тебе обойдется это, милая. [328] Что могла сказать в ответ девушка? Тяжесть давила, и обида жгла, — она понимала, что ее считают предательницей.

— Думай, Надя, что хочешь. Только ты не права.

Ахматова резко повернулась и ушла. Встретились они еще раз, в последний, совсем при других обстоятельствах...

Ольга продолжала расхаживать по городу с офицерами, веселая и беззаботная. Каждая такая «прогулка» давалась ей нелегко, но это помогало ей больше узнавать, больше видеть, больше слышать. Разведчица всегда помнила о задании Артеменко. Она видела в лицо предателей, запоминала их фамилии, знала о их грязных делах, о которых они охотно рассказывали ей, «фрау Ольге».

В конце ноября обстановка в Калинине обострилась до предела. Гитлеровцы чувствовали себя как на вулкане. Не утихали бои. В городе действовали подпольные группы. Неизвестные лица стреляли по вражеским штабам. Ночами куда-то исчезали часовые, горели склады топлива, кто-то рвал провода связи. Задержанные ни в чем не признавались.

Вдруг оказалось, что с трудом набранные для ремонта электростанции рабочие ничего не умеют делать. Не работал хлебозавод. Наспех сколоченная городская администрация во главе с бывшим офицером царской армии Ясинским оказалась беспомощной.

Для подавления сопротивления советских патриотов в Калинин прибыла специальная карательная часть — «зон-деркоманда-7а». Кровью и виселицами был отмечен путь этой команды по территории Литвы, Белоруссии, Смоленской области.

В Калинине ее деятельность началась также с массовых репрессий. Для выявления подпольщиков, партизан, коммунистов использовались провокаторы, в основном завербованные из уголовников. Была создана так называемая «русская тайная полиция».

В тюрьме гестапо арестованные подвергались пыткам, мало кто выходил оттуда живым.

Ольга знала, что ей грозит в случае провала, но продолжала свое дело. 22 ноября она передала в складке шелкового шарфика небольшую по размеру записку, в которой сообщила важные сведения о расположении штаба ГФП, о скоплении танков около «Резинки» (поселок Резинстроя), о провокационных слухах, распространяемых гитлеровскими офицерами о захвате Москвы и Ленинграда, об избиениях и издевательствах, творимых в городе гитлеровцами, о двух [329] предателях, которые могут появиться в тылу Красной Армии с диверсионными заданиями.

Надя Ахматова между тем выполняла свою задачу. За несколько дней она собрала сведения о расположении одной воинской части и ее штаба, о размещении огневых точек, танков и автомашин. С этими сведениями она должна была вернуться в расположение отряда Артеменко. Но возвратиться ей не пришлось.

Однажды вечером, во время очередной прогулки по городу, к ней подошел молодой человек. Она не могла скрыть радости от этой встречи. Этого красивого парня она знала еще до войны, когда работала кассиром в городском саду, а затем видела его в отряде Артеменко. В коротком разговоре Надя узнала то, о чем и не догадывалась. Собранные сведения она передала в отряд и одновременно получила новое задание: ей предстояло быть связной у Ольги!

По совету сорудника УНКВД (которым оказался молодой человек) она на следующий день побывала в квартире Ольги на улице Достоевского. Соседи сказали, что Ольга там уже не живет. Она получила от немцев комнату в доме на Лесной улице — поближе к работе. Надя об этом уже знала и пришла не за этим. В полуподвале дома, рядом с квартирой Ольги, приютились переселенцы из Затверечья — мать и дочь. Надя должна была встретиться с тетей Пашей, чтобы взять у нее «посылку» для передачи в отряд. Встреча состоялась, пароль сработал. С этого момента они встали в одну цепочку, именуемую в разведке связью.

Ольга изредка появлялась в своей прежней квартире. С тетей Пашей она связалась еще тогда, когда жила в этом доме. По договоренности она оставляла здесь сверток с какой-либо вещью, где было спрятано донесение. Тетя Паша после встречи с Надей эти свертки стала передавать ей. Надя исправно выполняла свою работу. Донесения шли по назначению.

И все же в конце ноября гестапо удалось напасть на след Ольги. Подруга, у которой жила Ольга в первые дни, в разговоре с соседкой случайно проговорилась о том, что Оля и Надя пришли в город с той стороны. Соседка оказалась предательницей. В ночь на 1 декабря Ольга была арестована и доставлена в гестаповскую тюрьму, расположенную на площади Ленина в подвале здания бывшего горсовета.

В эту же ночь были арестованы и Надя, и ее хозяйка дома. Начались допросы.

Ольга была брошена в холодную одиночную камеру. [330] Допрашивали на первом этаже, в кабинете пыток. Следователь Шульц, садист по натуре, избивал до полусмерти свою жертву, сохраняя при этом сладкую улыбку. Помогал ему некто Лебедев, фашистский холуй, стоявший наготове с ременной плетью в руках. Из кабинета по всему зданию раздавались крики и стоны истязуемых.

Не избежала пыток и Ольга. Измученной и голодной девушке Шульц задавал один и тот же вопрос: кем послана в Калинин? Ответ был один: «Я ничего не знаю». Держалась она стойко.

После Шульца стал допрашивать шеф «зондеркоманды» Ойген Штеймле — оберштурмбаннфюрер СС. Этот вел себя вначале вполне корректно. Разговаривал с Ольгой как с разведчицей. Ольга почувствовала, что он пытается вести какую-то игру, смысл которой надо было понять. Она знала, что гестаповцы не прощают, когда находят у себя «красных шпионов». Но она работала не в гестапо, а в ГФП. За ее появление в этом ведомстве гестапо не отвечало. Штеймле разоблачением «красной» в ГФП, конечно, мог в какой-то мере оправдать свои провалы, поправить репутацию и, к удовольствию своего начальства, насолить коллегам из ГФП. Отношения гестапо и ГФП никогда не были гладкими. Но Штеймле мог и отпустить ее, взяв обязательство работать на гестапо. Для Ольги это была единственная реальная возможность спасти жизнь — согласиться на предложение Штеймле, выбраться из тюрьмы, а затем уйти к своим. Но она считала такой выход предательством и не могла пойти на это.

Учтивый и деликатный Штеймле понял, что агента гестапо из нее не получится. И тогда он превратился в зверя.

5 декабря 1941 года. Еще в камере Ольга услышала артиллерийскую канонаду: войска Калининского фронта перешли в наступление.

Слышала она гул орудий и тогда, когда ее везли из гестаповской тюрьмы в застенок ГФП на улице Софьи Перовской. Начальнику «зондеркоманды» было не до интриг против абвера: «красных шпионок» он передал в лапы ГФП.

Их казнили на рассвете 6 декабря 1941 года. Они стояли рядом — Ольга Баранова и Надя Ахматова.