Сормовские «Т-34»
РУБИНЧИК Ефим Эммануилович. Родился в 1903 г. Член КПСС с 1922 г. Лауреат Государственной премии. Директор завода «Красное Сормово» (1942–1949 гг.). Генерал-майор инженерно-танковой службы в отставке.
Это был не приказ — просьба. Государственный Комитет Обороны в своей телеграмме призывал сормовичей напрячь силы, перевыполнить программу сентября на 50 танков «Т-34», чтобы восполнить долю, приходившуюся на Сталинградский тракторный завод, у стен которого уже шли тяжелые бои. Сормовский завод принял обращение ГКО как боевое задание. Решили месячный план закончить досрочно, с тем чтобы до конца месяца выпустить еще 50 боевых машин.
Когда минула неделя сентября и подвели итоги, выяснилось, что набранные темпы обеспечивают лишь план. Сверхплановое задание в производство «не вписывается». Как и всегда в трудные минуты, был созван актив — руководители цехов, отделов, секретари партийных и комсомольских организаций, передовики производства. Начальники цехов докладывали о положении вещей, ничего не приукрашивая и не смягчая. Цифры явно не в нашу пользу. Детали и узлы сверхплановых машин «не проходили» ни по рабочей силе, ни по мощностям...
Выходит, задание не под силу.
— Так как же, товарищи? Что будем делать? Какие предложения?
Зал молчал. Это была такая гнетущая, такая давящая [258] тишина, что казалось — ее можно ощутить рукой. Она не давала жить, дышать.
В эту минуту старый рабочий, потомственный сормович коммунист Иван Васильевич Макаров внес в зал знамя Государственного Комитета Обороны, которое в прошлом месяце было вручено заводу. Старый Макаров — живое олицетворение героической истории русского рабочего. Еще десятилетним пареньком он видел на Большой дороге — так называлась главная улица Сормова, — как человек с алым полотнищем шел на штыки царских солдат. То был Петр Заломов.
И вот сейчас, когда перед нашими глазами проплывало боевое заводское знамя, словно горячий ток прошел по рядам. Всех охватило необыкновенное волнение. Наверное, именно в такие минуты люди без страха и сомнений, презрев смерть, идут на подвиг.
У Красного знамени мы поклялись, что дадим сверхплановые танки во что бы то ни стало, чего бы это ни стоило. Не покинем цеха, не оставим рабочих мест, пока не выполним задание Государственного Комитета Обороны.
Невозможное свершилось. Свершилось ценой высочайшего напряжения сил. На рассвете 1 октября из сборочного цеха своим ходом вышел последний танк сверх плана сентября — 51-й по счету.
На завод пришла телеграмма от Верховного Главнокомандующего: «...примите привет и благодарность в связи с перевыполнением заводом сентябрьского плана по выпуску танков «Т-34» для фронта».
Это было во второй половине 1942 г., когда коллектив уже набирал высокие темпы, освоив массовое производство танков. Но, прежде чем это произошло, завод и его люди пережили много трудных дней. Решали подобные проблемы в такие сроки, которые в мирное время казались просто немыслимыми.
Скажи кто-нибудь в довоенные годы, что за 3–4 месяца предприятие может начать выпуск совершенно новой продукции, причем такой, как танк, засмеяли бы. Но невозможное стало возможным, когда страна поднялась на Великую Отечественную войну. Истоки этого народного подвига коренились в могучей социалистической индустрии, созданной в мирное время, в славных трудовых и революционных традициях рабочего класса, в титанической работе Коммунистической партии.
Подобно капле росы, отражающей солнце, в славном [259] коллективе Сормовского завода проявились замечательные черты социалистического общества, которые вызвала к жизни, взрастила, воспитала партия коммунистов.
1 июля 1941 г. было подписано постановление № 1 Государственного Комитета Обороны о развитии производства танков. К их выпуску помимо действующих специализированных предприятий привлекался ряд машиностроительных заводов, в том числе завод «Красное Сормово».
Уже в первые дни войны обнаружилось неоспоримое преимущество советских танков «Т-34» и «КВ» над немецкими. Но враг, распоряжавшийся промышленностью чуть ли не всей Европы, имел превосходство в средних и тяжелых танках. Надо было в короткий срок превзойти гитлеровскую армию по количеству и качеству боевых машин.
1 июля 1941 г., когда было подписано постановление ГКО, на завод приехал заместитель председателя Совета Народных Комиссаров, член ЦК ВКП(б) Вячеслав Александрович Малышев, впоследствии народный комиссар танковой промышленности.
Сормовским судостроителям В. А. Малышев был известен как талантливый инженер и один из руководителей социалистической индустрии, особенно ее машиностроительных отраслей. Еще будучи главным инженером и директором родственного Коломенского завода, он был знаком с «Красным Сормовом», с мастерством его людей.
Ночью он собрал командный состав и руководителей парторганизации завода.
— Главное и первое, — сказал В. А. Малышев, — состоит в том, чтобы отрешиться от беспечности и благодушия в понимании того, как будет проходить начавшаяся война.
Помолчал несколько секунд, словно собирался с мыслями, и сурово продолжал:
— Вопрос гораздо более серьезен, чем о нем думают многие, и стоит так: или мы, мобилизовав все силы в тылу и на фронте, разобьем фашистов, или, наоборот, мы как страна попадем в рабство с одновременным физическим истреблением лучшей части наших людей. Третьего не дано, — жестко подчеркнул Малышев. И уже несколько мягче, словно хотел, чтобы его поняли не только умом — [260] душой: — Если вы поймете положение дел именно таким образом и с этим пониманием возьметесь за подготовку производства танков, можно безусловно рассчитывать на успех.
Вячеслав Александрович Малышев со всей остротой поставил конкретную заводскую задачу — подготовку производства танков.
Второй раз в своей истории завод становился поставщиком танков. Еще в первые годы гражданской войны сормовичи по заданию В. И. Ленина выпустили первые советские танки. Их было всего 15. Головной танк по желанию коллектива рабочих был назван «Борец за свободу тов. Ленин».
С точки зрения исторической значение этого факта трудно переоценить. Но заводской опыт 20-х годов не имел сколько-нибудь серьезного технического значения. Чтобы ликвидировать преимущество гитлеровской армии в танках, необходимо было на советских заводах внедрить поточный метод производства, конвейерной сборки боевых машин. Такая задача технически весьма сложна. Для нашего завода она была труднее вдвое.
«Красное Сормово», с его славными традициями, огромным опытом, уникальным мастерством рабочих и инженеров, имело громадный производственный потенциал. Но десятилетиями завод, выпуская сложную продукцию судостроения, привык к индивидуальному, штучному производству с длительными циклами. Здесь же предстояло перестроиться на серийную продукцию, выпускать ее по графику ежедневно, ежечасно. Это требовало не только организационной, технической, но и психологической перестройки, а сроки ее исчислялись не годами или месяцами, а днями.
Надо было создать принципиально новую технологию, организовать поточные линии, строить новые цехи, изготовить и освоить сложное специальное оборудование, переучивать рабочих новым профессиям.
Судостроители имели дело со сравнительно простыми углеродистыми сталями небольших толщин. Теперь же заводским мартеновцам предстояло варить броневые марки высоколегированных сталей, литейщикам — осваивать массовое производство броневого литья и такие сложные изделия, как башни, траки гусениц, такие новые процессы, как кислородная резка и строжка, автоматическая сварка, которые в то время еще не применялись широко даже на специализированных танковых заводах. [261]
И как ни велика была напряженность момента, как ни огромны были энтузиазм и самоотверженность людей, подобную задачу не решить бы простым напряжением сил по немудреному правилу «давай, давай!». Решали техника, организация производства. Тогда-то и сказались в полной мере преимущества социалистической экономики, свойственные ей принципы братского сотрудничества и товарищеской взаимопомощи. И главное, конечно, — понимание каждым работником общей цели и своего места в ее достижении.
Чтобы каждый сормович, как каждый солдат, понимал свой маневр — такую цель поставили партийное, хозяйственное руководство, общественные организации завода сразу же после получения задания Государственного Комитета Обороны.
Как сильно, словно только что сказанное, звучало указание В. И. Ленина о том, что победа «требует гигантской энергии, самодеятельности именно рабочих, именно профсоюзов, именно пролетарской массы, и в первую голову тех рабочих, которые близко стоят к отраслям промышленности, связанным с обороной».
Эта мысль пронизывала все горячие выступления на общезаводском партийном собрании 4 июля при обсуждении вопроса о выполнении правительственного задания. И вот принятое тогда постановление:
«1. Обязать каждого члена и кандидата партии считать себя мобилизованным в ряды действующей рабоче-крестьянской Красной Армии и организовать свою работу на военный лад, отдавать все свои силы и знания, не считаясь со временем, на выполнение задания партии и правительства.2. Своей повседневной образцовой практической работой и массово-политической деятельностью поднять весь коллектив завода на большевистскую борьбу под лозунгом: «Отдадим все наши силы на поддержку героической Красной Армии!
Все силы на разгром врага!»{7}
Можно сказать, что резолюция начала действовать до того, как была написана. Уже никто не считался со временем, самоотверженно трудились коммунисты и беспартийные, цехи и отделы без раскачки приступили к подготовке производства.
Пока одни на Харьковском танкостроительном заводе [262] знакомились с производством, другие в своих цехах готовили чертежи на оснастку, приспособления, разрабатывали технологию. Конструкторский отдел — этот известный в стране инженерный и научный центр судостроения — превратился в службу подготовки производства танков. Конструкторы ежедневно работали с 8 утра до 11 вечера.
Перестройка шла по всем линиям. Цехи и участки начали переходить на серийное и поточное производство, средства механизации и оснастки внедрялись в размерах, еще невиданных на заводе. Сами изготовляли специализированное оборудование. Учились новым профессиям и строили.
В жарком июле 1941 г. все было брошено на строительство. Три старых цеха — судокотельный, рессорно-штамповый, обрубной — после реконструкции и застройки пустыря между ними должны были превратиться в бронекорпусный цех. В августе 1941 г., когда уже начали ставить колонны здания, инженера Г. П. Хрящева назначили начальником этого цеха. Тогдашний директор завода Д. В. Михалев повел нового начальника на место.
— Где же цех? — спросил Хрящев.
— Цеха пока нет, а вот план уже утвержден. Через месяц вы должны начать выпуск бронекорпусов.
Как говорится, глаза не верят, а руки делают. Не верилось, что начатый до войны каркас кузнечно-прессового цеха через 40–45 дней станет действующим бронетермическим цехом площадью 14 тыс. кв. м, с тяжелыми мостовыми кранами, нагревательными печами, способными вместить целиком корпус танка, закалочными ваннами, не уступающими по размерам иному плавательному бассейну. Днем и ночью, круглыми неделями строители и рабочие завода, мастера-умельцы, сменив свои профессии на землекопов, плотников, каменщиков, вели стройку.
В августе — сентябре, когда на фронтах кипели ожесточенные бои, сормовские рабочие одержали свою первую и нелегкую победу, построив новые цехи. Тогда от имени строителей принимали слова благодарности Т. Новиков и В. Ляскин, возглавлявшие строительно-монтажные работы на заводе.
А от старых цехов только и осталось, что старое название. Вот, скажем, корпусный цех. Теперь он изготовлял детали не корпуса судна, а корпуса танка. Стальной корабельный лист заменила броня. Толстый броневой лист требовал для правки мощных вальцов, новых приемов [263] резки и сварки. Именно здесь появилась такая прогрессивная технология, как автоматическая сварка — детище академика Евгения Оскаровича Патона и коллектива Украинского института электросварки, кислородная резка кромок вместо механической обработки.
В ноябре 1941 г. на заводском собрании партийного актива подвели итоги перестройки. Введены в эксплуатацию десятки тысяч квадратных метров производственных площадей, смонтировано 600 станков, прессов и другого оборудования. Построены и хорошо оборудованы цехи по обработке и закалке брони, сборке и сварке корпусов, стального литья, термообработке бронедеталей, сборочный цех.
В октябре первые танки заводского изготовления ушли на фронт под Москву. Выпуск боевых машин нарастал.
— Вы не помните, Хрипков, где у нас в Сормове парикмахерские?
Если бы неподалеку разорвалась бомба, наверное, плавильный мастер А. В. Хрипков удивился бы меньше. Он поднял на начальника цеха заросшее лицо с воспаленными от бессонницы глазами. Что это — шутка?
Начальник цеха Николай Николаевич Смеляков, этот сдержанный, корректный и немногословный человек, шутил редко. Но, взглянув на растерявшегося мастера, улыбнулся:
— Да, да, бриться и спать. Хоть всю смену. Цех останавливаем на сутки. Ремонт и профилактика.
Ох этот литейный цех, да и вся заводская металлургия! Сколько же неприятностей от нее! «Товарищи металлурги, — писала в те дни газета «Красный сормович», — ликвидируйте свое нетерпимое далее отставание! Снимите оковы с выпуска машин! Дайте детали Т. и Б. (траки и башни. — Лег.)! Дайте литье!»
Конец зимы и весна 1942 г. Тревожные телеграммы идут в Сормово. И не мудрено. Тяжелые бои, фронт требует больше танков, а Сормовский завод не выполняет план. И не месяц, и не два. Отставание затягивается.
Впрочем, всему этому есть довольно точное объяснение. В немыслимые (другого слова и не подберешь) и невиданные в практике машиностроения сроки завод подготовил производство танков. [264]
Если перейти на язык военный, напрашивается аналогия с наступательным боем. Армия прорвала фронт, преследует врага. Но наступление не может развиваться бесконечно. Приходит пора подтянуть тылы, переформироваться, но затем с новыми силами ринуться вперед, только вперед — к победе!
Нечто подобное было и в Сормове. Ценой громадного напряжения коллектив добился выпуска танков. Но многие участки заводского хозяйства отстали. Завод не мог войти в график. И вот уже иным задание начало казаться непосильным. Терялась вера в свои силы. Многие дни я провел на сборке, здесь, пожалуй, как нигде, ощущался лихорадочный пульс цехов.
Петр Павлович Маркушев, начальник производства, точный и четкий в своих решениях инженер, знающий завод как свои пять пальцев, высказался вполне определенно: надо время, чтобы набрать заданный темп. Пока мы к нему не готовы.
По-своему, одни с большей, другие с меньшей дозой дипломатии, но об этом же говорили и начальники цехов — опытные инженеры Гайзер, Чигирь, Савровский, Сидоренко, Шугуров, Смеляков, старые кадровые рабочие Токарев, Вялов и секретари цеховых партийных организаций Мартынов, Букарин, Собачкин, Казаков... Мнение производственников, совет с работниками партийных органов позволили сделать вывод, что сегодня завод еще не имеет возможности выйти на заданный график. Чтобы завершить перестройку, нужно еще месяц — полтора. Ведь дали же мы небольшую передышку, всего на сутки, литейному цеху Смелякова. Там за эти так называемые ремонтные сутки многое привели в порядок, и цех стал работать лучше. Так и по всему заводу: сегодня подтянуть силы, чтобы завтра сделать еще более широкий шаг.
Я понимал, что такие мысли никому не доставят радости и могут вызвать немалые неприятности. Но долг коммуниста — видеть правду и говорить правду. В письме Государственному Комитету Обороны я подробно описал положение, заявив, что завод в июне 1942 г. не готов выйти на утвержденный план.
Первая реакция на письмо — звонок из наркомата:
— Дело не в том, чтобы доказывать невозможность выполнения графика, а в том, чтобы преодолевать трудности и обеспечить план. План будет выполняться тогда, когда сормовские «кустари» поймут и организуют методы серийного производства машин. [265]
Кустари... Каким-то чудом старая вальцовка (так называли прокатный цех) освоила на неприспособленном стане прокатку брони. В том же цехе, когда поставщик не справлялся со сроками, катали радиаторную ленту. И это на нашем грубом оборудовании! Вспомнились виртуозы кузнецы — это они могли паровым молотом, не сплющив, закрыть коробок спичек. Мне кажется, что и прокатка радиаторной ленты относится к серии подобных чудес.
А как самоотверженно трудились прокатчики — вся семья Калмыковых, братья Кавалеровы! Какой организаторский талант проявил начальник цеха Плетников! А тут — «кустари»... Сколько подобных «кустарей», призвав на помощь все умение, сметку, так свойственную русскому рабочему, выручали завод в сложных проблемах подготовки танкового производства!
Однако прочь обиды. Если объективно, то наркомат был безусловно прав. Именно четкости, постоянной высокой культуры, ответственности каждого исполнителя по всему потоку, крепкой взаимосвязи между основными и вспомогательными цехами — этого нам еще не хватало. Новая техника, новая организация крупносерийного производства помимо энтузиазма требует индустриальной культуры.
Надо отдать должное наркому В. А. Малышеву. Резко критикуя тогда наши недостатки, он поддержал завод в его главных нуждах. Государственный Комитет Обороны рассмотрел письмо и принял специальное постановление о мерах помощи «Красному Сормову» в обеспечении выполнения плана.
На июнь 1942 г. мы получили задание, которое было значительно выше фактического выпуска в мае, но несколько ниже прежнего графика, установленного заводу. Появилась реальная возможность справиться с реальным планом. План июля был впервые выполнен, и это сразу же вдохнуло новые силы в коллектив.
Вот мои беглые заметки тех дней для памяти, а также пожелтевшие странички нашей заводской газеты.
«15 июля. Дирекция, партком, завком объявляют о соревновании по профессиям. Кто будет лучшим мастером, формовщиком, гибщиком, кузнецом, сварщиком, токарем, слесарем, водителем машин... Как видно, соревнование охватило не только, как мы называем, ведущие, но и все основные профессии. И в самом деле, в потоке, в серийном производстве разве скажешь, [266] что, допустим, сталевар важней сварщика, транспортника, инструментальщика?
22 июля. «Сделаем все необходимое, чтобы коллектив сормовичей не подвел наши войска на фронте в теперешний ответственный момент!» С таким призывом машиностроительный цех обратился ко всему коллективу завода, считая, что задача июльского плана должна быть решена при любых трудностях.
С 23 по 31 июля объявлена стахановская декада.
На совещании заводского актива, где был В. А. Малышев, говорится, что в июле завод работает ровнее, но отстают металлургические цехи. В. А. Малышев снова подчеркнул мысль: «Сормовичи берут не техникой, а умением. Надо оседлать технику».
1 августа. Июльская программа перевыполнена.
5 августа. Присуждены переходящие Красные знамена цехам, завоевавшим первенство в июле. Это мартеновский, арматурный, корпусный цехи, транспортный отдел.
8 августа. Подведены итоги межцехового соревнования за 3, 4, 5 и 6 августа. Цехи корпусный, машиностроительный, механический, 17-й и 18-й — впереди. Заводская газета сообщает: «Вплотную подошли к графику, но не выполнили его железнодорожный и чугунолитейный. Отстают котельный, цех № 20...»
15 августа. Определены победители соревнования по профессиям. Передовикам выдаются специальные удостоверения. В приказе по заводу: «Организовать для всех передовиков июньского и июльского соревнования по профессиям усиленное питание в столовой без вырезки талонов».
22 августа. Идет стахановская декада. Ставятся новые задачи: «Дело чести сормовичей — завоевать Красное знамя Государственного Комитета Обороны».
Изменилась психология, настрой коллектива. О недавнем отставании, которое стоило стольких физических и душевных сил, уже никто и не вспоминает...
29 августа. На совещании заводского актива отмечено, что в июле и августе «Красное Сормово» выпустило танков почти столько, сколько за все первое полугодие.
10 сентября. Нашему заводу присуждено переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны». [267]
Обращают на себя внимание и такие записи. Собрание мастеров завода, бригадиров. Совещания партийного и хозяйственного актива... Да, мы часто собирали подобные совещания. Но их не назовешь заседательской суетней. В конкретной, деловой форме обсуждались текущие дела, держался совет с коммунистами, рабочими — подлинными хозяевами. Что может заменить совет производственников, хорошо знающих положение, берегущих честь завода, как свою собственную!
Так сормовичи, набрав нужные темпы и поверив в свои силы, преодолели отставание, уверенно пошли в гору.
В начале второй декады сентября на «Красное Сормово» прибыла делегация воинов-гвардейцев с Красным знаменем Государственного Комитета Обороны, которое передавалось нам с Кировского завода. Трудно описать радость и подъем, охватившие весь коллектив завода и тех, кто был на митинге у танкосборочного цеха. Были здесь В. А. Малышев, первый секретарь Горьковского обкома партии М. И. Родионов, секретарь ВЦСПС Клавдия Николаева.
В сентябре «Красное Сормово» снова завоевало первое место среди танкостроительных заводов и переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны, а 25 октября 1942 г. в «Правде» была опубликована статья «Кировцы борются за возвращение первенства».
Поздно вечером пришел этот номер «Правды» на завод, а рано утром 26 октября состоялось расширенное заседание парткома. Он принял такое решение:
«1. Приветствовать коллектив трижды орденоносного Кировского завода, поставившего себе целью ударной работой в октябре месяце вернуть Красное знамя Государственного Комитета Обороны.
2. Созвать 26 октября 1942 г. совещание секретарей цеховых партийных организаций и совещания агитаторов по цехам с обсуждением статьи «Кировцы борются за возвращение первенства».
3. 27 октября 1942 г. на стыке двух смен с 8 часов утра провести во всех цехах митинги по вопросу: очередные задачи решающей пятидневки октября. Митинги провести под лозунгом: «удержим завоеванное в соревновании Красное Знамя Государственного Комитета Обороны».
33 месяца в годы Отечественной войны завод держал переходящее Красное знамя Государственного Комитета [268] Обороны. Ныне оно находится на «Красном Сормове» на вечном хранении.
Стол был завален чертежами. Он стоял вплотную к стене в кабинете второго секретаря Горьковского обкома партии Сергея Яковлевича Киреева. Как ни придешь, вечно кто-нибудь роется в чертежах. Это руководители заводов, конструкторских и технических служб определяли, что может сделать их коллектив для «Красного Сормова».
«Красное Сормово» выпускало танки в кооперации со многими различными предприятиями. Положение с самого начала усугубилось тем, что иные заводы оказались в районах, оккупированных тогда противником, другие — на колесах: эвакуировались в Сибирь, на Урал.
В этих сложных условиях надо было быстро наладить взаимодействие предприятий, создать систему кооперации, предусмотрев заранее возможные изменения, потому что обстановка не оставалась стабильной. Это была сложная хозяйственная, инженерная, политическая задача.
Гитлеровская Германия хвасталась традиционным «немецким порядком». Но, имея в своем распоряжении громадные ресурсы, производственные мощности чуть ли не всей Европы, фашистские заправилы не могли создать высокоорганизованного военного хозяйства, развернуть полностью потенциальные силы экономики. Неодолимой преградой встали объективные законы капиталистического производства.
Наша страна добивалась побед ценой величайшего напряжения воли и сил, массовым героизмом на фронте и в тылу. Но был еще один решающий фактор — величайшая организованность, основанная на преимуществах социалистической экономики, общественной собственности на средства производства, руководящей и организующей деятельности партии. Коммунистическая партия и ее Центральный Комитет смогли успешно мобилизовать экономические силы страны в условиях массовой эвакуации промышленных предприятий, быстро и гибко маневрировать производственными мощностями. Партия выступила коллективным организатором производства. Организованность, народный подъем, высокий патриотизм слились в единое целое.
Естественно, что основными поставщиками «Красного [269] Сормова» стали горьковские предприятия. Автозаводцы давали штамповки, поковки, диски колес, арматуру, радиаторы. Завод фрезерных станков — коробки перемены передач, шестерни, валы. Завод «Двигатель революции» — литье. Горьковский, Кулебакский и Выксунский металлургические заводы — прокат. «Красная Этна» — крепеж...
Им тоже пришлось нелегко. Потому что прежде, чем начать поставки, надо было освоить новые производства. Поистине цепная реакция трудностей.
И если они успешно преодолевались, то прежде всего благодаря постоянному, в высшей мере действенному контролю партийных организаций. Это не значит, конечно, что они старались делать «все и за всех» — хозяйственников, специалистов. Нет. Партийные работники искали формы и методы воздействия по-настоящему партийные, старались не администрировать, а разъяснять, превращать убеждение в действие. И здесь, надо сказать, пример заводским работникам показывало бюро обкома партии, его секретари М. И. Родионов, С. Я. Киреев и В. Ф. Янкавцев. Бюро обкома не реже двух раз в месяц обсуждало вопросы обеспечения завода. А по его поручению специально занимался танками В. Ф. Янкавцев. Он хорошо знал завод, работая в свое время первым секретарем Сормовского райкома; затем, будучи секретарем городского комитета партии, познакомился с другими предприятиями города. Конкретное, глубокое знание промышленности помогало находить действенные методы партийного руководства.
Партийные работники, контролируя ход производства, часто выезжали и к поставщикам. Непосредственно в цехах беседовали с рабочими, держали с ними совет, как ликвидировать прорыв, быстрее изготовить ту или иную деталь.
Как видно, партийная организация не подменяла специалистов, планирующих межзаводские связи, но планы кооперированных поставок она превращала в достояние широких масс трудящихся, тех, кто эти планы выполнял. Именно потому планы, графики становились полнокровными, жизненными.
Конечно, далеко не все шло гладко. Были штурмы, авралы, бессонные ночи. Геннадий Павлович Хрящев, начальник отдела внешней кооперации, поставил однажды своеобразный рекорд — пробыл на ногах трос с половиной суток. Две ночи провел в цехах автозавода «на прорыве» [270] радиаторов. Приехал на завод, доложил о сделанном и уже предвкушал, что отпустят поспать на несколько часов, как вдруг в цейтноте оказалась «малая бортовая». Третья ночь прошла на заводе фрезерных станков. Наутро легковая машина привезла детали прямо в цех на сборку, а самого Хрящева — на утренний рапорт. Вот там Хрящев и заснул. Когда дошла очередь до него, сосед разбудил толчком в бок. Не растерялся Геннадий Павлович и довольно бойко доложил обстановку...
Что и говорить, работникам завода приходилось быть инициативными, изворотливыми. Не обходилось и без запрещенных приемов.
Позвонил как-то по телефону начальник автозаводской кузницы А. Н. Сомов (он вскоре был назначен на наш завод парторгом ЦК ВКП (б)). Кузнечный корпус завода поставлял поковки и штамповки и старался выдерживать графики. Однако не обходилось и без срывов.
Так вот, слышу виноватый голос А. Н. Сомова:
— Очень прошу, не снимайте с работы Леонида Васильевича Вавилова, он не виноват. Это мы подвели.
Я был удивлен. Никто и не собирался снимать с работы Вавилова. Это толковый специалист, много сил положил, чтобы наладить четкие поставки. Спрашиваю Вавилова:
— В чем дело? Кто хочет снять вас с работы?
— Не было другого выхода, — хитро улыбнулся Вавилов. — Пришел в цех, а там наши штамповки на молот не ставят. А у нас же запас нулевой. Говорю тогда А. Сомову: «Спасибо, Анатолий Николаевич, добили старика. Выгоняют меня с работы — не обеспечил танки...» Тут-то в цехе и забегали. Такой разгон устроил Сомов! Пошли штамповки...
Как ни самоотверженны, как ни хитроумны были снабженцы, все же успех межзаводской кооперации решала четкая система поставок. Начали с элементарного: создали связи с заводами-поставщиками и с цехами-потребителями, познакомились с людьми, отвечающими за поставки, знали всех — не только в лицо и по имени-отчеству, но и деловые качества: кто может пообещать и не выполнить, а кто «разобьется», а слово сдержит. Изучили и производство у наших поставщиков, особенности технологии каждой детали.
А у себя на заводе мы добивались строгого порядка, искали наиболее рациональные и экономические пути доставки [271] деталей и материалов в цехи, не допускали образования сверхнормативных запасов.
Организация производства, его военная экономика, роль руководителя — мне кажется, что эти темы далеко не исчерпаны. Они еще ждут своего исследователя. Методы управления на предприятиях сообразно с быстро меняющейся обстановкой на фронтах отличались динамизмом, оперативностью. Решение требовалось принимать немедленно, сейчас же. На любом уровне повышалась ответственность руководителя, будь то начальник цеха, участка, отдела или директор завода. Не помню случаев (возможно, они и были, но очень редко), когда кто-либо из заводских руководителей практиковал «спихотехнику», увиливал от сложного задания. Сам моральный климат коллектива был противопоказан лентяям, людям безответственным. Именно ответственность, чувство семьи единой — вот что характеризовало сормовичей, да и другие рабочие коллективы. Конечно, не обходилось и без каких-то элементов местничества. Но все же все коллективы, которые работали вместе с нами, превыше всего ставили общее дело, понимали, что самая-то тяжесть легла на Сормово. Так поступали все руководители предприятий.
Чувство локтя, великая отзывчивость в высшей мере свойственны заводскому коллективу. Вот и в Сормове. Как ни трудно было, сил хватало на все.
...Освобождена от оккупантов Калининская область — сормовичи шлют оборудование. Нужно помочь селу — в сельские районы Горьковской области завод посылает машины, ремонтников на уборочную... Организуется Суворовское училище — его оборудуют сормовские рабочие. Они помогают учебной танковой бригаде генерала Нэмме, Ветлужскому танковому училищу под началом генерала Раевского готовить танкистов, оборудуют специальные классы, наглядные пособия. Вместе с другими заводами отдают личные сбережения на строительство танкового корпуса «Советский танкостроитель». Сами снаряжают танки, отправляя на фронт своих же заводчан, овладевших искусством вождения боевых машин.
Когда в 1943 г. гитлеровская авиация бомбила Горьковский автозавод, рабочие Сормова вместе с другими предприятиями и строителями города восстанавливали разрушенные цехи и корпуса. Через две недели автозавод уже поставлял нам все, что положено, а через три месяца [272] давал продукцию для фронта более высокими темпами и в большем объеме, чем раньше, до бомбежки.
В условиях массового трудового подъема формировался и стиль руководства. Кажется, что война, ее суровые законы требуют лишь четкого приказа и беспрекословного подчинения. Командуй, да и только. Но нет, командиры производства в своем большинстве по-иному понимали свою роль.
У нас на заводе стало правилом — по всем важнейшим вопросам советоваться с активом, с рабочими. Отношения были очень простыми. Рабочие, инженеры могли прийти к руководителям завода, высказать свои претензии, предложения. Да и как же иначе можно относиться к людям, которые, не считаясь со временем, отдавали все силы фронту, победе! Все это не значило, конечно, что дело обходилось без приказов, строгостей и взысканий.
На заводе часто бывали ответственные работники ЦК ВКП(б), заместитель председателя Совета Народных Комиссаров, нарком танковой промышленности В. А. Малышев, заместители наркома А. А. Горегляд, С. А. Степанов, П. М. Зернов, М. П. Попов, первый секретарь обкома М. И. Родионов — руководители, известные своей высокой требовательностью и принципиальностью. Сам В. А. Малышев, другие руководящие работники наркомата помимо частых наездов, как правило, каждый вечер связывались с заводом, интересовались ходом работ. Они до деталей знали дело. И тем не менее, облеченные большими правами, они меньше всего командовали. Прежде чем принять решение, внимательно выслушивали и рабочих, и конструкторов, и руководителей служб, советовались с партийными организациями завода и цехов. Я бы назвал этот стиль уважительной требовательностью.
«Две лавины танков двинулись одновременно навстречу друг другу и сошлись вплотную в трех километрах от Прохоровки. У совхоза «Комсомолец» разгорелось одно из крупнейших танковых сражений. Первый эшелон атакующих советских танков на полном ходу врезался в боевые порядки танковой колонны немцев. Ряды перемешались. Немецкие «T-V», лишенные в ближнем бою преимущества своего вооружения, расстреливались нашими «Т-34» почти в упор... С мощных немецких танков слетали тяжелые башни, снаряды пробивали навылет броню. На [273] поле боя горело свыше сотни неприятельских танков и самоходных пушек. Наши танки одержали победу». Так об этом сообщала 29 июля 1943 г. газета «Красная звезда».
Наверное, в искореженном ломе, обгоревшей броне, которую доставляли эшелонами на завод для переплавки, были и немецкие машины, сраженные нашими сормовскими «тридцатьчетверками». Грохот битвы на Курской дуге доходил и до Сормова. Приподнятое настроение чувствовалось во всем.
Советский средний танк «Т-34» показал себя машиной, превосходящей не только свой класс, но и многие тяжелые типы машин. «В 1941 г., — признает английский военный историк Лиддел Гарт, — ни один из наших танков не мог сравниться с «Т-34», имевшим 55-мм броню, 76-мм пушку с большой начальной скоростью снаряда и обладавшим довольно высокой скоростью при прекрасной проходимости».
Гейнц Гудериан, создатель гитлеровских бронетанковых сил, вспоминает: «В ноябре 1941 г. видные конструкторы, промышленники и офицеры приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русскими танками «Т-34», превосходящими наши боевые машины... Предложение офицеров-фронтовиков выпускать точно такие же танки, как «Т-34», не встретило у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей «Т-34»...»
Разумеется, было приятно слышать похвалу. Но так уж устроен советский человек, что он не может удовлетвориться тем, что сделано, не хочет жить вчерашним днем.
Вскоре после победы на Курской дуге на завод приехали В. А. Малышев и Я. Н. Федоренко.
— Мы выиграли сражение, — сказал В. А. Малышев. — Но какой ценой? Немалой кровью наших танкистов. Судите сами. Чтобы поразить броню немецких танков (он имел в виду тяжелые танки «тигры» и «пантеры». — Авт.), мы со своей 76-мм пушкой должны подойти на 600 м. А вражеский танк может открыть поражающий огонь уже с 1000 м. У него, выходит, рука подлиннее. Понимаете, что это значит?! Танку «Т-34» крайне нужна пушка не 76-мм, а 85-мм калибра.
Так мы получили новое задание и всего несколько месяцев на его решение. [274]
Что греха таить: среди танкостроителей были и такие настроения: танк — машина грубая, тяжелая, ее «вылизывать» нечего. Сормово всю свою жизнь имело дело с машинами тяжелыми, сильными, отличающимися добротностью, высокими эксплуатационными свойствами. Эти многолетние заводские традиции счастливо сочетались с новыми принципами поточного производства танков. Для нас не было вопроса о «вылизывании» машин: они носили сормовскую марку.
Еще ставя в производство готовую конструкцию, наши конструкторы В. М. Керичев, С. Н. Якимовский, И. И. Краковский, А. С. Окунев, В. П. Воробьев и многие другие под руководством главного инженера Г. И. Кузьмина и начальника КБ В. В. Крылова внесли ряд важных изменений. Вот одно из них.
Для смены пушки башня в ее кормовой части имела отверстие, закрытое съемными листами на болтах. Съемный лист был источником всех неприятностей. Мало того, что ослаблял броневую защиту и был уязвим даже для пулеметного огня, он не выдерживал вибрации: лист срывало с места крепления.
Предложение конструкторов сводилось к тому, чтобы отверстие в кормовой части башни вообще не делать, а с помощью домкрата поднимать саму кормовую часть на угол, обеспечивающий демонтаж пушки. Так и было сделано. В конечном счете стала сильнее броневая защита башни, а трудоемкость ее изготовления уменьшилась.
В конце 1943 г. была изготовлена литая башня с так называемым уширенным погоном. Это была весьма удачная конструкция для выпускавшейся промышленностью 85-мм пушки. Но в то же время на одном из артиллерийских заводов коллектив конструкторов под руководством В. Г. Грабина разработал новую, более совершенную 85-мм пушку.
Четыре смены подряд, не выходя с завода, сектор вооружения нашего КБ в полном составе вел прикидки и расчеты. Убедились в одном: новую пушку с сохранением ее технических характеристик разместить в новой башне невозможно.
Итак: или — или. Что к чему приспосабливать: удачную ли конструкцию и освоенное производство литой башни или новую, тоже удачную, 85-мм пушку?
В том и другом случае одна из «фирм» должна понести какой-то ущерб. Я погрешил бы против истины, сказав, что вопрос решался гладко и полюбовно. Каждый [275] защищал свое: споры, обсуждения носили бурный, подчас резкий характер. На завод приехали В. А. Малышев, нарком вооружения Д. Ф. Устинов, маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, маршал артиллерии Н. Д. Яковлев. И на месте приняли решение: приспособить пушку к башне с уширенным погоном.
Надо отдать должное Василию Гавриловичу Грабину: после этого он прекратил всякие споры и вместе со своим конструкторским коллективом, не считаясь со временем, быстро внес изменения в конструкцию. И так удачно, что все качества орудия были сохранены полностью. Через три дня после решения новые танки были отправлены на артиллерийский завод, вместе с ними выехала бригада монтажников Г. И. Ускова и группа конструкторов А. С. Окунева. Руководители двух заводов следили за ходом монтажа, полигонных испытаний. В начале 1944 г. на фронт пошли только модернизированные танки с 85-мм орудием и усиленной башней «Т-34–85» — так они теперь назывались. Наш завод на ходу перешел на новое производство. Это была первая модернизация «тридцатьчетверки» в танковой промышленности. Вслед за Сормовом на новую конструкцию перешли все танкостроительные заводы. Танкисты получили «длинную руку».
Когда на фронте солдат поднимается в атаку, врывается во вражескую траншею, с гранатой бросается на танк, направляет свой самолет на таран, он в подвиге своем в считанные мгновения спрессовывает все свои силы, всю волю. У подвига боевого и трудового единые истоки. «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд». Но подвиг трудовой — не мгновенный взрыв чувств и действия, он — в бесконечной череде дней и ночей, в подчас однообразной, даже нудной работе, в недоедании, в недосыпании, в заботах о хлебе насущном, о семьях, о детях, о товарищах. Но во множестве мелочей, из которых соткана жизнь, не пропадают души высокие порывы, не меркнут идеи служения Советской Родине.
Осенью 1943 г. прибыла за танками большая группа офицеров с фронта. Танкисты захотели посмотреть завод, как трудятся тыловики. Офицеры зашли в литейный цех. Он был забит отлитыми башнями, деталями танков. Горы шлака и горелой земли поднимались до самых подкрановых балок: транспорта не хватало, не успевали вывозить. [276] На склонах шлаковых гор стояли рабочие, некоторые без рубах, выбивали опоки, обрубали детали. При виде фронтовиков их худые, изможденные, покрытые копотью лица заулыбались. Литейщики приветствовали фронтовиков. Началась разливка стали. Огненные брызги разлетались вокруг, попадая на рабочих, те защищались, чем могли.
— Ну, как впечатления? — спросили танкистов. Те отвечали, что видели все своими глазами и на фронте расскажут о героическом труде рабочих. А один лейтенант не выдержал:
— Лучше уж на фронте быть, чем в этом аду...
— Здесь тот же фронт, — сказал второй.
Вспоминается Петр Андреевич Заломов, этот легендарный большевик, старый сормовский рабочий, послуживший Горькому прообразом Павла Власова — героя романа «Мать». Он был слаб здоровьем, Петр Андреевич. Но чуть ли не каждый день мы видели его с неизменной палочкой, в рабочем картузике. Неторопливо шел по заводу, беседовал с рабочими, с молодежью. В трудный для Родины час он не мог быть на покое, человек с чистым и горячим сердцем коммуниста.
Вспоминаю и многих его товарищей по заводу. У каждого заломовские, истинно коммунистические черты проявлялись в разном и по-разному. Но было нечто общее — постоянное чувство: я лично ответствен за все, не только за свою норму и свой станок. Люди смотрели куда шире, видели далеко, чувствовали, что на их плечах весь завод, страна. И они конкретным делом помогали решать сложные задачи и проблемы.
Одна из них, наиболее острая, — это кадры.
Людей не хватало. Многие сормовичи ушли на фронт. Оставшиеся трудились без выходных, по 12–14 часов подряд в сутки, а то и более. Слесарь Б. М. Пономарев 56 часов не выходил из инструментального цеха, собирая приспособления, без которых не могли работать сборщики танков.
И тем не менее даже такой напряженный труд не мог восполнить нехватку рабочих.
Тогда к старым кадровикам, рабочим, ушедшим на заслуженный отдых, обратился И. М. Олимписв, участник Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. в Сормове: «Старички! В грозный и ответственный момент у нас еще хватит сил по-боевому поработать для своей Родины».
И снова потянулись на завод старики. Пришел в свой [277] цех М. Г. Боков, кавалер ордена Ленина, 57 лет проработавший в Сормове. Вернулся и В. С. Токарев, полвека отдавший заводу, талантливый рационализатор. Мы увидели на заводе Героя Труда Т. Г. Третьякова, одного из старейших в славной сормовской рабочей династии Третьяковых. Почти 250 старых производственников со стажем работы 40–50 лет каждый снова вернулись на завод, стали к станкам, возглавили бригады, участки.
Люди большой мудрости, опыта, высокого мастерства, которое сродни искусству, они были живыми носителями революционных традиций. Их советы, критические замечания, высказываемые порой далеко не в дипломатической, угодной начальству форме, очень помогали руководству предприятия.
Вот и сегодня в кабинете директора собрались старые производственники. Мы советуемся о том, что нас больше всего волнует, — как помочь новичкам, подросткам, домохозяйкам, выпускникам школ ФЗО, то есть всем, кто пополнил наш завод, быстро овладеть мастерством. И не только квалификацией, но и традициями сормовского пролетариата. Тогда-то и родилась мысль: старые производственники возьмут шефство над молодежью.
Мы видели в этом не только средство повышения квалификации, но и придавали шефству большое воспитательное значение. Партком решил собрать всех старых производственников. Мне поручили пригласить на это собрание Михаила Ивановича Калинина.
— К сожалению, приехать не могу, — сказал он, — но письмо старым рабочим пришлю обязательно.
Какие же люди были представлены на этом собрании? Участники баррикадных боев в первой русской революции и те, кто устанавливал Советскую власть, проливая кровь в гражданской войне. Здесь были и те, кто строил первые советские танки, выполняя личное задание В. И. Ленина, кто снаряжал Волжскую военную флотилию, осваивал выпуск паровозов, кораблей для рек и морей. Это была живая история революционного движения, энциклопедия опыта.
«Рабочий сход» — так называли это собрание сами старые сормовичи. Василий Сергеевич Токарев пришел в партком. Просил 5 билетов для «ребят». Самому молодому из этих «ребят» было 74 года. У первых 23-х, зарегистрировавшихся на совещании, общий стаж работы на «Красном Сормове» составлял 1000 лет. Просто, без лишних слов говорили на «рабочем сходе» [278] старые рабочие. Гулом одобрения встретили выступление товарищей о жизни, о прошлом, о новой своей рабочей смене, о заботе о ней. А Петр Андреевич Заломов сказал так:
— Ценность жизни, счастье жизни заключается не в том, что человек получил от других, а в том, что он сумел дать другим... Все силы, товарищи старики, приложим к тому, чтобы передать свои знания молодежи, чтобы быстрей готовить из новичков квалифицированных рабочих. А вы, молодые рабочие, старайтесь как можно быстрее научиться делу. От ваших успехов на производстве во многом зависит наша окончательная победа над фашизмом.
В тот октябрьский день 1943 г., в разгар совещания, нам передали письмо Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина:
«От души приветствую участников совещания старых рабочих «Красного Сормова». Дорогие товарищи, — писал он, — на вас лежит нравственная обязанность и государственный долг сохранить профессиональные традиции сормовских рабочих и научить новичков так же искусно работать, как работают кадровые рабочие».
С тех пор шефство старых производственников стало на заводе системой воспитания и обучения молодых рабочих. Это шефство повлияло на дальнейшее развитие социалистического соревнования. В наши дни в патриотических починах передовых рабочих «Ни одного отстающего рядом» мы чувствуем отзвуки благородных дел сормовской рабочей гвардии.
Она помогла наладить широкую техническую учебу, подготовку кадров. Только за два года (1943–1944) повысили свою квалификацию, овладели более сложными профессиями свыше десяти тысяч человек.
Когда я думаю об этом примечательном явлении времени, вспоминаю Аркадия Павловича Гордеева.
Вероятно, полагалось бы звать его просто Аркашей: ему не исполнилось и 16 лет. Но он был бригадиром, и под его началом трудились еще четыре худеньких девочки. Наверное, всей бригаде в общей сложности было лет чуть побольше семидесяти.
Белобрысый, низкорослый, с пухлыми губами, по сути еще мальчик, он отличался характером сердитым и самостоятельным. На фамильярное обращение «Аркаша», «Аркадий» не откликался. Насупив брови, нередко покрикивая на девчонок, считал, что бригаду нужно держать [279] в строгости. Девчонки были безропотно послушны. На танковом конвейере операции № 2 и 3 — сборка приводов управления — целиком и полностью принадлежала бригаде Аркадия Павловича.
...Этот день начался неудачно. Корпусный цех не дал ни одного корпуса на первую операцию. А потом начальнику танкового конвейера А. И. Гайзеру доложили, что Аркадия Павловича и всей его девчоночьей бригады нет. Никто не знал, куда они исчезли, поиски ни к чему не привели.
Только в час дня подошли платформы с первыми корпусами. Когда их ввели в цех, из корпуса вдруг выглянула белобрысая голова. Выглянула и исчезла. На платформах, в корпусах танков, и нашлась вся бригада Аркадия Павловича.
Оказалось, что утром, увидев угрозу срыва графика, Аркадий и его девчонки забрали инструменты, детали и ушли в корпусный цех. Не ожидая, пока там закончат все операции, начали сборку приводов управления. Корпуса переходили с места на место. Их грузили на платформы, те в свою очередь, перегоняли по путям, а бригада Аркадия Гордеева работала внутри, стараясь не потерять ни минуты. Когда корпус танка поставили на первую операцию конвейера, вторая и третья уже были закончены.
Какой же великолепный пример использования резервов показала бригада Аркадия Гордеева! Совмещение профессий и операций с тех пор стало широко практиковаться на заводе. Впоследствии юный бригадир А. П. Гордеев был удостоен правительственной награды.
Наши юные товарищи, молодежь, славные комсомольцы старались брать ношу потяжелее. Они оказались достойными своих отцов. Ведь именно среди молодежи, комсомольцев появились двухсотники, трехсотники — те, кто ежедневно давал не менее двух и трех норм. Еще 3 июля 1941 г. комсомолец В. Шишов из монтажного цеха в вечерней смене попросил у мастера разрешения работать на двух станках.
— Товарищ ушел на фронт, и я хочу заменить его.
Движение двухсотников — выполнять норму за себя и за товарища, ушедшего на фронт, — получило широкое распространение на заводе. Дальнейшим развитием его были фронтовые бригады. Люди добровольно подчиняли себя суровым законам фронта: «Не выполнив задания, из [280] цеха не уходить!» Лозунг на заводе был созвучен закону фронта: «Ни шагу назад!»
В числе первых возникла фронтовая бригада в арматурном цехе. Ее возглавил молодой рабочий-токарь Иван Черноталов. Ребята создали свою, «черноталовскую» технологию. Изготовили высокопроизводительные приспособления и с их помощью выполняли нормы на 300–400%. Движение фронтовых бригад охватило все цехи. Появились фронтовые участки и даже фронтовые цехи, как тот же арматурный. И если в октябре 1941 г. на заводе было 13 фронтовых бригад, то через полгода — 180, а к началу последнего года войны — 485. Комитет комсомола, которым руководили Константин Бухвалов и Федор Букин, прикладывал много стараний, чтобы распространить это движение среди молодежи.
Заводская партийная организация направляла в бригады коммунистов, хороших специалистов.
Фронтовым бригадам в высшей мере была свойственна ответственность за дело, критическая оценка своих успехов. Помню, как взволновала меня заметка в заводской газете за подписью командира фронтового участка В. Попова и бригадира А. Плотникова. Они требовали покончить со штурмовщиной, с простоями, предъявляли серьезные претензии виновникам неравномерной загрузки участка. Так, движение фронтовых бригад — это выражение народной инициативы — потребовало повышения уровня технологии и организации производства, становилось силой технического прогресса.
Тогда же возникло и соревнование по профессиям, которое в наши дни получило такое широкое распространение. Соревнование за звание «Гвардеец своей профессии» имело специальные условия, оно помогало внедрять передовой опыт, обеспечивало сравнимость работы, а значит, еще более широкий размах самого соревнования. Партийная организация в этом соревновании видела эффективное средство увеличения выпуска танков. Широко использовались с этой целью разнообразные формы политической работы, наглядной агитации.
Среди победителей соревнования было немало женщин. И хочется сказать доброе слово о сормовичках. За что только не брались их нежные и сильные руки! Они нянчили детей и варили сталь, управляли станками.
Шура Яруничева — электросварщица. На заводе работают ее отец и брат, братья мужа, муж Григорий — на фронте. В своей брезентовой спецовке она скорей похожа [281] на подростка, но какая же сила таится в этой хрупкой женщине!
...Бригадир не вышел на работу — заболел. Яруничева не стала мешкать. Вместе с подругами принялась за срочную работу. А потом мастер сказал: есть еще одна срочная работа и сделать ее нужно во что бы то ни стало. На вторую смену, до утра оставалась электросварщица в цехе, но и эту работу закончила. Александру Яруничеву наградили орденом Красной Звезды.
Женщины овладели всеми мужскими профессиями. Даже кочегарили. Ольга Васильевна Грачева, Секлется Григорьевна Федосова, Александра Федоровна Марганова держали пар на марке.
Ночью во время бомбежки в котельной был разрушен водовод низкого давления. Водосмотр Анна Петровна Потемкина, машинист насосов Ксения Васильевна Хромова так же, как и мужчины, оставались на посту, ликвидировали аварию.
О коллективном подвиге рабочих Сормова говорят цифры: по сравнению с 1940 г. завод к концу войны увеличил выпуск товарной продукции в 5,5 раза, производительность труда повысилась в 4 раза.
Вот уж действительно «история с географией»!
Один из коммунистов пришел в партком и с возмущением рассказал о том, что возле фасоннолитейного цеха валяется более 100 алюминиевых слитков.
И верно, они лежали прямо в грязи, по соседству с бракованным литьем. Видим на них какие-то буквы. Разобрали: «Australia».
Пригласили в партком товарищей из цеха, работников снабжения, подвели их к географической карте: покажите эту самую Австралию и как доставляются оттуда материалы.
— Это зачем же? — удивился снабженец. — Я эту географию когда еще изучал. Сейчас не до нее.
Мы настаивали. С трудом, но все же работник «добрался» до далекого континента. Тогда ему и объяснили цель этого географического урока... Через полчаса слитки были убраны, исчезло и бракованное литье. Литейщики и работники снабжения стали наводить порядок.
Экономия, бережливость, хозрасчет по всем линиям — эти вопросы заботили и партком, и руководителей предприятия. [282] Не в чести были работники, выполняющие план любой ценой, люди бесхозяйственные, транжиры. В цехах развернулось соревнование за экономное использование металла, пара, электроэнергии, электродов, инструмента. Плановые, бухгалтерские и финансовые службы внедряли маршрутные карты движения и учета материалов, лицевые счета. Словом, большая экономическая работа позволяла при трудностях в снабжении иметь все необходимое для бесперебойного хода производства и увеличения выпуска продукции. «Australia» помогла!
И уж как-то получилось, что еще раз мы столкнулись с Австралией в первые послевоенные дни. На завод приехала делегация австралийских профсоюзов. Гостей встретили радушно. Показали цехи, рабочие поселки, культурные, бытовые учреждения. Конечно, богатством их похвастаться не могли, жили трудно. На заключительной встрече один из членов делегации сказал:
— Мы видели своими глазами разрушения и жертвы русских. Непонятно, как вы существуете? Вы же не богаче нищих.
Не помню кто, пожалуй, что старый сормович и коммунист Яков Карпович Кокушкин ответил так:
— Мы не существуем. Мы — живем! И, как видите, победили в войне.
— Ну как же вы живете? — не унимались эти профдеятели.
— Мы друг другу помогаем!
Да, мы помогали друг другу. Мы выстояли, победили. И в этом главном, решающем зрелым и сильным, достойным своих славных традиций показал себя сормовский партийный коллектив. Его возглавляли умные, душевные товарищи, хорошо знающие производство, парторги ЦК ВКП(б) С. Д. Нестеров, А. И. Андреев, А. Н. Сомов. К партийной организации завода очень близко стояли обком, горком, райком партии. Такие руководящие партийные работники, как секретари Сормовского райкома А. Ф. Отвагин, К. М. Серов, А. Д. Проскурин, сами сормовичи, сделали очень много для повышения боевитости заводской и районной партийных организаций.
Стабильностью отличался состав партийного руководства цехов и отделов. Люди с большим жизненным багажом, тесно связанные с рабочими и сами рабочие — они были поистине гвардейцами партийной работы. Так, в старом мартеновском цехе бессменно был всю войну секретарем старый коммунист И. В. Мартынов, в отделе [283] главного энергетика — А. И. Букарин, в прокатном — И. В. Староверов, в фасоннолитейном — Л. А. Никонов.
Коммунисты личным примером поднимали рабочих на преодоление трудностей, развивали соревнование, вели большую организаторскую, воспитательную работу, доходили до каждого человека. Заводская и цеховые партийные организации постоянно искали и находили такие формы работы, которые бы в наибольшей степени соответствовали обстановке, задачам завода.
Можно ли было, к примеру, не учитывать изменения в составе рабочих? Он, по существу, стал молодежным. Для юношей и девушек семейные законы и традиции значили очень много. И у нас стало правилом сообщать семьям о трудовых успехах молодежи. А затем подобные сообщения пошли и о производственных делах старшего поколения. Кстати, это оказалось не менее действенным.
Много труда было положено на организацию соревнования межцехового и межзаводского (мы соревновались с Горьковским автозаводом, а также с Уральским танкостроительным заводом) по профессиям. Заводская газета и радио оперативно показывали итоги, пропагандировали опыт передовиков, вскрывали причины отставания. Мы стремились, чтобы каждый работник, весь коллектив знал о делах сегодняшнего дня, понимал свои завтрашние задачи.
В годы войны в Сормове работало немало людей — посланцев среднеазиатских республик. Сам этот факт был ярким выражением дружбы народов. Но прибывшим туркменам, в своем большинстве крестьянам, нелегко было привыкать к нашему климату и необычной работе. Партийные организации помогали преодолевать трудности, учитывали национальные обычаи, привычки, помогали быстрее войти в рабочий коллектив.
Помнится, собрали туркменов из всех цехов завода. Устроили обед. Достали даже несколько барашков. Приготовили национальные блюда, в пиалах подавали зеленый чай. Участники собрания услышали о подвигах своих земляков на фронте, о туркменах — передовиках Сормовского завода. До конца войны туркмены проработали в Сормове, помогали его коллективу. С почетом, тепло проводили их сормовичи на родину.
Память о дружбе старейшего русского завода с Туркменской республикой — это мощные корабли, морские железнодорожные паромы, работающие на Каспии между Баку и Красноводском. Они связали Азербайджан с Туркменией, [284] сократили расстояние между Россией и Туркменистаном. Корабли эти построены в Сормове, один из них так и называется «Советский Туркменистан».
А в 1972 г. сормовичи построили еще один корабль типа «река — море» и назвали его «Кемнне» — в честь классика туркменской литературы.
Едва ли не самым важным партийным делом была забота о материально-бытовом положении рабочих. С питанием было трудно, и по инициативе коммунистов на заводе создали ОРС, подсобные хозяйства. Кстати сказать, на их базе впоследствии развились крупные совхозы Горьковской области.
Предметом особой заботы были цеховые столовые. Мы старались, чтобы передовики производства получали дополнительные талоны на питание, поддерживали рабочих с ослабленным здоровьем. Организовали мастерские по ремонту обуви, одежды, производство хвойной воды как источника витаминов, мыловарение.
А тут еще перебои с топливом. Сормовичи вместе с работниками других заводов города вышли на строительство 55-километровой узкоколейной железной дороги в лесные массивы Керженца. Для этой трассы жизни и тепла наш завод делал еще и паровозы. Одновременно мы вели еще одну, свою 15-километровую узкоколейку к торфяным залежам Каблуковского болота...
Дети... Как они обуты, одеты? Как посещают школу? Как живут семьи фронтовиков? Как устроились эвакуированные? Тысячи вопросов вставали ежедневно перед партийной организацией, хозяйственниками. И все решались.
Было трудно и голодно. Но и в этих условиях завод жил большой духовной жизнью. Концерты художественной самодеятельности в цеховых красных уголках (именно там все и сосредоточивалось, поскольку все здания культурных учреждений были отданы под общежития эвакуированных), лекции видных пропагандистов, таких, как Емельян Ярославский. В рабочих коллективах частыми гостями были герои Великой Отечественной войны, писатели, поэты, артисты, конструкторы боевого вооружения.
Сил хватало на все, потому что мы друг другу помогали. Потому, что коммунисты были действительно ведущей и организующей силой. Они пользовались безграничным доверием коллектива. Об этом, кстати сказать, свидетельствуют такие цифры. За годы войны больше тысячи [285] рабочих было принято в кандидаты и 1200 человек — в члены партии...
И вот еще цифры. Свыше 12 тыс. танков выпустило «Красное Сормово» за годы войны. Двумя орденами — Ленина и Отечественной войны первой степени — награжден завод за военные годы. В приветствии по случаю награждения завода орденом Отечественной войны Государственный Комитет Обороны писал в июле 1945 г.: «Ваш самоотверженный труд помог нашей доблестной Красной Армии разгромить гитлеровскую Германию».
Как бы хотелось рассказать о тысячах и тысячах рабочих, инженеров, служащих — о всех тех, чьи золотые руки, ум и сердце вложены в нашу великую победу. Многие из них продолжают трудиться на заводе, многие руководят крупными участками народного хозяйства. А иных уже нет. Не дожили до наших дней талантливый Григорий Иванович Кузьмин, главный инженер, начавший свою трудовую жизнь в Сормове рабочим, Владимир Владимирович Крылов, главный конструктор... Их влияние на техническую мысль, на развитие завода сохранялось еще многие и многие годы.
На большой заводской площади стоит на постаменте «Т-34». Этот танк, одним из первых ворвавшийся в Берлин, передан заводу в 1946 г. как символ его боевой и трудовой славы.
И еще один танк, прошедший с боями Румынию, закончивший войну в австрийской столице. Он стоит в центре города Горького на крутом волжском берегу, у Вечного огня, рядом с памятником Кузьме Минину. Здесь, на этом поистине историческом месте, где решались судьбы России, танк на вечной стоянке — вечная память о подвиге горьковчан.
А внизу широко и раздольно несет свои воды Волга, и солнце отражается в ней тысячами ярких бликов. Проносятся, оставляя пенный след, «ракеты», «метеоры», несут грузы мощные и изящные суда, с успехом работающие на реках и морях. Все они получили жизнь на «Красном Сормове».
После войны завод перешел на выпуск старой продукции, но старой лишь в смысле судостроительной. Конструкция судов, а тем более их технология имеют мало общего с довоенными. Завод поднялся на новую ступень [286] техники, использовав в судостроении прогрессивные методы поточного крупносерийного производства танков. Но если есть на заводе старое, неизменное, так это его боевые революционные традиции. Они живут и множатся в трудовых буднях пятилеток. Это о них напоминают два знамени, которые навечно принадлежат заводу, — Знамя Государственного Комитета Обороны и Памятное знамя ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ВЦСПС в честь 50-летия Великого Октября, Ленинская Почетная грамота в честь 100-летия В. И. Ленина. Вторым орденом Ленина завод был награжден в день его столетия в 1949 г. Запомнились слова из Указа: «За заслуги перед Родиной и советским народом». Орден Октябрьской Революции — за успешное завершение восьмого пятилетнего плана. И еще много наград имеет прославленный коллектив, инициатор многих патриотических починов. [287]