Уральская «Катюша»

БОРУШКО Василий Семенович. Родился в 1911 г. Член КПСС с 1939 г. Заместитель министра электротехнической промышленности СССР.

Многие из нас, работников Харьковского электромеханического завода, у кого к началу войны не было военного звания и мобилизационного предписания, рвались на фронт. Не раз бывали мы в военкомате и, несмотря на отказы, с понятным для советского человека упорством продолжали настаивать на отправке в действующую армию. Чтобы отделаться, в военкомате нас обнадеживали:

— Ждите своей очереди.

А каково ждать? С каждым днем сообщения с фронта поступали одно тревожнее другого. Враг подходил к Ленинграду, угрожал Москве, стремительно продвигался к Харькову. Все чаще стало звучать в разговорах слово «эвакуация». Оно воспринималось как мрачное слово «отступление».

Давно сказано: чего не хочешь, в то и не веришь. Не верили и мы в эвакуацию. Но пришел день, и пришлось, к великому огорчению, не только поверить, но и самому выполнять решение Государственного Комитета Обороны — готовить завод к эвакуации.

И вот уже прямо на шашечный настил цехов проложены железнодорожные рельсы, демонтируется оборудование, которому предстоит далекий и нелегкий путь на Восток.

Тем временем шло формирование истребительных батальонов. [206] Все коммунисты, даже те, кто по состоянию здоровья и по возрасту не был годен к военной службе, подавали заявления с просьбой зачислить их в этот батальон. Подал такое заявление и я. Но и на этот раз мои надежды попасть на фронт не сбылись. Вмешался секретарь партийной организации. Долго и обстоятельно беседовал он со мной. Напоследок сказал:

— Геройство нужно не только на фронте. Нужно проявить не меньший героизм в тылу, наладить в невероятно тяжелых условиях выпуск необходимого вооружения и боеприпасов. Работа на заводе, куда бы его ни перевезли, является твоим главным партийным поручением.

Видя, что я встретил это разъяснение без особого энтузиазма, секретарь добавил:

— Если же и после нашей беседы, которая, я вижу, тебе не очень нравится, ты будешь рваться на фронт, все равно не пустим, а строгий выговор с занесением в учетную карточку я тебе гарантирую.

Этот разговор происходил вечером, а утром меня вызвали к директору завода. Здесь мне вручили мандат уполномоченного по эвакуации предприятия и приказ — в 24 часа выехать на Урал вместе с другим уполномоченным Владимиром Петровичем Дубовичем, коммунистом с дореволюционным стажем, опытным организатором. На нас возлагалась обязанность подготовить приемку оборудования в Свердловске.

Добрались мы до Свердловска сравнительно быстро. Остановки в пути, вызванные бомбежками, в счет не шли. Именно здесь, в дороге, мы ощутили масштабы невиданного переселения индустрии на Восток. Невольно вспомнились слова нашего партийного руководителя о том, что организация производства вооружения в военных условиях такое же патриотическое дело, как и защита Родины с оружием в руках.

Нам предстояло разместить оборудование на свердловском заводе Уралэлектромашина. Ныне это завод Уралэлектротяжмаш имени Владимира Ильича ЛениАа.

На завод прибыли также оборудование и кадры ленинградских предприятий «Электросила» и «Электроаппарат», Московского трансформаторного завода. С особым заданием приехала группа работников Воронежского завода имени Коминтерна. Среди специалистов преобладали электрики. А предстояло наладить выпуск продукции, [207] ничего общего с электрическими машинами не имеющей. Речь шла о снарядах для 45-мм орудий, гранатах, минометах.

Воронежцы привезли с собой чертежи и оснастку для изготовления нового вида оружия — специальных ракетных установок. Впоследствии их стали называть «катюшами».

Все виды вооружения по решению Государственного Комитета Обороны предстояло освоить в кратчайшие сроки.

Вскоре начало прибывать оборудование харьковского завода, эшелоны с людьми. Шли они днем и ночью. По нескольку суток подряд не смыкали мы глаз. Встречали эшелоны, размещали людей.

Выручала сердечная теплота, душевность, с какой уральцы относились к прибывающим. Благодаря этому удалось быстро устроить людей. С помощью уральцев в сравнительно короткие сроки мы приняли оборудование и начали его монтаж на новом месте. Естественно, установка его существенно отличалась от того технологического порядка, который был в Харькове. И это вызвало немалые трудности.

Поскольку среди нас не было ни одного вооруженца, нужно было на ходу учиться этому самому важному тогда мастерству и учить людей.

Я был назначен начальником ОТК завода.

Все смешалось... дни, ночи, смены. И вот в один из таких суматошных дней, кажется, после беспрерывного трехсменного бодрствования, когда я собрался немного отдохнуть, меня вызвал директор завода В. И. Абакумов.

В кабинете директора собрались руководители цехов и участков. В сравнительно небольшом помещении люди расположились запросто, кто где смог. Разговор пошел о неотложных делах. Слово взял Абакумов. Коротко и четко он охарактеризовал задачу.

— Нужно через 45 дней дать фронту минометы. Какие будут предложения?

Для нас, электромашиностроителей, людей мирной профессии, это была первая планерка, где нужно было в духе военного времени, по-военному решать вопрос.

— Одно предложение — дать в срок! — вырвалось одновременно из уст собравшихся.

— Так и запишем, — сказал директор и перешел к другим делам, позволявшим решить главный вопрос. Одно из них — кадры. Речь шла о том, как быстрее обучить [208] молодых ребят, не имевших даже законченной фабзавучной подготовки, работать на довольно сложном оборудовании. И кажется, тогда, на этом совещании, впервые было названо имя, которое сохранилось в моей памяти благодаря писателю Федору Гладкову, прославленному автору «Цемента». На этой книге мы, молодежь, воспитывались. Федор Гладков бывал на нашем заводе, встречался с его людьми, писал о них. На этом совещании и было рекомендовано перенести опыт Володи Зайцева на все участки нашего завода.

Но прежде чем говорить об опыте Зайцева, несколько слов о нем самом.

Комсомолец Володя Зайцев, несмотря на молодость, был специалистом широкого профиля — многостаночником. Тогда их еще называли универсалами. В ту пору, как и сейчас, прогрессивным считалось специализированное станкостроение. Универсальные станки в условиях массового производства являлись пережитком. Им на смену шли специальные станки — полуавтоматы и автоматы. Но война застала нас еще в самом разгаре этой реконструкции. Нужно было до конца использовать все возможности имевшегося оборудования. И в этих условиях наладчик-универсал был находкой. А Зайцев был и врожденным педагогом.

Из своего педагогического опыта он не делал секрета. Этот человек был весь на виду. Веселый, общительный, любимец ребят, он имел к ним свой, особый подход. Должен сказать, что некоторые его педагогические навыки пригодились и после войны, когда пришлось восстанавливать разрушенное войной хозяйство.

Зайцев никогда, с первого и до последнего дня обучения, не ставил себя выше своих учеников. После нескольких «пристрелочных» уроков, когда он успевал выявить наиболее способных, он объявлял: сегодня со мной будут на пару работать те, кто лучше всего усвоил урок. Это была своего рода ставка на доверие. Да и на здоровое самолюбие тоже. В процессе работы умел похвалить, а когда, случалось, парнишка или девушка «запарывали» деталь, спокойно, без нервов разбирал причину неудачи. Этот подход Зайцева к ребятам никогда его не тюдводил. Воспитание ответственностью давало блестящие результаты. Зайцев, говорили тогда, готовит кадры, как на конвейере.

У ребят Зайцев пользовался безраздельным авторитетом. Они понимали, что имеют дело с самородком. [209]

В цехе, где работал Зайцев, стоял импортный станок, привезенный на Урал еще в первую пятилетку. Станок был высокопроизводительный, хотя и довольно капризный. Он подчинялся только одному зуборезчику, который ушел на фронт. С тех пор станок стоял без работы.

Между тем все острее стала ощущаться потребность в шестернях. И вот без отрыва от своей основной работы Зайцев взялся пустить станок. Дело в том, что схема и чертежи станка были затеряны. Инженеры-технологи, которые в свое время устанавливали станок, тоже на фронте. Несколько недель возился Зайцев с этим станком и «раскусил» орешек. Станок был пущен, работал на полную мощь, с нехваткой шестерен было покончено.

Такие факты рождали стремление подражать своему наставнику.

На совещании у директора опыту Зайцева было уделено большое внимание. Среди мастеров, руководителей участков началось соревнование за быстрейшее внедрение в практику зайцевских методов обучения кадров.

* * *

...45 дней, которые завод получил для полной и окончательной перестройки, пролетели, как 45 часов. О том, что срок подходит к концу, я вспомнил на заводском полигоне, куда вместе с военпредами пришел на испытание нашей продукции — минометов. Продукция наша была принята на «отлично». Минометы пошли на фронт. А через некоторое время на завод стали приходить письма:

«Дорогие товарищи уральцы!

От имени всех бойцов и командиров нашей части передаю вам большое спасибо за минометы, изготовленные вашими руками. Если бы вы видели, как помогают они нам громить врага».

Заканчивалось письмо словами: «Мы гордимся вами, уральцы!»

Вслед за этим письмом приходили и другие, но в памяти, как это всегда бывает, навсегда осталось первое.

Первые успехи окрыляли коллектив, вселяли уверенность в людей, рождали силы и упорство. А впереди стояли задачи потрудней.

Я уже говорил о том, что воронежцы привезли с собой чертежи ракетных установок — «катюш». Подготовка к их производству шла параллельно с выпуском обычных минометов. Но многое в этой «странной» артиллерии [210] (она казалась такой из-за отсутствия ствола и замка) трудно поддавалось технологической обработке.

Есть в ракетных установках узел «СБ-3». Это направляющие, соединенные сверху и снизу легкой коммуникацией — конструкцией, на которой располагалось по одному снаряду. Эти спарки, как мы их тогда называли, требовали исключительно точной обработки. От этого, в свою очередь, зависело точное направление движения и полета снаряда, прицельность, эффективность стрельбы. Направляющие — довольно длинные плоскости. Точного профиля паза, прямолинейности направляющих долгое время не удавалось добиться на строгальных станках. Требовалась очень трудоемкая ручная пригонка. Сотни рабочих вручную шабрили после станочной обработки эти направляющие, поминутно сверяя по калибрам свою работу, мучительно добиваясь требуемой точности.

Начальником цеха гвардейских минометов был в ту пору Павел Иванович Ларин, молодой, энергичный человек, замечательный новатор. Он вместе с механиком Александром Ивановичем Казанцевым, инструментальщиком Леонидом Яковлевичем Мехонцевым, ныне Героем Социалистического Труда, поставили цель переложить на машины эту тяжелую операцию обработки направляющих. И добились своего. Сейчас уже трудно вспомнить во всех деталях эту эпопею «приручения» строгальных станков. Тут были долго казавшиеся непреодолимыми проблемы.

Такие группы рационализаторов действовали во всех цехах. Это были своего рода КП. С их помощью оперативно, по-военному решались проблемы, которые ежедневно рождались в цехах. С помощью этих летучих групп и расшивались возникавшие «узкие места».

Одну из таких групп возглавлял технолог Серафим Семенович Сильченко. Он прибыл на Урал в составе группы работников воронежского завода имени Коминтерна. Его работа была связана с механизацией самых трудоемких процессов. Творчество его как технолога отличалось исключительной оригинальностью. Его предложения поначалу казались парадоксальными, они даже ошеломляли. На деле же они оказывались очень эффективными. Запомнилось такое предложение.

Для крепления важной детали гвардейского миномета требовалась фрезеровка труб. Операция эта была нетехнологичной. Трубы плохо поддавались обработке [211] на фрезерном станке. Сильченко предложил прорезь в трубах не фрезеровать, а штамповать. Ему возразили: штамп будет расплющивать трубы, что вызовет дополнительные трудности — трубы придется выравнивать, опиливать. Стоит ли овчинка выделки?

— Ничего этого не потребуется, — заявил технолог.

И предложил оригинальный способ штамповки трубы. Попробовали — получилось.

Были и еще замечательные предложения, о которых стоит рассказать.

Как я уже говорил, поначалу новая артиллерия казалась всем нам довольно странной — «ни ствола, ни замка». Но именно в отсутствии ствола и казенной части и заключалась грозная сила этого оружия. Ствол заменяли направляющие, обеспечивавшие скорострельность оружия. После того как удалась обработка направляющих на строгальных станках, оставалась еще одна проблема: крепление направляющих к балкам. На первых порах, когда первые партии «катюш» шли с одного московского завода прямо на фронт, направляющие крепились к балкам винтами. Однако вскоре по просьбе командиров «катюш» от этого способа крепления пришлось отказаться. Дело в том, что каждый залп расслаблял крепление, приходилось заново привертывать каждый винт. А это значительно снижало скорострельность установок. Винты заменили заклепками. Но клепка рам — тоже довольно трудоемкая операция. На крепление одной установки требуются тысячи ударов. И технологи предложили сварку. Это дело тоже требовало известного риска, технологической смелости, мастерства. Но оно удалось. Рационализаторы предложили приспособления, которые гарантировали безупречность сварочных работ.

Эти новшества осуществлялись в цехе, где начальником был Николай Никифорович Шевченко. Этот волевой командир производства в 1943 г. был назначен директором Харьковского электромеханического завода, а с 1949 г. стал директором ленинградского завода «Электросила». Старшим мастером в этом цехе был Алексей Михайлович Пургин. Затем его «бросили на прорыв» в снарядный цех, который он вывел на одно из первых мест на заводе.

Человек неробкого десятка, Алексей Михайлович Пургин впоследствии признавался, что поначалу, придя в снарядный цех, был огорошен увиденным. 500 ребят [212] и девушек, вчерашних школьников, работали вполсилы. Мучали простои, безалаберщина, неразбериха.

Как ввести цех в нормальную колею, с чего начать, где главное звено, за которое надо ухватиться? «Может быть, — не давала ему покоя мысль, — звено это не здесь, не в цехе, точнее, не только в цехе. Как живут ребята?» И Пургин зачастил в молодежное общежитие. Что говорить? Хорошего там было мало. Но надо было знать напористость этого человека. Суровый по натуре, Пургин был с ребятами по-отцовски заботлив. В те дни его, как ни странно, чаще видели у снабженцев (орсовцев, как их тогда называли), чем в технических отделах заводоуправления. И в этом был свой резон. Он тормошил орсовцев, требуя для своих подопечных ордеров на обувь, телогрейки, шапки. Полураздетых ребят было много. Но экипировка пургинских кадров шла с такой быстротой, что люди только диву давались.

Конечно, это делалось не в ущерб другим цехам. Но у Пургина больше всего работало подростков: он и сумел использовать это «преимущество».

Чем только не приходилось ему заниматься в ту пору! На его счету была и так называемая «мыльная эпопея».

Дело в том, что в первую военную зиму обнаружился дефицит мыла. А как известно, нет ничего страшнее, чем грязь и антисанитария в общежитии. И Пургин, природный металлист, возглавил, как теперь говорят, на общественных началах орсовскую группу собственного мыловарения. И получилось.

Подготовив свои кадры к наступлению, Пургин заявил, что он переводит цех на работу по часовому графику. Многие решили, что Пургин перехватывает.

— Какой там часовой, — говорили ему товарищи, — когда суточный трещит по всем швам.

— Цыплят по осени считают, — отвечал он с улыбкой.

, Прошло не так уж много времени, и часовой график стал фактом. По примеру снарядного цеха часовой график стали внедрять и в других цехах.

Главный секрет успеха Пургина был в его безраздельном авторитете в коллективе цеха, знании каждого рабочего, точнее, каждого подростка. Наиболее способных он обучал работе на разных станках. Эти «универсалы» и выручали весь цех, когда случалось ЧП. А самое страшное ЧП — это перебои с подачей деталей на каком-нибудь [213] участке. Вот тогда-то в дело вступали пургинские «универсалы». Начальник цеха переводил их на те участки, где не справлялись с планом, и таким образом выравнивал график.

Если же задержка случалась в другом цехе, Пургин, когда это было необходимо, посылал буксирную группу на прорыв. Исключительная оперативность, четкость, умение маневрировать снискали на заводе Пургину большой авторитет.

Кончался первый год работы харьковчан на Урале. По данным, которые были опубликованы уже после войны, стало известно, что за первый год выпуск военной продукции возрос на Урале в 5 раз. В этом успехе была и наша доля, частица нашего трудового энтузиазма. В стенных газетах, молниях, боевых листках освещалась переписка гвардейцев тыла с гвардейцами фронта. Из уст в уста передавались случаи, об одном из которых я хочу поведать.

На одном заводе вышла из строя мартеновская печь. Ее ремонт требовал не меньше недели. Нужно было дождаться, пока печь остынет. И тогда мастер, коммунист, вызвался отремонтировать печь за полсуток. Он облачился в специальный асбестовый костюм, надел противогаз и, на короткие мгновения входя в раскаленную печь, на ощупь закладывал кирпич и тут же выскакивал. Эта игра со смертью продолжалась целую ночь. А утром печь пустили. Мастер-коммунист помог заводу, производившему артиллерийские орудия, избежать серьезного простоя.

В свое время эта история мне казалась легендой. Но недавно я получил о ней самое точное подтверждение. Ее рассказал на страницах одного из центральных журналов бывший первый секретарь горкома и обкома партии К. М. Хмелевский.

И еще одно событие, которым ознаменовалась наша первая уральская годовщина.

Конец сентября 1942 г. Два часа ночи. Директор проводит очередную оперативку с начальниками цехов и отделов. Решалась, как всегда, какая-то головоломная задача. Вдруг раздался телефонный звонок. Абакумов поднял трубку и стал по команде «смирно». Разговор продолжался несколько минут, на протяжении которых директор только два-три раза повторил:

— Да, мы вас поняли. Будет выполнено.

Положил трубку, сел и долго молчал, находясь под [214] впечатлением телефонного разговора. На наш вопрос, с кем он разговаривал, директор ответил:

— Звонил Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин. Он передал свою благодарность за то, что мы выполняем план по гвардейским минометам. Но он просил нас дать несколько дивизионов «катюш» сверх плана. Они очень нужны под Сталинградом.

Надо ли говорить, как эта просьба Красной Армии была воспринята коллективом завода. Еще и еще раз пересмотрели мы свои возможности. Соревнуясь между собой, цехи взяли повышенные обязательства. И еще задолго до знаменитого наступления под Сталинградом с Урала на Волгу пошли эшелоны со сверхплановыми дивизионами «катюш». [215]