Правофланговые

Родился в 1903 году в городе Керчь. В 1922 году по первому комсомольскому призыву пошел служить на Черноморский флот. Матросом плавал на крейсере «Коминтерн». В 1928 году окончил ленинградское Военно-морское училище имени М. В. Фрунзе и получил назначение на «Аврору».

Во время Великой Отечественной войны командовал дивизией кораблей, затем стал начальником штаба Северного флота. После войны был командующим Северного флота.

В 1963 году ушел в отставку.

После успешных операций войск Карельского фронта, проведенных летом 1944 года, у нас заговорили о скором выходе союзника немцев — Финляндии из войны и о подготовке сухопутных сил и флота к освобождению Печенги, носившей сейчас нерусское название Петсамо. В том, что гитлеровцы не уйдут оттуда подобру, никто не сомневался. Никелевые рудники, которые фашисты там эксплуатировали, слишком много для них значили.

Мне, как начальнику штаба флота, было поручено, не дожидаясь директивы из Москвы, готовиться к составлению плана наступательной операции по освобождению Печенги.

Конечно, главной нашей задачей на море по-прежнему оставалась борьба с неприятельскими конвоями и защита союзных и отечественных транспортов. Но силы Северного флота настолько выросли, что появилась возможность все время наращивать удары по вражеским морским коммуникациям. Особую роль в этом играла морская авиация. Летом 1944 года летчики получили новейшие отечественные и зарубежные самолеты всех классов и сумели на них завоевать прочное господство в воздухе. ВВС флота вели [94] разведку моря и побережья Северной Норвегии, наносили самостоятельные удары по фашистским кораблям, военно-морским базам и аэродромам, взаимодействовали с подводными лодками и торпедными катерами, ставили минные заграждения на фарватерах противника, несли противовоздушную и противолодочную оборону, обеспечивали безопасность переходов своих и союзных конвоев. Нередко в воздушных операциях участвовало до 300 машин.

А вот подводных лодок у нас, к сожалению, не хватало. Поэтому об их массированном использовании не могло быть и речи. Они в основном действовали в одиночку. Вначале им указывали квадраты, где подводники, выжидали, пока противник сам подойдет к ним на видимость. Потом районы плавания стали постепенно расширять.

Такой способ управления подводными кораблями приводил к тому, что удары их были разрозненными и потому слабыми. Чтобы увеличить мощь торпедного огня в атаке, командир бригады подводного плавания контр-адмирал Н. И. Виноградов предложил выходить на задания парами. Он лично отправился в море вместе с опытным командиром дивизиона — капитаном 1 ранга Виктором Николаевичем Котельниковым. Но опыт не удался. Технические средства подводной внутриэскадренной связи в то время были еще несовершенными, и корабли скоро потеряли друг друга. Они перешли на привычное одиночное патрулирование.

В этом походе погиб мой старый товарищ Виктор Котельников. Он прибыл на Северный флот с первыми кораблями в 1933 году, плавал штурманом на подлодке «Декабрист». Виктор Николаевич потопил несколько кораблей и судов. Он воспитал немало смелых, искусных командиров. Подвиги этого скромного и храброго человека заслуживают, чтобы добрая память о нем сохранилась навсегда.

Были и другие обстоятельства, мешавшие подводникам долго преследовать немецкие конвои и повторять атаки. Одно из них — противолодочные минные заграждения. Ими гитлеровцы прикрывались со стороны моря. Это вынуждало нас проявлять осторожность, сознательно ограничивать свободу плавания кораблей. Однако по мере накопления опыта мы действовали все смелее и смелее. С лодками взаимодействовала морская авиация. Крылатые [95] торпедоносцы стремились нанести удар по неприятельскому конвою до того, как он войдет в соприкосновение с подлодками. Когда же в бой вступали наши «щуки», самолеты во избежание возможных попаданий в свои корабли улетали.

Наконец на лодках были установлены перископные антенны. Они позволяли принимать по радио данные разведки и распоряжения командования, когда корабли находились под водой. Это небольшое техническое усовершенствование дало нам возможность, несмотря на полярный день, использовать подлодки круглые сутки.

Летом 1944 года подводники перешли к групповым действиям. Несколько кораблей обычно занимали позиции на пути следования неприятеля. Получив данные о движении вражеского конвоя, они выходили ему навстречу и один за другим атаковали цель. Удар получался короче по времени, компактней по месту, более мощный по силе.

Слабым звеном у нас в это время по-прежнему была подводная связь между кораблями. Это мешало успешно взаимодействовать.

Миноносцы выходили на коммуникации противника только ночами. Обычно эти корабли ограничивались обстрелом занятых фашистами портов и побережья. Только однажды наш лидер «Баку» и два эсминца встретились с немецким конвоем. Обстреляв один другого из пушек и выпустив торпеды, противники разошлись на контркурсах.

Торпедных катеров у нас была одна бригада. Правда, пока мы не могли использовать их массированно, но охваты противника с двух и более направлений применяли уже довольно часто. Свои командный и наблюдательный пункты комбриг А. В. Кузьмин разместил на возвышенном берегу полуострова Рыбачий. Отсюда на корабли передавались данные разведки, по радио ударные группы наводились на вражеские конвои.

Истребительная и штурмовая авиация с катерами взаимодействовала теснее, нежели с подводными лодками. За 30–40 минут до начала атаки торпедных катеров самолеты обычно наносили удар по конвою, иногда штурмовали противника непосредственно перед боем. Истребители надежно прикрывали катера с воздуха. Особенно во время торпедных атак и при отходе. [96]

Кораблями ударных групп можно было уверенно управлять, как правило, только на этапе сближения, в начале боя да еще при отходе. В разгар же схватки командиры катеров почти всегда действовали самостоятельно, сообразуясь с обстановкой.

В первые годы войны торпедные катера выходили на морские коммуникации фашистов лишь под покровом темноты. Теперь они проводили операции днем и с гораздо большим эффектом. В светлое время их с воздуха прикрывали истребители, находить врага в море им помогала разведывательная авиация, штурмовики подавляли силы неприятельского охранения.

Мне хорошо запомнился день 15 июля. Он выдался ограниченно летным. Накануне авиаразведка обнаружила большой немецкий конвой на подходах к мысу Норд-Кин и «вела» его, лишь время от времени теряя из виду. Из пяти развернутых на позициях лодок в тот момент только две могли выйти в атаку. В Пумманки, этой импровизированной маневренной базе, было сосредоточено 9 торпедных катеров.

Командующий флотом Арсений Григорьевич Головко решил нанести главный удар всем составом отряда, укрывшегося в Варангер-фиорде. Адмирал находился на флагманском командном пункте, примерно в 100 милях от места боя. Он стоял у большой карты Варангер-фиорда, принимал донесения, определял расстояния, высчитывал время и отдавал распоряжения. Вот на давно вычерченном пути противника Арсений Григорьевич красным карандашом поставил жирный крест и обвел его кружком. Через несколько минут здесь произойдет морской бой. Головко приказал державшему телефонную трубку оператору-направленцу:

— Передайте Кузьмину, что голова конвоя проходит Варде. Пора давать сигнал катерникам...

Внешне командующий флотом был спокоен. Но его бледное лицо и возбужденные глаза свидетельствовали о том, что он переживает трудные минуты.

Внимательно выслушав доклад о появлении шестерки «Фокке-Вульф-190», Арсений Григорьевич нанес данные на карту и, повернувшись уже к другому оператору, распорядился:

— Авиации прикрыть катера от Пумманки. Первый [97] удар нанести штурмовиками в четырнадцать двадцать две, второй — по сигналу с КП Кузьмина.

Не прошло и получаса, как мы услышали из репродуктора переговоры поднявшихся в воздух летчиков:

— Миронов, Миронов, держись от меня правее и выше! Четверка, четверка, смотри, «мессер» в хвост заходит!

Потом в эфире зазвучал голос командира дивизиона катеров:

— Быкову начать постановку дымовой навесы!.. Общая атака!

Адмирал отошел от карты и тяжело погрузился в кожаное кресло. Главную свою задачу он выполнил: определил и сопоставил силы неприятеля, решил, где навязать ему бой, отдал общий приказ, навел на врага корабли и авиацию, обеспечил прикрытие. Все остальное теперь сделают исполнители.

Схватка с неприятелем длилась сравнительно недолго. Примерно минут через сорок, будто после грозы, наступила тишина. Было слышно лишь, как командир дивизиона собирает рассыпавшиеся по заливу торпедные катера. Недосчитались корабля лейтенанта Юрченко. Мы опустили головы.

За боем наблюдал специально выделенный для этого самолет. Летчик донес, что катера потопили девять судов и кораблей охранения противника. Два подбитых транспорта, чтобы не утонуть, выбросились на берег.

Это была большая победа.

В августе Арсения Григорьевича Головко направили на лечение, и он улетел на Кавказ. В то время первым заместителем командующего флотом являлся начальник штаба. Мне пришлось работать за двоих.

А тут еще, как назло, установилась нелетная погода. Авиация и лодки ничего не видели. Торпедные катера без прикрытия с воздуха выпускать днем было рискованно. И вот я сижу на КП за письменным столом, обняв руками отяжелевшую голову и думаю, как и чем нанести удар.

Вечером зашел член Военного совета вице-адмирал А. А. Николаев, сел, долго сочувственно смотрел на мои муки, потом спросил:

— Ну, что надумал, Василий Иванович?

— Попробуй тут придумай, — ответил я. — То нет погоды для катеров, то плохая видимость для лодок и самолетов... [98] Теперь вот загоняли авиацию на бомбардировки неприятельских аэродромов и прикрытие союзных конвоев. Сейчас подошла пора сменять катера — люди устали и торпеды давно не проверялись...

Александр Андреевич помолчал. Потом встал и направился к выходу.

— Лето уходит, — с сожалением обронил он.

Я остался коротать ночь на ФКП наедине с мрачными думами.

К середине августа в Пумманки скопилось до полутора десятков торпедных катеров, а немецкие конвои все проходили невидимками в туманах. Изредка нам удавалось пеленговать их краткие радиосигналы, но ни подводные лодки, ни посланные на поиск катера не встречали неприятеля. Авиация не летала.

18 августа юго-западный ветер начал рвать облака, разгонять туман, и сразу же воздушные разведчики обнаружили большой вражеский конвой, состоявший из 32 единиц. Темного времени в эту пору года в Заполярье набирается не больше двух часов в сутки. По моим подсчетам, противник должен был втянуться в Варангер-фиорд в утренних сумерках. Я передал командиру разведывательного авиаполка, что от летчиков зависит многое: уследят за конвоем — мы достигнем большого успеха, потеряют его из виду — все наши старания пойдут прахом. Авиаторы обещали «ползать на брюхе», но фашистов не упустить. И надо сказать, несмотря на тяжелые метеорологические условия, разведчики буквально «висели» над конвоем, и мы каждую минуту знали, где он находится.

Для удара по врагу было сосредоточено 14 катеров — рекордная цифра за всю войну! Командовал ими хорошо знакомый мне по совместной службе в ОВР пионер катерной специальности на Севере капитан 3 ранга С. Г. Коршунович. Он отличался некоторой рассеянностью и в то же время исключительным бесстрашием. В молодости Коршунович слыл бесшабашным человеком, носился на катерах по Кольскому заливу, разводил такую волну, что раскачивались корабли, рвались швартовы, ломались привальные брусья. За такое поведение он получил прозвище Всадник без головы. Став командиром отряда, а затем дивизиона, Коршунович остепенился, всякий свой шаг стал тщательнее обдумывать.

То, что отряд возглавлял он, меня и пугало и радовало: [99] дул неблагоприятный для постановки дымовой завесы ветер. А маневр требовал большого искусства и точных расчетов. Если неопытный командир катера-дымзавесчика не учтет обстановки, пойдет по ветру — завеса, вместо того чтобы строиться стеной, потащится следом за ним клубком или поднимется столбом кверху. Надо учитывать и время начала постановки дыма. Рано выпустишь, его нанесет на конвой, закроет неприятеля, затруднит атаку или, наоборот, отнесет далеко от цели и катерам придется сближаться с врагом под огнем его охранения. Поздно поставишь — завеса не успеет ухватиться за воду и образовать сплошную, непроницаемую стену. Если сегодня дымовое прикрытие будет поставлено неудачно, то Коршунович ляжет костьми, но от удара ни за что не откажется. Это — опасность. Утешительно же то, что он ни при каких обстоятельствах не дрогнет.

Вскоре мне доложили, что в атаку вышла только одна лодка. Маловато! Я стою, склонившись над большой картой Варангер-фиорда, и вслух, чтобы меня могли проверять операторы, высчитываю место нанесения удара. Определяю точку. Начальник оперативного управления штаба флота капитан 1 ранга Георгий Семенович Иванов подсовывает мне толстый красный карандаш. Я машинально наношу жирный крест и обвожу его кружком. Через полчаса на этом месте катерники нанесут удар по фашистам. Только бы гитлеровцы не перехитрили нас и не выскользнули. Но нет, теперь уже не уйдут!

Когда часы показали назначенный срок, торпедные катера и самолеты пошли навстречу неприятелю. Перед этим Коршунович разбил свой отряд на три группы. В Большом зале ФКП наступила напряженная тишина. Все находившиеся в нем застыли в ожидании, когда из репродуктора донесутся звуки боя. Мне казалось, что окружающие слышат, как в груди гулко стучит сердце. Почувствовал, как на спине взмокла рубашка, с висков струйками побежал холодный пот. Я сел в жесткое кожаное кресло, как это делал Головко, и зажал ладони в коленях, чтобы внимательные глаза подчиненных не видели, как дрожат от волнения мои руки.

Наконец в динамике затрещало, загрохотало, послышались команды, отдельные выкрики.

Через некоторое время воздушный наблюдатель донес, что катерники потопили 15 судов врага. Это половина [100] конвоя! Коршунович доложил, что потерял один торпедный катер.

Большая цифра уничтоженных неприятельских кораблей и транспортов смущала всех нас. Мы послали в бригаду катеров целую комиссию. Проверявшие подтвердили результат. Все же сообщать о такой цифре в Москву долго не решались. В то время у нас на флоте стажировался начальник кафедры общей тактики Военно-морской академии Николай Брониславович Павлович, мой старый наставник и воспитатель. Когда мы плавали в 1926 году слушателями первого курса училища на линейном корабле «Парижская Коммуна», он служил там старпомом и учил нас, как говорится, ходить по палубе. Затем Николай Брониславович занимал должность начальника строевого отдела училища. Павлович охотно согласился сходить к катерникам. Когда он вернулся, то сказал:

— Знаешь, Василий Иванович, проверял на совесть. Все сходится. Да и не мудрено. Ведь выпущено 28 торпед!

Вечером Совинформбюро сообщило о громком успехе на Северном флоте. Ночью из Сочи позвонил Головко.

— Слушай, — сказал он, — ты хорошо там проконтролировал? Что-то невероятно много набили!..

— Ну вот, — с обидой отвечал я Арсению Григорьевичу, — когда девять катеров отсылают на дно девять судов, это считается нормальным, а если четырнадцать катеров топят четырнадцать вражеских кораблей и транспортов, то это почему-то оказывается невероятно много. Проверяли, Арсений Григорьевич. Сам Павлович этим занимался. Ошибка исключается. Будь спокоен, отдыхай, набирайся сил!..

4 сентября финны прекратили огонь и обещали разоружить всех немцев, находившихся в их стране.

Преследуемые нашими войсками, гитлеровцы уходили из Кандалакши, Доухи и Кестеньги в Финляндию. На мурманском направлении они продолжали удерживать занимаемые позиции и совершенствовать оборонительные укрепления. Разведка доносила нам, что по дороге в Северную Норвегию тянутся неприятельские части, а по морю из Киркенеса эвакуируются тылы и вывозится никелевая руда. По всему видно было, что противник не собирался оставлять Печенгу, а использовал весь этот [101] район для прикрытия своих войск, отходящих с других направлений.

14-я армия, которой командовал генерал-лейтенант В. И. Щербаков, и Северный флот приступили к подготовке операции по разгрому 19-го горноегерского стрелкового корпуса и полному изгнанию фашистов из пределов советского Заполярья. По плану, разработанному штабом 14-й армии, прорыв вражеской обороны намечался на нашем левом фланге силами двух корпусов с частями усиления. Чтобы неприятель не смог подтянуть резервы, два других легких стрелковых корпуса должны были скрытно обойти немецкие позиции тундрой и перехватить дорогу, идущую от Рованиеми к Печенге. В успехе этого смелого замысла никто не сомневался. Если три года тому назад мы считали свои силы батальонами, то теперь они измерялись корпусами!

Перед флотом ставилась новая большая задача. Нам надлежало прервать всякое сообщение гитлеровцев с портами Варангер-фиорда, наглухо закрыть его судам доступ туда. Осуществить это можно было лишь при помощи высадки морского десанта в Варде и Вадсе. Эти порты являлись входными воротами в этот фиорд, носивший когда-то русское название Варяжского залива. Мы имели возможность, в случае успеха, захватить все неприятельские плавающие средства, находящиеся в этом обширном водном бассейне.

Однако, несмотря на такую заманчивую перспективу, высадку десантов в Варде и Вадсе мы планировали лишь после овладения Печенгой. Дело в том, что войскам Северного оборонительного района (СОР), состоявшего к тому времени из двух бригад морской пехоты, поручался прорыв фронта в районе хребта Муста-Тунтури с дальнейшим выходом через поселок Пороваара.

Руководство этой операцией генерал армии Мерецков мог возложить на командующего 14-й армией, но, поскольку нам очень уж хотелось принять активное участие не только в обороне, но и в наступлении, он не стал ломать просуществовавшую свыше трех лет организацию подчинения. Так задача по содействию приморскому флангу фронта вылилась в самостоятельную наступательную операцию моряков на суше.

Северный флот готовился к предстоявшим боям обстоятельно. Одна из двух бригад морской пехоты была назначена [102] в десант. Высадкой ее в неприятельский тыл мы надеялись облегчить и ускорить прорыв укреплений врага. Конечно, надо было бы высадить войск побольше, но не хватало десантных кораблей. Одну бригаду и ту отправляли налегке, почти без артиллерии и тяжелых минометов. Высадочными средствами по-прежнему служили хорошо зарекомендовавшие себя на этом малые охотники. Им в помощь выделялись торпедные катера. В качестве транспортов использовали большие охотники за подводными лодками (БО).

А тут еще трудность: от главной базы к местам, которые мы избрали в Варангер-фиорде, отряду кораблей за одну ночь никак не пройти. По этой причине решили сажать пехоту на суда в Пумманки. Это было близко к линии фронта и потому опасно. Собранные под прикрытием темноты в небольшой залив свыше 30 катеров вынуждены были находиться там в ожидании десантников целый день. За это время воздушная разведка противника могла их обнаружить. Чтобы этого не случилось, на Рыбачий был направлен полк истребителей с задачей не подпустить к полуострову фашистские самолеты. Летчики надежно прикрыли корабли.

Вторая бригада морской пехоты, усиленная артиллерией и специальными подразделениями СОР, должна была прорывать оборону немцев с фронта. День высадки и начала наступления частей флота на высоту Муста-Тунтури намечался на тот момент, когда в действиях войск 14-й армии обозначится явный успех. Чтобы скрыть от гитлеровцев истинное направление главного удара десанта, в Мотовском заливе демонстрировалась высадка диверсионной группы. Эскадренным миноносцам в ночь накануне операции предстояло обстрелять мосты и переправы через реку Титовка. Одновременно с бригадой морской пехоты в Маати-Вуоно направлялся большой разведывательный отряд. Он должен был пройти по неприятельскому тылу на мыс Крестовый и захватить или уничтожить там артиллерийскую батарею, закрывавшую вход в порт.

Печенга расположена при впадении реки Печенги в Печенгский залив. Такая посадка древних славянских поселений характерна для всех северных районов, жители которых занимались охотой, ловлей рыбы и промыслом морского зверя. Но устья полярных рек мелководны, порожисты и несудоходны. Истоки узких заливов от поступления [103] в них пресной воды замерзают. Поэтому все последующие, более поздней закладки порты Заполярья — Мурманск, Полярный, Североморск — расположены уже ближе к выходу в море. Финны тоже построили себе незамерзающий океанский порт в Печенгском заливе, избрав для него глубоководную излучину, носившую название Девкина Заводь и переименованную новыми хозяевами в Лиинахамари. Сюда протянули автостраду, проходящую через Печенгу. Гитлеровцы превратили Девкину Заводь в военно-морскую базу. По обоим берегам залива они поставили укрытые в скалах крупнокалиберные артиллерийские батареи. Между причалами соорудили каменно-бетонные доты, вооружив их пулеметами и автоматическими пушками. В глубине гавани разместили орудия береговой обороны, простреливавшие весь рейд. В одной из отвесных гранитных глыб сделали выемку для торпедных аппаратов кинжального действия. Правда, аппараты к началу операции смонтировать не успели.

Учитывая все это, мы не стремились брать порт Лиинахамари с моря. Однако не исключали прорыв в гавань на катерах, если обстановка сложится благоприятно. Внезапный захват Печенгской военно-морской базы был соблазнительным по двум причинам. Во-первых, так можно было спасти от разрушения отступающим противником ценные портовые сооружения, во-вторых, только отсюда открывались пути для развертывания наступления на город с севера.

Боевыми действиями моряков на суше управлял адмирал Головко. Его походный штаб перебрался на КП командующего СОР на полуостров Рыбачий. Прямой связи у командующего флотом с командармом и командующим фронтом, к сожалению, не имелось. Они могли общаться только через флагманский командный пункт в Полярном, где старшим оставался я.

В отсутствие Головко морская часть операции возлагалась на меня.

Утром 7 октября генерал армии К. А. Мерецков пригласил Военный совет флота на КП 14-й армии посмотреть артиллерийскую подготовку прорыва фронта и начало общего наступления.

На КП армии распоряжался командующий фронтом. [104]

На нем была черная кавказская бурка и серая каракулевая папаха. Командарм В. И. Щербаков тут же принимал меры к выполнению приказаний К. А. Мерецкова. На КП присутствовали также: первый заместитель командующего фронтом генерал-полковник В. А. Фролов, первый секретарь Мурманского обкома партии М. И. Старостин, члены Военных советов 14-й армии и Карельского фронта.

С наступлением рассвета артиллерия и гвардейские минометы открыли огонь. Он длился два с половиной часа. В мелком кустарнике, среди отлогих сопок, сдувая пожелтевшие листья с березок, вспыхивали орудийные залпы, молниями сверкали трассы реактивных снарядов. В расположении врага дым от разрывов поднимался шапками, летели вверх и в стороны камни, казалось, что горит вся земля. От адской канонады звенело в ушах.

Когда артиллерийская подготовка закончилась, войска пошли в атаку. Вскоре стали поступать донесения о преодолении обороны противника, о том, что отдельные доты остались в нашем тылу и продолжают сопротивляться. Их уничтожали подразделения второго эшелона.

На армейский КП доставили трех военнопленных. Они ошалело озирались по сторонам, показывали на уши, что-то бормотали. Однако путного добиться от них ничего не удалось.

Через некоторое время мы отправились в Полярный.

На третий день наступления передовые части 14-й армии вышли на дорогу между Титовкой и Печенгой. Два легких корпуса, успешно завершив обходный марш по тундре, достигли глубокого тыла противника. Боясь окружения, гитлеровцы в ночь на 10 октября начали отход с позиций на реке Западная Лица.

Теперь настало время действовать морякам Северного флота. Высадка 63-й бригады морской пехоты не осталась незамеченной противником. Корабли подверглись обстрелу. Но в быстроходные катера попасть в ночной темноте, да еще в дымовых завесах, можно только случайно, и поэтому десант понес ничтожные потери. Несмотря на противодействие врага и ошибки в маневрировании отдельных кораблей, десант был высажен точно в назначенном месте и в установленные сроки. Командовал высадкой командир ОВР контр-адмирал Петр Павлович Михайлов. [105]

Североморец он был молодой, но моряк опытный и смелый.

В четвертом часу ночи 10 октября наступление на Муста-Тунтури повела 12-я бригада. Противник оказывал отчаянное сопротивление, но, зажатый с тыла и фронта, находясь под непрерывными ударами морской штурмовой авиации с воздуха, вынужден был оставить свои насиженные за три с половиной года укрепления и отступить на дорогу, соединяющую Титовку с Пороваара.

Преследование врага по высотам горного хребта морской пехотой было затруднено. В ущельях скал и гранитных долинах гитлеровцы минировали проходы, делали завалы, расчистка которых отнимала много времени.

Пока А. Г. Головко находился на полуострове Рыбачий, начальник его походного штаба контр-адмирал Николай Брониславович Павлович исправно докладывал мне, что делают войска и где кто находится, а как только командующий флотом пошел следом за наступающими бригадами, связь с ним оборвалась. Когда неприятель увидел, что 14-я армия заняла дорогу на Печенгу, он стал принимать меры, чтобы освободить пути отхода. Часть гитлеровцев хлынула в направлении Пороваара, где оборону заняли моряки.

Две наши бригады за двое суток наступления продвинулись всего на 6–7 километров. Соединились они поздно и дорогой овладели уже после того, как основные силы неприятеля прошли на Пороваара.

12 октября части 14-й армии овладели поселком и передовым аэродромом врага Дуостари. Высаженный вместе с десантом морской разведывательный отряд под командой капитана Барченко двое суток пробирался тылами к мысу Крестовый и достиг его ночью. Здесь он вначале наткнулся на четырехорудийную 88-миллиметровую зенитную батарею и, перебив всю ее прислугу, захватил пушки. Но в стоявшей рядом 150-миллиметровой батарее береговой обороны — цели всей вылазки отряда — поднялась тревога. Численный перевес в силах оказался на стороне неприятеля. Разведчикам пришлось отойти, захватив с собой замки немецких орудий. Моряки окопались на склоне высоты и стали держать под ружейно-пулеметным огнем неприятельских артиллеристов. Десантники по радио попросили поддержать их авиацией, доставить боеприпасы и продовольствие. Летчики сбросили им на парашютах все необходимое [106] и нанесли ряд штурмовых ударов по вражеской батарее.

Смелая вылазка разведчиков дала нам возможность прорваться катерами в Печенгскую морскую базу и овладеть ею. Самая опасная батарея на мысе Крестовый находилась теперь в осаде, и ей было не до отражения входящих кораблей. Вечером 11 октября в Полярный вернулся с Рыбачьего член Военного совета флота Николаев, чтобы отобрать с кораблей 500 моряков-добровольцев для высадки в Печенгу. Охотников вызвалось столько, что мы отпустили с подводных лодок, катеров и миноносцев только тех старшин и матросов, без которых можно было выходить в море. Не удовлетворив и десятой доли желающих, штаб флота посадил 660 человек на катера и в ту же ночь отправил в Пумманки. Там А. Г. Головко разбил их на три отряда, назначил старших, приказал прорваться через огневой заслон береговой обороны в порт Лиинахамаря и овладеть им.

На максимальных скоростях, прикрываясь дымовыми завесами, катера устремились в Печенгский залив. Первый отряд повел Герой Советского Союза капитан 3 ранга А. О. Шабалин. Вторым командовал капитан 3 ранга С. Г. Коршунович, а третьим — гвардии капитан 3 ранга С. Д. Зюзин. Артиллерия противника открыла по нашим смельчакам ураганный огонь, но береговая оборона с полуострова Рыбачий не дала фашистам развить максимальную скорострельность.

Учитывая опыт Новороссийской операции 1943 года, мы рекомендовали катерникам высаживать людей прямо на причалы. Однако, как только корабли ворвались в гавань, причалы тотчас взлетели на воздух. Пришлось подходить к скалистым берегам под перекрестным огнем дотов. Правда, со страху гитлеровцы стреляли беспорядочно. При высадке десантники потеряли всего несколько человек. Добровольцы дрались храбро. Бой часто переходил в рукопашные схватки. Моряки с криками «Смерть немецким оккупантам!» налетали на гитлеровцев, били их прикладами, кололи штыками, пускали в ход ножи За ночь Лиинахамари был полностью очищен от захватчиков. Попутно десантники заняли и батареи на мысе Крестовый.

На следующий день обе бригады морской пехоты на кораблях мы переправили с восточного берега Печенгского [107] залива в порт. Не теряя времени, они начали развивать наступление на Печенгу с севера. В это время войска 14-й армии обтекали город с юга. У неприятеля оставалась единственная дорога — на Киркенес. Чтобы избежать окружения, враг оставил Печенгу и стал поспешно отступать к норвежской границе. А 15 октября мы уже слушали по радио приказ Верховного Главнокомандующего, объявлявший благодарность войскам Карельского фронта и морякам Северного флота за освобождение древнего русского города Печенги.

Ночью А. Г. Головко возвратился в Полярный. Он уже знал, что 14-я армия готовится преследовать фашистов. Не исключалось, что нашим войскам доведется войти в Киркенес. Командование армии просило нас содействовать в освобождении островов, полуостровов и перешейков, труднодоступных с берега, а также в овладении морским портом. К. А. Мерецков поддержал идею А. Г. Головко захватить порты Варде и Вадсе при помощи десантов. Проведение этой операции было поручено мне.

На следующий день я уже был в Пумманки. Вместе с командиром бригады торпедных катеров капитаном 1 ранга А. В. Кузьминым мы определили корабли для перевозки и высадки войск. Командующий СОР генерал-майор Е. Т. Дубовцев выделил людей. Окрыленные успехом во время боев за Печенгу, бойцы рвались участвовать в десанте. Командир дивизиона капитан 3 ранга В. Н. Алексеев на торпедном катере вызвался произвести разведку Вадсе. Он проник незамеченным в самую глубину гавани и обнаружил там большое скопление на рейде и у причалов плавающих средств. Враг не проявлял никакой бдительности. Лучших условий для захвата порта и города нечего было и желать. Мы посадили на корабли десантников и доложили в Полярный о готовности к бою.

Ждать разрешения на выход в море пришлось долго. Наконец мне позвонил командующий флотом и сказал, что подготовленная нами высадка в Варде и Вадсе поддержки в Москве не нашла. Он велел мне ехать в Печенгу и оттуда управлять всеми десантами на побережье Варангер-фиорда, которые потребуются для содействия приморскому флангу 14-й армии.

Мы ссадили на берег разочарованных бойцов, дали отбой катерам, а сами на двух «виллисах» через Пороваара отправились в Печенгу. [108]

Ураган войны повсюду оставил следы разрушения и смерти. На подходах к хребту Муста-Тунтури на дороге лежали две наши танкетки, подорвавшиеся на минах. Полосы укреплений противника были буквально перепаханы нашей артиллерией. Повсюду виднелись трупы врагов. За 11 лет пребывания на Севере я не видел там ни одного ворона. Теперь эти незваные гости войны слетались сюда на свой пир целыми стаями. Вдоль дороги на Пороваара валялись разбитые автомашины, пушки, повозки и снова трупы. Это плоды работы нашей флотской штурмовой авиации.

Наступали ночные заморозки, лужи и болота покрывались ломким, тонким льдом, темные низкие облака то и дело сеяли мелкую, колючую «крупу», свежий ветер сметал ее с дороги. Все пути, ведущие от линии фронта на запад, сбегались к одному деревянному мосту через реку у города Печенги. Здесь накануне происходили самые ожесточенные бои. Однако убитые горноегерские стрелки уже были убраны. Они остались лишь на отмели, куда их прибило течением и теперь заносило илом.

На левом берегу реки одиноко стояла православная церковь старинной русской постройки. Маковка ее купола прогнила и провалилась от времени. Маленький деревянный город лежал в развалинах и пепле, обгоревшие бревна еще продолжали куриться синим дымом, разнося вокруг кислый запах угарного газа. Отсюда в порт вдоль берега реки, а затем узкого бирюзового залива вела широкая шоссейная дорога. Морская база с суши защищалась немцами массивной крепостной стеной, в которой был проделан проезд, замыкавшийся бетонными противотанковыми воротами. Из шести причалов порта сохранился лишь один каменный мол, остальные были взорваны или преданы огню. Все устройства для механической погрузки руды приведены в негодность. Емкости для хранения жидкого топлива зияли дырами от наших снарядов и авиабомб. В хорошем состоянии оказались только несколько казарм, жилых флигелей да гостиница для туристов.

Наши силы новой Печенгской военно-морской базы состояли из сторожевиков, тральщиков и кораблей противолодочной обороны. Под ее штаб и органы тыла заняли туристскую гостиницу. В командование новым соединением Северного флота вступил капитан 1 ранга М. С. Клевенский. Для размещения моего КП и походного штаба [109] вызвали из Полярного сторожевой корабль «Грозу». Штаб 14-й армии обосновался в Луостари. Мы установили с ним надежную проводную и радиосвязь. Клевенский засел за разработку планов строительства обороны базы. Он же отвечал за сколачивание вверенных ему соединений и воинских частей, встречал мурманские конвои с грузами для наземных войск и флота, отправлял порожняк.

Для прикрытия с моря фланга наступающих сил 14-й армии вдоль киркенесской дороги на южное побережье Варангер-фиорда решено было высадить батальон морской пехоты. 18 октября на три катера МО и три БО мы взяли 500 бойцов из состава 12-й бригады морской пехоты и ночью без всяких помех со стороны противника высадили их в заливе Суоло-Вуоно. Командовал отрядом мой однокашник по выпуску Военно-морского училища капитан 2 ранга Борис Пермский — опытный моряк, умный и смелый человек. Десант без особых задержек продвигался вдоль берега на запад, истребляя по пути небольшие воинские группы гитлеровцев, охранявшие маяки, сигнально-наблюдательные посты, опорные пункты и другие средства береговой охраны. Ночью 23 октября из Печенги с катеров МО, мотоботов и торпедных катеров мы высадили в заливе Коббхольм-фиорд еще 600 человек, чтобы захватить находившуюся там гидроэлектростанцию. Соединившись вместе, оба десанта выполнили поставленную перед ними задачу, а затем, продвигаясь дальше, освободили от оккупантов все побережье до самого Яр-фиорда.

Когда сухопутные войска подходили к стенам Киркенеса, мы взяли в Пумманки на торпедные катера два батальона морской пехоты и доставили их в Холменгро-фиорд. Этой операцией командовал капитан 1 ранга А. В. Кузьмин. Десантники повели наступление на Киркенес с северо-востока и 25 октября вместе с частями 14-й армии ворвались в город и порт.

Вечером мы слушали по радио второй приказ Верховного Главнокомандующего. От имени партии Родины и советского народа он благодарил войска фронта и моряков флота, изгнавших немецких захватчиков из Киркенеса и положивших тем самым начало освобождению дружественной нам Норвегии от фашистского ига.

К 1 ноября все советское Заполярье уже было очищено от неприятельских войск. По Баренцеву и Карскому морям фашисты еще продолжали плавать. [110]

В период Печенгской операции, и особенно после ее успешного завершения, участились переходы судов и кораблей врага между фиордами и портами северо-восточного побережья Норвегии. Мы нацелили против них лодки и всю свою минно-торпедную авиацию. Бомбили порты и рейды с воздуха, но остановить перевозок не могли, так как массовые переходы гитлеровцы совершали ночами и в нелетную погоду. Пришлось поневоле расширить зону операций торпедным катерам, разрешив им плавать на расстоянии свыше ста миль от базы, до самого Тана-фиорда. Эта мера принесла некоторый успех. Один раз пробовали посылать вдоль берега эскадренные миноносцы, но они никого не встретили и только на обратном пути обстреляли порт Варде, забитый судами.

Партия и правительство высоко оценили боевые заслуги воинов Северного флота в операции по освобождению Печенги. Сотни матросов, старшин, офицеров и адмиралов заслужили ордена и медали. 27 катерников, летчиков, подводников и пехотинцев были удостоены высшей награды Родины — звания Героя Советского Союза. 7 соединений флота удостоились наименований «Печенгских» и «Киркенесских». Многие корабли и части были награждены орденами Красного Знамени и Ушакова I степени. Командиру отряда торпедных катеров Герою Советского Союза капитану 3 ранга А. О. Шабалину вручили вторую медаль «Золотая Звезда».

Так закончилась крупная операция в Заполярье, проведенная совместно с войсками Карельского фронта. [111]