Бой у дороги

В последних числах августа 1941 года фашистские полчища прорвались к Таллину — главной базе Балтийского флота. Ожесточенные бои шли в воздухе и на земле, в пригородах и на окраинах. Днем и ночью не умолкали зенитные пушки. Приходилось не только отражать налеты авиации, но все чаще и чаще вести огонь по вражеским танкам и пехоте, рвущимся к городу.

104-я зенитная батарея лейтенанта Савелия Ермолаевича Соловьева, на которой я служил наводчиком орудия (комендором, как говорят на флоте), 20 августа заняла позицию на опушке леса близ поселка Лепику.

Перед нами лежало почти открытое поле с редкими островками кустарника, перечерченное линией шоссе Нарва — Таллин. В километре восточнее нас виднелись окопы нашей пехоты. Где-то там шел бой.

Едва развернули пушки к бою, как пришлось открыть [104] огонь по группе фашистских самолетов. Не успели отстреляться, как на наши головы посыпались снаряды и мины. Видимо, враг засек нашу батарею.

Но обошлось без потерь и мы глубже зарылись в землю, установили телефонную связь с дивизионом, а в окопы к пехоте послали своего наблюдателя-корректировщика.

Лейтенант Соловьев подготовил все расчеты на случай прорыва вражеской пехоты и танков, наметил секторы огня и ориентиры для каждого орудия, распределил бойцов взвода управления в помощь огневым расчетам. Так относительно спокойно и прошел день, и бойцы хорошо подготовились к бою.

Утром следующего дня от командира пехотной части поступило сообщение: «В лощине, квадрат такой-то, накапливается до роты пехоты противника. Готовятся к атаке. Прошу огня».

Командир батареи быстро определил данные и наши скорострельные пушки, после короткой пристрелки, дали несколько залпов.

— Накрытие, — сообщили с наблюдательного пункта. — Снаряды рвутся в центре цели. Много убитых, остальные рассеяны.

— Пехота благодарит за хорошую стрельбу, — передал наблюдатель.

Но фашисты тоже не бездействовали. Несколько раз с небольшими перерывами они открывали по батарее огонь из орудий и тяжелых минометов.

Погибли заряжающий Анатолий Груздев, лейтенант Мурашко, тяжело ранен командир орудия Иван Савин, бойцы В. Гиднев, Филиппов. Меня тоже осколком ранило в руку.

Оказались поврежденными прибор управления огнем, некоторые механизмы на орудиях, синхронная связь.

Обстрел батареи прекратился с наступлением темноты и мы принялись устранять повреждения. Военврач Мельникова перевязала раненых, отправила кого надо в госпиталь.

С рассветом батарея вновь открыла огонь по группе самолетов, летевших к Таллину. Только закончили стрельбу, как поступило тревожное сообщение от пехоты:

— Противник прорвал линию нашей обороны. По шоссе к Таллину идет колонна машин с пехотой. [105]

Командир батареи С. Е. Соловьев всегда восхищал нас решительностью и быстротой действий, смелостью и хладнокровием. В тот день он как будто только и ждал такого донесения и быстро принял решение.

Перебегая от орудия к орудию, он каждому наводчику давал строгие приказания:

— Ковалев, — говорил он мне, — видишь рыжий куст у дороги?

— Так точно, вижу.

— Так вот, голову сниму, если откроешь огонь раньше, чем вражеская машина поровняется с кустом!

А до куста было метров полтораста, как говорят, — рукой подать. Но раз приказано ждать, надо ждать.

Вскоре на удаленном от нас участке дороги показалась колонна грузовиков с автоматчиками. Было там, наверное, полсотни машин. Они приближались быстро, с минимальными интервалами одна от другой. Видимо, преодолев позиции наших стрелков, враг решил, что путь к Таллину открыт.

— По фашистской сволочи, — раздалась команда, — гранатой, первому и второму орудиям наводить по головным машинам, третьему и четвертому — по замыкающим...

Я быстро подвел перекрестие прицельной трубы к середине головной машины. Руки на штурвалах поворотного и подъемного механизмов привычно вели цель. В оптику увидел нахальные лица вражеских солдат. Они становятся все ближе, ближе и, наконец, головная машина поровнялась с кустом. В это время звучит команда «Огонь!» и все четыре орудия заговорили.

Мой первый снаряд попал в кабину, второй — точно в борт. Машина завалилась в кювет и загорелась. Фашистские автоматчики залегли.

Слышу команду: — Беглый огонь!

Послал еще три снаряда по головным машинам. В колонне что-то взорвалось и запылало. Веду ствол пушки от головы колонны к хвосту, посылая снаряд за снарядом. В хвосте колонны тоже образовалась пробка. Ни вперед, ни назад. Некоторые машины пытались свернуть с шоссе и удрать с поля боя. Это удалось сделать немногим.

Ободренные удачным огнем батареи, наши стрелки поднялись в атаку.

Более 20 уничтоженных машин и несколько десятков [106] фашистов записала батарея на свой боевой счет после этого боя.

А на батарею вновь посыпались мины, но на этот раз враг стрелял плохо и ущерба батарее не причинил. Однако обстановка все более усложнялась. Наши стрелковые части отходили к Таллину. В тылу батареи появились диверсанты — эстонские фашисты-кайтселийтчики. Просочились также вражеские автоматчики. Батарея заняла круговую оборону, сформировала отряд прикрытия под командованием лейтенанта К. М. Шумихина и сражалась на этой позиции еще несколько дней. Затем мы получили приказание прибыть в порт для погрузки на транспорт. Наши войска оставляли Таллин... [107]