На новое направление
Осень сорок третьего года выдалась под Брянском сухая, погожая. На порыжевшей, поникшей траве тончайшими нитями поблескивали на солнце кольца паутины. Заметно поредевшие Брянские леса поражали глаз буйством красок: оранжевых, коричневато-охристых, бледно-оливковых. И когда эта смесь цветов и оттенков вместе с бирюзовым простором неба отражалась в каком-нибудь лесном озерке, то дух захватывало от такой щедрой красоты. Стояла удивительная тишина. Даже обычного приглушенного гула канонады не было слышно. И как-то не верилось, что еще несколько дней назад здесь шли тяжелые бои. Шум боя сменился глухим шепотом вековых могучих деревьев, И только торчавшие по обе стороны дорог расщепленные и обгоревшие деревья да видневшиеся то тут, то там присыпанные опавшими листьями края воронок напоминали о том, что совсем недавно по этим лесным дорогам прогромыхала война.
Таким мне, в то время начальнику штаба Брянского, фронта, запомнился этот погожий октябрьский день 1943 года, когда я возвращался на «виллисе» из войск первого эшелона фронта в свое временное пристанище — чудом уцелевшую бревенчатую избушку. Я намеревался привести себя в порядок перед заседанием Военного совета. Времени было еще вполне достаточно, и можно было особенно не торопиться. Вот и почерневший от дождей и ветров сруб. Своими очертаниями он напоминает вылезший из земли гриб-боровик. Толкаю скрипучую дверь. В помещении приятная прохлада, пахнет сушеными травами. Я не спеша разделся, достал бритвенный прибор, но едва пристроил на подоконнике зеркальце и начал намыливать щеки, как раздался стук в дверь и в комнату вошел ординарец командующего фронтом. Он сообщил, что генерал армии М. М. Попов просит срочно прибыть к нему. [4]
Стерев с лица мыльную пену, выхожу из избы и сажусь в машину, стараясь угадать, зачем так срочно понадобился командующему.
До заседания Военного совета еще часа три. Стало быть, что-то другое, тоже, видимо, важное и срочное. Это предположение превратилось в уверенность, когда я переступил порог хорошо знакомого сборного деревянного домика и увидел Маркиана Михайловича, мрачно шагавшего из угла в угол.
— Вот почитайте! — Попов ткнул рукой в бумагу, лежавшую на просторном столе, покрытом картой с нанесенной на ней обстановкой в полосе фронта.
Это была телеграмма из Ставки Верховного Главнокомандования. Я торопливо пробежал взглядом по строчкам. Нам предписывалось большую часть войск передать соседнему слева Центральному фронту генерала армии К. К. Рокоссовского, а фронтовому управлению Брянского фронта с 11-й гвардейской армией генерал-полковника И. X. Баграмяна, 15-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации Н. Ф. Науменко, фронтовыми танковым и артиллерийским корпусами, а также со значительной частью артиллерийских, танковых, инженерных и других специальных соединений, частей и учреждений срочно передислоцироваться в район севернее Великих Лук.
— Ну как вам это нравится? — спросил Попов.
— Пока понимаю мало, — озадаченно ответил я.
— Я тоже, — сказал Маркиан Михайлович.
Мы молча смотрели на карту, стараясь вникнуть в причины решения, принятого Ставкой. Оно поступило к нам в те дни, когда войска Брянского фронта неожиданным для противника фланговым ударом из района Кирова разгромили оборонявшуюся в Брянских лесах сильную немецкую группировку и освободили Брянск. Знаменитые, раскинувшиеся на сотни километров леса, свидетели легендарной двухлетней героической партизанской войны, были целиком очищены от фашистов. Из искусно замаскированных лесных убежищ вышли и соединились с войсками многочисленные партизанские отряды. Наши войска пробились на открытую ровную местность и, используя солнечную, сухую погоду, безостановочно погнали врага на запад, к Днепру. В первых числах октября 1943 года армии Брянского фронта овладели городами Унеча, Кричев, Новозыбков и подошли к рекам Проня и Сож. Командующий фронтом уже готовил прорыв вражеской обороны на Соже и нацеливал удар на Рогачев. Штаб фронта планировал сроки выхода войск к Днепру. [5]
Конечно, все наши мысли были об этом, и смысл решения Ставки мы как следует поняли несколько позже.
— Ну что ж... Приказ есть приказ. Приступим к его выполнению, — произнес после долгого молчания Маркиан Михайлович. — По-видимому, у Ставки есть веские основания для переброски нашего фронта на север...
Слушая командующего, я размышлял о том, что следовало немедля предпринять штабу фронта. Работа предстояла большая и сложная. Требовалось, прежде всего, спланировать переброску большого количества людей и техники, произвести расчеты потребных транспортных средств, времени, составить четкие графики движения, дать необходимые заявки и организовать контроль их выполнения. Кроме того, мы должны были в самые сжатые сроки передать часть войск Центральному фронту.
Времени терять было нельзя, поэтому, согласовав с командующим необходимые распоряжения, я направился в помещение штаба. Должен сказать, что личный состав штаба сумел быстро переключиться на выполнение новой для него задачи, и напряженная работа закипела.
Через некоторое время представитель Ставки генерал Н. Н. Воронов разъяснил нам то, чего не было в полученных нами распоряжениях.
— Намечается крупная наступательная операция нескольких фронтов на северо-западе, — сказал Николай Николаевич. — В этой операции вашему фронту отводится важная роль...
Первыми с фронтовым управлением отправились к новому месту командующий М. М. Попов, член Военного совета Л. З. Мехлис, начальник политуправления А. П. Пигурнов. Только мы вместе с начальником штаба тыла генерал-майором И. И. Левушкиным, начальником военных сообщений фронта генерал-майором П. И. Румянцевым и группой офицеров остались на месте руководить отправкой из Брянска войск и грузов.
Один за другим от погрузочных площадок потянулись длинные составы: теплушки с пехотой, пассажирские пульманы со штабами, платформы с танками и артиллерией. По шоссе и грунтовым дорогам двинулись длинные автоколонны. С аэродромов поднимались и растворялись в небесной синеве эскадрильи бомбардировщиков и истребителей. Перебросить такую массу людей и боевой техники, «протолкнуть» около 600 эшелонов на расстояние свыше 500 километров — дело нешуточное. К тому же маршруты войск нашего фронта проходили через тылы Западного и Калининского фронтов. [6] Нам стоило немалого труда перевезти войска и грузы Брянского фронта на север. Этот маневр, проводимый нами впервые, прошел успешно. Когда большая часть эшелонов и транспортов была отправлена из Брянского района на север, я доложил об этом в Генеральный штаб и отправился самолетом У-2 на только что организованный в районе Великих Лук фронтовой КП.
В первых числах октября 1943 года фронтовое управление Брянского фронта и переброшенные на новое направление его войска вместе с силами, принятыми от Северо-Западного и Калининского фронтов, получили название Прибалтийского фронта. В его состав вошли 1-я и 3-я ударные, 6-я и 11-я гвардейские, 22-я и 15-я воздушная армии. После моего прибытия на фронтовой КП — 11 или 12 октября — командующий фронтом собрал всех руководящих работников штаба и фронтовых управлений на совещание. Показывая на большую, повешенную на стене карту с нанесенной на ней обстановкой, М. М. Попов сказал:
— От Ставки и Генерального штаба я получил разъяснение, что нас перебросили сюда с ближайшей задачей ударами на Идрицу, на Пустошку и Остров помочь Ленинградскому и Волховскому фронтам в наступательной операции по разгрому главных сил немецко-фашистской группы армий «Север» и по окончательному, полному снятию блокады с Ленинграда. В последующем вместе с этими фронтами мы будем освобождать Прибалтику. Во второй половине января, — продолжал командующий, — войска Ленинградского и Волховского фронтов одновременным ударом соединились в районе севернее Синявино и создали южнее Ладожского озера коридор шириной 8–11 километров. Кольцо вражеской блокады было прорвано. Через образовавшийся коридор войска, обороняющие Ленинград, и его жители получили прямую сухопутную связь со страной. Стало быстро улучшаться обеспечение войск боевой техникой и боеприпасами, а героического населения Ленинграда — продовольствием. Однако противник несколько раз проводил операции с целью закрытия этого узкого коридора...
— Каково же будет наше участие в этом деле? — спросил начальник политуправления фронта генерал-майор А. П. Пигурнов.
— Против войск нашего фронта действует 16-я немецкая армия, — стал пояснять М. М. Попов. — Имеются данные, что из этой армии намечается переброска нескольких [7] пехотных дивизий и бригад к Ленинграду для участия в операции по закрытию пробитого нашими войсками коридора в кольце блокады. Поэтому Ставка предложила нам немедленно провести несколько частных наступательных операций, чтобы сковать главные силы 16-й немецкой армии и не допустить переброску ее войск под Ленинград... По телефону из Ставки мне сказали, что она учитывает богатый опыт фронтового управления бывшего Брянского фронта в подготовке крупных операций, в частности успешное руководство Орловской и Брянской наступательными операциями. Кроме того, мне напомнили о том, что накануне войны я был командующим Ленинградским военным округом, а в первые ее месяцы командовал Ленинградским фронтом и знаю местные условия, что тоже принято во внимание. Наш Прибалтийский фронт, — продолжал командующий, подходя к висевшей на стене карте, — имеет в первом эшелоне от озера Ильмевь до Невеля три армии: на правом фланге 1-я ударная, в центре — 22-я и на левом фланге — 3-я ударная. За последней сосредоточивается из полосы Калининского фронта 6-я гвардейская армия. Туда же выдвигается с юга 11-я гвардейская армия Баграмяна с 5-м танковым корпусом, а также танковые и артиллерийские силы бывшего Брянского фронта.
— Не забудьте, что за правофланговой армией фронта сосредоточился двухдивизионный 8-й эстонский стрелковый корпус генерал-майора Пэрна, — подал реплику Пигурнов. — При нем находится группа членов ЦК Компартии и правительства Эстонии. А в тылу 22-й армии расположена 43-я латышская гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора Бранткална. Бюро ЦК Компартии и правительство Латвии внесли предложение в Ставку развернуть дивизию в латышский стрелковый корпус...
Последним на этом совещании выступил со справкой начальник связи фронта генерал-майор Панин. Он сообщил, что с Москвой, соседями и армиями установлена связь телеграфная и по телефону ВЧ, а также и по радио.
— Средствами связи нам очень помог штаб Северо-Западного фронта, — сказал он в заключение.
В тот же день командующий фронтом и я с группой офицеров штаба и фронтовых управлений выехали в армии.
С 20 октября 1943 года наш фронт стал называться 2-м Прибалтийским, а Калининский фронт генерала армия А. И. Еременко был переименован в 1-й Прибалтийский. [8]
В конце октября армии нашего фронта приступили к проведению частных наступательных операций. 1-я ударная армия под командованием энергичного молодого генерал-лейтенанта Г. П. Короткова организовала наступление несколькими дивизиями на Старую Руссу, стремясь охватить этот город с юго-запада. 22-я армия многоопытного генерал-лейтенанта В. А. Юшкевича, которого я знал по гражданской войне (в его полку при освобождении Крыма в 1920 году командовал ротой), повела наступление севернее города Новосокольники.
Части трех дивизий этой армии стремились разгромить гарнизон Новосокольников, освободить этот город и крупный железнодорожный узел.
Войска 1-й ударной и 22-й армий не смогли полностью выполнить поставленные задачи. Немецко-фашистское командование подтянуло на это направление пять дивизий с других участков фронта. Сопротивление врага, опиравшегося на заранее подготовленную систему обороны, резко возросло. 5 ноября продвижение наших войск прекратилось совсем.
В первых числах ноября нанесла удар из района Невеля в направлении на северо-запад, на Пустошку, левофланговая 3-я ударная армия генерал-лейтенанта Кузьмы Никитовича Галицкого. Эта армия в течение первой недели октября блестяще провела в составе Калининского фронта Невельскую наступательную операцию, разгромила вражеские части под Невелем и освободила город. И вот теперь силами четырех дивизий и трех танковых бригад, поддержанных всей армейской артиллерией, она неожиданно для противника возобновила наступление от Невеля, успешно прорвала вражескую оборону и стала быстро продвигаться к Пустошке. Воспользовавшись успехом нашей левофланговой армии, перешла в наступление и примыкавшая к ней правофланговая 4-я ударная армия 1-го Прибалтийского фронта. Она стала продвигаться на запад, к озеру Нещердо, и частью сил на юго-запад, к Полоцку.
Уже через три дня после начала наступления войска этих армий продвинулись свыше 30 километров в глубину и расширили прорыв более чем на 40 километров по фронту. Такое удачное наступление наших войск к западу от Невеля обусловливалось в значительной мере тем, что этим лесисто-болотистым районом владели в основном партизаны, а немецкие части, главным образом военно-полицейские отряды по борьбе с партизанами, занимали лишь отдельные опорные пункты. В результате успешного продвижения в районе [9] Невеля войска фронта охватили 16-ю немецкую армию с юга.
Немецкое командование было серьезно обеспокоено возможностью глубокого прорыва наших войск от Невеля. Ведь здесь и у него был один из самых уязвимых участков, так как тут проходил стык групп армий «Север» и «Центр». Поэтому оно в самом начале наступательных действий нашего фронта стало использовать все имевшиеся возможности для усиления 16-й армии, снимая войска с других участков и из резерва. На невельское направление, например, были направлены дивизии, подготовленные к отправке под Ленинград.
Эти данные о противнике мы получили через агентурную разведку штаба Северо-Западного фронта, вся сеть которого к тому времени была передана штабу нашего фронта. Еще активнее снабжали нас сведениями о тыловых районах противника и его войсках действовавшие там партизаны.
Для лучшей увязки наших действий с партизанскими соединениями в штаб фронта прибыл в те дни из Москвы руководитель Центрального штаба партизанского движения при Ставке П. К. Пономаренко — секретарь ЦК КП(б) Белоруссии. Мы были хорошо знакомы, так как П. К. Пономаренко был раньше членом Военного совета Брянского фронта. Остановившись в домике, где жил и я, он подробно рассказал мне о действиях партизан, намеченных для поддержки наступательной операции Ленинградского, Волховского и нашего фронтов.
К 10 ноября фланговые ударные армии нашего и 1-го Прибалтийского фронтов продвинулись более чем на 50 километров и расширили прорыв в глубине обороны противника до 60 километров. Но, поставив врага в опасное положение, наши войска оказались растянутыми по 60-километровой дуге, причем на некоторых участках между частями образовались разрывы.
Дело в том, что образованная горловина прорыва наших войск, которая вначале достигала 10 километров, в результате нескольких вражеских контрударов с севера и юга подброшенными сюда свежими дивизиями сузилась в два раза. По этой тесной, методически обстреливаемой артиллерией противника горловине, по одной относительно проезжей дороге, и шел подвоз боеприпасов, горючего и продовольствия для армий обоих фронтов. Транспортная нитка была слишком тонкой, и войска во всем ощущали недостаток. Прибывавшие [10] в армии резервы и пополнение преодолевали горловину только в ночное время, двигаясь по колено в грязи по обе стороны дороги, по которой беспрерывно шли транспорты. Это был период осенней распутицы. Зачастили мелкие, моросящие дожди, иногда с мокрым снегом. Большое число меридиально текущих речек и ручейков, бесчисленные озерца и озера, многочисленные болотистые районы, покрытые мелким лесом и кустарником, крайне затрудняли не только боевые действия и подвоз, но и передвижение частей и подразделений. Мы ездили в войска на вездеходах, а чаще верхом. Сумерки наступали рано, особенно в ненастные дни.
После одной из поездок в армию К. Н. Галицкого Маркиан Михайлович Попов делился со мною впечатлениями:
— Проскочил через горловину под неприятельским огнем, как заяц, несколько раз «виллис» застревал, бойцы помогали вытягивать его из грязи. Да, воевать на этой земле потруднее, чем было на Орловщине или на Брянгцине!
И. В. Сталин очень интересовался в то время обстановкой на нашем фронте и не раз звонил генералу М. М. Попову по телефону ВЧ. В частности, он беспокоился:
— Не думаете вы, что противник заткнет горловину и наши войска западнее Невеля очутятся в кольце?
Командующий фронтом заверил Верховного, что он и командующий 1-м Прибалтийским фронтом усилили оборонявшие горловину войска артиллерией и инженерными средствами, что не позволяет врагу перерезать горловину. А как только подойдет армия И. X. Баграмяна, он ее и 6-ю гвардейскую армию генерал-лейтенанта И. М. Чистякова с двумя танковыми корпусами введет для развития прорыва на Идрицу.
И. В. Сталин, по словам Попова, согласился с ним.
16 ноября А. И. Антонов позвонил по ВЧ М. М. Попову.
— Верховный приказал вам и 1-му Прибалтийскому перейти временно в невельском выступе к обороне, — сообщил он. — А на участках других армий вашего фронта продолжать частные наступательные операции. Директиву об этом получите. Имейте в виду, что 1-й Прибалтийский фронт в ближайшие дни начнет наступательную операцию в направлении на Городок. Освобождение этого города откроет нашим войскам выгодную возможность обхода Витебска и всего левого фланга группы армий «Центр» с севера. К тому же при ударе на Городок южная половина горловины невельского выступа будет ликвидирована и опасность ее закрытия противником исчезнет. [11]
— А какие задачи лягут на наш фронт для помощи соседу в этой операции? — спросил генерал Попов.
— Наступательной задачи вам поставлено не будет, — ответил Антонов. — Но должен вас огорчить: на время этой операции ваш фронт несколько «раскулачат». В командование 1-м Прибалтийским фронтом вступает вместо Еременко Иван Христофорович Баграмян. Ему присвоено звание генерала армии. Вы передаете Баграмяну один стрелковый корпус из 6-й гвардейской армии. На должность командующего 11-й гвардейской армией уйдет от вас генерал Галицкий, а вместо него вашу 3-ю ударную армию примет генерал-полковник Чибисов. Перед межфронтовой наступательной операцией по деблокированию Ленинграда к вам придет новая, равноценная передаваемой Баграмяну армия. Вместо танкового корпуса на ваш фронт в ближайшее время будет направлен кавалерийский корпус. В тех условиях, в которых вы действуете, он найдет лучшее применение, чем танковый корпус. Кроме того, вам занаряжено пополнение людьми, танками, боеприпасами и горючим...
До конца второй декады декабря войска 2-го Прибалтийского фронта продолжали активными действиями сковывать 16-ю армию. Оборонявшаяся в невельском выступе 3-я ударная армия периодически тревожила противника то на одном, то на другом участке. В последние дни эти частные операции предпринимались одновременно с началом наступления войск 1-го Прибалтийского фронта на Городок. Поэтому противник не без основания ожидал удара крупных сил на идрицком направлении и вел большие работы по подготовке оборонительного рубежа, который проходил по линии река Нарва, Чудское озеро, Псков, Остров, Идрица. Ни одной дивизии из 16-й армии перебросить к Ленинграду гитлеровское командование не смогло, хотя наступления наших войск против своей 18-й армии, несомненно, ожидало со дня на день.
В середине декабря я был вызван в Генеральный штаб. Прилетел в Москву на самолете У-2, поставленном на лыжи. На Центральном аэродроме меня встретил офицер Генштаба.
Генерал А. И. Антонов принял меня немедленно. Он рассказал мне об окончательном замысле операции. По решению Ставки Ленинградский и Волховский фронты должны [12] были разгромить 18-ю немецкую армию, в то время как на 2-й Прибалтийский фронт возлагалась задача сковать войска 16-й армии и часть сил группы армий «Север», составлявших ее оперативный резерв. После этого все три наших фронта должны были перейти в наступление в направлении на Нарву, Псков, Идрицу, разгромить 16-ю армию, полностью освободить Ленинградскую область.
Наступление 2-го Прибалтийского фронта планировалось первым.
В соответствии с решением Ставки нам предписывалось сначала разгромить войска противника в районе севернее Невеля, затем ударить на Идрицу и севернее Новосокольников для того, чтобы лишить врага возможности пользоваться рокадными железными дорогами, не допустить переброски его войск из состава 16-й армии под Ленинград и Новгород.
— На 2-й Прибалтийский фронт во второй половине декабря прибудет с Западного фронта 10-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Сухомлина, — сказал генерал А. И. Антонов. — Несколько позже к вам подойдет 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Осликовского.
В заключение нашей беседы Алексей Иннокентьевич по моей просьбе поделился своими впечатлениями о Тегеранской конференции, в работе которой он незадолго до этого участвовал.
После моего прилета из Москвы на фронтовой КП я доложил Военному совету фронта о полученных указаниях по предстоящей операции, о передаче нам 10-й гвардейской армии и кавалерийского корпуса. Генерал М. М. Попов немедленно принялся вместе со мной и начальниками родов войск за разработку плана операции. А тут пришла и директива Ставки.
Главный удар мы наметили на левом фланге фронта силами двух армий: 3-й ударной — на Пустошку, Опочку, а прибывающей 10-й гвардейской — на Идрицу, Зилупе. Армии правого крыла фронта, каждая силами двух-трех дивизий, должны на сутки раньше армий левого крыла перейти в наступление и приковать к себе противостоящие войска противника.
После постановки задач командармам и уточнения их на местности началась тщательная подготовка штабов и войск к наступлению, особенно в 3-й ударной армии. Соединения [13] и части, намеченные для наступления, выводились поочередно в тыл для проведения учений по организации и проведению прорыва вражеской обороны.
— Все это хорошо, — сказал М. М. Попов, выслушав мой доклад о ходе подготовки войск фронта к предстоящей операции. — Больше всего меня сейчас беспокоит одно: прибудет ли своевременно 10-я гвардейская армия.
Вопрос о своевременном прибытии этой армии, естественно, волновал всех нас.
Перед наступлением на многих участках фронта проводилась непеременно то на одном, то на другом направлении разведка боем. Этими действиями противник как бы предупреждался, что снимать войска 16-й немецкой армии, действующие против нашего фронта, и перебрасывать их к Ленинграду опасно. Наряду с этим разведка боем по всему фронту маскировала намеченный участок главного удара.
Утром 30 декабря командарм 3-й ударной генерал Н. Е. Чибисов доложил командующему фронтом, что разведка боем установила ослабление обороны северной части горловины невельского выступа. Главные силы противника отошли оттуда к северу для усиления обороны 43-го армейского корпуса 16-й армии на подступах к железной дороге Новосокольники — Идрица.
— У меня подготовлены на правом фланге три стрелковые дивизии с танковой бригадой для наступления на ослабленные в горловине выступа войска противника, — заявил Н. Е. Чибисов. — Разрешите мне этими силами ударить по врагу накануне Нового года?
Командующий фронтом, посоветовавшись со мною, утвердил это предложение. Неожиданный удар войск 3-й ударной 31 декабря застал противника врасплох и увенчался успехом. Первая позиция врага была прорвана. Новогодним вечером гитлеровцы под покровом темноты стали отходить в северном направлении. Правофланговые войска армии Чибисова начали преследование противника и всю ночь громили отступающие вражеские войска. Темнота, крепкий мороз, начавшаяся вьюга и заминированные дороги чрезвычайно затрудняли преследование врага. В деревнях пылали пожары — фашисты, уходя, сжигали дома. За ту новогоднюю ночь правофланговые дивизии 3-й ударной прошли около 10 километров. Утром 1 января наши войска приблизились к заранее подготовленному оборонительному рубежу. Попытки с ходу его преодолеть не удались. [14]
В наступательных боях в новогоднюю ночь, так же как и при прорыве от Невеля на Пустошку в начале ноября, в 3-й ударной армии особенно отличились бойцы 28, 146 и 46-й гвардейской стрелковых дивизий, а также танкисты 118-й танковой бригады. Сержантам этой бригады Алексею Ивановичу Соколову и Виктору Семеновичу Чернышенко было присвоено звание Героя Советского Союза.
Это был относительно небольшой успех, но все же он сделал более приятным празднование Нового года на фронтовом КП. Так как немецкие войска были отброшены теперь от Невеля на несколько километров на северо-запад, мы перенесли через два дня фронтовой КП в деревню Спичино.
11 января начались частные наступательные операции армий правого крыла нашего фронта. А на другой день после тридцатиминутной артподготовки перешли в наступление армии левого крыла — главные силы фронта. К сожалению, опасения командующего фронтом подтвердились: соединения 10-й гвардейской армии подошли поздно, и в первый день наступления армия смогла ввести в бой с ходу только один стрелковый корпус. Лишь на другой день в сражение вступила вся армия генерала А. В. Сухомлина. По силе сопротивления вражеских войск становилось ясно, что наше наступление не явилось неожиданным для противника. Поэтому продвижение армий левого крыла фронта шло медленно, не более 2–3 километров в сутки. Особенно тяжело, со значительными потерями, наступали корпуса 10-й гвардейской армии. И это неудивительно. Ведь они только что пришли на эту незнакомую однообразную лесисто-болотистую местность. Были случаи, когда части и подразделения сбивались с заданных направлений, теряли связь со штабами и соседями.
Тем не менее армия Н. Е. Чибисова и А. В. Сухомлина в течение недельного наступления продвинулись вперед на 15–18 километров и нанесли войскам противника большие потери. Правда, мощный оборонительный рубеж, созданный противником в районе городов Пустошка и Идрица, прорвать тогда не удалось.
Ударами армий левого крыла и частными наступательными операциями на правом крыле фронта мы крепко сковали войска 16-й немецкой армии. Однако разгромить группировку противника севернее Невеля мы к намеченному ранее сроку не смогли. Это, конечно, вызвало недовольство со стороны Ставки и Генерального штаба. [15]
20 января я разговаривал по телефону с начальником штаба Ленинградского фронта генерал-лейтенантом Д. Н. Гусевым. Сообщил ему об обстановке на нашем фронте и просил информировать о боях под Ленинградом.
— Об этом вам хочет рассказать командующий фронтом, — ответил он.
В трубке послышался глуховатый голос Леонида Александровича Говорова, хорошо знакомого мне по совместной службе в войсках и учебе в академии в довоенные годы.
— Как вы знаете, главный удар наш фронт наносит при содействии Балтийского флота двумя армиями: 2-й ударной генерала Федюнинского с ораниенбаумского плацдарма на Рошпу и 42-й генерала Масленникова из района южнее Пушкина в направлении Красное Село, Ропша. Наступление вначале развивалось медленно. За три дня армии продвинулись на 10 километров. Только с вводом в бой подвижных групп и резервов 18 января наступил перелом. Противник начал отводить свои изрядно побитые войска. Вчера наши соединения овладели Ропшей и освободили Красное Село, а сегодня начали наступление на Кингисепп, Нарву и Гатчину...
Вечером того же дня мне позвонил начальник штаба Волховского фронта генерал-лейтенант Федор Петрович Озеров, мой однокурсник по Военной академии Генерального штаба и близкий друг. Он радостным голосом известил меня:
— Сегодня утром войска нашей 59-й армии генерал-лейтенанта Коровникова соединились западнее Новгорода, освободили город и завершили окружение части сил противника западнее его. Командующий фронтом генерал Мерецков, который сидит рядом со мной, советует вам создать сильную группировку на правом фланге и совместно с нашими соединениями развивать достигнутый успех. А то, как нам известно, наступление на идрицком направлении у вас застопорилось.
К концу суток я позвонил начальнику штаба 1-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенанту Владимиру Васильевичу Курасову и ознакомил его с обстановкой на нашем фронте. Он сказал, что командующий фронтом хочет высказать в связи с этим свое мнение. В трубке послышался голос генерала армии И. X. Баграмяна.
— Почти целый год соседние армии наших фронтов наступают в направлении Пустошка, Идрица, — сказал Иван Христофорович. — Противник настроил здесь столько оборонительных позиций и скопил столько войск, что продолжать наступление на этом направлении, на мой взгляд, бесцельно. [16] Надо бы изменить направление главного удара вашего фронта.
— Этот вопрос командующий фронтом уже поставил перед Ставкой, — заметил я.
— Вот это я и хотел вам посоветовать! — закончил разговор Баграмян.
Здесь уместно сказать, что таким откровенным разговор между Баграмяном, его начальником штаба Курасовым и мной был главным образом потому, что все трое были однокурсниками первого набора Военной академии Генерального штаба, близкими товарищами. Кстати, нашими однокурсниками — а слушателей тогда было немногим больше ста — являлись А. М. Василевский, А. И. Антонов, ряд других командиров, ставших командующими и начальниками штабов фронтов, армий и флотов.
После полуночи я зашел к командующему фронтом и доложил ему о своем докладе Антонову и о разговоре с начальниками штабов и командующими соседних фронтов. Выслушав меня, Маркиан Михайлович сказал:
— А мне звонил товарищ Сталин. Верховный высказал недовольство слабыми результатами наступления фронта. Предложил заменить командующего гвардейской армией Сухомлина.
— Кого же вы предложили вместо него? — спросил я.
— Своего заместителя Михаила Ильича Казакова, — ответил Попов. — Верховный согласился. Я уже известил об этом Казакова, и он уехал принимать армию. Просил назначить начальником штаба армии вашего заместителя генерала Сидельникова.
— Тогда я буду просить генерала Штеменко прислать на его место одного из руководящих работников Оперативного управления Генштаба, — сказал я.
— Сталин разрешил прекратить наступление на Идрицу, — уведомил меня Попов. — Разрешил перегруппировать 10-ю гвардейскую армию к центру для совместного с 22-й армией наступления на Опочку. На перегруппировку гвардейской армии и подготовку к наступлению дается неделя сроку...
М. М. Попов и генерал М. И. Казаков с присущей им энергией принялись перегруппировывать войска 10-й гвардейской к Новосокольникам. Для маскировки передвижения соединений с фланга к центру фронта дивизии первого эшелона армии оставили на месте и включили их в состав 3-й ударной. Вместо них в 10-ю гвардейскую передали гвардейские стрелковые дивизии из других армий. 10-я стала однородной, [17] все соединения были гвардейскими. Переброска войск армии на расстояние 50–70 километров производилась только в ночное время. Пополнившись людьми, боеприпасами и горючим, 10-я гвардейская совместно с 22-й армией готовилась к наступлению на Новосокольники, Опочку, которое намечалось начать 30 января.
В последние дни января войска Ленинградского и Волховского фронтов продолжали громить 18-ю немецкую армию и успешно продвигались вперед. Они сражались на рубеже Нарвский залив, Кингисепп, Любань, Чудово, река Луга, Шумск.
В войсках 2-го Прибалтийского фронта, готовившихся к наступлению, в широких масштабах проводилась политическая работа. К лозунгу «Разгромим вражеские войска, блокирующие Ленинград!» добавился новый — «Мощными ударами по противостоящим немецко-фашистским войскам не допустим их переброски к городу Ленина!». В подразделениях проводились беседы об успешных действиях войск Ленинградского и Волховского фронтов, пропагандировались примеры героических подвигов, совершенных воинами. Бойцов призывали равняться при наступлении на этих замечательных героев. В канун предстоящей фронтовой операции от красноармейцев стал поступать поток заявлений с просьбой принять их в партию, комсомол, шло укрепление партийных организаций в подразделениях.
30 января на ряде участков нашего фронта проводилась разведка боем крупными силами. А на следующий день войска 2-го Прибалтийского после артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление в направлении Новосокольники, Опочка.
Войскам приходилось наступать в очень трудных условиях, по сильно пересеченной местности с толстым снежным покровом, изрезанной многочисленными балками, заполненными водой. Высоты и подступы к ним были покрыты лесом и кустарником. Для танков такая местность была почти непреодолимой, и вся тяжесть наступления ложилась на плечи пехоты. По два, а иногда по одному километру в день продвигались вперед наши части, преодолевая многочисленные, заранее оборудованные гитлеровцами позиции. Большая часть войск 16-й немецкой армии была переброшена с других направлений против наступающих главных сил нашего фронта. И все же к середине февраля новосокольническая группировка противника, потерпев поражение, была отброшена [18] на 15–20 километров северо-западнее, на рубеж Нарва, Маево. Наши войска овладели городом и железнодорожным узлом Новосокольники. За время боев гитлеровское командование не смогло перебросить под Ленинград сколько-нибудь значительные силы из своей 16-й армии на помощь оказавшейся в те дни в крайне тяжелом положении 18-й армии.
В этой операции особенно отличились гвардейцы армии генерала М. И. Казакова. А в этой армии успешнее других сражались гвардейские дивизии генералов Б. Б. Городовикова{1}, А. Т. Стученко, М. Ф. Андрющенко, гвардейские стрелковые полки под командованием полковников В. М. Лазарева, И. К. Колодяжного и В. А. Черкасова, а также гвардейские стрелковые батальоны майоров Г. И. Демидова и И. М. Третьяка.
В 22-й армии генерала В. А. Юшкевича при освобождении города Новосокольники отличились соединения под командованием генералов А. Л. Кроника и Д. К. Бранткална и полковника В. К. Чеснокова.
К середине февраля войска Ленинградского фронта форсировали реку Нарву, создали южнее города Нарвы плацдарм и перерезали железную дорогу Нарва — Таллин.
К этому времени наступавшие на Лугу фланговые армии Ленинградского и Волховского фронтов разгромили вражеские части в районе Луги, овладели городом и принудили противника поспешно отступать оттуда на юго-запад.
Волховский фронт решением Ставки был расформирован, его войска вошли в состав Ленинградского фронта.
Немецкое командование, как установили позже, не имело намерения глубоко отводить свои войска. Армии Ленинградского фронта, наступавшие на псковском и островском направлениях, вынуждены были вскоре приостановить наступление. Остановились и армии нашего фронта. Оказалось, что противник оттянул свои войска на заранее подготовленный оборонительный рубеж под названием «Пантера», построенный на линии река Нарва, Чудское озеро, Псков, Остров, Новоржев, Идрица.
17 февраля, когда наступление главной группировки нашего фронта совсем иссякло, мы неожиданно получили приказание [19] Ставки готовить армии левого крыла фронта к новому наступлению на Идрицу, Резекне. Вспомогательные удары, как и прежде, надлежало готовить на Остров и Опочку. На себежском направлении, примыкающем с юга к идрицкому, планировалось наступление двух армий правого крыла 1-го Прибалтийского фронта.
На другой день для планирования взаимодействия межфронтовой операции на наш фронтовой КП прибыло командование соседнего фронта во главе с И. X. Баграмяном. Мы уточнили намеченные для каждой армии задачи, в каких направлениях они будут наступать главными силами. Определили ориентировочно начать операцию 28 февраля.
Надо откровенно признаться, что командование обоих фронтов без особого оптимизма занималось подготовкой этой операции. Особенно это касалось нашего фронта — сказывалось то, что на идрицком направлении нам долго не удавалось достичь необходимого успеха.
— Во время только что проведенной операции мы израсходовали большую часть боеприпасов и горючего, численность личного состава в дивизиях уменьшилась до трех с половиной и даже до трех тысяч человек, — говорил генерал М. М. Попов. — Исправных танков и грузовых автомобилей осталось мало. К тому же начинается весенняя распутица. А нам снова предстоит наступать на Идрицу... Правда, Ставка сообщает, что на компенсацию потерь людского состава и техники на фронт посланы эшелоны с пополнением и транспорты с танками, боеприпасами и горючим.
Во время подготовки межфронтовой операции пополненная стрелковым корпусом правофланговая 1-я ударная армия и правофланговые дивизии 22-й армии продолжали во взаимодействии с силами Ленинградского фронта продвигаться вперед. 18 февраля они овладели старинным русским городом Старая Русса, а 21 февраля — городом Холм. 24 февраля 1-я ударная содействовала 54-й армии Ленинградского фронта в овладении важным железнодорожным узлом и городом Дно и впоследствии стала развивать наступление на Остров. В этих боях особо отличились соединения генерала Н. Д. Захватаева и полковника В. М. Шатилова.
В конечном счете значительное продвижение соединений Ленинградского фронта в направления на Псков и Остров и настойчивость в наступлении нашего фронта на Идрицу вынудили немецкое командование отвести свои войска. Решающую [20] роль в этом сыграла угроза окружения, нависавшая над 16-й немецкой армией.
Должен сказать, что разведка нашего фронта вскрыла отход вражеских войск с запозданием. Это явилось одной из причин, помешавших нашему фронту воспрепятствовать организованному отходу противника на заранее созданные оборонительные рубежи. Анализируя допущенный просчет, я пришел к выводу, что разведуправление фронта и штаб в целом за массой мероприятий по организации в войсках тактической разведки ослабили внимание к вопросам разведки в оперативном масштабе, что не позволило точно и своевременно раскрыть замысел вражеского командования о таком маневре, как отход крупной группировки. Это было тяжелым уроком, который все мы, генералы и офицеры штаба фронта, глубоко прочувствовали. Особенно сильно переживал неудачу начальник разведуправления полковник Маслов. К чести Михаила Степановича следует подчеркнуть, что позже в его служебной деятельности подобных ошибок не было.
Преследующие противника соединения нашего фронта были остановлены восточнее городов Остров, Пустошка. Для объективной оценки событий тех дней следует отметить, что сил, необходимых для успешных действий по прорыву обороны противника и преодолению его сопротивления, у нас тогда не было.
Однако частные неудачи, о которых сказано выше, не должны заслонять главного: упорное продвижение войск наших трех фронтов не только освободило Ленинград от блокады, но и основательно подорвало силы стратегической группировки вражеских войск на северо-западе.
Конечно, мы тогда отчетливо сознавали, что решение Ставки было нами выполнено не полностью. Оценивая наши действия, Ставка учитывала, что в ходе длительных наступательных боев, когда характер местности и погода помогали упорно оборонявшемуся противнику, наши войска понесли значительные потери и устали.
Не принесло желаемых результатов и апрельское наступление Ленинградского и Прибалтийских фронтов. Весенняя распутица, сделавшая непроходимыми большинство дорог, сводила на нет наши возможности маневрирования. Продвижение на всех трех фронтах было небольшим, и наступление вскоре приостановилось. Войска перешли к обороне и находились в ней до июля 1944 года. [21]
28 февраля на наш КП в Спичино прибыл представитель Ставки Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Его сопровождал — в качестве начальника штаба — начальник Оперативного управления Генштаба генерал-полковник С. М. Штеменко. Поместились они в домике рядом с фронтовым узлом связи.
Надо сказать, что с Семеном Константиновичем Тимошенко я был хорошо знаком. В тридцатые годы я некоторое время служил в кавалерийской дивизии, а затем в штабе Киевского военного округа, а С. К. Тимошенко в то время был помощником командующего округом по коннице и при инспектировании кавалерийских соединений нередко брал меня с собой. Сергея Матвеевича Штеменко я знал лишь по кратковременным встречам в Генштабе.
В тот же день С. К. Тимошенко долго и пристально изучал принесенную мною карту. После моего доклада об обстановке на фронте и вручения карты С. М. Штеменко, находившийся у Семена Константиновича, ушел.
29 февраля утром на нашем КП в Спичино маршал Тимошенко провел совещание с командованием 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов. И. X. Баграмян приехал с начальником штаба фронта генералом В. В.. Курасовым и членом Военного совета генералом Д. С. Леоновым. От нашего фронта в совещании участвовали М. М. Попов, Н. А. Булганин и я.
В начале совещания генерал С. М. Штеменко кратко ознакомил нас с положением на всем советско-германском фронте, обратив особое внимание на Прибалтийские и Ленинградский фронты. А затем генералы И. X. Баграмян и М. М. Попов доложили, показывая на карте, о задачах, поставленных выделенным для наступления армиям, и о том, что войска готовы к наступлению с утра следующего дня.
После короткого обмена мнениями С. К. Тимошенко внес мелкие поправки в план операции и дал разрешение начать ее 1 марта.
Вскоре все участники совещания разъехались для проверки готовности войск к наступлению.
Хочу, забегая вперед, отметить, что на третий день операции на КП в Спичино, а затем через две недели на КП левофланговой 3-й ударной армии маршал Тимошенко провел точно такие же совещания и в таком же составе. На них обсуждались ход и результаты наступления войск, намечалось, как развивать наступление дальше, и составлялись на имя Верховного совместные письменные донесения об операции и предложения о ее продолжении. [22]
Рано утром 1 марта Тимошенко, Штеменко и командование Прибалтийских фронтов находились на фронтовых наблюдательных пунктах.
Из-за тумана и плохой видимости начало наступления задержалось. Около полудня после артиллерийской подготовки наши войска атаковали противника. Ожидаемого успеха это не принесло. Немцы подготовили мощную систему обороны, их артиллерийский и пулеметный огонь был настолько плотным, что все попытки атаковать оказывались безуспешными.
День ото дня все больше давала себя знать наступившая весенняя распутица. Почва раскисла, особенно на равнинах. Вода затопила низины и овраги. Атакующие пехотинцы едва двигались по разбухшим от воды полям, с трудом вытаскивая сапоги из вязкой грязи. Колеса пушек и машин крепко засасывало в разбитых колеях дорог. Даже танки застревали в канавах и речках, останавливаясь иногда перед самыми вражескими позициями. Автомашины, да и конные обозы могли передвигаться только по ночам, когда подмерзала почва, а днем беспомощно увязали в грязи.
И мы, и представители Ставки, находившиеся на фронтовом командном пункте, понимали, что продолжение наступления в таких условиях ничего, кроме потерь, не принесет.
С разрешения Ставки С. К. Тимошенко дал указания о переносе наступления на 10 марта.
К середине марта две наши наступавшие армии прорвали на своих участках оборону противника на 10–15 километров в глубину и на 25–30 километров по фронту и овладели городами Новоржев и Пустошка.
На этом, собственно, совместная операция Ленинградского и Прибалтийских фронтов завершилась.
В результате межфронтовой наступательной операции войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов при содействии Краснознаменного Балтийского флота и многочисленных партизанских соединений полностью сняли блокаду с Ленинграда, освободили от фашистских захватчиков Ленинградскую область, часть Калининской и Псковской областей, вступили на землю Советской Эстонии и создали благоприятные условия для последующего наступления с целью освобождения всей Прибалтики.
В ходе наступления в этой важной стратегической операции наши войска нанесли тяжелое поражение 18-й немецкой армии. Значительный урон потерпела также и 16-я немецкая армия. [23]
Последними операциями Ленинградского и 2-го Прибалтийского фронтов были установлены важные для Ставки данные о том, что фашистское командование не имеет намерения отводить свои войска на юго-запад и запад. Оно оставило свою группу армий «Север» на заранее подготовленном оборонительном рубеже «Пантера», растянувшемся на линии река Нарва, Чудское озеро, Псков, Остров, Идрица.
После совещания, которое С. К. Тимошенко провел с командованием обоих фронтов, Ставке было доложено об итогах наступления. Для нового наступления требовалось усилить войска Прибалтийских фронтов, более тщательно подготовить их к боевым действиям, пополнить боеприпасами. Ставка согласилась перенести начало нового наступления на месяц.
В последних числах марта и в начале апреля наш и Ленинградский фронты предприняли несколько частных наступательных операций. Противник, занимавший мощную систему оборонительных сооружений, сопротивлялся искусно и с большим упорством. Достичь решительных успехов наши войска не смогли.
При такой обстановке командованию Ленинградского фронта управлять своими многочисленными армиями, растянувшимися на огромном пространстве (на правом крыле — перед войсками Финляндии, а в центре и на левом крыле, от Финского залива до Острова, — против немецко-фашистских войск группы армий «Север»), становилось день от дня труднее. И Ставка по предложению Генерального штаба решила создать в полосе бывшего Волховского фронта новый фронт, передав ему армии левого крыла Ленинградского фронта.
20 апреля был образован 3-й Прибалтийский фронт. В командование им вступил генерал армии И. И. Масленников, а начальником штаба стал хорошо знакомый мне генерал-лейтенант В. Р. Вашкевич.
На нашем фронте к этому времени тоже произошли изменения в командовании. Генерал М. М. Попов, при котором войска фронта испытали ряд неудач, был освобожден от должности. На его место Ставка назначила генерала армии А. И. Еременко, при этом М. М. Попов стал его заместителем. Сменился и член Военного совета фронта — им стал генерал-лейтенант В. Н. Богаткин.
Андрея Ивановича Еременко, под началом которого мне предстояло теперь работать, я хорошо знал еще до войны, [24] когда он был командиром кавалерийского корпуса в Белорусском военном округе. Кряжистый, с широкими плечами, он производил впечатление человека волевого и физически сильного. Нелегкий путь от солдата до командующего фронтом дал ему возможность обрести большой военный опыт, который он успешно применил и летом сорок первого на Западном фронте, и в битве на Волге, и в операции по освобождению Крыма. В начале войны судьба свела нас в сложной обстановке на Брянском фронте, где я был заместителем начальника штаба фронта. В любой обстановке Андрей Иванович действовал спокойно, уверенно. Однако работать вместе с ним было непросто. Еременко отличался крутым нравом. К одной черте его характера, в частности, я никак не мог привыкнуть. Он редко сообщал, когда и куда уезжает. Видимо, любил появляться в войсках неожиданно и на всякий случай не спешил раскрывать заранее свои планы.
— Где вас искать в случае необходимости? — бывало спрашивал я.
— Где буду, оттуда позвоню вам сам, — недовольно отвечал Еременко.
Генерал-лейтенант В. Н. Богаткин был человеком иного склада.
Все, кому довелось с ним работать, глубоко уважали его за спокойную житейскую мудрость, выдержку. До войны Владимир Николаевич занимал должность начальника политуправления округа, окончил академию. Человек большой культуры и эрудиции, он был очень скромен, уважал это качество в других, недовольно морщился, когда какой-нибудь начальник мнил себя этаким столпом и не допускал возражений со стороны. Таких не в меру самонадеянных начальников Богаткин строго одергивал, не глядя на прежние заслуги и высокое положение. Здесь уместно отметить, что сын генерала служил в то время в 10-й гвардейской армии. Володя Богаткин все время находился на передовой, командуя дивизионом{2}.
В течение последнего весеннего месяца новые командующий фронтом и член Военного совета, сопровождаемые группой офицеров штаба и политуправления фронта, большую часть времени находились в войсках. Знакомились с командованием и штабами, проверяли состояние войск и их боевую готовность, ставили задачи на подготовку к летним наступательным [25] операциям. Новый командующий фронтом провел почти во всех армиях показные занятия на тему: «Наступление усиленного стрелкового батальона на укрепленную оборонительную позицию». Свой богатый боевой опыт по проведению наступления на вражескую оборону генерал армии А. И. Еременко стремился передать всему командному составу фронта.
Кроме того, командование фронта всеми мерами старалось пополнить стрелковые дивизии личным составом. Рассчитывать на прибытие значительных подкреплений мы в то время не могли, поэтому усиленно искали резервы у себя: во фронтовых и армейских запасных полках, госпиталях готовили к отправке в боевые части всех, кто мог воевать. [26]