Подвиг командарма
Приятно нести подчиненным радостную весть, а сообщение, ради которого я собрал начальников отделов и служб управления тыла в тот сентябрьский день, было необычным для суровой осени сорок первого.
— Мы должны подготовить все необходимое для обеспечения контрудара, в котором будет участвовать армия, — начал я и заметил, как разгладились морщины на усталых лицах командиров. — Цель контрудара — ликвидировать вражескую группировку, действующую южнее Запорожья, очистить от противника левобережье Днепра к юго-западу от этого города и оказать содействие войскам, обороняющимся в Крыму.
Теперь надо было поставить каждому конкретные задачи. Готовясь к этому совещанию, я невольно вспомнил события последнего месяца, напряженного и тяжелого для нас.
Недолгой оказалась передышка, вырванная нами у врага в конце августа. 11 сентября, сначала в районе Новокаменки, что в двадцати километрах южнее Каховки, а затем у населенного пункта Дмитровка, расположенного в двадцати пяти километрах восточнее этого города, врагу удалось прорвать оборону 9-й армии. Над нами снова нависла угроза окружения. Из штаба фронта поступил приказ отойти на отсечный мелитопольский оборонительный рубеж, где остановить врага.
Оценив обстановку, я приказал перенести станцию снабжения в Волноваху, оставив одно отделение в Большом Токмаке и продолжая оттуда снабжать войска «с колес». Обстановка уже не позволяла организовывать стационарные базы снабжения.
Как и прежде, в период арьергардных боев части и соединения высылали свой автотранспорт на железнодорожную станцию и получали необходимые грузы прямо из вагонов. [30]
Использовали мы для снабжения войск и те армейские автомобильные подразделения, которые предназначались для транспортировки войск.
Затрудняло перевозки то, что все дороги в прифронтовой полосе были до предела забиты беженцами, колоннами автомашин, повозками с эвакуируемым имуществом совхозов, колхозов, промышленных предприятий. Вдоль дорог пастухи гнали огромные гурты скота. Мы не оставались в стороне. Если случалось, что от фронта наши автомашины следовали в тыл пустыми, их заполняли попутным грузом в колхозах и совхозах. Одним словом, немало пришлось потрудиться автомобилистам, которые работали, казалось, на пределе своих сил, но никогда не жаловались на трудности.
Поскольку станция снабжения армии постоянно находилась на железнодорожных путях, я поручил контроль за ее работой заместителю начальника отдела военных сообщений (ВОСО) армии майору Л. И. Зеленину, выделив ему в помощь начальника первого отдела штаба тыла В. И. Гагина.
Леонид Иванович Зеленин был высокоподготовленным и эрудированным командиром. Все задания командования выполнял быстро и точно, проявляя при этом разумную инициативу. Забегая вперед, скажу, что, когда убыл к новому месту службы начальник отдела военных сообщений армии П. В. Одинец, я предложил на эту должность Л. И. Зеленина, который в дальнейшем оправдал доверие и со своими обязанностями справился отлично.
Зеленин и Гагин работали слаженно, оперативно и грамотно. Оба были мужественными людьми, умело ориентировались в сложной обстановке, не теряли самообладания и выдержки.
Помню, мне доложили, что на станцию Волноваха ночью пришли сразу несколько эшелонов с различными грузами для армии. Я связался с Зелениным по телефону, спросил:
— Успеете затемно разгрузить эшелоны и очистить пристанционные пути?
— Постараемся, — спокойно ответил тот.
Меня удивило это спокойствие, я не выдержал и стал пояснять, что если вражеские разведчики засекут скопление эшелонов, то не избежать удара авиации, а это принесет неисчислимый урон.
— Понимаю, — все так же хладнокровно ответил Зеленин. — Мы принимаем необходимые меры.
— Выезжаю к вам! — Этими словами я закончил разговор и поспешил к машине. [31]
На станцию приехал, когда уже начинало светать. Работа там шла полным ходом. Зеленина отыскал с трудом, он был на железнодорожных путях, работал наравне с бойцами, разгружавшими вагоны, Гагин тоже оказался в гуще красноармейцев. Нет, ни тот, ни другой не устранились от руководства, просто, отдав необходимые распоряжения, они личным примером воодушевляли подчиненных.
— Зря беспокоитесь, товарищ дивизионный комиссар, — сказал мне Зеленин. — Я ведь доложил, что к утру управимся.
И действительно, эшелоны один за другим отходили от станции.
Поняв, что моя помощь здесь не потребуется, а в управлении ждали неотложные дела, я решил возвращаться. Но едва автомашина отъехала от станции, в небе появились вражеские бомбардировщики. Загрохотали взрывы. Можно себе представить, чем кончился бы налет, если бы эшелоны с боеприпасами и горючим не успели разгрузить за ночь.
Уже из управления тыла я позвонил Зеленину. Услышал его голос и обрадовался. Признаюсь, волновался, не случилось ли чего с отважным майором.
— Ущерб от налета незначителен, — доложил он. — Кое-где разрушены пути, выведена из строя выходная стрелка. Мы уже все восстановили. Движение поездов через станцию возобновлено.
Я от души поблагодарил Леонида Ивановича за личное мужество и умелое руководство подчиненными.
Между тем организованный и планомерный отход войск армии на рубеж Балки, Новоивановка продолжался. Враг значительно активизировал действия разведывательно-диверсионных групп. Уже не единичные его лазутчики, а целые группы совершали нападения на наши колонны, стремясь дезорганизовать управление, посеять панику, сорвать график движения.
Однажды разразилась сильная гроза. Небо плотно обложили темно-лиловые тучи, казалось, на землю опустились сумерки, хотя еще и за полдень не перевалило. Хлынул проливной дождь, а местность, по которой мы передвигались, была глинистой. Дороги сразу раскисли, машины буксовали, повозки сносило в кюветы.
По приказу командующего я возглавлял колонну второго эшелона, основу которой составляли части и подразделения тыла.
У переезда через лесную балку, по дну которой уже мчались потоки мутной воды, образовалась пробка. Я вышел [32] из машины, дал команду быстро вытащить застрявшие автомобили. И тут ко мне подошел военный интендант 3 ранга П. Я. Бочковский.
— Товарищ дивизионный комиссар, среди бойцов ходят слухи, будто вражеские мотоциклисты прорвались. Кто-то слышал впереди стрельбу.
— Что за вздор? — возмутился я. — И вы, командир, не пресекли безответственную болтовню каких-то паникеров?
— Да нет, я о другом. Разрешите взять группу красноармейцев и выдвинуться вперед, — может быть, там действительно какая-то перестрелка была.
— Что ж, дело предлагаете. Будет ли польза — увидим, а вреда не принесет. Возьмите в помощь Морозова и действуйте.
Воентехник 2 ранга В. С. Морозов оказался поблизости. От одного из подразделений тыла были выделены красноармейцы. Их усадили в кузов грузовика, и передовой отряд отправился по намеченному для колонны маршруту. Мы двинулись вслед за ним.
Вскоре нас встретил высланный Бочковским связной и доложил, что путь свободен. «Так и думал, что ложная тревога», — совсем уж было успокоился я. Однако в это время с востока донеслись выстрелы. Значит, слухи не беспочвенны! Но какие уж тут могут оказаться мотоциклисты, когда вокруг бездорожье? Вот разве что диверсанты...
Так и оказалось. Вскоре выяснилось, что впереди на маршруте движения нашей колонны гитлеровцы выбросили небольшой воздушный десант. Его и обнаружили наши разведчики, возглавляемые Бочковским.
Я тут же направил ему на помощь еще группу красноармейцев под руководством интенданта 3 ранга А. Н. Городетского. Потом он мне рассказывал, что к месту высадки десанта одновременно с нашими бойцами подошло подразделение пограничников во главе со старшим лейтенантом А. В. Корольковым.
Бой продолжался недолго. К моменту подхода колонны второго эшелона армии вражеский десант был окружен и уничтожен.
Поблагодарив старшего лейтенанта Королькова за своевременную поддержку, я невольно пожалел, что теперь наши фронтовые пути разойдутся. Корольков же неожиданно сказал:
— Теперь воевать будем вместе — нам приказано охранять тыл вашей армии. [33]
24-м погранполком, с бойцами одного из подразделений которого мы познакомились, командовал майор Иван Владимирович Соловьев, комиссаром был батальонный комиссар Владимир Сергеевич Захарчук, а начальником штаба — майор Владимир Климентьевич Дунин. Эти люди мне запомнились особенно хорошо, потому что в дальнейшем нередко пришлось встречаться с ними, совместно рассматривать различные вопросы, касающиеся охраны тыла. В управлении постоянно находился представитель командира части, который мог в любую минуту направить в нужный район соответствующий наряд пограничников для уничтожения диверсионных групп или обеспечения охраны важных грузов.
Работать с таким надежным прикрытием стало спокойнее, да и отпала необходимость отвлекать значительное число командиров от выполнения ими прямых служебных обязанностей для ведения разведки и организации охраны. При каждой передислокации мы сообщали майору Соловьеву новые координаты размещения управления тыла.
К утру 19 сентября соединения армии достигли указанного рубежа Балки, Новоивановка и заняли оборону. На одном из совещаний нам сообщили, что гитлеровское командование готовится к новому наступлению. Командованием Южного фронта замысел врага был своевременно разгадан, вот и возникло решение нанести для его срыва контрудар.
Генерал-лейтенант А. К. Смирнов коротко информировал о сложившейся обстановке, поставил задачи.
— Враг подтянул свежие силы и готовится к наступлению на Донбасс, — говорил он. — Военный совет Южного фронта принял решение прочно обороняться на днепропетровском направлении и нанести контрудар силами двух армий, нашей и соседней с нами — девятой, севернее Мелитополя с целью ликвидации вражеской группировки, действующей южнее Запорожья. Перед нами стоит задача очистить от противника левобережье Днепра к юго-западу от Запорожья и оказать содействие войскам, обороняющимся в Крыму.
Далее он сообщил, что командующий фронтом приказал соединениям армии нанести главный удар из района Михайловки на Покровку. На время операции армии придавались 4-я и 136-я стрелковые дивизии, 2-я и 15-я танковые бригады, 4-я отдельная противотанковая артиллерийская бригада. [34]
— Оперативное построение армии будет одноэшелонным, — говорил он. — В резерве оставляю танковую бригаду и стрелковую дивизию. Вам, Иван Васильевич, приказываю выделить в распоряжение командира дивизии автомобильный батальон. Резерв должен быть мобильным.
Все, что услышал от командующего, я довел до своих подчиненных, разумеется, в части, их касающейся, установил порядок обеспечения войск, определил маршруты подвоза и эвакуации, отдал распоряжения о снабжении всем необходимым прибывших в армию соединений и частей.
Сроки на подготовку к проведению контрудара были определены самые сжатые, но мы успели пополнить запасы горючего и боеприпасов, так что недостатка их в ходе наступления не ощущалось. Общая подготовка армии к боевым действиям закончилась к исходу 26 сентября.
Утром 27 сентября после артиллерийской подготовки, в которой участвовали подразделения гвардейских минометов, 18-я армия, во взаимодействии с войсками 9-й армии перешла в наступление на противника, которого удалось застать врасплох, и благодаря этому сразу достигла значительных успехов. На правом фланге армии, сломив сопротивление румынской горнострелковой бригады, успешно продвигалась. в направлении Балки, Новоднепровка 164-я стрелковая дивизия полковника А. Н. Червинского. Другую горнострелковую бригаду румын разгромили действовавшие на направлении главного удара армии 4-я и 130-я стрелковые дивизии под командованием Героя Советского Союза полковника И. П. Рослого и полковника С. С. Сафронова.
Я радовался успехам стрелковых соединений и танковых частей, успешно громивших врага, принимал все меры к тому, чтобы они не испытывали недостатка в боеприпасах, горючем и другом необходимом для ведения боя имуществе.
Однако общая обстановка в полосе Южного фронта складывалась неблагоприятно. В результате наступательных действий противника против 12-й армии возникла угроза выхода врага в тыл нашей группировки, наносившей контрудар. Военный совет фронта принял решение остановить продвижение войск, и вплоть до 4 октября 18-я армия оборонялась на достигнутом рубеже, а в ночь на 5 октября по приказу командующего фронтом начала отход.
6 октября генерал-лейтенант А. К. Смирнов срочно вызвал меня на свой командный пункт. Неподалеку от него виднелись следы недавнего боя — враг с утра уже дважды [35] атаковал КП, однако был отброшен и активности пока не проявлял.
Поскольку изрядно похолодало, я с удовольствием вошел с улицы в жарко натопленную хату. Андрей Кириллович, склонившись над столом, изучал расстеленную на нем карту и о чем-то переговаривался с начальником штаба генералом В. Я. Колпакчи. Здесь же находились также член Военного совета армии бригадный комиссар А. М. Миронов, вступивший в эту должность 25 августа, начальник артиллерии генерал-майор А. С. Титов и несколько командиров.
Я доложил, что прибыл по вызову. Командующий оторвал взгляд от карты, спросил:
— Можете сразу выделить автобатальон?
— Так точно!
— Очень хорошо. Нужно срочно перебросить в район Бельманки 96-ю горнострелковую дивизию, — сказал он и, повернувшись к Колпакчи, добавил: — Владимир Яковлевич, покажите начальнику тыла, где сейчас находится дивизия.
Я достал из планшетки карту, несколькими штрихами нанес изменения, которые произошли в обстановке, отметил район расположения дивизии.
— Разрешите выполнять? — спросил я у Смирнова.
— Да, пожалуйста, — сказал он как-то очень доверительно. — Задание настолько важное, что прикажите действовать предельно быстро. Противник прорвал оборону, связь со штабом фронта отсутствует. Фашистские танки уже дважды атаковали штаб армии, и надо полагать, что на этом враг не успокоится.
Боевую задачу командиру автомобильного батальона я поставил лично, проверил, точно ли он ее усвоил, после чего еще раз напомнил, что на счету каждая минута, любая задержка может привести к весьма тяжелым последствиям.
Нетрудно представить, с каким нетерпением ждал я возвращения автоколонны с воинами дивизии. То и дело прикидывал по карте, где она могла находиться через полчаса, час, полтора... Вот уже миновало расчетное время прибытия, а колонна не появлялась. Наконец я услышал гул моторов и выбежал на улицу. Головной грузовик свернул к хате, в которой размещалось управление тыла, и остановился.
— Товарищ дивизионный комиссар, наших войск в указанном вами районе нет, — доложил комбат. — Там мы чуть на противника не нарвались.
Подумалось было, что командир допустил какую-то ошибку, сбился с пути. Но, уточнив с ним по карте маршрут [36] движения колонны, понял: ошибки не было — и тут же поспешил на командный пункт. Командарм выслушал меня спокойно.
— Значит, девяносто шестая уже отошла... Что ж, будем искать, это не иголка в стоге сена. А сейчас получите задачу. По указанию штаба фронта нам необходимо отвести войска на рубеж Гуляйполе, Чапаевка, Вершино. Возглавьте второй эшелон армии и немедленно начинайте отход. Мы двинемся следом.
Пожимая протянутую генералом руку, я не мог предположить, что вижу его в последний раз.
Задание командарма мы выполнили оперативно. Управление тыла разместилось в деревне Корсунь Сталинской (ныне Донецкой) области, откуда я сразу же попытался связаться со штабом армии. Однако посланный туда командир вскоре вернулся и доложил, что к штабу пробиться не удалось, он уже отрезан противником.
В ночь на 7 октября из района Бельманки доносились приглушенные расстоянием звуки ожесточенного боя. Мы не знали, что там происходит, но надеялись на то, что опытный, энергичный командующий найдет выход из положения. Пока же пришлось самому докладывать в штаб фронта о сложившейся обстановке, о том, что связь с командным пунктом потеряна, а в его районе идет перестрелка. В ответ мне было приказано временно вступить в командование армией, собирать выходившие из окружения части и подразделения, назначать им рубежи обороны и готовиться к отражению атак противника.
Не скажу, что я был в какой-либо мере готов к руководству армией, пусть даже кратковременному. А вот выполнять приказы меня научила вся предыдущая воинская служба. Может быть, поэтому я не испытал нерешительности, колебаний. В сложившейся ситуации надо было действовать, и немедленно.
Начал с того, что на основании указаний, полученных из штаба фронта, подготовил приказ. Поскольку его содержание в какой-то мере отражает сложившуюся в те дни обстановку, позволю привести его полностью.
«Приказ по тылу
№ 26
10.10.41 г.
д. Корсунь
1. Первый и второй эшелоны штаба армии и управление тыла 18 А с сего числа считать слитыми в один эшелон и дислоцировать в деревне Корсунь. [37]
2. Временное командование боевыми и тыловыми частями и учреждениями, вышедшими из окружения, штабом Южного фронта возложено на меня.
3. Во временное командование вступил. Военным комиссаром управления назначаю комиссара штарма{6} дивизионного комиссара Жукова И. И. Начальником политотдела — заместителя начальника политотдела полкового комиссара Калашника М. X.
4. Временное исполнение обязанностей начальника штаба возлагаю на начальника оргпланового отдела полковника А. Г. Михеева, начальником оперативного отдела назначаю подполковника Д. И. Шилова, комендантом объединенного эшелона — капитана В. Н. Емельянцева.
5. Начальникам довольствующих отделов и родов войск использовать компактное расположение тыловых частей и учреждений для приведения в полную боевую готовность. Отремонтировать весь наличный авто — и гужевой транспорт, аммуницию и другие виды имущества.
Временно замещающий командарма дивизионный комиссар И. В. Сафронов»{7}.
Вместе со мной этот приказ подписали дивизионный комиссар И. И. Жуков и полковник А. Г. Михеев.
Много лет минуло с той поры. Вспоминаю сложившуюся тогда обстановку, тот груз ответственности, который внезапно лег на мои плечи. Мы с товарищами взялись за сложное и в значительной мере незнакомое для нас дело руководства боевыми действиями объединения, понимая важность полученной задачи, зная, что только оперативные и решительные меры помогут остановить врага.
Правда, пусть несколько иной, но опыт руководства людьми у меня все же был. К тому же я чувствовал большую поддержку политработников — М. X. Калашника и комиссара штаба армии И. И. Жукова. Они мобилизовывали коммунистов на решение боевых задач, помогали укреплять дисциплину и организованность в частях и подразделениях, а это особенно важно, ибо надо было поднимать дух выходивших из окружения, создавать боеготовные части и подразделения.
Объединенный эшелон штаба армии и части тыла я приказал расположить на окраине города Сталино (ныне Донецк). Немедленно организовал сбор выходивших из окружения [38] частей и подразделений, небольших групп и одиночных бойцов. Сформированные подразделения тут же направлял на передний край, указывая им рубежи обороны, главным образом для перехвата важнейших дорог, по которым мог наступать враг.
Из разрозненных групп мы создавали новые подразделения, во главе которых ставили наиболее способных, мужественных и решительных командиров из управления тыла, и тут же отправляли на передовую.
Благодаря этим мерам нам удалось в пределах имевшихся сил и возможностей организовать оборону и подготовиться к отражению атак противника.
10 октября в наше расположение вышла из вражеского кольца группа красноармейцев и командиров, возглавляемая начальником штаба армии генерал-майором В. Я. Колпакчи. Он принял у меня командование армией и с 11 октября приступил к делу. Членом Военного совета временно был назначен дивизионный комиссар И. И. Жуков, начальником артиллерии — полковник М. И. Неделин.
Тогда же мы узнали подробности гибели генерал-лейтенанта А. К. Смирнова.
Но прежде мне хотелось бы коротко рассказать об этом человеке, о его боевом пути.
Славной и яркой была жизнь Андрея Кирилловича. Он родился 15 (27) августа 1895 года в Петербурге в рабочей семье. В первую мировую войну командовал взводом, затем ротой на Юго-Западном фронте. В 1917 году поручик Смирнов вместе со своей ротой перешел на сторону революции, а после расформирования частей старой армии переехал в Петроград, где с ноября 1917 года работал инструктором по подготовке отрядов Красной гвардии. В Красной Армии — с 1918 года.
В мае 1919 года, когда белогвардейские войска рвались к революционному Петрограду, командир взвода 1-го Краснознаменного полка А. К. Смирнов принял активное участие в обороне города.
За личную храбрость, знание военного дела, преданность идеалам революции его глубоко уважали красноармейцы и командиры. Вскоре Смирнова назначили командиром батальона, а в ноябре 1919 года — командиром полка, за успешное руководство которым в боях под Ямбургом Петросовет наградил его Почетной грамотой и именной винтовкой.
В боях с белополяками Андрей Кириллович уже командовал бригадой, был тяжело ранен, а его личное мужество было отмечено орденом Красного Знамени и именным наганом. [39] К концу гражданской войны на его груди было уже два первых советских военных ордена.
В 1922 году А. К. Смирнов окончил Высшие академические курсы, а в 1927 году Военную академию имени М. В. Фрунзе. Тогда же стал коммунистом.
После окончания академии Смирнов был назначен сначала начальником отдела Штаба РККА, а с ноября 1929 года — командиром 4-й Туркестанской дивизии. В феврале 1930 года он вступил в командование 12-й стрелковой дивизией, а с июня 1936 года стал командиром и военкомом 39-го стрелкового корпуса. О работе его в тот период красноречиво свидетельствует орден Ленина, полученный в 1936 году.
В те годы партия и правительство серьезное внимание уделяли укреплению дальневосточных границ Отечества. Наиболее подготовленные и грамотные командиры направлялись в Особую Краснознаменную Дальневосточную армию (ОКДВА). В июле 1937 года Смирнов стал заместителем командующего войсками Приморской группы ОКДВА.
В декабре 1938 года Андрея Кирилловича выдвинули на должность начальника Высших курсов усовершенствования командного состава, а в сентябре 1939 года назначили начальником Управления военно-учебных заведений Красной Армии, а затем генерал-инспектором пехоты.
Войну он встретил в должности командующего войсками Харьковского военного округа и сразу получил назначение командующим 18-й армией, сформированной на базе войск этого округа.
На фронте он был с первых дней Великой Отечественной войны и до трагического дня — 8 октября 1941 года, когда вражеская пуля оборвала его жизнь. До сих пор памятны мне рассказы очевидцев этого события.
...В ночь на 7 октября штаб армии с ротой батальона охраны, четырьмя пушками и двумя бронемашинами попал в окружение. Попытки вырваться из вражеского кольца к успеху не привели.
Узнав о случившемся, командующий фронтом выслал за Смирновым самолет, однако генерал заявил, что до тех пор, пока рядом с ним сражается хоть один боец, он его не оставит!
Продолжая попытки вырваться из окружения, штаб вышел к селу Поповка и здесь попал под сильный артиллерийско-минометный огонь врага.
Разделив имевшиеся в его распоряжении силы на две группы, Смирнов поставил каждой конкретные задачи: головной [40] штурмовой группе — таранным ударом прорвать кольцо и двигаться в сторону донецких степей, сам же он остался под Поповкой, чтобы сдерживать врага, обеспечить выход из окружения основных сил своего небольшого отряда, а потом уже отойти и самому.
Принимая такое решение, Смирнов, очевидно, учел опыт минувших боев у станции Грейгово, когда 18-я армия, несмотря на численное превосходство противника, разгромила его заслоны и вышла из окружения.
И на этот раз штурмовой группе вскоре удалось вырваться, а вот оперативная группа штаба, возглавляемая Смирновым, вынуждена была задержаться: командарм не имел сведений о судьбе 96-й горнострелковой дивизии и ждал донесения ее командира.
Наконец, когда удалось выйти на связь с дивизией, он отдал распоряжение ее командиру полковнику И. М. Шепетову прорвать вражеские позиции в направлении соседнего с Поповкой села Алексеевка и обеспечить вывод из окружения штаба со всеми подразделениями. Но в тот момент, когда группа Смирнова уже начала отход, противник снова замкнул кольцо.
И тогда Андрей Кириллович сам поднял в атаку бойцов и командиров. Неравный бой продолжался около двенадцати часов. На горстку советских бойцов ринулись танки, а у Смирнова в распоряжении была всего лишь одна противотанковая батарея.
По приказу командарма все, кто остался в живых, заняли круговую оборону и отбивались до последнего патрона. После гибели А. К. Смирнова командование принял на себя член Военного совета армии бригадный комиссар А. М. Миронов. Часть этой группы прорвалась к своим, но сам Миронов погиб смертью героя.
После освобождения Поповки в 1943 году местные жители показали представителям нашего командования могилу Андрея Кирилловича Смирнова и рассказали, что он был найден на поле боя среди павших красноармейцев.
Позже останки А. К. Смирнова были перенесены на площадь села и там захоронены. Ныне на площади села Смирнове, названного так в честь советского командарма, установлен обелиск.
Погиб при выходе из окружения и начальник артиллерии армии генерал-майор А. С. Титов. Свидетелем этой трагедии стал командующий авиацией нашей армии С. К. Горюнов, впоследствии генерал-полковник авиации, который, [41] возглавляя группу штабных командиров, сражался метрах в двухстах от того места.
Увидев, что вражеские танки атакуют горстку бойцов и командиров, Титов поспешил к находившейся поблизости нашей зенитной батарее. По его команде орудия были немедленно развернуты и открыли огонь прямой наводкой.
Вражеская атака захлебнулась. Но тут же огневые позиции батареи подверглись мощному орудийно-минометному обстрелу. Огонь был настолько плотным, что батарея вскоре замолчала. Как стало известно потом, уцелел лишь один раненый красноармеец-артиллерист, который после боя пришел в себя и сумел добраться до своих.
О судьбе генерал-майора А. С. Титова мне удалось узнать лишь спустя годы после войны. Оказалось, что его втайне от гитлеровцев захоронили жители села Водяное, а колхозник из этого села И. И. Цыбулько сохранил партийный билет и удостоверение личности генерала. Село Водяное было переименовано в Титово.
Так на земле, которую защищала наша восемнадцатая суровой осенью сорок первого года, появились села Смирново и Титово, носящие имена советских генералов, до конца выполнивших долг перед Родиной и отдавших жизни за светлое будущее своего народа. [42]