На Дону и барвенковском плацдарме
В ноябре 1941 года 18-я армия участвовала в Ростовской наступательной операции войск Южного фронта, в результате которой был не только освобожден город Ростов-на-Дону, считавшийся воротами Кавказа, но и было нанесено серьезное поражение 1-й немецкой танковой армии, а также сорван план прорыва немецко-фашистских войск на Кавказ.
Армия начала боевые действия 17 ноября, и сразу же обозначился успех: дивизии вклинились в оборону противника и завязали бои с отчаянно сопротивлявшимися гитлеровцами.
В первые же дни операции снова посыпались рапорты на мое имя, в которых бойцы и командиры тыла просили направить их на передний край. Немало труда стоило убедить некоторых из них в том, что перед нами сейчас стоят ответственнейшие задачи — ведь мы впервые обеспечиваем наступательные действия такого масштаба. Поэтому каждому на своем месте надо трудиться с максимальным напряжением, с полным пониманием, что без слаженной работы тыловиков успешное ведение боевых действий невозможно.
А непредвиденные трудности не заставили себя ждать. Прежде всего мы ощутили нехватку продовольствия и горючего для снабжения участвовавших в контрнаступлении соединений. Не все вопросы я мог решить сам, приходилось не раз обращаться к членам Военного совета, к командующему.
25 ноября к нам прибыл новый командующий — генерал-майор Ф. В. Камков. Он принял армию в разгар боевых действий, и мы сразу почувствовали твердую руку опытного военачальника. Федор Васильевич служил в Красной Армии почти с самого ее основания, был членом партии с 1918 года. В годы гражданской войны и иностранной военной интервенции командовал эскадроном, затем стал помощником [43] командира полка, участвовал в боях против Юденича, белополяков, Врангеля, сражался с бандами Махно.
Он остался в строю и после того как отгремела гражданская война. Окончив в 1924 году Высшую кавалерийскую школу, а десять лет спустя — курсы усовершенствования комсостава, он к началу Великой Отечественной войны вырос до командира кавалерийского корпуса. Почти с первых дней участвовал в боях с гитлеровскими захватчиками на Юго-Западном фронте, возглавляя 5-й кавалерийский корпус, и вот теперь принял 18-ю армию.
Под вечер 25 ноября он вызвал меня на свой командный пункт, поскольку, как я сразу же понял, уже получил сведения о недостаточном снабжении войск продовольствием, боеприпасами и горючим. Я изложил причины, которые мешали полностью удовлетворить нужды соединений.
— Значит, армейские склады опустели? — переспросил он. — Что ж, управлению тыла фронта тоже сейчас нелегко. Обратимся за помощью к местным партийным и хозяйственным органам.
Так и поступили. И надо сказать, что встретили полную поддержку. В результате дополнительных поставок продовольствия и горючего, а также другой материальной помощи войска получили все необходимое для боевых действий. Более того, местные власти помогли нам в строительстве военно-автомобильных дорог. Много было сделано и для нашей госпитальной базы. В частности, нам выделили медикаменты, госпитали пополнились медперсоналом.
К исходу 27 ноября войска левого фланга 18-й армии выполнили ближайшую задачу и в соответствии с решением командующего фронтом перешли к обороне.
Получив мало-мальскую передышку, мы срочно занялись приведением в порядок частей и учреждений тыла, пополнением запасов.
В начале декабря войска Южного фронта перешли к обороне на рубеже Каменка, Дебальцево, Красный Луч, Матвеев Курган, Приморск. 18-й армии, находившейся в центре оперативного построения войск фронта, было приказано оборонять важные промышленные районы Восточного Донбасса, прикрывая направление на Красный Луч, Каменск-Шахтинский.
В этот период у нас произошли некоторые перемещения руководящих работников управления тыла. Вместо выдвинутого на новую должность А. Г. Михеева начальником оргпланового отдела был назначен подполковник К. Н. Лещинский. проявивший себя хорошим организатором и грамотным [44] командиром. Он тут же наладил более четкую информацию об обеспеченности войск, умело маневрируя материальными средствами, развернул работу по обеспечению бесперебойного снабжения частей и соединений армии.
А сделать это было нелегко. Зима выдалась вьюжной и снежной. Естественно, досталось и нашим армейским автодорожникам. Эту службу в армии возглавлял капитан С. С. Дроздовский. 29-й отдельный дорожно-строительный батальон под командованием майора П. Н. Приходько обеспечивал движение по основному участку армейской военно-автомобильной дороги (ВАД) — Петровеньки, Колпаково, Красная Поляна, Орехово, протяженностью 126 километров. В те трудные дни военком батальона старший политрук Г. К. Романенко постоянно находился на самых ответственных и сложных участках трассы, мобилизуя коммунистов и комсомольцев на самоотверженное выполнение их обязанностей.
Грузы в войска доставлялись не только по автомобильным, но, где это было возможно, и по железной дорогам. Для 296-й и 383-й стрелковых дивизий материальные средства поступали на выгрузочную станцию Лагутино, а для 395-й и 136-й — Ровенки.
Я не раз отмечал в приказах по тылу исключительно добросовестное отношение к обязанностям интендантов этих соединений Б. С. Крупченко, М. Я. Рябиничева, И. И. Когана, В. В. Марценовского, которые в тяжелейших условиях при постоянных снежных заносах и метелях сумели обеспечить бесперебойное снабжение частей всем необходимым для боя и быта.
Как-то в январе, когда из-за сильных снежных заносов использование автотранспорта крайне затруднилось, капитан Дроздовский пришел ко мне с предложением.
— А не организовать ли нам сейчас ремонт автомобилей в масштабе всей армии? — сказал он. — Все неисправные машины приказом по тылу направить в ремонтные мастерские, а соединениям выделить лошадок.
Мысль показалась дельной, ибо автопарк армии к этому времени был изрядно изношен, и, если не воспользоваться для ремонта вынужденным простоем, автотранспорт может подвести в самый разгар боевых действий. Однако возникло сомнение в том, что дивизии обойдутся одним гужевым транспортом.
После того как тщательно обсудили различные варианты, решили оставить в резерве у командиров дивизий по два десятка грузовых автомобилей с таким расчетом, чтобы в [45] соединениях можно было иметь «на колесах» ¼ часть боекомплекта, 2 заправки горючего и 4 сутодачи продовольствия{8}.
В результате всесторонне продуманного и оперативно организованного ремонта автомобилей мы смогли восстановить работоспособность автотранспорта, пополнение которым в то время осуществлялось крайне медленно.
Временное затишье мы использовали также и для того, чтобы навести порядок в войсковом хозяйстве, наладить учет материальных средств на складах соединений и частей, взять под контроль запасы продовольствия, переданные нам местными органами власти.
В тот период в интересах повышения подвижности и маневренности оперативного тыла во фронтах вводились полевые склады по основным видам материальных средств, а в армиях учреждались полевые армейские базы (ПАБ) в составе 7–8 полевых складов. Начальником управления полевой армейской базы № 36, образованной в нашей армии, назначили подполковника Иванушкина, но его вскоре сменил на этом посту подполковник В. П. Дергачев. Комиссаром стал майор С. М. Сергеев.
Базу мы развернули на станции Дебальцево, но затем по оперативным соображениям перенесли на станцию Лихая, выдвинув отделение на станцию Должанская. В этом районе располагались склады служб снабжения и госпитальная база армии.
В феврале 1942 года командующим 18-й армией был назначен генерал-лейтенант И. К. Смирнов.
С Ильей Корниловичем мы встретились как старые знакомые: в предвоенные годы вместе служили в Киевском Особом военном округе, где он, сменив Е. А. Щаденко, был членом Военного совета округа, а я военкомом 17-го стрелкового корпуса. Еще в те годы Илья Корнилович зарекомендовал себя высокообразованным политработником, чутким и сердечным человеком.
Сейчас же он пришел к нам с должности заместителя командующего — начальника тыла Южного фронта, поэтому хорошо разбирался во всех вопросах снабжения и обеспечения войск. Работать с ним стало полегче, и не потому, что поубавилось трудностей. Просто мне теперь ничего очевидного не надо было доказывать, объяснять. Командующий все понимал с полуслова. [46]
Вообще, нужно оказать, в армии подобрались отличные специалисты своего дела. Я привык к командирам управления тыла, изучил не по бумагам деловые качества каждого — ведь с ними довелось пройти сложный и полный опасностей путь отступления, когда в тяжелых боях, буквально на ходу, сколачивались службы тыла, совершенствовались методы материально-технического обеспечения войск.
Продолжался этот процесс и в дальнейшем. Так, например, постановлением ГКО от 24 января 1942 года было образовано Главное управление продовольственного снабжения Красной Армии (ГУПС КА). Отмечу, что самостоятельная служба продснабжения войск действовала еще с 1935 года, была отработана и схема снабжения: центр — округ — дивизия — полк — рота — военнослужащий. И все-таки, как показал опыт первых месяцев войны, необходимо было внести некоторые коррективы.
Прежде всего были подняты значение и роль службы в целом. Главное управление продовольственного снабжения подчинялось непосредственно Верховному Главнокомандующему, а затем — начальнику Тыла Красной Армии.
Этим же постановлением персонально утверждались начальники управлений продовольственного снабжения всех десяти существовавших в то время фронтов. Главное же управление возглавил бывший Народный комиссар торговли РСФСР Д. В. Павлов, которому в январе 1943 года было присвоено воинское звание генерал-майора (а в мае 1944 года — генерал-лейтенанта) интендантской службы. На этой должности он оставался до конца войны.
Одной из важнейших задач созданного аппарата управления продслужбой являлось обеспечение планомерного поступления в войска продуктов питания.
Предстояло и нам в управлении тыла армии значительно усовершенствовать эту службу. Я уже было взялся за это дело, когда неожиданно поступил приказ о моем назначении на должность заместителя командующего — начальника тыла 9-й армии. Видимо, сыграло роль то обстоятельство, что в 18-й армии должность начальника тыла я исполнял по совместительству, оставаясь официально интендантом армии.
Итак, мне предстояла служба в новом объединении, с боевыми действиями которого в некотором отношении я был знаком, поскольку оно часто являлось нашим соседом.
Командующий 9-й армией генерал-майор Ф. М. Харитонов и член Военного совета дивизионный комиссар [47] К. В. Крайнюков встретили меня настороженно. Очевидно, их смутило поначалу мое воинское звание: начальник тыла и вдруг — дивизионный комиссар! Ну что же, их беспокойство вполне объяснимо — конечно, хотелось иметь во главе такого важного и ответственного звена, как управление тыла, опытного и грамотного специалиста по вопросам организации работы тыла. Мне оставалось только делом доказать, насколько я соответствую должности, на которую меня назначили.
Сразу же познакомился с начальниками отделов управления тыла и заслушал доклады о положении дел на их участках работы. Изучил общую оперативную обстановку, что необходимо для правильной организации работы тыла.
Я прибыл в армию вскоре после завершения Барвенково-Лозовской операции, которая была успешно проведена с 18 по 31 января 1942 года войсками Юго-Западного и Южного фронтов в районах Барвенково и Лозовая.
9-я армия была переброшена из-под Ростова-на-Дону и введена в сражение 26 января в стыке между 57-й и 37-й армиями. 27 января она освободила Лозовую и перерезала железную дорогу Харьков — Лозовая. В последующем боевые действия приняли затяжной характер, войска обеих сторон совершенствовали оборонительные позиции, частными операциями стремились улучшить свое положение.
В результате Барвенково-Лозовской операции врагу был нанесен серьезный урон. Советские войска, продвинувшись вперед на глубину от 90 до 100 километров, расстроили оперативное построение войск противника, поставили под угрозу его коммуникации и сковали здесь значительные силы врага, не позволив перебросить их на другие участки, в том числе на московское и иные направления, где в то время части Красной Армии громили немецко-фашистских захватчиков, все дальше отбрасывая их от столицы.
После завершения наступательных действий Юго-Западного и Южного фронтов образовался так называемый барвенковский выступ. Он беспокоил противника, который не мог смириться с поражением и, как нам стало известно, готовился взять реванш.
На совещании в штабе армии командующий приказал мне подготовить к наступлению тыловые органы, предупредил, что задачи нашему управлению предстоит решать весьма серьезные и ответственные. Тогда же в общих чертах был доведен и план предстоящей операции. Этим планом предусматривалось нанесение войсками Юго-Западного фронта двух ударов из района Волчанска и с барвенковского [48] выступа по сходящимся направлениям на Харьков. Разгром харьковской группировки врага создал бы условия для организации совместно с войсками Южного фронта наступления на днепропетровском направлении.
На первом этапе операции Южному фронту, а следовательно, и входившей в его состав нашей 9-й армии предстояло обеспечить прочную оборону на южном фасе барвенковского выступа.
Наша армия, имея в своем составе 333, 335, 99, 51 и 150-ю стрелковые дивизии, 11-ю стрелковую и 12-ю танковую бригады, занимала оборону на стадвадцатикилометровом фронте{9}. Естественно, что для глубокого эшелонирования боевых порядков сил не хватало. Поэтому строить оборону, вследствие большой протяженности, приходилось путем создания ротных и взводных опорных пунктов.
В то время, когда я прибыл в армию, линия фронта стабилизировалась и обстановка на переднем крае напоминала затишье перед бурей. Зловещая тишина на фронте всегда настораживает, в ней подспудно улавливается напряженная подготовка сторон к грядущим битвам.
Личное знакомство с обеспечением войск привело к выводу, что запасы продовольствия, боеприпасов, горючего и смазочных материалов, другого имущества и снаряжения в частях и соединениях явно недостаточны. А ведь следовало еще учитывать и то обстоятельство, что приближалось время распутицы, когда подвоз материальных средств значительно усложнится. Стало очевидным: необходимо принимать срочные меры для пополнения запасов.
Однако даже задолго до начала весенней распутицы осуществлять подвоз было непросто. Зима 1941/42 года, как я уже писал, была снежной, почти не прекращались вьюги и метели. Дороги замело, и имевшийся в распоряжении тыла армии транспорт, сосредоточенный в автомобильном полку и отдельном автомобильном батальоне, оказался выключенным из работы. Понятно, что полностью обеспечить перевозки силами нескольких гужевых транспортных рот было делом нереальным. Мне оставалось лишь проследить за тем, чтобы этот безотказный, можно сказать, «всепогодный» вид транспорта использовался с предельной эффективностью для удовлетворения самых неотложных нужд войск. Главной же задачей стало приведение дорог в такое состояние, чтобы можно было полностью задействовать автопарк. [49]
На расчистку дорог мы бросили все силы, в частности, выделили подразделения инженерных войск и дорожностроительные батальоны. Руководителем движения на дорогах я назначил заместителя начальника автодорожного отдела майора И. В. Орлова, поставив перед ним задачу: сделать все возможное, чтобы до наступления распутицы на дивизионные склады было завезено максимальное количество материальных средств. Ведь с каждым днем становилось все очевиднее, что обилие снега вызовет весной большой разлив рек, превратит в серьезные препятствия и многочисленные ручьи.
Особенно беспокоил нас Северский Донец. Изучение гидрометеорологической обстановки и опрос местных жителей подтвердили наше предположение, что река, которую в летнее время можно во многих местах преодолеть вброд, в период весеннего разлива, да еще после таких снегопадов, станет непреодолимой для всех видов наземного транспорта, размоет, скроет под толщей воды многие дороги.
Оценив обстановку, я поручил начальнику организационно-планового отдела управления тыла военному инженеру 2 ранга И. Н. Романову, начальнику автодорожной службы армии майору С. С. Тихоновскому, начальнику отдела военных сообщений майору Б. Г. Кагановскому, интенданту полковнику Н. А. Смирнову и начальнику санитарного отдела военврачу 1 ранга Ф. Г. Баранову срочно разработать план мероприятий по подготовке надежных путей подвоза материальных средств и эвакуации раненых в период весенней распутицы.
План был подготовлен оперативно и всесторонне обсужден на совещании сотрудников управления тыла армии с участием командиров и комиссаров частей, учреждений и подразделений тыла, после чего мы составили докладную записку для Военного совета армии.
Планом предусматривалась подготовка силами инженерных войск и соединений мостовых переправ и дорог в тыловых районах, а также подъездов к расположению частей тыла.
Вопрос этот был настолько важен, что генерал-майор Ф. М. Харитонов принял решение вынести его на обсуждение Военного совета. На это заседание он приказал вызвать командиров штаба, начальников управлений и отделов армии, командиров соединений.
Детально обсудив наиболее серьезные проблемы, Военный совет поручил начальнику штаба армии генерал-майору Ф. К. Корженевичу совместно с армейским инженером и со [50] мной разработать общий план мероприятий по организации бесперебойного снабжения войск в период весенней распутицы.
Мы без промедления приступили к работе. Как одно из важнейших мероприятий предусмотрели строительство высоководного моста через реку Северский Донец и дамбы через широкую пойму для подхода к нему.
Строительство моста было поручено инженерным войскам армии и отдельному дорожно-строительному батальону, а за подвоз материалов отвечал тыл армии.
Солидный объем работ по возведению в весьма сжатые сроки двухсотметрового моста и более чем полукилометровой дамбы потребовал от личного состава инженерных частей и дорожно-строительного батальона буквально героических усилий. Воины трудились по 10–12 часов в сутки почти без перерывов для отдыха. Все они прекрасно понимали, что мост — важнейшее звено в обеспечении бесперебойного снабжения войск.
Огромную работу с личным составом проводили сотрудники партийно-политического аппарата тыла, возглавляемого опытным политработником В. И. Петриным. Коммунисты и комсомольцы неизменно были на самых трудных участках, воодушевляя бойцов личным примером, разъясняя, что с началом весеннего паводка армейские склады, расположенные на левом (восточном) берегу Северского Донца, будут отрезаны от войск и тогда только мост и дамба позволят снабжать их всем необходимым для боя. Широкий размах обрело возглавленное коммунистами и комсомольцами соревнование за быстрейшее и высококачественное выполнение заданий, ежедневное перекрытие установленных объемов работ.
Вся эта целенаправленная деятельность командиров и политработников, авангардная роль членов партии и ВЛКСМ, самоотверженный труд строителей позволили возвести мост и дамбу до начала паводка. По ним сразу же было налажено регулярное движение транспорта. Теперь появилась уверенность в том, что мы успеем своевременно подвезти необходимые грузы в соединения, пополнить их запасы до установленных норм.
Вскоре, однако, наше понятное удовлетворение быстрым окончанием строительства сменилось тревогой. Разведка противника, в первую очередь, очевидно, воздушная, установила, что по мосту началось интенсивное движение, и вскоре он подвергся первой бомбардировке. [51]
Для прикрытия моста командующий армией выделил все имевшиеся у него в резерве зенитные орудия, но их оказалось очень мало, и, несмотря на то что зенитчики действовали мужественно и умело, нередко заставляя врага сбрасывать бомбы с большой высоты, налеты немецко-фашистской авиации продолжались несколько дней подряд. Чтобы избежать потерь от прицельного зенитного огня, гитлеровские летчики применяли самые хитроумные приемы: совершали налеты в разное время, с разных направлений и высот, но их действия не приносили результата, добиться главной цели — разрушить мост — все не удавалось, движение транспорта по нему продолжалось.
Видя неэффективность действий вражеской авиации, мы уже было немного успокоились, забыли, что на войне благодушие обходится дорого. Однажды, когда, израсходовав бомбы, группа фашистских самолетов ушла восвояси и зенитчики, по-видимому, ослабили бдительность, совершенно неожиданно с большой высоты атаковал пикировщик. Прицельно сброшенная бомба угодила прямо в середину моста, причинив ему очень серьезные разрушения. Так мы снова, причем в самое неподходящее время, лишились надежной переправы через Северский Донец.
Узнав об этом, командующий тут же вызвал к себе инженера армии и приказал срочно навести понтонный мост. К сожалению, и он послужил нам недолго, хотя использовался только в ночное время. Днем же его среднюю часть отцепляли и прятали под водой, а выезды у берегов старательно маскировали. На этот раз непоправимый ущерб нанесла стихия: разлив оказался настолько сильным, что превзошел все прогнозы. Пойма реки превратилась в непреодолимую водную преграду шириной не менее восьмисот метров, а в отдельных местах и до километра. Понтонная переправа в таких условиях стала неосуществимой. И то обстоятельство, что ситуация возникла непредсказуемая, никого из нас утешить, естественно, не могло. Войска должны были получить все необходимое.
Но как же выйти из создавшегося положения, как восстановить пути подвоза и эвакуации? Эти вопросы не давали покоя. В трудные минуты я привык советоваться с людьми, вместе с подчиненными искать и находить выходы из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Словно разгадав мои мысли, бригадный комиссар В. И. Петрин предложил:
— А не вынести ли вопросы материального обеспечения на собрание партийного актива, пригласив на него командиров, замполитов, секретарей партийных и комсомольских [52] организаций частей и учреждений тыла? Убежден, что общими усилиями найдем самое верное решение.
Нужно ли говорить, что это предложение было принято.
На партийном активе я выступил с подробным докладом о задачах коммунистов тыла по обеспечению войск в период весенней распутицы, откровенно рассказал о возникших трудностях. В прениях коммунисты внесли много дельных предложений. Некоторые из них, поскольку ситуация была очень острой, запомнились накрепко.
Так, я уже отмечал, что тыл армии имел достаточно сильные транспортные организации — автотранспортный полк полного состава и отдельный автомобильный батальон. Но если зимой они с трудом преодолевали заносы, то как их использовать теперь, когда путь разорвала широкая водная преграда, а распутица вывела из строя дороги?
И вот работники орготдела тыла коммунисты И. Н. Романов, Е. А. Якубович и А. А. Чуприков предложили иной способ доставки грузов войскам от станции Святогорская, где была развернута полевая армейская база. На практике все это выглядело так.
Сразу после партактива командиру 434-го отдельного дорожно-строительного батальона капитану Ф. И. Ковелю было приказано взять на строгий учет все легкие переправочные средства, имевшиеся в войсках армии, а также все лодки, принадлежавшие жителям окрестных населенных пунктов. Получив требуемые сведения, мы подсчитали возможности всего этого «флота» и пришли к выводу, что, создав отделения складов боеприпасов, продовольствия и другого самого необходимого имущества на восточном берегу, а также развернув склады снабжения на западном, можно организовать непрерывную переброску грузов через Северский Донец, а затем доставлять их на дивизионные склады вьючным способом.
Начальник управления полевой армейской базы № 35 интендант 2 ранга И. В. Добина выделил лучших командиров, которые возглавили отделения базы, развернутые на западном и восточном берегах реки.
С переправой грузов через реку вопрос решили в общем-то без особого труда, а вот над проблемой дальнейшей переброски их вьючным способом пришлось поломать голову — дело-то необычное, ни инструкциями, ни расчетами не обеспеченное. Да и соответствующим снаряжением тоже. Лошадей в армии было вполне достаточно, а вот вьюков в хозяйстве интенданта армии полковника Н. А. Смирнова не [53] оказалось вовсе, поскольку никакими нормами снабжения такое имущество не предусматривалось.
Но ведь и выход из положения надо было искать! Каких только вариантов не предлагали! И, как часто бывает, решение пришло довольно простое: кто-то порекомендовал изготовить вьюки из обычных мешков. Методом проб и ошибок создали приемлемый образец и по нему наладили массовое производство.
Теперь об этом легко писать, кажется, чего уж тут мудреного? Но в то время, когда решался жизненно важный вопрос, а промедление было смерти подобно, мы проводили бессонные ночи, спорили, искали, думали. И все наши помыслы сводились к одному — как добиться того, чтобы войска на переднем крае не испытывали нужды ни в чем.
Для доставки самых необходимых и срочных грузов в части и соединения, наиболее удаленные от баз и складов снабжения, приходилось использовать даже так называемые легкомоторные самолеты У-2, которые были у нас в подразделениях связи. Эта машина поднимала немногим более ста килограммов грузов — боеприпасов или продовольствия. Немного, конечно, но приходилось и на это идти: на переднем крае каждый патрон, каждый снаряд были на учете, как, впрочем, случалось, и каждый сухарь.
В этой связи необходимо сказать, что забота о нормальном питании бойцов в ходе боев считалась одной из первостепеннейших для работников тыла и спрос с них за промахи в этом деле был весьма строгим. Однако динамика боевых действий, резкая, подчас непредсказуемая смена ситуаций иногда все же приводили к перебоям в снабжении передовых частей продовольствием, что заставляло принимать для исправления положения энергичные и безотлагательные меры. А вот в периоды затишья на передовой, когда войска находились на своих позициях да к тому же боеприпасы почти не расходовались и подвоз их, естественно, сокращался, перебои в снабжении бойцов продовольствием считались абсолютно недопустимыми, и мы жестко требовали от войсковых хозяйственников, чтобы продукты на передний край доставлялись регулярно в полном объеме и бойцы каждый день получали горячую пищу.
Разумеется, самым надежным, устойчивым и емким средством доставки груза в любое время года была железная дорога. В военное время каждый участок железнодорожного пути, который можно было использовать в этих целях, имел буквально неоценимое значение. Поэтому нельзя не помянуть добрым словом самоотверженный труд работников [54] отдела военных сообщений армии, не рассказать о подвигах бойцов, командиров и политработников частей железнодорожных войск, трудившихся, как правило, в тяжелейших условиях.
Вспоминается такой эпизод. В один из морозных и вьюжных дней начала февраля 1942 года диспетчер отдела военных сообщений армии П. З. Агейченко был назначен ответственным за погрузку частей 253-й стрелковой дивизии в эшелоны на железнодорожной станции Михайло-Леонтьевская (Новошахтинск). Пурга же мела такая, что даже на лошади было трудно передвигаться. И все-таки Агейченко буквально пробился через сугробы на станцию и приступил к работе.
В результате эшелоны, погрузкой которых он руководил, были подготовлены к движению раньше других. К тому же за счет компактной, рациональной загрузки он сэкономил более двух десятков вагонов и платформ, а времени затратил 1 час 40 минут, вместо нормативных 2,5 часа.
Ускорить дело и сэкономить подвижной состав Агейченко удалось благодаря тому, что он предварительно провел занятия с комсоставом дивизии, отвечавшим за погрузку автомобилей. После этого занятия командиры организовали изготовление аппарелей из шпал, с помощью которых автомашины грузились на платформы значительно быстрее и с меньшей затратой сил.
На этом работа Агейченко не закончилась. Ему пришлось обеспечивать подачу на станцию порожняка под важный и срочный груз. Командир не спал более двух суток, но не ушел отдыхать, пока не выполнил и это задание.
За самоотверженное выполнение служебных обязанностей, образцовое проведение погрузки частей 253-й стрелковой дивизии я объявил П. З. Агейченко благодарность.
Нашим железнодорожникам зачастую приходилось работать под воздействием вражеской авиации, которая в то время еще господствовала в воздухе. Примеров их стойкости и отваги можно привести немало. Так, сопровождая эшелоны 9-й армии на перегоне между станциями Песчаная и Кисловка, отличились помощник военного коменданта военной комендатуры станции снабжения № 32 (ЗКС-32) старший лейтенант Н. А. Дубинин и диспетчер военной комендатуры распорядительной станции армии № 42 (ЗКРС-42) Г. А. Сорокин.
В результате налета вражеских бомбардировщиков загорелись несколько вагонов с военным имуществом. К ним не раздумывая бросились Дубинин и Сорокин и, пренебрегая [55] опасностью, вступили в схватку с огнем. В это время, израсходовав бомбовый запас, фашистские самолеты развернулись на обратный курс, снизились до бреющего полета и обстреляли станцию из пулеметов. Гитлеровская пуля оборвала жизнь Николая Андреевича Дубинина. Сорокин же продолжал бороться с огнем. Подоспевшие на помощь железнодорожники нашли его, раненного, возле одного из вагонов.
Среди архивных документов, которые я рассматривал во время подготовки рукописи воспоминаний, нашлось одно памятное донесение, составленное командиром 28-й железнодорожной бригады полковником Виктором Анисимовичем Чигарковым и начальником штаба полковником Иваном Осиповичем Гришелем и направленное на имя начальника отдела военных сообщений 9-й армии.
Вот строки из него:
«...Упавшие в воду остатки ферм разрушенного моста через реку Северский Донец на железнодорожном участке Красный Лиман — Славянок загромождают русло реки. В связи с наступлением весеннего времени создается угроза затора льда, что повлечет подъем воды во время паводка и затопление оборонительных сооружений на берегу, а также повреждения железнодорожного полотна. Необходимо очистить русло реки от упавших ферм...» {10}
Легко сказать — очистить. Мост-то расположен был в пределах досягаемости огня противника. Однако требовалось что-то предпринять. Мы посоветовались с людьми, разъяснили важность и ответственность задачи, не скрыв от них и опасности действий под вражеским огнем.
Очистить русло добровольно вызвались бойцы 28-й железнодорожной бригады под руководством начальника технической разведки капитана Э. М. Егизаряна.
Я приказал постоянно держать меня в курсе этой опасной и сложной работы. Из поступавших докладов следовало, что с 30 марта по 2 апреля 1942 года, используя темное время суток, воины перенесли к мосту со складов, расположенных за два с лишним километра от берега реки, более полутора тонн взрывчатки. Когда же все необходимое было доставлено на место, началась самая ответственная часть выполнения задания. Бойцам пришлось работать по пояс в ледяной воде, соблюдая все меры маскировки: ведь стоило зашуметь — и занятый врагом противоположный берег плеснул бы шквалом огня. [56]
И вот в таких условиях наши бойцы и командиры, проявив величайшую выдержку и высокое мастерство, сумели буквально под носом у противника заложить под мостовые фермы взрывчатку, а затем два мощных взрыва очистили русло реки на 70 метров. Угроза затопления и разрушения железнодорожного полотна, оборонительных сооружений была предотвращена.
Особенно отличились при выполнении этого рискованного задания капитан Э. М. Егизарян, военный техник 1 ранга И. М. Афонин, сержанты М. А. Насонов и А. В. Девлетшаев.
Вспоминается мне и еще один случай, связанный с боевой работой 28-й железнодорожной бригады.
В полосе армии, километрах в пятнадцати — двадцати от переднего края обороны войск нашей армии, параллельно ему, проходил участок железнодорожной магистрали Мерефа — Лозовая, который из-за сложной конфигурации линии фронта был обрезан с обеих сторон и не имел выхода на основную линию железной дороги, проходившей в тылу армии. Но с баз снабжения, расположенных примерно в центре этого участка, можно было бы доставлять по железной дороге грузы на фланги.
Весь двадцатипятикилометровый участок пути сохранился в целости, при отходе гитлеровцы не успели вывести его из строя. Более того, мы обнаружили на одной из станций паровоз серии «Э». Правда, у него не было тендера. Наши работники ВОСО отремонтировали паровоз, достали тендер, собрали около полутора десятков вагонов, железнодорожных платформ, и небольшая магистраль стала действовать. Перевозки осуществлялись только ночью, так как линия проходила по дивизионным и полковым тылам в пределах досягаемости артиллерийского огня противника, а уж о его авиации и говорить нечего. К рассвету мы тщательно маскировали и паровоз, и вагоны, ибо другой железнодорожный состав на этот участок уже не удалось бы доставить. Судя по отсутствию каких-либо контрмер, фашисты даже не догадывались о том, что неподалеку от них действует такая важная и эффективная коммуникация.
Таким образом, воины-железнодорожники проявили очень полезную инициативу, наглядно доказали, что даже на железнодорожных участках, отрезанных линией фронта от основных тыловых магистралей, можно обеспечить доставку войскам всего необходимого для ведения боя.
При подготовке к перевозкам в период весенней распутицы немало забот было и у наших военных медиков. Им [57] предстояло продумать способы эвакуации раненых в условиях полного бездорожья, когда будет парализован весь санитарный транспорт, имевшийся в распоряжении медико-санитарных батальонов и госпиталей. Не менее важной была и проблема пополнения лечебных учреждений необходимыми медикаментами.
Для всех этих целей решили использовать в основном гужевой транспорт. Впрочем, изготовленные специальные приспособления для крепления носилок к повозкам можно было крепить к бортам лодок — ведь никаких других средств для переправы раненых через Северский Донец в ближайшее время не предвиделось. Благодаря хорошо продуманным и четко организованным мероприятиям, медицинским работникам армии во главе с начсанармом военврачом 1 ранга Ф. Г. Барановым удалось, несмотря на распутицу, наладить своевременную эвакуацию раненых.
В апреле 1942 года меня вызвали на Военный совет для доклада о ходе снабжения войск армии в условиях весеннего бездорожья. Вооружившись необходимыми данными, я отправился в путь. По дороге к штабу армии, в районе села Богородичное, предстояло переправиться через Северский Донец. Честно скажу, весьма неуютно чувствовал я себя в плавании на небольшой лодчонке. А ведь красноармейцы, обслуживавшие переправу, постоянно рискуя, днем и ночью водили свои утлые челны через ледяное крошево, перевозя боеприпасы, продовольствие, раненых. Их мужество, самоотверженный труд придавали силы бойцам на передовой, поддерживали уверенность в том, что им своевременно доставят боеприпасы, вовремя накормят, быстро эвакуируют раненых. Но, конечно, далеко не каждый знал, как, каким образом доставляются на передний край все эти грузы, далеко не каждый представлял себе, с какими трудностями и опасностями встречаются воины тыла, рискуя собой, чтобы успешно выполнить задания командования.
Переправились мы, как, впрочем, и следовало ожидать, благополучно. Я сердечно поблагодарил перевозчика. К сожалению, не догадался спросить фамилию этого рядового труженика войны. Да ведь и не думал в те дни никто из нас, что когда-то представится возможность сесть за военные мемуары. Шла война, жестокая и трудная, каждый день гибли люди и на передовой, и в тылу. И хотя каждый надеялся, но никто не мог наверняка сказать о себе, что доживет, дойдет до победы. [58]
Прибыл на Военный совет промокший до нитки. Неудобно было появляться в таком виде, но времени на приведение себя в порядок уже не имел: меня ждали и сразу пригласили в комнату, где шло заседание.
Командующий армией генерал-майор Ф. М. Харитонов окинул меня взглядом и спросил:
— Что, нелегко было добираться? — И добавил, не дожидаясь ответа: — Да я и сам видел, как это выглядит сейчас. Мы с дивизионным комиссаром Крайнюковым только что вернулись из войск, побывали в соединениях. Кстати, обратили внимание и на их обеспеченность.
Я понял, что Военный совет в курсе обстановки и докладывать об обеспеченности войск вряд ли придется. Ждал других вопросов.
— Нас беспокоит положение в передовых частях и соединениях, — продолжал командующий. — Войска отрезаны от баз снабжения. Вот и получается, что, хотя на складах пока всего вдоволь, на передовой может возникнуть нужда и в боеприпасах, и в продовольствии.
— Бойцы и командиры тыла делают все возможное, чтобы обеспечивать войска своевременно и полно, — несколько трафаретно ответил я.
— Знаю, — остановил меня командующий. — Знаю также, что делать это очень трудно, поэтому и пригласил вас на Военный совет. Мы хотели бы не только уточнить, как организована доставка материальных средств войскам сейчас, но и выяснить, что планируете сделать еще.
— Активно используем все средства, — начал я. — До баз снабжения грузы следуют по железной дороге, затем, где это возможно, автомобильным транспортом. Сразу, однако, оговорюсь: хороших дорог у нас почти совсем нет, поэтому использование автомашин крайне ограничено. Основная нагрузка падает на гужевой транспорт. Перевозки проводятся главным образом вьючным способом, поэтому подаем на передний край только самое необходимое.
Продолжая свой доклад, я рассказал и о прочих мероприятиях, проводимых нами с целью всемерного улучшения обеспечения войск. Мы не ограничились увеличением количества продовольствия, боеприпасов и другого имущества на дивизионных складах. В районе Краснополья и Голой Долины разместили на грунте отделения основных армейских складов (артиллерийского, продовольственного, ГСМ), выделили две оперативные группы автомашин из 31-го автомобильного полка. Одну, в количестве 60 автомобилей, [59] разместили в Богородичном, другую — 50 автомобилей — в Барвенково{11}.
При первой возможности, когда позволяли условия, выделяли необходимое количество автомобилей для оперативного подвоза грузов на дивизионные склады армейским автотранспортом.
Выслушав меня и сделав какие-то пометки в своем рабочем блокноте, командующий задумчиво не то спросил у меня, не то сам ответил на свой вопрос:
— Видимо, в настоящее время наладить более надежную и устойчивую переправу через Северский Донец нельзя?
— К сожалению, так, — подтвердил я. — Но мы принимаем меры. В частности, передовые отделения складов вынесли на западный берег, на восточном тоже создали хранилища. Переправа, в ее единственно возможном сейчас виде, работает непрерывно, круглосуточно, что позволяет создавать на правом берегу необходимые запасы даже на непредвиденные случаи изменения обстановки. Хотелось бы отметить, что осуществлять переправу активно помогает местное население. Люди не только отдали нам свои лодки и сколачивают плоты, но и сами работают перевозчиками.
Член Военного совета армии дивизионный комиссар К. В. Крайнюков поинтересовался, каким образом осуществляется доставка материальных средств на передний край.
Я пояснил, что мы сосредоточили в районе переправ необходимое количество конского состава из наших частей и учреждений тыла и организовали конно-вьючные команды. На каждую пару лошадей выделяем одного бойца, который отвечает за погрузку вьюков, транспортировку их в пункты назначения и разгрузку.
Что же касается снабжения подразделений непосредственно на переднем крае, то этим занимаются дивизионные и полковые хозяйственники. Там уже лошадей использовать нельзя, бойцам приходится все переносить на своих плечах.
Доложил я и об опыте использования отрезка железной дороги от Беспалово до Лихачевска, и о перевозке грузов на У-2. К сожалению, только два-три вылета в сутки могли совершить легкие фанерные машины из эскадрильи связи. Более интенсивному их использованию мешало отсутствие в тыловом районе армии не только хороших аэродромов, но даже надежных посадочных площадок, а также то, что рейсы приходилось совершать в темное время суток, чтобы избежать [60] противодействия истребительной авиации противника.
В заключительном слове командующий поблагодарил за находчивость и инициативу, проявленные работниками тыла. Особенно ему понравился опыт использования железнодорожного участка пути. В целом же Военный совет одобрил нашу деятельность, высказав в то же время несколько замечаний и дав указания, касавшиеся улучшения снабжения войск.
Надолго остались в памяти трудные дни весны 1942 года, когда весь армейский автотранспорт в результате распутицы был парализован и даже движение гужевого транспорта приходилось осуществлять по насыпи железной дороги. Трудности, вызванные бездорожьем, усугублялись постоянным и весьма серьезным противодействием противника — непрерывными обстрелами и налетами авиации. И все-таки, несмотря ни на что, войска 9-й армии не испытывали острой нужды в боеприпасах и продовольствии.
Лишь только окончился период весенней распутицы и Северский Донец вернулся в свое русло, саперы вновь навели наплавной мост. Кроме того, дорожно-строительными подразделениями был сооружен еще один — низководный — в районе села Богородичное.
С середины апреля, когда подсохли грунтовые дороги и возобновилось движение по ним, мы смогли организовать централизованный подвоз материальных средств в войска силами армии. Напомню, что до этого дивизии сами получали на полевой армейской базе необходимое имущество и доставляли его своими средствами.
В целях повышения эффективности работы штаб тыла наладил более четкую информационную службу. Направленные в войска И. И. Росляков, И. В. Орлов, А. В. Соловьев и другие командиры регулярно сообщали данные об обеспечении соединений. Кроме того, из дивизий поступали заявки, на основании которых мы планировали подвоз боеприпасов, горючего, продовольствия и другого имущества. Наконец-то мы могли удовлетворять запросы войск почти без всяких ограничений — тыл фронта снабжал нас неплохо, и на полевой армейской базе удалось создать достаточное количество необходимых для жизни войск материальных средств.
После зимней стужи, метелей, вьюг, слякоти и распутицы оживала природа, зеленели леса и поля. [61]
В начале мая я объехал соединения, побывал на складах, поговорил с командирами и начальниками служб снабжения, посетил многие подразделения на переднем крае. Настроение у бойцов было хорошее, серьезных недостатков в снабжении их продовольствием и обмундированием я не нашел. Во всяком случае, никто и ни на что не жаловался. Вопросы же касались одного — когда будем наступать, когда погоним врага с родной земли?
Еще в конце апреля командующий армией генерал-майор Ф. М. Харитонов ориентировал меня на подготовку тыла к предстоящим действиям, а на одном из совещаний он сказал о задачах уже более подробно. По указанию Ставки Верховного Главнокомандования Юго-Западный фронт должен был перейти в наступление с целью разгрома харьковской группировки врага, освобождения города и создания условий для наступления на Днепропетровск. Нашему Южному фронту надлежало прочной обороной южного фаса барвенковского выступа обеспечить действия главной ударной группировки Юго-Западного фронта.
Данные разведки свидетельствовали о том, что и гитлеровцы не сидят сложа руки. Уже позднее стало известно, что вражеское командование собиралось начать наступательные действия 18 мая 1942 года, но советские войска упредили его на шесть дней. И тут же активизировал свои действия противник. Нагрузка на органы тыла, как и следовало ожидать, возросла значительно. Резко увеличился расход боеприпасов и других материальных средств. Каждые сутки на станцию снабжения 9-й армии, расположенную на железнодорожной станции Святогорская, доставлялись десятки эшелонов с различными грузами.
В то время армейская станция снабжения представляла собой серьезное учреждение тыла. На ней осуществлялись прием поступавших для армии железнодорожных транспортов, выгрузка материальных средств, их временное хранение и отправка войскам автомобильным или гужевым транспортом. Станция снабжения обеспечивала сортировку, ремонт и отправку по назначению поступавших из войск оружия, военной техники и имущества, а также прием раненых и больных, оказание им соответствующей лечебной помощи и эвакуацию.
Для обеспечения работы армейской станции снабжения, размещенной в районе Святогорской, мы развернули поблизости управления полевой армейской базы и коменданта, полевые армейские склады, автотранспортные подразделения, [62] полевой хлебозавод, госпитальную базу армии и другие тыловые части и подразделения.
Естественно, мы делали все для того, чтобы уберечь столь важную для нас станцию от ударов с воздуха. Железнодорожные эшелоны я приказал принимать только ночью. Сотрудники отдела военных сообщений следили за тем, чтобы разгрузка вагонов завершалась до рассвета и к утру составы выводились за пределы станции. Те же из них, которые не успевали разгрузить за ночь, на день отправляли на перегоны.
Были назначены для нашей армии и выгрузочные станции, для определенных видов снабжения. Под боеприпасы, в частности, выделена железнодорожная станция Радьковские Пески. Как-то, в середине мая, ее военному коменданту была прислана заявка от начальника артснабжения армии, который просил в дополнение к транспортам с боеприпасами, находившимся на станции и еще не разгруженным, срочно принять еще один, с артиллерийскими снарядами для гаубиц калибра 152 миллиметра.
Комендант капитан Г. И. Смолин вполне обоснованно отказался принять транспорт, понимая, чем это может кончиться в случае вражеского налета. Тогда начальник артснабжения обратился в отдел военных сообщений, к его начальнику майору Б. Г. Кагановскому.
Ответ был таким же.
Следующая инстанция — заместитель командующего — начальник тыла армии. Так и попал ко мне начальник артснабжения со своей заявкой.
Я разъяснил ему, что оба командира действовали в соответствии с моим приказом, что мы не можем рисковать станцией и грузами, находящимися на ней.
Но что делать, если доводы, которые приводил начальник артснабжения, оказались не менее убедительными: снаряды этого калибра были крайне необходимы нашей артиллерии.
— К утру мы разгрузим эшелон и все вывезем, — твердо заверил он меня.
Я позвонил Кагановскому, приказал принять заявку и сообщил об обещанной начальником артснабжения помощи в разгрузке.
— Не слишком-то я верю этим обещаниям, — вздохнув, ответил Кагаповский и напомнил: — Я имею ваш письменный приказ относительно порядка приема транспорта. Поэтому прошу и сейчас отдать распоряжение в письменном виде.
Логично, ничего не скажешь! Подписал я просимую бумагу [63] и направил ее начальнику отдела военных сообщений. Вскоре поступила информация, что эшелон прибыл на станцию.
Казалось бы, дело сделано доброе: артиллеристы получат снаряды, нанесут удары по врагу, проложат путь нашим пехотинцам и танкистам. Разве не об этом должны думать в первую очередь работники тыла, принимая подчас и рискованные решения? А меня всю ночь не покидало беспокойство. Несколько раз звонил начальнику отдела ВОСО, связывался и непосредственно с комендантом станции капитаном Смолиным. О чем спрашивал — ясно!
Разгрузка же шла медленно, и я, встревоженный этим, к исходу ночи направил на станцию Кагановского. Вместе с ним туда выехал диспетчер лейтенант И. П. Филатов. Надеялся, что им удастся ускорить разгрузку.
Вскоре позвонил Кагановский.
— Поторапливаю людей, — доложил он. — Обещают к рассвету управиться.
— Оставайтесь на станции до конца работы, — приказал я. — Лично руководите разгрузкой и вывозкой снарядов.
Сна как не бывало. Я уселся за рабочий стол и занялся неотложными делами: подписывал документы, просматривал сводки. А из головы не выходила эта разгрузочная станция.
Примерно через час-полтора Кагановский позвонил снова.
— До рассвета управиться не успеем, — доложил он.
— Ваше решение?
— Неразгруженные вагоны приказал вывести со станции. Хуже другое.
— Что? — встревожился я.
— Ящики со снарядами выгружены штабелями на грунт, но подразделения, выделенные для их отправки в войска, не справляются с задачей.
Я тут же связался с начальником артспабжения, рассказал ему о сложившейся ситуации и напомнил об обещании своевременно завершить работу.
— Мои люди делают все, что могут, — ответил он. — Но все же направлю на станцию дополнительные силы.
К рассвету напряжение достигло предела. Мне хотелось бросить все и самому выехать на станцию. Но чем я мог помочь? Там находились достаточно грамотные и опытные начальники, способные правильно организовать работу. Не их вина, что сил оказалось слишком мало. Стало ясно, что подвел нас начальник артснабжения. Однако к чему искать виновных, коли всю ответственность, подписав распоряжение о приеме транспорта, я взял на себя. [64]
О том, что затем произошло на станции, я узнал во второй половине дня от вернувшегося оттуда майора Кагановского. Он положил мне на стол рапорт, в котором были изложены подробности.
Вражеские бомбардировщики, и, думается, далеко не случайно, появились на рассвете. На станцию посыпались бомбы. Одна из них попала в еще не разгруженный эшелон, который так и не успели вывести со станции. Снаряды сдетонировали. Взлетели на воздух и штабеля ящиков с боеприпасами, выложенных рядом на грунт. Нетрудно было представить, что творилось на железнодорожных путях: все горело, вокруг грохотали взрывы, свистели осколки, летели дымившиеся головешки.
Как выяснилось позже, капитан Смолин заметил, что пострадали от бомбежки не все эшелоны — один из них, стоявший на запасном пути, был еще цел. С помощью Филатова он быстро подогнал к нему паровоз и вывел эшелон из-под удара.
Успели сотрудники отдела военных сообщений совместно с железнодорожниками. спасти и некоторые другие грузы. И все же ущерб оказался немалым.
Я чувствовал свою вину и в то же время в чем-то оправдывал себя: ведь значительная часть боеприпасов, столь необходимых войскам, была вывезена и доставлена на огневые позиции артиллерии.
Прочитав докладную Кагановского и расспросив его обо всем, что он видел на станции, я определил примерные размеры ущерба и сел за рапорт на имя командующего армией. Нужно ли говорить, насколько нелегко составлять такие документы!
Своей вины я не отрицал, всю ответственность за случившееся полностью отнес на свой счет.
Думается, что судьба в какой-то мере оказалась милостивой ко мне, ибо дело кончилось выговором, хотя я был готов и к более строгому взысканию. И что с того, что наказан был и начальник артснабжения — он ведь как мог заботился о порученном ему деле.
Оставалось только сделать выводы из случившегося. Может быть, следовало реальнее оценить обстановку и вероятные последствия неверных действий? Но разве я ее не оценивал, рубил, как говорят, сплеча? Нет, конечно! И, принимая решение, сознавал его рискованность. Ведь куда проще было бы не поддаться на уговоры, подтвердить свое первоначальное, достаточно обоснованное решение. Но можно ли на войне добиться успеха, опираясь лишь на догмы, [65] не учитывая быстро меняющихся ситуаций, не рискуя, в конце концов, если риск кажется оправданным?
Что поделаешь, нелегка судьба руководителей. Иной раз складывается такая обстановка, что не сразу найдешь выход. Бывает, что есть сразу несколько решений, а выбрать-то нужно одно-единственное. Вот я и выбрал, а дело обернулось трагически. Как же нужно было поступить? Думается, что в данном случае было упущено главное — мы не смогли правильно оценить возможности подразделений, привлеченных к транспортировке, не усилили их немедленно, как только выяснилось, что своевременно решить задачу они не в состоянии. Окажись мы расторопнее, прозорливее — все сложилось бы иначе. Но это — если бы. А так случай на станции Радьковские Пески послужил для меня суровым уроком.
15 мая меня вызвали в Старобельск на совещание в штаб тыла фронта. Собрали нас, работников тыла, для подведения итогов работы по обеспечению войск материальными средствами в период весенней распутицы.
После разбора начальник тыла фронта генерал А. И. Шебунин поставил конкретные задачи и на будущее, хотя оно было пока неопределенным. Уже трое суток шло наступление войск фронта, но результаты его не радовали. До нас доходили сведения об ожесточенном сопротивлении гитлеровцев, о сосредоточении значительных сил противника у основания барвенковского выступа.
В ночь на 17 мая я возвратился в управление тыла армии и решил немного отдохнуть. Однако под утро меня разбудила сильная артиллерийская канонада. Одновременно с артподготовкой враг бросил на наши тылы свою авиацию. В тот день танковые и механизированные соединения противника начали наступление из районов Славянска и Краматорска.
Войскам 9-й армии не удалось отразить натиск численно превосходящего противника. В первый же день гитлеровцы прорвали нашу оборону. Основные события происходили на западном берегу Северского Донца, и нам с восточного берега, на котором в селе Банковское располагался тыловой пункт управления армии, было видно, как в прорыв устремились вражеские танки.
В результате стремительного наступления противника вдоль русла реки в южном направлении мы потеряли связь [66] с командованием, а полевая армейская база оказалась в 7–8 километрах от переднего края.
Сидеть в такой обстановке сложа руки и уповая на то, что рано или поздно удастся каким-то путем получить руководящие указания, было бы преступлением. Поэтому я, как старший из начальников, принял решение срочно организовать оборону на восточном берегу реки, используя части и подразделения тыла, а также запасной армейский полк, дислоцированный неподалеку от станции Святогорская.
Отдав необходимые предварительные распоряжения, вызвал к себе начальника дорожного отдела Тихоновского, приказал:
— Немедленно подготовить к уничтожению все переправы через Северский Донец. При подходе противника взорвать их.
Вскоре мне доложили о прибытии в Банновское запасного полка и подразделений тыла. Я собрал командиров, указал каждому подразделению район, а полку — участок обороны. Беспокоило то, что вооружение мы имели в основном стрелковое. Но надо было во что бы то ни стало задержать врага, пока не выведем из-под его удара полевую армейскую базу.
Командовать воинскими формированиями, занявшими оборону по берегу Северского Донца, я поручил майору Б. Г. Кагановскому{12}, а комиссаром был назначен бригадный комиссар В. И. Петрин.
Решив все вопросы по организации обороны, вызвал начальника отдела военных сообщений подполковника Г. А. Тимофеева, начальника санитарного отдела армии военврача 1 ранга Ф. Г. Баранова, начальника управления полевой армейской базы И. В, Добину и заслушал их доклады о готовности к передислокации армейских учреждений тыла. Полевую армейскую базу приказал перебазировать на железнодорожную станцию Радьковские Пески, а госпитальную — в Сватово.
Геннадий Афанасьевич Тимофеев тут же выехал на станцию Святогорская и лично организовал отправку эшелонов с частями и учреждениями тыла.
Управление тыла передислоцировалось в село Александровское. По пути туда я заехал на станцию Радьковские [67] Пески, чтобы проконтролировать, как идут дела по размещению частей и учреждений тыла. В общем-то я и раньше знал, что эта станция не отвечала требованиям, предъявлявшимся к размещению полевой армейской базы, ибо здесь было мало запасных путей, а следовательно, нельзя было принимать необходимое количество железнодорожных составов. Но иного выхода в создавшейся обстановке я не видел — ведь остальные железнодорожные станции оказались еще менее пригодными.
По докладам и личным наблюдениям я убедился, что работа шла полным ходом. Для перевозки имущества ПАБ использовались все виды транспорта; личный состав, выделенный на погрузку и разгрузку, трудился с предельным напряжением.
Немало волнений доставила проблема своевременной эвакуации со станции Святогорская медицинских учреждений. Начальник санитарной службы армии доложил, что санитарный транспорт загружен до отказа. Поэтому я приказал начальнику отдела военных сообщений срочно выделить в распоряжение Ф. Г. Баранова все свободные вагоны, а сам связался с медицинским управлением фронта и договорился о том, что для вывозки раненых будут высланы санитарные самолеты.
Благодаря принятым мерам, а главное, самоотверженному труду медицинского персонала госпитальной базы армии, к исходу 18 мая все раненые и больные были эвакуированы из угрожаемой зоны. В тот же день закончилась передислокация основных учреждений и имущества полевой армейской базы.
По ночам в наше расположение выходили пробившиеся из окружения и переправившиеся через Северский Донец отдельные подразделения и небольшие группы бойцов. Многих мы направляли на сборный пункт в село Александровку, где располагался второй эшелон армии. Опрос этих людей давал нам возможность получить приблизительное представление о численности и техническом оснащении вражеских войск на противоположном берегу, их передвижениях. Все заслуживавшие доверия данные наносились на оперативную карту, и в зависимости от складывавшейся обстановки вносились коррективы в организацию обороны. В то же время мы непрерывно предпринимали попытки установить связь с командующим, однако все они оказывались безрезультатными. И вдруг...
В ночь на 19 мая в расположение второго эшелона армии приехали командующий фронтом генерал-лейтенант [68] Р. Я. Малиновский, начальник штаба генерал-лейтенант А. И. Антонов и член Военного совета Л. Р. Корниец. Командующий приказал мне доложить обстановку.
Я развернул карту и изложил все, что мне было известно о положении в полосе армии, а также о предполагаемых силах и возможных направлениях действий противника.
Родион Яковлевич похвалил за подробный доклад и, обращаясь к своим спутникам, сказал:
— Вот ведь как порой получается: для того чтобы узнать обстановку, нужно побывать в управлении тыла армии.
Затем он расспросил меня о принятых мерах по выводу из-под удара врага полевой армейской базы снабжения и госпиталей.
Командующий одобрил наши действия и от имени Военного совета объявил мне благодарность за проявленную инициативу. Он дал указание прочно удерживать оборону по берегу реки до подхода резервов, которые должны будут сменить нас на этом рубеже. [69]